Ледяной пепел

Предисловие

Люди, обладающие магией обычно делятся на 4 категории. Первая категория – магия воды. Это стихии, которые могут управлять водой, водными парами, льдом, а также любыми жидкостями, даже кровью. Однако, такие вещества, как ртуть, несмотря на своё жидкое агрегатное состояние, является магией металла. Металл, как и песок с землёй, относятся к магии земли. Помимо этого к этой категории относится и любые стихии, связанные с природой: магия растений, например. Магия ветра позволяет носителям летать и парить, а также управлять порывами ветра. А последняя, магия пламени позволяет человеку завладеть главным источником тепла и энергии мира середины 19 века.

Люди, владеющие магией огня, способны уничтожать города и страны, завоёвывать и властвовать. Именно такой магией обладал великий генерал Кутузов, что сражался один на один с французским императором Бонапартом Наполеоном. Пока армия Российской Империи жертвовала собой для уничтожения французской армии и спасения Москвы, Кутузов жертвовал собой для спасения всей Российской Империи. В конце концов он сжёг до тла Наполеона. Его прах поместили в глиняный сосуд в качестве трофея и поместили в Эрмитаж, где сосуд находился под строгим наблюдением стражи. Где и находится по сей день.

1

Как прекрасен Санкт-Петербург! Столица Российской Империи, город, что построил сам Пётр Первый более ста лет назад. Тогда там были лишь болота, да дамбы, но император не унывал. Петру Великому грезились дворцы, да дома на европейский лад; мощёные улицы, по которым гуляли дамы в пышных платьях с корсетом. Одним словом, у императора была мечта, была цель, и он шёл к ней, шёл, не переставая. Пускай некоторые и считали эту затеей безумный, но только не Пётр Первый, он же, Пётр Великий.

И он построил великолепный город, нынешнюю столицу Российской империи. Столица, которую хвалили все приезжие, которые посещали столь прекрасное место. Все эти прекрасные здания, построенные итальянскими архитекторами и их русскими подмастерьями, которые, в последствие, оставили своё имя в истории, как великих архитекторов. О них знала не только вся Россия, о них знал весь мир, или, как минимум, вся Европа.

Однако, в эпоху индустриализации и развития тепловой физики и механики Петербург сильно преобразовался. Появились небоскрёбы с центральной системой отопления, паровые машины, которые ездили быстрее любого возчика, сложные трассы дорог. Паровозы стали использоваться повсеместно. Большие модели перевозили пассажиров между городами и странами, а паровозы поменьше отлично перевозили граждан по городу. Из одного такого небольшого паровозика вышел на улицу А на небе впервые появились огромные дирижабли, которые перевозили груз и пассажиров.

Санкт-Петербург весь гудел от труб и механизмов, на улицах в корсетах поверх платьев, новое веяние моды, разгуливали прекрасные дамы. Более того, можно было запросто встретить женщин в штанах или комбинезонах – это были работницы заводов, которые оказались востребованы при индустриализации. Все были очень удивлены, когда узнали, что женщины, оказывается, тоже отличные знатоки в технике и не хуже мужчин, а, может, даже и лучше, владеют гаечным ключом. Правда, к рулю дирижаблей или хотя бы паровозов женщин не подпускали. К повозкам, к слову, тоже.

Из одного небольшого паровоза на остановке «Малая Морская улица», которая находилась около Исаакиевского собора вышел статный мужчина в военной форме. Он был высоким и в меру упитанным человеком с русыми волосами, бородой и усами. Ему шёл тридцатый год, носил он звание капитана, а звали его Ярыгин Константин Алексеевич.

Где-то час назад Константин прибыл в Петербург из Москвы, где квартировался у своей двоюродной тёте. Однако спустя неделю на капитана напала тоска по дома, которая старательно выуживала его вернуться в город, что воздвиг на болоте первый император России. Сколько его любимая тётка не уговаривала остаться, сколько не развлекала его балами и прогулками, Константина всё тянуло в северную столицу. Именно поэтому после двух недель отпуска, он простился со своей тётушкой, пообещав, что приедет к неё в Рождество. Это условие удовлетворило тётку, и она со слезами на глазах отпустила племянника, попросив передать от неё письмо его маме.

На самом деле, помимо тоски по дому, у Константина были ещё кое-какие дела в Петербурге. Ему было необходимо встретиться с графом Земсковым, чтобы передать ему письмо из Москвы. Его попросила сделать это как можно скорее одна интересная особа, которая побоялась даже подписать конверт.

Константин Алексеевич остановился около Исаакиевского соборо в ожидании графа Земского, у которого, по информации интересной особы, должен был проехать этот граф. На самом деле Ярыгин хорошо знал Земского, они часто виделись на здешних балах, да и в детстве пересекались на охоте. Граф был младше капитана на три года. У него было круглое лицо, чёрные волосы и рыжая борода. Он был немного неуклюж и носил на носу пенсне, так как с детства страдал близорукостью.

Константин достал свои карманные часы и взглянул на время. Ровно полдень. Где же ходит этот граф? Он стал рассматривать улицу. Из-за указа императора не строить в центре многоэтажные дома, улица выглядела маленькой и немного пустой по сравнению с внешним кольцом небоскрёбов, которые были высотой метров в пятьдесят, а то и в сто. Всё это были новые дома, которые были построены по новому стандарту, который пришёл из Европы, а в центре стояли дома восемнадцатого века, наследство Петра Первого и эпохи дворцовых переворотов.

После несколько минут ожиданий, он поёжился и стал ходить взад и вперёд. Хоть по календарю и был ноябрь, под ногами Ярыгина приятно хрустел снег. Снега, к слову, выпало достаточно, и он продолжал идти и сейчас. Константин был не прочь любоваться снегопадом, но ему не очень нравилось стоять на морозе. А снег всё шёл, накрывая фонари, лавочки с изящным узором по бокам и мощённую дорогу, по которой спешили паровые машины и пешеходы. Одним словом, вокруг была идилия.

В таких домах чувствовался какой-то уют по сравнению с огромными новостройками, но снять такую квартиру было не каждому по карману, да и в них не было центрального отопления, поэтому приходилось либо мёрзнуть, либо топить.

Где-то внизу была забегаловка, где продавались знаменитые Петербургские пышки и рыба с картофелем. Константин вспомнил, что не успел ещё отобедать и хотел предложить графу, как только тот появится, отведать стряпни в этом прекрасном заведении.

2

Тимофей Михайлович Коршунов мечтал быть моряком, но судьба распорядилась иначе. В детстве родители решили отдать его в Царский лицей, дабы он стал чиновником. Тимофей не долго горевал, ведь во время обучения он прознал о военном обучении, куда брали всех желающих, поэтому решил посещать дополнительные занятия. К концу обучения он уже грезил о карьере в морском флоте, но родители пристроили в третье отделение Собственной Его Императорской Канцелярии, где он, как и полагается дворянскому сословию, усердно трудился из-за всех сил, ведь у него было прекрасное воспитание, да и был он добродушным человеком.

Спустя несколько лет службы в канцелярии адъютант Коршунов привык к своей участи, но к морю его всё-таки тянуло, поэтому каждый день, после работы, он шёл к Морским воротам и смотрел на море. Но не сейчас. Сейчас он сидел за отчётами и бумагами, грустно смотря на корабль в бутылке, который всегда стоял на его рабочем столе. Это была одна из моделей, которую он смастерил ещё в школе, когда ещё грезил поступить на флот, но, увы, судьба распорядилась по-другому.

Он уже предвкушал, как после работы снова пойдёт к Финскому заливу наблюдать за волнами, как холодный воздух будет бить его по лицу, как солёный запах моря будет щекотать его ноздри. А он будет лишь смотреть на уходящие корабли. Смотреть и тосковать. Он думал, что, может, там, в открытом море, его водной стихии нашлось бы больше применений. Коршунов упрекал себя в том, что позволил загнать себя под эту крышу, где нужно лишь сидеть с умным видом, да чиркать бумаги с подозрительными людьми. Никакие серьёзные бумаги Тимофею Михайловичу просто не давали, для этого существовал другой отдел. Да и на расследование его никогда не вызывали. Такая скучная работа заставляла Коршунова впадать в уныние, но старался не делать этого. Он считал это, как минимум, бесполезной тратой сил. Вместо этого он просто старался подшутить над коллегой в дружественной манере. Пару раз его вызывали на дуэль, но он быстро извинялся, поэтому его быстро прощали. Тем более, никто не хотел получить нагоняй от самого императора Николая Первого.

Мимо окна, около которого находился кабинет Тимофея Михайловича, тарахтя, проезжали паровые машины, в которых сидели пассажиры. Прекрасные дамы, одетые по последнему писку моды, а точнее, в корсеты поверх платья и в изящные небольшие шляпки, гуляли с тростью вдоль набережной.

Тимофей Михайлович никогда не понимал моду. Для него это было какой-то загадкой, которую он никогда не смог бы разгадать, да и ему не особо нравилось такой внешний вид прекрасных дам. Ему было больше по душе то, как одевались во времена его детства, в красивые тонкие платья, подобные древнегреческим нимфам. Правда, в последствия, он узнал, что прекрасные дамы в таком одеянии сильно мёрзли, особенно зимой, но как же ему нравились эти прекрасные облегающие платья. Они придавали дамам какую-то таинственность, лёгкость, изящность и нежность. А вот нынешние дамы выглядели довольно вульгарно, на взгляд адъютанта.

Однако такие рассуждения Коршунов держал при себе. Он не хотел, чтобы окружающее сочли его сварливым дедом, жалующимся всем вокруг на веяние моды. Хотя ему и было чуть больше двадцати. Да и как бы Тимофей не жаловался на не приглянувшуюся ему моду, прогресс очень вредно останавливать и обращать вспять. Так можно вернуться к первобытным временам.

Вернуться в реальность Тимофею Михайловичу помог внезапный гудок паровой машины. Он перестал рассуждать о моде и прогрессе, глядя в окно. Он переметнул свой взгляд на свою модель кораблика, которая всё также стояла в бутылки, и продолжил писать отчёт своим гусиным пером. Иногда каждодневная рутина его сильно утомляла.

***

Двадцать девятого ноября тысяча восемьсот тридцать второго года начальник третьего отделения собственной его императорского величия канцелярии, граф Александр Христофорович Бекендорф, получил от своего секретаря приказ явиться сейчас же в зимний дворец его Императорского Величества Николая Первого. Он тотчас отложил все встречи, планы и мероприятия на ближайшие два дня и уехал во дворец на своей личной паровой машине.

Его шофёр, Ванька, был крайне удивлён, узнав, что они едут во дворец, однако, как полагается слуге, не подал виду и повёз своего господина на дворцовую площадь. Высадив Бендорфа около зимнего дворца, Ванька закурил. Благодаря развитию технологий в сфере торговлей, в частности, дирижаблей, доставка табака и табачных изделий стала намного проще и дешевле. От этого цена на табак значительно снизилась, что позволяло низшему классу, прислуге, спокойно приобретать за свои гроши пачку сигарет, ведь стоили они лишь копейку. Однако более качественные табачные изделия, приобретаемые аристократией, всё также оставалось дорогим изыском.

Двое жандармов, которые сопровождали своего главу тоже решили закурить и стрельнули сигары у Ивана, так сказать, погреться, всё равно неизвестно, сколько на морозе стоять.

Пока делегация курила и обсуждала насущные проблемы, Александр Христофорович осторожно поднялся в зимний дворец и проследовал в кабинет императора. Вокруг него жители дворца, которые до его прибытия суетились, отвлеклись и устремили всё внимание на него. Прислуга, которая до этого бегала туда-сюда значительно сбавила шаг. Те, что подметали пол веником или вытирали пыль тряпкой остановились как вкопанные, провожая взглядом фигуру Бендорфа. Фрейлины и другая аристократия лишь охали и ахали, перекрещиваясь. Даже обер-гофмаршал, Николай Сергеевич Соловьёв, следящим за порядком прислуги позволил пялиться на начальника жандармов. Благо, как только Александр Христофорович скрылся из его виду, Николай Сергеевич тотчас пришёл в себя и скомандовал всем продолжать работать и не рассиживаться тут. После этих слов все продолжили заниматься своими делами, время от времени перешёптываясь между собой.

– Чего это начальник жандармов пожаловал? – интересовалась бабка Авдотья, подметая веником пол.