Лавина

1

Жизнь – это то, что дается лишь раз. По крайней мере, многие так считают, и я одна из этих количеств. Но не все пользуются этим даром. Они предпочитают заботится о ближних, или просто подчиняются законам вселенского бытия. Для кого-то заурядные сюжеты обыденности – это цель, стремление к покою. Но и есть и те, кто сам является таковым сюжетом. Они сами создают пьесу будущего, и находят вечность. Такие субъекты становятся вселенским центром, вокруг которого все движется. Одним мановением мысли они разрушают или создают. Подчиняют окружение своей непосредственной прихоти.

Долгое время я и представить не могла, к какой именно категории отношусь. Не пыталась остановиться и разобраться. И уж тем более задуматься: правильно ли это. Просто плыла по течению, и радовалась тому, что имею.

Один человек перевернул все. Один человек – это моя родная сестра. Ольга. Один необдуманный шаг, и все, что представляло для меня важность, рухнуло в одночасье. Кто тому виной? Судьба? Вряд ли! Скорее человеческая глупость и эгоизм.

Меня зовут Екатерина Наумова. В девичестве – Савина. Мне 29 лет. Но эти года не ощущались до некоторых пор. Маленькая и худенькая, я вела активный, безпередышный образ жизни. Семья, работа, дом и сестра! Еще находила способ вставить в загруженный график занятия спортом. Даже свою дочь приобщала к спортзалу. Настя в свои 9 лет выглядела очень подтянуто. Вместе мы бегали по утрам, делали зарядку. Удивительно, но девочке нравился такой расклад. И мы гордились достижениями друг друга. Устраивали соревнования. Но, сама жизнь для меня не являлась конкурсом на выживание. И уж тем более, я не представляла себя в роли героини романа. Героиня – громко сказано. Скорее, жертва. Жертвой я была лишь до поры, до времени. Лишь сейчас, спустя какое-то время понимаю – изменилась. Только не подумайте! Не жалуюсь! Наоборот.

Муж, Кирилл, работая торговым агентом, постоянно отсутствовал. Как-то выбился из общего состава Наумовых! Постепенно, даже, находясь рядом, он забывал о моем присутствии. Мы откровенно скучали в обществе друг друга. Только, я поняла это слишком поздно. Переломный момент, когда можно было что-то изменить – прошел! 10 лет брака. 10 лет совместных попыток избавиться от одиночества.

И всегда, и во всем была Ольга. Самый близкий человечек. Единственная родня в огромном мире. На 10 лет старше меня. Многие поражались нашей дружбе при такой разнице в возрасте. Но других подруг у меня не было. Совсем. Коллеги по работе. Да. Но не подруги. Тогда еще мне казалось, что это правильно. Что так я доказываю преданность. И что именно я забочусь о ранимой сестре. А ее ранил любой поток противоположных эмоций. Ольга все время находилась в состоянии невесомости. Не касалась земли. Тогда все было так. Не иначе. И это было нормально. В той реальности.

Мы вместе карабкались на вершину нормального существования. Именно Ольга подсказала мне стать поваром. Подтолкнула к этому решению. Не просто поваром в заурядной столовке, а кондитером. И я стала. Добилась настоящего мастерства. Я считала сестренку гением. Гением в решении наших проблем. Сама Ольга готовить не умела. Вернее, считала, что это не ее стезя! А делать что-то наполовину она не желала. Я ее любила. Боготворила. И другой такой слепой привязанности в моей жизни быть не могло. Даже когда все начало меняться.

До последнего хотелось верить в лучшее, непогрешимое. И я, закрыв глаза, верила. Не в силах бороться и поднять веки.

Сложно уловить тот момент, когда приближение перемен ощущалось почти материально. Когда я стала прислушиваться к тревожным звонкам в глубине подсознания. Ощутила промозглость одиночества? Оглядываться в поисках былого? Зная, что уже все совсем не так, как прежде.

Но переломный момент начался в то утро. Страшное 11 октября. Меня всю трясет. Причем не только тело, но всю внутреннюю материю. Передергивает от переизбытка чувств. Так смутно, и не понятно. Что же со мной? Словно шахтер рою тоннель. Пробираюсь в глубь, к центру мирозданья. Останавливаюсь, раздумывая. Провожу ладонью по лбу, и смахиваю липкий пот. Зачем я это делаю. Необходимо остановиться. Но любопытство тянет дальше. Углубиться в самую суть моего состояния – это конец. Я просто сгорю в земном ядре, расплавлюсь жидкой болью. Это реальность. Жестокая. Но неизбежная. Я так долго ходила кругами, мимо этого тоннеля. И не удержалась. Теперь не остановиться. Процесс пошел.

Сон. Это всего лишь сон. Попасть в шахту в реале, для меня равносильно смерти. Даже живя на 7м этаже, не пользуюсь лифтом. Совсем. В душной кабине теряю сознание. Вообще замкнутые пространства пугают. Ольга говорила, что маленькая я застряла в лифте. Надолго. И одна! Я этого не помню. Неужели тот случай оставил след на всю оставшуюся жизнь? Муж смеется над моей трусостью. Не признает во мне слабости.

Стоп. Снова подсознательно ухожу от главного. Вскакиваю с кровати. Хожу из угла в угол. Обняла сама себя, пытаясь унять дрожь. Теплая пижама, в горошек, не спасает. Комната, такая родная и привычная, превратилась в кроху. Стены сминают разум, мыслям мало места.

Занавески, моего любимого цвета переспелой травы, колышет ветер. Форточку не закрыли на ночь. И слышен вой вечно спешащих машин. Трасса совсем рядом.

Может в этом причина? Я просто замерзла. Осень все-таки. Октябрь, хотя и теплый не по сезону. Только воздух промозглый, пасмурный.

Кирилл мирно похрапывает. Вглядываясь в родные черты, пытаюсь увидеть прошлое. Он был не только первым, но и единственным. Конечно, от нашей любви не плавились провода, не сносило крыши, но души жили в счастливом неведении. Они не знали, наши души, что в мире все не вечно. Даже любовь. Он мой муж, но мы чужие. Связывает лишь дочь, да эта квартира. Ради квартиры мы с сестрой продали дом родителей. Разъехались с ней. Кирилл нашел средства, и вместе мы купили это жилье. Здесь и свили гнездышко.

Тревожно. Но не муж повод для волнения.

Я накинула халат, поверх старенькой пижамы, и направилась в комнату дочери. Настена спит. Уютно подложив ладошку под щечку. Белокурые тонкие волосенки рассыпались по подушке. Нет. Не из-за нее это нарастающее предчувствие беды.

2

Семейство Савиных были истинными представителями среднего класса. Старенький домик, за чертой города. И никаких излишеств. Жили просто, но дружно, без претензий. Кажется, у родителей и не было никого. Они оба из детского приюта. Я ничего не знала о прежней жизни отца или матери. Так было заведено. И не удивляло. Только сейчас начинаю спрашивать: неужели на всем белом свете нет родни? Тети или дяди? Двоюродных сестер или братьев? Почему жили столь отчужденно, обособленно? Эта странная скупость отношений отразилась на всей нашей последующей жизни. Ни я, ни Ольга не научились по-настоящему поддерживать связь с другими людьми. А это вело к эгоизму и недоверию!

Отец, Дмитрий Иванович, преподавал историю в педагогическом институте. Эдакий сварливый, справедливый, но строгий учитель. Я до сих пор вспоминаю, как на пороге то и дело ошивались студенты, не сдавшие экзамен. Он не подкупался. За это я его уважала. Но не любил Дмитрий Иванович ответственности. И просто выполнял долг семьянина. Но не стучал кулаком по столу, не требовал дисциплины. Жил какой-то потусторонней жизнью. И больше времени проводил в институте, чем дома. А если появлялись свободные выходные, так укатывал на рыбалку. Правда, улова практически никогда не было. Он, как никто поощрял увлечение старшей дочери. И гордился тем, что является отцом такого таланта! И отец, и Ольга могли часами сидеть в каком-нибудь парке, или даже на балконе. Сидеть и молчать. Иногда переглядываясь.

Мама. Ее я вообще плохо помню. Нина Николаевна. Что она любила? Как жила? Незаметно. Тихо. Пыталась хоть как-то поддержать семейный бюджет, устроившись на ламповый завод. Паяла детальки. Готовила нам еду, ходила в магазин, устраивала генеральные уборки. Она не плела нам косички, не пела песни. Наверное, им с отцом жилось лучше до нашего появления. Не знаю, как было до моего рождения. Но моей матерью стала Ольга.

Ольга увлеклась живописью. Не слегка увлеклась, а жила ею! Краски, холсты, блокнотики - вот, что по-настоящему волновало сестру. Все школьные тетради и учебники изрисовывались пейзажами и лицами.

Я ощущала свободу. Но тогда это было равносильно боли. Одиночество вот что пугало. Именно тогда я сочинила свой единственный в жизни стих. Но так и не показала его никому. Ольга нашла сама. И устроила мне праздник. Прогулка в городском парке и радостные карусели.

Одиночество. Лютый мороз.

Счастье и смех позади.

Мой путь черной ряской зарос

И не виден свет впереди.

Я бьюсь о стены тоннеля

В глухой панике зря!

Застыли давно карусели

И неслышно задыхаюсь я.

Муха, в сырой паутине

Я запутала жизнь свою.

А мир, он на витрине -

Слишком дорог. Купить не смогу.

Сквозь сумрак ночного обмана

Безмолвно иду в полной тьме.

Но лишь кровавая рана

О жизни напомнит мне!

Забыта рука спасенья,

Жизнь свои счеты ведет.

И в пустоте забвенья

Мой призрак дальше идет.

Спотыкаюсь и снова падаю,

В соленую бездну ночи.

Смех. Приближаюсь к аду я?

Паника! Жизнь! Кричи!

Я рву свою душу в клочья.

Этот вопль меня отрезвит!

Проснусь. Дождь. И одна я.

Этот стих на долго еще сверлил мою память. И Ольга постоянно вспоминала те строки! Чаще с каким-то немым упреком в глазах. Или это был вовсе не упрек. Может тогда в этих странных строках, родившихся в моей душе, сестра узнала и себя. Наверное, в жизни каждого человека случается такой период, когда слишком остро режет одиночество существования.

А я забыла потом этот стих. Забыла благодаря сестре! Гонялась по вечеринкам. Дразнила сестру « старой девой». Она лишь улыбалась, и продолжала упорно выводить цветочки и деревца. Я загорала на пляже, слушала бешеный рок. Сестра плакала перед скрипкой, и посещала консерваторию. Всегда аккуратно одетая, выглядела интеллигентно, по-взрослому. Волосы заплетала в тугую косу. Носила строгие юбки, блузки, и пиджачки. Она кардинально отличалась от моего представления о художниках. Она никогда не появлялась на публике перемазанная красками. Следила за своей внешностью.

Считала сестру изгоем. Но у нее было море знакомых. Они звонили, приходили, и даже писали письма.

Пыталась злиться, завидовать, но тщетно. Ольга легка и интересна. Ее фишкой являлся именно талант! Стремление развиваться, познавать новые горизонты в мире искусства. Она не разменивала жизнь по мелочам. Ах, как мне хотелось найти смысл своего существования! Ради чего? Чтобы обрести почву под ногами. Я училась играть на пианино. Хватило на 2 месяца. Рисовать? Боже упаси. Спорт? Хотелось чего-то попроще. Да, глупо искать то, что перед носом. Жизнь – это и есть все! Весь поиск, весь наш путь – это мы, наша личность. Может, тогда уже я все понимала. Но простота и логичность пугали еще больше. Я пробовала курить, пить, танцевать. Всего не упомнишь. Но те годы юности кишели сумбурностью и дешевой показухой. Сама себя ненавидела. Я пыталась привлечь внимание общественности. Да. Тогда я не могла этого признать.

Родители смотрели сквозь пальцы на мои «милые проказы». Они пытались возражать. Но это равносильно попытке укрыться целлофановым пакетиком от ливня! Такой у них своеобразный метод воспитания, или отсутствие такового. Да в отношениях с родителями так и было. Я их любила. И они меня. Возможно. Только не хватало искренности, уважения, внимательности. Или терпеливости с моей стороны. Я всегда хотела все и сразу!

Ольга. Могу смело заявить, что старшая сестра спасла меня. Ухватила за горло. Мы даже подрались. А потом ревели, держа в руках клоки волос друг друга. В тот день даже соседи прибежали, услышав грохот.

Оглядываясь в то время, понимаю, что я не просто оступилась-бы! Кати просто больше не существовало бы!

3

Егора никогда не любила. Даже когда за мной еще ухлестывал. Почему-то в любом его поступке, и даже в движении взгляда видела подвох. Какое-то корыстное требование. Интрига. Я познакомила его с сестрой. Это была шутка для нас с Ольгой. До того, как для нее он уподобился творческой задаче.

Слишком груб и самоуверен. Он всю жизнь катался по миру, работая в туристическом агентстве. Ему 35. Младше Ольги. Невысокий. Густые русые волосы. Волосы слегка волнистые, стриженные по последней моде. Нос длинный, как у Мюнхгаузена. Своей вертлявостью, Егор, напомнил мне сказочного барона. Глаза зеленые, с бронзовым отсветом. Иногда эти глаза казались кошачьим. И я все время ждала, что они засветятся в темноте. Веки всегда полуопущены, как бы соблазняя весь свет. Кажется, этот человек даже улыбаться тренировался перед зеркалом. Потому-что его улыбка могла освещать обложку модного журнала. Губы четко очерчены. Нижняя губа пухлая. Ольга всегда говорила, что она влюбилась в его нижнюю губу. Чувственную, влекущую. А вот подбородок слабый, круглый. Но Егор отращивал щетинку, и тем самым убирал недостаток.

Это с моей точки зрения внешность не приглядная. Или я старалась думать, что муж – мой идеал. По мнению многих Егор даже красив. Да. Он мог быть обыкновенным. Но у Егора появился стиль. Именно Ольга способствовала этому. Она вплотную занялась этим парнем. Загорелась новым смыслом! Он не походил на маникюрного педика. Одевался с особой непосредственностью. Чисто мужской индивидуализм. Мог добавить шарф к строгому костюму! Или широкий пояс к брюкам. Они с Ольгой оба зациклены на внешности.

Сначала я была против такого родственника. Вокруг сестры всегда крутилось много народу! Были среди них и достойные: художники, бизнесмены, ученые. Даже политики оказывались в ее окружении. Оказывали ей знаки внимания. Она, как слепая летала мимо!

Но позже признала, что этот парень идеально подходил моей сестре. И моя неприязнь – это ерунда. Другой не смог бы привлечь ее внимания. Оторвать от творчества. Наверное, его измены меня и беспокоили. Он изменял Ольге. Это не порок, это часть его самого. Он обладал дикой энергетикой. Они совпадали, как дебит и кредит, балансируя по жизни.

Приехав к роддому, я готова была изменить мнение. Егора хотелось обнять и утешить. Он сидел на лавочке, во дворе, и курил. У его ног образовалась кучка из пепла и окурков. Мужчина словно потемнел, осунулся. Поднял глаза…

Ветер перестал играть с листвой. Облака на небе замедлили бег. Я не сразу заметила, что сижу на тротуаре. И Егор не мог мне помочь встать. Мы оба слишком слабы против судьбы.

- Она умерла. – Это не гром среди ясного неба, это апокалипсис.

- Это не правда. - Я встала. Очень тщательно отряхнула пальто. Реакция? Ее не было. Смысл сказанного не доходил до сознания. Злость? Боль? Ничего. Полное отрицание.

С ледяным спокойствием я направилась к входу в здание. В крошечном коридоре на стенах висели объявления о новорожденных. Я прочитала. Ольга Завьялова родила мальчика. Вес 3,900. Моя сестра выполнила свой долг. Она там. За обшарпанной стеной. И я ее увижу. Постучала. Тишина. Вышла на улицу. Постучала в зарешеченное окно. Снова тишина. Даже никто не выглянул. Мертвая зона. И тут меня понесло.

Я начала вопить. Стучаться. Это был срыв. Раньше я умела себя контролировать. Но не тогда. Я просто выключилась, потеряла тормоза. Выглянул какой-то замызганный старичок.

- Ну, и что буянишь? – Я ухватила его за грудки бело-серого халата.

- ГДЕ МОЯ СЕСТРА? Эскулап недоделанный!

Сбежались медсестры, и закудахтали, как курочки. А из меня валил буран эмоций. Мне что-то вкололи. Темнота. Покой, слезы и разорванное сердце.

Очнулась я в кабинете заведующей. Что-то лепетали о внезапной смерти. Ее кесарили. Операция прошла успешно. Ребеночек абсолютно здоров. Но потом начались осложнения.

- Я не поняла, какая операция? В ее карте ясно сказано, что наркоз ей противопоказан!

- У вашей сестры был порок легких и…

- Я знаю! И вы обязаны были знать!

- Ни слова! Ни единого намека в ее обменной карте!

- Это ложь! Что здесь происходит! – В голове всплыл разговор с гинекологом. Она знала о болезни Ольги. И переживала. Наркоз.

Ужас! Ее легкие просто разорвало! Смерть была страшной! Ольга! Что ей пришлось пережить?! – Вызывайте милицию. Или кого там… Не важно! Я это так не оставлю.

- Анестезиолог уже уволен!

- Зато вы еще здесь! Вы давали клятву Гиппократа! Убийцы! – Я кипела яростью. Но тут одернулась. Глубоко втянула воздух. Вытерла слезы. – Где мой племянник? Он не останется здесь ни на минуту! – Врач и медсестры обалдели от ледяного спокойного голоса. Я сама его не узнала. – Ну, что застыли? Ребенок где?

Я не плакала, уверенно крутя баранку. После долгого общения с нашей «славной» милицией хотелось выть. Но никто не увидит моих слез! Сейчас как никогда нужно хранить спокойствие. Ради сестры. Ее тело уже в морге. Нужно провести опознание. Один бог ведает, как я этого боялась. Какая паника владела мной!

На заднем сидении развалился Егор. Он тупо пялился на сверток, лежащий рядом. А я столько раз представляла, как забираю сестру с племянником из роддома. Как все счастливы… Спазм сдавил горло.

- А что я с… этим делать буду? – Глаза Егора расширились до размеров грузовых покрышек.

- С «этим»? между прочим, ЭТО твой сын! И моя сестра, твоя жена, умерла! Отдала жизнь ради твоего счастья! Ты мечтал о ребенке! Таскал ее по клиникам, как полоумный кролик без потомства!

- Не ори! – Он сам походил на котенка, потерявшегося в огромном мире. Я говорила спокойно. Но смысл сказанного для него был хуже любого вопля.

- Егор, сделай хотя бы малое! – Я понимала, что глупая просьба. Этот человек никогда не задумывался о будущем. - Дай ребенку имя!

Мужчина… Тогда он стал существом мужского пола, но не мужчиной. Безразлично пожал плечами. Тормошить его? Бесполезно. Треснуть по морде? В лучшем случае, получу в ответ. А в худшем – и боялась, что так и будет, - он разревется. Господи, как хотелось уткнуться в надежное плечо и реветь самой! Реветь, пока влага окончательно не покинет тело. Чтобы разум обессилел от переживаний! Таким плечом всегда была я. Для Ольги. У меня складывалось все просто. У нее жизнь – это вечная трагедия! Даже антрактов не было. Мои семейные проблемы казались мелочными, как только появлялась сестра.

4

Все изменилось. Для меня. Для мужа и дочери. Мальчика решили назвать Артемкой. Егор исчез за пеленой дождя. От квартиры сестры у меня были ключи. Пришлось перевозить самой все, что было куплено для новорожденного.

Там, в спальне Ольги, я обливалась слезами. До крови, кусая губы. Воспоминания душили. Очень много времени мы провели здесь, секретничая. Здесь она сказала, что ждет ребенка. Плясала на кровати и дурачилась. Мы вместе бродили по магазинам, когда она увидела это покрывало. Плотная и даже грубая ткань. Но рисунок изумительный. В египетском стиле. Ольга обожала эксклюзивные вещички. И подарки делала такие же неожиданные.

Но это было лишь начало. Начало агонии, долгого и мучительного конца иллюзий!

Я просто не знала, что делать с таким крохой! Настя давно выросла. Это Ольга мечтала стирать пеленки, и менять подгузники! Ольга, но не я!

Уволилась с работы, которая нравилась! Хотела заняться документами племянника, но без Егора, я ничего не могла! Даже оформить свидетельство о рождении! Пришлось сражаться с органами опеки. Проблемы были бы еще серьезней, если бы мы с Кириллом подали на развод! Вся моя жизнь стала зависимой от обстоятельств!

Муж закатывал истерики. Он уставал, и хотел выспаться! Настя помогала, но тоже ходила измученная! Со школы стали присылать жалобные записки. Резко ухудшились оценки.

Даже кот сбежал от нас. Животные легко чувствуют обстановку. Багир просто не пришел однажды. Маленькая, но потеря. Я обошла все подъезды. Даже на крышу слазила. Кот с разорванным ухом стал частью нашего быта. Без него квартира еще больше опустела.

А телефон Егора не отвечал! Жизнь, весь привычный устав, уходил, как песок, стекая между пальцев! Стерлась грань между днем и ночью.

И настал день похорон. Тело Ольги выдали с боем. И сразу же закрыли дело. Вернее, его даже не открывали. Не было состава преступления. Анестезиолог уволился сам. Врачебная этика не позволяла открыть все аспекты произошедшего. Какая чушь!

Тот факт, что мне необходимо было понять причину смерти, мало кого волновал. Меня пичкали юридическими терминами. Твердили об этике. И еще множество ненужной фигни. Я задавала прямой вопрос, а получала закрытую дверь. На меня смотрели как на прокаженную. Требования слишком велики. А я все больше уверялась, что есть подоплека! Есть что-то, чего не знаю. Интуиция никогда меня не подводила.

Я не плакала, когда опускали гроб в могилу. Я держала за руку рыдающую Настю. И качала маленького Артемку. Черный платок слишком сильно сдавил голову. Но это не важно. Не хватало проливного дождя для настоящего эффекта. Словно вопреки печали светило тусклое солнце. Оно насмехалось над бедой низшей расы. Солнце играло на прутьях креста.

Народу много собралось. У Ольги всегда имелись почитатели таланта, знакомые и друзья. Муж не смог присутствовать. Или не захотел. Он не выносил чужого горя. А принять это как свое – не умел. Я не плакала. Да. Просто твердила себе, что нельзя расслабляться. Боль? В тот миг я вся превратилась в режущую болезненную рану. Каждый нерв накалился до предела. Оголилось страдание. Но жалость чужих людей я принимать не собиралась. Жалость окончательно стирала все преграды. А я верила в собственные силы. Пока еще.

Все формальности, и сами похороны устроила сама. На последние сбережения. Не приняла ни чьей помощи. Не задумывалась о будущем. Как оно может быть без сестры? Огрызалась, если кто-то пытался сочувствовать. По-другому я бы не выдержала.

Когда выбирала гроб, чуть не придушила сотрудника похоронной службы. Он делал свою работу. Но мне все вокруг стал врагами. Как вы можете жить?! Когда моя сестра мертва!

Егор был там. Я его не заметила бы. Но он встал прямо передо мной. Весь в черном одеянии. Какие-то модные и дорогие штучки. Франт! Настоящий герой мелодрамы! В ту минуту все в нем казалось наигранным, лживым!

- Кать, отдай ребенка в приют. Он лишил меня самого дорогого. – Он отвернулся. И хотел скрыться в дебрях кладбища. Но я быстро преградила ему путь к отступлению.

Не осталось у меня слов. Даже матом ругаться не могла. Вручила отцу ЕГО сына! И пошла прочь, сжимая руку дочери. Я тоже умею красиво покидать сцену.

- Мам, ты чего! – Даже Настя возмутилась. Она привыкла к младшему братику. Полюбила его.

- Кать! КАТЯ! – Егор бежал следом, держа на вытянутых руках сверток. Конечно, это не сцена. В жизни все сложнее.

- Это твой сын! Говоришь, в приют отдай? Ты хоть раз был там? Ты видел этих несчастных детей, мечтающих о ласках родителей? Ты слышал, как дети плачут по ночам? Страдают от одиночества. Я была там, Егор. Отвозила как-то в детский дом выпечку. Благотворительная акция. Это по телевизору показывают, как там весело и хорошо.

Он приподнял краешек одеяльца. Упал на колени и заплакал. Люди шли с кладбища, и оборачивались. Только кого это волновало в такой трогательный момент.

- Он хорошенький.

- У него даже имя есть.- Я пыталась язвить, но вяло, жалко. Протянула руку. Помогла Егору встать. Взяла ребенка. Разве могла я теперь расстаться с этим малышом?! Всегда мечтала о большой и дружной семье. А семья – это дети.

- Мам, давай я в машину пойду. – Настя взяла Артемку, и ушла. При этом, моя дочурка бросила та-а-акой грозный взгляд на дядю Егора!

- Взрослая она у тебя.

- Да.

- Кать, прости.

- Я тут ни причем. Егор, не исчезай больше. Напрягать не стану, но о сыне думать придется.

- Кать, я сам не справлюсь.

- Как легко признать свое бессилие. Но надо уметь доказывать и обратное.

- Постараюсь.

- Я возьму ребенка. Пока. Но надо заняться формальностями. Если есть адвокат, поручи ему. Но у Артема…

- Артем?

- Твоего сына так зовут.

- Хорошее имя. Мне нужно время. Совсем немного. – Я уже тогда заметила, что с этим парнем не все ладно. Что-то гложет его изнутри. И это не просто скорбь по утерянной жене. Это трагическое раскаяние и страх перед неизбежным. Он прятал взгляд своих зеленых глаз. Опускал ресницы, или отворачивался. Даже оглядывался по сторонам. Он кого-то высматривал в округе.

5

И вот все спят. Рядом горит приглушенно торшер. Артемка вздрагивает во сне.

Мужа нет. Кажется, в очередной командировке. Я совсем не слежу за ходом его жизни. Мы живем как в общежитии. Он даже не ест дома. Приходит по необходимости. Переодеться и искупаться. Я для него как деталь интерьера. Смотрит бессмысленно, думая о чем-то своем. Если пытаюсь что-то изменить, оборачивается скандалом. Наш брак зашел в тупик. Кирилл злиться из-за того, что взяла на воспитание Артема. Или ему нужны причины для разрыва? Чего он добивается? Нужно удержать его. Любой ценой. Одна я не справлюсь. И Насте нужен отец. Это пока ей 9 лет. А будет и десять, и одиннадцать. У нас должна быть полноценная семья. Я люблю мужа. Люблю? А что это значит? Я его не ревную. Совсем. Зная, что сейчас он нежится в объятиях другой. А когда я нежилась в его объятиях? Да и была ли эта нежность между нами?! Что за ерунда! Откуда это дикое прозрение! Откуда столько циничного взгляда на собственную жизнь?! Я не хочу перемен!

Меня разбудил непонятный шорох. Кирилл. Он упорно сгребал вещички в старую спортивную сумку. Последние дни мы мало разговаривали. Чаще орали.

- Что случилось?- Села в кровати. Холодно. Как обычно отопление не включают до глубоких морозов.

- Ежу понятно.

- Ежу, но не мне. Кирилл, объясни.

- Кать, ты с Егором проводишь больше времени, чем с мужем!- Он не прекращал свои сборные действия. При этом упорно не смотрел на меня.

- Ты ревнуешь?

- Нет. Ухожу.

- Надолго? – Я ждала этого шага. Но так боялась ставить точку. Рассматривала теперь чужого человека. Вполне приличный мужчина. Темно каштановые волосы, зачесаны назад. Он никогда не следил за своей прической. Теперь начал. Кажется даже гелем смазал. Я и не заметила, что он стал модником. Плавные черты лица. Крупноватая фигура. Слегка располневшая за годы семейной жизни. Встал, оглядываясь по темным углам.

- Навсегда. – Какой же банальный ход. Только не в моей жизни. Нет опыта. Не было измен. Да, что вообще было? И моя ли это жизнь! Я сама испуганно озиралась. Вспомнился тот самый, единственный мой стих. Одиночество. Лютый мороз. Захотелось побыстрее выгнать этого человека из квартиры. Выгнать, и тут же вернуть. В голове проносились вихревые мысли, сбивая разум в беспорядочную кучу.

- Нашел кого помоложе?- Знала же ответ! Надо собраться. Сжала пальцы так, что костяшки побелели.

- Типа того. – Я и не подозревала, что он у меня ловелас. Конечно, в происходящем и моя вина. Но в ту минуту понять это не могла.

Закрыла рот рукой, но тут же одернулась. Прошиб озноб. Сцепила ладони за спиной. Пусть не видит, как пальцы дрожат.

- Ты мне очень нужен. – Признание далось с трудом. Попытка не пытка! Все таки кто-то должен рядом быть. Человек так устроен. По крайней мере, я точно. Желание жить с семьей всегда теплилось где-то в подсознании. Ситуация и так не слишком проста. Остаться совсем одной, с двумя детьми. Хотя нет! Стоп! С двумя детьми! Я же совсем не одна.

- Вряд ли. – Остановился. Но прямого взгляда избегал. Глаза бегали в поисках поддержки. Или искал, что еще прихватить. - Могла давно все понять. Егор…

- Да причем здесь он? Пытаешься найти оправдание своей низости? С Егором мы оформляем документы! А знаешь, вопрос о том брать Артема или нет даже никогда не вставал в моей голове! Это вообще само собой разумеющееся! Он мой ребенок! И ты просто не имеешь права думать иначе!

- Решила героиню разыграть? Вперед! Барабан тебе на шею! Но без меня! Я стар для самопожертвования! Хочу покоя! – Он направился к двери. И вправду стар. Ему уже за сорок. Но сил на создание новых отношений у него хватало!

- Ты когда-нибудь любил меня? – Я сверлила взглядом его сутулую спину. Обернулся, и вперился взглядом.- Не знаешь ответа?

- Любил.

- Уходи. И не жалей о содеянном. – Хотя и молилась об обратном. Будет на коленях ползать, не прощу. Не умею прощать обид. Лучше пусть там будет счастлив. В этот миг поняла, что совсем не хочу его удерживать.

- Буду помогать вам.

- Катись ты со своей помощью.

- Настя моя дочь. Но содержать чужого ребенка…

- Справимся.

- Гордая. Эта гордость и погубит.

- Это уже мои проблемы!

- Это проблемы нашей семьи!

- Которой уже нет!

- Остальное позже заберу. Тогда и поговорим.

- Подавай на развод. Больше и не о чем говорить.

Уходя, громко дверью хлопнул. Дверь старая деревянная. В квартире многое поменяли, а вот дверь не успели.

Барьеры разрушены. Поток боли соленой рекой вырвался из недр моей души! Я стонала и плакала, уткнувшись в подушку. Металась по кровати. Вскочила. Схватила наш свадебный портрет. Как мы оба красивы на этой фотографии. Он улыбается сдержанно, но откровенно. Тогда еще носил очки в тонкой металлической оправе. Позже стал пользоваться линзами. А я любила того Кирилла, в очках. Он выглядел солиднее и серьезней. Заостренные черты лица. Теперь он поправился. Расплылся. Даже глаза стали меньше. А когда в последний раз он улыбался мне? Верните мне мужа! Я не умею быть одна! Верните мне сестру! Мне сложно без нее!

- Мам. – В дверях стояла Настя. Испуганная. Босая. В старенькой пижамке. В коечке запищал Артем.

- Простите меня, детки.

- Мам, не плачь.

- Сдала что-то. Больше не будет слез.- Как я могла? Откуда эта глупая слабость?

- Без теть Оли плохо.

- Да, дочка. Но мы справимся. Будет ее не хватать.

- А папа? – Она смотрела на меня его же глазами! Карими. Большими. А что я могла ответить.

- Он будет жить в другом месте.

- Он бросил нас? Как у Светки? У нее тоже нет папы. Он ушел к другой тете.

- Родная, так бывает. Но у тебя есть папа. Единственный! И другого не будет! Он любит тебя. Любит так, как умеет. Будет приходить. – Я обнимала дочку. А она гладила меня по голове своими хрупкими ручонками.

- Это из-за нас с Артемкой? Папа обиделся, что мы его к себе взяли?

6

Что-то нужно решать. И как можно скорее. Я очень внимательно рассматривала собственное отражение в зеркале. Находясь, пока еще, в собственной квартире. Полна сил и энергии. Забросила пробежки. Исхудала. Но это уже не нормальная худоба. Скулы обтянуты кожей. Лишь глаза, болезненно блестящие, огромные. Это даже страшно выглядит. Под ними синяки. А цвет? Синие, почти прозрачные. Морщинки на лбу углубились. Даже губы трагически сжаты. Я потеребила их, пытаясь оживить. Надула. Выглядит смешно по отношению к остальным недостаткам. Волосы беспомощно скручены в пучок. И цвет отсутствует. Ногти поломаны, покусаны. Дурацкая привычка, которую с трудом когда-то забросила. Но теперь снова! Заняться собой? Зачем? И когда?

Егор. Кирилл. Ждать от них помощи? Ни за что. Слава богу, руки и ноги целы. Я не жалуюсь, но мало жизнь баловала меня. Сколько себя помню, всегда работала. Или помогала по дому. Чаще стояла у плиты. Скупала книги по кулинарии, и каждый раз поражала свою семью! Кирилл не раз выказывал недовольство! Ему хотелось нормальной еды: борщ или картошка! А я осваивала то итальянскую, то греческую кухню! И откуда набиралась сил и времени?

Когда я последний раз нормально ела? Вот почему такая слабость. Денег нет совсем. Холодильник пуст, будто Мамай прошелся! Егор покупает подгузники, смесь для кормления. Настя. Ей нужна куртка на зиму. Из старой она выросла. Хорошо, что об остальном во время позаботилась.

Ужас какой-то! Мысль есть. Надо ухватить ее за хвост. Кухня.

Я отошла от зеркала, и выглянула в окно. Почти рассвет. Что-то зажурчало по трубам. Ура! Отопление дали! Мелкий дождик стучит в окно. Холодно и не уютно.

Так! Стоп! Что я умею?

Я повар. Кондитер. Вышла на кухню. Осмотрела мягкий уголок, цветок в горшке над столом. Почти новые шкафы. Духовка. Открыла дверцу шкафа. Шприц для выделки узоров. Формочки. Еще множество разных приспособлений!

Точно! Торты! Пирожные! Вот что я умею!

Еще мама подрабатывала этим. На заказ печь торты. К тому же есть все необходимое. Я всегда баловала своих родных. Поэтому оборудовала кухню, как надо! Плиту специально выбирала с великолепной печкой! Даже объявления давать не нужно. Стоит полистать записную книжку. Обзвонить всех. Руки чесались. Кот начал крутиться под ногами. Вернулся пару дней назад. Потрепанный еще больше, чем до исчезновения.

- Багирушка! – От радости я его расцеловала, и понеслась на кухню. Только бы Кирилл не отнял квартиру.

Вот так и началась новая практика. В кухне установила люльку на колесах. Взяла у Егора взаймы денег. Он готов был и так дать, безвозмездно. Но я решительно отказалась. от своих решений не откажусь! Купила продукты. Заказы появились сразу же. И начался нешуточный труд. Первую неделю было тяжело. Настя помогала, как могла.

Потом мы влились в сумасшедший ритм. И стало само собой, просыпаться в 5 утра. Готовить, печь. Отвозить тортики. Гулять. Стирать. Бегать в больницу. Делать уроки с Настей.

Мы даже научились хором петь песенки. Смеялись. Учили новые стихи. Настя читала сказки вслух.

Дочка приводила подруг, и они все вместе нянчились с Артемкой. Ее наивная, детская поддержка стала самой сильной и надежной! И я гордилась своей дочкой! Она уже маленькая героиня!

Кто-то с помощью музыки заслоняется от проблем, уходит в мир покоя и гармонии. Я же придумывала узоры для очередного торта. Выстраивала целые пирамиды. Мне нравилось наблюдать радость и удивление в глазах заказчиков. Особенно, когда угощение предназначалось детям. Как-то создала целую скульптуру в виде Буратино. Или торт – азбука! Автомобиль и даже трамвай! Причем трамвай заказал молодой человек для своей избранницы!

Да, кулинария своего рода психология! Это целый мир искусства! И целой жизни мало, чтобы узнать все ее тонкости. Поэтому были постоянные клиенты, к которым уже знала подход и требования. Иногда по пол дня уходило в обсуждениях необходимого! Торт – это почти неотъемлемая часть праздника! Десерт! Последняя нота! И именно так я относилась к своей профессии!

Но мысли о погибшей сестре не оставляли. По ночам снился тот мой поход на опознание. И каждый раз сестра открывала глаза, и звала меня. Куда? Я плакала. Спрашивала, но так и не услышала ответа. Не понимала я, чего хочет Ольга. Проснувшись утром, впадала в истерику. Кусала руку, чтобы не закричать.

Пошла в церковь. Поставила свечку за упокой. А свечка упала и погасла. Какая-то добросердечная старушка заохала под ухо.

« Плохо это. Не успокоился кто-то». Без нее знаю. Но ничего не могу сделать.

И ноги сами привели к той самой женской консультации. С племянником на руках я прошла к регистратуре. Но то, что я узнала, поразило до глубины неуспокоившегося сознания!

Смуров Юлию Викторовну никто не знал! Она не просто отсутствовала. Ее словно ни когда не было в этой клинике! Никаких записей не было и о моей сестре! Говорили, что архив сгорел. Случайно. Хорошо, пусть сгорели бумаги! Но почему никто не помнит гинеколога, который проработал в клинике несколько лет!

Я держала себя, как могла. Ради Артемки. Но все же меня понесло! Орать я умею, уж поверьте.

В кабинете заведующей состоялся абсолютно спокойный разговор. Женщина выглядела солидно. Высокая, статная, она внушала доверие одной улыбкой. Но не мне. Выкрашенные белокурые локоны забраны на макушке. Глаза аккуратно и тщательно накрашены, за золотой оправой очков. Она сидела на своем месте. И ей это нравилось.

- Екатерина Дмитриевна, я врач, а не адвокат. Но еще я человек. И чисто по-человечески хотела бы пояснить ситуацию.

- То, что вы пытаетесь оградить тепленькое местечко, и так понятно. А вот про человеческие понятия не стоит!

- Зачем вы так? – Она сардонически усмехалась. – Хотите выпить чаю, кофе? Чего покрепче?

- Нет. Хочу знать правду.

- Вы не там ее ищете. Недавно горе случилось, сгорела лаборатория. А по соседству с ней находится архив. Вы не представляете, какой урон нанес нам этот пожар. Восстановить практически ничего не удалось. Возможно, среди этого бардака и исчезла карта вашей сестры. – Я заинтересованно слушала, покачивая Артемку. – Да. Понимаю, хотите раскопать подробности смерти сестры. Но надо искать не здесь, и даже не в роддоме. Удивлены? Нет. Вы мне не верите. Юдин Николай Юрьевич уволился по собственному желанию.

7

Вот и все. Как рыба об лед. Холодно. Господи! Когда же я отогреюсь. Эта осень мне не нравиться. А ведь было любимым временем года. Все меняется. Хотя сейчас мало, что обрадует меня.

С каждым шагом понимаю, что иду в тупик. Но остановиться не могу. Как заведенная игрушка. Но заряд кончится. Что тогда? Ничего. Нужно успеть!

Раньше жизнь Ольги была важна, теперь ее смерть чуть ли не смыслом стала! Ничего, Оленька, не оставлю все так! Я упрямая!

Даже не задумалась над словами заведующей. Не поверила в сказанную чушь! Кто выдумал эту глупую игру? Моя сестра психопатка? Сама себя убила? Чушь! Снова всплыло в памяти бледное лицо…

Вспомнилась вечеринка, которую сестра закатила в честь своей первой выставки. Почему вспомнилась именно тогда, после разговора с врачихой? Ольга пела, танцевала, говорила пылкие речи. Она возвышалась над толпой восхищенных поклонников и поклонниц. Кипела от восторженного экстаза. В тот вечер начиналось ее будущее. В тот вечер Кирилл сделал мне предложение. Он понял, какая из сестер ему подходит. А я решила, что ему требуется утешение. Но не это все важно. В тот вечер, Ольга в ярко изумрудном шелковом платье, запрыгнула на стол. Она кричала, хотя все смолкли, слушая. И это был не бред. А провозглашение истины:

« Я живу! И жизнь прекрасна! Живу, как пламя! Подбрось угольков, вспыхну! Заискрюсь еще ярче! Ваше внимание – мои угольки! Нет! Не пламя! Я вечный двигатель! Ах, мечтаю жить вечно! Подарите мне вечность!»

Ее носили на руках. Моя сестра могла быть центром вселенной. На той вечеринки присутствовали люди, о которых писали статьи в журналах! Их показывали по телевизору. Их знали и уважали. Ольга становилась в этот ряд. Может, не богатых, но талантливых и знаменитых!

До сих пор помню лавандовый аромат ее духов. Вьющиеся золотые локоны. Нежное личико украшенное румянцем. Бирюзовые лучистые глаза! Длинные тонкие пальцы, бегающие по клавишам пианино. Тонкий стан и походку. Она сама жизнь! И рядом с этим созданием хотелось жить!

А теперь что? О ней писали в газетах и журналах. На ее выставки ходили! Ее картины покупали. Она умерла – и об этом ни слова. Странно все это. Человек на пике популярности. Пусть не мега звезда! Но все же… она не могла сама себя убить! Нет! Это я трусиха. Но не Ольга.

Я брела по аллее, ведущей к дому. Везла перед собой коляску со спящим племянником. Отвезла очередной тортик. Теперь смогу с долгами расплатиться. И купим Насте куртку. Вечерело. Подул ледяной, зимний ветер. Я достала дряхленький мобильник. Но он просто сдох. Села батарея. Выругалась про себя. Настя теперь пришла домой, а меня нет! Весь день гуляем. С Еленой, кому заказ отвозила, засиделись. У нее у самой трое детей. Я там душой отогрелась. Так радостно и тепло в дружной семье. Семья. Какое незнакомое слово. Теперь забросила свои кулинарные изобретения.

Осень. Ноябрь. Скоро зима. Совсем не замечаю перемен в природе. Собственная жизнь пережила настоящий катаклизм! Нужно учиться заново жить, или выживать. Зависит от обстоятельств. Куда завернется этот новый виток?

Листья уже не шуршат под ногами. Они замерли в мечтах о снеге. Чтобы спрятаться от неумолимого холода. Чернота вокруг. Я поежилась.

- Катя! Катерина Дмитриевна! – Прибавила шагу. Темнело. А тут незнакомый мужской бас. – Стойте же!

Я обернулась. Бандит самый настоящий. Высоченный и широкий, как шкаф! Бритоголовый. Черт! Я же не трусиха! Да и любопытно. А вдруг, что нового узнаю?

- Вы ко мне обращаетесь?

Он подошел ближе. Парень совсем молодой. Глаза добрые. Карие. С черным ободком ресниц. И голова не бритая. Просто волосы очень светлые, коротко стриженые. И улыбка игривая, даже ласковая. Я состроила серьезную мину. А вдруг мальчик решил познакомиться. Глупости. Он знает мое имя.

- Астахов Игорь. Я вас весь день разыскиваю. – Он протянул руку для рукопожатия. Я не среагировала. Просто пошла дальше, сжимая ручку коляски.

- Из милиции? А я думала, что все менты от меня, как от прокаженной гоняются. – У него на лбу было крупным шрифтом выгравировано : «мент». Только он сунул мне под нос удостоверение частного детектива.

- Они-то гоняются.

- Вернее, просто забыли.

- Поговорить нужно.- Почему-то он перестал казаться симпатичным.

- Поздно. Ребенка нужно кормить.

- Катя, я хочу помочь.

Я направилась к дому. Он не отставал до самого подъезда. Как-то захотелось отделаться от этого незнакомца.

- Я расследую дело по факту смерти Ольги Завьяловой.

- Кто вас подослал? Детективы нормальными и честными бывают только в кино. И им платят за это. Кто платит вам? Молчите? Так вот, Игорь Астахов, ничего у вас не выйдет. У меня нет денег! Я не собираюсь останавливаться на достигнутом. Буду продолжать лезть туда, куда посчитаю нужным! Меня никто и ничто не остановит. Если вы решили таким образом меня отвлечь, уверить, что расследуете? Не выйдет! – Тут Астахов ухватил меня за плечи и встряхнул. Наши взгляды встретились. И увидела я в глазах добрых, как у теленка неведомую тоску. Он старше, чем показался в начале. Даже через кожу куртки чувствовались мускулы, спортивное развитое тело.

- Ваша ненависть к мужскому полу не повод к недоверию. Да, я бывший сотрудник милиции. Да, у меня есть связи, и я многое знаю. Но что, конкретно вы собираетесь дальше делать? Будете сутками караулить роддом? Или с двумя детьми отправитесь на поиски пропавшего врача? Вас саму скоро упекут за решетку! За нарушение общественного порядка. А это не способствует воспитанию детей! На вас поступили жалобы! Не просто жалобы! Катя, вас объявят опасной для общества. Вы лишитесь права опекать племянника. Есть еще дочь! И муж, который легко воспользуется ситуацией.

Я пыталась открыть рот. Но парень продолжал вещать с высоты своего роста.

- Вы не правы, Катя, и должны это признать. Я знал Ольгу. Она была безобидным человеком. И любила саму жизнь. Вот. Здесь мой телефон. Подумайте. Я очень хотел бы помочь, но это зависит не только от меня.– Он сунул мне в карман клочок бумажки. И ушел.