Лев и соседка

1

Лев.

Тачила конечно реальная, на десяток миллионов с лишним, и у нашего магазина! В нашем посёлке!

Я сунул руки в карманы, шёл спиной вперёд, не сводя взгляда с титановых дисков. Откинув волосы, присвистнул.

— Мадам, прокати́те. А я вас могу неплохо, — предложил я хозяйке машины.

Сёма с Киром заржали, а взрослая женщина грозно посмотрела на меня и с укором покачала головой. Отвернулась от нас.

— Эх, жаль, — с ядовитой усмешкой протянул я, и взгляд метнулся в сторону, где стояла Далира.

— Слышь, Лев, смотри, твоя Борисычу глазки строит.

Эх, если б моя, я бы может даже шапку на зло бабке не снимал.

Но я пацан смелый, всем уже рассказал, что Лира моей будет.

Будет и всё, можете расходиться.

И хотя я шагал дальше вдоль витрины магазина, взгляд сам лип к точёной фигурке.

Далира красивая. Никогда не думал, что мне такая понравится: взрослая, да ещё черноглазая, как мой старший брательник, брюнетка, со смуглой кожей.

Я как-то по блондиночкам специалист, а тут не знаю, что дёрнуло. Как только первый раз её увидел, покой потерял.

Может от воздержания?

Я целых два месяца ни-ни. У меня трагичная любовь, и вот опять на те же грабли.

Тут без шансов на спасение, у неё юбочка до колен эротично обтягивала бёдра, и эти бёдра при походке – хоп-хоп, покачивались, маняще, что кровь в пах подступала. И вроде скромно одета, а вроде – чистый секс. Явно видно, какие у неё стройные, длинные ножки. И я в своих мечтах закидывал их себе на плечи и целовал.

Вообще девок с такими фигурами раз-два и обчёлся, чтобы и талия тонюсенькая и груди полные.

Пальто расстегнуто, хотя не жарко.

И расстёгнуто, мать её, не для меня.

Чёрные, как самая беспробудная ночь, волосы прядкой выпали из высокой причёски, она их тонкими пальчиками за ухо заложила.

Зачем она такая?!

Я сейчас разрыдаюсь от горя, что она не моя, и от счастья, что моя мечта существует.

Свистнул. Лира обернулась на секунду и опять вернулась к разговору.

У моей красавицы невзаимная, страстная любовь. Она втюрилась во взрослого мужика, Романа Борисовича Клёнова, что-то пыталась ему объяснить, а он сопротивлялся.

Ну не знаю. Я на девку старше себя запал, но она-то куда? Борисыч её на двадцать лет старше , в отцы годится, голова седая.

Сдаётся мне, что у девушки проблемы с психикой. Мой любимый вариант – изрядно не в себе, прямо как я.

Будем мы с ней к одному психотерапевту ходить. А что? Удобно.

Что в нём такого, а, Лира?

Борисыч физрук в школе, мужик жёсткий и психологический насильник. Моей малышке такой не подходит, ей нужен кто-то помягче, вроде меня.

Вот я прямо идеально подхожу!

— Лев, идёшь? — окликнул Сёма.

Мне и плохо, и хорошо. Смешались чувства. До слёз обидно, что одинок, и нет такой у меня, как Лира. С другой стороны злился, что она в принципе есть, но сопротивляется дурочка.

Я отвернулся от пацанов.

Она сейчас домой всё равно. Лира никуда не ходит, девочка приличная. А я как раз по соседству живу.

Надо принимать меры, а то вдруг старик Борисыч согласится и утащит девчонку к себе. А он конкретный мужик – женится и охранять будет, детей ей наделает.

Зачем мне это нужно?

Мне за всю мою длинную, тяжёлую девятнадцатилетнюю жизнь, второй раз девушка так понравилась, и второй раз такой облом. Хотя нет, с Далирой пока ещё не обломился.

Я же всё равно своего должен добиваться.

— Ладно, пацаны , давайте.

Сёма с Кирюхой ржали надо мной.

— Успехов тебе, Лёва, она похоже крепкий орешек.

— У неё попка как орешек.

— Но! — возмутился я.

— Ты не расстраивайся, если не даст.

Они уходили и угорали надо мной.

— А это уже не ваше дело!

— Понятно, что без нас разберёшься!

Они махнули мне, потом отправились своей дорогой.

Я остался стоять и ждать свою девушку.

Отшил её Борисыч!

Е-е-е!

Да! Молодец, мужик!

По личику и мокрым глазам, которые прятала Лира, видно, что послал её Клёнов ласково, но далеко.

****

Далира Басамовна Замалиева по национальности татарка, но на русском лучше меня говорила. Приехала издалека, неизвестно откуда. Устроилась училкой в нашу поселковую школу. А я только в прошлом году её окончил. Если бы Лира тогда работать пришла, я б, наверное ей прохода не давал. И так-то достал несчастную, в прошлый раз портфелем меня огрела.

Но это любовь, пусть теперь терпит.

Преподавала она иностранные языки. Не только английский, кажется факультативом вела французский. А ещё она на восточных языках шпарила, это в нашей школе точно не пригодилось.

Ей двадцать шесть лет, только-только. Меня на шесть с половиной лет старше. Вообще ничего страшного! Она ещё такая… Хорошенькая, на девчонку похожа.

Что моей любви сопротивлялась, не знаю. Я ж не ученик школы, могла бы расслабиться и получить удовольствие.

Стучала каблуками, как копытами, лань статная. Такая гордая шла по дорожке, пальто застёгивала. Оно у неё совершенно бесформенное, прятало такую чудесную фигуру.

Мы как поженимся, я ей нормальное пальто куплю. Сама она купить не может.

Она без денег совсем. У неё карточки даже нет, платит наличкой и монеты собирает. Я видел, как она ходила в магазин, купила себе пачку макарон и маленькую упаковку специй. А соль у меня стрельнула.

Так стрельнула, прямо в сердце!

Далира не может дотянуть до зарплаты, а я работаю, квартиру сдаю, и у меня ещё карманные деньги имелись. Родственники потихоньку подкармливали бедного студента. А родственников у меня о-очень много! И все не кровные, но близкие.

У неё печально опущены длинные ресницы, она подкусывала губки. И над верхней губой родинка.

У меня слабость во всём теле. Что там этот Борисыч ей сказал, что у неё такой замогильный видок? Что, нельзя было ласково с ней? Ну да, немного злюка, но слабенькая, маленькая, невероятно привлекательная.

2

Мог бы и эту квартиру сдать. Но мне нравилось, что в посёлке есть, куда завалиться и это не дом родителей. В девятнадцать иметь своё жильё – просто невероятно круто.

Возможно, поэтому лет в семнадцать я всем навязывался, со всеми знакомился, вливался во все компании, а теперь наоборот: меня искали, ко мне в друзья набивались.

Как жизнь меняется! И это зависит от того: есть у тебя недвижимость или нет.

Когда я во взрослую жизнь входил, батя и старший брат Касьян со мной разговаривали на тему, кому я нужен и что с этим делать. Оценив мои умственные способности как в целом неплохие. Отпустили с Богом в свободное плаванье, но приглядывают.

Трёхкомнатная квартира старой планировки. Комнаты маленькие, потолки невысокие. Балкон имелся. Мебель старинная.

Пустая квартира… Я сразу свет включил. Фонарь осветил маленькую прихожую, никак не могу привыкнуть, что на вешалке только мои вещи. Когда-то здесь с братом жил. Брат Миха бросил учёбу, ушёл в армию.

Я один.

И мне страшно смотреть в глубину этого маленького коридора. Мне всё время кажется, что там стоит высокий, здоровый мужик, держит в руке ремень. Бегут по коже мурашки. Я – маленький ребёнок.

Намного раньше здесь жил мой отец – Лисицын Сергей. Очень жестокий. На спине у меня четыре шрама остались — воспоминания о папе. Бил. Недавно я на очередной попойке потерял паспорт и взял отчество и фамилию кровного отца. Это такой вызов своим страхам.

Но он всё равно стоит в конце этого коридора.

Несколько шагов, я везде включил свет.

Батя Гриша забрал меня в приёмную семью, по наводке моей первой учительницы Марии Николаевны. Меня спасли. Теперь у меня куча приёмных братьев и сестёр, родня вся добрая.

Психику лечили мне десять лет, не меньше. И всё, что осталось от садиста — это сны и боязнь одиночества.

Экран телефона сиял беспрерывно. Заряд опять садился. Приходили сообщения, звонков по десять в минуту. Я не отвечал. Мне надо, чтобы они были, все эти люди. Чтобы мне можно было кому-то позвонить, с кем-то тусануть.

Нет у меня маниакально-депрессивного психоза, я только сегодня обнаружил, что могу девушку силой взять. Сам испугался. И депрессий нет. Есть – тревожное расстройство. Это заблуждение, что с этим расстройством люди молчат. У меня обратная форма, я болтаю, окружаю себя людьми, предпочитая среди знакомых количество качеству. Сильная, постоянная тревога, я не справляюсь иногда с нервной энергией, а болтовня меня успокаивает.

И я не понимаю, что мне делать в этой квартире одному. Я здесь только потому, что она за стенкой. Сейчас… Я позвоню десятку пацанов и спрошу совета, как Далиру заполучить.

Нет.

Это личное.

Казалось, личного нет с тех самых пор, как Мишка-брат меня кинул. Точнее он просто в армию ушёл, а у меня истерика по сей день не закончилась.

У меня ещё есть сестра единокровная, дочь Сергея Лисицына. Я о ней никому не рассказываю. И о Далире никому не скажу.

— Зараза, когда уже оставишь меня, — прошептал себе под нос, смотрел на светящийся экран телефона.

Полли, собственной персоной.

Кухня в моей квартире являлась одним из важных помещений. Пожрать – великое дело.

Кухонная мебель: шкафы, выдвижные ящики, полки и столешницы ещё с древних времён остались, я ничего не менял и не собирался. Кухонная техника моего возраста, даже микроволновка фурычила, холодильник работал исправно. Его открыл и навис, разглядывая, что бы съесть.

А телефон продолжал вибрировать. И я лениво ответил Полли.

Полина Рыбкина – дочка богатого папочки, её тётка непосредственно связана со мной. Это та самая Мария Николаевна, моя первая учительница. Она хотела меня усыновить. Какое счастье, что не сделала этого. Есть же Бог на свете! Иначе я бы был обречён на Полли в жёнах, а так вроде имею место для манёвра и полное право сопротивляться.

— Лёва! — пищала в трубку Полли, требующим, мерзким, жадным мяуканьем, обычно это с претензией происходило.

— Полли! — заверещал я в трубку.

Она рассмеялась, но как-то нервно.

Вот нахрена настраивать так бабу с юности, что она от меня отлепиться не может. Ей обещали, что мы поженимся.

А это ложь!

Я готов трахать всё, что движется, но если у этого имя – Полли, пальцем не трону. За километр оббегу. Чур меня­, чур!

Надо с Марией Николаевной поговорить, чтобы избавила меня от этого груза. Но проблема в том, что Маша в доску убеждена, что я должен жениться на Рыбкиной и войти, так сказать, в ту семью.

А мне даром не надо, и не надо, если заплатят.

— Лев, почему ты не берёшь трубку? С кем ты? Я чувствую, что ты мне изменяешь.

— И это говорит девчонка, с которой я даже не трахался. Я не могу тебе изменить, Полли!

Достал из холодильника салат оливье и холодец.

— И сколько мне тебя ждать?

— Не жди меня Полли, я не люблю тебя.

— Какая любовь в наше время, Лев?

— Настоящая.

— Мы притрёмся, просто надо начать жить вместе.

— И долго ты будешь по воле тётушки унижаться передо мной? — я протянул руку и открыл ящик с посудой. Но она вся лежала в мойке: грязная и страшная.

— Я общаюсь, а не унижаюсь! Ты, придурок, Самоделов!

— Лисицын, я сменил фамилию.

— Значит, Самоделовы тебя выкинут на улицу, тогда прибежишь. Ты никуда не денешься от меня.

— Мне Эльвира звонит…

— Ты же с ней расстался!

— Не верещи так, ты мне не нравишься…

И не хватало смелости, дать полный отпор. Не мог я. Вот вроде оскорбил, она не оскорбилась.

А дальше что?

Не привык я отталкивать.

Закрыл глаза, Полли пищала в трубку угрозы, признания в любви, перемешав всё в кучу.

А у меня перед глазами Далира и её, сводящие с ума, губы.

— Я люблю женщин в возрасте, кареглазых брюнеток, поняла? Ты мне не подходишь!

— Видала я твоих любовниц! Все девки твои блондинки, не ври. Лёв, ну может помиримся, я больше не буду тебе папой угрожать.

3

Далира

Я сидела, закрыв глаза, а на коленях лежала книга. Ещё из развлечений был телевизор, но я сегодня книги в библиотеке взяла, хотела почитать, никак не получалось. Не ела давно, мысли разные в голову лезли. Приходилось по нескольку раз перечитывать абзацы.

Надо было извиниться перед Романом Борисовичем за навязчивость и вспыльчивость. Наверное женщины себя так не должны вести, но мне нужно хоть на что-то опереться… А он такой добрый и красивый. А красивые люди, они несчастные.

Я знаю не понаслышке, сама такая.

Одинокая. Из-за избытка поклонников. Ведь красота внешности всегда привлекает. И не надо думать, что мужчинам легче, чем женщинам. Пусть Роман Борисович в возрасте, действительно, в отцы мне годится, но обворожительность и шарм никуда не делись.

Найти себе вторую половину, которая будет ценить не только внешность, крайне сложно. И это только прибавляет неуверенности в себе. Привлекательные красавицы и красавцы обычно враждебны к внешнему миру и прячут свой внутренний.

Разве не так?

Красивый мужчина слишком скрытный. Мне говорили о Романе… Что про него только не говорили. А он выбрал себе богатую женщину на шикарной машине. И я ещё её оскорбила. А может там любовь.

Я дура.

При всех своих внешних данных, я старалась ещё и быть умницей, но ни к чему хорошему это не привело. К голоду.

Сейчас я позвоню Хану, через два часа буду уже сытая и в тепле. Закончатся мои страдания. Но к сожалению, начнутся новые. Родной брат хочет меня продать, и увы не замуж, потому что замужем я уже была, и мне двадцать шесть. Я теперь какой-то расходный материал: бездетная, в возрасте, но ещё привлекательная.

Что ж безумный старик не нашёл мне замены? Папа выдал замуж, спрятав от навязчивого ухажёра, но я овдовела, и меня опять одержимо хотят. И готовы выкупить у брата.

Страшно.

Рано овдовела, отец погиб, брат забрал имущество и предприятия себе. И сразу решил избавиться от меня, продав давнему поклоннику. Но я собрала свои сбережения и сбежала подальше.

Я всю жизнь буду скрываться от преследователей.

Третий раз в жизни мне пришло в голову изуродовать себя. Сейчас взять нож исполосовать лицо и грудь, чтобы наверняка... В больнице накормят. Но в школу уже работать не пустят.

Они считают, что красивые люди – это счастливые люди, потому что перед нами открываются все двери, но это не так.

Роман Борисович – красивый мужчина. Вся его жизнь наполнена тем, что пережила я, и мне вдруг показалось, что мы могли бы быть вместе, хотя он намного меня старше. Но к этому я привыкла.

— «Роман Борисович…», — начала писать я сообщение.

Пальцы дрожали.

Я захлопнула книгу, текли слёзы и капали на обложку.

Как же есть хочется! Опять всю ночь пить кипяток?

У меня высшее образование, знаю девять языков, меня очень сильно любила мама, именно поэтому в нашей семье я умудрилась стать образованной. Хотя замуж меня выдали в шестнадцать, муж не препятствовал заочному обучению.

Я так хотела жить нормальной жизнью, но как-то всё время не получалось.

Из богатой семьи. Вот всё умела и всё знала, и при этом у меня...

Полная! Абсолютная! Экономическая безграмотность!

Я уже занимала деньги на еду и мне всё время не хватало.

Вначале я жила в городе, сняла подходящую квартиру… Транжира. Покупала себе одежду, ходила в салон красоты.

За мою красоту мне с детства везде помогали. Что бы я не попросила, мне даже фрукты и вещи в магазинах дарили просто так. Эта помощь сделала меня уязвимой. Одно дело принимать подарки от незнакомых, когда рядом муж или родственники, а другое дело остаться одной. Привыкла к безвозмездной помощи, теперь не могла самостоятельно справиться с проблемами. Я, конечно же, первое время самостоятельной жизни всё так же ждала помощи от посторонних. Оказалось, что за это надо платить натурой.

А потом я ещё узнала, что красивой девушке устроиться на работу невозможно. Я пять раз ходила на собеседования, со мной даже трудовой договор не успевали подписать, а начинали домогаться.

Мужчины от рождения относились ко мне как красивой кукле. Даже родные, что говорить о чужаках. Ты красивая и глупенькая. Ты – кукла. Все мужчины так думают, независимо от статуса и возраста. Я могу знать тысячу языков, иметь сотню высших образований, но этого никто не увидит. Я просто смазливая и все. А если у меня будут успехи, то их припишут моей красоте. Никому ничего не докажешь, только если детям и хорошим людям. Поэтому мне самое место в школе. И хорошо, что у меня младшие и средние классы.

И Роман Борисович там же… В такой же ситуации, как я, всю жизнь. Но он сильный, а я нет.

Надо извиниться перед ним и его женщиной.

Вечная борьба.

Я не могу рассчитывать на откровения со стороны мужчин. Роман Борисович был откровенным, добрым… Этим и поразил меня: добротой и открытостью. А я ему не нужна, нужна богатая женщина. А может он её любит, а я влезла. Так мерзко повела себя. Как этот парень-сосед на лестничной площадке.

Разве можно взаимность напором выбить?

Какая же я дура пропащая!

И не в состоянии позаботиться о себе.

Не понимаю, почему деньги вот только что были и уже их нет!

А мне к тридцати годам. Не умею зарабатывать, у меня никого нет, я вынуждена сидеть дома, потому что меня постоянно пытаются изнасиловать.

И вся моя жизнь – это проснуться утром, добежать до работы, чтобы какой-нибудь малолетний сосед меня не ущипнул за задницу, а потом быстро вернуться и закрыться в своей квартире.

Я бесконечно одинока.

В дверь звонили.

****

Мне в принципе позвонить никто не мог. Я настолько осторожна, что никто не знал, где я живу. Не разговаривала с незнакомыми мужчинами, не позволяла себе никаких улыбок, у меня всегда опущены глаза.

И, конечно же, я не позвоню Хану, лучше с голоду умереть.

— «Роман Борисович, я прошу простить меня. И, пожалуйста, извинитесь от моего имени перед вашей женщиной. Это какое-то помутнение, я не хотела вас оскорбить и не хотела навязываться».

4

****

Я проснулась очень рано, за окном было темно. Луч холодного света от высокого уличного фонаря скользил по подоконнику, дивану и попадал на широкие плечи, спящего ко мне спиной, молодого человека. Ощущение то, что это сон, почему-то усилилось, хотя я уже открыла глаза и понимала – проснулась.

Но мне казалось происходящее чем-то нереальным. Столько времени я одна, столько времени тревог и переживаний, и вдруг неожиданная тишина внутри.

Человек живой рядом. И не требует, не настаивает, не ставит условия, а просто спит рядом со мной. И можно ощутить его приятное тепло.

Я сопротивлялась этим ощущениям, но как-то вяло. Нужно было взять себя в руки и что-то там ещё… Бдеть, критично относиться к сложившейся ситуации. Но до нытья внутри, до стона слетевшего с губ, хотелось расслабиться.

Это ведь так приятно: лежать на диване утром и смотреть на спящего мужчину.

Почему-то я не ощущала его возраста, Лев был для меня в этот момент именно мужчиной.

Действительно фигура его широкоплечая. Ярко выделялась рельефная мускулатура, особенно в холодном сочетание света и теней, выразительно подчёркивающих упругие мышцы. Он явно занимался спортом. А так ведь и не подумаешь, что Лев может оказаться под одеждой таким крепким.

Робко, несмело, указательным пальцем я коснулась парня, а кожа его мягкая.

Прикрыв глаза, я его понюхала. Просто так захотелось, потому что он пах чем-то приятным. Лёгкий цитрусовый аромат, и его личный запах бархатистый, мужской…

Тело неожиданно начало реагировать на присутствие такого… Льва.

А ведь я никогда в жизни не имела отношений с ровесниками или парнями младше. Никогда в жизни не приходилось лежать с сильным молодым парнем. Раньше не тянуло к мужчине. Видимо слишком строго меня воспитывали, и все тайные желания оставались не только тайными для окружающих, но и для меня самой.

Мне можно… Я взрослая, независимая, я не замужем. Никому не изменяю и никого не оскорбляю. Та девушка, которая пристаёт к Лёве, ему не нужна. А нужна я. Это чувствовалось. Хотя на лестнице хорошенько меня так напугал. Быстро исправился, дал мне то, что нужно. Теперь я хотела отблагодарить.

Подушечками пальцев я нежно провела между острых лопаток, по выступающим позвонкам, косым мышцам на боках. Я положила ладонь чуть выше копчика, на его поясницу. И почувствовала жаркое, непреодолимое желание впустить в себя.

Моё тело затрепетало, и в какой-то момент, буквально за считанные секунды, у меня начали намокать трусики. К горлу подступил ком, завязывалось жгучее желание. Я не могла этому сопротивляться, чувствовала, как набухают складочки, как твердеют соски.

И какое блаженство, что можно не давить в себе это, а насладиться в полной мере.

И даже… Получить секс. По обоюдному желанию.

Тишина, тепло и покой, приятные, щекочущие нос запахи – это сыграло роль, где я далеко не жертва, а наоборот хищница.

Я хотела!

Это так удивительно для меня.

Не отрывая свою ладонь от Лёвы, повернула голову и усмехнулась. На маленьком столике, перед диваном, лежали его вещи: отключенный телефон, спортивные часы на широком ремешке и пачка презервативов. Я медленно до неё дотянулась и вытащила одну упаковку.

Лёва пошевелился. И я сделала то, что захотела – обняла его со спины и протянула ему презерватив.

Ничего не сказал. Может у него тоже ощущение дрёмы, немного сказки.

Забрал у меня упаковку и пальцы мои поцеловал. Я почувствовала мягкость его губ и жёсткость его щетины. От прикосновений по пальцам к запястью, по предплечьям к груди побежали мелкие мурашки, похожие на электрические разряды. Они искромётно, фейерверком разлились по всему телу колючим и резким желанием секса. Закипела кровь в венах, утомительно пульсировала в лоне. Груди словно наливались, соски становились болезненно-возбуждёнными. Плоть требовала немедленной разрядки.

Возня, шуршание, треск резинки.

Я закрыла глаза, медленно легла на спину и почувствовала, как Лев аккуратно прикасается ко мне. Нежно проехал губами по моему лицу. Поцеловал в висок, в щёку. Губы–подушки мягонько соприкасались.

Мозолистая рука скользнула мне под кофточку, погладила живот. Пальцы длинные и сильные забрались под резинку штанов.

Никакой резкости, настолько всё тягуче, изматывающе-желанно!

Меня в мелкую дрожь кинуло, Лёву тоже.

Его тело стальным стало, и головка органа чуть касалась моей кожи в районе пупка, и от этого сжималось всё внутри – от предвкушения и волнения.

Лев обтирался и ласкался, вроде, как и не хищник, а котёнок нежный. У него невероятно сильные руки, он нависал надо мной. Потянулся за поцелуем. А я потянулась к нему…

Я?

Я шла навстречу, проявляла инициативу?

То есть я могла, и я способна, если хочу.

А губы горячие прикоснулись к моим губам. Мы слились в поцелуе, его жадный язык сплетался с моим, и я стонала, выгибаясь под ним. Желая, чтобы лёг сверху и прижал к постели, тяжесть его хотела чувствовать, и твёрдость внутри.

Приподняла попу, он стащил спортивные штаны вместе с трусиками. Опустился на локти. Тёмными, большими глазами уставившись мне в глаза. И опять ничего не сказал. Закинул мою кофту и жадно припал ртом к соскам на груди, втянув их прямо через тонкую ткань лифчика.

И я плыла, ныла, текла!

От россыпи поцелуев, от той нежности, которую он умел дарить. При этом сохранял напор, делал быстро, энергично и ярко.

Такой желанный!

Обхватила его ногами, и мне было удобно это делать, Лев стройный… И напористый.

Вошёл в меня по обильной влаге.

****

Лев укрыл меня всем телом, при этом не давил. Медленно входил. Его дыхание отрывистое опалило мой висок. Желание накатывало удушающе-томительное. Мужские мозолистые руки нырнули к моей ягодице и защемили её.

Бёдрами повела, чтобы почувствовать твёрдый орган. Пробивала дрожь.

Я лежала под малознакомым соседским парнем совершенно голая, он продолжал дарить необычные ощущения.

5

Меня взяли работать учительницей английского языка в школу. С радостью – зарплата минимальная, а я с такими дипломами приехала. И хотя брал меня на работу именно мужчина, давно его было не видно, вот узнала, что он уволился.

Завуч, Алевтина Максимовна нормально ко мне относилась. Единственная из всего коллектива.

Мне не привыкать, женщины считали меня опасной. Прямо как ведьму, которую надо сжечь на костре. Собственно без причины.

Завистники и недоброжелатели, которые не упустят шанс оклеветать и оскорбить всегда появлялись, а здесь чисто женский коллектив. Уволились последние мужчины из школы. Это были Роман Борисович и директор.

Женская дружба – это очень опасная штука. Женщины бывают жестоки и мстительны, они ненавидят, делают гадости распускают слухи и издеваются, хотя я ничего им не сделала, и вообще недавно начала работать. Насмехались… Это учителя! Где-то восемьдесят процентов незамужние, разведённые. И я словно угроза. Непонятно какая, что я вообще сделала? Острые шутки, «остроумные» замечания. Мерзкие взгляды.

Но я давно в этом живу. Так что у меня мудрость – сбегать от негативных отношений и стойкость. Если начнёшь контактировать активно, они сделают жизнь невыносимой.

Но всегда будут вот такие, как Алевтина Максимовна. Даже если я ей и не нравилась, она мне не показала и не сказала этого. От того, что я с другими держала дистанцию, завуч нормально общалась со мной. Она теперь временно исполняла обязанности директора, искала трудовика. Худощавая, кареглазая, деятельная, сорокалетняя хорошая женщина.

Она моментально подавляла сплетни и конфликты. И мне собственно, общения с ней хватало.

Алевтина Максимовна имела в своё время некоторые планы на Романа Борисовича, точнее сказать, по мнению вахтёрши, она в него глубоко влюблена.

Но я не верила. Если б это было так, они бы уже вместе жили, видно же, что Алевтина - женщина хваткая.

Он её избегал, она его. Роман Борисович преподавал физкультуру, был отличным тренером, ребят поднимал, его очень сильно уважали.

Алевтина Максимовна говорила, что он слишком суров, жёсток и что имеет замашки психологического насильника. Самовлюблённый, самоуверенный.

Я ничего такого не заметила.

Роман Борисович обратил на меня внимание, точнее нет, всё неправильно, вот сейчас я чётко видела, что он на меня внимание не обращал, просто он хорошо относится к людям, и я была не исключением. Так как для меня взрослый мужчина это некая защита и способность выжить в этом мире, я напридумывала себе многого, и теперь было необходимо как-то изменить ситуацию.

Не хотелось, чтобы завуч думала, что я за ним бегаю… Точнее я бегала, но теперь всё по-другому.

Стояла вместе с Алевтиной в учительском туалете, куда нельзя было заходить ученикам. Да и сам туалет располагался так, что просто не попадёшь в него, придётся пройти через медицинский кабинет, либо со стороны мастерской, куда дети обычно не заходят. Окна заклеены плёнкой, приоткрыта форточка с решёткой. Алевтина Максимовна парила какую-то гадость и прожигала меня карими глазами:

— А что ты ему вчера сказала? — спросила она.

— Вчера я видела его с женщиной, он наверное женится. У меня молодой человек появился, — я покраснела и улыбнулась.

У завуча неожиданно смягчилось лицо, и она даже позволила себе улыбку.

— Поздравляю.

— Он очарователен, немного младше, — усмехнулась я, неловко поправляя свою юбку.

— Я рада за тебя. Уже беспокоилась, что на такого старика, как Рома, потянуло. Как познакомились?

— Он сосед. Надёжный. У нас только всё начинается.

Алевтина взрослая, я ей в дочери гожусь. Может быть поэтому она неожиданно порадовалась за меня и вполне даже откровенно.

— У тебя невероятные успехи во всех направлениях, — сказала она. — У нас никто так иностранный не учил, смотри-ка у тебя одни четвёрки и пятёрки.

— Знаете, мы готовим песню.

— Битлз, уже слышала. Орут теперь на переменах хором.

— Никто не любит говорить на иностранном, это всё непонятно, а вот петь, даже не понимая слов, любят многие. А если перевести, то будут интересоваться.

— Глядишь, на иностранные языки начнут поступать.

Она рассмеялась, спрятала свой странный прибор для дымления и пригласила меня на выход.

****

День был наполнен волнением, стеснением и радостью одновременно.

У меня Лёва!

Лёва со мной случился, Лёва мне на всю голову. В сердце он, внутри по крови бежал, я от одного воспоминания об утреннем сексе томно вздыхала.

Румяная, счастливая. Я помнила это чувство полёта и эйфории. Влюблённость. Достаточно опасная штука в моём случае, но ничего поделать не могла. Мозг словно отключался, и я вроде уже строила планы на дружбу с Лёвой, конечно на сексуальные отношения. И очень сильно боялась его родственников.

Уроки проходили сами собой. И пусть мне навязали начальные классы, я не против. С детьми весело заниматься. Решила задержалась в школе. Библиотекарь – женщина пожилая попросила помочь разложить книги.

Спешить мне было некуда вовсе. У Лёвы вторая смена в университете.

А ещё позже до меня дошла мысль, что он не взял мой номер телефона. И я неожиданно начала готовиться к тому, что всё не так и сладко у нас. Возможно этой мыслью я притянула зло. Сомнением в своего Лёву. Он такой классный и славный, что нельзя в нём сомневаться ни капли…

Да, мне двадцать шесть.

До слёз за себя обидно, потому что я верю в любовь. В настоящую, долгую, вечную.

Глупая, наивная Далира. Потому что парень слишком юн, а это однозначно ветер в голове.

В библиотеку вошла некая Елена Алексеевна. Ненамного старше меня. Невысокая, располневшая разведёнка с одним ребёнком. У неё мальчик трёх лет, который почти всё время проживал с её родителями. Она натянула неприятную улыбку, я и улыбаться не стала.

— Далира Басмановна, — обратилась она ко мне.

Я уже раз десять делала замечание, что она неправильно называет моё отчество, пока не поняла, что это говорится нарочно.