Плейлист.

barnacle boi - Don't Dwell.

Irma - I Know.

Tom Odell - Can't Pretend.

Тбили Тёплый - Ледяное сердце.

Тбили Тёплый, Жека кто там? - Око за око.

Тбили Тёплый - Ответ всем.

Тбили Тёплый, ХТБ - Не уходи.

Баста - Моя игра.

Многоточие - Щемит в душе тоска.

Жека Басотский - Прости красавица.

Жека Басотский, DJANIZ - Моя привычка.

...

Тем, кто не боится выходить на ринг, когда весь мир смотрит на тебя.
Тем, кто поднимается после каждого падения, сильнее, чем прежде.
Тем, кто знает, что настоящая победа — это победа над собой.

Глава 1. Гул перед бурей.

Воздух в «Колизее» был густым. Не «Колизей» Рима, конечно. Просто так прозвали этот подвальный зал на окраине города, где по пятницам собирались те, кому адреналин был дороже здоровья, а честь - пустым звуком, если не подкреплялась кулаками. Освещение - пара тусклых ламп над рингом, да несколько прожекторов, бьющих в глаза зрителям на импровизированных трибунах - скамейках и ящиках из-под пива. Гул голосов, хриплый смех, лязг опускаемых сидений, запах дешевого табака, прогорклого пива и чего-то резкого, химического - то ли для мытья полов, то ли для остановки крови.

Марк «Шторм» Воронов стоял в своем углу, спиной к канатам, и пытался вдохнуть полной грудью. Не получалось. Каждый вдох обжигал легкие, будто он глотал песок. Его тренер, секундант, Валера, бывший вор в законе, а ныне владелец автосервиса, а так же он опекун Марка. Мужчина тер ему плечи жестким полотенцем. Валера не умел делать это мягко; его руки, привыкшие к гаечным ключам и кувалдам, обращались с Марком, как с упряжным мотором.

— Держись, Шторм! — хрипел Валера ему в ухо, перекрывая гул зала. — Он уже выдыхается! Видал его пятый раунд? Как корова на льду!

Марк кивнул, не открывая глаз. Пятый раунд... Он помнил. Помнил тупую боль в ребрах после особенно удачного апперкота соперника. Помнил звон в ушах, когда его голова отлетела назад от хука. Помнил, как его колени дрогнули, и он едва удержался, ухватившись за канаты. Глоток воды из бутылки, которую поднес Валера, был как глоток жизни. Холодная, обжигающая горло. Он выплюнул капу - защитную пластину - в ведро. Она была в розовой пене от крови. Его крови.

Он открыл глаза. Противник в противоположном углу, здоровенный детина по кличке «Гранит», тоже сидел, запрокинув голову, рот открыт, ловя воздух. Его тренер что-то яростно кричал ему в лицо, брызгая слюной. Над левым глазом у «Гранита» зиял глубокий порез, кровь растекалась по лицу темной маской, смешиваясь с потом. Марк чувствовал удовлетворение. Он пробил эту броню.

Но и сам он был не лучше. Левая бровь распухла, почти закрывая глаз. Губа рассечена. Где-то глубоко в животе ныло от ударов по корпусу. А самое главное - в груди клокотала ярость. Не спортивная злость, а дикая, первобытная. Злость на себя. Шестой раунд. Он должен был закончить это раньше. Должен был. «Гранит» - крепкий парень, но не топ. Не тот уровень, с которым у Марка «Шторма» должны быть проблемы. А проблемы были. С самого начала.

Звон гонга разрезал воздух, как нож. Резкий, металлический, зовущий на бойню.

— Пошел! — толкнул его Валера. — Не давай ему опомниться! В клинч, дави! Он уже трясется!

Марк выпрыгнул из угла, канаты отбросили его вперед, как катапульта. Его ноги, тяжелые, как свинец, все же несли его. Весь зал взорвался ревом. Кто-то орал его имя: «Што-о-орм! Што-о-орм!» Другие - имя соперника. Но это был не рев болельщиков на большом ринге. Это был вой голодных зверей, жаждущих крови.

«Гранит» тоже двинулся навстречу. Они сошлись в центре ринга. Марк сразу полез в ближний бой, пытаясь вклиниться, прижать тяжеловеса к канатам. Его руки работали автоматами: короткие, рубящие удары по корпусу - печень, почки, солнечное сплетение. Туки-туки-тук. Глухой стук перчаток о мокрую кожу и мышцы. Он слышал хриплый выдох «Гранита», чувствовал, как тот съеживается. Хорошо. Очень хорошо.

Но «Гранит» не сдавался. Он уперся лбом в плечо Марка, его мощные руки обвились вокруг спины Марка, пытаясь сдавить, сломать хватку в клинче. Запах пота, крови, дешевого дезодоранта и страха ударил в нос Марку. Он попытался вырваться, рванул корпусом. В этот момент «Гранит» резко выбросил голову вперед. Не удар, а подлый тычок макушкой.

Белый взрыв! Боль расцвела в уже распухшей брови Марка с новой силой. Он увидел искры. На мгновение мир поплыл. Его ноги подкосились. Он отшатнулся, потеряв равновесие. «Гранит» воспользовался моментом. Короткий, как выстрел, правый хук в открытую челюсть.

Удар пришелся точно. Марк не упал. Он словно завис на долю секунды, его тело стало ватным, не слушалось. Звон в ушах превратился в вой сирены. Он видел, как «Гранит» замахивается снова, но не мог среагировать. Его руки опустились. Защита рухнула.

Еще удар. В висок. Мир качнулся, затемнился. Марк рухнул на настил ринга. Холодный, липкий от пота и... крови? Его собственной? Звуки зала прорвались сквозь вой в ушах - дикий, торжествующий рев. Чей-то визг. Счет рефери: «Раз!.. Два!..»

Падать? Здесь? Перед этим чмо? Перед этой пьяной толпой? Мысль пронеслась раскаленной иглой сквозь туман боли. Ярость, унижение, ненависть к себе вспыхнули ярче любой физической боли. Он уперся перчаткой в пол, почувствовал шероховатость холста. Встать! Вставай, тряпка!

— ...Три!.. Четыре!.. — голос рефери доносился будто из-под воды.

Марк оттолкнулся. С нечеловеческим усилием поднял сначала колено, затем встал на одно колено, потом на второе. Мускулы дрожали мелкой дрожью. Он поднял голову. Сквозь опухшую щель левого глаза он увидел разъяренное лицо «Гранита» и поднятые вверх руки рефери, проверяющего его состояние.

— ...Пять!.. Шесть!.. Можешь продолжать? — рефери заглянул ему в глаза.

Марк кивнул, яростно тряхнув головой, сбрасывая капли крови и пота. Он поднялся. Ноги едва держали. Но он встал. Зал взревел с новой силой. Даже те, кто болел за «Гранита», оценили его упорство.

— Бокс! — скомандовал рефери, и «Гранит» ринулся в атаку, чувствуя слабину.

Оставшиеся секунды раунда Марк провел в глухой обороне. Он прикрывал голову, подставлял блоки, ел короткие удары по корпусу. Его тело горело, каждый удар отдавался глухим эхом внутри. Он лишь держался, пережидая шторм, цепляясь за канаты. Гонг прозвучал как божественное спасение. Он едва доплелся до своего угла и рухнул на табурет. Валера тут же принялся заливать ему в рот воду, судорожно вытирая кровь с лица.

— Ты чего, Шторм?! — шипел Валера, его глаза бегали от ярости и страха. — Ты его почти уложил! А потом... голова?! Элементарщина! Ты же знал, что он так может!

Глава 2. Отзвуки льда и рев стали.

Утро после шоу выдалось серым и мокрым. Дождь стучал по жестяной крыше гаража Марка нудным, монотонным ритмом, сливаясь с каплями конденсата, падавшими с холодных балок. Воздух внутри пахло старым маслом, бензином, металлом и пылью - знакомый, почти родной аромат его крепости. Марк сидел на верстаке, зажав в руке кружку остывшего, горького кофе. Перед ним, как верный страж, стоял «Динамит». Он только что закончил его мыть - смывать дорожную грязь и невидимую пыль позорной победы в «Колизее». Хром теперь блестел тускло в свете единственной лампочки, отражая мутные блики на влажном бетонном полу.

Но очистить удалось только железо. Не мысли. Они снова и снова возвращались к вчерашнему вечеру. К реву мотора по мокрому асфальту, к ослепительным огням арены, к пронзительному запаху льда... и к ней. К Диларе Сафиной.

Ее образ стоял перед внутренним взором четче, чем «Динамит» перед ним. Не просто девушка на коньках. Воин. Боец. Ее прыжок - не грация, а взрывная мощь. Ее вращение - не красота, а ярость, закованная в совершенную форму. Ее глаза... Темные, глубокие, как горные озера в пасмурный день. В них он увидел ту же пустоту после боя, ту же усталость до костей, что знал сам. Но сквозь нее - огонь. Необъяснимый, притягательный, опасный огонь.

Марк с силой потер ладонью лицо, ощущая шероховатость щетины и тупую боль в скуле. Что со мной? - мысль билась, как пойманная птица. Он не был романтиком. Его мир был прост: ринг, дорога, гараж. Женщины в нем появлялись редко и ненадолго, как случайные попутчики. Никто не задерживался. Никто не оставлял после себя этого... чувства. Как будто кто-то ударил его в солнечное сплетение не кулаком, а лучом света. Ослепительно, больно и совершенно непонятно.

Вспомнился Лёха. Его сияющие глаза, его восторг, его фраза: «После такого зрелища хочется праздника!» Марк сжал кружку так, что костяшки пальцев побелели. В этом восторге он уловил что-то знакомое и неприятное. То же, что бывало в глазах Лёхи, когда тот видел дорогую машину или редкий хоккейный снаряд - азарт охотника. Объект желания. Дилара - не трофей! - пронеслось в голове Марка с неожиданной яростью. Но почему он так остро это почувствовал? Почему его это задело?

Телефон на верстаке завибрировал, замигал экраном. Лёха. Марк посмотрел на имя, потом на «Динамит», потом снова на имя. Вздохнул. Поднял трубку.

- Шторм! Проснулся, герой? - Голос Лёхи звучал бодро, как всегда по утрам, но с какой-то скрытой пружиной. - Как самочувствие? Ребра на месте? Челюсть не отвалилась?

- Живой, - буркнул Марк. - Чего надо?

- Чего надо? Братан, ты забыл? Праздник! Я же обещал отблагодарить за вчерашнее! И глушитель... эээ... подбираю. Но сначала - завтрак! Моя хата, полчаса. Буду ждать. Голодный боксер - злой боксер, а мне тебя сегодня еще использовать надо. - Лёха засмеялся своим заразительным смехом.

- Использовать? - насторожился Марк.

- Ну да! Помнишь, я говорил, та девчонка, Маша, из группы поддержки? Так вот, она смогла! Устроила нам встречу. С Диларой. Через час после завтрака. На нейтральной территории, в кафешке у «Ледового».

Марк почувствовал, как по спине пробежал холодок, а в груди что-то екнуло. Встреча? С ней? Сегодня? Он не был готов. Совсем. Его мир был здесь, в гараже, с маслом под ногтями и запахом бензина. Не в каком-то гламурном кафе рядом с блестящим дворцом льда.

- Ты с ума сошел, Лёх? - выдавил он. - Я же... Я не для таких встреч. Посмотри на меня!

- Ты идеален, как есть, - отмахнулся Лёха с легкостью. - Настоящий мужчина. Мускулы, шрамы, истории... Девчонки это любят. Особенно спортсменки. Они ценят силу. А у тебя ее... - Лёха сделал паузу, - с избытком. Так что не кисни. Полчаса. И без опозданий! Я тут уже омлеты мастерю. - И он положил трубку.

Марк опустил телефон, уставился на отражение в полированном бензобаке «Динамита». Искаженное, с синяком под глазом и усталыми морщинами. «Настоящий мужчина»... Сомнительный комплимент. Он чувствовал себя скорее медведем, которого вытащили из берлоги и тащат на выставку.

Но отказаться? Подвести Лёху? После того как тот вытащил его вчера из ямы самоедства, пусть и ненадолго? Марк снова вздохнул, глухо, как его мотоцикл на холостых. Дал слово - держи. Даже если это слово ведет тебя прямиком в неловкость вселенского масштаба.

Он допил холодный кофе, скривившись от горечи, и полез под душ - крошечную кабинку в углу гаража. Вода была едва теплой, но смыла остатки сна и часть нервного напряжения. Он натянул самые чистые джинсы, сравнительно свежую темную футболку, поверх - свою верную, чуть потертую на локтях кожаную куртку. Застегнул молнию до конца, как доспехи. Посмотрел в маленькое зеркальце над раковиной. Синяк под глазом цвел буйным фиолетово-желтым цветом. Шрам над бровью казался глубже. Ну хоть не в кровь разбит, - подумал он с мрачным юмором. Борьба - его стихия. Светские рауты - нет. Он был готов к бою. К кафе - никогда.

***

Квартира Лёхи была полной противоположностью гаража Марка. Просторная, светлая (даже в этот пасмурный день благодаря огромным окнам), выдержанная в стиле «успешный молодой спортсмен». Современная мебель, огромный телевизор, стеклянные полки с кубками и памятными шайбами, стена с постеровыми фотографиями Лёхи в боевой стойке на льду. Пахло кофе, свежей выпечкой и дорогим мужским парфюмом.

Лёха, в мягких тренировочных брюках и футболке, ловко орудовал у плиты. На столе уже дымились омлеты с зеленью и беконом.

- Вошел, герой! - Лёха обернулся, сияя улыбкой. Его взгляд скользнул по Марку, оценивающе, но без осуждения. - Отлично выглядишь! Боевой настрой! Садись, пока горячее.

Марк молча кивнул, снял куртку, повесил на спинку стула. Опустился за стол. Омлеты были идеальными. Но Марк ел почти машинально, чувствуя камень в желудке. Его взгляд блуждал по кубкам, по постеру, где Лёха замер с клюшкой в победном рывке. Уверенный. Безупречный. Совершенно в своей тарелке.

Глава 3. Трещины во льду.

Дождь не унимался. Он заливал город серой пеленой, превращая улицы в мутные реки, отражающие неоновые блики вывесок. В гараже Марка сырость висела в воздухе тяжелым, почти осязаемым пологом. Капли, пробиваясь сквозь щели в крыше, падали в жестяные банки, расставленные по полу, с монотонным, сводящим с ума перезвоном: плик... плик... плик... Звук резал тишину, как нож тупое мясо.

Марк стоял у верстака, но не работал. Перед ним лежал разобранный карбюратор «Динамита» - лабиринт жиклеров, пружинок и каналов, покрытых тонкой пленкой старого бензина и пыли. Руки, привыкшие к точным, уверенным движениям, зависли в воздухе. Они не слушались. Вместо схемы подачи топлива перед внутренним взором стояло кафе. Мокрые витрины. Запах кофе, смешанный с влажной шерстью прохожих. И ее лицо. Бледное, с тенями усталости под глазами, но с таким пронзительным, запоминающимся до каждой черты взглядом.

«Держись. И вставай».

Ее слова висели в сознании, как набат. Простые. Как удар кувалды. Они не были пустой поддержкой. В них читалось знание. Понимание той пропасти, что зияет после падения, после удара, сбивающего с ног. Понимание той силы, что нужна, чтобы подняться снова, когда тело кричит о пощаде, а душа - о капитуляции. Он видел эту силу в ней. В каждом ее движении на льду. В сосредоточенности, граничащей с одержимостью. В той отстраненности, которая была не высокомерием, а щитом.

Щелчок зажигалки. Марк закурил, глубоко затянувшись едким дымом дешевых сигарет. Дым смешивался с запахами гаража, создавая горький, тошнотворный коктейль. Он пытался заглушить им другое ощущение - странное, тревожное тепло в груди, разгоревшееся после ее слов и взгляда. Оно было незнакомым и потому пугающим. Как внезапный луч солнца в подземелье, ослепляющий и обжигающий.

Вспомнился Лёха. Его лицо в кафе, когда Дилара говорила с Марком об одиночестве, о падениях. Та мимолетная тень, промелькнувшая в глазах - холодная, острая. Марк знал эту тень. Он видел ее на ринге, когда Лёха (еще не звезда хоккея, а дворовый пацан Лёшка) понимал, что вот-вот проиграет в «войнушке» или в споре за последнюю палку жвачки. Это была тень конкуренции. Азарта. Но вчера... в ней было что-то еще. Что-то глубже и неприятнее. Раньше их конкуренция была братской. Игрушечной. Теперь ставки казались другими. И ставкой была она. Дилара.

Телефон на верстаке завибрил, разорвав тягостное раздумье. Лёха. Марк посмотрел на имя, потом на дождь за грязным оконцем гаража. Вздохнул. Ответил.

— Шторм! Где пропадаешь? — Голос Лёхи звучал бодро, но Марк уловил легкую фальшь. Как натянутая струна. — Думал, ты после вчерашних подвигов в спячку впал. Или мотоцикл опять разбираешь до винтика?

— Разбираю, — буркнул Марк, сдувая пепел с разобранного карбюратора. — Чего надо?

— Чего надо? Социализироваться надо, братан! — Лёха засмеялся, слишком громко. — Выходи из своей берлоги. Встречаемся через час. У «Ледового». Кафе то же. Я Дилару пригласил. Сказал, что ты хочешь посмотреть, как она тренируется. Ну, типа, коллега по цеху, интересно же!

Марк почувствовал, как сжимается желудок.

— Ты чего, сдурел? — выдавил он. — Я ничего не говорил! И она... она же тренируется! Ей не до нас!

— Расслабься! — отмахнулся Лёха. — Она согласилась! Сказала, что после основной тренировки будет отрабатывать прыжки. Мы можем посмотреть с трибуны. А потом... ну, кофе, разговор. Просто по-человечески. Без давления. — Он сделал паузу, голос стал чуть мягче, убедительнее. — Послушай, Шторм. Мне она... нравится. По-настоящему. Не просто как фигуристка. А как... девушка. Сложная, замкнутая, но... огонь внутри, чувствуешь? Я хочу узнать ее лучше. Но мне нужен ты. Как щит. Как... ну, как в детстве, помнишь? Когда я боялся подойти к той рыжей из соседнего двора? Ты стоял сзади, и я чувствовал себя увереннее.

Марк замер. Сердце упало куда-то в сапоги, пропитанные машинным маслом. Лёха признался. Прямо. Он видел в Диларе не просто «интересную добычу», а что-то большее. И он просил Марка о помощи. Как брата. Как лучшего друга. В ситуации, которая для Марка была мучительной неловкостью.

— Лёх... — начал он, пытаясь найти слова. «Я не могу. Я сам не понимаю, что со мной. Я буду как дурак. Я... боюсь. Но сказать это? Признаться в слабости? Перед Лёхой, который всегда был сильнее в социальных играх? Невозможно».

— Все, договорились! — перебил Лёха, словно почувствовав колебания. — Через час у «Ледового». У главного входа. Не опаздывай! И приведи себя в порядок, а то опять придешь как после драки в подвале. Хотя... — он усмехнулся, — синяк под глазом добавляет шарма. Настоящему мужчине. Пока!

Связь прервалась. Марк опустил телефон. Он смотрел на свои руки - грубые, в порезах и следах смазки. На синяк в отражении полированного ключа зажигания. «Настоящему мужчине». Ирония была горькой, как дым во рту. Он чувствовал себя не мужчиной, а мальчишкой, которого тащат на экзамен, к которому он не готовился.

***

«Северная Арена» в дождь казалась еще более громадной и неприступной. Серая сталь и стекло сливались с хмурым небом, а струи воды, стекающие по стенам, напоминали ледяные слезы. У главного входа, под козырьком, Лёха выглядел как картинка из глянца: темные джинсы, стильная водолазка под кожаной курткой, кроссовки без единого пятнышка. Он переминался с ноги на ногу, его взгляд беспокойно скользил по мокрым тротуарам и подъезжающим машинам.

Марк подъехал на «Динамите». Рев мотора, заглушенный дождем, все равно заставил Лёху вздрогнуть и обернуться. Марк заглушил двигатель, снял шлем. Его куртка была мокрой по плечам, волосы прилипли ко лбу, синяк под глазом цвел теперь всеми оттенками фиолетового и желтого. Он чувствовал себя водолазом, выброшенным на берег враждебной планеты.

— Ну наконец-то! — Лёха подскочил, попытался похлопать Марка по плечу, но тот инстинктивно отстранился. — Выглядишь... брутально! Поехали, она уже внутри. Договорились с охраной, пройдем к трибуне.

Загрузка...