Лиса и Волки

1

Глава 1: Дни в "Швее-чародейке"
Солнечный луч, наглый и любопытный, пробивался сквозь пыльное окно, освещая взвесь серебряных пылинок в воздухе и россыпь ярких ниток на старом, видавшем виды деревянном столе. Аня, или как её ласково называли в ателье, Лиса, сидела, ссутулившись над ветераном – швейной машинкой "Подольск", которая, казалось, пережила ещё бабушкины платья и пару войн. Ей было двадцать восемь, и эта "Подольск" казалась символом её застоя: столько лет, а она всё ещё здесь, в Муроме, в маленьком ателье "Швея-чародейка".
За окном просыпался город – сонный, уютный, пахнущий свежей выпечкой из соседней пекарни и неспешной речной прохладой Оки. Но для Ани этот привычный пейзаж казался всё более тесным. Её творческий порыв здесь воспринимали как чудачество. Вот и сейчас, на столе рядом с машинкой, лежали её эскизы: дерзкое сочетание русского народного костюма и футуристических элементов. Никто в Муроме не понял бы такой "синтез традиций".
"Ну что, Лисенок, опять над своими 'высокими' идеями корпишь?" – раздался за спиной хрипловатый, но добродушный голос Марины Олеговны, хозяйки ателье. Сама Марина, тучная женщина с копной седых волос, заколотых старомодной заколкой, выглядела так, будто сошла со страниц русских сказок. Она скептически покосилась на эскизы Ани. "Опять кого-то на бал в Кремль собралась одевать? Или это для подиума в Париже, о котором ты всё грезишь?"
Аня улыбнулась, не отрываясь от работы. Её наглость была в её прямолинейности, она никогда не стеснялась выражать своё мнение. "Марина Олеговна, Париж подождёт. Для начала хотя бы Москва. Мне кажется, в этом есть потенциал. Это не просто сарафан, это… переосмысление! Синтез традиций и современности. У нас ведь так много всего своего, уникального, но все почему-то смотрят на Запад". Аня говорила это с такой убеждённостью, что даже Марина Олеговна не могла не прислушаться.
Марина Олеговна вздохнула, ставя на стол чашку ароматного травяного чая. "Девочка моя, уникальность – это хорошо, но кому она нужна, если за неё никто не платит? У нас тут, знаешь ли, другие приоритеты. Люди хотят платье на выпускной, брюки подшить, а не 'синтез традиций'. Ты лучше бы подумала, как нам к свадьбе Степановых пять нарядов к четвергу успеть отшить. Вот это – реалии".
Аня кивнула, но в её глазах мелькнула характерная для неё искра. "Ну, Марина Олеговна, для Степановых я отошью, куда я денусь. Но я же не зря в Москву собираюсь. Там деньги, там возможности. Не буду же я всю жизнь за копейки сидеть, верно? Я вообще не стесняюсь сказать, что я люблю деньги. Большие деньги. И ради них я готова и поменять что-то в своих взглядах, если это приблизит меня к цели. Не вижу в этом ничего плохого. Все чего-то хотят, а я хочу признания и достатка. Разве это преступление?"
Марина Олеговна лишь покачала головой, понимая, что в этом плане Аню не переубедить. Реалии ателье "Швея-чародейка" – это рутинные заказы, скромный доход и постоянная гонка со временем. Но её душа рвалась к другому. Она мечтала о своей коллекции, о возможности показать миру, что русская мода – это не только "бабушкины сундуки", но и нечто свежее, смелое, актуальное. Ей хотелось доказать, что она чего-то стоит. И особенно – доказать это себе после того, как она так бесславно сбежала из Москвы несколько лет назад. Воспоминания о встрече с Сашей Волковым, о их первой чистой любви, были для неё болезненным пятном, но решение было вполне прагматичным.
Аня вспомнила те дни, когда она, юная и наивная, приехала в столицу, полная надежд. Тогда она встретила Сашу, и их школьная любовь казалась ей чем-то вечным, незапятнанным миром взрослых интриг. Но этот мир ворвался в её жизнь без стука. Она не хотела бы повторить тех ошибок. На этот раз она шла в Москву с открытыми глазами, зная, что за кулисами красоты часто скрываются уродливые пороки. И она была готова к этому.
Аня отложила карандаш и потянулась. "Ладно, Марина Олеговна, берусь за Степановых. Но если моя личная 'свадьба' с московскими модными домами состоится, не обессудьте, 'Подольск' останется вам в память о моих провинциальных мучениях".
Марина Олеговна рассмеялась: "Вот это по-нашему! Иди, Лисенок, и пусть тебе повезет. Но помни: талант – это хорошо, а верность себе – ещё лучше".
Аня кивнула. Верность себе... А что это значило для неё? Быть честной со своими желаниями, даже если эти желания – деньги и слава? Или быть верной той наивной девочке, которая любила Сашу Волкова? Она ещё не знала ответа, но была готова его найти.

2

Глава 2: Столичный вихрь и холодный взгляд
В то самое утро, пока Аня в Муроме боролась со своим "Подольском" и мечтами о больших деньгах, в самом сердце Москвы кипела совсем другая жизнь. Здесь, в роскошных, залитых светом пространствах штаб-квартиры "Волков Мода", витал запах дорогого кофе, свежих принтов и невысказанных амбиций. Дмитрий Волков, креативный директор этого модного дома, сидел в своём кабинете, больше похожем на галерею современного искусства, чем на рабочее место. Огромные окна открывали панорамный вид на Тверскую, по которой нескончаемым потоком неслись автомобили – каждый из них, казалось, символ несбывшихся надежд или чьего-то успеха.
Сам Дмитрий, безупречно одетый в серый дизайнерский костюм, сжимал в руках чашку остывшего, давно забытого кофе. Его взгляд, обычно острый и проницательный, был сейчас тусклым, уставшим. На огромном мониторе перед ним сменялись фотографии с последней Недели моды в Милане. Он пролистывал их с неприкрытым раздражением, морщась, будто от неприятного запаха.
"Плагиат на плагиате, – бормотал он себе под нос, словно это был его личный, невыносимый приговор. – Где свежие идеи? Где смелость? Все боятся рискнуть, боятся быть не такими, как все". Эти слова, как эхо, возвращали его в прошлое, к тому самому скандалу, который едва не сломал его карьеру. Ложное обвинение в копировании чужой коллекции, подстроенное конкурентами, оставило глубокий шрам на его репутации и заставило его замкнуться. Он стал избегать публичности, погрузившись в работу, но внутри него продолжала гореть жажда доказать свою невиновность и создать нечто по-настоящему великое, нечто, что затмит все эти унылые повторения.
В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет, не стуча, вошла Карина Ивановская. Её высокая, статная фигура в облегающем красном дизайнерском платье выглядела безупречно. Карина – бывшая девушка Дмитрия, некогда его муза, а ныне – одна из ведущих дизайнеров в его же модном доме. Она была красива, умна, но её красота таила в себе острые углы амбиций, а ум был подчинён исключительно жажде успеха.
"Дим, ты видел эту чушь?" – Карина бросила на стеклянный стол глянцевый журнал. На обложке красовалась фотография коллекции, которую она явно считала посредственной. "Они пишут, что это – 'новый взгляд на русскую классику'. Ха! Это просто набор штампов! Нам нужно что-то совершенно иное. Что-то, что взорвет рынок!" Её голос звучал требовательно, с нотками раздражения.
Дмитрий поднял на неё усталый взгляд. "Карина, я видел. И я согласен. Но что ты предлагаешь? Ещё одну коллекцию в стиле 'русский шик', которая выглядит как плохая пародия на народные промыслы? Нам нужно нечто большее, чем просто дорогие ткани и вышивка. Нам нужна идея. Нам нужна душа, понимаешь?"
Карина подошла ближе, её голос стал мягче, почти вкрадчивым, словно она пыталась убаюкать его гнев. "Идея, Дим, – это то, что мы с тобой всегда умели создавать вместе. Помнишь, как мы работали над 'Снежной Королевой'? Это было наше время. Может быть, нам стоит снова объединить усилия? Говорят, ты собираешься объявить конкурс на новую коллекцию для молодой крови? Я могла бы стать твоей правой рукой. Мы бы показали всем, что такое настоящая русская мода!"
Дмитрий отвернулся к окну, взглядом скользя по залитой солнцем Тверской. Он знал, что за её предложением скрывается не только профессиональный интерес. Карина никогда не оставляла попыток вернуть его, зацепиться за него, за его влияние. Но он не доверял ей до конца, слишком хорошо помня, как легко она отвернулась от него во время того скандала, когда он оказался на краю пропасти. Впрочем, идея конкурса была давно у него в голове. Он хотел найти нового, неопытного, но по-настоящему талантливого человека, который не был бы заражен столичной "модной лихорадкой", которая превращает искусство в штамповку. Он искал свежий взгляд на вещи. Человека, который, возможно, рискнет создать нечто совершенно новое, нечто, что сможет вдохнуть жизнь в этот остывший мир.
Он сделал глоток холодного кофе. В голове промелькнула мысль: если он хочет чего-то прорывного, он должен выйти за рамки привычного. Возможно, даже рискнуть и выбрать того, кто покажется совершенно не вписывающимся в рамки "Волков Мода".

3

Глава 3: Эхо из прошлого
В Муроме, в пыльном ателье "Швея-чародейка", жизнь текла своим чередом, размеренно и предсказуемо. Аня сидела за тем же компьютером, что и всегда, просматривая новости модной индустрии. Второсортные порталы, бесконечные сплетни о заграничных дизайнерах, да пара-тройка российских изданий, которые все равно копировали друг друга. Она уже привыкла к этому информационному застою, но вдруг ее взгляд зацепился за знакомый логотип на одном из ведущих онлайн-ресурсов о моде: "Волков Мода".
Сердце пропустило удар. "Волков Мода объявляет всероссийский конкурс молодых дизайнеров", – гласил заголовок. Аня замерла, сжимая в руке карандаш. Волков. Не может быть. Столько лет прошло, она старалась не вспоминать, запереть те чувства глубоко внутри. Но фамилия, словно ключ, отперла замок.
Саша. Саша Волков.
Воспоминания нахлынули волной, яркие и болезненные, как ожог. Ане было шестнадцать, когда она впервые увидела Сашу в школьном коридоре. Он был на год старше, обаятельный, с искрящимися глазами и смешной ямочкой на щеке, когда улыбался. Он был из "другого мира" – его родители, как потом выяснилось, были владельцами крупного, пусть тогда и не такого известного, модного бизнеса. Аня, с ее обшарпанной школьной формой и наивными мечтами, казалась ему такой особенной, такой настоящей.
Их любовь была первой и, казалось, самой чистой. Они гуляли по старой Москве, держась за руки, делились секретами, строили планы. Саша восхищался ее рисунками, её необычным взглядом на мир, ее дерзостью, которая тогда еще была просто непосредственностью. Он обещал ей золотые горы, Париж, будущее. Аня верила. Верила всей душой, потому что чувствовала, что это – её человек. Он был её первой настоящей страстью, её первым вдохновением. Она тогда еще не думала о деньгах так, как сейчас, не говорила о них вслух с такой циничной откровенностью. Тогда для нее было достаточно его улыбки и его веры в нее.
"Это твой шанс, Ань! Ты же знаешь, я всегда говорил, что тебе нужно ехать в Москву", – раздался голос Максима Мишина, который появился в дверном проеме. Он тоже увидел новость. Максим, её давний друг, переехал в столицу несколько лет назад, работал в рекламном агентстве и был в курсе всех столичных событий. Он всегда верил в неё. "Там будет жесткая конкуренция. И Волков, тот самый Дмитрий, говорят, настоящий деспот. Ты готова?"
Аня крепко сжала в руке карандаш, до боли в пальцах. "Я готова, Максим. Я всю жизнь к этому шла. Я должна хотя бы попытаться. Мне есть что сказать. У меня есть идеи, которые, я уверена, понравятся ему. Или хотя бы заставят задуматься". Она подняла глаза на эскиз своего "переосмысления". На нём была изображена девушка в длинном пальто, напоминающем традиционный русский кафтан, но с асимметричным кроем и яркими графичными вставками.
Но помимо волнения, в ней нарастала и тревога. Модный дом "Волков Мода"... Дмитрий Волков... Не может быть, чтобы это был тот самый Волков. Брат Саши?.. Саши... Она всегда знала, что у Саши есть старший брат, но никогда не сталкивалась с ним лично. Мысль о встрече с кем-то из его семьи, с человеком, который носит ту же фамилию, вызвала холодок по спине. Это была не просто фамилия – это был символ её сломленной первой любви, её стыда, её вынужденного бегства.
Сможет ли она пройти этот путь, не оглядываясь на тени прошлого? Она очень надеялась.

4

Глава 4: Мать и её планы
На другом конце Москвы, в одной из элитных новостроек на Мосфильмовской, Светлана, мать Анны, нежилась в лучах утреннего солнца, проникающих сквозь панорамные окна. Ей было около пятидесяти, но выглядела она значительно моложе – благодаря умелой работе косметологов, дорогим кремам и, конечно, беззаботной жизни, которую ей обеспечивал Олег Павлович, отец Дмитрия и Саши Волковых. Её телефон завибрировал на мраморном столике, и Светлана, отпив глоток свежевыжатого сока, лениво взяла его.
"Ну что, доченька? В столицу рвёшься?" – её голос был полон притворной слащавости, за которой Аня всегда чувствовала фальшь. "Я тут читала, 'Волков Мода' конкурс объявили. Небось, это твой шанс, да? Только смотри, не продешеви. Ты же помнишь, как я тебя учила? Не забывай, что главное в этой жизни – это выгода. А таланты... таланты приложатся, если есть кому их оплачивать".
Аня стиснула зубы на другом конце провода. Её мать, Светлана, всегда была охотницей за деньгами, беззастенчивой и циничной. Она открыто, без тени стеснения, стала любовницей Олега Павловича, отца Волковых. Для Светланы это было не вопросом чувств, а чистым расчетом. Он был влиятелен, богат, а значит, давал ей ту жизнь, о которой она мечтала.
"Мама, не надо об этом", – резко оборвала Аня. Ей было мерзко от того, как легко Светлана говорила о своих "победах". Она помнила, как мать буквально светилась от гордости, когда, возвращаясь из очередной поездки с Олегом Павловичем, рассказывала Ане, как ей удалось "окрутить" такого солидного мужчину.
"Да что ж об этом не надо, Лисенок?" – хохотнула Светлана. – "Это же жизнь! Вот ты, помню, тоже хорошо начала, когда с Сашей Волковым крутила. Я тогда так гордилась! Думала, ну наконец-то ты по моим стопам пойдешь, зацепишься за кого надо. Такой мальчик был перспективный, из такой семьи! Прямо душа радовалась, когда ты мне рассказывала, как вы там гуляете, какие планы строите. Ну, подумаешь, что не сложилось. Зато теперь у тебя есть опыт. И ты знаешь, что можешь. Главное – правильно себя подать. А деньги, доченька, это свобода. Никому не верь, кто говорит обратное. За деньги можно купить всё. Даже любовь, если постараться".
Аня едва сдержалась, чтобы не бросить трубку. Её мать, Светлана, всегда была для неё живым укором, воплощением всего того, что Аня в себе презирала и чего боялась. Этот разговор, эти слова, они отзывались болью в сердце, напоминая о школьной любви, о Саше, и о том, как всё это было разрушено.

Ане шестнадцать. Она сидит на своей кровати в маленькой съемной московской квартирке, где они живут с матерью. Светлана сияет, распаковывая дорогие пакеты из ЦУМа. "Представляешь, доченька, Олег Павлович такой щедрый! Наконец-то я живу как человек! И всё благодаря своим мозгам, своим чарам! Вот ты, Лисенок, учись. Саша твой – мальчик хороший, правильный. Держи его крепче. У такой семьи надо брать всё, что дают. Зацепишься за него – и забудешь про бедность, про все эти китайчатины.. Ты ведь тоже должна о себе подумать, а не о каких-то там 'высоких идеях', когда на хлеб не хватает".
Аня тогда лишь молчала, сжимая в руках эскизы своего первого платья. Ей было стыдно до слёз. Она любила Сашу. Любила его глаза, его смех, его веру в неё. И ей было невыносимо слышать, как её мать превращает эту чистую любовь в грязную сделку, в способ обеспечить себе безбедное существование. Слова матери звучали как проклятие, и Аня чувствовала, что всё, что она строила с Сашей, уже запятнано этим цинизмом.

"Мам, я поняла. Мне пора работать", – Аня сухо попрощалась и повесила трубку, не дожидаясь ответа. Руки слегка дрожали. Она ненавидела эти разговоры. Они заставляли её чувствовать себя такой же грязной и расчётливой, как её мать, хотя она знала, что это не так. Да, она говорила о деньгах, о выгоде. Но это было скорее защитой, броней, которую она надела после того, как мир показал ей, что чистота и наивность могут быть раздавлены жестокой реальностью. Она хотела денег, чтобы никогда больше не зависеть ни от кого, чтобы иметь свободу выбора, чтобы не повторить судьбу матери, которой приходилось искать "спонсоров" для красивой жизни. И чтобы никто никогда не смог её купить.

5

Глава 5: Расчет за прошлое
Муромский воздух, обычно пропитанный запахом свежего хлеба и влажной земли, сегодня казался тяжёлым, насыщенным пылью воспоминаний. Аня сидела в своём маленьком ателье, глядя на экран ноутбука. Открытое окно не спасало от духоты, но дело было не в погоде. В голове снова всплыла новость о конкурсе "Волков Мода", и вместе с ней – фантомная боль от давних ран. Бабушка Волковых…
Аня откинулась на спинку стула, закрывая глаза.

Вот она, молодая, наивная,тшкольница. Семнадцать лет. Съемная квартирка, запах растворителя от тканей, мечты о будущем, где она – великий дизайнер, а рядом – Саша, её Саша. Идиллия, разрушенная в один момент.
Десятт лет назад. Москва. Начало августа. Кабинет Екатерины Игоревны в роскошном особняке Волковых на Рублёвке. Огромный стол из красного дерева, за которым Лиса чувствовала себя букашкой. И она, Екатерина Игоревна Волкова, одетая в строгий костюм из английского твида, сжимающая в руках фамильные четки из оникса. Её взгляд был ледяным, пронизывающим до костей.
"Итак, Лисина Анна Павловна," – её голос был низким, властным, словно высеченный из мрамора. – "Вы понимаете, зачем я вас позвала?"
Аня, тогда ещё не научившаяся прятать свой страх за маской цинизма, лишь подняла подбородок. "Предполагаю, это касается вашего внука, Александра. Или моей мамы." Она специально сделала акцент на "моей мамы", чтобы посмотреть на реакцию. Бабушка поморщилась, будто почувствовала кислый привкус.
"Очень проницательно для девочки из вашей… среды," – сухо заметила Екатерина Игоревна, не скрывая презрения в каждом слове. – "Так вот, давайте без лишних сантиментов. Ваш роман с Сашей неприемлем. Совершенно. А уж то, что ваша мать, эта… Светлана, посмела влезть в жизнь моего сына, Олега Павловича, – это просто верх наглости. Понимаете ли, Анна Павловна, мы семья с репутацией. И такие, как вы, и тем более ваша мать, не вписываются в наш круг. Вы – грязь, которую кто-то принёс в наш дом. Не слишком ли много грязи для одной семьи?"
Лису кольнуло. Грязь. Она почувствовала, как внутри закипает гнев, обжигая щёки. "Моя мать – это моя мать, Екатерина Игоревна. И вы не имеете права говорить о ней так. А что касается меня и Саши… мы любим друг друга. Или вы считаете, что любовь – это привилегия только для богатых?" Голос Ани дрогнул, но она старалась держаться.
"Любовь?" – Бабушка Волкова рассмеялась. Холодно, без тепла, словно треснул лёд. – "О, наивная девочка. Любовь – это иллюзия, когда за неё приходится платить. А платить придётся. В вашем случае – слишком много. Вы не пара моему внуку. И это факт. Он слишком… чист для вас. А уж тем более для вашей матушки, которая, кстати, очень радовалась, что её доченька 'окрутила' перспективного мальчика из такой семьи. Вы думали, я не знаю, что она хвасталась этим? Отвратительно!"
Эти слова ударили сильнее, чем любой удар. Аня почувствовала, как щёки горят. Она вспомнила мамины хвастливые рассказы, её мерзкую гордость. И ей было мерзко от этого. Она ненавидела свою мать в этот момент за её откровенную, беззастенчивую жадность, которая позорила и её, Анну. Но и слова бабушки были невыносимы.
"Вы не имеете права говорить о моей маме!" – почти крикнула Аня, вскакивая со стула. "И уж точно не вам решать, кто кому пара!"
"Я имею право говорить о том, что разрушает мою семью, Анна Павловна. И о том, что может спасти её," – голос бабушки стал ещё жёстче. Она выдвинула ящик стола и достала конверт. В нём лежали толстые пачки купюр, перетянутые резинками.
"Вот," – сказала она, словно бросая кость собаке. – "Два миллиона рублей. Этого хватит, чтобы вы вернулись в свою провинцию и начали какое-то дело. Откроете своё ателье, или что вы там делаете". Её взгляд задержался на папке с эскизами, которую Аня сжимала в руках.
Аня скривилась. "Два миллиона? За вашего внука? Ну что вы, Екатерина Игоревна. Неужели ваш внук, из такой 'респектабельной' семьи, стоит так дёшево? Моя мать, как вы сами изволили заметить, 'окрутила' вашего сына. И поверьте, стоила она ему гораздо дороже. А я, его первая любовь, чистая и наивная, всего два миллиона? Ну не скупитесь! Это же оскорбление для всей вашей 'репутации', вам не кажется? Вы же так её цените! Так заплатите достойную цену за избавление от 'грязи'!"
Бабушка Волкова изумленно посмотрела на Аню. Наглость. Такой дерзости она не ожидала от провинциальной девочки. Её рот приоткрылся, а затем сомкнулся в тонкую линию. "Что вы себе позволяете, Анна Павловна?!"
"Я позволяю себе назвать вещи своими именами," – Лиса улыбнулась, но в её глазах не было веселья, лишь холодная решимость. – "Вы пытаетесь купить меня. Так назовите реальную цену. Я люблю деньги, Екатерина Игоревна. Я не скрываю этого. Но я ценю себя дороже, чем два миллиона за разбитое сердце и уничтоженное будущее. И к тому же..."
Лиса вспомнила вчерашний разговор с Сашей. Она тогда пыталась рассказать ему о своей маме, о том, что происходит. А он, не зная, что Светлана – её мать, вдруг сказал, его глаза горели праведным гневом: "Такие женщины, как она, просто портят всё! Они думают только о деньгах, о том, как бы зацепиться за чужие успехи. Отвратительно, что такие существуют! Они опошляют всё светлое! Я никогда не смогу понять людей, которые так живут!" Эти слова, брошенные им с искренним отвращением, пронзили её сердце. Он не знал, что говорил о её матери. Но он говорил о ней, о её происхождении, о её семье. Это было последней каплей. Он был слишком "чист" для неё, как сказала бабушка. Она была слишком "грязна".
"...И к тому же, я понимаю, что Саше я не пара," – продолжила Аня, скрывая внутреннюю боль за циничной ухмылкой. – "Ему нужна кто-то... более соответствующая. Чистый как он сам. А я такой быть не могу. Так что, ваша 'покупка' мне выгодна. Но цена должна быть достойной. Чтобы я точно исчезла и никогда не появлялась в вашей жизни. И чтобы у меня был реальный шанс на 'новое начало' в Париже, о котором я мечтаю, а не просто возможность вернуться в Муром и шить трусы на заказ".
Бабушка тяжело вздохнула, оценивая наглость этой девчонки, но и её прагматизм. Она видела в ней отталкивающую меркантильность, которая, как ей казалось, шла от её матери. "Хорошо. Я предложу вам обучение в Парижской школе дизайна. Полностью оплачу. И дополнительно... пять миллионов рублей. Единовременно. Этой суммы хватит, чтобы вы исчезли. И навсегда забыли о моей семье. И о моем внуке".
Аня кивнула. "Приемлемо. Считайте, сделка состоялась". Взяв деньги, она ушла, не оглядываясь. Не из-за денег, а потому что её сердце было разбито. И потому что она поняла, что в этом мире наивность – это роскошь, которую она не могла себе позволить.
Аня открыла глаза. Духота в ателье никуда не делась, но воспоминания остыли. Она приняла те деньги. И она ни о чем не жалела. Это был её выбор. Её шанс. И сейчас, спустя годы, она возвращалась в Москву, чтобы доказать, что она не просто девочка, которую можно купить. Она была Лиса. И на этот раз она играла по своим правилам. Игра только начиналась.
На лице Ани появилась хищная улыбка. Москва ждала. А она, Лиса, пришла не просто так. Она пришла за своим.

6

Глава 6: Обида и решение
Поезд Муром-Москва. Ночь перед конкурсом. Вагон плацкарта, пропахший казённым бельём и чьим-то ужином. Аня сидела у окна, не смыкая глаз. За стеклом мелькали тёмные силуэты деревьев, растворяясь в непроглядной тьме, словно призраки её прошлого. Один из этих призраков был особенно настойчив – Саша Волков.
Воспоминание о встрече с бабушкой Екатериной Игоревной и той циничной сделке разбередило старые раны. Но была ещё одна, более глубокая, которая нагноилась и оставила шрам на её сердце. Разговор с Сашей, который произошёл всего за день до визита бабушки.
Флешбэк. Москва. Летний вечер, пропитанный ароматом сирени. Им обоим по семнадцать. Они с Сашей сидели на скамейке в парке. Саша держал её за руку, переплетая пальцы. Он был возбуждён, его глаза горели.
"Аня, представляешь? Отец сказал, что скоро будет расширять бизнес! Это же наш шанс! Я смогу работать с ним, а ты... ты будешь моим вдохновением! Мы создадим что-то невероятное! Нашу империю моды!"
Аня тогда лишь улыбнулась, прижимаясь к нему. "Империю, Саша? Звучит заманчиво. Только знаешь... я тут недавно с мамой говорила. Она… ну, в общем, она сейчас встречается с одним очень влиятельным человеком. Она так счастлива!" Аня чувствовала неловкость, говоря об этом, но хотела поделиться хоть какой-то частью своей жизни, которая казалась ей такой далёкой от его идеального мира.
Саша резко отстранился. Его лицо мгновенно побледнело, а глаза сузились. Он словно окаменел. "Влиятельный человек? Ты что, шутишь, Аня? Не может быть! Мой отец… знаешь, к нему сейчас тоже какая-то женщина присосалась! Ходит за ним по пятам, постоянно звонит, требует что-то! Мерзко! Он так из-за неё нервничает! Постоянно какие-то скандалы дома из-за неё!"
Аня почувствовала, как по спине пробегает холодок. Она знала, что её мать встречается именно с отцом Саши. Но слова Саши, полные отвращения, уже начали резать её.
"Да это же… это же отвратительно! Неужели такие женщины существуют?" – продолжал Саша, не замечая её изменившегося лица. Его голос был полон ярости. – "Которые просто... цепляются за деньги, за влияние?! Они думают только о том, как бы зацепиться за чужие успехи, использовать людей! Это же так пошло, так низко! Они просто портят всё светлое, что есть в этом мире. Они… они опошляют даже самые чистые чувства! Я никогда не смогу понять людей, которые так живут, которые ради выгоды готовы на всё!"
Его слова, брошенные в порыве гнева, ножом вонзились в неё. Он не знал. Он не знал, что говорил о её матери. О Светлане, которая дала ей жизнь. Он не знал, что его "чистая, наивная" любовь к ней только что столкнулась с реальностью его собственного мира, и реальность эта оказалась слишком жестокой. Каждое его слово, каждое выражение отвращения на его лице, было ударом лично по ней, по её происхождению, по её семье.
"Саша…" – прошептала Аня, но он её не слышал, продолжая изливать свой гнев.
"Нет, Аня! Я просто… я не могу поверить, что к моему отцу прицепилась такая мерзкая особа! Я её ненавижу! Она разрушает нашу семью!!"
Его упрёк, заставил её похолодеть. Вся её любовь к нему, вся вера в их будущее рассыпались в прах. Что будет когда он узнает. Он увидет в ней не ту Аню, которую любил, а лишь отражение матери. И этот взгляд, полный презрения, будет невыносим. Она не могла сказать ему правду в этот момент – стыд и боль были слишком сильны. Он уже вынес ей приговор, не зная, что судит её мать.
Аня встала. Её голос был едва слышен, но звучал твёрдо. "Да. Может быть, я такая же, Саша. Может быть, тебе стоит найти кого-то… почище. Получше. Кого-то, кто не запятнан..'". Она развернулась и ушла, не дожидаясь его ответа, не давая ему шанса объяснить или понять. Она просто бежала, пока не кончились силы, пока слёзы не застлали глаза. Он не пытался её догнать...
Вот почему она согласилась на предложение бабушки Волковых. Не только из-за денег, хотя они были очень нужны. Не только из-за Парижа, хотя она об этом мечтала. А потому что Саша, её Саша, который должен был её любить и понимать, сам поставил крест на их отношениях. Его слова, его взгляд, полные презрения, были хуже любой физической боли. Он сам, не зная, отверг её, потому что она была "грязной".
"Прости меня, Саша," – прошептала Аня, глядя в темноту за окном. – "Я любила тебя. Но я не могла остаться. Я не могла быть с человеком, который так легко мог унизить меня, мою семью. Пусть даже случайно. И я не могла видеть в тебе того, кто не может принять меня такой, какая я есть, со всей моей историей, со всей моей 'грязью', которую ты так презираешь".
Она провела рукой по папке с эскизами, лежавшей на соседнем сиденье. На этот раз она ехала в Москву не за любовью. Не за чистыми чувствами, которые так легко могли быть опошлены чужим осуждением. Она ехала за признанием. За тем, что никто не сможет у неё отнять. За тем, что она создаст своими руками. И за деньгами, которые дадут ей независимость. Чтобы больше никто и никогда не смог диктовать ей условия. Чтобы она сама решала, кто она такая, и что она может себе позволить.
Поезд набирал скорость, унося её всё дальше от Мурома, от прошлого, которое, казалось, преследовало её по пятам. Завтрашний день должен был стать её новым началом. Или её окончательным концом.

7

Глава 7: Дорога в столицу и предчувствия
Плацкартный вагон гудел в такт движению поезда, монотонно отстукивая колёсами по рельсам ритм приближающейся Москвы. Аня лежала на верхней полке, укрывшись тонким одеялом, но сон не шёл. За окном проносились редкие огни станций, сливаясь в неясные пятна на фоне ночного неба. Это была не просто поездка – это была дорога в новую жизнь. Завтрашний день должен был решить если не всё, то очень многое.
В её небольшой дорожной сумке, что лежала в рундуке под нижней полкой, бережно упакованные эскизы. Несколько образцов тканей – лучшие, что она смогла достать в Муроме. И маленький амулет, резная деревянная лисичка, подаренный ещё бабушкой. Символ её имени и её натуры – хитрой, изворотливой, но в то же время изящной и красивой.
Аня чувствовала, как нервное напряжение пульсирует в висках. Волнение было таким сильным, что, казалось, его можно потрогать. Но это волнение было приятным, как предвкушение прыжка с огромной высоты.
"А что, если я не справлюсь?" – эта мысль, как назойливая муха, кружила в голове. – "Что, если мои идеи покажутся им провинциальными и наивными? Что, если Волков окажется таким же, как о нём говорят – холодным, деспотичным, высокомерным?" Она вспомнила слухи, которые слышала о Дмитрии Волкове. Талантливый, но беспощадный. Способный раздавить любого, кто посмеет быть слабее.
Ещё сильнее давила тревога, связанная с прошлым. Фамилия Волков. Саша. Бабушка. Она знала, что модный дом "Волков Мода" принадлежит их семье. Это означало, что завтра она столкнётся с прошлым, от которого так бежала. Аня глубоко вдохнула. Дмитрия тогда в Москве не было. Во время всей этой истории с Сашей, мамой и бабушкой, Дмитрий учился в институте где-то за границей. Он не был свидетелем тех событий, не знал о подкупе, о словах Саши, о цинизме её матери. Он не видел её тогда. Эта мысль давала ей призрачную надежду. Если он не видел её, значит, у неё есть шанс начать с чистого листа.
Но эта надежда тут же разбивалась о реальность: фамилия Волков. Он был братом Саши. Даже если он не знал всех деталей, он, несомненно, знал о "проблемах" с отцом и его любовницей. Возможно, он слышал что-то и о Саше и той "неподходящей" девочке. Как он отреагирует на её появление? Узнает ли? Что она ему скажет, если встретит Сашу? И что скажет Дмитрий, его старший брат? Узнает ли он в ней ту самую "грязь", от которой их семья так стремилась избавиться?
Аня глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Завтра она будет другой. Не той наивной девочкой, которую так легко было ранить и прогнать. Она была Лисой. И Лиса была хитра, умна и, да, прагматична. Она приехала не за любовью, а за местом под солнцем. За признанием своего таланта, который, она верила, у неё был. И за деньгами, которые дадут ей ту самую независимость, о которой она мечтала. Независимость от чужих суждений, от чужих решений, от чужой "грязи".
Ей было страшно, но этот страх только подстегивал её. Завтрашний день – это испытание. И она была готова его принять. У неё был свой взгляд, свой голос, своя история. И она была готова рассказать её всему миру. В Москве, в модном доме "Волков Мода", её ждало испытание. И, возможно, встреча с человеком, который изменит её жизнь навсегда, но не без возвращения к незавершенным делам прошлого.
Закрыв глаза, Аня представляла себе завтрашний день. Как она входит в этот огромный, блестящий модный дом. Как представляет свои работы. Как Дмитрий Волков, этот холодный и циничный гений, будет смотреть на её эскизы. Возможно, он увидит в них что-то, чего не видят другие. Возможно, он увидит не просто талант, но и ту силу, что привела её сюда. Силу, рождённую из боли и обиды.
Поезд замедлил ход, приближаясь к столице. Впереди маячили первые огни. Москва. Её ждала.

8

Глава 8: Первое впечатление
Москва. Утро. Воздух прохладный и свежий, но уже чувствуется предвестник летней духоты. Из Казанского вокзала Аня вышла, словно из кокона, с рюкзаком за плечами и папкой с эскизами в руке. Огромный город нахлынул сразу: гул машин, поток людей, запах кофе из ближайшей пекарни, смешанный с выхлопными газами. Это не Муром. Здесь кипела жизнь, и она чувствовала себя частью этого кипящего котла.
Такси остановилось у стеклянного фасада здания, возвышающегося над соседними постройками. "Волков Мода". Название, написанное строгим, элегантным шрифтом, казалось, шептало ей: "Ты здесь. Ты рискнула". Вдохнув поглубже, Аня расплатилась и вышла.
Внутри царила атмосфера, которую она видела только в глянцевых журналах. Высокие потолки, залитые светом, огромные зеркала, отражающие безупречно одетых людей, снующих по коридорам. На стойке ресепшн её встретила девушка с идеальной укладкой и надменным взглядом, который скользнул по простой одежде Ани.
"Я Лисина Анна. Записана на конкурс молодых дизайнеров," – представилась Аня, стараясь говорить уверенно.
Девушка подняла бровь, затем уголки её губ изогнулись в ехидной улыбке. "Ваша фамилия не Лисина, случайно, а Лисица? Очень уж вы... хитро выглядите." Она хихикнула, прикрыв рот ладонью.
Аня улыбнулась. Её наглость была в её прямолинейности, и она не собиралась её скрывать. "Лисина. И да, я довольно хитрая. Это помогает выживать. Особенно в таком городе, как этот. И, думаю, в таком бизнесе, как ваш." Она посмотрела на девушку в упор. "Но меня это не беспокоит. Беспокоит ли это вас?"
Насмешка застыла на лице девушки-администратора. Её глаза сузились. Такого ответа она явно не ожидала. "Хм. Очень остроумно, мисс Лисина. Что ж… вам налево, потом прямо по коридору до самого конца. Третья дверь направо. Вас там ждут". В её голосе прозвучало едва уловимое злорадство, которое Аня, слишком взволнованная, чтобы заметить подвох, проигнорировала.
Аня кивнула и пошла по указанному пути. Коридор казался бесконечным, а третья дверь направо оказалась безликой, без таблички. Она толкнула её и вошла.
Внутри было гораздо светлее и шумнее, чем она ожидала. Яркие прожекторы слепили глаза, а по центру просторного помещения стояла группа девушек, примерно её возраста, в обтягивающей одежде. Они были высокими, худыми, с безупречными лицами, и стояли в разных позах, словно статуи. Перед ними расхаживал мужчина средних лет в чёрной футболке, держа в руках планшет. Он громко что-то диктовал, ассистентка записывала.
"Добрый день," – начала Аня, подходя ближе. – "Я Лисина Анна. Пришла на конкурс молодых дизайнеров, и..."
Мужчина поднял голову, перебивая её резким жестом. "Молча. Вставайте туда, к остальным. И встаньте прямо. Руки вдоль тела". Его голос был таким же громким, как шум в зале. Он даже не посмотрел на её папку с эскизами.
Аня замерла. Встать в ряд? С этими девушками? Она посмотрела на них внимательнее. Модели. Это же кастинг моделей! Вот это поворот. Её разыграли. Девушка на ресепшн просто хотела от неё избавиться, посмеяться.
Но внутри Лисы что-то щёлкнуло. "Хорошо," – подумала она. – "Значит, играем по этим правилам. Посмотрим, кто кого перехитрит". Она не стала спорить. Вместо этого, Аня, с её природной гибкостью и умением адаптироваться, молча прошла и встала в конец ряда.
Мужчина продолжал инструктировать. "Спина прямая! Подбородок выше! Теперь... улыбка! Не показная, а естественная! Покажите зубы, но не переборщите!"
Аня, которая только что была готова представить свои смелые дизайнерские концепции, теперь стояла и просто улыбалась. Она внутренне оценила ситуацию: это был хороший шанс осмотреться, понять, как работает эта система изнутри, прежде чем раскрывать свои карты. И чем больше её будут недооценивать, тем лучше.
Мужчина подошел к ней, пристально оглядывая её. "Хм. Необычно. Рост, конечно, не самый высокий, но… лицо интересное. И это… это в глазах. Смелость, что ли?" Он обошел её, критически изучая. "Повернитесь. Медленно. Покажите профиль. Хорошо. А теперь… улыбнитесь ещё раз. Шире."
Аня, несмотря на всю абсурдность ситуации, подчинилась. Она улыбнулась своей самой широкой, самой лучезарной и очень хитрой улыбкой, в которой смешались и дерзость, и азарт.
Мужчина вдруг просветлел. "Да! Вот она! Эта улыбка! Идеально! Вы идеально подходите, девушка. Как вас зовут?"
"Лисина Анна," – ответила Аня, улыбаясь ещё шире. Она была на шаг впереди. И это только начало.