Легенда Португалии

Пролог

Моей маме

Труба отозвалась еле слышным гулом, однако выдержала вес. Рывок, еще рывок, и вот уже рядом скалится каменная морда, так хорошо сделанная, что все зубы можно пересчитать. Женя непочтительно схватился за клыкастую пасть и подтянул себя повыше. Утро было совсем близко, и камень оказался мокрым от влаги. Этого он не предусмотрел.

«Если упаду, то вряд ли расшибусь сильно, но шуму наделаю».

Подождав для верности, он перенес вес на левую ногу и продвинулся еще на полметра. Здесь торчал чешуйчатый хвост, однако кроссовка соскользнула с него, и ловкий лазутчик едва не сверзился вниз, тут же мысленно обругав себя последними словами. Следующая опора нашлась легко, затем удачно подвернулся каменный цветок, на который можно встать и дотянуться до карниза.

Как на него взобраться только?

Карниз шел над головой – шириной сантиметров тридцать, толстый, основательный, в мелких узорчиках, и не лень же было! Чуть отклонившись назад, Женя изучил обстановку поближе, а затем, подумав: «Была не была!» - одним движением за карниз уцепился.

Пальцы соскользнули.

К счастью, левая рука держалась надежно, а потому вниз он все-таки не свалился. Вернулся на завоеванную позицию, шепотом выругавшись, и попробовал еще раз.

Удалось.

Он подтянулся, положил на карниз локоть, перекинул левую руку на очередной цветок (благослови Господь архитектора!), подтянулся снова и встал коленом на узкую каменную полоску. А где колено – там и все остальное.

Женя стоял, прижимаясь к стене и держась за каменные цветы, усики и пимпочки, чувствовал щекой холодную шероховатую поверхность мрамора и думал, что сегодня чертовски удачный день. Если быть точным, удачная ночь.

Он глубоко вдохнул, выдохнул и сделал первый шаг к окну.

Глава 1

Лишь ты, любовь, неведомая сила,
Играющая слабыми сердцами,
Несчастную давно свела в могилу
И жизнь ее заполнила слезами.

Луис Вас де Камоэнс[1]

- Евгений, - сказала мама по телефону с тем особенным придыханием, которое означает, что родители решили тебя осчастливить — а на самом деле, доставили кучу неприятностей, - почему бы тебе не взять их с собой?

- Кого?

- Люсю и Васю.

В первый момент Женька даже не понял, чего от него хотят. Только что обрабатывал себе тихо-мирно фотографии с конференции, добавлял лицам участников божественного сияния, морщинки убирал, помаду делал ярче, - словом, безропотно служил родине, - и тут такое заявление.

- Зачем Люсю и Васю? Куда?

- В Португалию, - пояснила мать, - ты же едешь на следующей неделе.

- Еду, - согласился Женя, - но при чем тут Люся и Вася?

- Васе отпуск дали, - принялась объяснять мама, - неделю или полторы, а вчера мы разговаривали, и я сказала, что ты в Португалию собираешься, и тут выяснилось, что у них шенген открытый и в Португалии они никогда не были...

- Так, - сказал Женя, - стоп. Не были — а я тут при чем?

- Но ты же едешь, ты язык знаешь, а они не знают, и вы же все-таки родственники, и...

- Стоп, - повторил Женька, поморгал, отводя глаза от монитора, и постарался сосредоточиться.

Хотя что тут думать-то. Все как всегда. Он это знал и ненавидел.

Его мать, передовик производства и весьма успешная в свое время женщина, с годами приобрела мерзкую привычку беззаветно любить и слушать людей. Женька боролся с этим, боролся, потом плюнул, решив, что каждый сам кузнец своего счастья, и теперь поднимал знамя борьбы, только когда ситуация непосредственно касалась его самого. В остальных случаях — молчал. Но злился.

Он терпеть не мог, когда к матери приходили ее подруги и начинали разговаривать насморочными голосами, и его веселая, добрая, какая-то легкая мама сразу будто тяжелела, грустнела и вспоминала, что все суета и все мы умрем, а до этого нам предстоит жизнь, полная страданий. Она переключалась на темные стороны собственного бытия и обсуждала с подругами их и свои болячки, и кто кому что сказал, и какие анализы крови, и как все это не к добру. «А я ведь говорила, Марина! – уныло вещала какая-нибудь полная тетка, чьего имени Женя не помнил и никогда не стремился запомнить. - Говорила тебе, что с таким холестерином ничего хорошего быть не может, и она тебе точно таблетки выпишет! А еще бывает...» И мама, которой до этого момента было, в общем-то, все равно, какой там холестерин, съеживалась и кивала, думая об уже постигших ее бедах и о том, что еще грядет. От гнусных теток она училась культивировать несчастья, жить в этих несчастьях, как в воде, и вздыхать, словно старушка на завалинке. Хотя была еще совсем, совсем молодая.

Женька ненавидел, когда вдруг объявлялись какие-то дальние родственники — из Тулы, из Кемерово, даже из Петропавловска-Камчатского пару раз высунулись! - и просили приютить на пару дней, а потом оказывалось, что «сынок приехал учиться, только что поступил на первый курс, а общежитие, Марина, ты же знаешь...». У матери была отличная трешка на Коломенской, в доме рядом с тихим парком, куда ходили гулять зимой — лепить снежных баб — и летом играть в догонялки среди цветущих яблонь. В этой трешке мама привечала невесть кого и всех жалела. Если ей звонила знакомая и начинала излагать с подробностями свои малопонятные проблемы, мама никогда трубку не клала, никогда не врала, что ей нужно в магазин, хотя зачастую и врать не надо было. Мать жила чужими несчастьями и иллюзией, что всем можно «как-то помочь» и «что-то исправить».

Ничем там нельзя уже было помочь, и ничего нельзя исправить, потому что не хотел никто ничего исправлять, а хотел получше устроиться, ни фига не делать и потрындеть.

Как Люся с Васей.

- Мам, - сказал Женька, отодвинулся от компьютерного стола (колесики кресла плохо ехали по ковролину, и совершить лихой разворот не получилось), - зачем им со мной в Португалию? Пускай в Турцию едут. В Египет. Это... привычнее и более по статусу.

- Не думала я, что мой сын вырастет ханжой, - отчеканила Марина Викторовна. Когда в матери включался борец за права интеллектуальных меньшинств, она становилась весьма решительной.

- При чем тут ханжество, мам? Им самим будет не очень интересно. Там никаких «все включено», никаких бассейнов с утра до ночи, мы на машине будем ездить... Кто это придумал все?

- Вася, - созналась мать. - Говорит, пора жить, как нормальные люди.

Женька снял очки и потер переносицу. За компьютером он часто работал в очках, чтобы глаза отдыхали от линз, но оправа была старой, натирала, а новую он никак приобрести не удосуживался — забывал.

- А что в понимании Васи значит «нормальные люди»?

- Значит, на мир посмотреть, а не у бассейна валяться, - сказала мать и протяжно вздохнула. От этого вздоха даже смартфон, казалось, нагрелся. - Женька, ну возьми ты их с собой, а? Они же хорошие.

- Вот Аристарх Петрович, твой сосед, тоже хороший человек. Мне его с собой взять?

- У Аристарха Петровича шенгенской визы нет. А у Люси и Васи есть.