Привыкать к жизни лекаря в шестнадцатом веке оказалось не так просто, как хотелось бы. Хотя не могу сказать, что радужные мечты разбились о твердые скалы реальности. Нет. Мне нравилось здесь все больше.
Просто теперь меня не считали малознакомым чужестранцем, лекарская горница в Старице потихоньку набирала обороты, и я занимался обычными делами. Никто и не мечтал, что можно будет сидеть в горнице и смешивать разные растворы и лекарства. Пришлось, так сказать, расширить специализацию и стать врачом небольшого русского города.
Жить я остался у братьев Ткачевых, в доме купца Петра, постепенно познакомился со всем семейством, включая жен и детей. Все было замечательно, к спокойной и размеренной жизни довольно быстро привыкаешь.
С огромным удовольствием лечил жителей Старицы, расширяя познания в приготовлении лекарств из компонентов, доступных в шестнадцатом веке. Можно сказать, стал настоящим лекарем и собирал травы, правда не соблюдал фазы луны. Как и планировал, начал создавать запасы разных лекарственных средств, чтобы сразу найти нужный элемент и смешать для лечения конкретной болезни.
Записи приходилось вести пока самому. Агафья оказалась очень сообразительной, но писать толком не умела, только училась. Девушка, однако, была намного умнее, чем пыталась казаться. Я тщательно изучал руки, шею и ноги после того, как загорелся в аптеке. Не осталось даже и малого шрама.
Агафья молчала, боясь ненужных слухов, но травоведение передавалось в семье испокон веков. Бабушка научила Агафью, и каждый раз познания обычной девушки в лечении безумно удивляли, если не сказать больше.
Все было бы хорошо. Только в процессе затяжной Ливонской войны пришлось очень быстро расширять специализацию. Я не думал, что смогу оказать помощь в укреплении русского государства. Зато другие подумали.
Вопрос сотника – умею ли я готовить только лечебные зелья – застал врасплох. Сложно было обозначить свою специальность в шестнадцатом веке, назвался лекарем, но медиком то и не был. Образование химического технолога и многолетняя работа в области медицинской биотехнологии давали огромные преимущества в приготовлении разных по назначению растворов. Я и сам понимал, что была возможность разработать новые составы, включая современные и мощные виды оружия, очень нужные на войне.
Сотник вернулся примерно через неделю.
– Приветствую, господин сотник, заходите, – я пытался изо всех сил соответствовать речи шестнадцатого века, хотя не очень-то получалось.
– Будь здоров, лекарь, – голос сотника звучал мягче, как мне показалось.
Наверное, общие трагические события всегда сближают.
Я примерно понимал, о чем хочет поговорить сотник. Вкратце требования были озвучены раньше. Стране сейчас нужны были новые возможности, потому что шла затяжная кампания. Ливонская война вступила в завершающую фазу.
Приходилось думать о том, что можно сделать, так как в отличие от остальных мне был известен ход войны из учебников истории. Россия именно в данный исторический период столкнулась с самым сильным сопротивлением со стороны Речи Посполитой, объединения Польши, Литвы и Швеции.
В истории моего времени говорилось, что начиная с 1576 года будет перелом в войне, не в пользу Руси. Страна проиграла ключевые осады и наступления, что привело к поражению.
Понятно, рассказать сотнику, да и вообще кому бы то ни было исторических подробностей я не мог. Сказать о том, что Стефан Баторий, в связях с которым Бомелия и подозревали, станет польским королем в 1576 году означало подписать смертный приговор. Откуда лекарь мог знать подобное?
– Разговор наш помню, господин сотник, – старался я соблюдать официальный тон. – Над вашим вопросом размышляю день и ночь. Изучаю разные варианты, как приготовить смеси для более сильного оружия. Можно попробовать горящие смеси, сильно поможет при штурме крепостей, планирую попробовать растворы, которые не потушить водой, сложный состав. Думаю, как улучшить метательные снаряды, чтобы усилить степень разрушения.
Господи, когда я научусь разговаривать коротко? Хорошо, хоть не сказал про нехватку чистых реактивов, так как понятия не имел, как добыть концентрированную серную кислоту без специального оборудования.
На удивление сотник не обратил особого внимания на мои пространные разглагольствования о возможности изготовления новых видов оружия.
– Благо, что попечение о благом успехе воинства имеешь, лекарь, ревнуешь о ратном одолении, – проговорил сотник задумчиво.
– Вы по другому вопросу пришли, верно? – догадался я по тону голоса.
– Право мыслишь, лекарь, – медленно сказал сотник.
– В чем дело? – не сдержался я.
– Дело такое, когда аптека огнем объята была, ратники мои бумаги зелейника взять успели, – проговорил сотник. – Письма да записи разные.
Выражение «сделать стойку», видно, касается не только служителей правопорядка. Я просто замер, понимая, что есть призрачная возможность изучить рецепты «черного алхимика». Спросить напрямую? Не так поймет.
Сотник, однако, точно не о растворах думал.
– Вот чего хочу, чтобы ты, лекарь, поискал в записях, – посмотрел пристально сотник. – Писал ли колдун письма королю польскому? Ежели писал, истолковать сможешь, что у того волхва в грамотах к королю писано?
Конечно, я переживал за участие русского народа в затяжной войне и всеми силами желал победы. Но, честно, немного лукавил. С трудом сдерживался, чтобы не наброситься на обугленные листы и не прочитать записи злого гения. Сколько там может быть тайных рецептов и растворов?
Из истории было известно, что по одной из легенд записей Бомелия так и не нашли, ходило много слухов, что могло быть в записках. Разумеется, больше всего на свете я хотел изучить рецепты растворов и всего остального.
Редчайшие исторические документы, которые в моем времени считались безвозвратно утерянными. Просто невообразимая удача.
– Записи сии следовало передать губному старосте, – проговорил сотник. – Токмо мне надобно для охранения государства Московского.
Разумеется, найденные предметы на месте преступления по принципу передачи вещественных доказательств должны были быть отданы тем, кто отвечал за ход расследования. Поймал себя на то, что стал распознавать не только то, что люди говорили, но и то, что подразумевали.
– О принесенных документах никому не скажу, – заверил я сотника.
По реакции военного понял, что оказался прав.
Сотник удовлетворенно улыбнулся и вышел из горницы вместе с ратниками.
Я смотрел на обгоревшие листы и тетради, думая, что нехорошо прямо сейчас кинуться все изучать. Во-первых, требовалась осторожность, некоторые листы сильно обгорели, важным же было каждое слово. Во-вторых, нужно было спокойное место и время, понятия не имел, на каком языке писал Бомелий. Надеялся только на свою удивительную память.
– Давайте спрячу в нужном месте, никому не сыскать, – за последние два месяца я так и не привык к тому, как Агафья всегда оказывалась в нужном месте и в нужное время. Ни разу не слышал, как девушка подходила.
«Наверное, в другой ситуации Агафью бы точно обвинили в том, что она ведьма, – промелькнуло в голове. – Как она все слышит и откуда появляется?».
– Спасибо, Агафья, – сказал я вслух. – Послушай меня внимательно. Никто, понимаешь? Никто не должен знать, что это здесь есть? Поняла?
Девушка с готовностью закивала. Честно, я все больше ей доверял. Когда Агафья не сохранила секрет и рассказала, куда мы уехали с Тимофеем, очевидно, руководствовалась только желанием помочь. Девушка быстрее, чем любой другой, реагировала на опасность, интуиция была невероятной. И собственно говоря, именно это и спасло мне жизнь. Однако все другие секреты, о которых я просил Агафью молчать, она не выдала. Петр так никогда и не узнал, что Елисей мог погибнуть в ту роковую ночь. Девушка умела хранить тайны.
– Домой к Петру это нести нельзя, здесь разбирать и читать буду, – показал я на связанные стопки. – Принеси тряпку побольше, замотай хорошо и спрячь.
Агафья быстро развернулась и побежала выполнять поручение.
Я решил потерпеть до завтра, чтобы спокойно с утра закрыться в горнице и начать разбирать уникальный архив «черного алхимика». Брезгливость смешивалась с диким любопытством, что может оказаться в записях, которые исторически считались утерянными. Была и этическая сторона вопроса, в том числе напутствие монаха, что нельзя «читать дьявольские книги», но я не мог удержаться. Тем более теперь было официальное задание – найти была ли и переписка Бомелия со Стефаном Баторием, и если была, то о чем.
День выдался спокойный, всего было два человека. Сильный ушиб, приложил смесь из подорожника и сока березы, и небольшое растяжение, сделал свинцовую примочку. Никогда не работал, так сказать, врачом с приемом пациентов, но нужно было рассчитать посещения и составить график.
«Так, Старица в данный период являлась укрепленным поселением с крепостью, и играла роль оборонительного центра, – подумал я. – Население города могло составлять от полутора до двух с половиной тысяч человек. По статистике процентов десять обратятся за помощью с разными заболеваниями. Значит, максимум на прием может прийти двести пятьдесят человек».
«С учетом скорости приготовления лекарств, – продолжал я размышлять. – В день можно помочь не больше, чем трем посетителям. В общем, работой обеспечен. Нужно разделить день. Прием с утра до обеда, оставшуюся часть дня на приготовление лекарств, сбор средств. Надо купить сосудов, да заказать пару больших шкафов, чтобы плотник сколотил из полок».
Удивительно, как легко я принял новую жизнь, размышляя об обустройстве новой лекарской горницы в небольшом городке. Жаль только, что в своих расчетах не учел, что скоро через город будет проходить множество военных. И все расчеты по оказанию помощи пришлось умножить на десять.
Я помнил вопрос сотника, когда он приходил в прошлый раз.
Кроме записей, которые безумно хотелось изучить, думал я о другом. Шла война, и нужно было найти способ применить знания на пользу государства. Я все же был химиком из двадцать первого века, война шла в шестнадцатом веке. Если получится, смогу предложить русским войскам более современное оружие.
Осталось придумать какое. Собрался открыть тетрадь и записать важные вещи, поняв, что ручек, карандашей и блокнотов здесь не было.
«Вот еще одна задача первостепенной важности: наладить производство бумаги и карандашей», – промелькнуло в голове.
Ладно. Сконцентрироваться нужно на новых лекарствах, возможно, передовых методах лечения, и, разумеется, на более сильном оружии.
Ну зачем я спросил? Последние два месяца я заставил себя не думать о том, что видел на ярмарке в Нижнем Новгороде, убедил себя, что померещилось.
– Уехал может куда, к родственникам, в другое село, – пробормотал я, понимая, что мозг тщетно пытается ухватиться за любую возможность.
– Стар больно, немощен куда-то ехать, – помотал головой Игнат.
– Два месяца прошло, почему только сейчас ищете? – спросил я.
– Так искали, всем селянам допрашивание чинили, – убедительно сказал староста, доказывая, что работу проводил тщательно.
В усердии старосты никто и не сомневался. Только стало все налаживаться, у меня была горница, куча дел, еще и бумаги, которые староста принес.
Точно много грешил в прошлой жизни.
– Последний раз где видели Лаврентия? – обреченно спросил я.
– Сего ради и пришел, – вздохнул Игнат. – Житницы то, что караульщик стерег, недалече от заброшенной аптеки стоят. С той поры и пропал.
– Игнат, – сказал я сдавленным голосом. – Где похоронили колдуна?
– Яко пса последнего закопали на пустыре, – процедил староста.
– Вы место отметили? – спросил я.
– Крест деревянный установили, чтобы душа черная огнем горела, да покоя не имела, – в сердцах сказал староста. – Ради чего спрашиваешь?
– Очень надеюсь, что я неправ, поверь мне, – искренне сказал я. – Только сдается мне, не тот на пустыре закопан, про кого думаешь.
За что же мне такое наказание? Как я буду убеждать всех в шестнадцатом веке проводить эксгумацию трупа? Закопают же рядом с Лаврентием.
Губной староста долго молчал, понимая, что в словах моих был смысл. Совпадало время и место. Одновременно со смертью черного колдуна пропадает сельский сторож. В силу возраста Лаврентий не мог уйти с села самостоятельно.
Я молчал, потому что всеми силами пытался избавиться от ужасного видения. Староста, конечно, догадался, что я что-то скрываю.
– Что можешь поведать лекарь? – спросил Игнат, на удивление не грозным голосом. – Почто столь уверен, что не волхв там зарыт?
– Прости, я должен был сразу рассказать, думал показалось, – вздохнул я.
– Говори, что ведаешь, лекарь, без утайки, ужо я сам уразумею, как рассудить, – проговорил староста.
– Да не ведаю я ничего! – сорвался я, начиная употреблять архаичные выражения. – Один раз показалось мне, что видел кое-что.
– Что зрел? – подался вперед староста.
Я снова вздохнул.
– Как только я поправился от ожогов после той ночи, попросил Петра взять меня на большую ярмарку в Нижний Новгород, – я пытался успокоиться и говорить по существу. – Покупал всякое оборудование, ткани вот для горницы.
Непроизвольно показал рукой на занавески в комнате, которые тогда и присмотрел на ярмарке. Губной староста не сводил с меня глаз.
– Когда покупал ткань, мне показалось, – остановился я на секунду перевести дыхание, хотя сильно было похоже на драматическую паузу. – Рука в черном плаще тянулась к прилавку. Рукав задрался и была видна кисть.
– Что далее? – с нетерпением спросил староста.
– Черное солнце, – проговорил я медленно.
Стало на самом деле легче, хотя бы кто-то еще будет об этом знать.
– Что есть солнце черное? – Игнат явно удивился.
– На руке человека на ярмарке, на тыльной стороне кисти правой руки был выжжен символ, – я для наглядности показал не себе. – Черное солнце с двенадцатью лучами большими и двенадцатью малыми. Примерно такое.
Тратить чернила и дорогую бумагу я не хотел, понял уже, что здесь не так просто сесть и написать что-нибудь. Показал примерно пальцем на столе.
Губной староста кивнул.
– Печать бесовская, – уверенно сказал староста.
Сказать, что я удивился, ничего не сказать. Я смотрел на губного старосту, думая, как спросить потактичнее. До этого времени был просто уверен, что символ единственный, потому что знал сложнейшую процедуру нанесения.
– Так ты знаешь, что это такое? – удивленно спросил я. – Видел где?
– Сам не сподобился видеть, но люди сказывают, – спокойно ответил староста. – Чернокнижники отступные такой же знак наводят. Дьявольский.
Я молчал, думая, что рассказать вначале.
– Ты знак бесовский где видел? – спросил староста первым.
– На правой руке царского лекаря, – процедил я. – Который в огне сгорел и на пустыре закопан, по твоим словам, под деревянным крестом.
– Потому судишь, что жив колдун? – прямо спросил староста.
От злости я сжал зубы. Особенностью времени, в котором я оказался, было говорить все прямо. Я убеждал себя, что всякое бывает, что мне показалось, что придумал, что увидел внутренний страх. Староста же не ходил вокруг да около.
– Давай я кое-что поясню, – решил разобраться с этим вопросом раз и навсегда. – Нельзя просто огнем на руке такое выжечь. Тем более сложно сделать, чтобы рисунок был черным. Игнат, наносится сложнейший символ ртутью, которую смешивают со специальными мазями, чтобы не было сильного ожога. Рисуется гусиным пером, или похожим чем-то. Черным рисунок становится потому, что костяной иглой вкалывают березовый уголь и втирают.
Староста с десятскими ушел, я сел и пытался прийти в себя. После того, как я чуть не умер, мои взгляды на жизнь несколько изменились. Не сказать, что я постарел за несколько месяцев, но точно стал спокойнее и мудрее. Мне нравилась новая работа, предстояло очень много сделать.
И честно, расшифровка записей черного колдуна волновала меня куда больше. Я надеялся найти кучу рецептов, чтобы предложить людям безопасные и действенные лекарства. С учетом, что алхимики большую часть времени посвящали изучению смесей металлов, сильно надеялся найти возможные подсказки, как усовершенствовать оружие для русской армии.
Ну и разумеется, нужно было выполнить просьбу сотника. Неизвестно, сжигал ли лекарь крамольные письма. Возможно, в переписке и остались документы, уличающие царского лекаря в связях с польским королем.
– Господин лекарь, ужо пора обедать, надобно домой идти, – раздался за спиной голос Агафьи.
– Бумаги хорошо спрятала? – спросил я с беспокойством.
– Не бойтеся, в потайное место положила, ни один человек не сыщет, – улыбнулась девушка, явно довольная собой.
– Мне покажешь, где бумаги лежат-то? – сказал я с сомнением.
Я убедился в развитом уме девушки, и подумал, что могу и сам не найти документы. Агафья радостная побежала в сени, я пошел за ней.
Да, точно никогда бы не нашел.
В сенях оборудовали нечто вроде приемного покоя, поставили лавку, где могло сидеть три человека, если бы вдруг образовалась очередь на прием.
Про пол я подумал, вот про потолок нет. Не просто потолок. Я, разумеется, не знал устройство избы в шестнадцатом веке, зато Агафья знала.
Девушка легко запрыгнула на лавку, протянула руки к толстой сосновой балке. Со стороны заметить было невозможно. Засунула руку прямо в балку, где было выдолблено большое углубление и достала сверток. Предварительно бумаги девушка завернула в плотную ткань и перемотала веревкой.
Думаю, Агафью легко взяли бы в любые спецслужбы мира.
– В балке велико дупло выдолбила, – девушка просто сияла от радости и собственной догадливости. – Ткань воском насквозь пройденная.
«Ткань, пропитана воском, защита от влаги», – автоматически перевел я.
– Ты молодец, Агафья, – невольно улыбнулся я.
Девушка обрадовалась, засунула обратно бумаги в объемное углубление. Самое странное, что со стороны невозможно было понять, что там что-то есть. Просто толстая потолочная балка, на которой разного размера трещины.
Когда только успела все сделать?
Отлично, значит завтра начну разбирать бумаги лекаря, непонятно живого или мертвого. Я невольно вздохнул. Всеми силами я старался запретить себе думать о возможном развитии событий, если Бомелий все же выжил.
Так, хватит. В детектива наигрался. Ради разнообразия нужно побыть химиком. Все-таки идет война. В отличие от военных этого времени по историческим источникам я знал, что с 1577 года в Ревеле начнутся поражения, которые закончатся в 1583 году перемирием и потерей территорий.
Я умел делать растворы и смеси, значит мог придумать новый вид оружия.
Горница находилась примерно в десяти минутах ходьбы от дома купца Петра. Дошел я довольно быстро, Агафья каким-то образом оказалась в доме раньше меня. Я вообще часто не понимал, как эта девушка все успевает. В принципе даже не мог определить, откуда она появляется и куда исчезает.
Когда я пришел, Агафья уже бегала и помогала другой девушке, которую Петр взял на замену, накрывать на стол. Энергии видно было много, и Агафья продолжала помогать по хозяйству. Рядом с ней я ощущал себя дряхлым стариком. Устало опустился на лавку, и взял огромную кружку холодного кваса.
Братья Ткачевы обычно обедали вместе, так как довольно часто обсуждали общие дела. Жены и дети обедали отдельно, в своих домах.
За столом уже сидел Елисей. Я подсознательно чувствовал свою вину за произошедшее той страшной ночью, но вроде Елисей выглядел нормально. Повеселел, участвовал в разговоре, даже был не таким бледным, как обычно.
Обычно я старался не слушать разговоры братьев о тканях, так как ничего в этом не понимал. В этот раз что-то привлекло мое внимание.
– По уговору, сукон шерстяной повезем на кафтаны да зипуны ратным людям, – степенно сказал Степан, старший из братьев-купцов. – Также войлок повезем, холодная, шапки ратным надобны. Вот телега одна и заполнена.
– Токмо не шибко прочна ткань, некрепкая, – со вздохом сказал Петр. – Мастера нерадивые, кафтаны ратным шить, так и разлезутся.
– Не купцы сукно знамо делают, а суконщики, – вступил самый младший брат, Федор. – С купцов какой спрос? Мы токмо торг ведем.
– Такоже всегда и было, – степенно ответил Никита. – Кто делал, с того не спросят, достанется купцам, что сукно некрепкое продали.
– Простите, что вмешиваюсь, – осторожно спросил я. – Какое сукно для производства военной одежды вы продаете?
– Знамо, сукно ратное делается из шерсти овечьей, валяное да крепко катаное, – ответил Степан. – Делается крепкое, плетется в три пряди, с подмесом козьего волоса, чтоб ратники не замерзали да ветра не боялось.
Первым после моего предложения заговорил Степан, внимательно слушавший и явно взвешивающий все за и против подобного мероприятия.
– Можем ли сами сукно сделать таким обычаем? – посмотрел на меня Степан. – Али потребно закупати что для суконного дела?
– Сукно готовое вы и так закупаете, – ответил я. – Мы можем попробовать делать пропитанное сукно, чтобы потом верхнюю одежду для ратников шили. Сложного ничего нет. Нужны только будут большие чаны, можно деревянные для вымачивания, да место, где сушить. Двора точно хватит.
– Мы можем сделать экспериментальную партию огнезащитного сукна, пропитанного квасцами и уксусом, – загорелся я идеей. – Отправить, пусть одежду изготовят ратникам, и испытают в боевых столкновениях. Мы получим обратную связь, помогает или нет. Может изменить что нужно будет.
– Дело доброе, да непростое, – покачал головой Никита. – Где ныне покупать квасцы суконные? Товар дорогой, так и не везде сыскать можно.
Хорошо, за столом сидело четыре опытных человека в торговом деле.
– Квасцы суконные и правда сложно достать, в основном товар везут импортом через Новгород и Псков, – я буквально зачитывал строчки исторической справки в собственной голове. – Купить можно в торговых рядах, где торгуют химическими товарами, привозят ганзейские купцы.
«Ганза, Ганзейский союз – это союз купцов из разных стран и городов, купеческая гильдия, созданная для общей выгоды, Новгород входил в союз», – я не сказал это вслух, явно братья купцы знали, о каких купцах идет речь.
Вот интересно. Зато теперь узнал, что есть специальные ряды на ярмарках, где торгуют химическими товарами. Самому нужно на такие ряды, сколько всего можно купить для лаборатории. Да и квасцы нужны. Во-первых, это антисептик и кровоостанавливающее средство, язвы, кожные болезни лечить. Во-вторых, дезинфицирующее средство. Сделаю раствор для обработки ран.
– Через две недели в Новгороде и будем, – вступил Петр. – Часть сукна власяничного часть надобно в доме оставить на наше дело.
«Наше дело, купцы согласились попробовать?», – пронеслось в голове.
– Квасцы суконные, стало быть, у ганзейских купцов на ярмарке в Новгороде купить можно, – проговорил Никита. – Токмо нынче дорого стоят.
– Подождите, если мы готовы, – вскинулся я, – могу оплатить все.
Я еще не совсем освоился в расчетах с местной валютой, но понимал, что имею немалые деньги. Мешочек в сумке голландского лекаря, в теле которого и оказался в шестнадцатом веке, я израсходовал примерно на треть. С учетом того, что закупил все необходимое оборудование и мебель для лекарской горницы, купил кучу растворов и веществ и зимнюю теплую одежду.
На самом деле еще был мешочек, в котором было намного больше монет. Я никому не сказал про отравление государя всея Руси и про то, что приготовил лекарство. Государь поправился и, как и обещал, выделил из государевой казны денег на открытие горницы. Судя по всему, очень щедро отблагодарил.
Я сбегал в свою комнату и принес в комнату, где за столом сидели братья купцы, все свои сбережения, раскрыл два мешочка и высыпал на стол.
По взглядам братьев понял, что не ошибся, денег было много.
– Лекарь то заморский обильно богатый, – протянул удивленно Степан.
– Так человек лекарское дело ведает, болезни лечить умеет, вон горницу содержит, – утвердительно сказал Федор. – Нищим не останется.
– Честно говоря на открытие лекарской горницы из казны государевой много денег выделили, – решил я выдать часть информации.
– За казенные деньги полный отчет держать будешь, – сказал Никита.
– Конечно, – закивал я, прекрасно зная, как отчитывался за каждую копейку государственных денег, когда был заведующим кафедрой. – Так покупку квасцов в расходы и запишу, ради благого же дела. В помощь ратникам хотим укрепленное сукно сделать, защитное от огня для ратных походов.
– Верно лекарь глаголит, – сказал Петр. – Отчет и будет держать, что деньги из казны на доброе дело трачены, на сукно, чтобы сразу не возгоралось.
– Дело добротное, будем делать, токмо надобно с толком да порядком и с разумным устроением, – сказал Степан уверенно. – Тем паче деньги государевы, отчет все держать будем, делать надобно с тщанием да по совести.
– Знамо дело, все творить надо исправно, дабы не посрамиться и угодить Богу да людям честным, – кивнул Никита утвердительно.
Братья закивали, повернулись к иконам и дружно перекрестились.
Придется все же начать ходить в церковь и заодно научиться креститься. Долго не получится прикидываться заморским лекарем. Теперь я вроде, как местный, значит нужно знать и соблюдать все обычаи этого времени.
Братья согласились попробовать производство экспериментального огнезащитного сукна, и теперь все зависело от знаний химика, то есть меня. Я был уверен, что правильно продумал рецепт пропитки и все верно рассчитал.
– Хорошо, значит, когда будете на ярмарке в Новгороде, – вспомнил я свои навыки руководителя. – Вы должны закупить квасцов алюмокалиевых, в торговых рядах, где торгуют химическими товарами. Давайте рассчитаем, какую партию сукна мы можем сделать самостоятельно в качестве эксперимента.
Услуга за услугу. Конечно, я понимал, что сотник спас мне жизнь, но я и не для себя собирался просить. Хотел предложить русской армии того времени усовершенствованный вариант защитной ткани. Во благо, так сказать.
То, что сотник был один из приближенных, которому государь полностью доверял, было понятно сразу. Только конный отряд сотника охранял государя в монастыре и расследовал дело о возможном предательстве Бомелия.
– Ужо время обеда давно прошло, – заключил Степан, вставая. – Дел много, чего рассиживать. Ты свое дело готовь лекарь, мы сукно приготовим.
Не заметил, что за обсуждением производства огнезащитной ткани проговорили мы часа три. Скоро и ужинать пора. Надо же, как легко я привык к этому времени, знал основной распорядок, когда и что делать.
Братья встали из-за стола и разошлись по своим делам, я пошел к себе в горницу. Комнату научился тоже называть на языке шестнадцатого века.
Ужин прошел в обсуждениях предстоящего сложного мероприятия, судя по всему, братья купцы сильно загорелись идеей по производству нового сукна. Я невольно поразился уровню организации, подсознательно все же представлял шестнадцатый век немного отсталым, как и все остальные. Ничего подобного. С удивлением наблюдал за очень точным планированием мероприятия.
На ужин братья заявились с торговыми книгами, высчитали точный расход, время изготовления ткани, примерный план продаж, так сказать. Конечно, все горели желанием помочь стране в тяжелый период и обеспечить военных самым лучшим, что не исключало принципов торгового дела.
Братья остались довольными, потому что быстро рассчитали расценку и поняли, что получат значительный доход от продажи огнезащитной ткани.
Вердикт был положительный. Степан составил точный план, собирались ехать в Новгород за покупкой квасцов через две недели. Деньги за закупку квасцов и уксуса выделялись из моих запасов, так что проблем не возникло. Разумеется, составили план, какие еще ткани выгоднее повезти в Новгород, продать и закупить для будущей торговли. Мне даже не пришло в голову обвинить купцов в том, что братья сильно заинтересованы в доходе.
Торговля есть торговля, про благотворительность речи не шло.
Я и правда был приятно удивлен.
«Вот бы мне в двадцать первом веке подобный уровень организации и хозяйственности, – невольно подумал я. – Точно бы лаборатория биотехнологии еще и прибыль приносила, и не нужно было бы постоянно выпрашивать бюджетные дотации. Потрясающая деловитость и смекалка».
После ужина всегда выходил во двор, отдохнуть от обильной еды, к которой я пока еще не привык, и спокойно подумать о насущных делах.
– Господин лекарь, в раствор, что для ткани предложили, подобает еще нужную часть всыпать, – невольно я вздрогнул.
Наверное, я никогда не привыкну к неожиданному появлению Агафьи. Да как у девушки так получается? Ладно подойти незаметно можно научиться. Но Агафья, убирая посуду и принося еду, умудрилась услышать весь разговор, понять, о чем речь и сказать, что нужен дополнительный компонент.
– Агафья, расскажи по порядку, что ты имеешь в виду, – небольшой опыт научил прислушиваться ко всему, что скажет удивительная девушка.
– Окромя квасцов да уксуса, в настой, где сукно будем вымащивать, надобно золу добавить, – уверенно сказала девушка. – Дабы огонь не прияло.
«Щелочная среда намного снижала воспламеняемость, конечно», – пронеслось быстро в голове. Агафья-то откуда знала такие детали?
Я не успел спросить, откуда у девушки такие познания в химии.
– И сукно надо не единожды промокать в настое, – настоятельно проговорила Агафья. – Много раз, мочить и сушить, чтобы крепче стало.
«Многократная пропитка и сушка, конечно, для лучшего закрепления состава», – подумал я, с удивлением рассматривая девушку.
– Агафья, все верно, только откуда ты все это знаешь? – все же спросил, искренне поражаясь такому уровню познаний веществ и растворов.
Девушка засмущалась и опустила голову.
– Может еще медный купорос добавим в раствор, для снижения горючести? – спросил я честно, чтобы подзадорить девушку.
Ну такого девушка знать не могла. И снова ошибся.
– Синий камень сильно поможет, – закивала Агафья. – Сукно огонь принимать не будет, токмо сложно добыть такой. Надо искать в каменных расселинах, где вода стекает синяя. Изготовить весьма сложно.
«В природе медный купорос может образоваться естественным путем в зонах окисления медных месторождений», – услужливо подсказала память.
Знаниям Агафьи поражался больше, чем собственной памяти.
– Агафья, никто не будет тебя ругать, я никому не скажу, – я понимал, что девушку учил кто-то очень умный. – Рассказывай, все что знаешь.
Очевидно, Агафья знала гораздо больше, чем приготовление состава примочек от ожогов из ромашки да календулы. Только очень боялась и скрывала свои знания, чтобы не быть обвиненной в колдовстве. Вот что я хотел бы знать, так это кто мог подобному научить девушку в шестнадцатом веке.
– Мало где вода синяя течет, – немного расслабилась девушка. – Близ Москвы, недалече от деревни Горетово есть урочище «Синий камень». Так и назвали, потому как синий налет на камнях был, вода синяя там течет.