Лазоревый мундиръ lv: Тенеткач

Пролог, в котором Его Величеству хочется спать

– Кто-нибудь может мне внятно доложить что-то относительно причин случившегося? – спросил Его Величество и оглядел собравшихся красными от недосыпа глазами.

Заседание Государственного совета собралось спешно, прямо посреди ночи, и некоторых сановников вытащили прямо из постелей, так что они напоминали сейчас вынутых из дупла сов: крутили головами из стороны в сторону и сдерживали зевоту.

Наиболее свежим и компетентным выглядел князь Оболенский – ну, начальнику жандармов и сам бог велел бодрствовать по ночам. Он-то и взял слово первым.

Собрались все по крайне срочному делу: пришли известия о том, что эльфийская армия атаковала несколько форпостов империи на Великой реке и сожгла их. Нападение было внезапным, никаких ультиматумов эльфы не предъявляли и объявлением войны себя тоже не утруждали.

– Насколько нам известно, нападение, как и многое у эльфов, объясняется религиозными причинами. Вам всем, господа, конечно, известно, что общество эльфов, несмотря на большой прогресс по части магии и в некоторых других сферах, является в значительной мере отсталым, так как одержимо многочисленными предрассудками религиозного толка, и в силу этого…

– Я не нахожу никакой связи между отсталостью и религиозностью, – пробурчал сидящий напротив грузный пожилой человек в круглых очках и черном мундире духовного целителя – Министр Церкви Подбельский.

Его величество при этом кивнул, но как–то нервно, дескать, вы, конечно, правы, но давайте не вмешиваться в доклад.

– Так вот, – продолжил Оболенский. – Эльфы во многом руководимы разными темными пророчествами из далекого прошлого. Это не слишком заметно при повседневном общении с ними… особенно с теми из них, кто давно живет в нашем мире и утратил связь с домом. Однако их стратегическое мышление во многом руководится именно такими мотивами.

– И что же? – спросил государь, нетерпеливо поморщившись. Ему не нравилось, что князь начал с таких длинных предисловий.

– Одним словом, у нас имеются агентурные данные, согласно которым эльфы сочли слишком опасным для себя наш контроль над Барканскими шахтами, а также наши успехи в деле обогащения мертвого нефрита. Они считают, что мы… вроде как покушаемся на их сущность. Дескать, существует пророчество, что явится молодой народ, который впадет в старую ересь, которая когда-то владела самими эльфами, и разрушит их могущество.

– Старую ересь? – переспросил император.

– Да, поклонение мертвому нефриту, – проговорил Оболенский. – Когда-то эльфы ему поклонялись, но затем отринули эту веру, и считают всех, кого в ней заподозрят, опасными еретиками. Во многом именно этим вызвана их вражда с гномами, и нас они в этом тоже подозревали. Этим было вызвано их первое нападение во времена Сопряжения, но потом они изменили свое мнение… и вот теперь, похоже, переменили его снова.

– Поклоняются камню… – проговорил государь себе под нос, подавив невольный зевок. Он с неприятным чувством вспомнил зеленый камень в шкатулке. Не из-за него ли людей заподозрили в поклонении камню?

– Полагаю, последней каплей для них стало недавнее столкновение, – добавил Оболенский. – Я докладывал вашему величеству…

– Да-да, – тот покивал, останавливая. Между ними было решено, что сведения о недавней операции в осколке необходимо держать в тайне. Оболенский тогда убедил государя, что на то имеются причины.

Над столом красного дерева на некоторое время повисла напряженная тишина.

– Это все очень сильно осложняет дело, – проговорил Апраксин. – В империи полно эльфийских поданных. Да вот, чего далеко ходить, даже в вашем ведомстве, господин Оболенский, таковые имеются. Все это потенциальные шпионы.

– Я бы не обобщал подобным образом, – ответил Оболенский. – Всех инородцев, которые поступают к нам на службу, мы проверяем. Все это люди… в смысле, эльфы, которые давно утратили связь с родиной, и в большинстве случаев признаны там изгоями – с конфискацией рабов и утратой аристократических привилегий. За многих из них я могу ручаться.

– За многих, – жестко вставил Апраксин. – Но не за всех. А если уж вы не за всех своих же сотрудников ручаетесь, то что говорить про десятки тысяч прочих эльфов, спокойно живущих по всей империи? У меня есть на этот счет некоторые предложения…

– Я с удовольствием выслушаю их один на один. Пока же заслушаем министра иностранных дел.

Пожилой дипломат встал, прокашлялся и начал свою речь, общий смысл которой был в том, что он уверен: урегулировать создавший кризис дипломатическим путем его ведомство сумеет.

Впрочем, по тому, как подрагивают его пальцы, и как он то и дело нервно перебирает листки, император понял: старик понятия не имеет, как именно собирается решать проблему, и даже в чем она в точности заключается. Надеется, что соберет утром свою команду и вместе с ней что-то придумает, а пока тянет время и сыплет общими словами. Императору такой подход никогда не нравился, и ему пришло на ум, что старику, пожалуй, пора бы на покой. Впрочем, это решение еще следовало обдумать.

Глава первая, в которой все цветет

Когда Герман вышел из вагона, то первое, что он почувствовал, это то, какой здесь воздух – теплый и полный ароматов, которые не перебивает в полной мере даже паровозный дым. Это было приятное ощущение, но сперва Герман от него болезненно поморщился. На секунду ему вспомнилась душная, наполненная сладким запахом жара Реликвария. Воспоминания были еще слишком свежи. А ведь именно от этих воспоминаний он уезжал. Может быть, лучше было уехать куда-нибудь на север, в Финляндию?

Однако в Финляндии у Германа никого не было, сюда же, на холмы Грузии, его настойчиво звал князь Шервашидзе, и Герман решился, тем более, что и петербургские знакомцы настоятельно советовали ему отдохнуть.

Доехал он с комфортом. Транскавказская железная дорога связала Тифлис с Ростовом всего несколько лет назад, и поезда здесь ходили новенькие, быстрые и удобные. Некоторое время поезд шел через тоннель, который был пробит под Большим кавказским хребтом. Говорили, что генеральный подрядчик Атанесян, с которым Герман был шапочно знаком, нанял графа Черского, чтобы тот прорубил магическим образом тоннель в скале. Но говорили об этом шепотом, а сам граф, наверное, вызвал бы на дуэль всякого, кто стал бы вслух распространяться, что купец нанял его для проведения работ.

В толпе на вокзале Герман сразу разглядел озиравшегося молодого человека, своего примерно ровесника, смуглого, стройного и с отпущенными, но пока еще небольшими усиками. Тот тоже Германа быстро узнал – по мундиру, конечно же – и махнул ему рукой.

– Добро пожаловать в Тифлис! – сказал молодой человек, протягивая Герману руку. – Дядя бы рад был вас сам встретить, да сами понимаете: там столько дел сейчас, праздник вот-вот начнется и гости уж съезжаются.

Разумеется, праздник князь устраивал не в честь приезда Германа, а по случаю своего юбилея.

Прямо у выхода из вокзала их ждала черная новенькая коляска, Шервашидзе-младший ловко вскочил в нее, и лошади зацокали копытами по брусчатке старинного города, направляясь к выезду.

– Скоро таких колясок здесь уже не будет, – весело проговорил племянник. – Впрочем, пардон, я не представился. Ираклий.

– Рад познакомиться, – ответил Герман. – Но отчего же не будет? Куда же они денутся?

– Очень просто, – сказал Ираклий, развалившись на мягком сидении коляски. – Вы разве не знали? Дядя и его компаньоны ведут сейчас исследования, которые позволят воссоздать гномий самоход. А со временем и усовершенствовать. У него есть компаньон из Баку, где добывают нефть. Вы ведь знали, что самоходы ездят на фракции нефти?

– Мне кажется, гномий самоход – очень громоздкая машина, – проговорил Герман. – Не уверен, что это будет хорошая замена коляске.

– О, разумеется, нет! – Ираклий улыбнулся. – Но ведь самоход – это машина для рытья тоннелей, да еще и бронированная. У нас же будет просто повозка с двигателем, без брони, вот увидите, она будет легкой и удобной. Особенно быстрой, наверное, не будет, но лиха беда – начало.

– И скоро ли можно будет увидеть?

– Надеюсь, что скоро, хотя столько препонов… Между прочим, в том числе, и от вашего же ведомства! Приезжали тут буквально на днях двое, говорят: без разрешения комиссии нельзя подобное внедрять. А комиссия уже третий год разбирается: не опасное ли изобретение? Нет ли в нем вредных социальных последствий? И всегда-то так.

– А не пробовали как-нибудь… этак… договориться? – осведомился Герман.

– Ах, если бы дело было только в этом! – всплеснул руками Ираклий. – Вот, говорят, Атанесян, когда строил железную дорогу, то полтора миллиона у него ушло на этакие… договоренности. Но здесь другое: дело действительно небывалое, и никто из чиновников не хочет брать на себя ответственность, даже и за деньги. А ну как его величество разгневается? Тогда ведь никакие деньги не спасут. А его величеству, говорят, докладывали, да он ответил как-то неопределенно, а потом и вовсе ему стало не до нас, грешных. Вот и встало дело: ни тпру, ни ну.

– Боюсь, я здесь вряд ли помогу, – Герман развел руками. – Нет у меня возможности объяснить его величеству важность проекта.

– Да боже мой, разве мы стали бы вас об этаком просить! Ну, разве что, быть может, вы донесли бы до своих коллег… всю важность этого проекта.

– Я попробую, – Герман усмехнулся. – Хотя… я наслышан о коллегах из Департамента просвещения. Между нами сказать: будь их воля, они бы закрыли Америку и разъизобрели бы колесо.

– Это точно! – Ираклий хмыкнул. – Ну, а вы?

– А что я?

– Вы как относитесь ко всему этому? Хотели бы, чтобы по дорогам ездили самодвижущиеся экипажи? А может быть, чтобы и в небе летали?

– В небе и сейчас летают, – ответил Герман. – Я вот, к примеру, имел удовольствие.

– Да, но это удовольствие только для аристократов, – возразил Ираклий. – Для тех, кто может вытянуть толику магии из своих крестьян и вложить ее в двигатель экипажа. Но самолеты будущего будут летать на силе сгорания керосина, а не на крепостных, а значит, будут доступны всем.

Глава вторая, в которой веселье выходит из берегов

– Вы к нам надолго ли изволили пожаловать? – спросил Германа Мурадян, когда они выезжали из ворот поместья Шервашидзе.

Компания их, еще пока они шли к коляске, обросла еще какими-то господами, половина из которых Герману не представилась, так что все они слились для него в некую общую толпу, отпускающую шуточки, хохочущую и шумную.

Таким образом, ехали они сразу в четырех экипажах. Уже стемнело, горный воздух пьянил, и время от времени к нему примешивались нотки цветочных ароматов.

– Я ненадолго, – ответил Герман. – К сожалению, служба моя к продолжительному отдыху не располагает.

– О, понимаю, понимаю! – закивал Мурадян. – Все вершите судьбы отечества! Я когда-то тоже был на службе, служил в таможне, но потом… знаете, эдак, унаследовал отцовское имение… а за имением нужен глаз да глаз… Пришлось службу оставить.

«Тем более, что кучу денег, поди, унаследовал, а тратить их, небось, веселее, чем на таможне служить» – подумал Герман.

Сперва проезжали сам завод. Герману он отчасти запомнил его собственный, доставшийся ему от господина Пудовского, вот только здесь, конечно, корпуса не были выстроены в форме пентаграммы, да и слава Богу. Здешнему хозяину это было без надобности. От него Герман скорее ожидал, что он выстроит заводские корпуса в форме какой-нибудь скабрезной картинки.

Выполнять задание Шервашидзе и глядеть «не крутится ли вокруг Мурадяна кто-нибудь» было, конечно, тяжело, потому что вокруг уважаемого заводчика, конечно же, постоянно кто-нибудь крутился. Вот сейчас все эти многочисленные пассажиры экипажей самым активным образом крутились вокруг него, словно планеты вокруг светила.

Было здесь несколько господ совершенно обдерганного вида, которые, видимо, играли при дворе хозяина роль шутов. Даже следуя в экипаже, кто-нибудь из них то и дело откалывал какой-нибудь номер: но один громко расскажет неприличный анекдот, то другой споет песню, тоже похабного содержания, то третий просто прокричит петухом, да так громко, что эхо загуляет в горах.

Были тут и люди поприличнее, один даже в майорском мундире, правда, успел уже обшлаг этого мундира залить, кажется, вином. Такие вели себя немного посдержаннее, но чувствовалось, что все они тоже прилипли к Мурадяну не просто так, а ожидают, что чего-нибудь им да перепадет, хотя бы возможность натрескаться за столом у хлебосольного хозяина, и вели себя соответствующе. То есть, то и дело принимались рассыпаться перед ним в любезностях, возносить хвалу ему самому, его экипажу, устройству завода и даже просто окружающему пейзажу.

В общей компании один господин обратил на себя особое внимание Германа. Он, вроде бы, шутил и смеялся вместе со всеми, но глаза его как-то по-особенному зыркали по сторонам, он явно все подмечал, а пару раз Герман поймал его на том, что он достает блокнот и что-то украдкой в него записывает.

Был это немолодой уже человек, похожий на выслужившего из низов чиновника – с каким-то кислы лицом и обвисшими усами. Большая часть компании, кажется, не обращала на него внимания, так, словно его тут и вовсе нет. Разве что он сам к кому-нибудь адресовался с какой-то репликой.

Герман решил проследить за подозрительным господином повнимательнее. Не его ли имел в виду Шервашидзе, говоря, что вокруг Мурадяна «крутятся»? А может быть, господин – просто филер местного жандармского управления? Вот бы забавно вышло! Может быть, попробовать вызвать его на откровенность? Все-таки, Герман при мундире и тоже может сказать, что выполняет задание, так чтобы локтями не толкаться.

Впрочем, лучше пока не будем. А то, чего доброго, выйдет какой-нибудь пердюмонокль, как говорит майор Трезорцев.

Миновав завод, вся кавалькада въехала в ворота господского дома, который находился тут же, отделенный от завода лишь обширной лужайкой. На этой-то лужайке все и расположились: слуги Мурадяна постелили на траве несколько больших скатертей, вечер был теплый, так что этому своеобразному пикнику ничего не мешало.

Как-то незаметно среди компании появились какие-то девицы самого куртизанистого вида, как местные, так и, судя по бледности и русым волосам – приезжие. Одна попыталась усесться рядом с Германом и чуть ли не к нему на колени, но он со смешком ответил, что он слишком скучный для такой прекрасной леди – вот даже в мундире явился на попойку.

Понеслись снова тосты, только здесь они были не такие размеренные и велеречивые, как на обеде у Шервашидзе, а более торопливые и бессвязные – сказывалось количество выпитого. Один бородатый господин даже не смог закончить свою речь: так запутался в предлогах и междометиях, что сперва целую минуту пытался из них вынырнуть, но в итоге только махнул рукой и присовокупил: «Ну, за красоту!». Герману показалось, что он с большим трудом удержался от того, чтобы крикнуть: «Горько!».

Затем явился какой-то небольшой оркестрик, музыканты которого играли не особенно слаженно, так как тоже, похоже, изрядно нализались. Тем не менее, некоторые из гостей попытались пуститься в пляс, но не преуспели и большей частью попадали в траву, так что дальнейшее их времяпрепровождение напоминало лежачую попойку древних греков. Тем более, что и гетеры были на месте.

Глава третья, в которой удача ничего не решает

Едва Герман переступил порог залы в доме полковника Клевинского, как сразу же почувствовал, что здесь действительно играют по-крупному. Что-то было такое в атмосфере, какое-то электричество разлитое в воздухе.

Зала была просторная, и в ней поставлено было несколько карточных столов, и у каждого из них собралась компания из по меньшей мере нескольких мужчин. Общество было пестрым: здесь были и гвардейские офицеры в белых мундирах, и грузинские князья в расшитых кафтанах, и двое купцов с солидными окладистыми бородами, и несколько человек неопределенного статуса во фраках. Все они толклись вокруг столов и шумели, точно пчелы в улье, и только за одним столом, где, видимо, шла самая напряженная игра, напротив, молчали.

– Вы правила штосса, конечно, знаете? – спросил его Мурадян, когда они стояли возле дверей залы, осматриваясь по сторонам.

– Да чего там знать? – Герман улыбнулся. – Легла твоя налево от банкомета – выиграл, легла направо – проиграл.

– О, это, конечно, некоторое упрощение, – Мурадян покачал головой. – Там, знаете ли, много этаких подводных камней. Чтоб добиться высшего успеха, нужно иметь крепкую волю, наметанный глаз, выдержку, наблюдательность, острый ум.

– Проще говоря, нужно быть шулером, – ответил Герман. – Или хотя бы уметь вовремя определить, кто за столом передергивает.

– Как вы, однако… опять упрощаете, – Мурадян поморщился. – Впрочем, если хотите… можно и так посмотреть на вопрос. Однако же, это не отменяет того, насколько это притягательное занятие. Вы видите, сколько людей здесь собралось? В обычной жизни они все здравомыслящие, серьезные люди, многие – отцы семейств, а иные занимают крайне ответственные посты. Но здесь каждый из них становится совсем другим. Стоит лишь вдохнуть здешнего воздуха – и он уже одержим демоном азарта!

Герман взглянул на своего провожатого с легким удивлением: не ожидал от него такого приступа поэтического вдохновения. Впрочем, Мурадян прервал свою речь, так как к ним сквозь толпу подошел рослый, но слегка располневший мужчина в полковничьем мундире. Должно быть, хозяин.

Он поприветствовал Мурадяна, тот представил ему Германа, и полковник крепко пожал ему руку, предложив располагаться и чувствовать себя, как дома.

Подоспел лакей, подал Герману бокал шампанского, Мурадян же в это время заговорил с полковником о какой-то железнодорожной ветке, в строительстве которой они, похоже, оба имели некий интерес, так что Герман на время остался без попечения и принялся расхаживать по залу, то и дело останавливаясь то у одного стола, то у другого.

Игра тут действительно шла всерьез. Стопки ассигнаций на некоторых из столов выглядели весьма внушительно, а волнение собравшихся за ними говорило само за себя. Сидевшие тут, явно опытные игроки, все-таки, скрыть это волнение порой не могли. То и дело за столом слышался то чей-нибудь истерический смешок, то слишком громкий возглас. Некоторые из игроков, особенно, кто помоложе, говорили громче положенного, шутили принужденно, один, когда его карта была убита, уронил бокал, залив шампанским свои брюки.

Проходя мимо одного из столов, Герман почувствовал легкую дрожь в воздухе и применил свое новое зрение для того, чтобы убедиться, что ему не показалось. И убедился. Да, дело было нечисто, банкомет, пользуясь своей магической силой, совершал какие-то манипуляции с колодой в руке.

Конечно, магическое шулерство не было в империи чем-то новым. Как только магия вообще появилась после Сопряжения, то, конечно же, одно из первых применений, которое нашли ей аристократы, едва осела пыль на поле битвы при Маныче, было то, как плутовать в карты. Шепотом поговаривали, что кое-кто из первых князей-магов, сколотил свое состояние, главным образом, благодаря этому источнику.

И конечно же, в каждом уважающем себя игорном заведении или просто в доме, где часто собирается компания картежников, были установлены охранные заклятья, а любые манипуляции с магией, даже невинные, были строго запрещены неписанным кодексом. Любого, кого за этим поймали бы, как минимум, выдворили бы из приличного общества с волчьим билетом, а то и без дуэли не обошлось бы.

Но банкомет, мужчина средних лет с пышными усами и во фраке, похоже, был в себе уверен. Вероятно, его манипуляции были настолько тонкими, что каким-то образом оставались для следящих заклятий незамеченными, и кроме Германа едва ли кто-то мог поймать усача за руку – иначе уже поймал бы. И Герман почти уже было решил, что он его сейчас и поймает, но вовремя осознал, что это не так-то просто. Раскрывать, какими силами он теперь владеет, Герману было совершенно не с руки, так что о том, чтобы прямо обвинить усача сейчас, не могло быть и речи.

Герман решил, что он расспросит про этого человека у местных завсегдатаев – а его тут явно знали – после чего доложит свои соображения местному Жандармскому управлению. Мошенники, использующие магию – по их части.

Расхаживая по залу, Герман натолкнулся на молодого человека в зеленом мундире драгунского поручика, который стоял у окна с бокалом вина, бледный и с растерянным взглядом. Пальцы, сжимающие бокал, слегка у него подрагивали. Поручик явно изо всех сил старался делать безразличный видно, но у него это не выходило.

Глава четвертая, в которой от видов захватывает дух

Уезжая из собрания – а оно быстро стало расходиться после неприятного происшествия – Герман раздумывал о том, не направиться ли завтра сразу поутру в местное Жандармское управление. Конечно, Мурадян его от этого предостерегал, но, по-хорошему, инструкция ему это прямо предписывала. Впрочем, Герман с самого начала своей службы относился к соблюдению инструкций творчески.

Остановило его то, что уезжая из Петербурга и будучи напутствуем всезнающей Таней Ермоловой, он услышал от нее, что жандармы на Кавказе действительно своеобразные, что многие из них обросли там дружескими, родственными и прочими связями, которые для них много дороже начальства в Петербурге, так что в случае чего обращаться к ним за помощью нужно с осмотрительностью. То есть, в сущности, сказала то же, что и Мурадян, только немного иными словами.

Так что поутру, проснувшись в уютной гостевой комнате в доме у Мурадяна, Герман решил в управление не ехать, а вместо этого совершить другой визит.

Явился он в дом к князю Шервашидзе, но там лакей известил его, что князь на весь день уехал к себе на завод. Пришлось ехать туда, хотя время уже поджимало – к четырем часам вечера Герман договорился отправляться вместе с Мурадяном к тому месту, где у них назначена встреча.

Передавать бумаги Мурадян должен был в горах, а одном укромном местечке, которое не просматривалось с горной дороги. Не без основания он опасался, что там-то его и зароют, так что попросил Германа наблюдать за происходящим из засады и вмешаться, если тот почувствует неладное.

Герман про себя решил, что вмешается в любом случае. Во-первых, долг перед князем, который некогда спас ему жизнь (при похожих, кстати, обстоятельствах), диктовал ему необходимость разузнать, что же это за люди такие, и чего они от князя хотят. Но прежде, все-таки, заглянуть к самому князю.

На заводе, большая часть которого еще только возводилась, работа кипела вовсю. Тут и там громоздились повозки с кирпичами, носились туда-сюда рабочие, орали десятники, стояла столбом пыль и стелился дым.

Найти в этой суматохе князя оказалось очень нелегко. Герман сперва заглянул в правление, но там объяснили, что князь у них не сидит, а если уж приехал, то непременно сам все осмотрит, так что искать его посоветовали в строящемся сборочном цеху. Герман и в самом деле обнаружил князя там, тот вдохновенно что-то объяснял человеку с вислыми усами, по виду инженеру, и еще одному, одетому, как мастеровой. Не имея стола, князь разложил чертеж прямо на земле и встал перед ними на колени, что-то показывая и запачкав дорогие брюки. Помимо этих двоих слушателей, к над чертежом склонился также давешний знакомый Германа Ираклий.

– Добрый день, ваша светлость, – проговорил Герман, приблизившись и перекрикивая шум стройки. – А я к вам с отчетом о вашем поручении.

– О, Герман Сергеевич! – воскликнул князь, вскочив с земли, отряхнув брюки и протянув Герману руку. – Ну, что же, рассказывайте. Видать, дело важное, коли вы даже тут меня разыскали.

Он подошел к Герману, а следом за ним приблизился и Ираклий, что несколько Германа смутила. Говорить при посторонних он не хотел.

– Я бы хотел один на один, – произнес он. – Тут дело, видите ли…

Князь остановил его жестом поднятой руки.

– Не беспокойтесь, Герман Сергеевич, – ответил он. – Ираклий – мой племянник, но мне как сын. Детей-то у меня нет, а он – наследник всего моего дела, и если вы что-то хотите повестить мне, то можете и ему.

– Хорошо, – Герман кивнул. А затем пересказал обоим промышленникам историю, произошедшую накануне в клубе.

– Вот, значит, как… – проговорил Шервашидзе. – Я ведь подозревал… но не предполагал, что настолько. Да, запутался Саак, и нет, чтобы ко мне прийти: так и так, дорогой друг, помоги мне, выручи. Разве бы я не выручил? А он вот что…

– Я полагаю, такое нельзя оставлять без последствий, – вставил Ираклий.

– Ладно, это мы потом обсудим, – вздохнул князь. – Так что вам, Герман, от меня-то требуется?

– В сущности, ничего, – ответил Герман. – Я просто хотел, чтобы вы знали, с кем имеете дело, и приняли бы свои меры – по финансовой части, по юридической или еще по какой.

– Примем, – Ираклий деловито кивнул.

– Больше всего меня пугают эти бумаги… – проговорил князь. – Вы не спросили, что именно в них?

– Нет, но я приложу все усилия, чтобы по назначению они не попали.

– Вам точно не требуется помощь? – осведомился Ираклий. – У нас в заводской охране есть несколько очень крепких ребят, знающих свое дело даже получше, чем жандармские арестные команды – не в обиду вашему ведомству будет сказано.

Герман в ответ покачал головой.

– Слишком рискованно, – ответил он. – Чем больше группа, тем больше опасность, что нас заметят. А кроме того, раз уж у этих людей есть глаза и уши среди жандармов, то и вашем отряде они тоже могут быть. Вон, они даже вашего компаньона завербовали, что им стоит и в охрану пробраться?