Недавно я вернулась домой из Австралии после неудачного замужества. Поддавшись внезапному чувству, я полетела на другой край земли. Однако, счастье было недолгим.
Он повторял, что полюбил меня за мой свет. За неуемную энергию, за радость, которую я несла в себе, за способность видеть хорошее даже в самые хмурые дни. Но постепенно этот свет стал чем-то, что он пытался контролировать, изменять, а в конечном итоге – высасывать из меня.
Его придирки начались незаметно, с мелочей, которые списывались на усталость или плохое настроение. Потом они стали постоянными, переросли в требования, в бесконечное недовольство всем, что я делала или не делала.
Я старалась угодить, изменить себя, стать «лучше», такой, какой он хотел меня видеть. Но чем больше я старалась, тем меньше оставалось меня.
Я чувствовала, как гасну, как превращаюсь в тень самой себя. Последней каплей стала его пощечина. Не сильная, не оставляющая следов, но обжигающая не физической болью, а осознанием того, насколько далеко все зашло.
В тот момент я поняла: это конец. Я не могла больше оставаться там, где меня уничтожают. Собрала самые необходимые вещи, свои немногочисленные, но дорогие сердцу книги и тихо ушла. Ушла туда, где, как я надеялась, смогу снова найти себя, свой потерянный свет. И улетела обратно, к себе домой.
Теперь мои дни походили один на другой. Все прежние контакты по работе были потеряны. Бесцельно пролистывая вакансии, которые не цепляли, я только теряла время.
Пыталась писать книгу, но с моим настроением выходила какая-то тоска смертная.
Встречи с друзьями были скорее формальностью, потому что рассказывать особо было нечего, а притворяться веселой, как раньше, не было сил. Той Маши, которая смеялась каждой шутке, больше не было. Осталась какая-то её бледная тень, которая пыталась понять, как жить дальше.
Единственным человеком, который не сдался и продолжал буквально ломиться в мою жизнь, была Оля. Моя Олька. Мы дружили с первого курса. Она всегда была моим личным солнышком, особенно в те моменты, когда я сама закатывалась за тучи. Рыжие кудри непослушным водопадом, россыпь конопушек на носу и щеках, заразительный смех – она была такой живой, такой настоящей.
Каждый день – или почти каждый – она звонила или писала.
– Ну что, выползаешь из своей раковины сегодня? – звучал ее бодрый голос в трубке. – Нам нужен срочно витамин Д и хорошее кино! Я тут нашла такую комедию, ты умрешь со смеху!
Я обычно отмахивалась.
– Оль, нет сил совсем. Давай как-нибудь в другой раз?
– Так вот поэтому и нет сил, что сидишь в четырех стенах! – не сдавалась она. – Тебе нужно развеяться, Маш! Срочно. Я сейчас к тебе приеду, и мы что-нибудь придумаем. Не спорь!
И она приезжала. Иногда, чтобы просто посидеть вместе, иногда привозила что-нибудь вкусненькое, иногда пыталась вытащить меня на прогулку. Она не давила, просто была рядом, напоминала своим присутствием, что мир не сузился до размеров моей маленькой квартиры и моих проблем. Я ценила это безумно.
Однажды вечером раздался звонок в дверь. Я не ждала никого. Выглянула в глазок – Оля. С огромным пакетом из моего любимого японского ресторанчика и двумя стаканами смузи.
– Открывай, это я! – крикнула она через дверь. – Операция "Спасти Машу от депрессии" продолжается!
Я вздохнула, но улыбнулась. С ней было легче. Открыла. Она ворвалась в прихожую, обдавая меня вихрем своего аромата (какими-то цитрусами и чем-то очень весенним) и позитивной энергии.
– Уф, еле дотащила! – поставила она пакет на пол. – Так, ты как? Видок, конечно… Но ничего, мы это исправим. Я тут нам взяла Филадельфию и Калифорнию, и... о, смузи! Для детокса души и тела. Пошли раскладываться!
Мы прошли на кухню. Пока она ловко доставала контейнеры с роллами, я машинально поставила чайник.
- Ну рассказывай, – сказала Оля, садясь за стол. – Есть новости на фронте поиска работы? Или написания шедевра?
Я пожала плечами. Слова застряли где-то в горле.
- Нет. Ничего нового. Откликаюсь на вакансии, но как-то без души, знаешь? Просто потому, что надо. И писать... Тоже не идет. Сажусь, смотрю на экран, и в голове пустота. Или мысли такие мрачные, что сама себе удивляюсь. Раньше ведь по-другому было.
Оля кивнула, ее янтарные глаза с сочувствием смотрели на меня.
- Я помню. Мы же с тобой всегда были "два солнца", помнишь? Ты – мое, я – твое. Светили так, что рядом с нами всем было теплее. А сейчас... Маш, ты как будто за шторкой прячешься.
- Так и есть, наверное, – тихо ответила я. – Потухла я, Оль. Не осталось огня. Только какая-то... зола.
Она быстро протянула руку через стол и накрыла мою ладонь своей. Её пухленькие пальцы были теплыми и сильными.
- Не говори так! Это временно. Просто нужно время, чтобы снова разгореться. А я помогу. Мы вместе раздуем этот твой огонек. Главное – не сидеть в темноте одной. Помнишь, как мы в универе? Если у кого-то был завал или становилось просто грустно, мы всегда собирались вместе. Смеялись, шутили, поддерживали друг друга. Это всегда помогало.
- Тогда было проще, – вздохнула я. – Проблемы были другие. И я сама была другой. Не знала тогда, что можно вот так... потерять себя.
- Не проще, а просто ты верила, что справишься. И справлялась же! – возразила Оля. – И сейчас сумеешь. Только нельзя сдаваться. Слушай, может, просто сменить обстановку? Поехали на выходные за город? Или хотя бы в парк сходим завтра? Там сейчас так красиво, сирень цветет...
- Не хочу, Оль, – покачала я головой. – Правда. Мне сложно сейчас даже просто собраться. Выйти на улицу кажется подвигом.
Она нахмурилась, но без осуждения. Понимала, кажется, хотя и не принимала мое состояние.
- А если... Ну, вот всего лишь посидеть в кафе? У нас на углу открыли новую кофейню, там такие вкусные пончики! Просто выйти, подышать другим воздухом?
- Не уверена... – начала я.
- Ну попробуй! – настаивала она. – Обещаю, если через полчаса тебе станет совсем невыносимо, мы сразу вернемся. Но ты же знаешь, иногда достаточно маленького шага.
Маша посмотрела в зеркало и вздохнула. Конечно, до общепризнанных красоток ей, по её собственному мнению, было далеко. Но если честно… все было не так уж и плохо. Лицо было слишком широким для идеального овала, но скулы неплохо выделялись. Нос сапожком не портил, а скорее придавал индивидуальности. Глаза… ну, глаза были, пожалуй, единственной гордостью – большие, серо-зеленые, они умели отражать свет и казались глубокими, когда она не чувствовала себя совсем уж погасшей. Волосы, густые и непослушные, вечно стремились жить своей жизнью. Ключицы выступали резко. Бедра, признаюсь, были немного полноваты, хотя талия оставалась тонкой. В общем, не модель с обложки, но и не совсем уж серая мышь. Обычная девушка, которая в хорошем настроении могла показаться очень даже милой. Главное, чтобы это настроение вернулось.
Перелет занял по ощущению бесконечное количество часов. Маша сидела у иллюминатора, смотрела на проплывающие внизу облака, на синеву, переходящую в чернильную темноту. Оля спала рядом, уткнувшись в Машино плечо, ее рыжие кудряшки разметались по подушке. В какой-то момент, когда солнце уже клонилось к горизонту, а самолёт приближался к американскому побережью, Маша заметила что-то удивительное. Небо не было привычно розовым или оранжевым на закате. Оно приобрело нежный, призрачный сиреневый оттенок. Словно кто-то пролил фиолетовую краску по горизонту. Это было так красиво и необычно, что девушка замерла, вглядываясь в эту магию. В голове мелькнула мысль – лавандовый. Тетя София, её "Лавандовый роман", и теперь такое же небо. Показалось, что это хороший знак. Что-то внутри тихонько шепнуло: "Всё будет хорошо".
Наконец, приземлились. Аэропорт Нью-Йорка встретил нас гулом, суетой и запахом чужой земли. Девушки прошли таможенный и паспортный контроль, забрали багаж и выбрались наружу. Сердце колотилось от нервозности и ожидания. Как это – приехать в чужую страну, где у тебя только дом, который ты никогда не видела, оставленный почти незнакомой тетей?
В аэропорту их ждал человек в строгом костюме с табличкой "Мария Петрова". Поверенный. Он оказался невысоким, пожилым мужчиной с добрыми глазами по имени мистер Дэвис. Он говорил спокойно, размеренно, объяснил, что все документы уже готовы, и он отвезет их прямо к дому.
По дороге мистер Дэвис немного рассказал о тете Софии. Оказалось, она была удивительной женщиной – яркой, независимой, много путешествовала. Писательство было ее страстью, но и жизнь вне страниц была насыщенной. Он упомянул, что у нее была страсть к лаванде. Она привозила ее саженцы из разных уголков мира.
- Она была немного… эксцентричной, мисс Петрова, – улыбнулся мистер Дэвис. – Но очень доброй. И очень любила этот дом. Думаю, ей бы понравилось, что он переходит к вам. Других наследников мы не нашли.
Они ехали довольно долго, в окне машины мелькали незнакомые пейзажи, менялся свет, менялось все. Чем ближе мы подъезжали к пригороду, тем тише становилось на дорогах, больше появлялось зелени и уютных домиков. Наконец, машина свернула на тихую улочку, обсаженную деревьями, и остановилась перед небольшим, но очень милым двухэтажным домом с покатой крышей и верандой.
Первое, что бросилось в глаза – это цвет. Невероятное количество лаванды! Она росла повсюду: вдоль дорожки, под окнами, пышными кустами у крыльца. В воздухе стоял густой, сладковатый аромат, который словно обволакивал. Цветы были всех оттенков сиреневого и фиолетового, некоторые уже отцветали, другие только набирали цвет. Весь двор был настоящим лавандовым морем.
Оля ахнула и бросилась вперед.
- Маша! Ты видишь?! Это просто невероятно! Сказка! Сколько ее! Это так… так волшебно!
Она бегала по дорожке, восторженно размахивая руками, словно маленький ребенок, попавший в сказку. Ее рыжие кудри прыгали, а веснушки, казалось, стали еще ярче от радости. Ее восторг был искренним и таким заразительным. Глядя на нее, Маша не могла не улыбнуться.
Она стояла рядом с мистером Дэвисом, держа в руках тяжелый пакет с документами и ключами, и просто смотрела на этот лавандовый рай. Это было больше, чем просто дом. Это было послание. Название романа, цвет неба, и теперь этот двор… Словно тетя София оставляла Маше не просто недвижимость, а какой-то символ, знак. Все это не могло быть просто так. Чувство надежды, то самое, что мелькнуло в самолете, стало сильнее. Возможно, это действительно был шанс начать все сначала. Шанс найти себя, найти свое место. Шанс на свой собственный "лавандовый роман".
Мистер Дэвис улыбнулся.
- Вот, мисс Петрова, – сказал он. – Теперь это ваш дом. Если возникнут любые вопросы, вот моя визитка. Не стесняйтесь обращаться.
Маша поблагодарила его. Он еще раз сжал её руку, сел в машину и уехал. Подруги остались вдвоем. Перед нами был дом, окруженный ароматным сиреневым морем цветов, и совершенно новое, неизведанное будущее.
Оля подбежала к Маше, сияя.
- Ну что? Идем смотреть твоё королевство?
Маша кивнула, все еще чувствуя легкое оцепенение от масштаба происходящего. Девушки сделали шаг к двери. И этот момент услышали мужской голос.
- Сорри, – раздалось откуда-то сбоку.
Через невысокий деревянный забор, отделяющий двор тети Софии от соседского, перевешивался мужчина.
Он был светловолосый, с приятным открытым лицом и, кажется, очень добрыми глазами. Ему было на вид лет тридцать пять. Он смотрел на девушке с любопытством.
- Вы новые хозяйки дома Софии? – спросил он, легко улыбаясь.
Маша пожала плечами.
-Да. Так получилось.
-Давайте я покажу вам всё здесь, - сосед легко перепрыгнул через белый заборчик.
Маше показалось это странным: вроде бы его не приглашали. Она глубоко вздохнула. Хоть какая-то маленькая радость во всей этой неопределенности – она знала английский. Вместе с Олей учились в специализированной школе с углубленным изучением языка, и даже сейчас, когда она чувствовала себя такой потерянной, мысль о том, что хотя бы языковой барьер не будет добавлять проблем, принесла хоть какое-то облегчение.
Алекс лучезарно улыбался, явно ожидая приглашения войти. Он уже сделал шаг к порогу. В его глазах читался неподдельный интерес, и, возможно, даже какое-то нездоровое желание быть первым, кто войдет с нами в этот старый, таинственный дом. Но что-то внутри Маши, какая-то тихая, но настойчивая интуиция, шепнула: «Пока нет. Это наше пространство, с которым у нас сейчас первое знакомство».
- Спасибо большое, Алекс, вы нам очень помогли, - Маша постаралась, чтобы её голос звучал как можно дружелюбнее, но твердо. - Думаю, дальше мы сами справимся. Хочется сначала немного освоиться вдвоем.
На его лице на мгновение промелькнуло что-то вроде удивления, а может, и легкого разочарования, но он тут же снова улыбнулся, легко и непринужденно.
- Конечно, понимаю! – он сделал шаг назад. - Первые впечатления - это важно. Если что, я по-соседски всегда рядом, через живую изгородь. Не стесняйтесь обращаться. Рад знакомству!
Он кивнул девушкам и, развернувшись, легкой походкой направился к своему дому, скрытому за пышной зеленью. Маша с Олей смотрели вслед соседу, пока его фигура не растворилась в сгущающихся сумерках.
- Ну ты даешь, Маш! - Оля толкнула подругу в плечо, как только он скрылся из виду. - Такой симпатичный парень, а ты его отшила! Мог бы помочь чемоданы затащить на второй этаж.
- Оль, не знаю… Просто почувствовала, что так надо, - Маша пожала плечами, сама не до конца понимая свой порыв. - Хочется сначала самой все осмотреть, почувствовать этот дом. Без посторонних.
Девушки повернулись к двери. Тяжелый ключ с трудом провернулся в старом замке, и с протяжным скрипом дверь распахнулась, впуская нас в прохладный сумрак дома. Первое, что они почувствовали - это удивительный запах. Смесь чего-то неуловимо знакомого, родного: старого дерева, сухих трав, все той же лаванды, присутствовала и едва заметная сладковатая нотка, будто здесь не так уж давно пекли пироги с яблоками и корицей. Этот аромат окутал Машу, вызвав странное чувство дежавю и какого-то глубинного спокойствия. Аура этого дома была… как будто её собственной.
Они оказались в просторном холле. На полу лежали потертые, но все еще яркие ковровые дорожки. Стены были обшиты темными деревянными панелями, а прямо перед нами взлетала на второй этаж широкая лестница с резными перилами. Слева виднелась дверь, видимо, ведущая в гостиную, справа - еще одна.
- Ух ты! - выдохнула Оля, осматриваясь с не меньшим любопытством, чем Маша. - А здесь… интересно. Немного пыльно, конечно, но как-то… уютно, что ли?
- Да, есть такое, - согласилась Маша, проводя рукой по гладкой поверхности перил. Дерево было теплым на ощупь.
Девушки решили начать осмотр с первого этажа. За левой дверью действительно оказалась гостиная. Это была большая, светлая комната с тремя высокими окнами, выходящими в сад. Сейчас, в сумерках, через них пробивался лишь слабый сиреневый свет, но Маша представила, как здесь, должно быть, солнечно днем.
В центре комнаты стоял большой камин, облицованный старинной плиткой с пасторальными рисунками. Вокруг него расположились два глубоких кресла, обитых выцветшим бархатом, и маленький кофейный столик с резными ножками. Вдоль стен тянулись полки, уставленные рядами старых книг в кожаных и матерчатых переплетах.
- Представляешь, сидеть тут вечером у камина с книжкой? - мечтательно протянула Оля, плюхнувшись в одно из кресел. Оно недовольно скрипнуло, но выдержало. - Это же просто мечта!
Маша подошла к окну. Сад за ним выглядел таинственно и немного дико. Луна, уже поднявшаяся на темнеющем небе, отбрасывала причудливые тени от деревьев.
Следующей мы осмотрели кухню. Она оказалась на удивление просторной и светлой, хоть и старомодной. Большой деревянный стол посередине, множество шкафчиков и полочек, старая, но очень основательная плита. На подоконнике стояли горшочки с засохшими травами – розмарин, тимьян…
Маша потерла пальцами сухой листик розмарина, и по кухне разлился терпкий, пряный аромат.
На одной из полок она заметила ряд баночек с домашним вареньем, закрытых тканевыми крышечками. Каждая была аккуратно подписана каллиграфическим почерком: «Малиновое, 1998», «Сливовое, 2001». Сердце почему-то сладко защемило.
За кухней обнаружилась небольшая комната, видимо, служившая столовой. Круглый стол под скатертью с вышитыми цветами, старинный буфет с посудой за стеклянными дверцами - тарелки с нежным цветочным узором, пузатые чайники, изящные чашечки. Все было покрыто тонким слоем пыли, но чувствовалось, что за этими вещами когда-то с любовью ухаживали. На стене висели акварельные пейзажи в простых деревянных рамках - очень милые, немного наивные, но полные света и тепла. Может быть, их рисовала сама тетя София?
- Слушай, а тут правда здорово, - Оля провела пальцем по пыльной поверхности буфета, оставляя светлый след. - Какая-то особая атмосфера. Как будто время остановилось.
- И не говори, - кивнула Маша. - Мне здесь… хорошо. Спокойно.
Мы вернулись в холл и решили подняться на второй этаж. Лестница скрипела под каждым нашим шагом, но скрип этот был не раздражающим, а каким-то спокойным, милым, словно старый дом здоровался с нами. Наверху оказался длинный коридор с несколькими дверьми по обе стороны.
Первая дверь слева вела в просторную спальню. Большая кровать с высоким деревянным изголовьем, покрытая выцветшим лоскутным одеялом, старинный туалетный столик с овальным зеркалом, в котором сейчас отражались наши немного растерянные лица, и огромный платяной шкаф. Окна выходили на другую сторону дома, из них открывался вид на задний двор и темнеющий лес вдалеке.
- Эту комнату беру себе! - тут же заявила Оля, бросая свою сумку на постель. - Обожаю такие кровати! И вид из окна потрясающий.
Маша не стала спорить. Ей почему-то хотелось найти «свою» комнату, почувствовать, что вот она, ждет именно её.
Следующая дверь вела в ванную. Огромная чугунная ванна на львиных лапах, раковина с двумя кранами - для горячей и холодной воды, как в старых фильмах, и унитаз с бачком сбоку которого висела цепочка. Все было очень чистым, хоть и старым. Плитку на полу и стенах украшал марокканский сине-белый узор.
Шаги по лестнице отдавались гулким эхом в тишине старого дома. Маша, скрепя сердце, шла вперед, чувствуя, как Оля за спиной буквально вибрирует от нетерпения. Алекс стоял с тарелкой, прикрытой белоснежной салфеткой. От тарелки исходил умопомрачительный аромат свежей выпечки.
- Добрый вечер еще раз, - улыбнулся он. Улыбка у него была открытая, немного смущенная. - Решил вот, по старой доброй традиции, угостить новосёлов. Это яблочный пирог, моя мама такой пекла. Надеюсь, вам понравится.
Он протянул тарелку Маше.
Маша взяла пирог, чувствуя неловкость. Щеки слегка покраснели.
- Спасибо большое, не стоило…
- Да что вы, пустяки, - отмахнулся Алекс. - Я тут преподаю историю в местной школе, так что если вдруг какие вопросы по окрестностям или понадобится что – обращайтесь смело. Рад, что дом ожил. А то после…того, как нашей прекрасной Софии не стало…
Оля, не в силах больше сдерживаться, высунулась из-за Машиной спины.
- Ой, какой пирог! - воскликнула она с энтузиазмом. - А мы как раз собирались чай пить!
- Ну, я, наверное, не буду вам мешать. Приятного чаепития. Если что, я рядом.
- А вы к нам на чай не хотите? - неожиданно для самой себя брякнула Оля, кокетливо поправив выбившуюся прядь. - Пирог-то ваш!
Маша метнула на подругу неодобрительный взгляд, но та лишь невинно улыбнулась и захлопала рыжими ресницами.
Алекс на мгновение замешкался.
- Спасибо за приглашение, Оля, но, пожалуй, в другой раз, - он снова посмотрел на Машу, которая стояла, немного отстраненно, и явно не разделяла энтузиазма подруги. - Не хочу быть навязчивым в первый же вечер. Обустраивайтесь. Еще раз – добро пожаловать.
Он коротко кивнул и, развернувшись, зашагал по дорожке к своему дому.
Маша молча закрыла дверь и прислонилась к ней.
- Ну ты даешь, Оль, - проговорила она устало. - Зачем ты его позвала?
- А что такого? - пожала плечами подруга, забирая у Маши пирог и с наслаждением вдыхая его аромат. - Симпатичный мужчина, да еще и с пирогом! Редкий экземпляр в наше время. А ты опять как бука. Маш, ну серьезно, он же просто проявил дружелюбие.
Маша вздохнула, но спорить не стала. Она взяла пирог, который Оля заботливо оставила на пристенном столике в прихожей, и направилась в кухню.
- Ну что, чай? - спросила она уже у порога кухни, словно пытаясь переключиться.
Кухня была просторной, с низким потолком, отделанным грубоватыми деревянными балками, и казалась настоящим порталом в прошлое. Здесь не было ни глянцевых поверхностей, ни сенсорных панелей, ни встроенной техники. Зато посредине, словно древний страж, возвышалась огромная, чугунная, старинная плита. Ее потемневшая от времени поверхность хранила следы тысяч приготовленных обедов, а тяжелые конфорки из литого металла выглядели незыблемо, словно вечные. Рядом с ней, на краю деревянной изрезанной столешницы, стоял допотопный большой эмалированный коричневый чайник с широким дном и изогнутым носиком, который, казалось, помнил еще времена чаепитий других поколений и долгих зимних вечеров. На стенах висели простые деревянные шкафы с филенчатыми дверцами, за одной из которых виднелись ряды пожелтевших от времени тарелок. Все здесь было таким основательным, неспешным, словно каждая вещь имела свою историю, рассказываемую без слов.
- Ого! - воскликнула Оля, оглядываясь. - Это не кухня, это какой-то музей! А как им вообще пользоваться? Это ж не просто кнопочку нажал, и вода закипела.
Она подошла к плите, провела пальцем по ее холодной, но такой монументальной поверхности.
- Представляешь, Маш, наши бабушки вот так каждый день готовили. Ни тебе микроволновки, ни мультиварки. Только хардкор!
Маша слабо улыбнулась.
- Надеюсь, вода тут все-таки из крана льется, - она открыла кран, и из него лениво побежала тонкая струйка. - А вот с нагревом придется попотеть. Наверное, там газ, или что?
Оля уже вовсю исследовала старинный буфет.
- Ой, смотри, Маш, какие чашки! - она достала две кружки из керамики ручной работы с неброским цветочным выпуклым узором, обводя пальцем потертую позолоту по краю. - Не наши хипстерские стаканы из Икеи. Эти прямо с характером.
- Давай-ка найдем спички, - предложила Маша, присматриваясь к конфоркам. - Или чем тут обычно поджигают?
Оля тут же бросилась на поиски, открывая один ящик за другим с энтузиазмом исследователя.
- Так, а где тут что? Здесь явно хранили какие-то секреты. Может, тут клад зарыт? - она театрально прищурилась, осматривая содержимое одного из выдвижных ящиков. - О! Нашла! Пачка спичек даже болтается, - Оля протянула коробок Маше.
Маша аккуратно повернула вентиль на плите, и тихо зашипел газ. Она чиркнула спичкой, и голубое пламя заплясало над конфоркой, освещая их лица причудливыми тенями. Она наполнила чайник водой и поставила его на огонь.
- А ты, оказывается, с древними артефактами умеешь обращаться! - подколола Оля, пристраиваясь рядом и наблюдая за процессом с видом школьницы на уроке химии.
- Так и хочется сказать: "Добро пожаловать в прошлый век", - Маша невольно расслабилась, глядя на танцующее пламя. - Но знаешь, в этом что-то есть… такое настоящее.
- Ага, настоящее без интернета и с медленным чаем, - засмеялась Оля. - Представь, если бы тут не было вайфая. Ты бы тогда точно из депрессии вышла. От скуки.
Маша легко толкнула ее локтем.
- Смешно, - пробормотала она, но уголки губ приподнялись, и ее глаза потеплели. - Ты знаешь, я вот смотрю на эту плиту, на этот чайник… и будто время замедляется. Никто никуда не торопится. И так хорошо…
- Вот видишь! А то все "чернуха, тоска, муж-козел". А тут красота! - Оля подмигнула, уже с воодушевлением предвкушая чаепитие. - Надо будет фотки выложить, показать твоему бывшему, какую ты экзотическую жизнь ведешь. Пусть обзавидуется.
- Оль, перестань, - Маша покачала головой, но в голосе её заметно повеселел. - Не напоминай о нём лучше.
Маша проснулась первой. Светлое утро просачивалось сквозь неплотно задернутые шторы старинного дома тети Софии, но ощущение покоя, обычно присущее сельской местности, было обманчивым.
В воздухе висел невидимый груз, тяжелая тишина, нарушаемая лишь редким щебетом незнакомых птиц за окном и отдаленным шелестом листвы. Маша вздохнула. Вчерашний вечер, находка старого альбома, пожелтевшие фотографии и особенно странные, едва заметные заметки на полях — все это неотступно крутилось в голове.
Она осторожно поднялась и подошла к окну. Бескрайние поля, уходящие к горизонту, где сливались с линией леса, и старый сарай, видневшийся вдали, казались такими же немыми свидетелями, как и стены этого дома. Вокруг дома же как будто сиреневый туман опустился плотным душистым облаком.
Маша повернулась к столу, где лежал альбом. Пальцы сами потянулись к нему. Она медленно перелистывала страницы, её взгляд скользил по выцветшим лицам. Вот групповая пожелтевшая фотография, а на ней снова вырезанная фигурка. И не узнать теперь - каким было выражение лица у этого загадочного человека. Кто это был…И рядом, совсем мелким почерком, карандашная пометка: “Почему о ней никто не говорил? Как так можно вычеркнуть человека?”
Маша нахмурилась. Эти вопросы, словно шепот из прошлого, были повсюду. Под одной из фотографий, где тетя София была еще совсем молодой, серьезной девушкой, красовалось: “Я одна. Разве оно того стоило?” Маша ощущала, как внутри опять нарастает смутная тревога. Это не были просто исторические заметки, как пыталась убедить её Оля. Это были поиски, сомнения, возможно, даже боль.
- Ты уже не спишь? - раздался сонный голос Оли. Она подняла голову, потерев глаза. - Опять этот альбом?
Маша кивнула, не отрывая взгляда от страницы.
- Я не могу отделаться от мысли, что тетя София что-то искала. Что-то очень важное. Эти заметки... они не похожи на обычные исследования. Чувствуешь, как будто она задавала вопросы сама себе, а не для кого-то? - Маша повернула альбом к Оле. - Вот смотри: “Кто знал правду? Почему никто не сказал? Это все так запутанно…” - прочла она вслух.
Оля зевнула.
- Может, это просто её эксцентричность? Ну, знаешь, как у старых людей бывают свои заморочки. Она же была довольно странной.
- Странной - да. Но не сумасшедшей, — возразила Маша. - И эти вопросы... Они не о какой-то мелочи. Они о тайне. Чувствуешь? Как будто она пыталась собрать воедино что-то, что было тщательно спрятано. Умышленно. Это не просто «заморочки». Это ключ к чему-то очень большому. Маша закрыла альбом, но его невидимый вес давил на неё.
Разговор прервал звук подъезжающего автомобиля. Гравийная дорожка зашуршала под колесами, и вскоре у парадного входа остановился уже знакомый большой черный седан. Из него вышел высокий, безупречно одетый мужчина лет пятидесяти, с аккуратной стрижкой и строгим выражением лица. Мистер Дэвис.
— Доброе утро, мисс Петрова, — произнес он, кивнув головой. Его голос был доброжелательным, но дежурным. Как у телефонного бота-оператора. - Мистер Митчелл, мой помощник, привез оставшиеся документы для оформления наследства. Я приехал лично, чтобы убедиться, что все в порядке.
Он кивнул своему помощнику, который уже выгружал из багажника несколько объемных папок. Маша почувствовала легкое раздражение от его нарочитой пунктуальности и выверенной, вылизанной вежливости. С момента приезда в Америку ей казалось, что все вокруг движется по какому-то невидимому, заранее прописанному сценарию.
Они вошли в дом.
- Мы как раз пытались разобраться во всем этом, мистер Дэвис, - начала Маша, неопределённо обводя рукой дом. - Тетя София оставила нам довольно много... загадок.
Мистер Дэвис едва заметно приподнял бровь.
- Мисс София всегда была дамой со своими... особенностями, - сказал он, усаживаясь в кресло и открывая одну из папок. - Однако все финансовые и юридические дела она вела с образцовой точностью. Недостающие бумаги касаются лишь некоторых формальностей и будут переданы вам после изучения.
Он достал из папки несколько листов, исписанных мелким шрифтом, и протянул их Маше.
- Здесь вам потребуется поставить несколько подписей. Все довольно стандартно. Единственное, что может вызвать задержку, - это настойчивое внимание к имуществу мисс Софии со стороны определенных лиц.
Маша взглянула на него.
- Что вы имеете в виду?
- Ну, скажем так, - мистер Дэвис поправил очки, - объявилась некая миссис Эвелин Стоун. Она утверждает, что является дальней родственницей по линии матери мисс Софии и претендует на старинные драгоценности. Довольно навязчивая особа, должна заметить. Никаких доказательств родства предоставить она не смогла. Также некий мистер Роберт Миллер, бывший партнер мисс Софии по инвестициям, внезапно проявил большой интерес к земельному участку на восточной границе. Он утверждает, что у него есть некие "устные договоренности" с вашей тетей. Никаких подтверждающих документов, конечно.
Оля переглянулась с Машей.
- То есть, у тети Софии были... проблемы с наследниками?
- Проблемы - слишком сильное слово, - мягко улыбнулся мистер Дэвис. - Скорее, обычные сложности, которые всегда возникают при управлении значительным состоянием. Просто знайте, что подобные претензии могут возникнуть. Мы, разумеется, будем их отклонять.
Маша кивнула, внутренне отмечая имена. Эвелин Стоун, Роберт Миллер... Вот они, первые ниточки. Кто из них мог знать что-то о тайне тети Софии? Или, возможно, именно тетя София узнала что-то о них?
Мистер Дэвис разложил на столе целый ворох документов: банковские выписки, выписки из земельного кадастра, страховые полисы, счета за коммунальные услуги. Маша начала их просматривать: цифры, даты, имена незнакомых компаний - все сливалось в единый поток бюрократической информации. Внезапно её взгляд зацепился за знакомый герб штата Нью-Йорк на одном из документов. Это было свидетельство о смерти тёти.
- Мистер Дэвис, - голос Маши дрогнул, - я ведь ничего не знаю о смерти тети Софии. Что, она просто...умерла от старости? У неё же был такой преклонный возраст, или она болела?
Полуденное солнце ласково гладило макушки старых деревьев, отбрасывая длинные тени на ухоженную, но уже немного одичавшую лужайку перед домом. В самой глубине сада, там, где высились густые кусты сирени и целая клумба, утопающая в фиолетовых и лиловых тонах лаванды и флоксов, Маша нашла свой маленький райский уголок. Здесь, под раскидистым кустом жасмина, стоял старый, облезлый металлический столик, видавший не одно десятилетие. Его краска местами облупилась, обнажая ржавый металл, но это лишь добавляло ему шарма и ощущения вечности. На столике, рядом с потрепанной книгой, которую Маша не глядя взяла с полки и какое-то время читала рассеянно, дымилась чашка ароматного кофе – легкий запах цитруса и свежесваренного зерна приятно щекотал ноздри.
Оля, после сытного обеда, отправилась наверх —здравствовать с Морфеем. Маша же предпочла побыть здесь, на воздухе. Она сидела в старом, удобном плетеном кресле, прикрыв глаза, глубоко вдыхая смешанные ароматы цветов и теплой, летней земли. Тяжелый, обтянутый бордовым бархатом семейный альбом лежал у неё на коленях, его страницы хранили отголоски чужой, такой знакомой и одновременно чужой жизни. Ей хотелось посмотреть его еще раз внимательно при свете дня. Она только что перелистнула страницу, где юная София, совсем девчушка, смущенно улыбалась в камеру, окруженная букетами каких-то нежных, почти прозрачных цветов.
– Какая у вас здесь идиллия, Мэри! – раздался вдруг за спиной чересчур бодрый голос, от которого Маша невольно вздрогнула. Чашка с кофе едва не выпала из рук, а сердце на мгновение пропустило удар. Она обернулась.
За заборчиком, чуть наклонив голову набок, стоял Алекс. Его широкая, буквально до ушей улыбка казалась неизменной – словно приклеенной. Складывалось ощущение, что он всегда ходит по миру с этой улыбкой, готовый в любой момент источать дружелюбие. Он был одет в светлую рубашку поло и чистые шорты, как всегда аккуратный и... слишком безупречный для человека, который, казалось бы, занимался хозяйством. В руках он держал небольшой, но идеально подстриженный куст, который, судя по всему, собирался высадить.
– Ох, Алекс, вы меня напугали! – Маша попыталась улыбнуться, но чувство неловкости никуда не уходило. – Я так задумалась, совсем не услышала, как вы подошли.
– Прошу прощения, соседушка, – его голос был мягким, бархатистым, но каким-то слишком уж обволакивающим. – Я старался быть максимально бесшумным, чтобы не нарушить вашу медитацию. Но такой красотой и гармонией невозможно не полюбоваться! – он сделал широкий жест рукой, указывая на лавандовую клумбу, которая, казалось, тянулась к нему, благоухая. – Это же надо, такое сокровище досталось вам! София очень любила этот уголок. Она часами могла здесь сидеть, совсем как вы.
Последняя фраза заставила Машу слегка напрячься. Откуда Алекс знает, как долго София сидела здесь? Не то чтобы это было большой тайной, но его слова звучали так, будто он был здесь, наблюдал. Она поправила альбом на коленях.
– Да, здесь очень спокойно, – ответила Маша, стараясь говорить ровно. – Я просто пересматривала старые фотографии.
Алекс сделал несколько шагов, и вот он уже стоял совсем рядом со столиком, чуть ли не нависая над Машей. Его взгляд скользнул по книге, которую она читала – исторический роман о Нью-Йорке начала 20 века. а потом его взгляд задержался на фотоальбоме
– Ах, этот альбом! – воскликнул он, словно они были старыми друзьями, делящимися воспоминаниями. – Сколько же секретов он хранит, верно? София редко его показывала, но я всегда знал, как он важен для неё. – Он улыбнулся ещё шире, и Маше показалось, глаза его, казалось, тоже лучились этой улыбкой, но что-то в них всё равно оставалось непроницаемым. – И вы, должно быть, ищете в нём ответы на те вопросы, что витают в воздухе, не так ли?
Маша почувствовала, как внутри что-то сжалось. Этот вопрос был слишком прямым, слишком проницательным для человека, который, по её информации, был просто соседом. И он, кажется, совершенно не стеснялся намекать на её сомнения относительно смерти тети Софии.
– Ну... я просто интересуюсь историей семьи, – попыталась уйти от ответа Маша, слегка отведя взгляд. Ей вдруг стало некомфортно под его пристальным взором.
Алекс, однако, не унимался. Он наклонился, чтобы лучше рассмотреть клумбу.
– Кстати, – начал он, выпрямляясь и возвращая внимание к Маше, – я давно заметил, что насос для полива в этом углу немного засорился. Я могу починить его сегодня же, если хотите? Чтобы вы не беспокоились, что эта красота завянет. У меня как раз есть все нужные инструменты.
Маша моргнула. Конечно же, она не знала, что здесь есть отдельный насос, и уж тем более, что он засорился. Её никогда не беспокоил полив цветов, тем более лаванды, которая довольно неприхотлива. Но, конечно же, вода нужна всему и полив был необходим.
– О, спасибо, Алекс, это очень мило, – произнесла она, пытаясь найти нужные слова. – Но я не уверена, что вам это удобно...
– Ну что вы! – перебил он её с такой же лучезарной улыбкой. – Это же сущие пустяки! Для такой прекрасной дамы и любимого дома я готов на всё! Тем более, что я здесь, можно сказать, за главного после Софии. Ха-ха-ха. Знаю каждый кустик, каждый уголок. Позвольте мне заняться этим, и вы забудете о проблемах с поливом! – Он чуть ли не упрашивал, его усердие было почти невыносимым.
Маша ощутила, как по её спине пробежал легкий холодок. Его любезность, его готовность взять на себя любые заботы, его осведомленность о каждой детали дома и даже о её собственных мыслях – всё это создавало странное, необъяснимое чувство тревоги. Она никак не могла ухватить, что именно было не так, но что-то было. Слишком. Слишком много всего. Он был похож на идеально подобранную перчатку, которая, однако, чуть-чуть не сидит на руке.
– Что ж, спасибо большое, Алекс, – наконец сказала она, стараясь вернуть себе контроль над ситуацией. – Если вам не сложно, то почему бы и нет. На время, пока я не найду…
Воздух был свеж и влажен после ночного дождя, пахло сырой землей, прелой листвой и чем-то неуловимо сладким – то ли отцветающими яблонями, чьи ветви тяжело клонились к земле под внезапно обрушившейся на них утренней росой, то ли дальними, едва уловимыми нотками лаванды, доносившимися со стороны основного сада. Мир еще спал, погруженный в ту особенную предрассветную тишину, когда слышно лишь пение самых ранних пташек да мерный шелест листьев.
Маша, босиком, в одной лишь тонкой хлопковой ночной рубашке, накинула на плечи тяжелую, старыми духами и немного лекарствами, вязаную шаль тети Софии. Эта шаль была как объятие – теплая, уютная, дарящая чувство защищенности. С дымящейся чашкой крепкого кофе в руках она вышла на старое деревянное крыльцо. Прохладные, влажные доски приятно холодили ступни.
Она присела на верхнюю ступеньку, подтянув колени к груди и плотнее кутаясь в шаль. От кофе исходил густой, бодрящий аромат. Маша сделала маленький глоток, прикрыв глаза от удовольствия. Здесь, в этой утренней свежести, в этом почти первозданном покое, ей было на удивление хорошо. Все тревоги вчерашнего дня, связанные с приездом и первыми впечатлениями от опустевшего дома, словно отошли на второй план, уступив место странному, но приятному чувству умиротворения. Она смотрела, как медленно светлеет небо, как просыпается сад, и ей казалось, что она тоже просыпается – для чего-то нового, еще неизвестного.
Вдруг тишину нарушила резкая трель телефона, донесшаяся из глубины дома. Маша вздрогнула от неожиданности. Кто мог звонить так рано? Она неохотно поднялась, оставив недопитый кофе на перилах крыльца, и поспешила внутрь. Аппарат, старый, дисковый, стоял в прихожей на маленьком столике.
- Алло, - ее голос прозвучал немного глухо и она откашлялась.
На том конце провода послышался спокойный мужской голос, говоривший размеренно и вежливо. Маша слушала, изредка кивая каким-то своим мыслям.
- Да, - произнесла она наконец. - Да, конечно, я готова встретиться. Мне было бы очень интересно. Хорошо. Да, я буду ждать. До свидания.
Она медленно положила трубку, на мгновение застыв у аппарата. В ее глазах читалось любопытство и легкое недоумение.
В этот момент из своей комнаты, зевая и потягиваясь, вышла Оля. Она была одета в длинную футболку и короткие шорты.
- Кто это звонил в такую рань? - сонно спросила Оля, протирая глаза.
Маша пожала плечами, возвращаясь на крыльцо за своим остывающим кофе.
- Какой-то тетин друг. Дэниел. Сказал, что у него ко мне важное дело, связанное с тетей. Хочет встретиться сегодня.
Оля подошла к ней, оперлась о перила. Утренний воздух взбодрил ее. Она скептически хмыкнула.
- Дэниел? Важное дело? - она фыркнула. - Наверное, очередной из внезапно объявившихся наследников, претендующий на старинный сервиз или коллекцию бабочек. Ты же знаешь, как это бывает. Как только человек уходит, тут же слетаются все, кому что-то «очень нужно».
Маша рассмеялась.
- По-моему, мы сегодня поменялись ролями, Оль, - сказала она, с теплой усмешкой глядя на подругу. - Сегодня это ты не доверяешь приятным незнакомцам. Голос у него был… хороший. Интеллигентный. И он сказал, что тетя сама просила его связаться со мной, если что.
- Ну-ну, - Оля выразительно подняла бровь. - Посмотрим, что это за «тетин друг». Только ты будь осторожнее, Маш. Не слишком доверяй незнакомцам, даже с приятными голосами. Особенно когда речь идет о наследстве. Ну, зови, если что - я буду у себя, досплю чуток.
Маша кивнула, снова отхлебнув кофе. Солнце уже поднялось выше, заливая сад золотистым светом. Роса на яблоневых ветках сверкала, как россыпь бриллиантов. Несмотря на Олины предостережения, в душе Маши росло не столько беспокойство, сколько любопытство. Кто этот Дэниел? И какое «важное дело» могло быть у него к ней?
Как только старинные часы в холле пробили десять, в калитку тихо постучали. Сердце Маши забилось чуть быстрее – это он. На пороге стоял высокий, опрятный мужчина лет тридцати, с немного усталыми глазами. Взгляд внимательный и дружелюбный. В его облике чувствовалась какая-то интеллигентная скромность.
- Дэниел? - Маша неуверенно улыбнулась, открывая дверь шире.
- Маша? Очень приятно, - его голос был мягким и спокойным. - Я Дэниел. Извините за беспокойство, я знаю, что это трудное время для вас.
- Что вы, проходите! - Маша посторонилась, приглашая его в уютную гостиную, залитую утренним светом. - Я так рада вас видеть. Мне кажется, вы единственный, кто может мне что-то прояснить. Все говорят о тёте Софии какие-то общие вещи…а у меня столько вопросов.
Дэниел кивнул, снимая легкий пиджак и аккуратно вешая его на спинку стула.
- Да, София была… очень особенной женщиной.
- Присаживайтесь, пожалуйста. Может, чаю или кофе? Я люблю крепкий эспрессо, но, конечно, приготовлю как пожелаете.
- Кофе было бы замечательно, - Дэниэл коснулся рукой своей груди в знак благодарности.
Маша почувствовала, как напряжение немного отступает. Его присутствие было успокаивающим почему-то.
-Сейчас приготовлю.
Пока Маша суетилась на кухне, Дэниел прошелся по гостиной, его взгляд скользил по полкам с книгами, старинным фотографиям, вазам с засушенными цветами. Он словно впитывал атмосферу дома, погружаясь в воспоминания.
Некоторое время молодые люди пили кофе молча, поглядывая друг на друга. Может быть, настраиваясь на нужную волну.
- Скажите, Дэниел, а как вы познакомились с тетей Софией? - наконец спросила Маша.
Дэниел чуть смущенно пожал плечами, и в его глазах мелькнула какая-то теплая искорка.
- О, это довольно просто, - начал он. - Я, знаете ли, в некотором смысле немного писатель. Скорее, графоман, если быть честным. - Он усмехнулся. - И посещаю наш местный литературный кружок. Вашу тетю приглашали туда выступать.
Глаза Маши понимающе блеснули.
- Да-да, «Лавандовый роман», - кивнула она.
Лицо Дэниела тут же посветлело.