Личное дело майора Беркутова

Глава 1

Пролог

Паулина

Я спешу с работы, бегу по ярко-освещенной улице, затаив дыхание, замираю, когда гаснут сразу три фонаря.

Кусая губы, обдумываю решение – броситься стремглав вперед или наоборот, вернуться назад.

Неожиданно рядом со мной останавливается тонированный джип и открывается пассажирская дверь, та что с моей стороны.

- Детка, тебя подвезти?

Нервно вздрагиваю. Но голос мужчины настолько гипнотизирует, что я невольно замираю. Он действует на меня так сильно, что я поворачиваю голову в сторону его обладателя.

Тут же встречаюсь с волевым лицом мужчины.

Ему лет тридцать пять, и по его облику и тому, как он держится понятно, что весь мир принадлежит ему одному.

Он бросает на меня тяжелый взгляд, хмурится.

Я склоняю боязливо голову, и трясусь как зайчик, никуда не следуя – ни вперед, ни назад.

- Ты чего боязливая такая? – цедит он.

И я еще больше трясусь, потому что от мужчины исходит угроза. Явная, не мнимая. Чувствую это каждым нервом, сопротивляюсь себе, пытаюсь мысленно успокоиться, сказав, что мне ничего не грозит.

Но я ошибаюсь, потому что мужчина выходит из машины и направляется ко мне. Как мышонок ищу любую лазейку, чтобы справиться, но не нахожу.

Высокая фигура, мощная, уже равняется со мной.

- Тебе ничего не угрожает, - басит незнакомец, и нависает надо мной огромной фигурой.

Теперь я могу рассмотреть его - сокрушительный подбородок, прямой нос, брови вразлет, дополнительный акцент – хищная улыбка на красивых губах.

Внезапно звонит телефон, и он достает трубку из кармана.

- Да… нет… не трогайте его, - перекидывается с кем-то несколькими словами.

Я же делаю попытку уйти, но мужчина быстро выставляет у меня перед носом руку, не дает мне шанс на побег.

Пока он занят не мною, рассматриваю его внимательнее - темные волосы уложены модно, высокие скулы, красивые губы.

- Чего вы хотите от меня? – спрашиваю настойчиво.

- В детском отделении, где ты работаешь, лежит моя дочь Аня. Я требую, чтобы ты лично ухаживала за ней.

Удивленно округляю глаза.

- Стоило ради этого меня пугать? У нас много санитарок и медсестер в отделении, они присмотрят за вашим чадом. Не беспокойтесь…

- Заткнись, и слушай. Я хочу, чтобы именно ты за ней присматривала.

Нервно сглатываю. Странное требование, учитывая тот факт, что я будущий доктор. Прохожу в детском отделении ординатуру.

Так случилось, что к нам в отделение привезли мальчишку, и я провела с ним половину ночи, держа его за руку.

Ни он не хотел, чтобы я уходила, ни я - не хотела покидать его.

В результате я возвращаюсь домой в три часа ночи.

Живу недалеко от клиники, снимаю квартиру вместе с парнем. На такси денег жалко, приходится бегать.

Я сотни раз просила Стаса встретить меня, но он лишь пожимал плечами, говорил, что сама виновата, не надо было идти на практику в стационар, где есть ночные смены.

- Аня Саврасова ваша дочь? – спрашиваю дрожащим голосом у мужчины.

- Да. Моя дочь. Мне запрещено приближаться к ней судом.

Ах, вот оно в чем дело. До меня доходит, почему мужчина избрал такой странный способ для передачи передачек дочурке.

Я чуть заикой не осталась.

- Знаете, как вас там…

- Макар Ермаков, - мужчина цыкает как-то странно, разглядывая меня как какую-то дичь диковинную, с головы до ног, цепляясь колючим жгучим взглядом за все мои выпуклости.

- Я помогу вам, передам вашей дочери всё, что вы захотите, только не нужно меня так пугать. Ладно?

- Идет, - протягивает руку для рукопожатия. И я жму его руку, другого выбора у меня нет.

Она у него крепкая, даже чересчур, обладатель такой руки должен как минимум, быть здоровым, как максимум, заниматься каким-то видом борьбы.

Мужчина оставляет мне номер телефона, говорит, что со мной свяжется его человек,

- У меня у самого времени мало, я занятой человек. Будет приезжать в больницу проведать Анечку кто-нибудь из моих.

- Хорошо, - соглашаюсь поспешно, жмусь к стене дома.

- Паулина, вас точно не нужно подвезти до дома? Не страшно молодой и красивой ходить одной?

Мотаю головой.

Если бы он знал, что садиться к нему в машину еще страшнее, чем бежать в ночи по темной улице, полной шорохов и теней.

- Ну бывайте, - садится в машину, и тут же авто срывается с места.

Сердце мое бедное так сильно колотится, что я припускаю, и спустя минуту ловлю себя на том, что бегу быстрее, чем заяц, за которым гонится стая гончих.

Запыхавшись, влетаю в подъезд девятиэтажки.

Глава 2

Паулина

- Паулина Андреевна, у вас сегодня дежурство? – окликает меня женский голос. И я оборачиваюсь.

Передо мной - медсестра Виктория, женщина пышная, средних лет, в синем медицинском костюме, и в синей шапочке.

- Нет, я не дежурная, меня Лена просила до трех часов ночи пробыть в отделении, у нее… у нас трое сложных детей. Надо присмотреть за ними. - У Елены Евгеньевны – моей наставницы, педиатра со стажем, сегодня дежурство в трех отделениях, разорваться она не может. Я страхую, - виновато улыбаюсь.

Женщина продолжает пристально глядеть на меня. Ёжусь.

- Виктория, что-то хотите сказать? – помогаю ей начать диалог.

- Вы еще молодая, только в ординатуру поступили, не понимаете, что к чему. Не давайте никому садиться вам на шею. Не заметите, как припашут.

Прозвучало ее наставление не очень прилично и ободряюще. Мы на работе и здоровье детей – главное для нас. Но похоже, Вика относится к своей работе чисто механически. За пятнадцать лет зачерствело сердце.

В целом, мне не нравится, что кто-то дает советы не по делу.

- Мне не в тягость, моя работа мне нравится, - разворачиваюсь, иду дальше по сонному полутемному коридору. - Я сама выбрала эту специализацию.

- Паулина Андреевна, вы меня неверно поняли! – летит мне в спину, я же за вас беспокоюсь. Чтобы играть в долгую надо беречь себя. Может, чайку попьем? Я перед сном хотела погреться немного. У меня конфеты есть.

Беречь? Разве не пациентов мы клялись беречь?

Не отвечая на приглашение, иду вперед. Будто зверь чую, что где-то я сейчас нужнее, чем в сестринской.

Проверяю сначала «домашних» детей, они в норме, температура спала, озноба нет.

И только после них иду к подкидышу, которого доставили пять дней назад в отделение по скорой, а сегодня его перевели в палату из реанимации, надо проверить, как он устроился.

С поезда сорванца Сашку сняли.

Как так вышло, что взрослые не увидели? Ни проводник, никто другой не обратил внимание на мальчишку, прятавшегося то под столами в купе, то в тамбуре, то под скамейками вместо чемоданов.

Тоже мне, шпион нашелся!

Теперь с пневмонией двусторонней лежит у нас. Но организм у ребенка крепкий, уже пошел на поправку.

Осторожно захожу в трехместную полупустую палату. Кроме моего подопечного, здесь никого.

Удивляюсь, обнаружив ребенка неспящим. Лежит, дрожит под одеялом.

Машинально касаюсь лба – да температура небольшая есть, потливость. Но не так, чтобы вызывать дрожь, от которой кровать дрожит и пол.

- Почему не спишь? Что-то болит? – спрашиваю нервно.

Худенький мальчишка девяти лет от роду смотрит на меня в темноте, и я включаю плафон над его кроватью.

На меня глядят огромные серо-голубые глазищи. Зареванные. Перепуганные.

- Ты чего, мужичок? Испугался темноты? – аккуратно сжимаю его плечо. И осматриваю пустые кровати рядом. – Скоро сюда заселят друзей тебе, как только можно будет.

- Боязно одному, - выдыхает он тихо, не испугавшись признаться в страхе.

- Ты же в поезде один ехал и ничего не боялся, - напоминаю я.

- Там люди были, - шепчет он, - а здесь никого. Только тени. Останься, пожалуйста, хватает за руку. И тепло его ладони вызывает у меня теплые человеческие чувтсва.

- Саня, ты меня помнишь? Мы уже знакомились с тобой.

Мотает отрицательно светлой головой, смотрит печально.

- Я – Паулина Андреевна. Твой лечащий врач - Елена Евгеньевна, а я ее помощник.

- Кхх… - мальчишка хрипит, пытается прочистить горло.

- Держи водички, - помогаю ему приподняться на подушках, чтобы попить воды из стакана.

Громко отхлебывает старательно и откидывается на подушки.

Провожу рукой по горящему лицу, подмечаю, что у него снова температура поднялась.

- Давай еще таблеточку выпьем.

Мальчонка послушно глотает горькую пилюлю, снова заговаривает:

- Меня бросил папка как ненужную вещь, так тетка сказала, когда мамка умерла. Я долго ехал в поезде, замерз, заболел, - малыш кашляет очень громко. – Мне нельзя болеть. Папку надо найти.

А у меня слезы из глаз. Разве может быть так, чтобы дети ненужными были? Это что за мужик такой урод, бросивший ребенка?

Как же всё несправедливо устроено.

- Зачем он так со мной? Может я плохой? – интересуется мальчонка.

- Малыш, всё не так… всё намного сложнее, - глажу его по руке.

Наконец, он засыпает, и стонет во сне, пытаясь лечь на бок.

- Ну где справедливость? – с болью срывается с моих дрожащих губ. - Сейчас мы его вылечим, и передадим в детский дом, где его уже ждут чужие тети. Он так никогда и не найдет папку!

Шмыгаю носом.

Глава 3

Андрей

- Беркутов Андрей Игоревич, - произносит игриво старший лейтенант Арина, или как ее называет папа – полковник Журавлев, Ариадна, и… садится ко мне на стол пятой точкой.

Кто бы с ней поработал? Объяснил двадцатипятилетней курице, что нельзя садиться подобным образом на стол к старшему по званию. Непринято так.

В принципе нельзя садиться на мужика, если он тебе не позволил!

Напряжение между нами нарастает.

Жеманно поджимает пухлые губы, хлопает наклеенными ресницами.

- Ты. Как. Смеешь? Встала, - приказываю ей, и прожигаю насквозь отрепетированным за годы службы взглядом.

- Я?.. Я же, женщина, не удержалась, упала, - отрывает пятую точку, встает по стойке смирно. Даже китель не поправляет, зараза такая.

- Замолчи! – яростно ударяю кулаком по столу. От тебя одни неприятности и мигрень.

- Ну знаешь ли, Андрей Игоревич, надо было думать головой, а не другим местом, когда меня в койку тащил.

- Я не тащил тебя в койку, ты сама в нее запрыгнула, пока я спал.

- Ну-ну, принцесс ты наш, недотрога, - язвит Ариадна, бешено вращая глазами. – Можно подумать, что ты не хотел женского тела?

- Ты знаешь, прекрасно, что мне совсем не до этого. У меня на работе проблем выше крыше, и дочь растет, истерики закатывает, в женщину превращается! Скоро будет такой же как вы все, - говорю явно лишнее, но дочь полковника меня реально вывела из себя.

- Как мы все?.. Знаешь, Беркутов, что с тобой будет, если я расскажу всем женщинам, что ты о них думаешь?

- Ты не посмеешь! – грозно рычу. Мой рык летит в девушку, но ударяется об стену, и заставляет дрожать всех, кроме Журавлевой.

Сердце бешено колотится и становится нечем дышать.

Как же эта вертихвостка достала меня, готова подловить на слове, лишь бы затащить снова в койку.

- Адя, - перехожу на спокойный тон. – Мы не можем быть вместе, у нас ничего не получится.

- Это еще почему? – не унимается девица. – Жена у тебя умерла, ты свободен.

Ее слова бьют по больному. Прямо под дых. Становится нечем дышать. Земля дрожит под ногами и ноги не слушаются, когда подхожу к окну, открываю настежь.

- Не трогай Настю! – рявкаю зло.

- Больно надо! Я просто хотела напомнить, что ты, Беркут, абсолютно свободный мужчина. Тебе всего двадцать восемь лет и пора жениться… снова. Дочери нужна мачеха.

- Не - ма-че-ха, - стону я, - а - мама. Как ты этого не поймешь, а?

- Какая разница?! – топает ножкой, как кобылка, которой неймется в стойле. - Стефания умная пятилетняя девочка, ей уже пора осваивать науку жизни.

- Что ты имеешь ввиду? – спрашиваю срывающимся голосом, понимая, что у Журавлевой в голове пусто, и все ее идеи пахнут серой и нафталином. А еще угрожают спокойствию и благоденствию окружающих ее людей. Когда Ариадна решает свои проблемы, плачут все. Девушка ни с кем не церемонится.

- В какой-нибудь интернат для умных и непослушных деток ее пора определять, - ввинчивает осторожно, и отодвигается от меня на шаг назад.

Свожу хмуро брови на переносице, опираюсь двумя руками о подоконник.

Внутри меня плещется дикая ярость. Я готов как бог – громовержец рвать и метать сейчас.

К сожалению, для выплеска гнева подходит только горшок с цветком. Хватаю его, размахиваюсь и бросаю в стену со всей дури.

С грохотом разбивается, и земля разлетается во все стороны.

- Пошла, вон!

- Я пожалуюсь на тебя отцу, и он сошлет тебя в командировку, подальше от твоей глупой маленькой ведьмы.

- Ты назвала мою дочь «ведьмой»? Совсем берега попутала? Ей пять лет, она насыпала тебе в кофе соль, а в макароны – сахар. За это ты ее обзываешь? – сбавляю тон, слыша как за дверью возится помощница.

Опускаю глаза в пол. Делаю вдох-выдох.

- Жалуйся, но между нами ничего не будет. Если женщина не нравится Стеше, то мне – также.

Закрываю с грохотом окно, подхожу к креслу, поправляю китель, висящий на спинке, сажусь, и вцепляюсь взглядом в отчет на экране.

Профурсетка Журавлева стоит еще минут десять, потом фыркает и бубня себе под нос что-то о жестокой мести уходит.

Откидываюсь на кресле.

- Тоже мне нагибаторша нашлась. Женит она меня на себе насильно. В очередь!

Бросаю взгляд на фотографию жены, стоящую на рабочем столе. Провожу по ней пальцами.

- Настюш, ты не переживай за меня и Стешку, мы обязательно справимся. Ты нас сделала сильными и терпеливыми.

Глава 4 Визуал

Она

Он

Глава 5

Паулина

Я спешу с работы, бегу по ярко-освещенной улице, затаив дыхание, замираю, когда гаснут сразу три фонаря.

Кусая губы, обдумываю решение – броситься стремглав вперед или наоборот, вернуться назад.

Неожиданно рядом со мной останавливается тонированный джип и открывается пассажирская дверь, та что с моей стороны.

- Детка, тебя подвезти?

Нервно вздрагиваю. Но голос мужчины настолько гипнотизирует, что я невольно замираю. Он действует на меня так сильно, что я поворачиваю голову в сторону его обладателя.

Тут же встречаюсь с волевым лицом мужчины.

Ему лет тридцать пять, и по его облику и тому, как он держится понятно, что весь мир принадлежит ему одному.

Он бросает на меня тяжелый взгляд, хмурится.

Я склоняю боязливо голову, и трясусь как зайчик, никуда не следуя – ни вперед, ни назад.

- Ты чего боязливая такая? – цедит он.

И я еще больше трясусь, потому что от мужчины исходит угроза. Явная, не мнимая. Чувствую это каждым нервом, сопротивляюсь себе, пытаюсь мысленно успокоиться, сказав, что мне ничего не грозит.

Но я ошибаюсь, потому что мужчина выходит из машины и направляется ко мне. Как мышонок ищу любую лазейку, чтобы справиться, но не нахожу.

Высокая фигура, мощная, уже равняется со мной.

- Тебе ничего не угрожает, - басит незнакомец, и нависает надо мной огромной фигурой.

Теперь я могу рассмотреть его - сокрушительный подбородок, прямой нос, брови вразлет, дополнительный акцент – хищная улыбка на красивых губах.

Внезапно звонит телефон, и он достает трубку из кармана.

- Да… нет… не трогайте его, - перекидывается с кем-то несколькими словами.

Я же делаю попытку уйти, но мужчина быстро выставляет у меня перед носом руку, не дает мне шанс на побег.

Пока он занят не мною, рассматриваю его внимательнее - темные волосы уложены модно, высокие скулы, красивые губы.

- Чего вы хотите от меня? – спрашиваю настойчиво.

- В детском отделении, где ты работаешь, лежит моя дочь Аня. Я требую, чтобы ты лично ухаживала за ней.

Удивленно округляю глаза.

- Стоило ради этого меня пугать? У нас много санитарок и медсестер в отделении, они присмотрят за вашим чадом. Не беспокойтесь…

- Заткнись, и слушай. Я хочу, чтобы именно ты за ней присматривала.

Нервно сглатываю. Странное требование, учитывая тот факт, что я будущий доктор. Прохожу в детском отделении ординатуру.

Так случилось, что к нам в отделение привезли мальчишку, и я провела с ним половину ночи, держа его за руку.

Ни он не хотел, чтобы я уходила, ни я - не хотела покидать его.

В результате я возвращаюсь домой в три часа ночи.

Живу недалеко от клиники, снимаю квартиру вместе с парнем. На такси денег жалко, приходится бегать.

Я сотни раз просила Стаса встретить меня, но он лишь пожимал плечами, говорил, что сама виновата, не надо было идти на практику в стационар, где есть ночные смены.

- Аня Саврасова ваша дочь? – спрашиваю дрожащим голосом у мужчины.

- Да. Моя дочь. Мне запрещено приближаться к ней судом.

Ах, вот оно в чем дело. До меня доходит, почему мужчина избрал такой странный способ для передачи передачек дочурке.

Я чуть заикой не осталась.

- Знаете, как вас там…

- Макар Ермаков, - мужчина цыкает как-то странно, разглядывая меня как какую-то дичь диковинную, с головы до ног, цепляясь колючим жгучим взглядом за все мои выпуклости.

- Я помогу вам, передам вашей дочери всё, что вы захотите, только не нужно меня так пугать. Ладно?

- Идет, - протягивает руку для рукопожатия. И я жму его руку, другого выбора у меня нет.

Она у него крепкая, даже чересчур, обладатель такой руки должен как минимум, быть здоровым, как максимум, заниматься каким-то видом борьбы.

Мужчина оставляет мне номер телефона, говорит, что со мной свяжется его человек,

- У меня у самого времени мало, я занятой человек. Будет приезжать в больницу проведать Анечку кто-нибудь из моих.

- Хорошо, - соглашаюсь поспешно, жмусь к стене дома.

- Паулина, вас точно не нужно подвезти до дома? Не страшно молодой и красивой ходить одной?

Мотаю головой.

Если бы он знал, что садиться к нему в машину еще страшнее, чем бежать в ночи по темной улице, полной шорохов и теней.

- Ну бывайте, - садится в машину, и тут же авто срывается с места.

Сердце мое бедное так сильно колотится, что я припускаю, и спустя минуту ловлю себя на том, что бегу быстрее, чем заяц, за которым гонится стая гончих.

Запыхавшись, влетаю в подъезд девятиэтажки.

Глава 6

Паулина

Следом за шорохом открывается дверь, и волна света падает на лестничный марш. Из квартиры выходит мужчина, и машинально смотрит на меня.

Видимо, поза у меня очень странная, поэтому он спрашивает по-отечески:

- Вам помочь?

- Нет, - вскрикиваю я, поднимаю телефон, фонарь, и бегу вверх по лестнице. Так быстро как могу.

Открываю поспешно замок, и очень тихо вхожу в квартиру. Вдруг Стас уже уснул, повторно будить его не хочу. Жалко.

Но к моему удивлению, он не спит.

Слышу, как басит из кухни, то ли сам с собой разговаривает, то ли по телефону. Странно, с кем можно говорить в четыре утра.

- Послушай, Светик, ну потерпи ты еще немного.

Светик? Неужели, он разговаривает таким душещипательным тоном с нашей общей подругой, к тому же посреди ночи?

- Да, эта дурында приперлась домой только что, потеряла где-то телефон, ты же знаешь, какая она растяпа и ротозейка!

Кто?! Почему я об этом не знала раньше?

- Я очень сильно тебя люблю! Скоро мы сможем воссоединиться, ты же знаешь, что нам нужны деньги на нашего малыша. Ты беременна, и уйдешь в декретный отпуск, мне придется тащить на себе нашу семью. Поэтому я поживу здесь столько, сколько можно. Павлуша – добрая душа, платит за квартиру сама, продукты покупает. Она выгодная. Секс? Нет, что ты детка! Успокойся, не плачь. Нет у нас секса, она не в моем вкусе.

Что?

Меня тошнит, при одном воспоминании об утреннем сексе с этим моральным уродом.

Как такое возможно?

Я вся дрожу, мое тело сотрясают рыдания и гнев.

Еще вчера Стас мне клялся в любви, дарил цветы. Как понимаю теперь, купленные на мои деньги.

Срываю золотое колечко – обручальное – подаренное мне парнем, захожу на кухню, швыряю под ноги.

- Уходи. Сейчас же!

Цинично ухмыляется.

- Теперь ты всё знаешь.

По его взгляду понятно, что он ни черта не раскаивается.

- Мерзавец!

- Это ты глупышка, ни черта мужиков не знаешь!

- Мужиков? А при чем здесь ты?!

- Ах ты стерва, - в ярости бросается ко мне, но я успеваю отскочить.

- Только тронь – посажу! – шиплю рассерженной кошкой.

Глядя на разъяренную морду лица Стаса вспоминаю моментально, что на курсе в меде у него была репутация жесткого парня. Я в это не верила.

Наивная.

- У меня и свидетели имеются – однокурсники, они-то знают на что ты способен.

- Дура! Больно ты мне нужна, - Стас идет в комнату, где собирает свои вещи. Вместе со своими вещами он бросает в сумку ноутбук, купленный на мои кровные.

- Это не твое! – делаю шаг вперед

- Да? – смотрит с такой яростью, что я отступаю на шаг назад.

Он меня сейчас не пожалеет, видно по его глазам. Он же теряет источник дохода в моем лице. Теперь ему придется в два раза больше работать, чтобы содержать Светочку и ребенка.

Сомнения меня гложут насчет высокой работоспособности Стаса. Он слишком сильно любит себя, не пойдет на это. Не удивлюсь ни капли, если он заведет роман с какой-нибудь начальницей в клинике.

Но это уже не моего ума дело!

Стас оделся, взял в руку большую дорожную сумку, направился к дверям.

Делаю над собой усилие, считаю до трех, убеждаю себя в том, что не боюсь его ни капли, встаю перед дверью, загораживаю ему выход.

- Ключи… - протягиваю руку. - Ключи от квартиры отдай.

Выуживает из кармана, демонстративно бросает на пол. – Подберешь. Ты же всегда всё за всем подбирала…

- Что?..

- Ты же знала, что я парень Светланы, когда начала встречаться со мной.

- Что?..

- Она так и сказала, что ты будешь прикидываться дурочкой.

- Вы…

- Хорошо играешь роль! - бросает мне Стас, уходя. Он захлопывает за собой дверь, а я оседаю на пол. Горько плачу. Как такое возможно, друг и подруга всё это время меня использовали. Я была третьей в их отношениях с первого дня. Им нужны были мои силы, деньги.

Они меня просто опустошили как энергетические вампиры.

Упав на пол, я долго рыдала, пока не прозвенел звонок будильника, а потом еще один, и еще.

Но пришла в себя я только на моменте звонка из клиники.

- Да?

- Срочно приезжай.

- Что стряслось?

- Малышку доставили с воспалением легких. Отец в дальней командировке, матери нет. Она никого к себе не подпускает, и Елена просил вызвать тебя в качестве «сиделки» для девочки. Она просыпается и плачет, и так до бесконечности.

Глава 7

Паулина

Быстро натягиваю куртку, руки дрожат, никак собачку не могу вставить в пазл.

Бросаю платок, он сейчас неважен.

Выхожу на улицу, почти вылетаю - холодный воздух бьет в лицо, но я не обращаю внимания на неудобства. Только одна мысль в голове – надо успеть взять малышку за руку, пока она снова не очнулась и не заплакала от страха.

Бегу, не иду, а именно бегу, как будто ветер подхватывает и несёт меня. Ноги сами находят дорогу, шаги гулко отдаются эхом в пустых переулках. Всё вокруг размыто, словно мир не важен. Важна только она. Моя маленькая. Оставленная всеми.

Перед входом в больницу резко останавливаюсь, чтобы перевести дух, но сердце всё равно вырывается из груди.

- Да успокойся, ты, – приказываю ему.

В сотый раз даю себе обещание заняться фитнесом или бегом.

Толкаю тяжёлую дверь - запах антисептика для обработки помещений тут же заполняет лёгкие. Кашляю.

Вижу длинный коридор. Где-то там она.

Поднимаюсь на лифте, киваю сестрам на посту и устремляюсь в ординаторскую, чтобы переодеться.

Через три минуты уже подхожу к посту сестринскому, чтобы взять историю болезни.

- Паулина Андреевна, кроха еще совсем маленькая. Ей пять лет. Смотришь на нее и сердце разрывается, - щебечет Катя, сестричка.

- Почему она одна? Где была и с кем, когда ее доставили? Кто-то же вызвал скорую помощь?

- Соседская бабушка вызвала, с ней была девочка. А бабке самой за семьдесят пять, ясное дело, она с ребенком не справилась. Няня сама в больницу загремела.

- А родители где? Семья? – спрашиваю гневно.

- Мама умерла, только отец есть – Беркутов Андрей.

- Это что за отец такой, что пятилетнее дитя одно бросает! - закипаю я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева.

- Он майор полиции, преступников ловит. Подневольный человек, - отвечает медсестра, стараясь говорить спокойно, но её слова только сильнее злят меня.

Этот факт злит меня еще больше, про других помним, а про дочку – нет.

- Это его не оправдывает! - шиплю, сжимая руки в кулаки. Сердце гулко бьётся в груди, ярость смешивается с отчаянием. - А про дочь родную забыл? - голос срывается, а руки начинают дрожать от негодования. Как можно? Как можно оставить крошечную девочку одну в этом страшном мире? Да хоть бы неотложные дела, хоть свадьба, хоть потоп, - но ведь это его ребёнок, его кровь, его жизнь. А она здесь, одна, такая маленькая, в каждом взрослом ищет родное папино лицо.

Знаю, видела такое, и не один раз.

Не сдерживаюсь и прикрываю глаза на миг, чтобы не расплакаться от беспомощности. Как можно быть таким черствым и беспечным?

Впрочем, о чем я?

Все мужики – гады.

Цокая каблучками, устремляюсь по коридору к реанимации. Я должна её увидеть. Должна быть рядом.

Захожу в палату, и сразу её вижу. Маленькая фигурка на большой кровати, вокруг трубки, иголки, мониторы, которые тихо пищат. Грудь сдавливает боль, сердце сжимается так, что кажется, я не могу дышать. Смотрю на неё, и слёзы подступают к глазам. Это невозможно видеть без боли.

Подхожу ближе. Её бледное лицо при тусклом свете ламп кажется таким безжизненным, что холод пробегает по коже.

Нет, нет, нет! Я отгоняю от себя дурные мысли. Это всего лишь пневмония. Да, тяжёлая, но это не конец.

- Многие детки проходят через этот ад, - говорю себе, словно пытаюсь убедить. У меня у самой в годик была двухсторонняя пневмония. Мама рассказывала, как мы с ней лежали в больнице. Мы справились.

И Стешенька справится.

До меня доходит, что у этой крохи нет ни мамы, ни папы. Никого. Она борется одна, в пустоте, среди холодных стен больницы.

Как так?

- Вот встречу её отца, всё ему выскажу! - шепчу срывающимся голосом. - Всё, что думаю!

Сжимаю губы, стараюсь не заплакать. Я остаюсь рядом. Если её никто не защитит, то сделаю это я. Не брошу ее.

Мир вокруг затихает.

Малышка спит, щёчкой уткнулась в подушку. Осторожно кладу руку на её крошечную ладошку. Такая тёплая внутри и беззащитная снаружи.

Всё внутри меня сжимается, а в глазах щиплет.

Теперь я рядом, моя девочка. Я здесь.

Стеша совсем одна. Маленькая пятилетняя девочка с густыми ресницами и крошечными пальчиками, которые цепляются за одеяло. Как так вышло?

Мамы больше нет, почему? Наверняка, она была молодой. Отец в командировке где-то далеко, слишком далеко, чтобы быть рядом, когда она так нужен. И даже няня, её верная тётушка, та, кто всегда помогала, тоже не смогла остаться рядом - сама оказалась в больнице, видимо, она-то и заразила малышку.

Теперь вот это хрупкое тело борется с пневмонией, последствием гриппа, который никто не заметил вовремя. Или просто не придал значения.

Глава 8

Паулина

Наутро бегу на работу, думая только об одном, как там Ариша. После оперативки, которую проводит заведующая Надежда Николаевна,

С раннего утра в больнице непривычно тихо.

Заведующая, Надежда Николаевна, объявила срочное совещание.

Я прибегаю одной из первых. Захожу в большой и светлый кабинет, и первое, что замечаю -её лицо.

Обычно энергичная и строгая, сегодня она выглядит бледной и какой-то… вымотанной.

Никакой привычной прически, волосы просто забраны в тугой хвост, глаза тусклые, губы в крошечных трещинках, без помады. Начальница молча сидит за длинным столом, методично прокусывая нижнюю губу, смотрит то в компьютер, то в бумаги.

-Доброе утро, Надежда Николаевна, - говорю бодрым голосом, перед тем как занять свое место.
Мазнув по мне взглядом, снова возвращается к своим бумагам.
-Доброе. Всё нормально, - отвечает глухо, спустя десять секунд.

Я слушаюсь и делаю вид, что не замечаю её растерянного взгляда, который то и дело направлен на входящего в дверь.

Надежда будто считает собравшихся, чтобы понять, когда ей начать.

Пока не прозвучал «гонг», врачи оживленно, но тихо переговариваются.

-Праздник у них, говорят, на славу удался, -шепчет Катя, моя соседка по месту. -Ты знала, что они и юбилей - сорокапятилетие, и годовщину брака – двадцатипятилетие одновременно отмечали? Три дня гуляли!
-Слышала, конечно, -шепчу в ответ, бросая ещё один взгляд на заведующую. -Только она что-то не очень-то выглядит. Устала, наверное.
Катя усмехается.
-Неудивительно. Она же половину больницы позвала на праздник. Сама на кухне хлопотала, столы накрывала. Вася-то её, говорят, только за тостами успевал и тортик женщинам молодым подкладывал, - подмигивает мне.

Что это значит?..

Вместе с Катей мы краем глаза наблюдаем за Надеждой Николаевной.

Вот оно что. Это не просто усталость на ее лице -она действительно расстроена.

Ни разу не встретилась взглядом ни с кем из нас, вместо этого уставившись в какие-то бумаги перед собой, делает вид, что очень занята.

Наконец все собираются. Надежда Николаевна подает голос.

-Все пришли? -голос её холодный, даже резкий.

Она не смотрит на нас, просто оглядывает помещение каким-то пустым взглядом, ни на ком не концентрируясь.

В зале воцаряется тишина.

Обычно обстановка на собраниях спокойная, а сегодня ощущается напряженность и нервозность, которую создает сама Надя.

-Начинаем, -говорит она, коротко кивая.

Начинает с обычного - отчёты, планы, дежурства.

Но чем дольше она говорит, тем больше я убеждаюсь -дело не только в усталости. Её голос то дрожит, то срывается, а пальцы теребят ручку, как будто пытаются справиться с волнением.

Она чем-то расстроена.

Неужели в отделении что-то стряслось за выходные?

Я-то только своими пациентами интересовалась эти дни, не удосужилась ни у кого узнать, как дела у других.

-Елена Евгеньевна, -голос заведующей звучит неожиданно резко, почти командно.

Заведующая смотрит прямо на моего куратора, Елену Евгеньевну, словно пытаясь увидеть больше, чем может рассказать её лицо. -Что у нас в отделении происходит?

Елена Евгеньевна моргает, словно не понимает, о чём речь.
-Всё в полном порядке, Надежда Николаевна. Я заполнила отчёты, дежурства распределены, пациенты под наблюдением.

-Я сейчас не о больных спрашиваю, -перебивает заведующая. Её тон становится ещё более холодным. -Я о ваших ординаторах.

Я чувствую, как у меня холодеют руки.

Неужели это про меня? Сердце ускоряется, а по позвоночнику пробегает неприятный холодок. Неужели я что-то сделала не так?

-Надежда Николаевна, за мной числятся три ординатора: Артур, Анна и Паулина. Они все... -Елена Евгеньевна запинается.

-И-и? Где Артур и Анна? Снова отпросились?

-Артур с утра был в лаборатории… бегал за анализами туда-сюда. Анна говорила, что…

-Говорила?! -заведующая повышает голос. -Почему их нет на совещании? И почему Паулина…

Я замираю. Вот сейчас точно обо мне.

-Почему Паулина занимается работой санитарок, медсестёр и даже нянечек, но никак не врача-ординатора? -продолжает заведующая.

Я краснею, ощущая, как жар поднимается к ушам. Смотрю на стол, стараясь не привлекать внимания. Ведь меня не спрашивают… пока.

Кто-то видел, как я утку Стефании выносила.

Сдали.

-Почему Паулина сидит то в палате у подкидыша, то в реанимации у… -заведующая сверяется с бумагами. -У Беркутовой Стефании?

Наступает очередь краснеть Елене Евгеньевне.

Она оправдывается, но в её голосе слышится неуверенность:
-Надежда Николаевна, вы ведь раньше сами разрешали… поддерживать детей, у которых нет родителей. Это же…

Глава 9

Андрей

Трясущимися руками набираю номер. Кажется, сам телефон вибрирует в унисон с моей бешеной нервной дрожью. Гудки растягиваются в вечность, и я почти надеюсь, что Журавлёв не возьмёт трубку. Но нет, он берёт. Голос его глуховатый, с отголоском сигарет, сразу делает всё хуже.

— Полковник Журавлёв, слушаю.

— Товарищ полковник, говорит майор Беркутов. — Голос срывается, но я стараюсь удержать себя в руках. — Мне нужно срочно прервать командировку и вылететь в Москву.

Молчание в трубке тяжёлое, как свинец. А потом он выдыхает, как будто я предложил ему что-то запредельное.

— Товарищ Беркутов, вы уже вышли на след преступной банды?

— Какой банды? — спрашиваю резко. — Может, это одиночка, который охотится на ломбарды и антикварные точки?

— Потому что это банда, — отвечает он так, будто я школьник, не сделавший домашнее задание. — Это же видно по почерку. Нападения на ломбарды, антикварные бутики, коллекционеров. Это звенья одной цепи.

— Серьёзно? — я почти рычу. — Откуда вы это взяли?

— Мы должны работать с регионалами сообща, чтобы вычислить преступников как можно быстрее, — продолжает он, не обращая внимания на мой тон.

Вот тут у меня внутри взрывается. Держать эмоции больше нет сил.

— Слушайте, товарищ полковник! Если вы, Михалыч, такой умный, — голос у меня леденящий, срывается на почти рёв, — то сами и расследуйте дело. Зачем мне ваши мозги? Мне ваши идеи не нужны!

Он молчит в трубке, но я не останавливаюсь.

— У меня свой нюх на эти дела. Свои методы. И не надо давить на меня своим авторитетом.

Воздух в кабинете становится вязким, как смола. Чувствую, как у меня внутри всё горит — злость, бессилие, тревога за дочь.

— Беркутов, — наконец, произносит он. Голос спокойный, но с этим ледяным подбоем, который обещает кучу неприятностей. — Вы майор, а не рядовой. Вы профессионал. И я приказываю вам продолжать работать на месте.

Слово «приказываю» бьёт меня, как пощёчина. Я сжимаю зубы, пытаясь подавить очередную волну ярости.

— А как же моя дочь? — выдавливаю сквозь зубы. — Она в больнице, с двусторонним воспалением лёгких. Ей пять лет, товарищ полковник!

— Вашей дочерью занимается моя семья. — Слова звучат так, будто он сообщает мне, что отдал её под опеку самой королевы. — И вы прекрасно знаете, что я не оставлю ребёнка в беде.

Я оседаю на стул, понимая, что переубедить его не получится. Но внутри всё продолжает клокотать.

— Это приказ, Беркутов, — повторяет он. — Мы закончим с этим делом, и вы сможете вернуться домой с чистой совестью.

— Есть, товарищ полковник, — отвечаю механически. Голос пустой, безжизненный.

Он вешает трубку, а я сижу и смотрю на телефон, как будто он только что предал меня. Хочется разбить его об стену, вылететь из этого кабинета и всё равно поехать к дочери.

Но вместо этого я поднимаюсь, надеваю куртку и выхожу наружу. На улице холодно, моросит дождь. Я закуриваю, пытаясь угомонить злость и бессилие. Всё внутри стучит:

Почему я здесь? Почему я не со Стешей?

Но я не ухожу. Потому что у меня есть приказ. И я ненавижу себя за то, что, чёрт побери, я его выполняю.

- Литвинова! — окликаю Наташу, и она появляется рядом, будто ждала этого момента за дверью. Тонкая, хрупкая, но с какой-то стальной хваткой в глазах. Я вцепляюсь в неё взглядом, будто она — единственный человек, способный понять мой хаос.

— У тебя есть дети? — спрашиваю резко, почти не давая ей времени подготовиться.

— Да, дочь, четыре года, — отвечает без заминки.

Я вскидываю брови.

— А выглядишь как девчонка.

Она улыбается, но в её улыбке нет ни грамма кокетства, только какая-то горькая благодарность.

— Спасибо, майор Беркутов.

— Не за что, — отвечаю автоматически, не спуская с неё глаз. — Ты хорошо выглядишь.

Она кивает, а я, почувствовав какой-то невидимый мост между нами, решаю задать вопрос, который меня гложет.

— У меня к тебе вопрос… Личный.

Наташа чуть хмурится, но молчит, готовая слушать.

— Ты бы… — заминаюсь, не зная, как это сформулировать. Взгляд уходит в сторону, а потом резко возвращаюсь к её лицу. — Пошла бы на нарушение дисциплины? На произвольный уход со службы, если бы твоя дочь, не дай бог, конечно, — тут я инстинктивно сплёвываю через плечо, — попала в больницу с воспалением лёгких?

Наташа смотрит на меня так пристально, будто видит насквозь.

— Да, — отвечает она мгновенно, голос твёрдый, взгляд карий, колючий.

Я почти обескуражен её прямотой.

— Значит, ты меня поймёшь. Я слетаю туда и сюда, узнаю, что к чему, и… вернусь обязательно, только не знаю когда.

— Я вас пойму, майор Беркутов, — кивает она, — и прикрою перед полковником Свиридовым.

Мои брови вновь взлетают.

— Ты сможешь?

— Свиридов — мой дядя. Он меня любит как дочь. Мы вас прикроем, только если ваш начальник не поднимет кипиш. Вы ручаетесь за него?

Этот вопрос меня слегка дезориентирует. Сказать честно — не могу поручиться. Журавлёв может и промолчать, а может и закатить разнос. Но Литвинова продолжает:

— У меня есть подруга, она выпишет вам больничный на три дня. Вы сможете слетать частным рейсом. Это я вам тоже устрою. За недорого.

Глава 10

Паулина

Я рыдала, запершись в туалетной кабинке. Мне казалось, что крыша мира сегодня разломилась над моей головой, когда на совещании Надежда Николевна грубо и категорически запретила мне навещать больных деток в качестве акта доброй воли.

Не понимаю, как она не понимает, что им больно и страшно. Я сама в детстве это проходила. Знаю, этот страшный зверь вылезает из темноты, пробирается в твой мозг и в твое сердце, и живет там всю оставшуюся жизнь.

Эти детские травмы оставляют следы на душе.

Завотеделением всегда была чуткой женщиной, с большой душой, кто подменил ее за три выходных дня?

Если бы я верила в сказки, то решила бы, что это сделал злой тролль. Но я взрослая девочка, понимаю, все беды, как и счастье в этой жизни от мужчин.

Значит, во всём виноват ее благоверный Василий. Что-то он натворил.

К большому моему сожалению, я никогда не любила и не принимала участие в сплетнях. Считала, что палач не настолько безжалостен, насколько безжалостны зрители.

Вот и в этот раз я не пошла туда, где обсасывали новости по поводу вечеринки у начальницы, а закрылась в своем собственном мирке… и в кабинке.

Елена толкнула дверь лишь раз и сказала всего две фразы, даже не попыталась переубедить меня покинуть убежище.

- Вечно ты здесь не сможешь прятаться. Обед закончится через тридцать минут, а ты останешься голодная и обессиленная.

Да останусь. Также, как и Саня – без игры в слова со мной, как Стеша – без касания моей ладони.

Голодные и холодные мы будем страдать молча, ощущая на себе произвол начальницы и желание выместить на нас зло.

Я снова заревела.

- Паулина, это ты? – услышала я за дверью голос той, которая отобрала сегодня у меня радость и желание приходить на работу пораньше и уходить попозже. – Девочка, ты меня совсем не поняла. Я не со зла. Действительно, желаю тебе только добра и не хочу, чтобы ты…

Я шмыгнула носом, прервав ее стройную речь.

Она вздохнула и замолчала. Снова дернула дверь, и я на всякий случай схватила ручку обеими руками. Вдруг Надежда начнет рвать ее на себя. Она сегодня очень странная, не знаешь, чего ожидать.

- Это твоя жизнь, - неожиданно жестко сказала она. – Делай с ней, что хочешь. Можешь приходить к сиротам и детям без сопровождения взрослых, только постарайся делать это во внерабочее время.

Шаги удалялись от меня.

Включился кран. Потекла вода.

Я хотела выйти и поблагодарить начальницу, но вовремя вспомнила, что выгляжу ужасно. Волосы разлохмачены, потому что я теребила их нервно, всегда так делаю, когда переживаю. Тушь дешевая и явно размазалась по лицу. А глаза, наверняка, припухли.

Шмыгаю носом.

Вот шаги удаляются еще дальше. Хлоп. Дверью хлопнули.

Тут же покидаю свою норку и поспешно семеню к крану с водой, чтобы поскорее умыться и привести себя в порядок.

Спустя несколько минут гляжу на часы.

Обед я проморгала, придется довольствоваться тем, что есть в тумбочке – презенты от больных. Отказываться бесполезно, приходится ходить и собирать дань – яблоки, конфеты, шоколад.

Как говорит старшая медсестра отделения:

- Ну почему родители не думают о том, что мы не дети. Нам нужна колбаса, чтобы насытить свое брюшко.

Потому что так принято в российских больницах, - это и есть правильный ответ. – Кажется, что подаришь лечащему врачу конфетки, и он тебе выпишет пилюли послаще, или медсестре толкнешь яблочко – она тебе с легкой руки укольчик хлопком сделает, и ты в дамках. Без синяков, и рассосется в мгновение ока.

Но это так не работает.

Мы – врачи и сестры относимся ко всем пациентам одинаково – в плане лечения.

А вот в человеческом всё работает также как в жизни. К кому-то прикипаешь душой…

За своими думами я не заметила, как прошла три коридора и две лестницы, и оказалась у поста в своем отделении.

- Не положено, - рявкала в трубку медсестра Наталья.

- Что случилось?.. – я посмотрела на нее озабоченно. Она же своими криками могла детей разбудить, многие уже получили утренние процедуры, пообедали и спали.

- С охраны звонят. Какая-то чертова баба Журавлева Илона и с ней еще одна… Ариадна – пытаются прорваться через охрану. Говорят, что у них в реанимации ребенок. А у нас никаких Журавлевых нет. Они угрожают вызвать полицию с вертолетами и нацгвардию с автоматами, если их не пустят к Стефании.

- К Стефании? – вскидываюсь я. – Скажи им, сейчас спущусь! – резко разворачиваюсь и бросаюсь к лифту.

Если это близкие малышки, то я буду на седьмом небе от счастья, что небеса меня услышали.

Забегаю в лифт, осторожно достаю тоненький крестик, висящий на груди, целую.

Пожалуйста, - мысленно прошу я за девочку.

Глава 11

Паулина

Спускаюсь на первый этаж, тут же вижу двух разодетых в пух и прах женщин.

Одна пышная, с копной редких белых волос, в ярко-красном брючном костюме, явно неподходящем ей по размеру. Барышня «выросла» из костюмчика килограмм семь назад, но смириться с этим никак не может.

Вторая – высокая и стройная, в милицейской форме – в кителе и прямой юбке-карандаше.

Это что еще за устрашение?

- Я буду звонить начальнику города! – вопит та, что в возрасте.

- Дамочка, - звоните хоть всем начальникам города одновременно. Меня это не волнует, я на рабочем месте, и мой босс – главврач больницы. Так как вы не родственница Стефании Беркутовой – вам не положено!

- Да чтобы вы умерли и родились в 1976 году в СССР, чертов коммуняка! – вопит та, что представилась Илоной Журавлевой.

- Ну знаете, - дядя Гриша, глубокий пенсионер, под семьдесят поднимается с места. Угрожает даме пальчиком. – Не надо мне тут угрожать и порочить Советский Союз!

Ну вот, ситуация совсем вышла из-под контроля.

- Я вас уволю, - шипит блондинка с копной редких волос, зачесанных и высоко поднятых от корней, как в семидесятые.

Уже и до политики дошло. Следующим шагом будет… нет не мордобой, а выдворение барышень из здания детской больницы.

Пока не произошло самое страшное, устремляюсь к ругающимся.

- Добрый день, - лепечу я.

На меня ноль внимания.

- Я работаю в отделении, где лежит Стефания Беркутова, может смогу помочь вам.

- Ты кто? – молодая, та что ментовка поворачивает ко мне красивое загорелое лицо, глядит на меня темно-карими из-под наклеенных ресниц. – Лечащий врач Стешки?

- Стешка… - почему-то в голове всплывает детская передача со Степашкой. Стефании бы понравилось. Поскорее бы она выздоровела, тогда я принесу айпад и мы вместе будем смотреть мультфильмы.

- Я работаю с Еленой Евгеньевной, она – лечащий врач Стефании.

- А ты сестричка что ли? Ну чем ты можешь нам помочь, малохольная, иди уже, - упитанная женщина с огромной грудью и перекачанными губами глядит на меня сверху-вниз.

- Кем вы являетесь Стефе? – спрашиваю в лоб. Я должна понимать, если эти женщины действительно близки, тогда я помогу пройти им внутрь и проведать девочку. Может, моя малышка сразу пойдет на поправку, если ее будет держать за руку любимый человечек.

- Уже жалею, что разговариваю с вами, - отвечает резко та, что в полицейской форме. – Только время теряю. Мама, звони генералу Безухову, если эти тупые курицы и бараны не хотят понимать, что ребенку нужна мать, тогда с ними не о чем разговаривать!

- Мать? – касаюсь шерстяной ткани кителя. – Вы кем приходитесь девочке?

- Я?.. – отвечает резко, взвинченно поворачиваясь на каблуках. – Невеста ее отца майора Беркутова.

- Невеста? – радуюсь, как ребенок. – Это же меняет дело. Девочка обязательно обрадуется, увидев вас.

- Угу, - кивает девушка и в мою душу закрадывается сомнение. Но я загоняю его зерно очень далеко.

- Дядя Гриша, их надо пропустить, - улыбаюсь ему виновато. – Надежда Николаевна самолично распорядилась, чтобы я их проводила к малышке.

- Но… - мужчина удивленно округляет глаза. – Сейчас проверю.

Скрещиваю пальцы, читаю мини-молитву собственного сочинения, чтобы было всё так как я хочу. А еще я уверена, что Надежды нет у себя, сказали, что ее замглавврача к себе увел на важный разговор. Все в курсе, что они бывшие однокурсники, и когда уходят общаться средь бела дня, по больнице моментально разлетаются сплетни. Вернее сказать, информация.

- Да, она сейчас крайне занята. Бесполезно ей звонить, - беру на себя грех – лгу. Себе объясняю, что это вовсе не вранье, я же ради ребенка стараюсь. Ради скорейшего выздоровления девочки.

- Проходите! – дядя Гриша машет на нас рукой. Не в силах больше сдерживать напор этих женщин. Они цокают вперед к лифту, даже не посмотрев в мою сторону.

Обгоняю их, успокаиваю.

- Так, Журавлевы, это больницы! Ходит гуськом, за мной.

Старшая блонда кусает губы, но сдерживает порыв как-нибудь укусить меня.

Я же разглядываю младшую – ментовку. У нее такое наглое лицо, будто она не в полиции работает, а в министерстве здравоохранения – министром.

Мы выходим в детском отделении, и я увожу женщин в правое крыло, туда где реанимация, где лежат детки, за которыми нужно приглядывать ежеминутно.

Ненавижу себя, потому что приходится влезать в чужие дела. Но по-другому не могу.

Понимаю, что нужно поскорее организовать встречу, иначе Надежда может не понять мой порыв и…

Подождите минутку, - сажаю женщин рядом с закрытой наглухо дверью реанимационного блока.

Сама же смотрю на дверь, ведущую на лестничный марш – там стоит высокий мужчина в белом халате, и в белой шапочке на голове.

Она машет мне руками как жерновами мельницы, явно подзывая меня к себе.

Глава 12

Паулина

Спустя три часа сижу в кабинете Наджеды Николаевны, и она вешает на меня всех собак.

- Паулина, из-за вашей выходки к нам едет проверка. Журавлева Илона пожаловалась мужу полковнику, что вы не пустили ее к ребенку. А полковник в свою очередь донес в министерство здравоохранения, что в нашем отделении творится невесть что! Всем виной ваша халатность и желание всем угодить. Но до меня всё равно не доходит нить ваших неразумных поступков – сначала вы приводите незаписанных посетителей к реанимации, а потом выдворяете их враньем о несуществующем карантине. Да что с вами такое? Почему вы, ординатор, командуете в моем отделении?! – начальница резко поднимается на ноги, садится обратно.

Она красная как рак, ей явно сегодня не здоровится, еще я ее пытаюсь добить весь день.

Всё как назло. И это после того, как она сказала при всех, что намерена оставить меня работать в отделении после ординатуры.

Сердце заходится и руки дрожат.

Кусаю губы, но продолжаю стоять на своем.

Они меня пытают на пару с Еленой Евгеньевной, требуют сказать правду, и мне приходится импровизировать.

- Он вас шантажировал чем-то?

- Кто?

- Майор Беркутов. Вы ведь раньше не заикались о том, что знакомы с ним и с девочкой. Просто сидели рядом с ней.

- Я не хотела говорить, что являюсь будущей мамой девочки – мачехой. Вы бы тогда не доверили мне лечить мою малышку.

Конечно, же я не чокнутая принцесса Журавлева, чтобы быть или не быть невестой жесткого и жуткого майора Беркутова.

И не собираюсь становиться его официальной фиктивной женой, какой он мне сегодня предложил стать.

Я еще встречу своего мужчину, рожу своих детей.

А майору я помогаю только потому, что Стешеньку жалко до жгучих слез, до раздирающей боли в груди.

А общения с майором хватило мне и сегодня. Стоять прижатой к стене, с закрытым ртом, а потом под пытками – то еще удовольствие. Баста. Больше не хочу.

Он то шантажировал меня, то предлагал мне манну небесную.

Мысленно проваливаюсь в ситуацию, в которую я попала сегодня. Вернее, влипла, когда привела к девочке двух барышень, а они оказались персонами «нон грата». Их нельзя было допускать к малышке, и я чуть не совершила ошибку.

Но выкручивать пришлось с помощью вранья.

Вернувшись от майора, который долго меня пытал вопросами, а потом насильно сфотографировал меня, отправил куда-то мое фото и спустя десять минут заявил:

- Ты подходишь нам со Стешей. Мы тебя берем.

- Куда берем? Я же не собака и не кукла, а живой человек.

- В мамы берем. Нам сейчас мать нужна позарез!

- Может, няня?..

- Шибко ты умная, по моим данным тебе уже сегодня некуда возвращаться жить, твой арендодатель выселил тебя, выбросив вещи на площадку.

- Мои вещи! – только и успела выкрикнуть я, на меня тут же надели намордник – голубую марлевую маску.

- Не вопи, мой человечек подберет твои вещи и доставит в мой дом. Ключи у него заберешь, он подъедет позже.

- Я не понимаю, что происходит. Вы, майор, ведете себя как преступник, - шиплю я, но меня слышно плохо сквозь марлю.

- Любые методы хороши, чтобы сохранить здоровье Стефании. Ты – медичка. У Стефы сейчас пневмония, двухсторонняя. Ты же ее видела. Что за бессердечная баба? О себе думаешь? – сжимает мою руку у запястья так больно, будто наручник защелкнул.

- Мужлан!

- Ты клятву давала?

- Клятву Гиппократа врачи дают при получении диплома.

- Неважно, когда белый халат выбрала, ты долг на себя повесила. Должна его отдавать! Мне и моей дочери.

- Я вам должна?.. – от его наглости я слова не находила нужных. Обычно бойкая и дерзкая, сейчас я давала задний ход в общении с этим мужчиной. Он придавливал меня своей харизмой как бетонной стеной разрушенного многоэтажного дома.

- Да. Также как я должен тем людям, которые ждут меня на месте преступления. Мы оба выбрали работу с долгами перед другими людьми.

Я нервно сглотнула. В чем-то он был прав.

И Надежда Николаевна мне утром на совещании намекала о том же.

- Значит, так Пао, поздравляю, теперь ты моя фиктивная невеста, я твой жених. Как вернусь, распишемся.

- За-чем?

- Чтобы нам обоим было удобно жить.

Прям с такой формулировкой и предложил.

С него дом, хорошая зарплата, дочь, с меня – забота об этом доме, дочери и о майоре «иногда», когда он не в командировке. А еще он мне сказал, чтобы я не надеялась, спать он со мной не будет, потому что я не в его вкусе. Уточнять причину несоответствия не стала.

Майор провел рядом с дочерью целый час, пока я как цербер отгоняла всех от палаты. А потом уехал.

Я думала, что обману его, скажу да, ведь всё равно собиралась ухаживать за девочкой с теплыми мокрыми ладошками и шелковистыми перепутанными волосиками.

Глава 13

Андрей

Дело с ограблением ломбарда и отстрелом неугодных, кто мешает криминалу, наводит на мысли, что орудует по всей стране одна и та же банда, поэтому оставляю Екатеринбург, куда меня сплавили, возвращаюсь домой.

Подумать крепко я и дома могу, тем более, что на «месте» остаются глаза лейтенанта Литвиновой Натальи, племянницы полковника Свиридова.

Девочка старательная и умненькая, со связями во всех кругах. Похоже, это как-то связано с дочкой. Я же так и не пробил информацию, кто отец четырехлетней малютки.

Времени не хватило.

Но ничего. Вернусь домой, улажу свои брачные дела. Фыркаю на этом выражении, ну какой нормальный назвал создание семьи браком? Похоже, мужик. Самый первый – Адам, когда его затащили в ЗАГС, а спустя сутки он увидел, как его жена превратилась в узурпатора и поработила его.

Вернусь, составим брачный договор, обговорим детали, затем смогу вернуться на работу со свободной совестью.

Прощаюсь тепло с Наташей, и холодно с ее дядей.

- Андрей Игоревич, вы за неделю так и не раскрыли дело! – гундосит он как ор.

- Ну, не такой уж я и скорострел, - отвечаю сквозь зубы.

Наташа не удерживается, прыскает в кулак. Дядя зыркает на нее, чтобы вела себя прилично, девушка тут же замирает.

- А мне говорили, что вы один из лучших расследователей.

- Следователей, - поправляю его.

- Да, нет, я знаком с русским языком, - скалится. – Мне сказали, что для вас раскрыть любое сложное дело – раз плюнуть.

- Ну, плевать здесь я, пожалуй, не буду. Мне же еще возвращаться. А поговорку вы знаете «Не плюй в колодец, вдруг пригодится».

- Вот как? – бровь у седеющего полковника взлетает на лоб. – Хочешь вернуться сюда?

- Так дело не закрыто. Я не оставляю за собой висяков, - отвечаю гордо.

- Это тебе не глухарь, чтобы париться и совесть блюсти, - ехидно парирует полковник, явно задетый моим самомнением и самолюбием.

- Есть у меня зацепки по нашей банде…

- Банде? – округляет глаза. – Ты мне Беркутов статистику не порть, езжай домой и не возвращайся. Понятно, же что три ограбления никак не связаны. Просто парням из низких социальных слоев не хватило денег, вот и напали на коллекционеров и на ломбарды.

- Не-е! Тут многое сходится. Почерк один, даже гильзы в дух местах одинаковые, стреляли с одного и того же расстояния,

Что говорит о подготовке нападавших.

- Поступай как хочешь, - кивает мне на дверь.

- Старший лейтенант Литвинова получила от меня все указания, простаивать не будет. Я бы рекомендовал вам назначить ее старшей в этом деле, дать ей напарника, а не наоборот.

- Ты! «Рекомендатель» столичный езжай уже, пока я твоему начальству претензии не высказал. И когда это Наташа вдруг стала старлеем? Она ж литёха, опер без призвания!

Понятно.

До меня доходит, почему дядя гнобит племянницу, забивает ее, заставляя всех думать, что она зеленая дурында. Для того чтобы на дела в поля ее не брали, чтобы вместо оперативной работы сидела в штабе как курица. Наверное, любит племяшку и ее малыша, заботу проявляет как умеет.

Только Наташа не такая, она сильная, красивая, умная. Очень ответственная и любознательная.

Та-ак!

Одёргиваю себя моментально, поняв, что мысленно ставлю девушке одни пятерки, этак у нее на голове корона появится из ста баллов.

А меня невеста в столице ждет.

Черт! Вторая за месяц.

Ухмыляюсь, поняв, что жена назвала бы меня ветреным.

А я не такой, я очень даже разумный человек, и больше не буду рисковать нашей дочерью.

Конечно, я бы мог поступить иначе, будь я сильнее – я бы ушел со службы, нашел себе работу по вкусу, такую, чтобы почаще с дочкой время проводить.

Но есть одно «но» - деньги. Без денег – ты букашка. Без них мне не поднять и не вырастить дочь.

Только за палату в морозовской больнице и дополнительный уход я отдал больше ста тысяч. Конечно, мог ничего не платить, больница проводит лечение по полису ОМС. Но мне как родителю, находяшемуся вдали от ребенка, казалось, заплати я, и уход будет лучше.

Чего стоит мой порыв? Я принес себя в жертву ненасытному богу брака, чтобы моя кроха больше не нуждалась в любви матери.

Если я не могу полюбить женщину и жениться нормально, как многие, тогда я пойду другим путем, но Стешенька больше не будет страдать.

Купленная мама всегда будет рядом.

Сажусь в самолет, на место пассажира эконом класса, лечу домой. У входа на вокзал меня встречают…

- Ника?! – ошеломленно смотрю на младшую сестренку, которую не мог найти три недели. Она не брала трубку, не появлялась дома.

Резко хватаю ее за свободную руку, в другой она держит синий шлем.

Ника невысокого роста, худенькая и жилистая. В молодости занималась стрельбой и дзюдо. Характер у нее отвратительный. Воспитанию не поддается.

Глава 14

Паулина

В голове стучат молоточками слова майора Беркутова.

«Ты подходишь. Мы со Стешей берем тебя себе… в матери».

Я конечно, понимаю, Андрей Беркутов – занятой и важный человек, гоняется за преступниками, пока его дочь остается без присмотра.

С няней вон как вышло – заболела и всё тут, а другая старенькая – не доглядела за проказницей. В результате пятилетний ребенок оказался без присмотра взрослых.

Няни, в отличие от мам, могут позволить себе болеть, к сожалению, для детей.

Мысли снова перескакивают на мужчину.

Нахал!

Других эпитетов у меня для него нет.

Вывез мои вещи из съемной квартиры в свою.

А я давала разрешение?..

Впрочем, мне всё равно не хотелось уже жить в стенах, в которых мой бывший изменял мне с подругой только потому, что я не такая, какая нужна ему для обеспеченной жизни.

Что делать-то?

Я в полном раздрае чувств, потому что на кону важные решения, которые я должна принять сегодня. А посоветоваться не с кем.

После всего случившегося, к Елене я точно не пойду, вдруг куратор Надежде расскажет, она же не только ее подчиненная, но и подруга.

Раскачиваюсь на носочках, так лучше соображается.

Материальное положение и жизненная ситуация у меня сейчас тяжелые.

Я на распутье. Принять предложение Беркутова или нет.

Майор прав, я смогу за год заработать и снять жилье по карману, однокомнатную квартиру, например. Где-нибудь в этом же районе. Мне же еще два года здесь ординатуру проходить.

За Стефанией нужен надлежащий уход, и я подошла бы на эту роль.

Только всё равно пришлось бы искать няню, потому что мне нужно на работу ходить.

Смущает в этой ситуации больше всего сам хозяин сделки.

Это же он будет ходить по дому, где я буду жить в качестве квартирантки бесправной, он будет командовать не только дочерью, но и мной.

Возникают вопросы – сможем ли договориться и разойтись по комнатам полюбовно или нет.

Думала выкручусь…

Буду ухаживать за девочкой. А когда она полностью выздоровеет, возьму деньги пропорционально отработанному времени, и уйду в закат.

Слава Богу, Стефания Беркутова идет на поправку, уже переведена в палату общего режима. Теперь нам с девочкой намного проще общаться, могу проходить к ней незамеченной, без расспросов дежурной медсестры о том, куда иду.

До того момента, как я пришла к Сане на ужин, надеялась, что соскочу с дерзкого приглашения Беркутова «пожить у него в качестве фиктивной жены».

Но сейчас всё изменилось.

Я не могу нанести мальчишке душевную рану, он больше никогда не поверит взрослым!

Саня глядит в мои глаза, и у меня сердце и твердость характера трещат по швам.

Мне кажется, нет, я уверена, он уже не сможет без меня.

Если предам его веру в себя, не прощу себе никогда!

Грудь пронзает запредельная боль, когда Санечка делится со мной пирожком. Который я держу дрожащими пальцами.

- Павлина, а ты умеешь жарить пирожки с ливером? – спрашивает малец с горящими глазами.

- Нет. Но я научусь. Отдыхай. – Выхожу из палаты.

Сердце снова щемит.

Неправильно всё это!

Дети не должны страдать!

Прячусь в закутке, куда редко кто заходит, набираю номер майора Беркутова.

- Алло. Беркутов.

- Андрей, это Паулина.

- Узнал, - коротко и холодно.

- Андрей, я готова на фиктивный брак.

- Я и не сомневался, когда выбрал тебя! – гундит как орк.

- Есть условие… - лепечу я.

- Обнаглела? Я плачу тебе за работу. Забыла?

Обидно. Однако. Его слова оставляют горький привкус на губах и в сердце.

Но ему кажется этого мало, и он добивает злыми словами:

- Тебе за счастье брак со мной! Ты ведь знаешь, кто я? И кто ты!

Кусаю губу в отчаянье. Кровь заливает рот, ощущаю привкус металла – как вкус несбывшихся надежд со Стасом. Я ведь дуреха о свадьбе с ним мечтала.

- За счастье? Кто я?.. Кто ты?.. – давлюсь горькими слезами, на меня прямо нахлынуло всё, что произошло в последние дни. – Ты –орк! А я – глупая и наивная. Не пойду за тебя замуж! – бросаю трубку.

Меня всю трясёт от гнева из-за Андрея и злости на себя, за свою несдержанность.

Разговор прошел совсем не так, как я планировала. Может, я слов не смогла подобрать, может, не донесла до мужчины. Но факт остается фактом, мы не нашли с майором взаимопонимания.

Меня захлестывает волна противоречивых эмоций – хочу здоровья и счастья Сане и Стеше, и всего самого плохого гадкому снобу Беркуту.

Глава 15

Спустя две недели

Андрей

Запутываюсь в паутине рутинных дней, которые провожу за расследованием, а когда выныриваю на поверхность, оказывается, прошло уже четырнадцать дней.

Головняк…

Только такую характеристику можно дать сегодняшнему дню.

Забираю из больницы не только дочь, но и собственную жену. Новую. Без пробега.

Мы расписались с Паулиной неделю назад, быстро, без проволочек и лишних свидетелей. Но врачиха отказалась наотрез переезжать ко мне, пока Стефанию не выпишут из больницы.

- Я тебя не трону, - ухмылялся я. – Квартира огромная. Мы даже не будем встречаться, если захочешь, - выдал я главный аргумент, но жена бурно среагировала, замахала руками, покраснела, замотала головкой, будто я ее в бордель зову, а не домой. Отказалась.

А я не возражал.

Мне она не была нужна.

Действительно, она была создана для Стефании, вот пускай и приезжает с ней, - успокоил я себя.

Сегодня привез девчонок домой.

Дочь едва вбежала в большой уютный холл двухуровневой квартиры в центре столицы, сразу забралась с ногами на любимый зеленый диван и обняла трехголового зеленого дракона с нее ростом.

- Скучал Андрюша? – затрещала она радостно. – Твоя мамочка болела, а тетя Пао меня лечила. Я тебя люблю, - Стеша старательно чмокнула каждую голову змее-ящера. – И папа люблю, - она повернула ко мне головку с милым личиком, вытянула губки уточкой и отправила мне громкий чмокающий поцелуй. – Больше вас не оставлю. Обещаю никогда- никогда не болеть, - мотает головой усилено и русые волосики разлетаются по плечам.

Паулина торопливо подходит к дивану, присаживается рядышком со Стешей на краешек, смотрит внимательно на постер, висящий напротив дивана на стене у дверей.

- Это ваша мама? Красивая.

- Да, - отвечаю жестко. – Но… давай договоримся сразу – не обсуждать мою жену – ни со мной, ни со Стефанией.

Девушка с печальными глазами густо краснее.

Я же перевожу взгляд на обожаемую дочь.

- Ну что барышня, вы у меня самостоятельная. Еще помните, где лежат ваши тапочки? – улыбаюсь крохе.

Замечаю, что после болезни у Стефании стал абсолютно взрослый взгляд.

Немного пугает и расстраивает данный факт. Как ни крути, я виноват в том, что моему ребенку пришлось страдать.

- У меня есть нянька, - неожиданно зло и ревниво говорит дочь, глядя на то, как Паолина захватила тапочки нашей настоящей мамы.

К моему сожалению, тапочки оказались ей впору и каблучок понравился.

Стефания ставит меня в тупик – не могу же я вести себя как жмот, отнимать тапки первой жены у второй.

- Пао, принеси мои тапки, - требует Стефания с надменным видом, и я узнаю в ней ее тетку, свою младшую сестру.

Снова пугаюсь.

Стефа дерзко глядит на обалдевшую от ее прыти Паулину.

- Конечно, - лепечет блондинка, бросаясь к обувному шкафу, открывает дверцу, ищет детскую пару.

- Нет, девчонки, так не пойдет. Давайте жить дружно, по правилам, - говорю спокойно, подзывая к себе рукой Стешу.

Она неохотно оставляет трехголового друга, сползает с четвероного, семенит ко мне.

- Стефа, - присаживаюсь перед ней на корточки, глажу ее худенькую спину. – Пао – не няня! Она временно твоя мама и моя жена.

Дочь мотает отрицательно головой, из любимых глаз текут слезы.

- Наша мама, - тычет малышка в черно-белый постер, - она твоя жена. А Пао – моя няня.

- Андрей, - девушка касается моей руки. – Я готова отзываться на няню. Это нормально.

Блондинка с покорной улыбкой наклоняется, ставит перед моей дочерью красные тапочки с опушком.

Во мне нарастает злость.

Ну почему такое неповиновение в собственном доме?..

- Нет! Пао, запомни, ты не служебная собака, чтобы тапочки подносить, - мое лицо выражает серьезность и непреклонность. Послаблений не будет никому. – Дочь у меня правильная девочка, не мажорка. Взять тапочки, обслужить себя не сложно в ее возрасте.

Забираю тапочки, убираю в шкаф.

Киваю на них дочери.

- Стефания…

Дочь вскидывается, смотрит букой – бровки домиком, губки и подбородок дрожат.

Убегает босая на кухню.

- Ну зачем ты так, - жалобным голоском лепечет Пао.

- Не лезь в воспитание моего ребенка. Поняла?

- Грубо! Мужлан, - девчонка с аппетитными формами в черной юбке-карандаше и теплой голубой водолазке, неприлично обтягивающей красивую грудь, делает шаг в сторону кухни.

Понимаю, что нельзя это так оставлять, ловлю ее за талию. Останавливаю…

***

Андрей

- Послушай, Паулина, я не сволочь, - заглядываю девушке в глаза. - Веду себя жестко потому, что не хочу, чтобы дочь росла точной копией тетки. Моей родной младшей сестренки – мажорки. Ника родилась с золотой ложкой во рту, привыкла, что мир крутится вокруг нее. Доводила мать и отца до белого каления. А когда погибли родители, оказалось, что ей ничего не нужно кроме их любви и присутствия. Но было уже поздно…

Глава 16

Паулина

- С чего начнем? Веди вперед, принцесса, - обращается ко мне майор.

Юморит, похоже.

Надо же, ему смешно. Не боится, что я приготовлю что-нибудь этакое после чего желудок может взбунтоваться.

- Нет, - спорит с ним Стеша. – Я принцесса, папа. А она – няня-врач.

- Хорошо, милая, зови меня просто тетя Павла, - говорю ей, вспоминая, как меня звал Сашка длинными страшными ночами, когда весь горел.

- Тетя… мне не нравится, - говорит задумчиво майор. – Как-то не эпично, что ли.

- Зовите меня как хотите, - вздыхаю я.

Стоим втроем посреди кухни, готовые к старту.

Нерешительно мнемся на месте.

Затем я зачитываю рецепт классического торта «Наполеон».

- Ингредиенты для теста – мука – шестьсот грамм, масло сливочное холодное – триста, яйцо…

Не успеваю договорить сколько, потому что Стефания распахивает холодильник, и как пылесос начинает выметать из него продукты с нижней полки и с дверцы, аккуратно укладывая их на тумбе.

К сожалению, яйцо скатывается и разбивается вдребезги на красивом моющемся коврике ярко – синего цвета с солнышком в виде принта.

- …одно яйцо, - заканчиваю фразу. – Вода холодная – сто пятьдесят грамм…

- Я сам! – Андрей вовремя останавливает маленькую хозяюшку, бегущую к раковине с подставкой для ее маленьких ножек.

- Уксус девятипроцентный – одна столовая ложка.

- Такого нет. Дальше читай! – командует хозяин.

- Щепотка соли…

Не успеваем остановить Стешу, она встает на свой маленький стульчик, хватает солонку, и в тот же момент, опрокидывает графин с питьевой водой.

- Ничего страшного, - майор берет кухонное полотенце и вытирает сначала тумбу, затем пол! Затем вешает его обратно.

- Главное, что соль не рассыпалась, - улыбаюсь с надеждой на счастливое окончание вечера.

- Читай дальше! – мужчина явно торопит меня.

- Для крема берем молоко – литр, яйца…

Стоп. На этот раз я сама обнимаю девочку, прижимаю ее к себе, чтобы она не лишила нас последних яиц. Тогда придется кому-то идти в магазин, а мне не хотелось бы оставаться одной в этой большой и пугающей меня постерами чужой квартире.

Я здесь будто ощущаю присутствие той женщины со стены. Мне и сейчас кажется, что она стоит у меня за спиной, сверлит меня взглядом холодных глаз.

- … три штуки, сахар –триста, мука – четыре столовых ложки, ванильный сахар – одна чайная ложка, масло сливочное – сто пятьдесят грамм.

Майор вытирает лоб с бисеринками пота и показывает на тазик с нарисованными апельсиновыми тыквами:

- Всё здесь! Что дальше?

Выпускаю Стефанию на свободу, и она недовольно глядит на меня. Будто я что-то крамольное совершила.

Встает напротив, руки скрещены на груди, бровки – домиком, губки надуты.

Закидывает головку назад, издает рык хищницы, а затем распахивает шкаф и начинает доставать из него всё, что выглядит хоть немного похожим на еду.

А вот и еще один пакет муки, к сожалению, Стеша бросает его с такой силой, что из надрезанного края высыпается белый порошок.

- Что происходит?.. – моргаю непонимающе.

- Ну, Стефания привыкла к тому, что хозяйка здесь одна – она! – усмехается папаша, воспитавший чудо-чадо.

- Всё понятно, - выдыхаю с болью.

Я-то думала, что у майора тяжелый характер, оказалось, у его дочери.

Конечно, я делаю скидку на то, что малышка только выздоровела, что она пережила утрату мамы, но всё же, легче от этого не становится.

Я- врач, а не детский психолог.

Я – девушка, но еще не мама.

Инстинкты нужные для воспитания детей у меня пока развиты плохо.

Боюсь пережать, передавить. Но и спуску давать во всем не стоит, понимаю это, хоть и не испытала материнство.

Но больше всего меня беспокоит, как Стефа уживется с Саней.

Вот где моя головная боль.

- Ну давай, кухарка, не томи. Включай свое видео, - обращается ко мне майор.

В то же время, пока он строг со мной, позволяет дочери вить из него веревки. Стеша одевает на него фартук с клубничным принтом и пытается завязать на его мощной талии. А ей бедняжке длины рук не хватает, но она не просит помощи.

И тут я понимаю, что, оставшись без матери, девочка все пытается делать сама, чтобы не зависеть от чужих теть, которые в ее маленьком уме и понимании, пытаются занять место любимой ушедшей мамы.

Я взрослая девочка, всё понимаю, кроме одного, такая модель поведения сведет с ума Сашу. Он будет всё время в дискомфорте.

Что я наделала?..

Стешенька топает ножкой, подгоняя меня, и я осознаю, как использовать ее «врединку» на пользу семье…

Глава 17

Андрей

Ну на черта Паулина всё усложняет?

Я выбрал ее, изучив родословную – никаких родственников – а это рай для мужчины, женатого на такой женщине. Никто не будет лезть в вашу жизнь.

Но сама блондинка кого хочешь достанет – своей недовольной мордашкой и слезами по пустякам. Если она так планирует добиваться всего в семейной жизни, то я с ума сойду за три года.

- Успокоилась? – беру ее за руку, веду обратно на кухню, где мы бросили одну Стефанию.

К нашему сожалению, без нашего присмотра, маленькая хозяюшка самостоятельно разбила еще два яйца, чтобы последнее слово осталось за ней.

Блин блинский, она испортила всё? Или нет? Это можно исправить?

Вопросительно гляжу на Пао с красными зареванными глазами.

- Ну, для равновесия, добавлю еще немного ингредиентов, и снова замесим тесто.

- То есть, эта песня хороша – начинай сначала? – недовольно буркаю я, понимая, что с этим дурацким тортом я опоздаю везде, где только могу.

- Это единственный выход для исправления ситуации. Ну еще скорлупу не плохо было бы выудить из миски.

- Замешивать? Это как? - интересуется Стеша, и я понимаю, что подписался на кулинарный мастер-класс для начинающих. Паулина сама ни черта не умеет готовить торты, и сейчас выдумывает рецепт на ходу.

- То, что мы делали с тобой пять минут назад, снова то и делай!

- Вот так! - демонстрирую, как нужно месить тесто, погружая руки в миску.

Дочь снова начинает бить кулачками тесто.

- Стойте! Сначала скорлупки достану! – Пао бросается вперед. – У нас ведь ни у кого нет недостатка в кальции. А то глядишь, мел начнем грызть.

- Я люблю грызть мел, - щебечет Стефа.

Отмечаю про себя, что зря Пао напомнила о меле, теперь дочь не успокоится, пока ей новую коробку с мелками не купят.

А потом разрисует полы в зале и заставит нас прыгать, играть с ней в классики.

Что за человек Пао?

Пока я ею не очень доволен, все что она ни делает, усложняет мою жизнь!

Когда я нанимал ее на работу в мамочки, рассчитывал на другое – на облегчение жизни!

Через пять минут все трое - я, Паулина и Стефания - месим тесто в едином порыве.

У Пао тесто на руках, на лице и, даже в волосах. Стеша умудрилась облепить тестом руки, и теперь дочь выглядит как «Стеша в тесте».

Улыбаюсь девчонкам, позабыв о времени.

- Пап, у тебя лицо как пирожок с мукой! - смеётся девочка, указывая на мою щеку.

Касаюсь пальцем щеки – действительно, мука вперемешку с тестом.

- А у тебя на носу! – не остаюсь я в долгу.

- Где?

- Вот, - мажу носик дочери тестом.

- Мило. А кто будет этот беспредел убирать? У тебя есть робот-пылесос? – Пао смотрит на меня как строгая учительница на нерадивого ученика.

- Так-то у меня жена-комбайн есть, мелет, готовит, чистит.

Пао краснеет как рак.

Мы с дочкой громко и заливисто смеемся, тогда и девушка присоединяется к нам.

Мы все хохочем, и никакого напряжения между нами улетучивается. Как будто мы - самая настоящая семья, и этот бытовой момент - просто счастливая рутина.

- Теперь раскатываем тесто! – объявляет Пао, вытаскивая скалку.

- Мне тоже можно?! - восклицает Стеша.

- Можно, но только осторожно, не урони, - двигаем Стешу вместе с ее скамеечкой ближе к столу.

- Дайте и мне попробовать, - заявляю я, выхватывая скалку из рук разгоряченной и веселой Пао. - Я же мужчина, должен быть первым, вдруг, это опасно, - говорю с серьезным видом, как только замечаю недовольный взгляд дочери.

Пао тем временем включает духовку со словами:

- Она должна разогреться до двухсот градусов. – А потом бросается ко мне. – Не так! Надо раскатать каждый шарик теста в тонкий круг, обрезать по тарелке, и оставить обрезки для посыпки!

Паулина хватается за скалку и тарелку, а я не успеваю убрать руки, настолько она шустрая, поэтому одна ее рука оказывается поверх моей, а моя вторая рука скользит по ее руке.

Даже через слой прилипшего к женским пальчикам теста, ощущаю тепло и нежность кожи.

Моментально бьет ток в двести двадцать вольт, и импульсы несутся в сердце, в мозг, в надпочечники. Тут же в кровь выбрасывается адреналин, и меня всего переворачивает внутри.

Ощущение такое, будто шкурой наружу вывернули.

Такое я чувствовал однажды – со своей женой.

И сейчас это повторилось.

Ошалело гляжу на блондинку. Но она, к моей радости, так увлечена тестом, что не реагирует на меня вообще.

Отхожу в сторонку, сажусь на софу, наблюдаю за новой хозяйкой на своей кухне.