Ледяная тропа

Глава 1. Apusineq.

Гигантские снежные хлопья неслись над белыми арктическими просторами, иногда образуя завихрения у самой земли и осторожно опускались на нее. Сквозь метель на небесах пробивались то фиолетовые, то зеленые полосы, напоминающие стаю духов, летящих по небу вдоль холодной и мертвой земли.
Но все же в эту метель, если очень постараться, можно было найти россыпь снежных куличков, из которых на снег выпадали лучи света.

Именно в одном из таких домов и началась наша история. Молодой человек по имени Ивакак пристально наблюдал за вьюгой, пока в помещении царила напряженная атмосфера: мужчина с лицом, покрытом бороздами морщин, сидел и напевал приятную тихую мелодию, так и проникающую в душу своими ласковыми словами. На его ногах лежала голова, из которой торчали две черные, как уголь, косички. Глаза у лежащей девочки были закрыты, она покачивалась в такт песне и иногда тяжело вздыхала. Вокруг наворачивал круги мужчина помоложе, все его тело спонтанно вздрагивало, при виде картины пения. У всех, кто находился в помещении, были такие же черные волосы, лишь только у старика они потускнели и местами пробивалась откровенная седина.

-Проклятие, да куда же они делись-начал было возмущаться мужчина помоложе, но поющий сделал жест рукой и снова в иглу был слышен вой ветра и томная песня души.

Сквозь ледяное стекло Ивакак видел, как издалека идут два человека: один круглый и высокий, похожий больше на статного чиновника, чем на жителя снежного дома, каждый его шаг был тяжелым и одновременно абсолютно спокойным, рядом же семенил малюсенькими шажками другой, худой, чье тело постоянно вздрагивало от холода и адских порывов ветра. Вдалеке за ними виднелась снежная гора, над которой пробивалось северное сияние, освещавшее путь для всех опоздавших.

Иногда порывы снежных вихрей достигали апогея и гора и северное сияние и люди пропадали, становился видимым лишь снег, огромное количество снега, который поглощал все живое и укрывал ледяную кору собой. Ивакак машинально начал перебирать рыбу, сушившуюся на специальном станке из палок, вот одна - самая обычная Треска, за ней шло еще три таких же, одиноко висел молодой Палтус, еще совсем не доросший до обычных размеров этой рыбы, но все же даже его можно потом использовать по желаемому назначению.

Последним висел оголивший острые зубки рыжий Морской окунь, напоминавший лучи закатного солнца, пробираясь пальцами по тактильно странной чешуе рыбы, юноша почувствовал, что внутри Окуня и правда есть особенность, он слегка увеличился в размерах, по сравнению с типичными собратьями, как будто был более толстым.
Еще немного ощупав пучеглазое морское создание, мальчик перестал сомневаться, он был уверен, что рыба что-то проглотила, такие истории мальчику рассказывали опытные рыбаки, иногда мореходам попадались странные круглые блестящие круги с дырочками посередине, а иногда даже жемчужины, хотя здесь было что-то покрупнее. Услышав скрип снега от приближающихся шагов, молодой человек мгновенно подскочил и пошел в сторону входного проема, помогая снять шкуру, заменяющую дверь в такую непростую погоду.

В тускло освещенное помещение вошли те самые две фигуры, которые видел юноша, ими оказались его мать и бабушка

-Наконец-то вы соизволили вернутся-снова подскочил напряженный мужчина-Собрали все что надо для Нагуя?

-Спокойнее, Имагми, дочка твоя жива останется если вперед бежать не будешь ты-Ответила бабушка, доставая из глубоких карманов своей гигантской бесформенной одежды различные зеленые и серые комочки жутковатого на вид мха, напоминающего дремучие заросли.

Бабушка-Анылги взяла худое и бледное тельце из рук старика и усадила девочку к себе на колени, растирая до алой красноты кожу на ее руках.
Имагми поставил на огонь слегка проржавевший чан с водой и забросил туда оставшиеся травы и мхи, вскоре вода тихо забулькала, а в доме стало теплее. Порывы ветра гуляли по узкому входному коридору, издавая душераздирающий вой, как будто тысячи духов притаились за коричневой кожей моржа. Снова раздались шаманские напевы, на этот раз от Анылги, ее гимн был более бойким, нежели чем у старика, она лихо приподнимала маленькую девочку с каждым ударным слогом.

Пока все наблюдали за этой картиной настроение поднялось и Имгами тоже запел, вскоре песню подхватила и супруга мужчины, Маримьяна, они дружно пели, иногда заменяя слова именем больной. Старик незаметно подхватил расписной разными героями мифов бубен с пола иглу и в такт словам начал наносить по нему удары. Гигантские снежные хлопья неслись над белыми арктическими просторами, иногда образуя завихрения у самой земли и плавно опускались на нее, а в одном из тесных иглу далеко на севере Гренландии играла музыка и пелись песни.

Примерно спустя час после начала празднества выздоровления все в доме заснули. Ивакак решил первым нагнать на себя чувство усталости и улегся спать, вскоре и остальные жители иглу разлеглись вокруг костра. Монотонный треск дров и дуновения теплого ветра по лицу быстро всех успокоили.

Спустя всего десять минут, которые шли целую вечность для мальчика - подростка, раздался громогласный храп Анылги, от которого задрожал даже бубен, брошенный посередине жилища. Полежав еще немного, с трудом переживав каждую секунду, юноша почувствовал, как и к нему подбирается сонливость. Он сразу же попытался тихо встать и задел станок с рыбой, отец семейства дернулся, но проснутся не смог, усталость из-за больного ребенка брала верх. Парнишка осторожно прихватил рукой рыжего Морского окуня и попытался снять его с крючка, но рыба держалась крепко, он снова вздернул ее из-за чего крючок оторвался от станка с жутким звуком, встряхнувшим весь дом.

Подросток в ужасе обернулся, ожидая увидеть, как все смотрят на него, а он бы даже и ответить ничего не смог, но за его спиной так и лежали крепко спящие тела. Черноволосый подросток спрятал за пазуху Окуня, но улыбку упрятать не смог. Теперь остался всего один сложный этап: выбраться наружу через помеху из пяти человек. Он аккуратно шагнул между отцом и матерью, даже самые мягкие движения сопровождались, казалось, невероятно шумными звуками. Сотни духов пропали из входного проема, больше гвалта ветра слышно не было, Ивакак был почти уверен в том, что метель закончилась. Пробравшись через остальные он плавно отогнул кожу Моржа и наконец выбрался на свободу. Вздохнув полной грудью он понял, что не ошибся, на улице и правда было сухо, снегопад кончился, лишь иногда нежные хлопья падали на лицо и руки.

Мальчик вытащил из-за пазухи Окуня и бросил его на снег, затем, порывшись в глубоких карманах шерстяной анораки раздобыл маленький острый ножичек для раздела туши и защиты, он блеснул при свете луны. Крепко схватившись правой рукой за расписанную оленями деревянную ручку ножа и немного придерживая рыбу на снегу левой, он попытался вспороть рыбу от ее глотки вниз. Изнутри донесся неприятный запах мертвой и слегка тухловатой рыбы, но это его не остановило, вскоре кончик орудия уперся во что-то твердое. Еще немного разрезав тушу, он остановился и развел два конца в разные стороны.

Кроме внутренностей внутри и правда было что-то странное: прозрачная колбочка с каким-то стертым рисунком, на котором была нарисована лошадь и человек, держащий предмет, напоминающий гарпун, но немного другой формы. Под рисунком было еще много чего написано, но Ивакак не мог разобрать слов, они были написаны символами, не похожими на привычный алфавит. Внутри колбочки лежал лист бумаги. Подросток с трудом выдернул пробку, которую тоже долго рассматривал: она была сделана из чего-то серого и блестящего, прямо как остриё ножа, а посередине пробки было написано то же, что и на колбе. Он отбросил пробку и снова перешел к листу бумаги. Перевернув стекляшку он схватил выпадающую из нее бумажку.

Тут за спиной он услышал скрип снега и, резко обернувшись, увидел деда, он вышел из иглу с дымящей трубкой в зубах. Заметив внука он двинулся в его сторону, никакого удивления на его лице не было, только белые тучи, гулявшие над его головой и за спиной, а затем улетающие в чернеющую пустоту неба. Ивакак дернулся и лихорадочно принялся собирать все, что нашел в Окуне, но почти сразу понял, что это бесполезно. Страх перед старшими и более опытными он испытывал всегда, даже особо не осознавая почему, просто так его учили - боятся тех, кто живет дольше. Старик никогда не бил, не оскорблял, не наказывал, он отличался от других, ведь он лишь осуждал и это было куда страшнее, чем наказы отца.

-Покажи, пожалуйста-раздался тихий, но невероятно настойчивый голос Апая

Ивакак молча протянул Окуня и принялся глядеть в землю, раскапывая носком ямку в кристально - чистом снегу. Некоторое время, Апая смотрел на мальчика, после чего усмехнулся

-Я про бутылку-снова сказал он, отбрасывая тушку на снежный холм неподалеку-Покажи ее

На этот раз в протянутой голой руке появилась загадочная склянка, она приблизилась к сморщенному лицу, а карие глаза принялись досконально изучать каждый изгиб, каждую трещинку на донышке. Затем, два сухих пальца устремились внутрь и выхватили оттуда спрятанный лист. Немного изучив свернутую бумажку, Апая развернул ее. Мальчик, не успевший этого сделать, вытянул шею в надежде что-то разглядеть, но и в свертке были загадочные символы. Однако старик умудрился пробежаться по ним глазами, постоянно меняя гримасу на лице. Вскоре он убрал листок

-Тебе крайне повезло-сказал Апая, сворачивая и убирая обратно в бутылку листок-Ты нашел письмо с материка-продолжил он

-Что мне с ним делать?-Вопросительно взглянул на старика Ивакак, понявший лишь половину половину сказанного, но Апая разобрал кашель и лишь спустя некоторое время осилил ответ

-Пойдем, -сказал тот осипшим голосом, махнув рукой и закупоривая склянку-Утро вечера мудренее

И компания ушла в иглу, а окунь остался брошенным на холмике, покрывшийся слоем инея. На утро его уже не было. Буря успокоилась, а северное сияние усиливалось с каждой минутой. Луна освещала снежные просторы Гренландии, словно проводник по миру тьмы. Уже скоро назревал новый день.