Лечим все, кроме истинности (вылечим всех) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Ясмина Сапфир (самиздат)

Глава 1

– Вербера в десятую операционную! Да не пыхти ты! Не такой уж он и тяжелый! Ты чего творишь, криворучка? А ну, стой! Куда ты тащишь верпантеру? В десятую палату, дурень! Та-ак! Погоди-и-и… Вертигра на МРТ! А мне плевать, что он много весит! Поместится, куда он денется? Коленом запихай, недотепа! Подкинь энергии жизни, чтобы обратился. Снимок должен быть в ординаторской через двадцать минут! Маргона в пятую смотровую! Я сам туда приду!

Кому-то все эти фразы могут показаться фантастической белибердой, кому-то – розыгрышем. Только не мне. Я работаю в ночной смене в больнице на перекрестке семи миров больше двух лет.

Однажды вечером шла с работы, на родной Земле, поймала такси и… очутилась тут, среди волшебных существ. Полтора года обучения и стажировки медсестрой, и вот он, головокружительный карьерный взлет – я врач третьей категории. Человеку пришлось бы учиться почти десять лет, стажироваться… Но мозг валькирии усваивает информацию не в пример быстрее, легче.

Но самое интересное не это! Самое интересное, что все два года я работала на испытательном сроке, в ожидании, пока получу диплом Академии перекрестной медицины. Стану врачом уже официально, по документам.

Еще бы! Валькирий седьмого уровня тут почти нет. Исцелять, как мы, под силу лишь единицам. А то, что я никакой не медик, а рекламщик, дело десятое.

Начальнику ночной смены – Риккару, Рику, как его тут все зовут, так и вовсе плевать на мою прежнюю профессию. Василиск, что с него взять?

– Самира! Тебе нечем заняться? Или все же зашьешь парню лапу? – одернул меня Рик, привычно хмуря иссиня-черные брови. Его ярко-синие глаза полыхнули знакомым огнем.

Я отставила чашку с кофе на стойку регистрации – голубую, из пластика, похожего на подтаявший лед, и поспешила в первую операционную.

Следом засеменила медсестра Латифа – с ней я любила работать больше остальных. Маленькая, юркая, узкоглазая она напоминала кореянку, хотя на самом деле происходила из рода оборотней-лис.

Шустрая, с очень легкой рукой, Латифа была незаменима на осмотре и даже в операционной. А еще она никогда не говорила мне под руку.

Первая операционная, как и вторая предназначалась для несрочных травм, требующих минимума энергии исцеления.

Рик брезговал рутиной. Поэтому особыми крестовыми швами из сверхпрочных и сверхэластичных нитей – единственных, какие выдерживали обращение оборотней, обработкой ран специальным антисептиком для нелюдей занимались мы, его подчиненные. Точнее, наверное, подданные.

Василиск, способный видеть всех насквозь почище рентгеновского аппарата и воскрешать только что умерших, имел здесь неофициальный статус царя и бога. И официальный – главврача и засранца, каких свет не видывал.

Операционная, выложенная полупрозрачной голубой плиткой, как и стойка регистратуры, напоминала ледяную пещеру. И холодрыга тут была такая же. Хорошо, что я ходила на работу не иначе как в шерстяных колготках и свитере под голубой робой. Даже от нее словно веяло прохладой.

Рысь сидел на кушетке, положив больную руку на специальный высокий столик-подставку из того же пластика, что и все вокруг.

В воздухе пахло кровью и дезинфектантом – ядреная вонь, хорошо, что я давно привыкла, даже можно сказать – адаптировалась. Поначалу глаза жутко слезились, болели, в горле першило.

Жилистый, гибкий оборотень, с ярко-рыжей, как и у большинства рысей шевелюрой, наблюдал за мной хитрющими темно-серыми глазами.

– А ты ниче, – хмыкнул рысь, окатив меня с ног до головы взглядом голодающего, обнаружившего на витрине сочный сэндвич. – Как зовут?

– Твой перелом ключицы, если не прекратишь на меня пялиться, – осадила я оборотня.

Все как обычно в нашем «дурдоме». Двусущие – любвеобильные и нахальные. Маргоны, с которых люди рисовали эльфов – загадочные и утонченные. Даже если уродились любвиобильными, как двусущие. Василиски и драконы высокомерны до тошноты. А мы, валькирии, врачи и медсестры, стараемся не обращать на все это внимания. Ну а что еще делать уроженкам из неволшебных миров, вроде моей, обычной Земли? Только любить сказку, наслаждаться ею и получать удовольствие от общения даже с такими засранцами, как Рик.

Даже о том, что переход между мирами забирает воспоминания, почти никто не жалел.

Рысь хмыкнул и, пока я обрабатывала его рану, откровенно «ночевал взглядом» на груди. Грудь у меня не огромная, но и не маленькая. Подчеркивать ее головокружительным декольте, как некоторые местные девушки-оборотни, не позволяет мерзлячесть. Но двусущим достаточно намека на округлости, неплохой формы. Горячие они, оборотни – температура тела под 37, 5. И темперамент соответствующий.

Рысь подвинулся на кушетке, поддернул черные джинсы и заломил бровь.

– Срежь ему рукав, – попросила я Латифу. – И мне, пожалуйста, бинты, швы для оборотней, иголку и шпильку.

– А шпильку зачем? – хихикнула медсестра.

– Вставлю ему куда-нибудь в чувствительное место. Слыхала выражение «вставить шпильку»? Пошутить, значит. Вот я и пошучу.

С внутренней стороны предплечье рыси было рассечено почти от локтя до запястья, но крупные сосуды не пострадали, да и рана выглядела чистой.

Я тщательно обработала ее дезинфектантом. Оборотню явно успели вколоть обезболивающее, потому, что сидел он расслабленно и напрягался только чтобы изучить мою грудь с другого ракурса.

Я смерила рысь новым взглядом оскорбленной невинности, но это ситуацию не исправило. Оборотень хохотнул.

– Люблю недотрог! Они такие сладкие!

– А я люблю потрогать! – И я кивнула Латифе, чтобы она стянула рану. Рысь чуть заметно скривился, но почти тут же выдал очередную сальную ухмылку.

Я принялась зашивать, а оборотень, как завороженный, наблюдал за процессом.

– Я так понимаю, у вас опять сезонные драки за охотничью территорию? Или самку не поделили? А может даже чужую территорию с перепугу пометили? – не удержалась я от ехидного вопроса.

Глава 2

В поселке пахло жареным мясом и хлебом. Взвинченные оборотни в нетерпении мялись у арены, шумно переговаривались и даже не смеялись – утробно гоготали.

Секунда, другая, и… я окунулась в эмоции верберов, как в воду, и они накрыли с головой, ненадолго почти лишили ясности мысли.

Я отчетливо ощущала адреналин – он витал в воздухе, нагнетая напряжение.

Черт! Это ведь мои вторые бои! Пора бы привыкнуть… Но сказать легче, чем сделать. Особенно когда отовсюду давят чужие эмоции, энергетика – дикие, мощные, неконтролируемые…

Кровь бешено застучала в висках, страх сковал по рукам и ногам, изнутри поднялось сильное раздражение.

Рик властно приобнял меня за талию и медленно повел к арене.

Вот сейчас, здесь мне и в голову не пришло возражать, возмущаться его нахальством, бесцеремонностью.

Напротив, покровительственный жест василиска пришелся как нельзя кстати. Навязанные эмоциями оборотней чувства сразу отпустили, пульс почти выровнялся, и я вздохнула с облечением.

Верберы столпились вокруг, и, невзирая на близость Рика, я почувствовала себя неуютно. Даже подростки были выше меня на голову, крупнее в раза в полтора. Рядом с высокими, статными вербершами невольно вспоминались строки из классики: «Коня на скаку остановят, в горящую избу войдут».

По сравнению с ними я выглядела лилипуткой, с подтянутой, правда, фигурой – об этом я заботилась постоянно. На мои узкие плечи и худые икры большие и хищные оборотни неизменно смотрели с жалостью.

Мы с Риком остановились у заграждений. Сзади вновь набежали зеваки. Но вокруг нас образовалось нечто вроде безопасной зоны. Верберы не напирали, как на сородичей, старательно выдерживали расстояние в несколько шагов. Еще бы! Уж я-то знала, что Рик легким движением руки уложит любого из них. А хвостом… хвостом расплющит всмятку так, что ни один лучший хирург не соберет.

Словно ощутив мою неуверенность, василиск вновь обнял, притянул к своему горячему телу.

Вдох… выдох… вдох… выдох… Отпустило.

Когда-то я думала – Рик мощный эмпат. Настолько точно и быстро ловил василиск малейшие изменения моего настроения, считывал сильные эмоции. Но потом узнала наверняка – среди рас перекрестья, да и ближайших миров тоже, нет никого с такими способностями. И никакой Рик не эмпат. Просто василиск подмечал малейшие изменения позы, выражения лица, глаз, жесты. Да и интуиции его позавидовали бы многие… Порой казалось – в том, как читает меня Рик, заботится, оберегает есть что-то еще, гораздо большее, чем опыт, шестое чувство, внимательность. Но я почему-то страшилась поверить, старалась не думать об этом…

Шум и гам вокруг вырвали меня из собственных мыслей.

Сколько тут верберов? Навскидку, не меньше тысячи. Только взрослые и подростки, детей на такие мероприятия не пускали.

В гуле тысяч голосов я едва расслышала василиска.

– Сейчас придет Маллес, – деловито сообщил он.

– Он же вроде главный среди других верберов? Нет? – удивилась я, повернула голову и носом едва не уткнулась в грудь Рика.

Василиск хмыкнул, но не отодвинулся ни на миллиметр. Наклонился, привычно обжигая висок дыханием.

– Дикая ты, Самира. Как будто все эти два года жила в лесу, причем среди одних деревьев и кустов. Как можно не знать вожака среди вожаков? Так можно и начальство забыть… Маллес – куратор всех племен верберов в мирах перекрестья и на самом перекрестье тоже. Он объявит претендентов и подаст сигнал к началу боев.

Недовольный возглас вырвался сам собой.

Ну да! Конечно! Как я могла не знать? Я крутилась как белка в колесе, не останавливаясь, не отдыхая. Смена, несколько часов беспокойного сна, учеба, новая смена. Лекции, практики, раны, переломы и опять все по-новой. Тут бы имя свое не забыть.

– Просто мы встречались с Маллесом, в другом поселке верберов, – обиженно пробубнила я себе под нос. – Выезжала к нескольким детям – играли в лесу и упали в овраг. Маллес вызвал дежурную бригаду, объяснил ситуацию, успокаивал мамочек… Откуда мне было знать, что он такая шишка?

Даже краем глаза я видела, как тепло улыбается Рик, будто слушает оправдания ребенка. Василиск погладил по голове, по спине – и вдруг без малейшей тени издевки произнес:

– Ничего. Еще всех узнаешь…

От его тона – почти нежного, слишком ласкового, у меня мурашки побежали по спине. Сама себе удивляясь, я вернула Рику улыбку и резко сменила тему:

– А предыдущий альфа?

– Оттрубил на посту двести лет. Ушел на заслуженный отдых. Если повезет, мы его еще увидим.

– Верберы живут триста-триста пятьдесят лет, – зачем-то повторила я вслух материал давнишней лекции про двусущих.

– Молодец! Выучила урок! – вновь погладил меня по голове Рик, словно отец – послушную дочь. Даже пучок на затылке растрепал. Плевать! Хотя мои длинные шелковистые волосы не так-то просто собрать и заставить лежать как надо.

Странно, многозначительно покосились на нас две верберши, в темных джинсах и футболках, как и большинство соплеменников. За редким исключением, оборотни предпочитали простую, удобную и недорогую одежду. Только драконы, василиски и лисы щеголяли в костюмах из элитных тканей, да и вообще любили принарядиться.

Внезапно все стихло. Казалось, только что я смотрела фильм с очень громким звуком, и его резко выключили.

Тишина звенела, как натянутая до предела струна.

Толпа на противоположном конце площадки расступилась, и на арену вышел Маллес. Сейчас он выглядел так же диковато, как и в нашу первую встречу. Вздыбленная светлая шевелюра чуть ниже лопаток, кустистые темно-русые брови, трехдневная щетина. Резкие, крупные черты, высокий лоб и квадратная челюсть. Если бы я не знала, что Маллесу уже под двести лет, приняла бы за мужчину лет тридцати пяти, как говорят люди – в самом соку.

Мешковатая серая футболка и вытертые джинсы придавали облику вожака среди вожаков почти мальчишескую расхлябанность, бесшабашность.

Женщины от него просто млели. И не только верберши, и не только оборотни. Помню, к нам случайно занесло двух туристок – человеческих женщин, или просто человечек, как любили называть их сверхъестественные расы. Вроде бы людям на перекрестье вход заказан, но иногда они как-то туда прорывались. Говорят, проходили там, где истончалась граница между ближайшими мирами и перекрестьем. Жить у нас смертные не могли – особая энергия убивала их за считанные недели. Поэтому «нежданных туристов» отправляли назад, подлечив, если требовалось. Человечки прибыли с ушибами и ссадинами, а Маллес как раз навещал раненого альфу. Что было-о-о! Женщины охали и ахали на всю больницу: – «Какой мужчина», «Вот это мужик», «А он огого!»

Глава 3

Как обычно дежурство выжало меня как лимон. И как обычно поняла я это лишь, когда все закончилось. Были наложены последние швы, проведен последний анализ, вправлен последний вывих.

На смене, на вызовах у меня словно вырастали крылья, открывалось второе дыхание. И усталость наваливалась на плечи непосильным грузом только когда напряженная работа подходила к концу, а больные оказывались вне опасности. Или, что по счастью случалось крайне редко, я уже ничем не могла им помочь.

Солнце встало, высветило березки на опушке леса, позолотило далекие макушки сосен, заиграло на капельках росы в траве, превратив их россыпь бриллиантов.

В воздухе запахло прокаленной хвоей, листвой и медовым нектаром.

Завели утренние трели птицы – их многоголосье походило на нестройный, но все равно удивительно приятный для слуха хор.

Из-за полного безветрия облака застыли в небе кусками ваты.

Рик помог мне сесть в машину: ноги заплетались, руки повисли плетьми, все тело ныло. Малейшее движение – и мышцы отзывались сильной болью.

Медовую отдушку в кабине сменила сливовая, такая упоительно-вкусная после вони на боях.

Мало того, что мы работали в полевых условиях, временами приходилось ворочать верберов, помогать им передвинуться. А весят эти оборотни как три человека. Не меньше.

Слава богу, хоть встревоженный Раттибор, который кружил возле меня стервятником не меньше часа, потом все же отправился по делам племени. Обнаженный вербер – оборотни вечно забывали одеться, если переключались на нечто важное, который все время что-то спрашивает, теребит – то еще испытание для нервов.

Медсестры и медбратья «перекрестной больницы» энергией жизни не управляли. Все, кому она была подвластна, срочно натаскивались, обучались и становились врачами. На бойни, вроде сегодняшней, к «тяжелым», к пострадавшим в горах выезжали только они, то есть мы.

Не дай бог неудачно пошевелишь пациента, а у него обнаружится перелом, или того хуже – серьезные внутренние повреждения. Обломки кости повредят сосуд, откроется внутреннее кровотечение, оторвется орган. Исправить такое за секунды способна только наша особенная энергетика.

По счастью, сегодня из тяжелых с нами летел только Маллес. Рик напитал его своей энергетикой, и вербер немного очухался, а теперь вот уснул и негромко похрапывал.

Уснула и я. Просто отключилась. А когда очнулась, то лежала на плече у Рика, а он застыл, словно окаменел. Тонкий, но очень теплый плащ василиска накрывал меня, как одеяло.

– Пора заказывать сюда кровать, – усмехнулся спутник, заметив, что я пошевелилась. – Может, заодно кроме сна еще чему хорошему научишься. Все-таки женщина… Красивая, и фигурка что надо. – Василиск нарочито прошелся по мне взглядом оборотня в брачный период. Интересно, у этих змеюк случаются такие периоды на самом деле?

Я выбралась из-под плаща Рика, и сладко потянулась.

Машина сбросила высоту и села возле двухэтажного общежития, выстроенного из громадных светлых булыжников. Оно анакондой тянулось вдоль улицы и сворачивало за угол, огибая парк.

Высотки на перекрестье не строили. Спустя несколько лет они начинали раскачиваться, словно былинки на ветру, и разрушались до третьего этажа. Что за силы воздействовали на здания, местные ученые так и не выяснили. Но строители перестраховывались, ограничиваясь двумя этажами.

– Иди, передохни. И лучше не ходи на занятия. Я напишу справку, – очень мягко, почти ласково произнес Рик. И помог мне выбраться наружу.

– Я отвезу Маллеса в больницу. Обследуем его, попытаемся понять, что случилось. Тогда и решим, что делать дальше, – сообщил в спину василиск. – И подумай над моим предложением. Мои предложения еще никто и никогда не отвергал.

Я хотела пошутить на этот счет, спросить, сколько же раз тогда он женился по пьяни, но дверца уже захлопнулась, и машина взмыла в утреннее небо.

Сиреневый туман перекрестья рассеялся, обнажив темно-серую брусчатку дороги. Спрятался в щели, в закоулки, под землю и затаился до следующей ночи.

Солнце начинало припекать, и в плаще стало жарковато. Я поспешила к подъезду общежития. Напротив благоухал цветами белый бутик с ярко-алой вывеской «Букеты». Чуть поодаль только-только открывалась такая же белая булочная. Ветер обдал меня упоительным запахом свежей сдобы, булочек с джемом и творогом. Желудок недовольно заурчал и сжался в тугой комок.

Ну не-ат! Наедаться сейчас – не слишком удачная затея. Надо хоть немного поспать, иначе паду, как загнанная лошадь. И Рик с чувством, с толком, с расстановкой напомнит – насколько он всегда прав и что пора завязывать с моим бешеным графиком.

Я заставила себя отвлечься, вошла в общежитие и кивком поприветствовала Олдиса – белокурого охранника-вербера.

Он кивнул в ответ, сверкнул в полутьме подъезда глазами и снова замер соляным столбом.

Как обычно после смены, розоватые светильники на потолке и стенах показались мне слишком яркими, веселыми, а коридор – до ужаса длинным.

Цель моего путешествия – дверь с табличкой «Самира Рарвес» –располагалась ближе к его концу, а ноги уже еле передвигались. Самира Рарвес… Не сразу свыклась я с этим чудным именем, но звучало красиво. Так назвал меня Рик в нашу первую встречу на перекрестье.

Очутившись здесь, я забыла свое настоящее имя, как и многое другое из прошлой жизни. В последнее время она упорно напоминала о себе, всплывала в голове урывками, отдельными кадрами, почти не связанными друг с другом. Но темных пятен по-прежнему оставалось слишком много.

Говорят, так перекрестье лишает нас желания вернуться домой. Мы не помним к кому, к чему и зачем, принимаем новый мир сердцем и душой.

Я поднесла руку к двери, и та послушно отворилась. Поначалу я не уставала удивляться здешней охранной магии. Она напоминала покладистого домового – невидимого, но послушного хозяйке жилища. Почуяв мое приближение – немедленно открывала квартиру, заметив удаление – блокировала окна и дверь.

Глава 4

В анатомичке, на первом этаже корпуса, было еще холоднее, чем в подвале, но вскрытие василиска доставило мне море удовольствия. Я радовалась, как ребенок, в отличие от большинства сокурсников.

Леолайла – высокого, жилистого маргона, с пронзительными глазами цвета красной яшмы стошнило. И, как назло, франтоватый парень именно сегодня не застегнул белый халат. Он еще долго отстирывал у раковины желтоватую тунику и черные, атласные брюки, смывал остатки обеда с каштанового хвоста.

Камелия морщила нос и брезгливо фыркала. Дарген с Гроносом хмурились. Остальные – кто бледный, как мел, а кто и вовсе – зеленый, спали с лица и с нескрываемым ужасом следили за отточенными действиями нашего препода по анатомии – Опала. Оборотень-пантера с ершиком светлых волос, острыми, хищными чертами и бледно-голубыми глазами, лихо орудовал скальпелем и не без удовольствия вытаскивал внутренности.

Опал просто обожал шокировать студентов, и в этом ему равных не было.

То он клал на труп бутерброды, а затем с аппетитом жевал их и нарочно причмокивал, то вытаскивал из мертвецов органы и принюхивался к ним. Если группа попадалась не слишком впечатлительная, мог даже лизнуть.

Наверное, за это его и прозвали прозвали «жутик». Опал знал о кличке и, по-моему, даже гордился ею.

Но еще больше, чем пугать студентов, доводить до приступа неконтролируемого отвращения, Опал любил смущать их. Желательно до жгуче-красного румянца и потупленных глаз. С хитрющим выражением лица совал кому-нибудь под нос печень или почки, а то и вовсе – гениталии. И чем более ошарашенным выглядел студент, тем дольше расспрашивал его пантера, требуя рассказать об органе во всех красках и деталях.

Прямо-таки классикой жанра стало для Опала отсекать мужские гениталии и заставлять девушек громко произносить их названия, перечислять функции и возможности. Если речь шла об оборотнях с особенно мощным либидо, жутик требовал подробного отчета: как долго они могут заниматься любовью, сколько семенной жидкости при этом выплескивается и какова вероятность зачатия с первого же раза.

И добивал фирменными вопросами: «А это больно, если орган готов, а женщина нет? Для организма вредно? И если вредно, то что же делать?»

Я приблизилась к голубой кушетке, накрытой тонким листом полиэтилена, стремясь получше разглядеть внутренности василиска, и почему-то снова подумала о Рике. Подопытный был очень крупным, гораздо больше начальника, высоким и мускулистым, как и положено любому уважающему себя оборотню. Двусущие почти никогда не полнели, только если редко «выгуливали зверя» – бегали в животной ипостаси.

Чаще всего набирали лишний вес вовсе не драконы с василисками, а лисы с медведями. Рик объяснял это склонностью к медленному обмену веществ, а я – природной ленью.

Внутри василиск мало отличался от человека, если не считать нескольких дополнительных желез и пары органов. В остальном, он вполне походил на мужчину в самом расцвете лет. Даже в том месте, которое резво отчекрыжил Опал и в мгновение ока сунул под нос Амалле – еще одной маргонке. Изящная, гибкая, как лиана брюнетка, с миндалевидными глазами, похожими на влажные маслины, отшатнулась от гениталий, как от оружия массового поражения. Ее тонкие, длинные пальцы нервно затеребили ворот белого платья.

– Что это? И для чего оно нужно? – сдерживая смешки, допытывался Опал.

Амалла зарделась, как школьница при виде обнаженного красавца, опустила взгляд на орган, и посмотрела на меня с немой мольбой.

Я хотела громко назвать то, что отрезал василиску Опал, но препод сделал предупреждающий жест рукой.

– Если вы хотите ЭТО лечить, научитесь ЭТО хотя бы называть! – крикнул он так громко, что эхо облетело просторный зал, осыпаясь с выложенных белоснежной плиткой стен и пола.

Амалла стала уже даже не красной – скорее пунцовой. Причем вся – уши, нос, грудь, шея и даже руки.

– Эмм… нижний орган оплодотворения? – робко промямлила она.

Группа зашлась хохотом. Леолайл захохотал у крана, обрызгался с ног до головы, но смеяться не перестал. Опал поддержал всеобщее веселье, взвесил добычу в руке, перехватил двумя пальцами и потряс перед лицом Амаллы, словно каким-нибудь фруктом.

– Простите мне мое любопытство. А верхний орган оплодотворения он… хм… какой? – спросил жутик у маргоны. – Не нос ли часом?

Группа загоготала еще громче. Эхо нашего хохота отразилось от стен, и, казалось, где-то рядом загудела вода.

Да-а-а. Занятия по анатомии всегда превращались в шоу одного актера.

Только со мной у Опала ничего не выходило. С каждой парой он спрашивал меня все реже, и только в особо сложных, исключительных случаях.

После двухгодичной стажировки в больнице и общения с Риком, что такое тушеваться, я забыла давно. А уж крови, кишок и костей насмотрелась на сто лет вперед. Никакое вскрытие не сравнится с одной ночью в перекрестной больнице скорой медпомощи.

Вот и сейчас вдруг ужасно захотелось щелкнуть Опала по носу, а заодно спасти красную как рак Амаллу. Она брезгливо морщилась, косилась на орган, висевший перед самым лицом, и до крови кусала губы.

– А мне вот интересно другое. Как нам ЭТО лечить, если ОНО, простите, в ипостаси крылатого змея прячется внутри тела. Кстати? Опал? Не расскажете, могут ли василиски заниматься сексом в зверином обличье? – самым невинным тоном спросила я и нарочито небрежно коснулась отрезанной у василиска части тела. Благо хирургические перчатки мы надевали сразу при входе в анатомичку, даже если сегодня резал только преподаватель, а группа лишь наблюдала. Надевали так, на всякий случай. А скорее на случай «сезонного обострения» чувства юмора у жутика. В такие дни он мог кинуть кому-нибудь очередной орган со словами: «Лови, дарю, как запаска пригодится!»

Анатомичка снова взорвалась хохотом. Пантера не сдержался – тоже рассмеялся и внезапно, вполне серьезно ответил:

– Василиски, дорогая моя Самира, могут и так, и сяк. А как именно… хм… ты можешь изучить сама. Все-таки работаешь с одним из них. Да еще с тем, чья репутация бабника известна во всех семи мирах.

Глава 5

Рик позвал меня на мозговой штурм, в свой кабинет.

На вопрос – почему только меня, а не как обычно – всех лучших врачей отделения – василиск странно скуксился, немного помолчал и все же разродился:

– Дело дрянь. Не хочу создавать панику и ажиотаж. Да и не помешает тебе узнать кое-что о перекрестье и нижних мирах. Другие врачи в курсе.

Что-то он темнил, не договаривал. Но я давно поняла – если Рик в таком настроении, даже пытки бессмысленны. Василиск объяснится, как только будет готов, и ни секундой раньше.

Всякий раз, когда входила в кабинет василиска, казалось – очутилась далеко от больницы, в лаборатории какого-нибудь алхимика-чародея.

И не уставала разглядывать, удивляться, замечать малейшие изменения.

За обычной больничной дверью скрывалась просторная комната, со всех стен которой тянулись к незванным гостям чучела причудливых тварей. Двухголовые ящеры, похожие то ли на раптора, то ли на тиранозавра смотрели немигающими алыми глазами с вертикальными зрачками. Скалились острыми как иглы зубами существа, вроде больших собак, с серебристым птичьим оперением. Гордо выпячивали черные, словно лакированные клювы алые птицы с очень длинными шеями и острыми шипами вдоль позвоночника, как у стегозавра… Глаза разбегались.

Зеленые, красные, фиолетовые, клыкастые, двух или трехголовые чудища поражали воображение.

Но еще больше поражали его те, что хранились в громадных банках, литров на пятьдесят, не меньше. Пластиковые емкости, с желтоватой жидкостью и диковинными тварями, батареей выстроились на стеллажах, теснивших друг друга у стен. И лишь у одной из них сплошной ряд стеллажей разрывал диван – самый удобный из всех, что я встречала. Садишься на коричневую тканую обивку и… тебя со всех сторон обнимает упругая, но мягкая спинка.

Так я и сделала. Как обычно во время мозгового штурма, Рик не устроился рядом, не прижал горячую ногу к моей и даже не приобнял.

Василиск отошел к светло-серому деревянному столу, присел на него и нахмурился.

Однажды я попыталась поиздеваться: мол, что ж так скромно-то? Василиск криво усмехнулся и невозмутимо сообщил:

– Твоя близость мешает мне думать о деле. А к тому, о чем я думаю в такие минуты, ты, очевидно, не готова. А я не готов поменять свои принципы в отношении насилия над женщиной.

Помню, как мурашки побежали вдоль позвоночника, и засосало под ложечкой – предательски, сладко. Больше я эту тему не поднимала.

Убедила себя, что Рик шутил в своей фирменной манере. Вся больница знала, насколько обожал василиск отпускать остроты на медицинские темы и темы ниже пояса тоже. Симпатичные медсестры не раз делились – как Рик смущал их откровенными шуточками, заставлял краснеть и прятать глаза. Так, чем я хуже?

В кабинете Рика мое обоняние отдыхало. Здесь витал очень слабый запах яблок. Они всегда наполняли громадную плетеную вазу на письменном столе василиска. То ярко-красные, то зеленые, то желтоватые, сочные фрукты неизменно вызывали у меня повышенный аппетит. И, как обычно, Рик заметил это. Обернулся, схватил самый большой и спелый плод и бросил через всю комнату. Поначалу я ловила вкусные подарки с большим трудом. Но постепенно так наловчилась, что делала это одним движением руки.

Яблоко было зеленым, и таким сочным, что после первого же укуса ароматная жидкость потекла по подбородку. Я вытерла ее пальцем и перехватила взгляд Рика. Неожиданно жадный, почти хищный и очень порочный. Не припомню, чтобы он смотрел так прежде, или просто не успевала заметить. От василиска не ускользнуло мое внимание и реакция тоже. Он хмыкнул, расплылся в кривой улыбке, закинул ногу на ногу, и весь очень напрягся, прямо-таки окаменел.

– А что я однажды говорил про насилие? – напомнил, сверкая синими глазами – в них плясал незнакомый, неуправляемый огонь. Но почему-то вместо страха я ощутила, как тепло собирается в животе, опускается ниже, вызывая сладкое томление. Губы Рика внезапно показались еще более чувственными, а их жесткие, резкие очертания еще более мужественными, соблазнительными.

Василиск облизал губы, будто почувствовал мой взгляд, быстро сглотнул и произнес неожиданно хриплым голосом:

– Самира! Ты полегче на поворотах! Думай, что делаешь.

Я отвела взгляд, и в комнате воцарилось молчание. Я прямо чувствовала, как Рик пожирает глазами – каждый миллиметр тела, каждую впадинку и выпуклость. В звенящей тишине его натужное дыхание казалось еще громче, еще чаще.

Некоторое время я старалась сидеть тихо, не смотреть на василиска, сама не понимая почему. Больше всего на свете мне хотелось сейчас встать, прильнуть к нему и поцеловать. Вот так вот нахально – в жесткие, чувственные губы. А потом сказать что-нибудь язвительно-возбуждающее. Вроде: «Как бы ты сам не обжегся от моего огня…»

Вместо этого я сжалась, свела колени и напряженно выжидала. Сильное, неконтролируемое смущение сковало по рукам и ногам. Рик понял мои телодвижения по-своему:

– Тише, трусишка. Не трону! – сказал с металлом, с раздражением в голосе и тут же, словно опомнился, перешел на спокойный тон: – Давай отвлечемся и займемся делом. Я расскажу тебе предысторию. А потом перечтем и подытожим все, что говорил о симптомах Маллес. Нюхом чую – нам это очень понадобится.

Из рассказа Рика, обильно сдобренного его фирменным черным юмором, следовало, что полтора столетия назад перекрестье пытались захватить оборотни из нижних миров. Воображение рисовало ужасных тварей, похожих на порождения ночных кошмаров. Вроде мерзких монстров, что «мариновались» в исследовательских банках в кабинете Рика.

Их магия могла изменять ткани и клетки разных существ. Одни умирали, другие долго и тяжело болели, но все же выздоравливали. Третьи же –превращались в злобных монстров. Убивали, крушили, носились как безумные. Их называли – перерожденные.

Часть пришлось уничтожить, часть – погибли сами.

Тем временем, монстры пришли на перекрестье, чтобы захватить его и построить свои города.

Глава 6

Рик будто очнулся. Сразу после моей знаменательной фразы, он как-то весь собрался, отступил от дракона, словно молчаливо отказывался от драки.

Окинул медсестер внимательным взглядом и разразился распоряжениями – почти такими же спокойными и обстоятельными как раньше.

– Несса, срочно во вторую операционную. Тащи сюда анестезиолога. Горделия! Немедленно тащи новую кровь, питательный раствор и готовь инструменты! Быстро!

Девушки метнулись к дверям.

Латифа вытянулась по стойке смирно, ожидая команды Рика, и та не заставила себя ждать.

– Ты! – обратился к ней василиск. – Сделай из операционного стола полукресло. Но так, чтобы голова вербера не сдвинулась ни на сантиметр. Поняла?

Латифа закивала, и бросилась выполнять. В принципе, ничего сложного в указании Рика не было. Форма стола изменялась непосредственным нажатием кнопок сбоку или дистанционно, с пульта – он лежал возле аквариумов.

Опытная Латифа решила правильно – схватила зеленый пульт с разноцветными кнопками и зафиксировала голову вербера эластичными, но прочными тисками. Они выдвигались из стола, меняли форму, размер, длину, подстраиваясь под пациента.

Дальше я не смотрела.

Рик подошел ко мне и Вагру, дракон сложил руки на груди, словно говорил: «Ты крутой, но я сейчас продемонстрирую собственное превосходство». И не обманул.

– Предлагаю новую методику. Превратить прут внутри головы в чистую энергию и вывести. Почти никакой механики, никакого воздействия.

Рик рубанул рукой по воздуху, явно намереваясь ответить что-то очень резкое, может даже оскорбительное, но передумал и произнес почти спокойно:

– Хороший метод, но еще мало опробованный. Мы не знаем – нагреваются ли ближайшие ткани. И как вообще они отреагируют на мгновенное превращение. Слишком мало информации, чтобы делать прогнозы…

– Смотрю, ты забыл, что мы все переходим в энергию, когда превращаемся из человека в зверя и обратно? – хмыкнул Вагр, заломив бровь.

– Не забыл, – с нотками рычания парировал василиск. – Но мы это делаем с помощью энергии ауры. А ты собираешься использовать…

– Энергию перекрестья, – ответил за него дракон. – Ну и что?

Рик задумался, словно взвешивал – стоит ли спорить дальше, принять предложение или отвергнуть его. В конце концов, в этой операционной решал он, и все это прекрасно понимали, даже Вагр.

Василиск выдержал небольшую паузу, косясь на меня внимательным синим взглядом, с примесью затаенной обиды. Казалось таким непривычным общаться с Риком настолько близко, настолько душевно, что ли… Прежде Рик не позволял проникать в его эмоции, не показывал их – отшучивался, лапал, делал неприличные предложения. Как свыкнуться с тем, что за всем этим стояла не просто мужская бравада, не фирменное чувство юмора, а нечто гораздо большее?

У меня вновь засосало под ложечкой. Из глотки Вагра вырвалось рычание и наши с Риком взгляды разомкнулись, а внимание переключилось на дракона.

Василиск резко выпрямился, и произнес:

– Давай!

– Давно бы так, – пробормотал себе под нос дракон.

– А? – нахмурился Рик.

Вагр пожал плечами и усмехнулся, без прежнего запала:

– Забыли. Давай займемся делом.

Из кармана голубого халата дракон извлек маленькое устройство, похожее на шариковую ручку.

Рик осторожно отодвинул меня и заслонил своим телом. Латифа отступила к стене сама. Я думала, Вагр подойдет к пациенту, уже зафиксированному в полусидячем положении. Но дракон словно бы прицелился в голову больного и замер в ожидании.

Чего? Я поняла только когда дракон Праф, наш анестезиолог заскочил в операционную. За ним семенила Несса, с подносом, накрытым белой марлей. Праф окинул вербера наметанным взглядом малахитовых глаз.

Красивое смуглое лицо анестезиолога портил немного узкий, удлиненный нос, похожий на клюв. Длинные темно-русые волосы были забраны под синюю шапочку. Праф немного помедлил, изучая в карточке параметры вербера – рост, вес, особенности строения. Как ни удивительно, у одних оборотней мышцы были очень плотными, тяжелыми, у других – напротив, легкими и словно бы рыхлыми. Первые превращались чуть медленней, но могли сильно увеличиться в размерах в звериной ипостаси. У вторых очень быстро всасывались лекарства и усваивались по максимуму. Праф вскинул глаза к потолку и, как обычно, в уме точно рассчитал дозировку. Я всегда поражалась этой его способности – быстро и без усилий складывать, умножать, делить даже самые сложные и не целые числа.

Анестезиолог взял с подноса Нессы черный шприц-пистолет, от одного вида которого мне неизменно плохело, обошел стол-кресло с пациентом и присел на корточки.

Даже не видя, я знала – он целится в позвоночный столб вербера. В кресле открывалось округлое отверстие – специально для таких случаев.

Латифа и Несса почти единым движением зафиксировали больного. Тут механизмы не помощники. Оборотень может лишь слегка шелохнуться – и игла вонзится в жизненно важный центр спинного мозга. Тогда паралич обеспечен.

Через пару минут довольный Праф выпрямился, наигранно поклонился, демонстрируя пустой шприц-пистолет, и отошел к стене.

– Ждем пять минут и можно жарить из него шашлыки. Ничего не почувствует. Разве только потом заметит, что чего-то не хватает, – хмыкнул анестезиолог. – Но вы всегда можете списать это на аварию и предложить поискать пальцы-руки где-нибудь на автотрассе.

Вагр посмотрел на Рика, Рик кивнул, словно давал добро. Дракон продолжил целиться, будто снайпер, в ожидании удачной для выстрела минуты.

Праф застыл неподалеку от аквариумов, скрестив руки на груди, и казалось, потерял к происходящему всякий интерес. Но я-то отлично знала – анестезиолог внимательно следил за состоянием пациента по одному ему понятным приметам. Цвету лица, губ, движению глаз, дыханию.

В операционную бесшумно прошмыгнула Горделия, с каталкой. На ней бурой пластиковой горой громоздились пакетики с кровью и прозрачным питательным раствором.

Глава 7

Открыла глаза я только под вечер и обнаружила, что энергофон принял несколько смс.

Вагр желал приятного сна и предлагал встретиться после следующей смены.

Рик писал, что вскрытие закончилось хуже, чем ожидалось, и советовал хорошенько отдохнуть – надвигались тяжелые времена. Сожалел, что не встретимся перед сменой – он с драконами срочно отправился на «проклятые болота».

Латифа писала, что вскрытый мальчик переродился в какого-то «полудемона», носился по больнице, пока его не скрутили и не «заморозили» при помощи энергии перекрестья.

Теперь его планируют сжечь – только так можно уничтожить «перерожденную тварь».

Да-а-а. Много же изменилось с тех пор, как я уснула. Можно сказать – мир перевернулся с ног на голову.

Надеюсь, сегодняшняя смена будет не такой адской, как предыдущая.

Пока умывалась, приводила себя в порядок, пульс набирал обороты, меня заметно потряхивало – страх за Рика звенел в каждой клетке. Он там, где погиб мальчик, в жутком месте, которое едва не убило могучего Маллеса…

Ароматный малиновый йогурт с цельными ягодами, мятно-шиповниковый чай не особенно подняли настроение.

Я торопилась в больницу, хотя отлично понимала – Рик сейчас на болотах, и новостей ждать еще рано.

И все-таки погрузиться в работу с головой казалось намного разумней, чем сидеть как на иголках, трястись от страха, в ожидании василиска.

Некстати вспомнилась наша страсть, в операционной – неуместная, всепоглощающая, неуправляемая.

Как он сжимал меня руками, как целовал, как брал – раз за разом, словно в последний раз в жизни.

А потом… потом…

Стоп! Брошюра! Я метнулась в спальню и схватила тонкую книжицу с глянцевой обложкой.

Трактат был написан почти научным языком. Но главное, что из него следовало, наполнило живот теплом, заставило сердце забиться чаще.

Василиски выбирали себе спутницу только раз в жизни. И даже если она погибала, другой больше не находили. Обходились одноразовым сексом, связями без обязательств.

Обмен энергией с избранницей вызывал у крылатых змеев ну просто буйство гормонов. Тогда-то и начинался пресловутый гон.

В брошюре отдельно подчеркивалось, что у драконов гон – явление сезонное. И замешано оно на симпатии, невероятно усиленном либидо, влечении к женщине. У василисков гон наступал лишь после «переливания энергий» между ними и той самой, единственной. Крылатый змей сгорал от желания, сходил с ума от ревности. А если на горизонте появлялся соперник, у василиска сносило крышу окончательно. Крылатый змей мог сражаться и даже убить другого претендента на избранницу.

Власти перекрестья – нечто вроде парламента – официально разрешили василискам «брачные бои». В законе черным по белому писалось, что в таких случаях свою жизнь и здоровье соперник защищает самостоятельно. Что бы ни сделал крылатый змей, отвоевывая свою пару, его не накажут, даже не остановят. Незадачливому ухажеру придется разбираться самому. Знал он о природе василисков или же нет, никого не интересовало.

Из брошюры следовало: если василиск с кем-то из-за вас подрался, значит, влюблен всерьез, нашел свою пару. Иначе он просто бросил бы случайную любовницу, «подарил» счастливому сопернику, не трудясь завоевать ее или отбить.

Ого! А почему он сам-то не рассказал? Даже не намекнул ни разу?

Не на то, что хочет меня, возможно, даже сильнее, чем любую другую женщину в больнице – на то, что привязался сердцем и душой!

Увы! Кажется, Рик вообще не умел ухаживать. Ему проще было отпускать сальные шуточки, намеки, лапать, чем один раз поговорить по душам. Но если оценивать мужчину не по словам, а по делам… пожалуй, Рик сделал для меня больше, чем кто бы то ни было.

С нашей первой встречи на перекрестье и по сей день он, единственный, заботился обо мне безо всякой на то причины. Ни разу не попросил ничего взамен, никогда не отказывал в помощи.

Я отложила брошюру и застыла в странном оцепенении.

Почему я раньше не понимала, как дорожу Риком? Почему не осознавала, как к нему отношусь?

Я ведь и мысли не допускала, что не увижу его на очередном дежурстве.

Шла в больницу и думала, что вот сейчас его встречу, поздороваюсь, обменяюсь взглядами и… все будет хорошо. Все встанет на свои места… Как же так? Неужели я с первого знакомства чувствовала к нему что-то и даже не осознавала?

Я тряхнула головой.

Ну да… Я просто чувствовала. Что он рядом, не бросит в трудную минуту, не предаст и не обидит. И я стремилась к нему, старалась оправдать надежды, не подвести на очередном вызове, стать лучшей ученицей. Я просто купалась в синем взгляде Рика, позволяла ему то, чего никогда не позволила бы ни одному другому – обнимать, прижимать, трогать…

Хотя… Стоит ли удивляться? Когда я только здесь устроилась, поступила в ВУЗ, жизнь завертелась в бешеном темпе.

Больница, Академия, пара часов на сон и отдых, снова больница и Академия.

И ни там, ни там я не могла ни на секунду позволить себе расслабиться!

Один неаккуратный шов, не слишком качественно промытая рана, неверно вправленный вывих, перелом… и пациент мог потерять здоровье, а то и жизнь.

Я просто не имела права отвлечься от работы даже на мгновение.

На учебе... Там были свои сложности. Первое время я старалась впитывать знания как губка. Мне остро требовалось понимание – как устроены эти удивительные существа, где и какие органы находятся, какие у них особенности. Не говоря уже про местные чудеса техники и живые аппараты.

Приходилось от корки до корки штудировать учебники, трактаты по здешней медицине.

Вот, пожалуй, лишь недавно, буквально месяц, может даже неделю назад стало легче.

Количество переросло в качество. Я перестала анализировать, что же делать, а сразу действовала, на уровне инстинктов. Сейчас, наконец-то появилось время и возможность обдумать наши с Риком непростые отношения … Черт! Как же невовремя активизировались нижние твари! Зачем он вообще туда отправился лично? Почему не послал кого-то еще? Он же начальник, царь и бог!

Глава 8

Вдох и выдох… выдох и вдох… Уфф…

Я медленно приходила в себя, понимая, что пациенты не ждут. А Рик ждал. Так, как умел только он – долго, терпеливо, ни словом, ни жестом не поторапливая, не выдавая внутреннего напряжения.

Василиск давно обмылся в палатном душе, оделся и медлил, позволяя мне спокойно вернуться к реальности. Протянул руку – и я схватилась за нее. Дернул на себя, и я поднялась на неверные ноги. Рик придержал, как обычно, страхуя. Ахнуть не успела, как взгляд его помутнел, засверкал знакомым горячечным блеском, кожа на скулах предельно натянулась, тело окаменело.

– Гон, – сквозь зубы процедил василиск.

Ну, ничего себе! Ведь только что у нас все было! Человек бы не смог столько раз подряд заниматься любовью! Что уж говорить о продолжении!

– А-а-а скоро закончится гон? – осторожно прощупала я почву, не желая обидеть Рика, задеть его чувства.

Он беспомощно пожал плечами, окатил очередным лихорадочным взглядом и выдохнул:

– Обычно месяца через два, – и отвернулся, словно не хотел смущать, сбивать с панталыку.

Я быстро помылась, тщательно вытерлась махровым полотенцем из душевой и поспешно натянула одежду.

Только после этого Рик повернулся снова – все еще каменный, возбужденный – и растянул губы в кривой улыбке.

– Подлатаем народ, и я все тебе расскажу. Про болота. А то пациенты уже теряют части себя, а болота пока еще держатся.

Я хмыкнула, кивнула и первой покинула палату…

…Работы прибавилось. Мамочки-пантеры переполняли приемное, толкались в очередях к хирургам всех специализаций, метались по коридорам в нервном перевозбуждении. Тестостерон горчил на языке, смешивался с густым запахом металла, перебивал удушливую лекарственную вонь.

Повсюду царил галдеж – под завязку переполненные гормонами подростки шумели, сопели, перекрикивались и умудрялись даже тут затеять ссоры.

Вездесущие медбратья носились по отделению быстрее пули, предупреждая рукоприкладство, строго-настрого запрещая обращения.

Следом шустрили уборщицы, поддерживая приемное и коридоры в более-менее первозданном и гигиеничном виде.

Ну да! Сезон первых боев в животном обличье… Черт! Вчерашнего что ли мало?

Я позволила себе тяжелый вздох. Получила от Рика ласковое поглаживание по спине, теплый синий взгляд и юркнула в третью хирургическую. Здесь, предсказуемо ждал парнишка из племени рыжих пантер. Редкий вид обитал только в одном из миров перекрестья, и одним из последних перебрался к нам – поближе к неиссякаемой энергии и особенному долголетию.

На самом деле оборотни эти вовсе не были рыжими, как я. Скорее желтовато-оранжевыми, с яркими красными пятнами. Также необычно выглядели и их прически – словно все племя, поголовно, сделало колорирование.

Обитали рыжие пантеры в пустынных землях, и в звериной ипостаси почти сливались с барханами.

Мальчик стиснул зубы, скривился и держался за ухо. Белая тряпица в его руке быстро окрашивалась алым.

Стоило мне открыть дезинфектант, смочить ватку, парнишка беспокойно заерзал на кушетке и прикусил губу. Черт! Плохой признак – слишком переволновался. Я подошла вплотную, и пациент в ужасе отшатнулся. И я применила старый добрый трюк для мужчин-оборотней – наклонилась так, чтобы грудь оказалась прямо на уровне глаз мальчика. Настроение больного изменилось в одно мгновение. Парнишка уставился на меня, не мигая, скрестил ноги и быстро сглатывал. Мужчины! Хоть пилой их пили, а базовый инстинкт тут как тут.

Я без усилий убрала руку с окровавленной тряпицей, освободив разодранное в нескольких местах ухо больного. Такс… надо проверить – цел ли слуховой проход. Высокий синий шкаф от пола до потолка содержал инструменты на все случаи жизни. Редкие, вроде тех, что куда чаще используют лоры и окулисты, были заранее стерилизованы и упакованы в специальную герметичную оболочку из прозрачного пластика. Я вытащила лор-трубку, освободила ее от упаковки, и обогнула пациента, нарочито покачивая бедрами. Тот немного поерзал на кушетке и затих, не сводя с меня горящего взгляда. Отлично! Трюк сработал на полную катушку!

В нашем случае анестетик сразу вводить нельзя. Поврежденное место сильно припухнет, затруднив диагностику. Я осторожно приложила трубку к уху парнишки. Что ж! Все не так плохо. Повреждения есть, но барабанная перепонка уцелела.

Дальше все шло как по накатанной. Обезболивающее, дезинфекция, проверка на свертываемость, на заражение, швы, энергия жизни. Раны начали зарубцовываться на глазах, и я кивнула мальчику на дверь.

Он вздрогнул, словно только очнулся, смущенно сполз с кушетки и пулей вылетел вон.

Хорошо хоть этому обращаться не надо – с его травмой при смене ипостасей проблем не бывает.

Мда! Гормоны, гон, сезонные бои… Я как будто застряла в передаче «В мире животных». Невесело хмыкнув, я позвала следующего пациента.

Дальше все шло как по накатанной.

Медсестры сновали из операционной в операционную – туда, где требовались дополнительные руки, капельницы, уколы, стерилизованные инструменты.

После вчерашнего ночного ада сегодняшние все прибывающие с сезонных боев подростки казались мелочью. Оторванные уши, носы, трещины, переломы, разрывы мышц, сухожилий и связок представлялись сущей ерундой.

Пару раз забегала Латифа. Ставила капельницы тем, кто потерял слишком много крови, вводила обезболивающие и раствор для свертывания. Мельком обронила, что Маллесу хуже не стало, лечение он получает исправно, и засеменила дальше.

Мне нравилось, что сегодня не происходило ничего особенного, обычная рутина. Она позволяла расслабить голову, не думать о нижних мирах, и о том, что с ними связано. Хотя бы ненадолго забыть о Маллесе, несколько часов не переживать – выкарабкается ли он.

Ближе к утру, когда ноги и руки ныли, а голова гудела как чугунный котел, за мной зашел Рик.

С порога оптимистично изрек:

– Ну что! Маллес не умер! И в этом его главное на сегодня достижение. Пожалуй, даже большее, чем все остальные достижения в роли главы перекрестных кланов верберов.