Она нервно нажимала кнопку. Пока лифт поднимался вверх, казалось, что девушка успела нажать на нее раз пятьсот. Возможно, ей показалось, но поверхность даже нагрелась от ее усердия. Как же хотелось поскорее сбежать.
Вскинув голову к потолку, она, словно молясь всем Богам, хоть была некрещенной и даже называла себя атеистом, прошипела: «Ну же. Поднимайся быстрей. Давай! Пока не поздно. Умоляю».
Дверцы разъехались. Она не помнила, когда в последний раз за три недели испытывала такое облегчение. Разве что, когда после рабочего дня снималась каблуки, от которых ужасно болели ноги, но с ее низким ростом она не могла позволить себе ходить на обуви с плоской подошвой. Тогда бы она растеряла всю свою солидность, что было не в ее интересах.
Она широким, резким шагом зашла в лифт, затащив за собой огромный чемодан на колесиках, обклеенный наклейками из разных стран. Меньше всего ей хотелось бы брать именно его, ведь все эти места она посещала с женихом, а теперь сбегала от него, словно боялась, что мгновение промедления могло ее остановить и превратить в пыль. С удовольствием бы выкинула его, но нужно же было куда-то сложить вещи на первое время.
Девушка быстро стала давить на кнопки, но никак не могла попасть на нужную. Она поняла, что спускаться будет ужасно долго, ведь почти на каждом этаже ее теперь ждала остановка. К тому же в некотором роде это ее успокаивало, как не странно. Внутри был страх, что если не уедет вниз в ту же секунду, то он остановит двери и не даст ей так спокойно уйти.
Откровенно говоря, в глубине души именно этого ей и хотелось. Вот открывается дверь, он несется, в чем есть, просовывает свою мощную, обильно обросшую руку между створками и хватает ее. Она сопротивляется, не хочет чувствовать его прикосновений, его поцелуев с ароматом коньяка на своих губах. Но не может противостоять. Как и всегда буквально тает в его руках, словно мороженное на солнце. Ведь он тот самый. И ему простит все, что угодно.
Но его нет.
Ничего такого не произошло.
Он даже не вышел из квартиры, чтобы, как в самых драматичных фильмах, проводить ее взглядом, раскаивающемся, молящим о прощении, пока дверцы лифта закрывают собой девушку. В которой раз он разочаровал ее. В который раз....
***
Кевин стоял на тринадцатом этаже. Всего на три ниже. Среди этого покрытого голубым цветом бетона звуки, казалось, разносятся еще быстрее и громче, чем могли бы. Потому он прекрасно слышал, как некто очень громко хлопнул выше дверью. Он дернулся, поднял голову вверх на шум, но затем снова опустил свой взгляд на копку вызова лифта.
Парень уже давно привык, что у большинства его соседей есть личная жизнь, какие-то драмы. Не так часто они становились достоянием общественности, но тонкие стены и любовь к пафосу часто приносили в его разум кучу бесполезной информации.
В свои двадцать восемь лет он не мог похвастаться тем же. С самым гордым видом, словно павлин в брачный период, Кевин всегда громко заявлял, что он «бабник, и безмерно гордится этим». Моногамные отношения ни для него. За такие взгляды он часто слышал в свой адрес поощрение от соседей-мужчин и осуждение от их жен. Зато парень первоклассно разбирался в чужих отношениях, потому мог однозначно сказать, что хлопок двери был непростым.
Он понимал, что не стоит нажимать кнопку, ведь тогда поедет в лифте не один. Не то, чтобы он избегал общества людей. Просто Кевину было ясно, что, скорее всего, его ждет какая-нибудь встревоженная дамочка со слезами на щеках и следами потекшей туши. Она сразу же вытрет щеки и сделает вид, что нет, она не плакала. И будет терпеть до самого низа, проклиная парня за то, что он посмел нарушить ее уединение.
Однако спускаться вниз на своих ногах было не самой прекрасной перспективой, а ждать, пока лифт спуститься, а затем снова вернется обратно – пустой тратой времени. А его он всегда умел ценить. Потому все же решился нажать заветную копку. Пока лифт шел к нему те самые три этажа, он поспешил заткнуть уши наушниками. Ему и так было достаточно того, что он уже успел услышать. Хотя его это ни коем образом не трогало и не волновало.
Створки лифта с ужасным скрежет раздвинулись, и Кевин увидел девушку с каштановыми волосами чуть длиннее плеч. Он уже много раз видел ее в том самом лифте, часто они вместе спускались по утрам. Никогда они не обращали внимания друг на друга, но в этот раз все было совсем иначе.
Она сделала шаг в сторону к стенке, отодвинула к себе чемодан, словно приглашая парня войти, но по ее лицу было ясно, насколько сильно она против этого. Кевин сделал несколько шагов и повернулся лицом к створкам. Не бросить взгляд на чемодан он не мог – его догадка о серьезной размолвке явно была верной. Но больше его внимание привлекло то, что ее щеки были сухими, как и глаза. Она не плакала и словно даже не собиралась. Это его немного удивило, что отобразилось в его вскинутой вверх брови. Благо соседка не смотрела на него и не видела, как и ухмылку тонких губ.
Кевин всегда говорил, что не относится к тем облям, которых могло бы волновать чужое мнение. Он всегда делал что-то и жил так, как считал правильно, как ему было удобно. Ему было абсолютно плевать, что будут думать о нем другие, а также если его образ жизни будет приносить кому-то дискомфорт. Его личный комфорт был для Кевина в разы важнее. Парень спокойно мог назвать себя эгоистом.
Потому в лифте он обычно не чувствовал себя неловко, если ехал с незнакомцами. Он просто абстрагировался и делал вид, что даже не видит их. Но сложно было назвать девушку таким громким словом, как «незнакомка». Он ведь очень часто видел ее в лифте, вместе с ней спускался. Вероятно, потому чувство неловкости и смущения не покидало его. Словно он влез в чужую жизнь, когда вошел внутрь.
Лифт двигался словно в сотни раз медленнее обычного. Когда они преодолели всего два этажа, он как-то странно дернулся, свет на долю секунды погас, но тут же включился обратно. Однако этого момента было вполне достаточно, чтобы сильно напугать ехавших. Они переглянулись, но девушка быстро отвернулась и снова уставилась на створки.
Не смотря на то, как сильно ее задели слова собрата по несчастью, она не смогла долго сидеть в отвернутом положении. Все же куда интересней смотреть, как парень, не думая сдаваться, снова и снова жал на заветную кнопку, чем на металлическую поверхность стен, видя свое мутное отражение.
Кевин не страдал страхом замкнутых пространств, потому спокойно мог пользоваться лифтом. Однако у него была немного другая фобия, которая расцветала во всей красе, когда парень оказывался в месте, из которого не было выхода. Потому парень испытал такой мощный прилив паники, когда понял, что они застряли.
Такое было с ним не в первый раз. После каждого он размышлял и понимал, что напрасно он пренебрегал лестницами. А после вспоминал, что живет на тринадцатом этаже. Хотя его физическая форма была на высоком уровне, ведь он часто проводил время в спортивном зале, спускать и поднимать столько этажей, временами по несколько раз из-за своей забывчивость, совсем не хотелось.
Когда он обычно застревал в лифте, то это было как минимум часа на два. Но обычно ему очень везло оказаться внутрь в одиночестве, либо с очень симпатичной девушкой, что скрашивала его пребывание в клетке из металла. Но та ситуация была хуже, потому что Кевин был уверен, что до утра им точно не выбраться.
Что могло быть хуже? Парню совершенно не хотелось проводить ночь именно так. Девушка, конечно, была вполне себе приемлемой для него, но он имел железное правило – не связываться с соседями. Ко всему прочему у него были свои планы, куда более приятные, чем пребывания в плену. Однако он ничего изменить не мог. Единственная надежда – снова и снова связаться дозвониться до диспетчера.
Также Кевина сложно было отнести к числу тех людей, что очень легко сдаются. Он с детства был безумно упрямым и упертым, за что часто получал оплеухи сначала от своих одноклассников, что не очень хотели смириться с его характером, а потом от одногруппников. Но все эти бои и стычки нисколько не влияли на парня. Однако спустя примерно полчаса, он уже устал стоять и делать одно и то же, говорить одно и то же. Не сказать, чтобы Кевин совсем отчаялся, но просто утомился от монотонности и однообразности свои действий, потому просто в один момент остановился и медленно спустился на пол, прислонившись к стенке лифта, как то в самом начале их заточения сделала девушка, понимая, что впереди ее ждет безумно длинная ночь.
— Вау! Неужели ты все-таки решил сдаться?! – саркастично проговорила девушка, что до этого то всматривалась в стену напротив, то внимательно следила за Кевином, временами подозрительно тяжело дыша. – Знаешь, мне даже в какой-то момент начало казаться, что ты будешь до самого утра, как попугай, повторять одно и то же.
— Ой, прости, зайка, что я в отличие от тебя хотя бы что-то пытался сделать. Нет никакого желания торчать тут всю ночь. У меня вообще-то есть планы. Хотя уже, скорее, были, – обреченно произнес парень, откинув голову назад, что отдалось по металлической стене характерным гулом.
— Не смей назвать меня «зайка».
Девушка обиженно отвернулась от него и уставилась в очередной раз на свое размытое отражение в противоположной к ней стене. Ей просто не хотелось смотреть на столько грубого Кевина. Хотя она вполне понимала, что получается в ответ лишь то, что дает ему сама. Он ведет с ней себя так, потому что и она не очень-то отличается любезностью и дружелюбностью. За те полгода, что они уже были соседями, парень успел построить в ее сознании образ, из-за которого с ним совершенно не хотелось быть милой.
Они сидели в тишине, подсвеченные лишь красным аварийным светом, от которого начинали болеть глаза. Он был таким тусклым, что заточенные едва могли рассмотреть лица друг друга. Даже снаружи ничего не происходило, хотя, казалось бы, час еще не столь поздний, как могло бы показаться. Внутри было настолько невыносимо тихо, что, казалось, каждый слышал сердцебиение своего ночного компаньона.
Эта гнетущая атмосфера безумно давила на обоих своих жертв. Однако первым же сдался Кевин, который не привык так долго находиться в тишине. Сначала он немного придвинулся к девушке, чтобы посмотреть, как она отреагирует на него. Парень увидел, что она лишь немного повернула голову, чтобы периферическим зрением видеть его, но в итоге не проронила и звука. Выждав его совсем немного, он все же произнес:
— Так... как тебя хоть зовут-то?
— Слушай, я... не думаю, что нам найдется все же о чем поговорить. Так что на твоем месте я бы даже не стала пытаться со мной познакомиться. Давай просто переживем эту ночь. Уж лучше тишина, чем общаться с тобой.
— Само очарование. Но знаешь, пока на моем месте я сам, а не ты, хотя бы постараюсь, потому что тишина слишком угнетает. Может ты и мазахистка, но я таким не страдаю. Прошел лишь примерно час, до утра еще бесконечно долго. Так что если не хочешь сойти с ума, перестань быть такой жуткой стервой! Бесишь! – он не думал, что его слова произведут должный результат, потому, сразу же после окончания своей пламенной речи, отодвинулся туда, где сидел изначально.
— Стефани, – едва слышно произнесла девушка, после чего она подняла голову, чтобы посмотреть, привлекала ли хотя бы его внимание. - Меня зовут Стефани.
— Ну во-о-от, уже совсем другое дело! Я – Кевин. Приятно с тобой познакомиться, Стеф, – сказал парень, протянув девушке руку, чем нарушил правила этикета, ведь он прекрасно понимал, что она это первая никогда не сделает. – Я тебя помню, мы иногда спускаемся вниз вместе по утрам.
— Ага. А после, чуть поздней по времени мой жених подхватывает на твоем этаже каждый день все новых и новых девушек, которые выходят от тебя. Точнее... бывший жених, – печально протянула Стефани, покрутив золотое кольцо с небольшим бриллиантов в центре и шестеркой меньше – по три справа и слева от основного, после чего она сняла его и убрала в карман своего пальто.
— Эй! Не осуждай меня! У каждого своя дорога. Прости, конечно, но я не сторонник моногамии, она совсем не для меня. Мой образ жизни – результат моего выбора, который мне, между прочим, очень нравится. Так... неужели вы настолько сильно поругались с мистером красавчиком? – спросил парень, кивнув в сторону кармана.