Легенды и Мифы Академии магических искусств

Вступление

Шепот из глубины фолиантов

Представьте, что вы поднимаетесь по витой лестнице в самую глубь библиотеки Академии магических искусств. Воздух здесь густой и сладкий, пахнет позолотой на корешках, пылью веков и остывшим воском. Стеллажи уходят ввысь, теряясь в тенях под сводами, и с них на вас смотрят тысячи переплетов. Одни — из грубой кожи, другие — из шелка, истончившегося от времени, третьи — из странного металла, холодного на ощупь.

Вы проводите пальцем по корешку, и вам кажется, что книга вздохнула в ответ.

Это не просто собрание страниц. Это — хранилище душ.

Каждый фолиант на этих полках — не просто история. Это отзвук шагов в пустом коридоре, застывшая слеза на щеке призрака, последний аккорд незавершенной мелодии. Это след, оставленный теми, кто любил, творил, стремился к невозможному и… ошибался. Их магия давно рассеялась, их портреты поблёкли, но их истории — живы. Они ждут, чтобы их услышали.

Академия магических искусств — не просто школа. Это живой организм, чьи стены впитали радость открытий и горечь поражений. Ее каменные сердца хранят больше тайн, чем любая библиотека. Этот сборник — попытка прикоснуться к ним. Здесь вы не найдете сухих хроник или официальных отчетов Совета. Только шепот. Шепот Лунной башни, зовущей свою потерянную любовь. Тихий стук Стеклянного сердца, что не может перестать чувствовать. Горестный вздох дочери, проклятой выбором отца.

Предупреждаю: эти истории не для любопытных умов. Они — для чутких душ. Читая их, вы не просто узнаете о прошлом. Вы впустите его в себя. Вы станете свидетелем. И Академия, эта великая молчаливая хранительница, примет ваше свидетельство. Возможно, в следующую полнолунную ночь, проходя по старому коридору, вы почувствуете на себе чей-то взгляд. Не пугайтесь. Это просто тень благодарности.

Откройте же эту книгу. Прислушайтесь.

Академия помнит. И она наконец готова рассказать.

Фолиант I: Голоса, что звучат сквозь века

Призрак в Лунной башне

Из записей хранителя внутреннего архива. Дата утрачена.

«Память — это не нить времени, а лунный свет, отражённый в чьих-то глазах.»
— из заметок неизвестного алхимика, найденных в подземной библиотеке

Аннотация из архивных заметок

Лунная башня Академии давно стоит запечатанной. Говорят, когда луна становится полной и дождь бьет в старые стекла, можно услышать тихий женский голос, зовущий кого-то по имени. Никто не знает, кто она — тень, воспоминание или сама луна, ищущая отражение в стекле. Но все, кто однажды слышал ее зов, утверждают: после этого ночь больше никогда не кажется пустой. В архивах же ее дело помечено грифом «Сердце, отраженное в зеркале».

***

Лунная башня была шпилем из кости и призрачного серебра, вонзавшимся в небо Академии. Ее верхушка вечно тонула в туманах, а стены, даже под палящим солнцем, хранили прохладу лунной ночи и слабый запах высохших чернил и остывшего воска. Сто лет назад здесь обитал маг Элиан, последний из рода Зеркальных Смотрителей, чьи опыты лежали на грани алхимии и некромантии. Он учил, что душа — это не субстанция, а отражение, и ее можно поймать и удержать. После его таинственного исчезновения Башню запечатали печатями, сплетенными из света и тишины. С тех пор никто не смел нарушать ее одиночество.

Почти никто.

В ту ночь дождь струился по свинцовым стеклам, превращая Академию в акварельный кошмар. Трое студентов — мечтатель Лин, прагматик Ард и чуткая Тейна — возвращались из подземной библиотеки, пахнущей временем и шелковой пылью. Они спорили о «Симфонии духов» — трактате, утверждавшем, что эмоции умерших оставляют эхо в материи.

— Если это правда, — горячился Лин, — то эти стены должны петь хором забытых голосов!

— Ерунда, — отмахивался Ард, поднимая фонарь. — Камни немы. Это просто резонанс маны в известняке.

И в этот миг они услышали. Не песню, а шепот. Он струился сверху, обтекая каменные выступы, тихий и ясный, как мысль, рожденная в полной тишине:

— Илария… вернись… Илария…

— Ветер, — прошептала Тейна, но сама не верила своим словам. Ее кожа покрылась мурашками. — Просто ветер в разбитом окне.

— Нет, — голос Лина дрожал от благоговейного ужаса. — Ветер не зовет по имени. Это эхо. И оно ждет ответа.

Дверь в Башню, которую вековая печать должна была держать наглухо закрытой, отозвалась на их прикосновение с тихим вздохом. Дерево было теплым, будто по ту сторону билось живое сердце. Печать треснула, и ее осколки, падая, превращались в лунную пыль.

Внутри воздух был густым и сладким, как забвение. Винтовая лестница, словно позвоночник гигантского зверя, уходила вверх во мрак. На стенах мерцала мозаика, изображавшая женщину с лицом из лунного серебра. Ее пальцы бережно держали осколок луны, а глаза, сложенные из сапфировой смальты, были полны бездонной тоски. Внизу, едва читаемая, вилась подпись: Илария.

На самом верху их ждала круглая комната. Ни мебели, ни книг. Только огромное, в рост человека, зеркало в раме из черненого дерева. Его поверхность была испещрена паутиной трещин, но из глубины лился ровный, фосфоресцирующий свет, отбрасывая на стены трепетные тени.

И тогда из зеркала почудились приближающиеся шаги… ничто. Просто свет сгустился, принял очертания, и перед ними возникла она. Платье из инея и звездной пыли, волосы — туманная дымка, а голос — звук лопнувшей струны:

— Я ждала… так долго… Я почти стала тишиной.

— Кто вы? — выдохнул Лин, не в силах отвести взгляд.

— Я — Илария, — откликнулось эхо. — Когда-то я учила здесь алхимии души. Мы с Элианом верили, что любовь — это клей, способный соединить дух с вечностью. Мы искали способ запечатлеть душу в зеркале, чтобы смерть была не концом, а лишь переходом в иную форму бытия… Он перешел первым, шагнув за грань, чтобы проложить мне путь. Но что-то пошло не так. Я застряла между мирами. Отражение без оригинала. Академия стерла нас, как ошибку на полях. Но знаете ли вы, — ее голос стал пронзительно-тихим, — что хуже смерти? Быть забытым. Без памяти даже вечность — это проклятие.

— Что нам надо сделать? — спросил Лин, и его собственный голос показался ему чужим.

Призрак улыбнулся, и в улыбке этой была бездна печали и нежности.
— Просто запомните. Не все потерянное — мертво. Иногда оно просто ждет, чтобы кто-то посмотрел на луну и вспомнил имя. Чтобы эхо обрело голос.

С этими словами свет в зеркале померк, дрогнул и исчез. С треском, похожим на сломанную шепотом фразу, стекло окончательно потускнело, став слепым и немым.

Утром декан отдела магических аномалий лишь усмехнулся их истории. «Игра лунного света на мокром стекле и коллективная галлюцинация», — таков был вердикт.

Но позже, в Главном архиве, хранитель, переплетая ветхие фолианты, обнаружил нечто странное. В «Реестре преподавателей за 322-й год Эры Восхода», на полустертой странице, где чернила давно превратились в бурые пятна, сияла одна строка, выведенная свежими, почти влажными чернилами:

Илария Эстерн — профессор алхимии души. Год назначения: неизвестен. Год отставки: не указан.

Лунную башню вновь запечатали, на сей раз двойными рунами молчания.
Но в ночи полнолуния, когда дождь бьет в окна, стекло на верхнем этаже по-прежнему вспыхивает сокровенным светом — будто кто-то по ту сторону зеркала зажигает свечу в надежде, что ее имя, наконец, произнесут снова.

Послесловие хранителя

Сегодня, разбирая каталог фонда подземной библиотеки, я наткнулся на крошечный клочок пергамента, вложенный в трактат о природе отражений. Надпись гласила:
«Зеркала не лгут. Они просто показывают то, что мы забыли. Академия — величайшее из зеркал. Она помнит всех, даже тех, кого мы решили стереть.»
Подпись — «И. Э.»
Я отложил пергамент в сторону. За окном начинался дождь, и луна, бледная и одинокая, плыла в ночном небе. Возможно, Академия и вправду помнит куда больше, чем признается. И, возможно, наша задача — не запечатывать Башни, а просто… слушать.