Летние мальчики

Начальный этап: трагический

— Беременность первая, патологическая, роды первые срочные. История родов… Апгар… так себе…

Голос врача убаюкивал отдыхавшую после родов Петунью. Смысл слов ускользал от ее измученного сознания. Зря она не согласилась на кесарево, более половины суток родового процесса — это не каждый выдержит. Но орущий сверток — это ли не награда?

Вернон забрал её из роддома на третьи сутки, обращаясь с ней, как с хрустальной вазой. Он захотел посмотреть на наследника, но Петунья не давала развернуть ребенка под предлогом опасности застудить малыша. Аккуратно маневрируя, Петунья постоянно уходила от темы… она боялась. Страх был очень велик, потому что малыш родился без ножек. Их почти не было — правая нога с коленом, но без ступни, до середины икры, а левая «обрублена» выше колена… — «Не развились, — сказали в больнице. — Мутация, — говорили доктора, — бывает». Может быть, и бывает, но Вернон… Не зная, как муж отреагирует, Петунья тянула время, пока однажды не случилось то, что должно: тайное стало явным.

— Что это?! — дикий крик мужа проник сквозь стены и разбудил прилегшую на минутку уставшую маму двухнедельного малыша. Подхватившись, она быстро побежала в детскую и увидела то, чего боялась. Её муж рассматривал малыша, брезгливо держа его на вытянутой руке. Малыш заревел одновременно с появлением мамы.

— Вернон, он такой родился… мне сказали, что такое бывает… что ничего не поделаешь… — пыталась объяснить Петунья, но Вернон слушать не захотел.

— Бывает?! У всех не бывает, а у нас это? Это всё твоя порченая кровь… — он еще долго кричал на сжавшуюся Петунью, защищающую собой малыша. Он кричал о её ненормальной сестре, о том, что мутанта надо немедленно выкинуть, что она родила «это» для того, чтобы отнять у него деньги… Петунья не верила, что это происходит с ней. Это было невозможно, нереально… Но вот разъяренный Вернон нанес первый удар, потом еще и еще... Петунья, сжавшись на полу и оберегая голову руками, умоляла остановиться, пока в комнате вдруг не возник, будто сам собой, сосед, работавший в саду своего дома и прибежавший на крики. Не задумываясь, он схватил Вернона, вытолкал из комнаты в открытую дверь и практически спустил с лестницы, а потом кинулся успокаивать женщину.

— Ты не плачь, мы все тебе поможем! — твердо говорил он, вызывая полицию и врача.

Судебный процесс совершился с космической скоростью: один взгляд на ребёнка, и судья чуть не плюнул в толстую усатую рожу «истца». Как же, морально пострадавший! Да в гробу я их… И судья, кипя праведным гневом на нерадивого папашу, отсудил у него дом и машину в пользу матери, а Вернона лишил родительских прав. Что интересно, адвокаты тоже плевались от Вернона Дурсля.

Сама Петунья быстро нашла объяснение случившемуся — их с Лили отец, Гарри Эванс, был облучен в конце сороковых годов на службе Её Величества, когда проводились морские ядерные испытания то ли США, то ли Великобританией. Отсюда и ранняя смерть отца, и патологическая аномалия у его внука…

Побежало время, в дальнейшем развитии Дадли были зафиксированы проблемы с сердцем. Как обычно бывает при асимметрии, они должны были быть, потому что давление в сосудах разное из-за разной длины ног. При этом были ещё аортальные проблемы, типа коарктации, и что-то из варианта Фалло. В последнем Петунья даже не пыталась разобраться, слишком уж пугающим был букет болячек у её ребенка… Как ей объяснили врачи: перимембранозный дефект межжелудочковой перегородки и открытый артериальный проток, в общем, Дадлик родился мало того что без ножек, так ещё и с пороками сердца. Впору расплакаться, но нельзя рыдать и опускать руки, малыша надо было растить, кормить и поить, купать, пеленать, развивать…

Соседи по улице Тисовой помогали по мере своих сил и кошельков. Дарили одежду своих подросших малышей, отдавали игрушки, сидели с Дадликом, пока мать бегает по делам. И многое-многое другое. Это был очень трудный год для несчастной матери, но постепенно все наладилось. Дадли развивался чуть медленнее обычного, хорошо ел, хоть и быстро утомлялся во время еды, много спал и капризничал, как и всякий нормальный ребёнок: отказывался от каши, если она ему не нравилась, просил понравившуюся игрушку, как и положено малышам — требовательным ревом. И даже ухитрялся передвигаться: отталкивался попой от пола и ползал на одном колене.

Петунья прошла специальные курсы и знала, как оказать помощь ребенку, если что. Государство позаботилось о молодой маме, и дома стоял внушительный ящик монитора сердца, к которому надо было подключать малыша хотя бы на ночь. Доктора не верили, что он выживет, все-таки достаточно редкий случай сочетанной патологии, но малыш жил, несмотря ни на что. Изменились и взгляды Петуньи на жизнь: ребенок дышит и двигается — счастье; циферки на мониторе, который нужно хоть раз в день подключать, зелененькие — значит, все хорошо; какой-то приезжий богатый филантроп подарил специальную коляску — жизнь прекрасна.

***

Авада не оставляет следов, она обычно милосердна, просто без боли останавливает сердце. Таково предназначение данного заклятия. Она честно остановила сердце Джима, потом долго горела на кончике палочки, дожидаясь, когда хозяин договорится с женщиной, которая, раскинув руки перед детской кроваткой, отчаянно кричала:

— Только не Гарри! Прошу, только не Гарри! Убей лучше меня, меня…

А хозяин рычал:

— Отойди! Уйди прочь, глупая девчонка!.. — и не выдержал, взвизгнул: — А-а-авада Кедавра!

Сорвавшись с кончика палочки, она послушно остановила и это сердце. Сердце матери. Отколотая часть души застыла на палочке, готовая создать новый крестраж Лорда. О котором тот не подозревал. И снова прозвучал приказ:

— Авада Кедавра!

Она устремилась в лицо мальчика, в высокий крутой лобик. И отразилась обратно, так и не создав крестраж… У неё был выбор — убить младенца или сущность, застывшую на кончике палочки. И честная Авада выбрала сущность, потому что та была эфирная, как и она сама. И этому способствовала жертва матери, которая искренне предложила себя вместо малыша. И если Лорд это не учел, то учла его волшебная палочка, она соблюла правила магии и отразилась от Зеркала Жертвы, тем самым процарапав кожу на лбу младенца. А так как её траектория была известна, то Авада влетела в палочку и дальше, в грудь собственного хозяина.

Второй этап: школьный

Гарри проснулся с ощущением чего-то волнующего. Полежав и поглазев на потолок, он вспомнил — сегодня папа обещал взять его с собой на работу! Задрыгав ногами, он отпинал прочь одеяло, потом перекатился через бортик и скатился вниз со второго яруса привычным движением, четко выработанным до автоматизма за долгие годы практики. А именно за шесть лет — вчера ему исполнилось полных семь, и для своих лет он выглядел даже старше. На вид это был крепко сбитый мальчик, широкоплечий и с сильными руками, тонкий корпус был жилист и накачан. Черные волосы коротко острижены солдатским ежиком, очков не было, Гарри их надевал лишь для того, чтобы телевизор посмотреть, всё остальное время он бегал без очков, так как полагал, что это глупо, да и зачем стекла, если он всего лишь маленечко близорук? Вот был бы полуслепым, как Тим Морган, тогда другое дело, носил бы очки с толстыми диоптриями…

Бросив взгляд на Дадли и увидев, что тот просыпается, Гарри подхватился, цапнул полотенце и поспешно поскакал в ванную, скорей-скорей, пока Дадли глаза протирает, а то потом на полчаса в ванной закроется… Почистив зубы, Гарри поигрался с пеной изо рта, пытаясь выдуть побольше и попышнее, попутно разглядывал лоб, на котором когда-то был косой росчерк, похожий на молнию. Сейчас на лбу была молодая кожа... Гарри поморщился — да уж, столкновение с качелями он надолго запомнит. Ка-а-ак прилетело ему прямо в лоб, только искры из глаз посыпались… Нижний брус качелей в буквальном смысле содрал с него скальп — участок кожи со лба вместе с волосами, ой-ой, как же это было больно, кто бы знал. А уж как родители перепугались… и мама, и папа, оба были белыми, как вот эта пена…

Тут в дверь забарабанил Дадли и Гарри, спохватившись, сплюнул и торопливо прополоскал рот. Открыв дверь, он посторонился, пропуская коляску. Дадли подъехал к тумбе мойки и, подождав, принял из рук Гарри свою щетку с пастой. Почистив зубы, Дадли ухватился за поручни, приподнялся над раковиной и сполоснул рот. Гарри тем временем набирал воду в ванну для утреннего омовения брата. Когда ванна наполнилась на треть, Дадли разделся и Гарри помог ему перебраться в воду. Именно благодаря постоянным тренировкам по перетаскиванию безногого брата, Гарри и накачал свои мышцы. А таскал он его уже целый год, всегда и повсюду, вверх и вниз по лестнице, на второй этаж и обратно. И не спрашивайте зачем, на это нет ответа, как нет ответа на то, почему дети вообще любят катать друг друга на всех доступных поверхностях, начиная от саней и велосипеда и кончая куском картона с веревочкой и собственными плечами. Говорят, для близкого контакта какого-то… А по-моему, всё гораздо проще — этого требует банальная дружба, где главные условия ставятся отношениями, а те — играми. Вот и все, и нечего тут мудрить.

А всё началось с того, что коляску сломал Злыдень, изжевал в мочало одно из колес и только-только примерился ко второму, как пришел с работы Альберт, увидел бесчинства, устроенные бульдогом, и со злости запустил в него гирей. Пришибленный бульдог с плачем убежал к «мамочке», Марджори возмутилась было — это кто тут её мальчика обижает?! — но двухметровый Ранкорн ткнул её носом в испорченную коляску и грозным рыком велел ей забыть адрес дома и племянника. Мардж прониклась и, оценив ущерб, честно заплатила за ремонт коляски. Ну, а пока кресло было в ремонте, Гарри и приноровился перетаскивать с места на место Дадлика. Так-то Дадли в пределах дома сам передвигался известным способом — ползком, но на улице он уже не мог так позориться, и поэтому покорно сидел на закорках у Гарри или у отца на руках. А после того, как из ремонта вернулось кресло, братья и не подумали оставить свою привычку и Гарри продолжал таскать Дадли по дому и саду. Тем более, что у них любимая игра появилась после прочтения книги Алана Маршалла «Я умею прыгать через лужи», про больного полиомиелитом мальчика, научившегося ездить верхом на пони.

Впечатленные подвигом маленького австралийца, братья решили попробовать, а так как пони у них под рукой не оказалось, то конем стал Гарри. Встал на четвереньки, помог Дадли забраться к себе на спину, и начали учиться быть конем и всадником. После многочисленных падений, ударов, синяков и шишек Гарри вскоре лихо галопировал по холлу и громко игогокал, как заправский жеребец, а Дадли залихватски свистел, размахивал самодельным лассо и изображал из себя ковбоя. Позже, насмотревшись по телевизору черно-белых прыжков Зорро с высоты на скачущего коня по кличке Торнадо, братишки вдохновились и этим… Дадли начал сигать с дивана на спину брата — сначала с сиденья на стоящего возле дивана Гарри, потом со спинки на скачущего. Петунья и Альберт уже устали прибегать на каждый грохот падения промахнувшегося Дадли, когда он вместо спины приземлялся на пол.

Детство, оно такое… непосредственное и честное. Ребёнок живет здесь и сейчас, для него нет мифического «завтра», а прошедший день почти стирается из памяти, если не было значительных событий.

Седьмое лето братьев и третий год для Элоизы Мэри началось в новом доме, куда переехала семья Ранкорн, продав дом на Тисовой. Это был просторный одноэтажный особняк, сложенный из «вильгельмовых» камней, красиво инкрустированный туфом. Дом окружали поля, огороженные изгородями из тех же камней времен Вильгельма. В доме всё было подогнано под Дадли и его коляску, никаких порогов и ступенек, повсюду пологие и широкие пандусы, везде находились поручни, за которые Дадли мог подтягиваться. А мальчишки, окинув взглядами новые свои владения, дружно кинулись просить у родителей пони. Но не допросились, Петунья и Альберт наотрез отказались покупать им животное. Им вполне хватало кошки. Дадли попробовал пореветь, но впервые в жизни слезы не подействовали на маму, она строго ткнула пальцами в свежие синяки и проворчала:

— Ты посмотри, как ты украсился от падений со спины Гарри! Ты смерти моей хочешь? Я ж поседею вся, если ты со спины пони свалишься!

Дадли посмотрел на свои синяки, потом на темные мамины волосы и вздохнул, он не хотел, чтобы мама поседела. Пришлось распрощаться с мечтами о пони.