Лия Миллер
Страх, боль, гнев, страдания – вот что, кажется, насквозь пропитало каждый угол особняка семьи Миллер. Двадцать четыре года я провела в этих стенах, и за это время видела многое, слишком многое. Кое-что храню в глубине души, запечатывая в самых темных уголках памяти. Но есть вещи, что, вопреки моему желанию, рвутся наружу, подобно диким зверям, вырвавшимся из клетки. И тогда меня настигает жестокая расплата. Но даже наш Дон, этот старый лицемер и тиран, не станет отрицать, что это не дом, а настоящий ад, преддверие преисподней. Казалось бы, кто другой давно сломался бы под тяжестью пережитого им, под гнётом совершенных злодеяний, но этот старый хрен все еще упрямо цепляется за сей мрачный мир, словно пиявка, впившаяся в жертву.
И знаете что? Я – тот самый человек, который испытывает жгучую боль из-за родного деда. Дон семьи Миллер – мой дед, и по идее, я, как внучка, должна ему беспрекословно подчиняться. Но нет, простите, эта сказка больше не для меня. Недавно я нашла в себе волю, обнаружила в себе стальной стержень. Решила, что буду жить по своим правилам. За это меня теперь и считают сумасшедшей в этом доме, чуть ли не умалишенной. Из-за упрямства и старомодных принципов деда врагов у нашей семьи становится все больше, а надежной защиты – все меньше. И это бесит не только меня, но и практически всю семью, хотя они и боятся открыть рот.
– Какого черта ты позволяешь себе опаздывать на ужин? Все только тебя и ждут! – словно раскат грома, прогремел голос деда, ворвавшегося в мою комнату без стука, как к себе в сарай. Будто здесь его личные владения.
Его внешность никак не выдавала, что ему уже шестьдесят семь лет. Выглядел он бодрячком, ну разве что морщины предательски выдавали возраст.
– Сейчас спущусь, хватит орать, – устало ответила я, поднимаясь со своей кровати. Мне до смерти надоело, что он орет по каждому поводу.
Мне хотелось бы видеть счастье в глазах своих близких, но вместо этого я вижу лишь всепоглощающий страх. Они, блядь, боятся даже шелохнуться в присутствии деда, боятся лишний раз вздохнуть. Сажусь за стол и вижу недовольное, словно у кислой мины, лицо отца.
Кристофер Миллер. Мой отец, который все эти годы пытался выдрессировать из меня покорную, услужливую девушку для Давида Картера. Ему, видите ли, предстоит занять пост капо, после чего он, по мнению моего папочки, должен будет стать моим законным мужем. Он предан клану "Алая ярость", присосавшемуся к нам с самого начала, что меня жутко раздражает и выводит из себя. Десять лет назад я еще грезила о чистой и светлой любви, но, глядя на этого типа, Давида Картера, я навсегда забыла о ней, словно её и не было. Что ж, буду жить здесь, и терпеть выходки отца и деда, пока мне не надоест и я не взорвусь.
– Итак, Лия. Я принял окончательное решение. Мы не станем дожидаться повышения Давида. Через месяц состоится ваша свадьба. Надеюсь, у тебя хватит ума и времени, чтобы подготовиться к столь масштабному мероприятию. У тебя достаточно времени, чтобы привести себя в порядок и усмирить свой строптивый, несносный нрав, – чётко и холодно произнес главарь семьи, словно сообщая о погоде на завтра.
От этой новости у меня кишки скрутило в тугой узел. Что, собственно говоря, он несет? Что за бред? Я не выйду замуж по расчету, ради какого-то бизнеса, твою мать! Меня не продадут как скот на аукционе!
С грохотом бросив вилку на тарелку, я уверенно посмотрела прямо в глаза деду. Он ждет от меня покорности и смирения, но я уже не та маленькая девчонка, которая дрожит от его криков и угроз. Пусть, сука, запомнит это навсегда.
– Отменяй эту чертову свадьбу, иначе я сбегу из этого проклятого дома, или, в крайнем случае, вскрою себе вены! – выпалила я, вскакивая на ноги, чтобы оказаться с ним на одном уровне. Я больше не буду смотреть на него снизу вверх.
– Что за дерзость? Совсем забыла, девчонка, кто в доме хозяин? Я решаю, кто и когда выйдет из этого дома в свадебном платье, а кто – в похоронном! Сядь на место и не смей возражать. Свадьбе быть, и только попробуй сбежать, – процедил он сквозь зубы, прожигая меня взглядом. Его глаза метали молнии. Не слушая его угроз, я развернулась на каблуках и гордо ушла в свою комнату.
– Лия! – прорычал дед мне вслед, но я не остановилась ни на секунду.
Да чтоб они все сдохли! Как же мне все это надоело! Ни папа, ни мама не проронили ни слова, хотя их родную дочь насильно выдают замуж за какого-то незнакомца! Просто беспредел! Кузены тоже не осмелились даже пикнуть и заступиться за меня, хотя я всегда их выгораживала, не боясь получить за это нагоняй. Боже, когда же закончится этот ад? Когда же я смогу жить нормальной жизнью? Нет, я не виню их, но мне обидно до слез.
Уже час я лежу на кровати, уставившись в потолок, словно там можно найти ответы на свои вопросы. В комнату кто-то стучится. "Вовремя", - подумала я и тяжело вздохнула. Входят моя старшая сестра и кузен.
Виола Миллер, Теодоро Миллер.
– Что надо? – грубо спросила я, поворачиваясь к ним.
Теодоро, как обычно, выглядел расслабленным и спокойным, казалось, ничто не могло вывести его из равновесия. А вот Виола оглядывала меня с жалостью, так, будто дед только что избил меня до полусмерти.
– Что же ты делаешь, ненормальная? Перестань перечить дедушке, прошу тебя, милая. Он ведь и убить тебя может! – взволнованно пролепетала Виола, заламывая руки. Я закатила глаза. Ну конечно, дед ведь выдал ее замуж по любви, а ее брак был благословлен небесами. Спрашивал ее, хочет ли она этого брака, желает ли связать с ним свою жизнь. А на меня им плевать с высокой колокольни, будь что будет с дочерью Миллер. Теодоро присел рядом со мной на кровать и слегка встряхнул меня за плечи.
– Слушай, сестренка, а кто меня по утрам подушкой будет лупить, если ты умрешь или уедешь? - с усмешкой произнес парень и убрал прядь волос с моего лица. - Думаешь сдаться? Тогда подумай, что будет с нами. А если на нас тебе плевать, то подумай о себе, дурочка, – проговорил Тео и обнял меня.
Андреа Романо
Семья… Это слово должно вызывать тепло, любовь, безграничную преданность. Дом – пристань, где тебя ждут, где каждый уголок пропитан уютом и счастьем. Но особняк Романо – это извращенная пародия на эти понятия. Здесь семья – это поле битвы, а дом – клетка, откуда хочется бежать без оглядки, за горизонт, лишь бы не видеть этих стен, пропитанных ложью и лицемерием. Каждый день здесь – русская рулетка, игра со смертью. Никто не может быть уверен в завтрашнем дне, никто не знает, какая новая прихоть взбредет в голову капо, и кто станет следующей жертвой его безумия. Пространство этого замка-тюрьмы отравлено болью, криками, слезами. Здесь каждый вздох – напоминание о прошлых трагедиях. Одно неверное слово, косой взгляд – и взрыв неминуем. Даже самый стойкий сломается, а безумец, такой как я… Я просто снесу всё к чертям собачьим.
Меня сложно назвать уравновешенным. Мой гнев – как порох, готовый вспыхнуть от малейшей искры. Я могу лишить жизни за непослушание, за дерзость, за взгляд, брошенный не так. Многие считают меня чудовищем, и, возможно, они правы.
Андреа Романо. Гнев, ярость, безумие – вот мое второе имя. Я не знаю жалости и сострадания. Вырезал, расчленял, ломал кости… Не сдерживал ни единой эмоции, потому что знал – дай слабину, и тьма поглотит меня целиком. Однажды, на званом ужине, какой-то самоуверенный выскочка заговорил со мной о бизнесе и неосторожно намекнул, что дни нашего клана сочтены. Я проглотил этот яд, сдержался. Но стоило мне выйти за пределы ресторана, как этот подонок познал всю глубину моей ярости.Топор в моих руках превратил его в кровавое месиво.
Капля багряной крови стекает по моей руке, и я с упоением вглядываюсь в зрелище чужих окровавленных внутренностей, распластанных в моих ладонях. В этот момент в подвал входит Симон, мой брат, моя тень. Он ухмыляется, глядя на это кровавое представление. Симон… Он, как и я, видел такое, что нормальному человеку и во сне не приснится. Мы всегда были вместе, плечом к плечу, неразлучны, как две капли темной воды. Его прозвали Черным Дьяволом. Один его вид вселяет ужас. Симон Романо.
– Ты всё так же любишь копаться в кишках, – с напускным отвращением замечает Симон. – Я пришел сказать, что завтра ждем гостей – Русскую Братву.
Меня словно ледяной водой окатили. Русские? На нашей территории? С каких пор мы стали принимать врагов? С тех пор, как Диего Миллер возомнил себя всесильным и попытался скупить наши земли, между нашими кланами идёт затяжная война. Тогда мы заткнули ему рот, отправив его подальше со своими грязными деньгами.
– Какого черта им нужно? – выпаливаю я, швыряя окровавленные кишки в угол.
– Никто не знает. Даже отец не в курсе цели их визита, – пожимает плечами Симон.
– Что ж, встречу этих гостей по-своему, – с хищной улыбкой произношу я, срывая с себя окровавленный фартук.
Мы с братом возвращаемся в особняк, где меня, словно тень, встречает Сицилия, вечно прекрасная, словно сошедшая с полотен эпохи Возрождения.
– Здравствуй, Андреа. Отец разыскивает тебя. Он в ярости, – тихо шепчет Сицилия и исчезает, словно видение, оставив после себя легкий аромат жасмина.
– И почему это меня совсем не удивляет? – раздраженно вздыхаю я и поднимаюсь по мраморной лестнице.
В кабинете отец поворачивается ко мне, испепеляя взглядом. В его глазах – бушующее пламя гнева.
– Какого черта вас не было дома, когда приходил тот подозрительный тип?! Вы должны были охранять женщин! – взрывается отец, и я закатываю глаза.
Незнакомец? Охранять женщин? Мой отец – законченный идиот. Мы с братом кто – телохранители, няньки, или кто? Зачем мы вообще тогда здесь?
– Охрана здесь просто как элемент интерьера, верно? – спокойно спрашиваю я, глядя прямо в глаза капо.
– Не смей дерзить мне! – рычит он в ответ, и я понимаю, что продолжать этот бессмысленный разговор – пустая трата времени.
Я поворачиваюсь и выхожу из кабинета, направляясь в свою комнату.
Железная корка, сковавшая мое сердце, появилась в тот день, когда отец убил мою душу, мою радость, мой единственный лучик света во тьме.
Оливия Романо.
Моя сестра, моя вторая половинка, моя копия. Она была воплощением бунтарства, непокорности, абсолютной свободы. Для нее не существовало никаких правил, никаких ограничений. Она делала только то, что хотела, плевать на последствия. Отец с ней справиться не мог, как, впрочем, и со мной. Я обезумел, когда увидел ее в тот проклятый день, в тот самый ужасный, мрачный, безжалостный день.
**
После звонка матери, в голосе которой звучал отчаянный ужас, я сорвался с места. Она сообщила об очередной ссоре Оливии с отцом.
– Сынок, я боюсь… Я очень боюсь за Оливию. Пожалуйста, приезжай.
Я гнал по дороге, как сумасшедший, пытаясь предотвратить непоправимое. Я проклинал отца за то, что он смеет поднимать руку на женщин, кричать на них, унижать.
– Я уже подъезжаю, мама, подожди немного, – говорю я в трубку, выпрыгивая из машины.
Ворвавшись в особняк, я услышал лишь безутешные рыдания матери. Сердце оборвалось, руки затряслись, и я бросился в кабинет.
– Оливия?! – кричу я, врываясь внутрь.
Мир рухнул в одно мгновение. В ее груди зияет огромная рана. Ярко-зеленые глаза больше не светятся жизнью, в них лишь мертвенная пустота. Белая блузка пропитана кровью. Мать рыдает у ее ног, и мне хочется выть от горя.
– Как ты мог?.. – выдавливаю я, глядя в спину отцу.
Он поворачивается, равнодушно взирая на меня. Ни капли раскаяния, ни тени сожаления. Только ледяная безэмоциональность.
– Она сама виновата. Не вела бы себя как шлюха, ничего бы этого не случилось, – бесцветным тоном произносит отец, и во мне что-то ломается.
Я набрасываюсь на него, сдавливая горло. Меня душит ярость. Но его тупая охрана оттаскивает меня в клетку, где я провожу следующие две недели в полном одиночестве.
**
Оливия… Она посмела полюбить врага. Отец увидел его на нашей территории, рядом с сестрой, и потерял контроль. Он убил их обоих. За эту "измену".
Лия Миллер
Мы ехали домой. Рваный ритм дороги, мелькающие за окном огни ночного города – все это сливалось в размытую картину, но ничто не могло отвлечь меня от навязчивого, приторно-тошнотворного запаха сигарет, въевшегося в обивку салона и мои волосы. Меня от них воротило физически, до рези в глазах и комка в горле. И этот самодовольный придурок, Тео, мой кузен, еще и демонстративно курил их прямо при мне, словно нарочно игнорируя мое явное отвращение.
Конечно, он не знает истинной причины моей неприязни, не ведает о тех воспоминаниях, которые этот запах вытаскивает на поверхность. Но элементарное уважение к чувствам другого человека должно же присутствовать! Хотя, какое уважение может быть у мужчин вроде него? Они словно лишены тонкости восприятия, не замечают очевидных вещей, что уж говорить о настоящей заботе, понимании и уважении к женщине. Это для них непостижимые категории.
До сих пор, как будто это было вчера, помню жестокое выражение лица отца, искаженное гневом, когда он наказывал меня за любое не так сказанное слово, за малейшее проявление непокорности. Его взгляд прожигал меня насквозь, оставляя после себя лишь пепел страха и унижения.
– Лия? Ты засыпаешь? – рассеянно спросил Тео, выпустив очередную порцию дыма в мою сторону. Я с усилием открыла глаза, стараясь не выдать своего раздражения.
– Да, немного устала. Долгая дорога вымотала. Я посплю немного, разбуди, пожалуйста, когда подъедем к аэропорту, – пробормотала я, прикрыв глаза.
Я откинулась на спинку сиденья, положила голову на плечо кузену, чувствуя, как его тело напряжено, и погрузилась в воспоминания. Мой разум, словно старый фотоальбом, перелистывал страницы прошлого, выхватывая из темноты как самые болезненные, травмирующие эпизоды, так и редкие, светлые моменты, которые казались сейчас нереальными, словно сном.
**
Я бегу по залитому солнцем лугу, Кассио – мой озорной, неугомонный кузен – нарочито поддается, заманивая меня в свои объятия. Вот он хватает меня на руки, крепко прижимает к себе, и я заливаюсь звонким, беззаботным смехом, видя его кривляющиеся рожицы. Он мастер строить смешные гримасы, передразнивая взрослых.
– Кассио, отпусти меня! – звонко кричу я, дёргая ногами в воздухе. Он кружит меня, словно пушинку, и я чувствую себя счастливой и беззаботной.
В свои пятнадцать лет Кассио уже был высоким и сильным. Его широкие плечи, уверенная походка, заразительный смех – все в нем вызывало у меня восхищение. Он был для меня образцом, примером для подражания. Я тоже не отличалась маленьким ростом, всегда была выше своих сверстниц, но в четырнадцать лет мой рост словно замер, остановился, оставив меня немного ниже Кассио.
В этот момент во двор неспешно выходит Теодоро, старший из кузенов. Я тут же спрыгиваю на землю, подбегаю к нему и крепко обнимаю его. Он гладит меня по голове, что-то тихо говорит, и я чувствую себя в безопасности, словно под защитой каменной стены.
**
То время, кажется, осталось в какой-то другой жизни, в параллельной вселенной, где царили беззаботность и легкость. Мама и папа тогда еще не следили за каждым моим шагом, не контролировали каждый мой вздох. Я даже представить себе не могла, не могла допустить и мысли, что моя семья – эти люди, которых я любила и которым доверяла – на самом деле являются чудовищами, скрывающимися под масками благопристойности. Никогда бы не подумала, что мой дядя, этот улыбчивый, добродушный мужчина, способен торговать людьми, мои кузены – хладнокровно убивать, а отец – торговать наркотиками, разрушая жизни других людей. И самое страшное – что дед, наш уважаемый дон, все это знает и хладнокровно руководит этой преступной империей, дергая за ниточки, как кукловод.
Каким человеком мой отец является на самом деле, я поняла в своё восемнадцатилетие, когда наивно и беспечно поздно вернулась домой после вечеринки, и он якобы переживал за меня. За эту мимолетную свободу, за эти несколько часов без контроля и надзора я и поплатилась. Он кричал, его лицо было перекошено от гнева, пытаясь донести до меня что-то бессвязное, угрожающее ором. Но с того дня я будто замерзла внутри, замкнулась в себе и какое-то время перестала реагировать на его крики и ругательства, отгородившись от него непробиваемой стеной молчания.
В мои двадцать два года он наглядно, жестоко и хладнокровно продемонстрировал свою истинную сущность, показав, на что он способен.
**
Я захожу в дом после утомительного, но приятного шопинга, стараясь не думать о предстоящем ужине с дедом. Мои глаза тут же выхватывают Теодоро. Он стоит в холле, его лицо напряжено, словно каменная маска. Он с напряжённым видом идёт ко мне навстречу, его взгляд полон тревоги.
– Отец вызывает тебя к себе. Он в ярости, – процедил он сквозь зубы, стараясь говорить как можно тише, чтобы не привлечь внимания.
Мое тело мгновенно напряглось, словно натянутая струна. Что я опять сделала не так? Что послужило причиной его гнева на этот раз? С тяжелым сердцем я захожу в кабинет отца. Он сидит в своем кресле, спиной ко мне, и смотрит в окно. Когда я вхожу, он резко поворачивается ко мне с гневным, искаженным лицом.
– Что-то случилось? – осторожно спрашиваю я, не понимая, что могло так его разозлить.
Он молча подходит ко мне вплотную, его глаза сверкают яростью, и сует мне в руки планшет, показывая видео, где я танцую в ночном клубе с друзьями. Я была в стельку пьяна, не контролировала свои движения и выделывала всякое. Но что его так разозлило? Неужели это настолько ужасно? Дело в танцах или в том, что я была пьяна?
– Как ты посмела вытворять такое на людях?! А потом еще и уехала неизвестно куда, не поставив никого в известность! Совсем обнаглела! – кричит он, брызжа слюной.
Я в шоке. Кто ему рассказал? Кто шпионит за мной? Кто сливает ему информацию?
Я не успеваю ответить, не успеваю даже вымолвить слово в свое оправдание, как он отвешивает мне сильную пощечину. Мое тело теряет равновесие, и я падаю на пол, ударившись головой об угол стола.
Андреа Романо
Рыжеволосая бестия издавала томные стоны, её тело извивалось под моими нежными ласками в укромном уголке вип-зоны переполненного ночного клуба. Я осыпал её шею чувственными засосами, неустанно стремясь доставить высшее удовольствие, наблюдая за её реакцией, но сам не испытывал ровным счётом ничего, лишь холодное отстраненное наблюдение. Эта сцена, казалось, была лишь тщательно отрепетированным спектаклем, где я играл роль страстного любовника. И в этой тщательно выстроенной мизансцене неминуемо возникал закономерный, мучительный вопрос:
Зачем я вообще этим занимаюсь? Какой смысл в этих поверхностных, мимолетных связях, не оставляющих после себя ничего, кроме пустоты?
Возможно, я просто наслаждался властью, которую мне давала возможность дарить этим женщинам иллюзорную, такую хрупкую и недолговечную надежду на то, что они способны занять особое место в моей жизни, стать чем-то большим, чем просто случайным развлечением. И затем, словно безжалостный кукловод, я обрывал эту связь, оставляя их с разбитыми мечтами и осколками самолюбия. Да, признаюсь, мне доставляло извращенное, циничное удовольствие наблюдать за тем, как разбиваются девичьи сердца, как гаснет огонь надежды в их глазах. Они наивно, по-детски полагали, что вот-вот станут "той самой", единственной и неповторимой, той, ради которой я буду готов на все, той, с которой я захочу разделить свою жизнь. Но их мечтам не суждено было сбыться. После каждой ночи, проведенной в объятиях очередной куклы, я без малейшего сожаления бросал их, и меня нисколько не трогали их чувства, их переживания, их мысли обо мне. Я был словно каменная глыба, не способная ни к сочувствию, ни к эмпатии.
—Пока, куколка, – бросил я небрежно, даже не взглянув в её заплаканное лицо, и поспешно удалился, оставив её в смятении и одиночестве.
Некоторые из них сразу понимали, что это было всего лишь мимолетное развлечение, интрижка на одну ночь, не более. Они принимали правила игры и уходили без лишних слов и обид. Другие же закатывали истерики, умоляли меня остаться, тщетно надеясь задеть меня за живое, вызвать хоть какую-то эмоцию, хоть каплю сожаления. Конечно, я мог бы изобразить сожаление или сочувствие, сказать пару ничего не значащих слов, но это было бы лишь лицемерной игрой на публику, фальшивой маской, скрывающей мою истинную сущность.
Мне плевать на них. На их слезы, на их надежды, на их разбитые сердца.
Да, возможно, это звучит грубо и цинично, но я действительно не хочу даже слышать об их чувствах, не хочу погружаться в их мир, полный эмоций и переживаний. Я предпочитаю оставаться в своей башне из слоновой кости, отгородившись от всего мира стеной безразличия.
Выйдя из клуба, глотнув свежего ночного воздуха, я первым делом машинально проверил, не убрала ли Лия меня из чёрного списка в своем телефоне. О, чудо, она это сделала! Слабый лучик надежды промелькнул в моем сердце, но я тут же постарался подавить его.
Впрочем, её, как мне казалось, совершенно не волновали мои мотивы и желания. Мои чувства, мои мысли, мои поступки были для неё абсолютно неважны. Но, вероятно, её напугала мысль, что я могу заявиться к ней без предупреждения, нарушив её тщательно выстроенный мир.
Глупая, наивная девочка, я ведь вполне способен на такой поступок. Я непредсказуем, импульсивен и готов на самые безумные авантюры.
Прямо сейчас.
Я, не раздумывая ни секунды, поддавшись внезапному порыву, сел в самолёт и отправился в далекую Канаду, чтобы просто увидеть Лию, хотя бы издалека. Да, и никто, ничто не сможет меня остановить. Мое желание увидеть её было настолько сильным, что я был готов преодолеть любые препятствия.
—Тебе не кажется это безумием? – удивленно спросил Рик, глядя на меня с нескрываемым беспокойством.
Я лишь отрицательно покачал головой и попытался устроиться поудобнее в кресле самолета. Кузен продолжал сверлить меня взглядом, пытаясь понять, что творится в моей голове, но я дал ему понять, что всё под контролем, что я знаю, что делаю. Но знал ли я это на самом деле?
Зачем я лечу к ней? Не знаю. Что я испытываю к ней? Тоже не могу сказать наверняка. Возникает странное, необъяснимое желание защитить её от всего мира, оградить от боли и страданий. Вырвать её из нынешнего, как мне кажется, неблагополучного окружения, чтобы она обрела долгожданное счастье, спокойствие и умиротворение.
Забрать из одного ада в другой – вот как это выглядит со стороны. И я даже не уверен, какой из них окажется страшнее, ведь каждый по-своему ужасен, каждый полон своих собственных демонов и кошмаров. В любом месте можно столкнуться с болью и разочарованием, с предательством и обманом. И теперь меня мучает вопрос: почему она до сих пор живёт с родителями? Ведь её семье принадлежит чуть ли не вся Канада! Она могла бы скрыться в любом уголке страны, купить себе остров и жить там в полном одиночестве, чтобы её никто не нашёл, не потревожил её покой.
—Как думаешь, почему её так разозлила эта случайная сигарета? – внезапно спросил я, глядя в окно на проплывающие под нами облака.
Рик пожал плечами, но явно задумался над моим вопросом. Он всегда был хорошим наблюдателем и умел подмечать детали, которые ускользали от моего внимания.
—Полагаю, у неё есть болезненные воспоминания, связанные с курением. Возможно, что-то произошло в прошлом, что вызывает у неё такую острую, почти истерическую реакцию, – предположил кузен, и я невольно поежился.
Я погрузился в свои мысли, пытаясь разгадать тайну, окружающую Лию. Неужели эта неприступная, кажущаяся холодной и безразличной девушка чего-то боится? Глядя на неё, создаётся впечатление, что это её должны бояться, что она способна уничтожить любого, кто встанет у неё на пути. Она кажется воплощением силы и уверенности, неприступной крепостью, которую невозможно завоевать. Её глаза обычно не выдают ничего, кроме незаинтересованности, целеустремленности и непоколебимости. Всем своим видом она демонстрирует, что её не волнует происходящее вокруг, что она выше всех этих мирских забот и страстей. Но, похоже, это лишь маска, тщательно выстроенная защита, которую она снимает, когда остается одна, наедине со своими страхами и демонами.
Лия Миллер
Рано утром, окутанная пеленой полусна, словно призрак, я проскользнула на кухню с одной лишь целью – сварить себе кофе. Этот ритуал должен был вырвать меня из цепких объятий Морфея и подготовить к грядущему дню, который, я чувствовала, не сулил ничего хорошего. Но мои планы нарушило присутствие отца. Судя по его напряженной фигуре и отсутствующему взгляду, он тоже не спал. "Работа есть работа," – пронеслось у меня в голове, однако в этот раз, казалось, причина его бессонницы лежала гораздо глубже, чем обычные деловые вопросы.
— Нормально тебе, дочка, жить в особняке Миллеров с нашим врагом? Неужели ты думала, что я настолько слеп и глуп, что ничего не узнаю? — без малейшего намека на приветствие, словно оглушительный разряд, прозвучал его вопрос. Мое сердце, и без того встревоженное, ухнуло в самую бездну, оставив после себя лишь леденящий страх.
— О чём ты? — вымолвила я, пытаясь придать голосу уверенность и изобразить искреннее непонимание. Я знала, что вру, и отец это прекрасно понимал.
Он лишь презрительно усмехнулся, не удостоив меня ответом. Эта молчаливая ухмылка была хуже любых слов, в ней читалась вся тяжесть его недоверия и зреющая буря гнева. Я понимала, что это лишь затишье перед бурей, и рано или поздно он взорвётся, обрушив на меня всю свою ярость. Поэтому, не теряя ни секунды, я поспешно покинула кухню, словно спасаясь от надвигающейся катастрофы, и скрылась в своей комнате. Трясясь от страха и предчувствуя неминуемое, я безвольно опустилась на кровать.
Я ведь не испытываю к этому Андреа ничего. Он сам возник в моей жизни, сам проявил ко мне интерес. Я не делала абсолютно ничего, чтобы заслужить недоверие отца. Ни одного поступка, который мог бы заставить его сомневаться во мне. И если у него возникнут какие-либо вопросы, я смогу с полной уверенностью, глядя ему прямо в глаза, сказать, что моей вины здесь нет. Вообще, я проклинаю этого Романо за его "гениальную" идею – ворваться в мою комнату, в дом Миллеров, словно какой-то вор. Я бы собственноручно прибила его за это, если бы у меня была такая возможность!
И как, скажите на милость, я теперь должна объяснить деду и отцу, что я ни в чем не виновата? Они ведь обязательно начнут думать обо мне самое худшее. В их глазах я, наверное, уже предательница, запятнавшая честь семьи. Эта мысль терзала меня, словно острый кинжал.
Днём, когда напряжение достигло своего апогея, дед вызвал меня в свой кабинет для разговора. Я прекрасно понимала причину этого вызова и, чтобы не злить его еще больше, не стала затягивать и сразу же направилась к нему. Мои ноги налились свинцом от страха.
— Что хотел? — как можно более равнодушно спросила я, переступая порог кабинета. Дед резко повернулся ко мне.
Выражение его лица нужно было видеть собственными глазами, чтобы в полной мере оценить всю глубину его ярости: красный, как перезрелый помидор, готовый взорваться от внутреннего давления. Я знала, что сейчас начнётся: оглушительные крики, от которых будут трескаться стекла, нескончаемый поток унижений и, возможно, мои собственные безудержные рыдания. В этот момент я чувствовала себя загнанным в угол зверьком, ожидающим неминуемой расправы.
— Какого чёрта в нашем доме делал Андреа Романо, наш враг?! — проревел дед, и я с трудом подняла голову, стараясь скрыть охватившую меня панику.
— Если в моей комнате стоят камеры, как ты любишь, то ты должен был видеть, что я ничего не делала! — попыталась оправдаться я, однако, не дослушав меня до конца, он сорвался с места и стремительно приблизился ко мне. Его глаза метали молнии, а лицо исказилось от гнева.
Уверенность и твердость в голосе сейчас – самое важное оружие в моей арсенале. Собрав всю свою волю в кулак и гордо задрав голову, я бесстрашно посмотрела деду прямо в глаза. Казалось, что сейчас из его ноздрей повалит дым. Его ярость была осязаема, словно электрический разряд.
— Какого хрена ты впустила его на нашу территорию, а?! Отвечай!
Я с трудом сдержала тяжелый вздох, предчувствуя надвигающуюся бурю, и уже собиралась ответить, как вдруг дед нанес мне сокрушительный удар. Силы он явно не жалел, и от неожиданности и боли я пошатнулась и рухнула на пол. Его оглушительный крик, полный ненависти и презрения, разнесся по всему кабинету, казалось, даже стены содрогнулись от этого звука. Мне отчаянно захотелось закрыть уши, чтобы больше не слышать его голос, наполненный ядом и злобой.
— Ты, мелкая дрянь! Когда ты, наконец, перестанешь порочить честь нашей семьи?! Может, мне просто прикончить тебя, чтобы все вокруг жили наконец спокойно?! — закричал он, и от этих страшных слов мои руки затряслись, словно в лихорадке.
Все заживут спокойно, если меня не будет. Я перестану быть обузой, постоянным источником проблем и позора для всей семьи. Я перестану порочить их "высокую честь". Как он вообще может говорить такое о своей родной внучке? Неужели в его черством сердце не осталось ни капли любви или сострадания ко мне?
— Мне стоило убить тебя еще десять лет назад, но твоя мамаша – мягкотелая дура – не дала мне этого сделать! Ты – грязное пятно на нашей безупречной репутации. Запомни, Лия: еще один проступок, и я не пощажу тебя! Ты дорого заплатишь за это! — прорычал он, и снова ударил меня, не проявляя ни малейшего сожаления. — Пусть это будет тебе уроком. Никогда не забывай об этом!
— Запомни эти слова и ты, дедушка. Запоминай и помни, что ни одного цветка на твоей могиле не будет. Ты дождешься этого. Как ты можешь так говорить? Как потом посмотришь родному сыну в глаза? Думаешь, он простит тебе это когда-нибудь? — заговорила я, поднимаясь с пола и собирая последние остатки своего достоинства.
Его глаза не выражали абсолютно никаких эмоций; он все так же злобно и презрительно смотрел на меня, и я поняла, что его уже ничто не исправит. Он безнадежен. Единственное, что сможет изменить его – только могила.
— Мне плевать, что подумает Кристофер. Он оказался никудышным отцом и не воспитал из тебя нормального человека. Раз он не справился, то это сделаю я. Но по-своему.
Андреа Романо.
Мне хотелось сдохнуть в этих четырёх стенах, но куда мне ещё идти? Правильно, никуда. Только если в свой охрененый подвал под домом, о котором никто даже и не знает кроме моего брата.
Сегодня тот день когда наш дон отправил нас на территорию Русской Братвы, дабы мы устроили им ловушку. Хотел ли я этого? Нет конечно. Кто-то спросил меня? Тем более нет. Пока я не занял место дона, я обязан выполнять приказы своего отца.
Когда я встану на пост, я сделаю всё, чтобы мой отец умер. Он причинил нашей семье столько боли, оставил столько травм что мне хотелось чтобы он ощутил те чувства на себе. И он ощутит.
—Дай мне свой телефон. -Сказал я Рику, и он протянул.
Я набрал номер Лии, и уже хотел нажать кнопку, как его перехватывает Симон.
—Что ты удумал? Сообщить о нашем приезде? -Грубо выплюнул брат.
—Отдай телефон, придурок. Мне нужно предупредить Лию о нападении чтобы она ушла. -Ответил я, и взял телефон из его рук.
Я набрал её номер, и приложил телефон к уху. Гудки шли долго, но спустя время она ответила.
—Лия, ты должна сейчас уйти из особняка. -Потребовал я.
—Думаешь моя семья будет прятаться? Делайте что хотите, наши люди нанесут точно такой же удар. Мне насрать и на тебя, и на Каморру. Лучше следите за дорогой. -Произнесла она, и отключила.
Я нахмурился, пытаясь понять что значила последняя фраза. Мы почти подъехали к Канаде, другого выхода нет. Я взял пистолет и перезарядил его.
—Что она сказала? -Спросил Нино, смотря на дорогу.
—Они уже знают она нашем направлении к ним. -Кратко ответил я, и натянул на себя чёрное пальто.
Мы подъехали ближе к особняку семьи Миллер, и я открыл багажник. Тесак в моих руках выглядил идеально, и я взяв его подошёл к Симону.
—Женщин не трогаем, нужно избавиться от мужчин. -Скомандовал я, но нас опередили.
Начался обстрел, в котором я получил ранение в ногу. Но, это не помешало мне пройти за их территорию и подняться к Лие. Она грызя ногти пыталась выглянуть в окно, но когда в нём показался я она взяла оружие в руки.
—Иди отсюда к чёрту, Романо! -Закричала она, и выстрелила мне в плечо.
Я не чувствовал боли, лишь лёгкое покалывание. Я подошел к ней и лёгким движением забрал у неё пистолет.
—Уходи отсюда, ублюдок. Сюда с минуты на минуты должен зайти Тео или Кассио, если они тебя увидят то прикончат сразу же. -Практически шепча проговорила Лия, и оттолкнула меня ближе к окну.
Её карие глаза сверкали от волнения, а она сама переживала что возможно, я смогу напасть.
—Лия, ты как тут? -Забежав сюда, спросил Теодоро.
Его свирепый взгляд остановился на мне, и я будто на автомате достал тесак. Он же схватился за пистолет, и направил его на меня.
—Тео, убери пистолет, Андреа
сейчас уйдет. -Произнесла Лия, и не подтверждая её слова я кинул кинжал в ногу Теодоро.
Я выстрелил ему в ногу, и быстро выпрыгнул из окна, не боясь что-то повредить. Все сели по машинам, и мы уехали. Рик выглядил так, будто он искупался в кровавой ванне.
Я понимал, что Лия больше не заговорит со мной, не будет отвечать мне, и это только из-за того что я сделал. Но, надо сказать, что она не чувствовала ко мне какого-то интереса или же положительных чувств. Из-за этого, могу сказать что мне переживать не стоит.
—Раны перевяжи. -Сказал Рик, и кинул мне бинты.
Я перевязал, и стал чувствовать себя намного лучше. То, что Лия выстрелила в меня было очень неожиданно, потому что я не успел даже и увернуться.
—Дон их думаю сдохнет через пару часов. Ранение в живот и ноги. -Прокоментировал Симон, улыбаясь во все тридцать два зуба.
Когда мы приехали меня встретила Сицилия, с взволнованым видом. Она подошла ко мне, оценивая ситуацию, а я был передельно спокоен.
—Вы как? Может, врача вызвать? -Спросила сестра, и я отрицательно помотал головой.
Сейчас единственное что я хотел, это лечь на кровать. Поэтому, минуя свою мать и взволнованую тётю, я ушёл к себе в комнату. Сняв с себя потную, кровавую футболку, я принял лёгкий душ и наконец лёг на кровать. Мысли перемешались, и моя голова была готова взорваться.
—Не бросай её. -Послышался голос сзади, и я повернулся.
Никого не было. Мне уже что-то мерещится, господи.
—Придурок, я говорил тебе что если ты хочешь чего-то добиться нужно идти до конца. -С усмешкой сказал он, и из тени вышел кузен.
Я не видел его более трёх лет, из-за его свадьбы с одной дамой которая украла его сердце.
—Ты как тут появился, придурок? - Со смехом спросил я, и встав с кровати пожал ему руку.
Ария вышла и улыбнулась мне, я сделал то же самое и посмотрел на кузена.
—Как твоя жизнь? -Задал вопрос я, видя его живые глаза.
—Всё отлично. -Ответил Артуро, и положил мне руку на не раненое плечо. —Девушка в тебя выстрелила, а ты сидишь тут и думаешь как же это романтично?
Я посмеялся, и вздохнул. Ария поняла, что разговор должен быть наедине, поэтому вышла. Я сел на кровать.
—Влюбился я. Вот бей об стену, я полюбил её. -Проговорил я, и понимая что ничего с ней не получится, снова вздохнул.
—Ты должен завоевать её сердце любым способом. Если не ты, то другой сделает это. У Миллер скоро состоится свадьба, думаешь она не прыгнет к этому ублюдку в объятия? У меня с ним отдельные счёты, но лезть не буду. -Сказал Артуро, и я задумался.
А что если сделать так, что Лия будет со мной?
—Ты прав. -Ответил я, и все окончательно продумал.
Я рассказал план Артуро, на что он сразу же согласился. Мы продумали с ним всё до мелочей, и этот план должен сбыться.
—Пойдём, моя мама в честь моего приезда организовала ужин. -С улыбкой прощебетал кузен, и полетел на кухню.
Мы впервые смеялись, сидя за столом. Артуро искренне улыбался и рассказывал про свою жизнь в Италии, и то, как продвигаются его дела.
—Вы тут тоже не скучаете. Надеюсь, всё хорошо у вас в последнее время? -Спросил Артуро, и я кивнул.
Лия Миллер
Сегодня был день, который должен был стать началом новой главы моей жизни. День моей свадьбы. Переломный момент, когда я должна была официально стать Лией Картер – частью семьи, к которой не принадлежала. Волновалась ли я? Нет, волнение было слишком простым словом для того вихря чувств, что бушевал внутри меня. Скорее, мной завладела какая-то апатичная отрешенность, и единственным желанием было поскорее со всем этим покончить. Осознание того, что я покидаю родной дом, стены, пропитанные воспоминаниями, чтобы отправиться на чужую территорию, к незнакомым людям, давило невыносимой тяжестью.
Конечно, они, "эти люди", сжалились и согласились на свадебную церемонию на территории Русской Братвы. Эта маленькая уступка должна была меня утешить? Убедить в том, что меня ценят и мое мнение важно? Как бы не так! Это совершенно не отменяло моего переезда в их дом сразу после свадьбы. В дом Картеров. И от этого никуда не деться. Это было частью сделки, ценой, которую моя семья была готова заплатить.
Признаться, я так и не нашла времени или желания по-настоящему познакомиться со своим будущим мужем поближе. Меня словно парализовало от одной мысли об этом. Но это меня не слишком беспокоило. Давид Картер был для меня лишь абстракцией, фигурой в чужой игре. Зато я успела, к моему удивлению, подружиться с его сестрой, Арьей. Эта девушка оказалась гораздо более приятной собеседницей, чем я могла предположить.
Арья Картер – юная девушка, уже познавшая горечь утраты родителей. Ей всего девятнадцать лет, но она успела пережить больше, чем я, наверное, смогла бы вынести за всю свою жизнь. В ней чувствовалась стальная воля и невероятная сила духа. Несмотря на юный возраст, она уже стала правой рукой своего брата, Давида, и отлично справлялась со своими многочисленными обязанностями в семье Картеров. Настоящая стальная леди, сумевшая собрать свое сердце по осколкам после трагедии, обрушившейся на ее семью.
— Доченька, ты выглядишь просто восхитительно, — с восторгом произнесла мама, оглядывая меня с головы до пят. В ее голосе звучала неприкрытая гордость. Гордость за удачную сделку?
Прическа, платье, макияж, украшения – всё было безупречно и при этом не слишком вызывающе. Идеальный баланс, выверенный до мелочей. Именно так и должна выглядеть невеста, представляющая интересы Русской Братвы, вступающая в союз с Каморрой. Этот факт не мог не радовать маму. А я? Я чувствовала себя куклой, марионеткой в чужих руках.
— Мам, отмените это всё, — с отчаянием прошептала я в ответ, надеясь на чудо, на проблеск сочувствия в ее глазах. Но встретила лишь сердитый, предостерегающий взгляд.
— Послушай, Лия, ты выходишь замуж, и не смей показывать, что тебе что-то не нравится. Дон этого клана, Давид Картер, не сторонник насилия или невольных браков. Они тут же всё отменят, а нам этот союз крайне выгоден. Ты понимаешь, что стоит на кону? – выпалила мама, поправляя прядь моих волос, словно это могло изменить ситуацию.
Ее слова были словно холодный душ. Мне давно пора было смириться с тем, что я стала для них лишь выгодной сделкой, ценной монетой, которую можно обменять на власть и влияние. Но сердце, как назло, отказывалось принимать это. Оно всё ещё наивно надеялось, что я смогу вырваться из этого ада, зажить счастливо и свободно. Но мои мечты оборвались, как тонкая нить, когда в комнату вошел отец.
— Пойдём, Лия, гости уже заждались нас. – с напускной теплотой произнёс он, протягивая мне руку. Его глаза были холодными и непроницаемыми.
Я посмотрела на свое отражение в зеркале: стеклянные, пустые глаза, дрожащие руки и отчаянное выражение лица. Это была не невеста, а приговоренная к казни. "Господи, если ты есть, сделай так, чтобы я не вышла за него замуж", — беззвучно взмолилась я, глядя на свое отражение.
— Лия! – раздражённо рявкнул отец, выводя меня из оцепенения, и я неохотно взяла его за руку. Его хватка была крепкой и неприятной.
Меня вели к алтарю, где уже ждал мой жених. Ноги словно налились свинцом, и я чувствовала, что вот-вот рухну прямо здесь. Сердце сжималось всё сильнее с каждым шагом, приближавшим меня к незнакомцу, с которым я никогда по-настоящему не разговаривала, не делилась своими мыслями и чувствами. Он был для меня чужим, опасным человеком.
— Давид Картер, согласны ли вы взять в жёны Лию Миллер, быть ей верным, любить и оберегать в горе и в радости? – торопливо произнёс священник, словно зачитывая заученный текст. Давид посмотрел мне прямо в глаза.
Его серые глаза были пронзительными и холодными, словно осколки льда. Казалось, они хотели проникнуть в мою душу, увидеть мои самые сокровенные страхи и желания. Но мне хотелось лишь закричать от одного его взгляда, от этого ощущения вторжения.
— Согласен. – с обманчивой улыбкой ответил он, и по саду разнеслись аплодисменты, звучавшие как похоронный марш.
Ноги задрожали еще сильнее, когда священник обратился ко мне:
— А вы, Лия Миллер, согласны ли вы взять в мужья Давида Картера, взять фамилию Картер, быть верной, жить с ним в горе и в радости? – повторил он. Я замялась. Время словно остановилось.
Мне хотелось вонзить нож себе в сердце прямо сейчас, здесь, на глазах этой лицемерной толпы, лишь бы не произносить это проклятое "да". Я отчаянно оглядывалась в поисках своего кузена, Андреа, надеясь на его помощь, но его нигде не было. Заметив его среди гостей, я умоляюще посмотрела на него, беззвучно прося о помощи, но он отвел глаза, словно не понимал моего отчаяния.
— Лия? – осторожно спросил священник, и я подняла на него полные слез глаза.
Я всё ещё металась в нерешительности, когда вдруг увидела движение в толпе. Появился Андреа. В его руке был пистолет, который он направил прямо на Давида. Мои глаза расширились от ужаса.
— Она не согласна! – прорычал он, словно дикий зверь, и выстрелил Давиду прямо в сердце.
Не успев опомниться, я почувствовала, как меня закидывают на плечо, словно мешок с мукой. Вокруг началась хаотичная перестрелка, крики, визг. Ад вырвался на свободу. У нашего дома прогремел мощный взрыв, и земля содрогнулась. Теодоро рухнул на пол, потеряв сознание от взрывной волны. Кассио среагировал мгновенно и четко, пытаясь защитить семью. Дальше я ничего не видела, так как этот ублюдок затащил меня в машину.