Лекарь. Палач

Глава 1. Тени прошлого

Яркая ослепительная вспышка. Белый обжигающий свет.

«Где я? – с трудом сформировалась первая мысль, следом появились остальные. – Почему так холодно? И темно… Куда подевался свет?».

Пошевелил слегка пальцами, ну значит живой.

«Почему я лежу на голой земле? – подумал я, рассматривая звездное небо. – Как я здесь оказался? И откуда странный запах? Свежей травы…».

Мозг с трудом пытался включиться. Мысли путались, словно в тумане. События ночи рассыпались неясными фрагментами. Помню, как бездумно колесил по городу, зная, что будет совершено изуверское убийство. Шестое.

«Убийства», – сознание прожгло жгучим огнем.

Убийства я вспомнил. К великому сожалению. Растерзанные тела забыть сложно. Картина отпечаталась слишком четко. Руки и ноги жертв, прочно примотанные толстым жгутом к выступающим деревянным кольям. Круг метров двадцать в диаметре, залитый кровью. Лучше бы я это забыл.

В голове на огромной скорости мелькали события последней недели. Солнечное утро. Столичный университет. Я, как обычно иду на работу.

– Можете высказать свое мнение относительно жертвы, как специалист? – голос майора звучит приглушенно.

– Судя по основным признакам, погибшая – молодая девушка, примерно двадцати-двадцати двух лет, – мой голос казался далеким и чужим.

Впавшие глазницы, разрезанный сверху донизу живот. Какие тут могут быть комментарии?

«Шесть адских убийств», – пронеслось в голове.

Каждую полночь. Одна жертва. Повторение деталей максимальное.

Да, мерзкие убийства я вспомнил. И не только. Я понял, кто убивал невинных девушек для своих омерзительных экспериментов. Нужно быть конченым безумцем, чтобы поверить в ритуалы черных алхимиков.

Почему я ничего не сказал майору? Вообще кому-нибудь.

Изначально план был простой – проверить страшную догадку. У меня не было ни одного доказательства. Просто я знал, и все.

В сознании проносились смутные картины. Я помнил, как быстро мелькали огни, когда в полночь безжалостно гнал машину по федеральной трассе, вдавив ногу в газ. Помнил, как резко затормозил у заброшенного здания, одиноко стоящего посреди поля, как поднялся на третий этаж.

Дальнейшие события покрывались густой пеленой тумана…

Приоткрытая дверь. Фигура в темном плаще почти до пола. Человек хромал на правую ногу. Я зашел в лабораторию и медленно осмотрелся.

Точно помню яркий зеленый свет. Откуда в лаборатории взяться такому освещению? Непроизвольно шел к источнику слепящего света.

Зеркало. В самом центре комнаты стояло громадное зеркало, от которого исходило странное люминесцентное свечение. Причем никакого другого освещения не было, что странно для проведения экспериментов.

В память врезался большой манускрипт, обтянутый черной кожей с выгравированным золотым символом. Где-то я уже видел странную книгу…

Хорошо, что человек стоял спиной и я не видел того, что лежит на столе. Вошедший не снял плащ, и голова была закрыта капюшоном. Он был сильно занят и, очевидно, спешил. В отражении зеленого света я видел только руки.

Умелые руки помещали в колбу все жидкости, добытые страшным путем. После смешивания препаратов зазвучал глубокий хриплый голос. Странно, но я хорошо помнил струящийся свет полной луны, который попадал прямо в центр стола. Полнолуние. И шестая жертва.

Я просто стоял и смотрел. В странной дымке я видел, как забурлили жидкости в колбе и ядовитый слепящий зеленый блеск осветил стол и зеркало.

«Когда колба светится зеленым, значит, алхимик добился успеха», – промелькнуло в голове на дикой скорости.

Застывшими глазами я смотрел на руки, которые тянулись к колбе. На правой руке человека был огромный шрам от ожога, который нельзя было ни с чем перепутать. Человек, которому я доверял больше всего на свете и с кем собирался изменить медицину и биотехнологию, говорил, что обжегся в результате неудачного эксперимента. Хотя шрам больше походил на выжженный символ. В отражении зеркала я видел, как рука со шрамом взяла в руки колбу, бурлящую ядовитым зеленым светом.

Я не ошибся, это был он. Непревзойденный гений медицины и химии, которого я боготворил. На счету которого были уникальные научные открытия, способные перевернуть мир.

Раздался дьявольский смех.

Дальше я помню только, что бежал… бежал изо всех сил…

Мозг наконец выполнил свою работу по защите и дал команду бежать как можно подальше от адского места. Не помню, как я садился в машину и дрожащими руками пытался вставить ключ, как на дикой скорости рванул подальше от темного заброшенного здания. Дальше – просто слепящий свет.

Белый, не зеленый. Свет фар приближающейся фуры. Я вылетел на трассу, которая, разумеется, была оживленной. Дикий грохот. И темнота.

Разум наконец заработал и провел нужный анализ. Я лежал на дороге, чудом выжив после страшной аварии.

– Идиот, надо же было смотреть на дорогу, – первое, что я сказал дрожащими губами, когда оклемался.

Медленно попытался сесть, голова гудела. Попробовал пошевелить руками и ногами, ощупал шею. Странно, повреждений особых нет.

Глава 2. Разлом времени

Всеми силами я старался держаться, одновременно пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной темноте. Хриплый голос тем временем прозвучал снова. Значит точно не галлюцинация. Говорил явно человек. Только странным голосом, пользуясь неизвестными оборотами речи.

– Не ко времени, боярин, в тьме бродишь, только лихие люди по ночам шарахаются, – каким-то чудом я сдержался, чтобы не закричать.

Я резко повернулся на голос и увидел телегу. Ну а чего удивительного? Если я разодет как клоун, то чего удивляться, что по земляной дороге и правда едет телега, запряженная лошадьми. Двумя. С колокольчиками.

Повозка была с крытым верхом, явно для защиты от дождя.

И правда, чему удивляться то? Маскарад, так по полной программе.

– Заблудился я немного, – несмело проговорил я. – Добрый человек, подскажи дорогу. Как мне добраться до города?

– Кто такой будешь то? – с подозрением спросил сидящий на сидении, расположенном над передней осью телеги, и державший в руках вожжи.

Глаза немного привыкли к темноте, и я понял важную вещь.

Я не один участвую в маскараде.

Сидящий на повозке мужчина также был одет в странную длинную одежду, доходящую до колен. Одеяние было перехвачено широким кожаным поясом с металлическими бляхами. Цвет одежды разглядеть я не мог, но что-то довольно темное. Поверх было надето нечто вроде кафтана.

На ногах были надеты сапоги, похожие на мои, с квадратными носами. На голове мужчины была круглая шапка с меховой оторочкой.

– Какого роду-племени будешь? – переспросил возница.

Час от часу не легче. Ну откуда я могу знать, какого я рода? Подсознательно понял, что называть фамилию и должность не следует.

– Прости, добрый человек, не знаю…, – ответ вырвался сам собой.

– Вижу больно тебя угораздило, – на удивление возница не разозлился, в голосе прозвучало понимание. – Не помнишь, какого роду.

«Отлично, надо делать ставку на удар головой…, – быстро пронеслось в голове. – Упал, ударился, потерял память».

– Чего речь такая странная? – спросил недоверчиво человек, перебирая в руках вожжи. – Не здешний што ли?

– Нет, не местный, из Европы я, из Голландии, – не знаю, как вырвалось.

Мозг автоматически искал спасения из неизвестной ситуации. То, что я отличался от места, в котором находился, я уже понял. Разумнее было соврать, что я из далекой страны. Чужестранец, ну понятно почему отличается.

– Видать лекарь заморский, от немцев присланный? – закивал человек на повозке.

– Он самый, – подтвердил я, радуясь, что получилось.

Объяснять разницу между немцами и голландцами не хотелось вовсе.

– Садись, лекарь подвезу, – подобрел человек.

Я подошел ближе к телеге, пытаясь сообразить, как забраться.

– Суму свою лекарскую не забудь, – сказал человек.

Я оглянулся. Рядом с дорогой и правда стояла кожаная сумка, похожая на саквояж. На фоне остальных событий я уже устал удивляться. Молча дошел до сумки, стоящей в траве рядом с дорогой. Взял и пошел обратно.

– Сильно же ты головой стукнулся, – неодобрительно проговорил человек. – Ишь ты, забыть лекарские свои штучки.

Я промолчал и кое-как забрался на повозку и сел рядом с человеком, держащим вожжи. Одеяние доставляло много неудобств, да и чемоданчик некуда было пристроить. Поставил на колени, и вздохнул.

– Как звать то тебя, лекарь? – спросил человек, когда повозка тронулась.

– Иоганн, – моментально перевел я собственное имя, чтобы было похоже на имя голландского лекаря.

– Иван по-здешнему будет, – пояснил человек.

В общем-то неплохо, сохранилось имя, буду знать на кого отзываться.

– Прости, мил человек, а как тебя звать? – я понял, что нужно перестраивать речь, чтобы не так сильно выделяться.

– Меня Петром зовут, – серьезно сказал человек. – Из купцов я, из местных буду. Вот товар продал, возвращаюсь обратно.

Вот чего я не знал, так как это как ощущается поездка по грунтовой неровной дороге, сидя на облучке. Надо же название вспомнил.

– Петр, а как ты понял, что я лекарь? – осторожно спросил я.

– Дак на тебе же цепь с ладонком, – удивился Петр, постегивая лошадей. – Известно ж, что лекари всегда таковые носят.

«Ладонок вроде старинное слово для медальона», – пытался я перевести неизвестные слова на свой русский. Хотя откуда я мог знать такое?

– Знахарь, в общем, заморский – промолвил Петр. – Не колун ли?

– Нет, нет, – как-то слишком резко отреагировал я. – Лекарства умею хорошо делать, собирать составы всякие лечебные. Людей лечу.

Непроизвольно пощупал рукой прикрепленную к поясу коробку.

«В футляре должны инструменты и аптекарские флаконы, – пронеслось в голове. – Надо обязательно посмотреть, что в сумке».

– Это хорошо, лекарство всегда дело нужное, – закивал Петр в такт раскачивающейся телеги.

Глава 3. Другой век

«Скорее всего, последствия удара головой, – пытался я себя успокоить. – Известны же случаи, когда человек заговорил на другом языке после того, как на голову упал тяжелый предмет. Мозг должен скоро прийти в норму».

Чтобы как-то отвлечься, я решил изучать окружающий пейзаж. Темнота немного рассеивалась, скорее всего было около четырех-пяти часов утра.

Решение осмотреться было правильным. Я немного успокоился, наблюдая как над высокой травой появляется предутренняя дымка и едва заметные солнечные лучи отражаются от кончиков стебельков. Красота русских земель и правда завораживала. Непроизвольно я улыбнулся.

Постепенно стали появляться редкие дома. Как бы сказать поточнее. Больше было похоже на избы. Я, конечно, понимал, что современные люди склонялись к стилизации под старину. Но не настолько. В темноте еще сложно было разглядеть все детали, но в основном мелькали невысокие бревенчатые постройки с двускатной крышей, покрытой соломой или берестой.

Пару раз повозка с трудом переезжала настилы из неровных бревен, так как дорога была размыта до состояния болота.

Не было вокруг ни знакомых электрических столбов, не было и линий электропередач. Не было никаких указателей. Ничего не было.

Постепенно мысль о том, что я оказался участником инсценировки, отступала на задний план. Слишком сложно было переделать все, включая бесконечную грунтовую дорогу с ухабами, дома и мосты…

Безумная мысль, что я оказался в другой исторической эпохе, блокировалась рациональной частью мозга. Не может же быть такого?

Наконец я осмелился и набрал побольше воздуха.

– А не скажешь, Петр, какой сейчас год?

Легенда с иностранцем и ударом головой реально помогала.

– Ишь ты, некрещенные немцы и года по-басурмански считают, – неодобрительно покачал головой Петр. – Нынче идет семь тысяч восемьдесят третий год, по церковно-славянскому, нашенскому, календарю.

«7083 год, значит 1575 год», – пронеслось в голове.

Осознание о том, я из двадцать первого века перенесся на четыреста пятьдесят лет назад, пришло позже. Наверное, на фоне нескольких сильных потрясений, сил на удивление больше не осталось.

Странно, но я принял спокойно тот факт, что оказался в 1575 году. Еду в повозке, запряженной настоящими лошадьми, по грунтовой дороге. По направлению в Старицу, где находится Старицкий кремль Ивана Грозного.

Скорее всего, усталый организм просто не мог больше реагировать.

– К кому в Старице ехать изволите, боярин? – прервал стук колес Петр.

– В каком смысле? – удивился я.

– Останавливаться у кого будете? – пояснил Петр. – Коль от немцев присланный, так должны были и пристанище определить.

– Пока не решил этот вопрос, – заколебался я с ответом.

Петр ведь прав, куда я пойду в Старице? Дело ведь не в том, что город незнакомый, а в том, что я шестнадцатом веке. Заморский лекарь.

– Ну пока не устроился, можешь у меня перебыть, – степенно сказал Петр. – Живем мы скромно, но место найдется.

– Даже не знаю, как отблагодарить, – я старался отвечать короткими предложениями, потому что понятия не имел, как правильно построить фразу.

Одна надежда, что примут и правда за немецко-голландского лекаря, и спишут странности речи на иностранное происхождение.

Я вздохнул от усталости. Мозг просто разрывался на части. Мало мне было событий в обычной жизни, так вот, извольте. Шестнадцатый век.

«Может все же помутнение рассудка? – подобный диагноз казался спасением. – Разные же формы бывают, повреждение мозга, уход в иллюзии. Лежу после аварии без сознания, и в сумрачном бреду все это вижу».

Не помогло. К сожалению, я был профессором и всю жизнь провел в медицинской биотехнологии. Подобной детализации не может быть ни при одном повреждении мозга или психическом заболевании.

Я пощупал футляр, прикрепленный к широкому поясу, потрогал еще раз мягкую кожу лекарского саквояжа. И еще раз вздохнул. Придется привыкать.

«Надо вспомнить, что происходило в России в 1575 году, – подумал я. – Хорошо, что попал в то время, когда отменили опричинину в 1572 году, хотя официального приказа не было. Земская реформа привела к усилению централизованного управления, формированию местного управления и усилению армии. Экономика страны в это время находилась в упадке».

Дар памяти оказался полезным. Я словно читал учебник по истории.

«Старица была любимой резиденцией Ивана Грозного, после 1575 года, – промелькнуло в голове. – Жил в Старицком Успенском монастыре».

Последняя мысль снова выбила меня из колеи. Да что происходит то? Я и собственные разработанные составы записывал в блокнот, потому что не мог вообще ничего запомнить. Здесь же нате вам. Ходящая энциклопедия.

– Благодарить то, боярин, не надо, – оторвал меня от размышлений Петр. – Коль не затруднит, осмотри моего отрока, захворал он.

– Какие симптомы? – на автомате спросил я.

– Чего? – удивился Петр.

– Чем захворал отрок? – поправился я.

Глава 4. Первое лечение

Пройдя заставу в Старице, мы довольно быстро добрались до дома Петра. Было ранее утро, навстречу выбежал, как я понял, конюх. Немолодой, но и не старый. Длинная плотная рубаха, перехваченная веревочным поясом. Лицо обветренное, суровое, с грубыми чертами.

– Батюшка, Петр Ильич, с ночи вас дожидаемся! – говорил быстро конюх. – Отрок! Все хуже ему, жаром горит, все напрасно!

Последняя фраза запустила невидимый механизм, который, есть у каждого ученого, связанного с медициной. Желание спасти пациента.

– Отведите меня к отроку! – быстро скомандовал я.

Мужчина с удивлением посмотрел на меня, однако вступил Петр.

– Тимка, проводи лекаря заморского к Елисею, – сухо сказал Петр. – Да распряги коней, поставь в стойло, замотались бедные.

Не дожидаясь Петра, я направился ко входу в избу. Внутри было тепло. Разглядывать убранство дома не было времени. По симптомам, описанным купцом, да и по лицу конюха я о понимал, что ситуация крайне опасная. Умереть в шестнадцатом веке было легко от любого вирусного заболевания, особенно если не лечиться. В первой комнате, куда я зашел, стояло несколько лавок. Увидев крюки для верхней одежды, я снял и повесил то, что было на мне надето. Только при свете в избе разглядел собственное одеяние.

Пиджак очень странной формы, сужен в талии и расширяется вниз. Наверное, я принадлежу к боярскому роду, застегивалось одеяние золотыми петлицами на эмалевые пуговицы. Узкие штаны были заправлены в сапоги.

«Знать бы, кто распределяет подобные путешествия, обязательно спросил бы, почему обязательно такой нелепый наряд давать?» – подумал я.

Позже я научился называть правильно предметы одежды, в том числе и кафтан. Только в то утро некогда было думать про одеяние.

Во второй более просторной комнате топилась печь.

В дальнем углу сразу увидел, что под одеялом кто-то лежал.

Я быстро прошел через комнату, подойдя к краю кровати. Вначале увидел только руку, тоненькую, бледную с прожилками. На столе рядом с кроватью стояла лампада, несколько чашек, деревянная кружка.

Я перевел взгляд на белое лицо подростка. Несмотря на состояние больного, подсознательно удивился, насколько прав был Петр. Елисей был очень красив, тонкие черты лица словно вычерчены художником. Казалось, что и веса не было, не только из-за болезни. Отрок был ангельски прекрасен.

– Уже третью ночь горит, рубахи да потное белье какой раз меняю, – услышал я взволнованный женский голос за спиной.

Я повернулся и посмотрел на светловолосую девушку в простой рубахе, которая держала в руках большое ведро, явно с водой. Возраст девушки определить было сложно, примерно от двадцати до тридцати лет.

– Агафья, поставь ушат да подай стул лекарю, – раздался голос Петра.

Времени на разговоры не было. Подростку было очень плохо.

Я быстро пощупал пульс. Слабый. Приложил руку ко лбу. Да, температура и правда высокая. Быстро посмотрел, что еще стояло на столе.

– Чем лечите больного? – спросил я.

– Дак известно чем, – тихо сказал Петр. – Лекарь местный дает снадобья.

– Какие? – резко спросил я.

Времени на вежливость просто не было.

– Хлебный квас с толченным чесноком и хреном Елисею даем, – ответил растерянно купец. – Мед сырец да пиво темное с полынью подогретое…

– Что? – повернулся я к Петру.

– Лекарь сказал надобно, – пробормотал Петр. – Пот, говорит, прогоняет. Кровопускание делал, чтобы дурную кровь прогнать…

– Да кто лечит то такими изуверскими методами? – не сдержался я.

«Средневековье какое-то», – возмущенно подумал я и сразу осекся.

Я и так в средневековье. Откуда здесь врачи и тем более лекарства?

Мозг лихорадочно работал, пытаясь понять, где найти природные антисептики в шестнадцатом веке. Где же я возьму антибиотики? Подросток явно умирал. Без бактерицидного лечения шансы были равны нулю.

Я и медиком то не был. Мне повезло стоять в основе создания научного направления на стыке двух наук – химической технологии и медицинской биотехнологии, добившись успехов. Под руководством гениального ученого.

Преимуществом было то, что мы создавали лекарства на основе новых технологий при помощи биологических систем. Про растворы и вещества я знал практически все, также как и про человеческие жидкости, ткани и белки.

«Нужно найти подходящие ингредиенты, чтобы смешать аналог антибиотиков, – судорожно думал я. – Болезнь страшно запущена, организм сам не справится. Да из чего же соберу антибактериальное средство-то?».

Необычный дар помнить все, что когда-либо прочитал, теперь показался спасением. В голове замелькали когда-то прочитанные тексты. Все-таки смешиванием веществ и созданием новых лекарств я занимался всю жизнь.

«Антибиотики могут быть природными и синтетическими, – пронеслась мысль. – Господи, ну конечно, нужна плесень. Особого вида. Penicillium (Пеницилин). Появляется на испорченных фруктах, хлебе… Хлеб!».

– Найдите срочно заплесневелый хлеб, – скомандовал я. – Нужен ржаной или черный хлеб, на котором есть плесень. И уберите все со стола.

Глава 5. Спасение отрока

Странно, но страха не было. Появился азарт. Не знаю, все ли медики испытывают подобное, но я, оказавшись во времени, когда не было ни больниц, ни лекарств, понял, как растет ощущение собственной значимости. Жизнь и здоровье людей зависели только от умения и знаний лекаря.

Острым ланцетом я аккуратно соскреб плесень в глиняный сосуд. Вещества получилось очень мало, да и хлебное вино слабой концентрации. Ладно, выхода не было. И времени тоже. По правилам получившуюся смесь нужно несколько дней настаивать в тепле, благо печь есть.

Только у Елисея не было несколько дней. Возможно даже часов. Ночь была критической, без медицинской помощи подросток к утру умрет.

«Так, думай, – лихорадочно метались мысли. – Можно усилить процесс, максимально размельчив плесень, хлебное вино является хорошим растворителем. Вино способно вытягивать активные вещества даже без нагрева. На время должно помочь, пока лекарство настоится».

Вновь приобретенный дар феноменальной памяти я воспринимал уже более или менее спокойно. Вот только когда я читал подобное?

– Чего это боярин делает? – услышал я незнакомый голос за спиной, но не стал поворачиваться, занятый процессом приготовления лекарства.

– Федор, не мешай лекарю, – грозно отрезал Петр.

Отец явно переживал, но чисто интуитивно понимал, что вопрос жизни и смерти его единственного сына в руках заморского лекаря.

Сильно измельчив плесень, я добавил в сосуд немного вина. Взбалтывая сосуд, я оглядывался по сторонам в поисках чего-то наподобие марли.

– Дайте тонкую ткань, – коротко сказал я.

Агафья побежала в другой конец комнаты, покопалась в огромном сундуке и вернулась обратно, протягивая мне кусок льняной ткани.

Растянув ткань над чашкой, я аккуратно выскреб смесь плесени с вином из глиняного сосуда. Растер, затем свернул полоску и выжал жидкость

«Отлично, получилось, – подумал я, разглядывая мутную жидкость. – Ну с почином. Аналог пенициллиновой настойки получен».

– Ложку дайте, – сказал я, подходя к кровати.

Взяв ложку из рук Агафьи я еще раз удивился, насколько божественно красиво лицо подростка. Придется пробовать, других вариантов нет.

– Нужно, чтобы Елисей проглотил хотя бы пару ложек лекарства, –сказал я, аккуратно наливая мутную жидкость в ложку.

– Федор, чего стоишь, подсоби лекарю, – решительно шагнул к кровати Петр. – Надобно подать лекарство в гортань.

Высокий мужчина, немного моложе Петра, уверенно подошел к изголовью и раскрыл челюсть подростка, который давно был без сознания.

Я аккуратно влил одну ложку зелья, помассировав горло подростка, чтобы жидкость прошла внутрь. Затем добавил еще пару ложек.

– Глотни, Елисеюшка, прими родимый, лечебное, – прошептал за спиной Петр и я едва сдержался. На глазах выступили слезы.

Столько было невысказанной отцовской любви в простых словах.

Господи, только бы получилось!

Словно читая мои мысли, стоявшие рядом Агафья и Федор размашисто перекрестились, и, повернувшись к иконам и лампадам в углу, поклонились.

– Раствор слабый, но пока должно помочь, – я говорил резким тоном, чтобы самому не расплакаться на глазах чужих людей. – Лекарство должно настояться, как положено, время нужно и температура подходящая.

– Так говори, чего делать, – деловито спросил Федор.

– Поставить нужно за печь, чтобы два-три дня настаивалось в тепле, – сказал я, аккуратно передавая сосуд Федору. – Желательно взбалтывать жидкость каждый день, чтобы лучше все перемешивалось

– Понял, встряхивать кажен день, – Федор внимательно ловил каждое слово с важным лицом.

– Можно добавить в жидкость еще немного меда, – сказал я.

– Агафья неси мед с погреба, – сказал Петр.

Девушка снова убежала, я огляделся.

– Брат мой меньшой, Федор, – вспомнил Петр про правила приличия.

– Очень приятно, Иоганн, – хорошо, что не забыл собственное имя.

– Иван по-нашенски, – перевел купец. – Прислали вот в Старицу заморского лекаря, по дороге подобрал. Видно, упал с телеги да заплутал.

– Врачевание дело нужное, – закивал Федор с одобрением.

«Какое прекрасное объяснение, – невольно проскочила мысль. – Шел, поскользнулся, упал, встал. Всем буду одинаковую историю говорить».

– Что теперь будет, господин лекарь? – несмело спросила Агафья, поставив крынку меда на стол рядом с сосудом. – С Елисейкой?

– Теперь лекарство должно подействовать, – деловито сказал я. – Нужно немного подождать. Который сейчас час?

– Приехали вы поутру, да лечением вона сколько времени занимались, сейчас уже поди скоро полдень будет, – Федор сказал размеренным тоном.

– Добавьте в раствор мед, перемешайте и поставьте сосуд за печь, – сосредоточенно сказал я. – Давать Елисею будем несколько раз в день. Питие должно быть обязательно теплое. Чаи же делаете на травах?

– Конечно, – закивала Агафья.

Глава 6. Сумка лекаря

– Господин лекарь, боярин, – услышал я сквозь сон грубый голос Федора, младшего брата Петра. – Надобно, чтобы ты пришел.

Быстро вскочив и надев нелепое одеяние, я открыл дверь и пошел на голос. Ожидая самого худшего, я последовал за Федором, почти забежал в горницу и остановился. Выдохнул и невольно улыбнулся.

На кровати опираясь на высокие подушки сидел бледный подросток, рядом хлопотала Агафья, наливая травяной чай в чашку. У изголовья кровати стоял Петр, на лице которого была тревога. Вдруг рано еще радоваться?

Я снова отметил, что подросток, невероятно красив, выточенные черты лица, почти прозрачные бездонные глаза и белокурые, перламутровые, кудри до плеч. Как будто сошел с полотна талантливого художника.

– Здравствуй, Елисей, – спокойно сказал я, подходя к кровати

– Здравствуйте, господин лекарь, – тихо сказал подросток и я удивился необычно приятному мелодичному голосу.

Проводить специальные исследования ни времени, ни возможности не был, но было очевидно, что Елисей сильно отличался от всей своей родни.

– Как ты себя чувствуешь? – вслух сказал я, послушав пульс и пощупав лоб отрока. – Что беспокоит?

– Благодарствую, что исцелили господин лекарь, – посмотрел прямо на меня подросток.

– До полного выздоровления еще далеко, Елисей, – строго сказал я, зная, как пациенты спешат встать на ноги, когда нужно еще лечиться.

– Недуг отступил, – не выдержал Петр. – Сын мой придет во здравие?

– Да, все хорошо, успокойтесь, – посмотрел я на купца. – Елисей выздоравливает, но нужно продолжать пить раствор. Еще несколько дней нужно пить по четыре раза в день, травяные чаи и полный покой.

Облегчение, появившееся на лице обеспокоенного отца, сложно с чем-то перепутать. Федор улыбнулся, Агафья повеселела.

Никогда не испытывал подобного… Спасение жизни… Странно, но тот факт, что вылечил я подростка подручными средствами – хлебной плесенью и спиртом – принесло мне, наверное, еще большую радость, чем родным. Выписать пациенту препарат, который он купит в аптеке, совсем другое.

Здесь же я словно снова вернулся к истокам, собственными руками спас человека от верной смерти. Лекарь. Я впервые за всю жизнь со всеми своими учеными степенями ощутил себя истинным целителем.

Я мог спасать жизни. И радость от осознания подобной возможности захлестывала огромной волной перекрывала все остальное.

– Федор, зови остальных, будем завтракать, – скомандовал Петр младшему брату. – Агафья, чего стоишь? Беги на кухню, пусть подают.

Кто бы меня предупредил, что приемы пищи в купеческом доме не отличались по количеству еды. Я в принципе не понимал, кто может столько съесть. Отказываться от еды, как я быстро понял, было невежливо.

После плотного довольно завтрака я пошел к себе в комнату. Нужно было привести мысли в порядок, да и разобраться с вещами.

«Я смогу вылечить многие болезни, от которых не было лекарства в шестнадцатом веке, – ощущение божественного призвания исцелять людей становилось все сильнее. – Нужна лаборатория, столько всего можно сделать».

Перед завтраком я наспех одел то, что снял вечером. Решил облачиться, как положено. Из всего, что я знал о шестнадцатом веке, здесь все предметы одежды имели значение. Я рассмотрел рубаху, широкий пояс, штаны, кафтан с расширяющимся книзу рукавами, плащ-накидка с капюшоном.

Плащ был темно-зеленого цвета, почти черного. Сделан из плотной, грубой ткани, длинный, почти до пят, с широким капюшоном.

Никаких рисунков на плаще не было, только светло-зеленая тесьма по краю и вышитая на правой стороне вверху звезда, причем семиконечная.

Странно, конечно, но я решил не заострять на этом внимания.

«Надо бы еще наверное одежды купить, – подумал я. – Должна же быть парадная и домашняя? Не могут же они в одном и том же постоянно ходить?».

Я решил позже спросить у Петра, где здесь можно купить одежду. Так, вопрос. За что я собрался покупать вещи, если у меня нет никаких денег. Какие вообще были деньги в это время? И где можно вообще заработать?

Взгляд невольно переместился на небольшой кожаный футляр, который был прикреплен к поясу и к объемной лекарской сумке. Вчера я сильно спешил, и достал только ланцет, чтобы приготовить раствор Елисею.

Интересно, что еще там есть?

Сумка имела прочное основание, и раскрывалась вверху.

«Так ланцеты есть, хорошо», – открыл я еще раз металлический футляр.

Ланцеты имели узкое и острое лезвие, два были с одним лезвием один ланцет имел два лезвия и напоминал кинжал, один имел игольчатое лезвие.

«Ланцеты могли использоваться для кровопускания, вскрытия гнойных наростов, и даже для вскрытия вен при заборе крови», – пронеслось в голове.

Я почти забыл о странной особенности, появившейся, скорее всего, вследствие сильного удара головой. Память была феноменальной, по сравнению с тем, что в обычной жизни я ничего не мог запомнить.

Уже какой раз я понимал, что помню даже то, что не читал.

Ну, когда я мог читать про ланцеты в шестнадцатом веке?

Глава 7. Новая жертва

Я решил не продолжать ненужную дискуссию, вышел на свежий воздух и осмотрелся вокруг. Двор был очень просторным, вмещал несколько построек. Точно определить назначение всех сооружений, я, конечно, не мог. Но выйти было правильным решением. После всех переживаний, что свалились на мою голову, хотелось просто посидеть и расслабиться.

Я огляделся, недалеко от дома Петра стояла грубая деревянная лавка. Я присел, вытянул ноги. Немного полегчало. Сознательно я не пропускал в голову мысли о том, как я оказался на трассе темной ночью и тем более, что вообще произошло, что сижу я во дворе купца шестнадцатого века.

– Ты не принимай близко к сердцу, – услышал я голос Петра, садящегося рядом со мной на лавку. – Крику от Якова много, но беззлобный он.

– Понимаю, конечно, – спокойно ответил я. – Лекарства новые, всегда вначале воспринимается с недоверием. Как там Елисей?

– Лучше ему, позавтракал сегодня, – в голосе Петра слышалось облегчение. – Агафья говорит, с аппетитом все съел.

– Лекарство даете? – строго спросил я.

– А то как же, – уверенно сказал купец. – Федор взбалтывает, как и было велено. Дали утром две ложки, теперича в обед, в полдник и на ночь дадим.

– Все правильно, – кивнул я. – После обеда еще сына твоего осмотрю.

– Ты не волнуйся, – добавил я после паузы, решив, что все-таки нужно разъяснить отцу безопасность приготовленного лекарства. – Зелье, что я приготовил Елисею, не опасно. Просто у вас такое еще не делается. Лечит от всякой заразы, плохих последствий точно не будет. Вылечится отрок.

Я старательно подбирал слова, не сказав «побочных эффектов» и не назвав лекарство «антисептическим» или «антибактериальным». Осталось еще сказать «антибиотик» и сразу отправлюсь на костер, как черный колдун.

– Да не переживаю я, – отмахнулся Петр. – Ты может думаешь, купцы в глуши глупые, ан не так. Я же видел, что все примочки Якова только хуже делают? Всю жизнь благодарен тебе буду, что спас сына.

– Спасибо, что позволил остаться, – поспешил я с благодарностью. – Постепенно осмотрюсь да начну обязанности свои лекарские выполнять.

– Ерунда, ты мне сына спас, живи сколько хочешь, – серьезно сказал Петр. – Будешь приглядывать тут за отроком да за остальными. Ехать мне надо с братьями скоро в Москву, за товаром. Торговать нам надобно.

– Вы покупаете ткани разные в Москве и потом здесь в Старице продаете? – поинтересовался я, ничего не понимая в торговом деле.

– Не, в Старице продаем совсем мало, – махнул рукой Петр. – Только если заказ какой есть от бояр. Везде продаем. В разных городах торгуем. Как закупим товар, так на повозке и везем. На ярмарках и продаем. Вона в прошлом году на Нижегородской ярмарке считай весь товар и продали.

– Когда теперь в Москву поедете по своим торговым делам? – уже чисто ради вежливости спросил я.

– Надобно бы уже и ехать, скоро будет ярмарка в Новгороде, – вздохнул Петр. – Так не выехать пока из города.

– Чего так? – коротко спросил я, ловя себя на мысли, что постепенно начну перенимать и местный говор.

– Не пущают, строгий контроль на заставе нынче, – проговорил Петр.

– Да я помню, когда мы подъезжали к Старице рано утром и проходили заставу, повозку долго очень проверяли, – смутно вспомнил я.

– Дак всегда в город служилые люди пропускают, – степенно ответил купец. – Где ж это видано, чтобы без охраны? Поди лихие люди да разбойники набегут. Контроль он всегда нужен, чтобы в городе жить спокойно было.

Я кивнул, возразить было нечего. Я прекрасно понимал особенности пограничного контроля и строгой проверки на пропускных пунктах.

– Только вот неделя как, хуже прежнего стало, – продолжил Петр задумчиво. – Укрепили заставу, еще служилых людей прислали, всех подозрительных хватают да к старосте волокут.

– Почему? – спросил я с интересом.

– Говорят, разбойника страшного ищут, – вздохнул Петр. – Страсти творятся. Слышал от губного старосты, что девок молодых стали находить, с животом разрезанным, словно скот какой. Да говорят без глаз. Что ж за разбойник окаянный на такую скверну отважился? Дней десять как будет, нашли девку в Покровском под Москвой, затем неделю как под Клином нашли. А дня три назад недалече от Твери нашли, такожде разрезанная по животу да без глаз. Молодая девка, красивая. Мужа, говорят, еще не знала…

Может ли человека бить молния в одно место три раза подряд?

Не знаю, зачем вселенная наградила меня феноменальной памятью. Перед глазами четко стояла картина событий, от которых и бежал.

***

Столичный университет. Обычное солнечное утро. Отряд полицейских. Круг, диаметром метров двадцать, залитый кровью. В центре круга лежало то, что когда-то было молодой девушкой. На расстоянии полуметра от рук и от ног жертвы в землю вбиты деревянные колья, высотой примерно двадцать сантиметров. Руки и ноги примотаны толстым жгутом к выступающим колышкам. Живот девушки разрезан сверху донизу.

– Стенки вывернуты, предположительно, для изъятия внутренних органов, – никогда не думал, что так сложно буде вдохнуть.

– Вы можете определить, какие органы вырезаны? – спросил майор.

Глава 8. Визит старосты

Я сидел неподвижно, все тело сковало, в горле пересохло.

В голове прокручивались разные версии. Рациональной частью мозга я прекрасно понимал, что средств массовой информации в этой эпохе не было. И рапорты служителей закона не включали подробностей убийства.

Мозг молчал, потому что принять гипотезу об убийце, жившем почти пятьсот лет все же не мог. Что же ради всего святого происходит?

– Скажи, а далеко от Старицы до Твери? – тихо спросил я, когда вернулась способность дышать.

– Знамо, верст семьдесят будет, – сказал Петр. – Ежели на лошадях ехать, так полтора-два дня надобно. Только, чтобы дороги не размыло. Когда в Тверь товар везем, пару раз лошадей меняем в селениях.

Петр встал с лавки, потянулся и огляделся по сторонам.

– Пошли господин лекарь, отобедаем, да и отдохнуть надобно, – обстоятельно сказал Петр. – Ну и отрока моего проверишь.

С трудом вставая на ноги, я пытался всеми силами избавиться от картинки распоротого тела, привязанного к деревянным кольям, в голове.

Что же за дар свалился на мою голову? Больше похож на наказание.

В столовой горнице за большим столом уже сидела вся родня Петра, теперь я легко запоминал не только имена, но и всякие мелочи. Степан сидел во главе, как старший из братьев, справа сел Петр, слева сидел Никита, рядом сидел Федор. Я только на второй день понял, что мужчины обедали отдельно, женщин и детей за столом не было. Ну, другие времена, другие нравы.

Еды было столько, что хватило бы на роту солдат. Я пытался съедать все, что было на тарелке, чтобы не обидеть радушных хозяев. Только для такого количества еды нужен был невероятно огромный желудок.

После обеда я зашел в горницу, где на кровати сидел Елисей. Подросток улыбался, и выглядел существенно лучше, чем утром. Видно, молодой организм легко справлялся с болезнью. Конечно, с учетом действия наспех сделанного из подручных веществ антибактериального средства.

– Здравствуйте, господин лекарь, – вежливо сказал Елисей. – Тятенька сказал, что вы мне жизнь спасли. Благодарствую от всего сердца!

– Ну ничего особенного я не сделал, – приятно, конечно, такое слышать. – Впереди еще лечение. Раствор пьешь?

– Да, господин лекарь, – подскочила Агафья, держа в руках сосуд. – Утром после завтрака давала. В обед вот Елисей выпил. Федор взбалтывает, как и было велено. Ставлю за печь, чтобы зелье силу не потеряло.

«Странные обороты речи, конечно», – скрыл я улыбку.

– Раствор будет действовать максимум три дня, – вслух сказал я. – Должно к тому времени полегчать. Постоянно пей чаи травные. С лекарством чем больше жидкости будешь пить, тем быстрее поправишься.

– Даем, господин лекарь, и травы, и чаи, – спешно заговорила Агафья, видно опасаясь, что ее обвинят в недостаточно хорошем уходе за больным.

– Ну поправляйся, Елисей, – сказал я, пощупав пульс и лоб подростка. – Вечером еще тебя осмотрю. Отдыхай побольше.

От проникновенного взгляда светло-голубых глаз отрока стало немного не по себе. Знать бы генеалогическое древо. У отца Елисея и братьев также были русые волосы и светло-серые глаза. Только грубее и темнее. Подросток сильно выбивался из общей картины, и это немного пугало.

Я повернулся, чтобы выйти из горницы, еще раз осмотрев Елисея. Малозначимая деталь врезалась в мозг, намного позже я понял, какая именно. Руки отрока лежали на одеяле сверху и почему-то он поджимал мизинец левой руки. Странно, но тогда я не обратил внимания на такую мелочь. Очень зря.

Выйдя из горницы, я пошел в комнату, которую мне выделили. И правда слишком много событий. С учетом обильной еды, понятно почему спали днем.

Решил все же отдохнуть, заснуть, правда так и не удалось.

Примерно через полчаса услышал шум и решил выйти посмотреть.

– Говорю вам, гнилостным зельем людей травит! – визжащий голос Якова, местного аптекаря я узнал сразу. – Зелья бесовские варит!

– Так, Яков, прекрати шум наводить, – раздался низкий голос, который я раньше не слышал. – Губной староста на то и поставлен, чтобы проверять жалобы и устанавливать, какова правда на самом деле. Не суетись!

Знания всплывали в голове телеграфным текстом без подготовки.

«Губной староста во времена правления Ивана Грозного представлял собой выборного представителя местного самоуправления. Даже после отмены опричнины функции сохранились. Губной староста отвечал за борьбу с разбоями и разбирал уголовные дела в округе (губе), в котором был назначен. В подчинении находились помощники, десятские, писцы, надзиратели».

– Петр, ты человек уважаемый в городе, – прозвучал снова голос, как я понял, губного старосты. – Расскажи, что за пришлый лекарь у тебя остановился? Откель будет? Куда путь держит?

– Спросите лучше, каким бесовским зельем он отрока лечил? – не унимался местный аптекарь, постоянно переходя на визг.

– Яков, если не замолчишь, выведу! – потерял терпение староста.

Я зашел в комнату и стал у двери, наблюдая за происходящим. В проходе стоял высокий грузный человек, судя по всему староста. Догадаться о должности пришедшего можно было по одеянию. Длинный темно-зеленый кафтан поддерживался поясом. На широком кожаном поясе поблескивала металлическая бляха с крестом, в руках мужчина держат жезл также с металлическим набалдашником. По обе руки стояли служилые низших чинов. На стоящих была также сверху надета длинная верхняя одежда,