Лицо света, лицо тьмы

1

Ночной мотылек, коварно соблазненный сочившимся из окна блеклым светом, неистово бился о стекло, желая проникнуть внутрь. Я закрыла книгу, внимательно уставившись на него. Одинокий и несчастный, он очень походил на меня. По этой ли причине, или из-за врожденной эмпатии мне стало его так жалко, что я в какой-то момент даже поднялась с кровати, с тем чтобы открыть одну створку и пустить его в комнату, но была остановлена сестрой.

– Что ты делаешь?

– Ничего… – Я просто стояла и смотрела на него по другую сторону стекла.

Элла права. Глупо впускать насекомых в помещение, где спишь. Будет летать всю ночь и биться в стекло уже с этой стороны. Такова его судьба – жить на улице, и я этого не исправлю.

А какая судьба у меня?..

– Выключи свет, мешаешь.

Я подчинилась, возвращаясь в постель, но мысленно вознегодовала. Чем ей мешает мой свет, если она не пытается уснуть, а напротив, сидит, уткнувшись в смартфон, и с кем-то переписывается?

Я смотрела в противоположный угол спальни, где находилась кровать сестры. Она думала, что ей досталась самая выгодная часть комнаты – ближе к двери и дальше от окна, но она ошибалась. Точнее ошибалась, думая, что так считают все. Я же любила спать возле окна, даже шторы со стороны изголовья не задвигала до конца, чтобы видеть ночное небо.

Обняв подушку, я попыталась было уснуть, но Элла имела дурацкую привычку проговаривать то, что пишет, а иногда – и читать вслух ответы, и в итоге это она мне мешала.

– Где? – шептала она себе, тыча пальцем в экран. – Кладбище? What? – Длинный ноготь почесал голову. – Сонька, – кликнула она меня, повышая голос, – как пишется «безымянный»? Через «и» или «ы»?

– Через «ы».

– Ботанка, – фыркнула Элла, всю жизнь завидовавшая моим пятеркам, и вернулась к переписке. – Я тоже скучаю, – прошептала она и отложила наконец телефон.

– Новый парень появился? – полюбопытствовала я, поворачиваясь на правый бок, чтобы ее видеть.

– Не твоего ума дело, монашка! – фыркнула сестрица пренебрежительно, ища тапочки, и вышла из комнаты, отправившись в ванную.

Как стало ясно из нашего разговора, мы с сестрой не ладили, хоть и были однояйцевыми близнецами. Когда вижу в фильмах или читаю в книгах про какую-то «особую связь» между такими, как мы, мне хочется и смеяться, и плакать одновременно. Впрочем, иногда нам снятся одинаковые сны и периодически бывают схожие предчувствия. Как-то раз, когда маму увезли на скорой с инфарктом, мы обе прибежали домой из разных мест, хотя нам даже не успели еще об этом сообщить. Когда мы обменялись ощущениями, выяснилось, что мы в какой-то момент почувствовали нечто одинаковое: в грудной клетке завертелась неприятная воронка, и в голове билась единственная мысль: «Мама!». На этом все. Дружбы никакой между нами не было. Хотя до двенадцати-тринадцати лет мы были неразлучны. Требовали покупать нам одинаковую одежду и одинаковые игрушки. Помню, был даже период, когда мы заставляли других называть нас одним именем. Мы чередовали его по дням недели. По понедельникам, средам и пятницам мы были Эллами, по остальным дням, кроме воскресенья, Софьями. В седьмой день даже Господь отдыхал, создав землю, если верить тому, что написано в Библии, по этой причине мы давали отдых всем нашим знакомым и родственникам, и те могли называть нас, как сами того пожелают, мы их не поправляли. И вот настал период, называемый «переходным». Я оставалась такой же тихой, домашней девочкой, учащейся на одни пятерки и лишь иногда бунтующей по самым незначительным поводам, а Элла сильно изменилась, превратившись в так называемого «трудного подростка». Она пробовала курить и пить спиртное, сбегала на дискотеки и квартирные сходки, а в пятнадцать лет впервые переспала с парнем и, кстати, той же ночью пыталась мне поведать это в подробностях, а я, краснея и мучаясь стыдом, затыкала уши, накрывшись подушкой, и просила ее замолчать. Мне казалось, что то, что она говорит, это что-то мерзкое, греховное и ужасное, и если я выслушаю ее, то стану такой же грязной и испорченной. После того парня у нее были еще другие, а я к своим (точнее нашим) восемнадцати годам оставалась скромной, нецелованной девицей. Последним у Эллы был старший брат нашего одноклассника, ныне бывшего (месяц назад был выпускной), но с ним она рассталась еще полгода назад, поэтому я проявила любопытство, услышав озвученное ею сообщение. Насколько я знала, Элла давно ни с кем не встречается. Да, мы не очень близки, но поверьте, когда вы сосуществуете, пусть и с трудом, в одной комнате, такие вещи не остаются без внимания.

Телефон завибрировал, намекая на то, что пришло новое сообщение. Элла все еще была в душе, а я смотрела на ее телефон, думая, что делать. И нужно ли? С одной стороны, это не мое дело, да и читать чужие сообщения неприлично, это знают все, тем более такие «правильные» девочки, как я, но с другой, то самое редкое ощущение холодка в солнечном сплетении, которое именуют предчувствием, снова посетило меня. В итоге я все же поднялась и подошла к ее прикроватной тумбочке. Сообщение высветилось поверх экрана блокировки, и оно, если честно, произвело на меня сильное впечатление. «Выезжаю. Удали переписку».

Куда он выезжает? И кто – он? А может, она? В отправителях контакт значился как «Зая», но, зная сестрицу, с полной уверенностью утверждаю: она так могла и учителя назвать. А уж подругу – подавно. Друзей у Эллы, кстати, было немало, в отличие от вашей покорной слуги. Она и в школе была активной, а я, хоть и отличница, и гордость классного руководителя, однако чаще всего упоминалась как «ну эта тихоня, сестра Эллы», так еще у нее полно знакомых в реальной жизни и товарищей по переписке. Дважды в год она даже собирается с какими-то ребятами в доме-музее их кумира рэпера, умершего несколько лет назад, на какие-то памятные даты. Меня она ни разу не брала с собой, да я и не фанат такой музыки, поэтому не просилась.

2

Мое лицо. Теперь я вижу только его – свое лицо. Зеркало не врет, мы правда очень похожи, но не одинаковы. Нас путают лишь те, кто плохо нас знает. Светлые волосы до плеч, на прямой пробор. Но даже тут имеются различия. У сестры – розовая прядь сбоку. И челка – короткая, бунтарская, разной длины. Я же челку не носила вовсе. Глаза у Эллы всегда залиты литром туши и двумя черной подводки, в довершение образа smoky eyes – серые тени вокруг этой всей черноты. Я же глаза почти не красила, лишь иногда серебристым карандашом – чтобы подчеркнуть их цвет. Элла любила солярии и средства для автозагара. Я, в свой черед, так много времени проводила взаперти, читая книги и делая домашние задания, что была бледна как завсегдатай хосписа, находящийся при смерти. Ногти я состригала, она – растила и красила в невероятно яркие цвета. На губы мы обе наносили блески, и это единственное, что нас роднило – любовь к нежно-розовым оттенкам. Элла знала, что выделять на лице нужно что-то одно: или глаза, или губы. Последние и так были пухлыми, поэтому она выбирала первые. А я просто страшилась ярких красок во всем. Одевалась Элла как работница трассы, а я, понятное дело, не носила чересчур облегающих платьев и юбок намного выше колена. Однако джинсы-скинни были у нас в гардеробе у обеих, как и всеразличная обувь, начиная от кроссовок и сандалий и закачивая туфлями на каблуке.

Итак, в тот июльский вечер я видела сестру в последний раз, как и наши родители. Пока мы все спали, она собрала сумку вещей и покинула дом, оставив записку на своей кровати. «Хочу пожить одна». Это стало главным аргументом властей против того, чтобы заводить дело. Совершеннолетняя девушка забрала свои вещи и предупредила, что уезжает. В чем проблема-то? Вы не хотите верить, что она могла так поступить с вами? Ой, ну молодежь еще и не такое совершает, поверьте нашему опыту или почитайте статистику… Есть у нее к кому пойти? Родственники, подруги, бойфренд? Ищите там…

Наш пожилой родственник, папин дядя, вышел на пенсию в звании полковника. Он напряг старые связи, и полицейские для проформы все-таки поспрашивали Эллиных друзей и ее экс-бойфренда и даже съездили в соседний регион к нашей тете, маминой сестре, с которой та была в ссоре вот уже второе десятилетие и вообще не общалась. Никто Эллу не видел. Телефон сестры проверили, но он оставался выключенным с часу ночи того самого дня. Я рассказала, что она с кем-то переписывалась, но это приложение-мессенджер не сохраняло сообщения на серверах и получить переписку было невозможно, а в списке вызовов не было ничего подозрительного. Элла просто пропала. Вещей она взяла немного, это мы с мамой установили, поверив все шкафы и тумбы. Денег у нее не было, мы обе не работали и жили только на попечении родителей. Да и потом, если ты просто решила пожить одна, если тебе кто-то нашел работу или твой парень согласился тебя содержать, то зачем ты отключаешь телефон? Ты его поменяла? Но почему ты не можешь позвонить домой и просто сообщить, что с тобой все хорошо, что ты жива и здорова? Моя сестра была себе на уме, она была легкомысленна и эгоистична, но не настолько же! Да, мы с ней часто ругались, но к матери она была привязана, как и я, ведь предчувствие того инфаркта – это же не просто так. Кстати, у мамы был второй инфаркт, когда выяснилось, что Элла сбежала, и третий она уже не переживет – так сказали врачи. Но на этот раз Элла не прибежала домой, лишь на полминуты отстав от кареты скорой помощи. На этот раз у ее не было предчувствий. Или были, но она по каким-то причинам не могла вернуться. Или она просто уже была мертва…

Прошел месяц, надежды на ее добровольное возращение оставалось все меньше. Если она и скопила каких-то денег, они должны были уже закончиться. Она знала номер карточки отца и секретный код, однако не считала нужным ей пользоваться. Знакомые папиного дяди-полковника по его просьбе каждую неделю пробивали паспортные данные по разным базам, но ничего нового в связи с Эллой не появлялось. Я, в свою очередь, еще через два дня после ее побега зашла в компьютер с ее учетной записи, подобрав пароль (для близнецов это не проблема), однако ничего странного не обнаружила. На рабочий стол были выложены фотографии – прямо так, файлами. Вместо фонового изображения – тоже фотография. Элла на фоне какого-то полуразрушенного замка – небольшого, из серого кирпича. Приглядевшись, я заметила сзади обычный железный забор и поняла, что замок – новодел. Следовательно, не разрушенный, а недостроенный. Тогда я еще надеялась на помощь полиции, поэтому не стала заморачиваться. Да и, сказать по-честному, я вообще была какое-то время уверена, что это просто очередной закидон сестры, и она вернется сама.

И вот через месяц, когда стало ясно, что нет, возвращаться она не собирается, я и полезла снова в компьютер и уставилась на улыбающееся лицо, точь-в-точь мое, на фоне данной псевдоготики. Где это она?..

Терзаемая этой мыслью, я наконец-то полезла изучать все файлы на рабочем столе. Итак, как я уже сказала, помимо стандартных ярлыков от разных программ, были фотографии – целых пять. Две из них – групповые снимки. Все сделаны на улице. Таким образом, я смогла понять, что это одно место, одна территория, потому что забор одинаковый – из темно-зеленых железных листов. Весьма выгодный цвет, потому что сливается с растительностью и не портит вид. Территория была огромной, во всяком случае больше стандартных загородных участков. На ней расположен большой светлый двухэтажный дом в стиле барских особняков девятнадцатого века, с резными балясинами на деревянном крыльце, белыми колоннами и крашеными изразцами на всех окнах, а в другой стороне участка – тот самый недостроенный замок. Вся остальная территория засажена цветами и кустарниками (на снимках везде цветущая сирень и клумбы с тюльпанами, из чего я сделала вывод, что информация о дате снимка в свойствах файла верна – май), и заставлена белыми скамейками. Что это такое? Закрытый санаторий? Резиденция нефтяного магната? Где же она?

3

На следующий день я снова включила компьютер. Электронная рассылка – это одно, но где вы все общаетесь? Я набрала в поисковике «сайт Яна Павлецкого». Таковой оказался всего один – с форумом, я имею в виду, и популярный в плане ежедневной посещаемости. Я нажала на кнопку «вход». Не успела я подумать, зарегистрировалась ли Элла здесь, как тут браузер сам предложил мне подставить логин и пароль, которые он запомнил по просьбе владельца. Итак, Элла здесь была известна под ником Dark_Angel (ничего удивительного). Я тут же полезла в личные сообщения. Последнее было, что примечательно, от человека с ником Зайчик2020. «Ты нашла?» – единственное сообщение от него. Или единственное, которое сохранилось. Я полезла в исходящие. «Нет, в августе найду. Кажется, знаю, кто причастен». Я посмотрела на дату. Она это отправляла за два дня до исчезновения!

Я встала и заходила по комнате. Итак, есть какой-то Зая, он же (или не он же?) Зайчик2020 на форуме. Вместе с ним Элла искала какую-то вещь. Вечером накануне исчезновения он написал, что он куда-то едет, и требовал удалить переписку. Во что же они влезли? Они оба пропали? Или это Зайчик сделал что-то с моей сестрой? Или они оба сбежали и живут на его деньги? Или эти события не связаны и после встречи Зая вернулся домой как ни в чем не бывало и даже не знает, что Элла исчезла? Надо его найти!

Я взяла телефон, чтобы позвонить моему двоюродному дедушке, или как там это называется, короче, дяде Мише. По идее, можно отследить IP-адрес, с которого Зайчик заходит на форум. Потом я все же отложила телефон, хорошенько все обдумав. Сообщений тех никто не видел, кроме меня. Даже я застала лишь последнее и какие-то обрывки разговора, когда Элла по привычке проговаривала мысли вслух. Даже если найдут парня с форума, как можно доказать, что это он ей писал? Ну проверят локализацию его телефона, допустим, но мы же не знаем, куда Элла поехала. С чем сверять его перемещения?

– Кладбище! – вспомнила я. Элла проговаривала слово кладбище и удивлялась, как если бы ее туда заманивали. А потом спрашивала у меня как пишется «безымянный». Что это был за диалог? Зачем ей это слово? Неужели они говорили про какую-то безымянную могилу? Что они собирались там делать?

Кладбищ в городе было только два, не считая прилегающих деревень. Когда Элла пропала, я рассказала родителям, что она писала кому-то про какое-то кладбище, и мы даже объездили их все, включая деревенские. Но никого, понятное дело, не нашли, и никаких следов ее пребывания тоже. Но что если они говорили про неместное кладбище?

Я открыла карту и вбила в поиск поселок Звездный. Три участка Павлецкого расположены на краю поселка, далеко от главной дороги, ведущей в город. Зато как раз с этой стороны поселка ведет дорога на местное кладбище, судя по карте, идти максимум пятнадцать минут.

Я вздохнула и включила компьютер, чтобы в очередной раз открыть групповой снимок. Все дороги ведут в поместье Павлецкого, а значит, придется ехать. Если пропал какой-то Зая, то все будут об этом говорить. Элла для них не пропадет, конечно. Никто их не трогал в связи с расследованием, потому что она ездила в Звездный последний раз за два месяца до исчезновения, как я уже говорила, и, казалось бы, ни с кем из фанатов рэпера связь не поддерживала, за исключением только этих ежегодных сходок. Если Зая не пропал, то тогда высока вероятность, что он будет там уже в эти выходные.

Я открыла форум и написала ему: «Ты поедешь?», – специально не уточняя куда. Затем открыла групповое фото, как и хотела вначале, и стала внимательно изучать каждое лицо.

Первым бросается в глаза статный блондин, высокий, широкоплечий, прилизанный, волосы на косой пробор, волосик к волосику, красивое волевое лицо, немного надменное, белая рубашка и светло-голубые джинсы. Сколько сердец ты разбил?.. Рядом с ним стоит такой же высокий, но худощавый брюнет, лохматый, залихватская челка поднимается от ветра. Блондин серьезен и даже немного груб, в его лице читается вызов, мол, ну, кто на меня? Рискните и обломите зубы. Брюнет же веселится от души. За спиной ребят, чуть ближе к блондину, стоит пепельная блондинка с накачанными губами. Какой ужас. Как они не понимают, что это некрасиво? Да еще и деньги платят за эту процедуру! Верхняя губа нависает над нижней, цвет помады – темно-коричневый, вкупе с глуповатым выражением лица создается ощущение, что это обезьяна, а не человек. Фигуру ее не видно, закрывают спины парней. Рядом с этой колоритной троицей стоят две девушки. Рыжая с короткой пышной стрижкой, чуть полновата, тоже улыбается, но более добродушно, чем брюнет, а другая – стройная и высокая красавица с длинной русой косой до пояса, словно сошедшая с пасторальных пейзажей о крестьянской жизни на Руси. Впрочем, приглядевшись, я увидела, что черты лица у русой простоваты, и вся ее красота заключается в этой косе. То, как тесно они стоят с рыжей, намекает на дружбу девушек. Чуть дальше стоит брюнетка с пирсингом в губе и наколками на руках, очень худая. Этой, кстати, больше всех подходит бунтарский дух рэперской музыки. Интересно, с кем из них моя Элла дружила больше? Не с этой ли?.. И наконец, совсем с краю, с противоположного от Эллы, стоит очкарик с темно-русыми волосами, очень маленького роста, сильно смахивающий на Гарри Поттера, только шрама в виде молнии недостает. Всем по виду лет двадцать. Из «взрослых», как я уже говорила, только мужчина в центре и старушка, которую посадили на стул для снимка.

Кто же из вас Зая?..

– Точно так хотите? Розовые полосы уже не модно. Давайте я вас в бирюзовый выкрашу! – с энтузиазмом предложила девушка-парикмахер, когда я показала ей фото того, что хочу. Лицо Эллы пришлось закрасить, а то возникли бы вопросы. Конечно, можно было сказать, что это я, что я хочу вернуть все как было, но я побоялась, что по моим волосам будет понятно, что я никогда не осветляла отдельные пряди, только красила их целиком.