Сентябрьский вечер опустился на город незаметно, будто кто‑то осторожно накинул на улицы мягкий золотистый плащ. Солнце, уже почти скрывшееся за крышами старинных домов, окрашивало поверхность реки в оттенки расплавленного янтаря и меди. Вода неспешно несла свои воды, отражая последние лучи дня, и в этом свете всё вокруг казалось чуть нереальным, словно застывшим в хрупком равновесии между реальностью и сновидением.
Анна стояла на берегу, вслушиваясь в тихий шелест волн. Её взгляд был прикован к странному камню, наполовину погружённому в воду. Он выглядел древним — настолько древним, что, казалось, появился здесь задолго до того, как люди построили этот город. Поверхность валуна была испещрена символами, выгравированными с такой точностью, что невозможно было поверить в их естественное происхождение.
Она опустилась на корточки, осторожно проводя пальцами по холодным, влажным линиям. В какой‑то момент ей показалось, что камень едва заметно пульсирует под её прикосновением — или это просто биение её собственного сердца отдавалось в кончиках пальцев?
Достав блокнот и карандаш, Анна начала зарисовывать узоры. Линии ложились на бумагу с удивительной лёгкостью, будто её рука знала, как должны выглядеть эти знаки, даже если разум отказывался их распознавать. Она рисовала, не замечая, как сгущаются тени вокруг, как прохладный вечерний воздух становится всё ощутимее.
— Вы тоже его видите? — раздался вдруг тихий голос за спиной.
Анна вздрогнула, резко обернувшись. Перед ней стоял мужчина в потрёпанном плаще, с глазами, полными благоговейного страха. Его взгляд был прикован к камню, а пальцы слегка подрагивали, словно он боролся с желанием прикоснуться к нему.
— Вижу, — ответила Анна, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — А вы… вы знаете, что это?
Мужчина медленно покачал головой:
— Знаю лишь то, что он зовёт. Уже несколько дней я чувствую это — как будто что‑то внутри меня откликается на его призыв.
В этот момент камень слабо засветился. Неяркое, почти призрачное сияние, будто внутри него тлел уголёк, медленно разгораясь. Оба почувствовали лёгкий толчок в груди — сердце на миг сбилось с ритма, а затем забилось чаще, словно пытаясь догнать неведомый пульс, исходящий от камня.
Где‑то в глубине города в ту же секунду погасли фонари. На перекрёстке у старого театра машины остановились, будто водители одновременно потеряли управление. А в квартире Лизы, в трёх кварталах отсюда, холст на подрамнике начал покрываться мазками — картина рисовалась сама, без участия хозяйки…
Мужчина протянул руку к камню, но Анна резко остановила его:
— Не трогайте!
— Почему? — он обернулся, и в его глазах мелькнуло что‑то неуловимое — то ли страх, то ли восторг.
— Я не знаю, — призналась Анна. — Но что‑то подсказывает: это опасно.
Сияние угасло так же внезапно, как появилось. Камень снова стал обычным валуном, будто ничего и не было. Но оба понимали: это только начало.
— Меня зовут Максим, — наконец произнёс мужчина, отступая на шаг. — И я думаю, нам стоит поговорить.
Анна кивнула, чувствуя, как внутри разгорается странное, почти забытое любопытство. Она не знала, куда приведёт этот разговор, но одно было ясно: её жизнь только что сделала резкий поворот, и вернуться на прежнюю дорогу уже не получится.
Максим проснулся от кошмара. Опять тот взрыв, крики, лица товарищей. Он провёл рукой по шраму на виске и поднялся. В квартире было тихо, но что‑то изменилось. Воздух словно наэлектризовался — каждый вдох отдавался лёгким покалыванием в лёгких, будто он дышал не обычным кислородом, а чем‑то более плотным, насыщенным.
На столе лежал старый медальон, который он давно убрал в ящик. Теперь он лежал на самом видном месте, а внутри мерцал крошечный кристалл — бледно‑голубой, будто замёрзшая капля неба. Максим попытался открыть его, но тот не поддавался. Металл был холодным на ощупь, но внутри чувствовалось тепло, словно кристалл жил своей собственной жизнью.
Он поднёс медальон к окну. В лучах утреннего солнца кристалл заиграл новыми оттенками — появились вкрапления золотого и фиолетового. Максим вспомнил, как получил его: в тот день, когда их отряд попал в засаду. Один из бойцов, умирая, сунул ему в руку этот медальон и прошептал: «Он выведет тебя. Но не доверяй тому, кто знает его имя».
Кто мог знать имя кристалла? И почему сейчас, спустя столько лет, он вдруг начал светиться?
Максим провёл пальцами по гладкой поверхности медальона, пытаясь уловить хоть малейший признак того, что внутри него что‑то меняется. Кристалл пульсировал, едва заметно, но достаточно, чтобы его сердце начало биться чаще. Он знал это ощущение — то же самое, что испытывал перед боем, когда интуиция кричала: «Беги!» или «Атакуй!». Но сейчас не было ни врага, ни поля боя. Только медальон и тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на стене.
Он решил выйти на улицу. Свежий воздух мог помочь ему собраться с мыслями. Но едва он переступил порог квартиры, как почувствовал это снова — лёгкий толчок в груди, будто сердце на миг остановилось, а затем забилось в новом ритме.
У реки он встретил Анну. Она стояла у того самого камня, разглядывая его с таким же напряжённым вниманием, с каким он сам изучал медальон.
— Ты тоже его видишь? — спросил он, подходя ближе.
Анна обернулась. В её глазах читалось то же недоумение, что и у него.
— Да. И я не понимаю, что происходит.
Они стояли рядом, глядя на камень, и оба чувствовали, как между ними возникает невидимая связь — не словесная, не эмоциональная, а какая‑то иная, более глубокая. Будто они были частями одного механизма, только что пришедшего в движение.
— Этот камень, — продолжил Максим, глядя на воду, — он как будто зовёт. Ты слышишь?
Анна прислушалась. Сначала ей показалось, что это просто шум реки, но потом она различила едва уловимый гул — низкий, вибрирующий звук, будто далёкий колокол.
— Слышу, — прошептала она.
В этот момент медальон в кармане Максима слабо засветился. Анна заметила это и удивлённо подняла глаза.
— Что это?
— Сам не знаю, — признался Максим. — Но, кажется, это связано с камнем.
Они обменялись взглядами, в которых читалось одно и то же несказанное: «Мы не одни. И это только начало».