Легенда о золотой антилопе

Глава 1

– Деда, а правда, что раньше в Гэллоуэе водились золотые антилопы? – спросил мальчонка лет эдак пяти, глядя на старика по-детски восторженными глазами.

Старик, к которому он обращался, сидел на складном табурете почти вплотную к стене очага, грея о нее старую спину. Он был маленький, полноватый; в седой бороде, плотно обхватывающей лицо, упрямая каштановая прядь, которая словно никак не могла обрести чистый белый оттенок.

– И не только в Гэллоуэе, малыш, но и по всей нашей славной стране, – ответил он с гордостью, свойственной рядовому шотландцу от мала до велика.

– И они правда могли делать золото? – Мальчонка даже рот приоткрыл, дожидаясь ответ.

– Могли... еще как могли... – отозвался старик. – Говаривали, ударит волшебная антилопа копытцем, а в стороны так и брызжут золотые монеты да драгоценные камни. Только и успевай набивать полный берет!

– Вот бы нам такую найти, – вздохнула мечтательно женщина, занимавшаяся у окна починкой одежды. – Мы бы и крышу смогли залатать, и загоны поправить, а там, глядишь, Джон и овец прикупил бы да пару коровок на молоко.

– Я люблю молоко! – кивнул мальчик с улыбкой, не замечая, как лицо его матери, а говорившая была его матерью и невесткой старика Даффи, подернулось грустью, как бывает с подернутым пеплом догорающим костерком.

– Знаю, малыш, – она тоже улыбнулась ребенку. – Вон какой стал большой: вся одежда мала.

Макки тут же задрал подбородок, гордый, что вырос на целых два дюйма с прошлого Рождества (так сказал дядя Джон на прошлой неделе), и сказал:

– Когда вырасту, то пойду в горы и отыщу золотую антилопу, – пообещал он с детской уверенностью в успехе.

В тот момент скрипнула дверь, и в дом, пригнувшись под низкой притолокой, вошел молодой человек. Расслышав последние слова мальчика, он осуждающе покачал головой...

– Не забивали бы вы, отец, голову мальчика всякими сказками, – пожурил он старика Даффи, безошибочно догадавшись, кто именно рассказал племяннику сказку. – Проку ему от этого никакого, нужно сызмальства понимать: деньги разве что тяжким трудом и можно добыть. Прочие способы для разбойников и воров, а Макки у нас, да хранит его бог, не такой!

Он поставил у горящего очага корзину с нарезанным торфом и потрепал мальчика по волосам.

Женщина и ребенок пристыженно потупились, а вот старого Даффи выговор будто бы даже чирком не затронул:

– А вот это ты зря, – сказал он, глядя на младшего сына с толикой осуждения. – Легенда о золотой антилопе – не сказка, а быль. Старики постарше меня, тот же Макдуалл из Логана, клятвенно уверяют, что видели своими глазами, как наш нынешний лорд, мистер Галлоуэй, тогда еще бедный пастух без гроша за душой, прибежал в Кирккадбрайт с карманами полными драгоценных камней. И не только карманы, его пастуший мешок был набит золотыми монетами! Он едва его нес, пригибаясь под тяжестью денег.

– И ты в это веришь, отец? – скептически хмыкнул молодой человек.

– А по-твоему эти почтенные старцы лгуны?! – вскинул бровь Даффи.

– Если и не лгуны, то хорошие фантазеры.

– Ах, вот оно как, значит и я выживший из ума фантазер?! – вскинулся собеседник и сложил на груди руки. – Славно же мы с твоей матерью воспитали сыночка. Счастье еще, что она это не видит!

– Отец...

– Что «отец»? – продолжал обиженным тоном старик. – Всем в нашем крае известно, что лэндлорд Галлоуэй в прошлом был нищ, как всякий прочий шотландец на мили вокруг. Он пас гусей в предгорьях Кулшарга и ел черствый хлеб, запивая его водой из ручья. А потом, прикорнув как-то ночью близ Лум-о-Блэк-Гиттер, он проснулся от перестука волшебных копыт... Это та самая антилопа спустилась в долину пощипать сочной травы, да разбудила спящего Рамси. Он сначала за ней наблюдал, не смея пошевелиться, а когда все-таки приподнялся, желая набросить на шею бедняжки веревку, антилопа и прыснула со всех ног... Рамси вскочил – и за ней.

– И, конечно, мешок прихватил, – не удержался от замечания молодой человек.

– И прихватил, что в этом такого? – еще пуще распалился старик. – Ты тоже, кажись, прихватил бы вещички... Чай не богач ими разбрасываться. – Джон разумно решил промолчать, хотя у него бы нашлось, что на это сказать. А старик продолжал: – А Рамси все правильно сделал: всю дорогу, что он преследовал антилопу, драгоценные камни и золотые монеты так и сыпались в разные стороны, вот он их в свой мешок-то и складывал.

– То бишь преследовал антилопу, еще и камни успел собирать? – тут уж Джон не сдержался. – Да он никак выкормыш брауни, только они и сумели бы так споро сработать.

– Сам ты «выкормыш брауни»! – замахнулся на сына старик своей палкой. – Никакого уважения к старшим, бессовестный негодяй.

Впрочем, сердился он только для вида, даже сидевшая у окна женщина улыбалась, скрывая улыбку за низко опущенной головой. Руки ее в то же время проворно латали дыру в детской рубашке...

– Я слышала, лорд Галлоуэй совсем плох в последнее время, – сказала она, улучив в мужском споре заминку. – Как бы он свои деньги ни заработал, на тот свет их с собой не возьмешь. Повезет молодой леди Морне сделаться столь богатой вдовой!

Сказав это, Мэгги Мактаггарт чуть приметно вздохнула, в уголке ее глаз заблестела слеза, которую, впрочем, она торопливо смахнула, не дав ей пролиться.

– Богатою или бедной – все одно, коли ты собралась удалиться от мира, – заметил старик, – а леди Морна, по слухам, давно приготовила себе место в Килмакдуанском монастыре. Да супруг ее против воли удерживал при себе...

И снова Джон не сдержался:

– Да с чего бы богачке, вроде супруги нашего лорда, тщиться уйти в монастырь, лишив себя всяческих благ? – саркастически спросил он. – Ее чай не только капустной похлебкою да кашами за столом потчуют и ходит она не в залатанном платье.

– Зато делит ложе со сморщенным гроганом, – возразила вдруг Мэгги и покраснела. – Что хорошего в том, чтобы спать с нелюбимым? – закончила совсем тихо.

Глава 2

Не прекращаясь ни на минуту, дождь лил с утра и до сего часа, как заведенный. Он тарабанил по крыше и стучал в окна, будто призрак умершего человека, желавший вернуться в свое, увы, бренное тело, и Морна, кутаясь в теплую шаль, с ужасом представляла, как сейчас откроется дверь в спальню покойного, и кто-то из бдевших у его тела людей вдруг скажет: «Хозяин ожил».

Она даже замерла на мгновенье, прислушиваясь к происходящему в доме, но в царившей вокруг тишине только часы неуклонно и споро отмеряли отмеренный срок человека.

Морна поежилась.

Хватит, целых шесть лет она прожила пленницей в этом доме, теперь, наконец, она покинет его. Эта мысль отозвалась улыбкой на бледных губах, и женщина огляделась, боясь, что это кто-то заметит... Хотя бы тот же мальчишка-прислужник, что читал псалмы у постели покойного третий час кряду, или мужчины, что понесут гроб лэндлорда на кладбище к приготовленной там могиле.

Близких родственников у покойного не осталось, а потому провожать его будут почти незнакомые люди: священник да прихожане Аргайля. Морна тоже чужая в этих местах... За шесть лет не сроднилась ни с домом, ни с самим этим краем, суровым и одиноким, так отличающимся от мест, в которых она провела свои детство и юность. Ни друзей, ни тем более родственников у нее в Шотландии не было...

И после смерти супруга, располагая достаточным состоянием и доходом, она могла бы вернуться домой...

Вот только где оно, это желанное место «дом»?

Ни в Шотландии, ни тем более в Англии Морна его не имела.

– Миледи, – заглянула в гостиную экономка, – все готово к выносу тела. Велите начать?

Часы как раз пробили три часа дня, и Морна кивнула.

– Начнем. – Она опустила вуаль на лицо и вышла из комнаты, наблюдая за последними приготовлениями к похоронному шествию.

Вскоре восемь мужчин вынесли гроб с ее мужем из музыкальной гостиной с занавешенными по обычаю зеркалами и под неумолчный звон колокольчика направились через весь город в сторону кладбища.

Перезвон того колокольчика, мелодичный и звонкий, вызывал внутри Морны невольную дрожь. И желание заткнуть уши руками... Отчего-то в его переливах ей слышался смех умершего мужа, его хриплое, сказанное на смертном одре: «Ты никогда от меня не избавишься. Никогда!»

Вот бы вырвать тот колокольчик из звонившей руки и швырнуть подальше в канаву, однако нельзя: его звон, по поверью этих диких людей, отпугивал злобных духов.

Правда, при жизни лорд Галлоуэй был и сам много хуже злобного духа, а потому, если кого перезвон колокольчика и отпугивал, то, наверно, его самого.

А это уже как-никак хоть какое-то благо...

– Леди Морна, ваш зонтик. Простудитесь ведь! – обратилась к ней жена пастора, подтолкнув руку Морны под локоток.

Только тогда женщина и заметила, что в тяжелом раздумье отвела в сторону зонт, и тяжелые капли дождя, стекая у нее по лицу, казались, должно быть, крупными каплями слез, которых она, сказать честно, не пролила по покойному ни одной.

В ней просто их не осталось...

– Благодарю, – отозвалась она, и женщина понимающе улыбнулась.

– Само небо рыдает над вашим супругом, – сказала она. – Он был опорой нашего общества и прекрасным супругом.

Знала бы эта сердобольная женщина, каким в самом деле был ее муж, не стояла бы здесь под дождем, провожая его в последний путь.

– Благодарю, – не найдясь, что сказать, снова молвила Морна. И смахнула с щек воду...

– Бедняжка, не убивайтесь вы так. – Жена пастора стиснула ее руку. – Вот увидите, бог воздаст ему по заслугам!

Только на это надежда...

– Да будет так, миссис Ринз, – всем сердцем откликнулась Морна, глядя, как гроб ее мужа вносят на территорию кладбища и опускают в мокрую землю.

Женщин на кладбище не пускали, и Морна была даже рада, что не придется стоять у разверзнутой могилы, изображая вселенскую скорбь, коей не ощущала.

Зато ощущала другое: облегчение, предвкушение и восторг.

Еще день – и она станет счастливой.

По-настоящему, а не просто разыгрывая спектакль, как было в их с лордом Галлоуэем браке.

И не важно, к какой коварной уловке ей придется ради такого прибегнуть...

Поминки уже подходили к концу, когда к Морне подступился нотариус:

– Миледи, я понимаю, время не самое подходящее, но позвольте еще только раз воззвать к вашим чувствам и разуму, относительно принятого вами после смерти супруга решения.

– Мистер Баллиол, это решение неизменно, – твердым тоном откликнулась Морна. – Как бы вы ни пытались принудить меня его изменить, этого не случится. Я тверда как скала и столь же непоколебима!

Несчастный нотариус, а выглядел он печальней скорбящей вдовы, к которой напрасно взывал, протяжно выдохнул воздух.

– Леди Морна, не обессудьте, но я всего лишь прошу, дать себе время оправиться от потери. Скорбь затмевает ваш разум, мешая мыслить разумно... А потому по прошествии времени, когда разум ваш прояснится...

– Мой разум ясен, как никогда, мистер Баллиол, – вставила чуть снисходительно Морна, но мужчина, будто не слыша ее, продолжал:

– … Вы пожалеете о содеянном, но изменить совершенного уже будет нельзя.

Морна сказала:

– Мистер Баллиол, я уже говорила, но повторю снова: я не ребенок и прекрасно осознаю последствия своих действий. – Она без единой капли сомнения поглядела на собеседника. – Завтра я покидаю Аргайль, чтобы уйти в монастырь, и все мои деньги, доставшиеся в наследство от мужа, перейдут Абердинскому сиротскому приюту. И добавить мне к этому нечего!

Мистер Баллиол застенал, казалось, это его лишают наследства, разлучая с большими деньгами.

– Но это огромные деньги, миледи, уверен, сиротам в приюте хватило бы трети означенной суммы. – Морна молча взирала на говорившего осуждающим взглядом, и тот поспешно добавил: – Тогда подумайте хотя бы о том, каким трудом ваш супруг заработал означенные средства, а вы, прости меня боже, по одному щелчку пальцев спускаете все их с рук. Разве ж так правильно?

Глава 3

Послушавшись совета отца, Джон собрал вещи, и накануне ярмарочной недели прибыл в Аргайл. Погода стояла промозглая, вязкая как кисель: его чалая кобылёнка то и дело оскальзывалась в грязи, норовя если не переломать себе ноги, то точно вывозить в грязи всадника. Джон любил осень, когда природа, все еще находясь в меланхолическом умиротворении, как бы сама собою наводит на мысли о смысле жизни и бытия, но нынешнее ненастье как-то портило впечатление. И с трудом удерживаясь в седле, он всю дорогу клял серую морось, стеной сыпавшуюся с небес, и свое же решение, вопреки принципам, подыскать для себя состоятельную невесту, дабы поправить материальное положение их семьи.

Разве же он, Джон Мактаггарт, такой, охотник за приданым?

Разве такому его учили с самого детства?

Раньше, когда ради куска овсяной лепешки ему не приходилось батрачить на куцем куске каменистой земли, он бы и думать о чем-то подобном не стал, да отец бы и сам о подобном не заикнулся. Но теперь, когда Рон, его старший брат, сгинул в земле, и Джону пришлось взвалить на себя заботу о его вдове и ребенке, о принципах приходилось забыть... И думать не о любви, а о деньгах.

За это Джон себя презирал, но все равно гнал кобылу вперед по скользкой земле, потому что жизнь – вам не сказка, и золотых антилоп на каждого нищего «Джона» не сыщешь.

И вообще он давно перестал верить в сказки!

– Ну и погодка, – не без толики восхищения усмехнулся ввалившийся в помещение человек. – Того и гляди смоет весь Галлоуэй в океан. Вот ведь как зарядил!

Джон как раз сидел в пабе, коротая время до сна за кружкой темного эля. Надо сказать, привкус копченого торфа конкретно в этом напитке, а хозяин его чрезвычайно расхваливал, был идеальным как на его, Джона, вкус... А он успел позабыть, когда баловал себя чем-то подобным.

– Никак это слезы небес по нашему лорду, – вступил с ним в беседу сидевший у окна завсегдатай. – Сама природа оплакивает его.

– Вот уж верно, – поддакнул другой, – давненько такого потопа в золотую пору не случалось.

В наступившей после этого тишине отчетливо прозвучал перезвон колокольчика.

– Слышите? – встрепенулся недавно вошедший. – Это похоронное шествие в честь лэрда Галлоуэя. Славный был малый... Да не отринет господь его грешную душу!

– А что, лорд скончался? – полюбопытствовал Джон.

– Третьего дня как, – кивнул один из мужчин. – Ты, что ли, не местный?

– Я из Дэлри.

– Далековато. Чай, к ярмарке подоспел?

– К ней. – Джон одним долгим глотком ополовинил полкружки. И снова спросил, опустив ее на стол: – Выходит, миледи Галлоуэй теперь состоятельная вдова?

Мужчины переглянулись, вроде как совещаясь, поверять ли пришлому местную тайну. И вроде стоило бы промолчать, но желание поделиться значительной сплетней пересилило в этих троих благоразумие...

– Как бы не так, – произнес самый бойкий, одарив Джона многозначительным взглядом. – Эта странная женщина, да простит меня бог, собирается отписать все приюту для сирот в неведомом нам Абердине, а сама уйти в монастырь, а это, сам понимаешь, ох как не нравится нашим властям!

Ничего подобного Джон не понимал, что и выразил, вскинув брови.

– А им-то какое до этого дело? – спросил удивленно.

– Видно в Дэлри живут совсем темные люди, – усмехнулся завсегдатай, подсаживаясь к Джону поближе. – Я растолкую, а ты вникай, парень: лэндлорд, почитай, своими руками выстроил каждую улицу в этом городе, каждое здание, каждый забор и колодец – все на его деньги построено. Понимаешь теперь?

Отчасти Джон понимал, о чем толковал собеседник, но все же не до конца...

– А вдова его здесь причем?

– Да при том, балда ты залетная, что коли все деньги уйдут в Абердин, то нашему крохотному Аргайлу ничего более не достанется. А наш шериф, мистер Гордон, привык питаться с рук лорда Рамси! Они были с ним не разлей вода. Вместе, как говорят, – говоривший подался еще ближе к Джону, – творили всякие там делишки... Смекаешь?

Джон и здесь не смекал, но его просветили:

– Контрабандой они занимались. В основном чая, но и другими вещами не брезговали... А тут, на тебе, эта дамочка, то бишь наша миледи, собирается все спустить с рук... Ясное дело, шериф недоволен и хочет этому помешать.

– Помешать? – Эта история все больше и больше завладевала вниманием Джона.

– Тссс, – говоривший приложил палец к носу и воровато глянул по сторонам, – эта история не для посторонних ушей. Но ты, почитай, свой... – Джона хлопнули по плечу. Никак выпитый сообща эль с привкусом копченого торфа сроднил их крепче родственных уз. – Так вот, нотариус до сих пор не дал ходу делам, шериф запретил ему торопиться, а сам... негласно пообещал заплатить деньги любому, кто не позволит миледи добраться до монастыря...

– Убить ее?!

– Да бог с тобой, парень, типун на язык! – развеселился завсегдатай. – Коли миледи умрет, Аргайлю уж точно не видать ни копейки.

– Тогда что?

– Женить на себе, вот и весь сказ.

Джон настолько удивился ответу, что даже глаза округлил, и его собеседники расхохотались.

– Чуть глазенки-то не повыскакивали, гляди. С шиллинг стали, не меньше! – веселились они, хлопая себя по коленкам. – Что, не хочешь попытать свое счастье, малыш? Глядишь, станешь лордом, коли урвешь такую невесту.

Они явно разыгрывали его, эти гэльские выпивохи, Джон поднялся.

– А ведь я вам почти что поверил, – пожурил он, направляясь к двери.

Три голоса в унисон прокричали ему:

– Вот и не верь, да кто-то завтра вернется в Аргайль богатым лэндлордом. И это будешь не ты!

Джон от них отмахнулся, но, окунувшись в сырую, промозглую марь, никак не мог позабыть услышанных слов. Тем более что колокольчик все так же звонил и звонил, а значит, похоронная панихида еще продолжалась...

Он запахнулся в тартан и от нечего делать пошел на бренчание колокольчика.

Как раз видел, как гроб лорда Рамси внесли за ограду церковного кладбища, а сопровождавшие процессию женщины остались стоять вне ее. Среди них особенно выделялась фигура в черной вуали: чуть выше прочих, с расправленными, несмотря на постигшее ее горя, плечами, почти горделивая.

Глава 4

Вот и все, потерпеть осталось самую малость: день-другой, и надежные стены Килмакдуанского монастыря надежно укроют ее от этого мира. И, наконец, подарят надежду дышать полной грудью...

Больше не нужно будет бояться, вздрагивая от каждого шороха, шума. Замирать при звуке людских голосов... Быть как будто запертой в клетку, из которой не выбраться.

Девушка выглянула в окно: карета катила по залитой дождем пустоши, увозя ее от Аргайля все дальше на север. Местами отцветший, а потому потемневший под дождем вереск, напоминал комки валяной ваты, разбросанные в хаотичном порядке.

– Я буду скучать по этим местам, – прошептала она, хотя добрых воспоминаний о Гэллоуэе у нее, видит бог, было немного.

Да и те, что хранились в душе, отдавали хинною горечью...

… Лучшее ждет впереди...

Она свято верила в это, а потому улыбнулась сквозь близкие слезы.

И охнула, когда экипаж подскочил на сильном ухабе.

– Чуть языка не лишилась, – в сердцах пожаловалась она обивке кареты и снова выглянула в окно.

Теперь карета неслась по неровной тропе, сойдя с главного тракта, а потому и тряслась все сильней, так что девушку снова и снова швыряло из стороны в сторону, норовя растрясти в ней съеденный завтрак.

– Эй... возница, – выкрикнула она, вдруг поняв, что не знает имени собственного слуги. – Что происходит? Почему мы сошли с главной дороги?

И только теперь, высказав это вслух, она неожиданно испугалась. Тот самый страх, с которым она сроднилась сильней, чем с собственной матерью, и который на миг отступил, стоило ей покинуть Аргайл, вернулся с утроенной силой, лишив ее кислорода и возможности продохнуть.

Хватая воздух распахнутым ртом и все-таки задыхаясь, она рухнула на сиденье кареты, вцепившись в него холодными пальцами, и взмолилась:

– Мамочка! Мама. – Голос вышел надломленным, едва слышным, но он привел ее в чувство.

Ни за что Эйла не повторит судьбу своей матери!

Лучше смерть...

И тогда, толкнув дверцу кареты, она вывалилась наружу и, кубарем прокатившись по мокрой земле, ощутила всем телом каждый вдавившийся в него камень, но все равно ни на йоту не пожалела о своем опрометчивом шаге. Всего-то с долю секунды глядела в свинцово-серое небо, с которого сеял худой, колкий дождь, и тут же попыталась подняться...

Тело отреагировало не сразу, вернее девушке показалось, что в нем не осталось целых костей: болело всё сразу. Подняться в таких обстоятельствах стало бы подвигом, но Эйла готова была его совершить, а потому поднялась.

… Сначала на четвереньки, а после с трудом утвердилась на подрагивающих, как у новорожденного олененка, ногах.

И сразу же осмотрелась...

От кареты, остановившейся в пятистах футах от этого места, бежал какой-то мужчина. Высокий, поджарый, с копной медных, волнистых волос, он даже как будто не выглядел диким зверем, способным ее растерзать, но Эйла давно и прочно усвоила самый главный урок: нельзя верить очаровательным людям. Они непременно обманут, воспользовавшись тобой... Особенно если тебе случится влюбиться.

– Эй, постойте, что вы такое творите? Погибнуть решили? – расслышала она обращенные в свой адрес слова.

И тут же заковыляла в противоположную сторону, увеличивая расстояние между ними. Правда, двигалась много медленней, чем бежал рыжий парень, а потому, оглянувшись, задохнулась от страха: он был совсем рядом. Вот-вот поймает ее!

– Не подходи! – закричала она, рванув шпильку из медных волос и приставив ее к своей шее. – Приблизишься – я за себя не ручаюсь. Мне терять нечего! Лучше смерть, так и знай.

Преследователь остановился, выставив руку, вроде как усмиряя пугливого зверя:

– Вы это... миледи, руку-то опустите, неровен час поранитесь. Я не враг вам!

Девушка усмехнулась.

– Еще скажи, что добра мне желаешь...

– Так и есть, я помочь вам хочу.

– Это как же, заперев меня в клетке?

Собеседник как будто опешил, показалось, он искренне не понимал, о чем она говорит.

Хорошо притворяется!

– Там на дороге я заметил засаду, вас поджидали, чтобы схватить. Я потому и сошел с главного тракта, чтобы этого избежать!

Эйла прищурилась, пытаясь понять, насколько правдивы слова говорившего.

Если рыжий не лжет, тогда кто устроил засаду?

Неужели о ней как-то прознали?

– Кто ты? – спросила она.

Не это должно было бы ее волновать в этот миг, но Эйла не удержалась от любопытства. Медноволосый не выглядел хищником или злодеем, скорее, обычным трудягой с какой-нибудь фермы. Она поняла, что поверила ему вдруг – и отругала себя.

Он такой же, как все!

Не доверяй никому, в особенности мужчинам.

– Меня зовут Джон, Джон Мактаггарт из клана Мактаггартов, мэм. Наша ферма близ Дэлри, что около Ди, там живем я и отец. А в Аргайл я прибыл на ярмарку...

– Где мой возница? – оборвала его объяснения девушка. – Почему здесь ты, а не он?

– Эм... – Молодой человек неожиданно покраснел. Да так натурально, что усомниться в одолевающих его чувствах не получилось бы даже при сильном желании. – Стыдно признаться, но я собирался насильно жениться на вас... Вернее, думал, что собирался, по правде же, просто хотел предупредить вас...

– О чем?

– Против вас составили заговор.

– Кто?

– Шериф Гордон и остальные в Аргайле. – Говоривший замялся, сминая изрядно промокший берет. – Я узнал об этом случайно, когда выпивал в прошлый вечер в таверне... Они не хотят, чтобы вы покидали Аргайл, отдав все деньги сиротам.

Так дело в миледи – не в ней!

От мгновенно накрывшего ее облегчения, девушка пошатнулась, опустив руку со шпилькой.

– Так им нужны мои деньги? – спросила она. Собеседник кивнул. – Тебе тоже?

– Всем нужны деньги, – откликнулся он. – Но не все ради них готовы на подлость.

Говорил он красиво, Эйла даже заслушалась. И опять себя отругала...

Утверждать такое легко, пока не пришло реальное искушение... Вот тогда-то и проявляется истинная натура, обнажается сама суть человека, его сердцевина.

Глава 5

Той ночью Джон почти не ложился, нечистая совесть не давала покоя.

Неужели он, в самом деле, хоть на секунду решил, что сможет принудить незнакомую женщину к браку?! И если бы просто принудить – похитить ее и насильно вести к алтарю, как ведут на убой какую-нибудь скотину.

Джон и сам тогда хуже скотины, если под мухой решил, что на такое способен!

Так он мысленно обзывал себя самыми ругательными словами, пока в один прекрасный момент не пришло осознание: нужно предупредить госпожу о составленном против нее заговоре. Может, он потому и спешил к ее дому в ночи, что хотел именно это и сделать...

Думать так о себе оказалось приятней, чем о Джоне-мерзавце-бессовестном типе, и он кое-как дотянул до утра, уверенный, что, едва леди Морна появится во дворе, он все ей расскажет.

Однако, не рассказал...

Решимости не хватило.

Она появилась под черной вуалью с маленьким саквояжем в руке и сразу направилась к экипажу, который Джон, следуя указанию экономки, заранее вывел во двор. Подавая ей руку и помогая взобраться в него, он все надеялся, что миледи обратится к нему, или хотя бы посмотрит в глаза, но она ничего такого не сделала.

И Джон покатил со двора, твердо решив, что уж после церкви он точно расскажет ей правду.

Но и тут не срослось: из церкви миледи появилась какой-то другой – никак ее сгорбили горе и пролитые там слезы! – она показалась ему ниже ростом и будто истаявшей как свеча. А ведь говорили, она не любила супруга... Опять набрехали.

Джон не посмел отвлекать женщину в ее горе – так и выехал из Аргайля, коря себя на чем свет, но разом забыл обо всем, едва заметил засаду: в вереске у дороги бликовало оружие притаившихся там людей.

… Так он и оказался бегущим с девушкой на плече к способным укрыть их холмам. Те были уже совсем рядом, буквально рукой дотянуться, но его капризная ноша брыкалась и все норовила сползти, чем лишь усложняла Джону задачу. Будь это Макки, его непоседа-племянник, он бы хлопнул его пониже спины, и ребенок бы враз присмирел, но вряд ли к миледи он мог применить тот же метод...

– Я сама... я сама побегу... – просипела в какой-то момент леди Морна, пристукнув его по спине кулачком. – Отпусти меня!

Джон был уверен, она не только бежать, но стоять вряд ли сможет, но все равно опустил ее на ноги. Должен был передохнуть... Сердце так и лупило по ребрам, силясь выскочить вон.

– В-вы... вы как? – прохрипел он, упершись руками в колени. – Н-не сильно я вас?..

– Мои ребра в порядке, – вскинула девушка подбородок, – а вот гордость... разодрана в клочья.

Джон поглядел на нее и подумал, что для богатой вдовы она как-то чересчур молода и, наверное, даже смешлива, что не вязалось с образом леди, сложившимся у него в голове. Даже сейчас, заявляя о попранной гордости, она чуточку улыбалась... в душе... Джон догадался об этом каким-то неведомым шестым чувством, прежде к таким откровениям не способным.

– Не бойтесь, об этом никто кроме вас и меня не узнает, главное, скрыться от ваших преследователей, – успокоил он, относительно отдышавшись. – Вон там за кизиловыми кустами я вижу небольшую нору, можете спрятаться в ней, – указал он рукой, и девушка, проследив его жест, затрясла головой.

– Нет, ни за что, она совсем крохотная, я туда не полезу.

Что за ребячество, право слово!

Джон против воли вспылил:

– Хотите замуж за одного из этих молодчиков, – он указал рукой себе за спину, – можете и не лезть, мне-то что с этого… в противном же случае выбирать не приходится.

Леди Морна стиснула зубы и размазала нервной рукой кровь от ссадины на щеке по лицу. Стала похожа на одного из воинов Роберта Брюса при Баннокберне...

Джон отвернулся, скрывая улыбку.

– Так что вы решили? – осведомился секундой спустя.

– Я не могу, – упрямо заявила девица. – Правда, не могу... Давай попытаемся убежать. У нас получится; ты так быстро бежал, что эти люди нас потеряли...

Джон покачал головой.

– Не обольщайтесь, они не сдадутся так просто, а вы едва держитесь на ногах, – сказал он. – Я, конечно, могу вас нести, но надолго меня тоже не хватит... А всё, к слову сказать, потому, что вы выпрыгнули из экипажа на полном ходу. Чудо, что живы остались!

Девушка опустила глаза, неожиданно даже не разозлившись на Джонов попрек.

– Откуда мне было знать, что ты не такой же, как все? – спросила она. – Пусть бы тогда и шею сломала – так даже лучше.

Джон удивленно воззрился на странную эту особу. Неужели настолько горюет по мужу, что даже готова уйти вслед за ним?

– Так, хватит, – он вдруг схватил ее за руку и тут же, будто обжегшись, отдернул ладонь. – Простите, мэм, это вышло случайно, – покаялся он, – просто... не время сейчас препираться... Немедленно лезьте в нору, а я уведу преследователей в другом направлении.

Леди Морна с опаской глянула на кусты, прикрывавшие вход в не иначе как лисью нору, и опять затрясла головой.

– Вы просто не понимаете, – прошептала она, – я боюсь... замкнутого пространства... и темноты...

Джон еще понимал, когда страшились болезней, голода или смерти, но бояться таких нелепых вещей, как замкнутое пространство и темнота... Вот уж воистину у богатых свои причуды!

– Тогда просто закройте глаза и представьте, что вы... например, в своем доме в Аргайле, или... в долине Гленко собираете дикий вереск для свадебного букета...

– Букет из вереска?

– Да. Вы, разве такие не собирали, когда были младше?

Она отрицательно дернула головой.

– Мне запрещали покидать стены дома, – призналась чуть слышно, и сердце Джона запнулось на миг от удушающей жалости. Вот ведь бедняжка!

– Тогда закройте глаза и представьте что-то другое хорошее, – сказал он. Леди Морна неожиданно подчинилась, зажмурив глаза, и Джон, не решившись коснуться ладони, обхватил тоненькое запястье и потянул ее за собой. – Не открывайте глаза, – предупредил он, раздвигая кизиловые кусты перед входом в укрытие. – Лезьте... ну же... не бойтесь... Вы справитесь! Главное, не открывайте глаза.

Глава 6

Этот парень не понял ее, Эйла видела по лицу, но она слишком часто сидела в темном, тесном чулане, сидела не по собственной воле, запуганная к тому же суеверными байками старухи Улик, а потому срослась с этим страхом как с собственной кожей. И, даже сделавшись взрослой, ничего не могла с этим поделать...

– Не будешь есть кашу, маленькая нахалка, придет рассерженный брауни и накажет тебя, – любила запугивать ее Улик, тогда еще совсем кроху. – Они ух как не любят непослушных детей: того и гляди норовят подловить их в темном углу и откусить их сладкие пальчики, а еще лучше – нос.

Эйла, помнится, с ужасом замирала, прикрыв ладошками нос, и шагу боялась ступить из яркого круга света, а ее, бывало, хватали и насильно тащили в чулан, где она, чуть дыша в темноте, представляла, как крадущийся брауни вот-вот схватит ее за лицо.

Она до сих пор, даже годы спустя, покрывалась холодной испариной и дрожала как в лихорадке, стоило оказаться одной в темноте... Вот и сейчас тот же самый неосознанный страх вынуждал ее, крепко зажмурив глаза, лежать в тесном убежище под защитой веток кизила.

И слушать, как неожиданный друг ведет диалог с чужаком:

– Эй ты, где миледи? Признавайся, куда ее дел.

– Не понимаю, о чем вы. Неужто черные кролики, расплодившиеся в долине, зовутся теперь лордами и миледи?

Эйла невольно зажала уши руками: шутить в таких обстоятельствах представлялось ей наихудшей идеей. И слушать, как глупого Джона поставят на место, ей совсем не хотелось...

Но когда она снова продолжила слушать, то задохнулась от ужаса:

– Вырежем сердце английскому подпевале! – прорычал один из мужчин.

– Но сначала отрежем язык, – добавил второй.

О нет, она не могла допустить, чтобы кто-то из-за нее пострадал, пусть даже это нелепый дурак с дурным чувством юмора!

Что же делать?

Как быть?

Выбраться из укрытия и отдаться на волю мужчин?

Но им нужна Морна, вдова лорда Рамси, а не какая-то самозванка без гроша за душой. Мало того, что она подставит подругу, так еще и сама окажется под угрозой разоблачения...

Нет, этого она допустить не могла. Мать на смертном одре умоляла ее опасаться любого мужчины, бежать от них так далеко, как только возможно... Не позволять их красивым речам вскружить себе голову.

Именно так Эйла была и намерена сделать, скрывшись за монастырскими стенами.

Но алчность людей рушила все ее планы...

– Сволочь патлатая!

– Английский выблюдок!

– Мерзкий гаденыш! – донеслись до нее разъяренные крики, а характерные звуки ударов не оставляли возможности усомниться в происходящем.

Ну уж нет, она не позволит им издеваться над человеком, но и в руки так просто не дастся! Пусть попробуют ее изловить, мерзкие дроу.

Распахнув зажмуренные глаза, Эйла выскочила из укрытия и стремглав понеслась по долине под удивленные крики мужчин: «Антилопа! Вы видели, золотая антилопа?!»

Она нисколько не сомневалась, что они устремятся за ней...

Легенда о мистере Рамси, в одночасье разбогатевшем после встречи с золотой антилопой, до сих пор из уст в уста передавалась в Аргайле и по всему Гэллоуэю. Правда, большая часть из нее была выдумкой, Эйле ли было не знать, но многие свято верили в драгоценные камни, которые тот собирал, пока догонял антилопу...

Глупцы.

– Ловите ее! Ловите! – вопил у нее за спиной грубый, надтреснутый голос и тем самым еще больше подстегивал Эйлу бежать, бежать так, что в груди спекалось дыхание, а тело делалось легким, как пух, и совсем невесомым.

Она знала, что сможет от них убежать, такой, как сейчас, ей не составило бы это труда: разве могли эти увальни с палашами сравниться с легконогой, спасающей свою жизнь антилопой?

Да никогда.

… Но тут грянул выстрел...

Пуля ее не задела, но холмы, отразившие его эхом, как будто смеясь разразились над Эйлой насмешливым хохотом.

Она побежала быстрее, хотя, видит бог, быстрее уже было нельзя. И все же Эйла бежала, наверно даже, частично паря над землей, как какой-нибудь сказочный феникс...

И тут ее «крылья» осыпались пеплом от острой, пронзительной боли... Она рухнула вниз, полетев кувырком по земле и теряя всякое представление, где земля, а где небо...

– Ты попал в нее! – заголосили преследователи. – Хватай ее, пока не очухалась. Лишь бы не померла...

Уж лучше бы умерла! Эйла приподняла тяжелую голову и оглянулась: четверо настигали ее, громыхая тяжелыми башмаками, пятый же, тот, что стрелял, самодовольно глядел, наблюдая за ней.

Под этим взглядом Эйле сделалось не по себе и, пересиливая себя, она поползла. Поползла, как оказалось, к крутому обрыву, которым внезапно закончилась оконечность долины... Замерев на краю, она опять оглянулась и услыхала довольное:

– Тебе не уйти, антилопа, бежать больше некуда.

Разве что вниз...

– Ты, в самом деле, та самая? Сотвори для нас пару монет... а лучше – целую груду. И мы отпустим тебя!

Ага, так она и поверила!

– Мы, что ли, зря преследовали тебя, сбивая подошвы?!

Вас никто не просил за мной гнаться, мерзавцы!

– Ну, будь хорошею девочкой, постучи своими копытцами. Чего тебе стоит!

Глупцы, если б все было так просто!

– Хватайте ее, хватит трещать как сороки! – пророкотал мужчина с ружьем, по всему самый старший в пятерке. И преследователи, подступая со всех сторон разом, двинулись к Эйле...

Ну уж нет, живой она им не дастся! Ни за что. Никогда!

Она подползла к самому краю и глянула вниз: выступ скалы мешал рассмотреть подножие дна. Но там, наверно, острые камни – и смерть будет быстрой.

Мамочка, милая, как же так, она даже не пожила! Только-только хотела начать это делать, а здесь такая беда... Видно не зря матушка говорила, что все они прокляты, обречены на несчастье и муки. Мамочка, ты оказалась права!

Но лучше бы ошибалась.

Глава 7

У Джона болело все тело, но он все равно кое-как забрался в крохотную нору, убеждаясь, что леди Морны в ней нет.

Куда же она в таком случае делась?

Еще и... раздетой?!

Он нашел внутри ее платье и в растерянности глядел на него, сбитый с толку сильнее, чем когда-либо в жизни.

Если она, испугавшись, сбежала, то для чего сняла платье?

А если она... Джон встряхнул головой. Нет, невозможно! Никак он совсем обезумел, наслушавшись баек отца!

… И тут грянул выстрел.

Мерзавцы палят в антилопу? Что им сделала бедная животина?

Не это должно было бы его занимать в данный момент, но Джон подорвался на ноги и побежал.

Бежал на звук выстрела и отчего-то страшился, что опоздал...

– Эй, антилопа, не вздумай чудить: там глубоко, расшибешься, – услышал взволнованное и злое. И снова: – Чего удумала... тварь?

Вслед за тем загнанное к обрыву животное рухнуло вниз, и таких безысходности, страха и боли во взгляде, которые он рассмотрел в ней в последний момент, Джон не видел еще никогда ни в одном человеке.

Может, байки отца не такие и байки?

Пока растерянные преследователи толпились, осмысливая случившееся, он устремился вниз по тропе, слыша, как они спорят:

– Она разбилась?

– Думаешь, выжила, после такого падения, идиот? Ты должен был кинуться на нее и схватить.

– Я пытался, но эта... скотина сама сиганула с обрыва...

– Не называй ее так... – тихим голосом пресек его третий. – Все-таки она леди...

– Полагаешь, это она... леди Морна?

– Кто еще? Она была супругой лэндлорда, и он становился богаче день ото дня.

– Но он женился на ней уже позже, будучи обеспеченным человеком.

Этот довод, должно быть, заставил мужчин призадуматься, так как повисла гнетущая тишина, и только потом один из них произнес:

– Как бы там ни было, я не хочу отвечать за убийство.

– Мы никого не убили, дурак.

– Но леди Морна...

– … Всего лишь какая-то антилопа сиганула с обрыва. Она даже не человек!

– Спуститесь и убедитесь, что антилопа, – прозвучало с нажимом, – мертва.

Эта сказал, должно быть, тот самый, с ружьем. Он был старше других, и голос его звучал особенно мерзко...

– Ну уж нет, я туда ни ногой, не хотелось бы связываться с шерифом, – заартачился один из парней.

– Мне тоже такое не по душе, – поддакнул другой. – Куда ни шло разжиться богатой женой или выловить антилопу, но быть обвиненными в смерти английской дворянки... Ну нет, мне еще дорога моя голова.

Это последнее Джон уже едва слышал, обдирая колени об острые камни по пути вниз. Так торопился спуститься, что сошел с проторенной тропы и теперь полз по скале, сам вот-вот опасаясь сорваться...

Эта спешка ему самому казалась нелепой: тут человек пропал, он же из-за животного всполошился. И дело не в том, что говорили мужчины: мол, леди Морна и есть волшебная антилопа – Джон в такое нисколько не верил – просто какое-то странное чувство в груди толкало его сломя голову вниз.

Не удержавшись за выступ, последние футы он пролетел на спине, обдирая в кровь локти и кулаки. Падение вышибло из его груди воздух, и Джон какое-то время лежал, прислушиваясь к себе...

Лишь бы ноги не переломать. И руки, конечно...

Но, кажется, кроме прокушенного до крови языка, ничего страшного с ним не случилось.

Джон поднялся и сплюнул кровавую пену...

В глазах достаточно просветлело, чтобы, наконец, осмотреться, и увидеть ее...

Не антилопу, нет, – леди Морну в чем мать родила.

Она лежала сломанной куклой и, кажется, не дышала.

Нет, невозможно! Это какое-то совпадение.

Джон снова глянул по сторонам, страшась отчего-то к ней подойти, и, не найдя мертвую антилопу (а та, в отличие от миледи, упала вниз на его, Джона, глазах), задохнулся от невозможной догадки. Она на миг парализовала его, лишив возможности двигаться, даже дышать... И только минутой спустя он подступил к бездыханному телу.

Прикрыл его платьем, которое отчего-то сберег, пока спускался с угрозой для жизни... И поднес к носу девушки пальцы, выискивая дыхание.

Оно билось в ней едва слышно, почти невесомо...

Как она вообще осталась жива?!

– Л-леди Морна? – Голос его предательски дрогнул, выдавая смятение. – Леди Морна?

Девушка не реагировала, но ему показалось, за закрытыми веками у нее двигаются глаза. Это пугало его... она вся пугала его... Это странное, непонятное... существо? Человек или животное? Он посмотрел на неподвижное тело: те же руки, что у него, те же ноги, туловище, лицо, только все намного изящнее, красивее.

Он засмотрелся невольно и отругал себя:

– Ну и дурак ты, Мактаггарт, думаешь о такой ерунде, когда человек умирает.

Произнеся это вслух, он разом приободрился: конечно, она человек (своим глазам нужно верить), и человек этот нуждается в помощи.

На сем он принялся одевать девушку в платье. Задача оказалась до того сложной (особенно если отводишь глаза и боишься коснуться бархатной кожи), что Джон аж вспотел, заправляя за ухо мокрые волосы... «Как они вообще каждый день обряжаются в это?!» – в сердцах думал он, непослушными пальцами застегивая у ворота пуговки с ноготок девичьего мизинца, то есть крохотные до невозможности.

В процессе он рассмотрел, что пуля чирком прошила девушке бок: разодрала кожу до кости. К счастью, кровь уже остановилась, но рана все равно выглядела пугающе... Он кое-как забинтовал ее панталонами с кружевными оборками и подумал, что в жизни теперь не посмотрит миледи в глаза: так и будет ее представлять в этом самом под платьем, как какой-нибудь озабоченный идиот.

Он почти закончил с чулками, когда девушка застенала, приходя, наконец-то, в себя.

– Вот и славно, – констатировал Джон, убирая от нее свои руки.

И вовремя: распахнув большие глаза, она испуганно от него заслонилась. Наверное, приняла за кого-то из тех, что преследовали ее...

Глава 8

Одна мысль о том, что этот парень видел ее обнаженной, повергала Эйлу в волнение больше, чем осознание факта: он видел ее. Видел тщательно скрываемую изнанку ее естества – и все равно помогал.

Бескорыстно ли?

Этого Эйла не знала, но Джон Мактаггарт не выглядел сребролюбцем и хитрецом, скорее – бесхитростным простаком.

А такие бывают?

Эйла спорила с внутренним «я», превозмогая слабость и дрожь. Хотелось забиться под теплое одеяло с кружкой горячего пунша, который мама готовила для нее из ягод болотной морошки, и, уснув, проспать до тех пор, пока тело полностью не восстановится. Чтобы в нем не осталось и тени мучительной боли, с которой горела простреленная нога, и отзвука слабости.

Вдруг этот Джон вместо лошади приведет тех людей? Вдруг, увидев, какая ты есть, он решил поживиться?

Возразить было нечем – парень явно был беден и нуждался в средствах – и девушка, опершись на камень, попыталась подняться. Сил хватило только на то, чтобы, вскрикнув, тут же рухнуть назад и, глотая соленые слезы вперемешку с дождем, осознать свою полную невозможность сбежать и спастись.

Она была полностью в его власти...

Но все равно не сдастся без боя: нащупав камень с заостренным концом, благо, таких здесь было немало, Эйла сжала его в кулаке.

Пусть приходит – она будет готова!

Страх и волнение совсем измотали ее, а попытка подняться, возможно, потревожила рану: как бы там ни было, в какой-то момент Эйла лишилась сознания, а очнувшись под звук лошадиных копыт, только тогда это и поняла.

«А вдруг он вернулся бы раньше, пока ты валялась бесчувственной, не способной за себя постоять? – не унимался внутренний голос. – Ты слишком доверилась этому парню, разнюнилась чересчур».

Под этот уничижительный монолог в своей голове она и ждала появление Джона Мактаггарта с камнем в руке и горячей решимостью расшибить свою голову о скалу, если придется.

– Леди Морна?

Он появился из пелены моросящего, как и прежде, дождя, будто вынырнул из нее в своем клетчатом пледе и берете с обвисшим пером. Он держал в поводу двух коней и глядел на нее с таким искренним беспокойством, что Эйле захотелось расплакаться.

– Т-ты один? – клацнули ее зубы.

– А кто еще должен быть? – удивился он искренне. Но, кажется, сразу же догадался, что она имела в виду, так как сделался хмур. – Полагали, я выдам вас тем парням? Не очень-то вы обо мне высокого мнения, – попенял собеседнице. – То трусом назвали, теперь вовсе – предателем.

Эйла сразу же возразила:

– Не называла. Я просто...

– … Не доверяете никому, – договорил за нее молодой человек. – Я понимаю, наверно, на вашем пути встречалось немного хороших людей, вот вы и стали такой...

– Какой? – нахмурилась Эйла.

– Колючей и недоверчивой.

– Я не колючая... – начала было девушка, но замолчала. Этот Джон ведь был прав: ее учили не доверять никому. Так зачем она спорит с единственным человеком, который ей помогает? – Извини. Я, действительно, недоверчивый... человек... – это последнее слово далось ей с трудом. И вовсе не потому, что она не считала себя человеком – на самом деле, она была человеком даже больше, чем прочие люди, – просто он мог считать теперь по-другому, а ей не хотелось увидеть насмешку в красивых глазах.

Джон улыбнулся, по-доброму, просто. И сказал без тени бахвальства:

– Мне можете верить. А если предам – гореть мне вечно в огне!

Это было похоже на клятву, и Эйла подумала, что должна непременно ответить чем-то значительным и со своей стороны:

– Я тебе верю, а если когда-нибудь усомнюсь – гореть мне вечно в огне! – отозвалась она ему в тон.

И они, как два заговорщика, улыбнулись друг другу.

Тут всхрапнула одна из кобыл, и молодой человек, смущенно коснувшись споррана, сказал:

– Надо ехать, мэм, пока лошади не померзли. Да и вы, сказать честно, выглядите неважно! Того и гляди, отдадите господу душу.

– Ну не настолько все плохо, – заупрямилась Эйла, хотя чувствовала себя чуть живой.

– Вы просто моими глазами на себя не смотрели: краше в гроб кладут, – сказал Джон и тут же осекся. – Простите дурака, мэм, вы мужа только что схоронили, а я тут...

– Да брось ты, – отмахнулась от извинения Эйла. Лэндлорд Галлоуэй, к счастью, не был ей мужем, но Джону пока знать об этом не нужно. – Лучше на ноги помоги мне подняться.

– Да, мэм, простите.

Он тут же подступил ближе и после секундного замешательства (не сразу решился к ней прикоснуться), как былинку, поднял Эйлу с земли. Ей даже на миг показалось, она действительно превратилась в болотного призрака, такой легкой себя ощутила в надежных, крепких руках.

– Уже можешь меня отпустить, – покраснела она, осознав вдруг, что Джон держит ее, не решаясь поставить на ноги.

– А вы удержитесь? – спросил он с беспокойством. – Как мне потом появиться в Аргайле с мертвой хозяйкою на руках?

Эти простые слова заставили Эйлу окаменеть. Джон, наверное, тоже ощутил, как застыло под его пальцами ее тело... В любом случае, он посмотрел ей в глаза, и Эйла на миг утонула в золотисто-солнечных радужках его глаз. Мелькнуло шальное: еще никогда в своей жизни она не была так близко к мужчине, а этот к тому же красивей прочих.

– Отпусти меня! Отпусти! – взвилась она, разозлившись на себя самое за эту секундную слабость. Порываясь прочь, пристукнула Джона Мактаггарта по груди, и он послушно опустил ее с рук...

… Правда лишь для того, чтобы снова ее подхватить, ибо ноги девушки подкосились в ту же секунду, как коснулись земли.

– Да отпусти же! – в иррациональном порыве снова пристукнула его по руке Эйла.

– Но вы тогда упадете, – спокойно возразил молодой человек.

– Ну и что тебе с этого?!

– Кхм... как бы я хочу вам помочь.

Эйла вела себя истерично, и сама это прекрасно осознавала, просто впервые с начала событий на пустоши поняла, что не знает, что теперь делать. Куда податься...

Глава 9

Джон удивился, и это еще слабо сказано: леди Морна категорически отказалась возвращаться в Аргайл, еще и как будто на него разозлилась, начала вести себя грубо и дерзко. Он пытался понять, что стало причиной такой перемены, но в голову приходило только одно: она боится встречи со своими преследователями. Что, если подумать, должно было бы, наоборот, сподвигнуть ее возвратиться и наказать негодяев...

… Которые видели ее тайную суть...

Возможно, она опасается именно этого, шантажа?

Но и тогда бегство – не выход.

Тем более в столь плачевном физическом состоянии...

Собственно, стоило Джону подумать об этом, как девушка, вскрикнув, повалилась с животного; он успел ее подхватить, но холодной как лед и такой же бесчувственной.

Он стоял там на пустоши, может быть, с трупом у себя на руках, а дождь все хлестал и хлестал по щекам... И Джон, растерявшись, не знал, что же делать.

В конце концов, он проверил миледи дыхание – оно едва слышно, но билось под тонкой, прозрачною кожей – а потому, отчасти успокоившись, он полез на коня вместе с ней.

Как уместил бесчувственное тело перед собой, одному богу известно: голова девушки падала то вперед, то назад, в конце концов, уложив ее себе на плечо, он запеленал их обоих в тартан да так и отправился в путь в сторону Дэлри.

Путь был неблизким, часа два пути в солнечный день, но другого решения Джон не придумал. Отвезти ее в город было бы проще – там и кляча его при таверне осталась, и лекари под рукой, – но миледи так не хотела туда, что Джон не решился пойти супротив ее воли.

Если дорогой она отдаст богу душу – Джон ни при чем.

– Ну, вперед! – понукнул он животное и, повинуясь инстинкту, направил ее в том направлении, в котором, как ему виделось, он бы выехал к главному тракту в стороне от Аргайля.

Инстинкт его не подвел, а дождь, повинуясь горячей мольбе, вскоре закончился, так что большую часть пути Джон с бесчувственной девушкой проделали посуху. Он то и дело склонялся ухом к чуть приоткрытым губам и вслушивался в едва трепещущее дыхание (не умерла ли?), а потом сглатывал вязкий комок, встававший в горле (никак хворь какую-то подхватил). Немудрено, в такую погоду!

Уже в сумерках, сам едва ли живой от усталости, Джон подъехал к своему дому. От хозяйских построек на звук лошадиных копыт вышла Мэгги с ведром...

– Джон? – удивилась она. И тут же встревожилась: – Что случилось?

– Помоги… придержи голову... – Он распустил узел тартана, и Мэгги, хмурясь все больше, придержала девушке голову, пока он слезал.

– Кто она? – осведомилась она.

– Потом расскажу. Лучше беги скорее в деревню и приведи лекаря! – велел Джон, неся девушку в дом.

– Лекаря? Да старая Нэн палец о палец задарма не ударит.

– Значит, заплатим ей.

– Чем?

Джон неожиданно рассердился, в большей мере, наверное, на себя, так как отправился в город, собираясь подзаработать, а вернулся ни с чем.

А вернее, с новой обузой...

– Хочешь, чтобы она умерла в нашем доме, у меня на руках? Возьмешь на душу такой грех? – строго откликнулся он, и девушка, поджав губы, нехотя развернулась к калитке. – Ты только скорее, – уже другим тоном поторопил ее Джон. – Она ранена и давно без сознания.

Ускорившись, Мэгги кивнула, а Джон внес девушку в дом и после секундной заминки понес ее в комнату Мэг. Опустил ее на кровать, убедился, что девушка дышит, и только тогда стянул с ее ног мокрые туфли.

– Э, годы мои тяжкие, кто у нас здесь? – посетовал, войдя в комнату Даффи Мактаггарт.

Он был не так стар, каким хотел бы казаться, а потому зорким, внимательным взглядом окинул девушку на кровати и тут же обратил взор на сына.

– Кхм, – прочистил он горло, – я посылал тебя за богатой женой, а ты приволок едва живого «котенка». С детства был чересчур сердобольным, стоило бы догадаться, что так и случится...

Молодой человек покраснел.

– Все не так, отец... – начал он торопливо и громко, но тут же продолжил уже много тише, – эта девушка – настоящая леди, вдова лорда Галлоуэя. Вот она кто!

Отец вскинул бровь, наверное, размышляя над услышанными словами, а потом, посмотрев на девушку ближе, покачал головой.

– Никакая она не миледи Галлоуэй, – сказал он. – Миледи я знаю: видел в Аргайле на их с лордом свадьбе пять лет назад. Ух, и красавица же она была в этот день! Белое шетландское кружево самого лучшего качества и тартан из Килбархана. А это, – он опять посмотрел на бесчувственную девицу, – прости господи, не миледи, а какое-то рыжее недоразумение.

– Отец! – неосознанно заступился за девушку Джон, но тут же смутился: – Вы уверены? – спросил он. – Она вышла из дома лэндлорда и села в его экипаж, и платье на ней было черное, вдовье...

Чем дальше он говорил, тем глубже задумывался, припоминая все обстоятельства их с девушкой встречи, припомнил и то, как ему показалось, что после церкви миледи сделалась ниже ростком, будто сгорбившись от постигшего ее горя...

Неужели?..

Да нет, быть не может, с чего бы законной миледи Галлоуэй меняться местами с какой-то девчонкой?

– Где она? – послышался в доме скрипучий голос лекарки Нэн, и вслед за тем Мэгги ответила:

– В комнате. Нам сюда! – Она откинула занавеску, пропуская старуху вперед.

Джон поймал ее чуть обиженный взгляд: «Зачем в мою комнату?» – спрашивал он. Но в доме из двух полных комнат только у Мэгги была отдельная спальня... Не мог же он уложить настоящую леди (тогда он думал о ней только так) на лежанку у очага?!

– Что с ней? – скрипела, между тем, Нэн. – Посмотрим-посмотрим... – Она ловко ощупала тело девушки, спускаясь от шеи по животу и, дойдя до бедра, хмыкнула: – Ага, вот оно!

– Ее ранили, – отмер Джон. – Кровь вроде бы остановилась, но...

Лекарка задрала девушке юбку и поцокала языком при виде пропитанных кровью и использованных не по назначению панталон, которыми Джон перевязал ее рану.

Сам Джон стыдливо потупился, покраснев до самых ушей: мало того, что опять увидал, пусть и мельком, стройные женские ножки, так еще старая сплетница поняла, что он видел их раньше и даже касался. Поняли это и отец с Мэгги...

Глава 10

За спиной Джона Мактаггарта Эйла увидела невысокого седобородого старика с проницательным взглядом. Он мог показаться эдаким простаком из шотландской глубинки, но по факту был много умнее канцлера Эдинбургского университета. В его взгляде светилась та особая житейская мудрость, которую умный, богобоязненный человек обретает не с годами, а с опытом...

– Вкусно? – улыбнулся он Эйле, замершей с ложкой в руках.

– Очень, – машинально отозвалась она.

– В таком случае, мисс... простите, не ведаю вашего имени...

– Эйла, – не стала обманывать девушка. Поняла в тот же миг, как увидела старика, что его обмануть не удастся, да, по правде, и не хотелось. – Просто Эйла.

Старик продолжал улыбаться.

– В таком случае, просто Эйла, приятного аппетита! Каша у Мэгги отменная. Самая вкусная в Дэлри!

Мэгги, стоявшая тут же у постели больной, покраснела от похвалы.

– Скажете тоже, – отмахнулась она. – Ничего в ней такого и нет.

– Каша действительно вкусная, – подтвердила ей Эйла. – Я раньше не пробовала такой. Спасибо большое!

– Не за что, мисс. Я принесу вам воды. – Мэгги стрельнула на девушку взглядом и вышла из комнаты.

Обсуждать достоинство каши было проще, чем начинать разговор по душам, а Эйле стоило объясниться хотя бы в благодарность за помощь. Теперь она понимала, что Джон привез ее в собственный дом: эта Мэгги, наверно, его молодая жена, а старик – ее свекор. И тот враз догадался, что Эйла никакая там не миледи...

– Простите, мисс, но мой сын до последнего полагал, что вы – леди Мойра, – первым начал старик, – уж очень он у меня простодушный, к тому же, в отличие от меня, ни разу не видел миледи в лицо. А теперь, когда он знает правду, задается вопросом, как вышло, что вы выдавали себя за нее?

Эйла сглотнула и отставила в сторону кашу. А еще торопливо мазнула по лицу Джона взглядом и обратила его опять к старику... С ним беседовать было проще. Не так, что ли, волнительно...

– Эта тайна не моя только, – сказала она, – но я обязана жизнью вашему сыну, а потому открою ее. Вы ведь сможете обещать, что сохраните ее?

– Клянусь своей головой и вершиной Бен-Ломонд, что ваша тайна не выйдет за стены этого дома! – откликнулся молодой человек, чем вызвал снисходительную улыбку на лице старика.

– Вот видите, мисс, мой сын дал вам клятву, а он такой человек, что уж если что-то пообещал, костьми ляжет, но свое слово сдержит, – подтвердил он. – Скажу честно, я не такой благородный, как он, но тоже обещаю молчать. Говорите свободно...

Эйла, пожалуй, впервые столкнулась с такими людьми, как Мактаггарты, честными и прямыми, и это обескураживало ее. Она знала, они ей не лгут, говоря красивые фразы, чтобы выведать правду...

– Дело в том, – сказала она, – что мы с леди Морной нарочно поменялись местами. Она должна была скрыться, а я – занять ее место в монастыре. И все бы сложилось прекрасно, не напади на нас те ужасные люди!

– То есть миледи хотела сбежать, а вы покрывали ее?

Эйла кивнула.

– Леди Морна влюблена в друга детства, – призналась она. – Он простой адвокат из среднего класса, им пришлось разлучиться, когда госпожу выдали замуж за лэрда Рамси. Но все это время молодой человек помнил ее, не забывал, и, когда пошел слух, что супруг леди Морны находится при смерти, он приехал в Шотландию, чтобы встретиться с госпожой. Так они о подлоге и сговорились!

– Ну дела, – старик хлопнул ладонями по кленкам, – она бросила все ради парня, с которым не виделась целых пять лет. Нет, Джон, ты понимаешь такое? Лишиться всего ради любви.

Эйла подумала, что могла бы сказать, почему именно Морна так поступила, но раскрывать эту тайну не собиралась. Просто-напросто не смогла бы...

– У Морны были причины так поступить, ведь их с Дэвидом брак никогда не одобрили бы, запретили, вот она и придумала сделать вид, что ушла в монастырь, а сама будет счастлива с человеком, которого любит.

Старик все качал и качал головой, пораженный услышанным, Эйла же, покосившись на Джона, увидела, что он молча глядит перед собой немигающим взглядом.

Интересно, он тоже не верит в любовь, как и этот старик?

Эйла, к слову, не верила тоже, пока Мойра не убедила ее, что так для нее будет лучше.

– И вы ради этих двоих собирались навечно запереться в монастырских стенах? – вдруг спросил молодой человек. – Разве подобная участь вас не пугала?

– На самом деле, я мечтала об этом, – ответила Эйла. – Мечтала спрятаться в таком месте, где меня никто не найдет... – И поглядела Джону в глаза, желая донести этим больше, чем просто словами. В конце концов, он ведь знал ее тайну и, наверное, мог бы понять...

Он взгляд не отвел, так что оба они глядели друг другу в глаза, и Эйле вдруг показалось, в ней плавится сердце. Растекается жаром под кожей до самых кончиков пальцев...

– Вас кто-то обидел? – спросил молодой человек. – Кто-то воспользовался...

– Я не позволила бы. – Эйла вскинула подбородок. – Я никому не позволила бы... – «воспользоваться мной, как и матерью».

Это последнее, правда, она не сказала, но, стиснув зубы, смолчала. И жар в груди превратился в колючий, игольчатый лед, от которого заболело внутри...

– Мисс, лекарка обработала вашу рану, вам сейчас ни к чему чересчур волноваться, – произнес вдруг старик. – Просто позвольте себе отдыхать и восстанавливать силы! А там будет видно.

Легко ему говорить!

– В Аргайле уже, наверное, знают, что леди Морна не доехала до монастыря. Ее станут искать... Я должна что-то сделать.

– Что, например?

– Увидеться с Морной.

– Вы, похоже, с ней очень близки...

Эйла стиснула руки.

– Можно сказать, мы подруги. Друзья по несчастью... – сказала она.

Старик вскинул бровь, по всему, побуждая ее объясниться, но Эйла дернула головой.

– Могу я хотя бы написать ей письмо? – спросила она.

Даффи кивнул.

– Джон его отвезет, если, конечно, это не в Англии.

Глава 11

С письмом и перстнем миледи, который та передала Эйле для удостоверения ее личности перед настоятельницей килмакдуанского монастыря Джон выехал с фермы еще на рассвете и направился в Ньютон-Стюарт, расположенный в двадцати милях от Дэлри.

Он надеялся обернуться за день, если, конечно, не зарядит сильный дождь и не размоет дороги настолько, что придется волей-неволей отсиживаться на месте, дожидаясь его прекращения.

К счастью, пока погода благоприятствовала его предприятию: Джон ехал почти безлюдной дорогой, которая то ныряла в долины, то поднималась по склонам холмов к диким вересковым пустошам, то огибала крохотные озерца, собиравшиеся в естественных углублениях – и все это под пение одинокой малиновки, под синью прозрачных небес. Будто сам господь бог благословил его не только завораживающим пейзажем, но и прекрасной осенней погодой, от которой светлело на сердце!

Джон был шотландцем, а значит, яростным патриотом, он любил каждую пядь своего горного края, который иному бы показался пустынным и диким, как дебри Нового Света, а для него представлялся – самой прекрасной страной на земле.

И даже не баловавшая погожими днями погода не могла изменить его отношения!

– Хорошо! – выдохнул Джон, ощутив запах соли в пронесшемся над долиною ветре.

А вскоре к тому же осеннее разноцветье окрасит рябины в малиновый цвет и величественные каштаны загорятся на фоне желтовато-коричневого папоротника светлым золотом своих крон.

Так, в меланхолически-созерцательном настроении, он и добрался до цели своего путешествия: до небольшого, затерянного в холмах Ньютон-Стюарта с его каменными домами и церковною колокольней, отбивавшей, как корабельные склянки, каждый час минута в минуту.

Эйла сказала, что искать нужно дом под красною черепицей у самой воды. Хозяйка должна быть высокой и статной, с голубыми глазами... У нее на правой щеке небольшая, но яркая родинка.

Дом найти оказалось несложно: он единственный выделялся добротностью и размером. Так что Джон почти не сомневался, что оказался по адресу, постучав в его дверь...

Ему открыла молоденькая служанка с конопушками на носу.

– Чего вам? – спросила она. – Хозяйка велела не привечать цыган и лудильщиков.

– Я похож на цыгана или лудильщика? – улыбнулся ей Джон.

Девушка, покраснев, вспыхнула.

– Нет. Но мало ли кто бродит по нашим дорогам! – кокетничая, отозвалась она.

Однако, Джон проделал такой долгий путь не для того, чтобы точить лясы со служанкой, пусть даже довольно хорошенькой.

– Мне бы с хозяйкой твоею поговорить, – сказал он. – Я привез ей письмо.

Девушка ойкнула и прикрыла ладошкою рот:

– А хозяйка велела мне всем говорить, что ее нету дома, – едва слышно прошептала она, наклонившись в сторону Джона. – Я никак не могу о тебе доложить.

– Тогда просто отнеси ей письмо, а я побуду снаружи. Посижу у воды...

– Хорошо, так можно сделать.

Служаночка стрельнула взглядом, принимая из его рук письмо. Взмахнула клетчатой юбкой и захлопнула дверь. Джон воротился к привязанной к плетню кобыле и похлопал ее по спине... Леди Морна, если на то пошло, могла бы узнать эту славную лошадь из своей личной конюшни. Если, конечно, вообще интересовалась подобным...

В любом случае, он разнуздал кобылу и пустил пастись у воды, сам присев рядом. И принялся ждать...

Вскоре хлопнула дверь, наружу выскочила все та же служанка и замахала руками, призывая его.

– Быстрее! Быстрей! Хозяйка велела тебя привести. Прямо спала с лица, когда прочитала письмо... Бедняжка какая!

Джон вошел за ней в дом, и его провели в светлую комнату с окнами на реку. Там его ждала женщина... Он присмотрелся: родинка, голубые глаза и довольно высокая. Вот какая, выходит, миледи на самом-то деле!

– Рад приветствовать, мэм, – поздоровался Джон. – Это тоже велели передать вам, – сказал он, протянув женщине перстень.

Лишь мельком посмотрев на него, она стиснула камень в руке.

– Значит, ты Джон... – Голос женщины дрогнул, наверное, от волнения.

– Джон Мактаггарт, мэм.

Морна кивнула.

– Эйла пишет... ты знаешь наш с ней секрет...

– Знаю, мэм.

– И не только его...

Джон хмыкнул в кулак.

– Не только... но болтать о нем я не буду, если вас это волнует.

– Волнует, – подтвердила его собеседница, справившись с голосом. – Сам понимаешь, это не то, о чем хочется, чтобы знал посторонний...

– Я, может, и посторонний, но язык за зубами умею держать. Вам не о чем беспокоиться, мэм!

Несмотря на Джоново заверение, женщина все еще сомневалась: нервно комкала тонкий платок и прикусывала губу, о чем-то мучительно размышляя. Наконец, она вскинула взгляд, посмотрев ему прямо в глаза...

– Джон Мактаггарт, ты кажешься честным человеком, и доверие Эйлы лишь подтверждает мое первое впечатление о тебе. Сохрани нашу тайну, и я не останусь в долгу!

– Я уже говорил это вашей подруге и повторю вам: я делаю это не ради наживы. В конце концов, разве не все мы – божье творение, а значит, должны помогать и поддерживать друг друга?

Женщина продолжала глядеть на него, но уже другими глазами: как будто, копаясь в золе, нашла драгоценный карбункул. И никак не могла осознать, откуда он там оказался...

– Вижу, ты богобоязненный человек... – сказала она.

– Когда живешь на природе, созерцая ее красоту, невозможно остаться безучастным к Творцу.

– Ты ковенантер? – удивилась миледи.

– Отчасти. Вас это пугает?

– Отнюдь.

Женщина, кажется, абсолютно расслабилась, налила из графина вина и протянула ему.

– Ты, наверно, устал и проголодался с дороги. Выпей вина, пока накроют на стол!

– Благодарю, мэм, но эль мне привычней, – откликнулся Джон, – да и пора возвращаться, если хочу поспеть засветло.

– Разве ты не останешься до утра?

– Нет, мэм, я лучше пойду: мисс Эйла просила передать вам письмо, я его передал. Если желаете написать ей ответ...