— Алиска, след в след! Ты же сможешь, я знаю. Алиска! Алиска!
— ...невоспитана, не желает признавать авторитет старших...
— ...ваш авторитет только первоклассники и могут признавать, а самые мозговитые — и те избегут сомнительного удовольствия, Марья Геннадьевна!
— Как вы смеете!
— Алиска, след в след! Ты же сможешь, я знаю. Алиска! Алиска...
Запечатленное, будто на фотографии, черно-белое поле с травой, достающей до колена. Колени, разбитые до крови, разодранные узкие ладошки.
— Алиска, Алиска!
Все смешивается яркими красками и превращается в грязно-бордовое месиво, сдавливает виски чем-то стальным, а на языке появляется противный кислый привкус, будто от рвоты.
Вдох, резко распахнутые глаза, и сон сползает мутными потеками.
— Чернова, простите, но очередь, — резко отвечает Алиске менеджер и смотрит через толстые линзы очков странно-странно... и неприязненно. — Вас таких — знаете, сколько? И всем квартиру подавай. Вы сто сорок первая, Чернова, все, мне некогда.
Ни рекомендательное письмо, ни значок мага, ни строгая одежда так и не помогли вытрясти квартиру — вполне полагающуюся ей по закону. Но — очередь, сказала менеджер Красильникова, так было написано на ее бейдже, — и ничего не изменишь. Жди, мол, Чернова, пока государство выдаст такие же законно полагающиеся квартиры ста сорока одному сироте, а потом и до тебя дойдет.
А жить где, пока дойдет очередь? Алиска отчаянно взглянула на Красильникову сквозь чистый стеклопакет, но та уже набросилась с яростью на клавиатуру, и стало понятно, что не выйдет. Ничего не выйдет. Остается только тяжело опуститься на скамью у стены и набрать Ленку.
— Алиска? — голос из трубки раздается неожиданно томный, словно сливовый вечер у кинотеатра.
— Лен... а можно, мои вещи у тебя пока...
— Нет проблем, дорогая, запихаю на балкон и забуду. Ты и сама приходи, места на балконе много.
— А... спасибо, я приду.
Три дня назад Алиса вместе с остальным курсом окончила столичный магический университет и совершенно неожиданно оказалась на улице. Двадцать лет — возраст слишком большой для собственной комнаты в детском доме, и синий диплом — большая помеха для комнаты в общежитии при университете. Хорошо, что Ленка — ее однокурсница и профессорская дочка — оказалась человеком понимающим и нежадным, предложила пожить в ее доме до первой зарплаты и снятой комнаты. Но все равно, оказаться в таком противном положении слишком неприятно. Контроль над собственной жизнью, слишком желанный и добытый с трудом, стремительно улетучивался в пропахшем выхлопными газами воздухе.
Столица бурлила потоком машин, миганием огней и единым многоголосым гомоном, а идти среди всего этого было совсем некуда, если не считать Ленку. Но и она являлась всего лишь временным пристанищем, и чем быстрее Алиска найдет себе более-менее постоянное жилье, тем быстрее контроль над жизнью вернется в ее руки. Как же противно!
Троллейбус Центр — Большие Холмы подъехал, гостеприимно раскрывая двери, и Алиса поспешно сунула в автомат мелкую монетку. Билет выскочил из щели и тут же попал в пальцы контроллера. Она, тощая, еще молодая женщина, сурово оглядела и почему-то спросила, куда она едет. Можно было бы ответить, что это не ее дело, но вместо этого Алиска прошептала:
— Конечная.
— Присаживайтесь в конце, — милостиво разрешила контролерша и вернулась на свое место — боковое кресло с подогревом. Впрочем, летом он не работал.
Столица потянулась зелеными парками и проспектами, бесконечными светофорами, пешеходами, проводами, позже зелени стало чуть меньше, и господство заняли сплошные бетонные заборы и старые девятиэтажки с обшарпанными фасадами, частные дома. И конечная станция «Большие Холмы» — старое дачное поселение, открылось перед ней сплошным зеленым пролеском. Раньше здесь располагались правительственные дачи, но после переворота вскрылись схемы мошенничества, и дорогие дома спешно ушли на аукционы для оплаты штрафов. «Большие Холмы» загрустили, потеряли часть привлекательности вместе с ушедшими на покой дворниками и садовниками и постепенно превратились в обычное садоводство.
Пока Алиса шла через подлесок, успела передумать разные мысли и прийти к одной единственной — что нужен совет. Будущее не сияло яркими красками, а выхода почти не было.
Ленка, стоя в шортах, которые, честно говоря, больше походили на широкие плавки, махала с балкона пустым тетропаком из-под молока, и Алиса понимающе свернула в магазин.
— Вот спасибо, — радостно сказала она. — Я в этой жаре могу только и пить, что молоко. А ты чего унылая, квартиру не дали? Ну не беда, хочешь, я отца попрошу, он поговорит с этими мегерами.
— Нет-нет, это излишне, я там в очереди и... слышала, что бывает с теми, за кого... говорят. Спасибо. Лен... я поживу у тебя... до...
— Не парься, — она легкомысленно махнула рукой. — Три месяца я тут одна буду жить, так что у тебя есть время найти работу и снять что-нибудь. Но на еду скидываемся!
— Конечно, я тебе завтра с карточки сниму и отдам.
Потом Алиса скрылась в выделенной ей комнате и устало опустилась на кровать. Делать совершенно ничего не хотелось, жара вымотала из тела все силы, а разговор с менеджером Красильниковой — надежду и способность продуктивно соображать. Но нужно было распаковать вещи и привести в порядок заваленный книгами широкий подоконник.
— Алис! — голос Ленки прилетел с первого этажа. — Сегодня будут гости, ты тоже к нам спускайся, окей?
— Да! Тебе нужна помощь?
Вечеринки с кучей друзей никогда не входили в число любимых Алискиных развлечений, но вписываться в коллектив как-то нужно было, и иногда она заставляла себя идти то в клуб, то на совместные попойки на чужих дачах. Вписаться вписалась, но душой компании, понятно, не стала — не тот характер, да и общение с людьми частенько вызывало затруднения, а иногда и ступор. К счастью, конкретно общаться почти никогда не нужно было, достаточно посмеяться вместе со всеми, дать себя кому-то обнять, вставить удачную шутку.
— Да, сделай бутербродов на всех, а мне надо волосы в порядок привести! — Ленка выскочила из кухни, размахивая ножом, и Алиса поспешила привычно уклониться.
Лена была эффектная — рыжая, с бледной красивой кожей и синими-синими глазами, да к тому же никогда не казалась глупой. Ленка — дочь профессора теории магических полей и продавца зоокормов — умудрилась взять от родителей все, что было нужно. Красоту матери, легкий нрав профессора Земина и его же живой ум. Единственный минус, на взгляд Алисы — ветреность и взбалмошность — должны были исчезнуть со временем и превратить Ленку в весьма успешного человека.
Гора бутербродов росла на тарелках, а в ванной шумел фен.
За окном темнело.
* * *
— Алиска, выпей с нами! — заорал Димыч — высокий и невозможно худой староста, бывший староста. — Сколько можно хлебать сок, у нас тут пиво есть! Мы ж закончили, Алиска, я думал, рехнусь с Железной Жанной. Она меня на пересдаче чуть ли не за волосы таскала, когда я случайно сжег ее журнал!
Димыч — огневик, все шесть лет умудрялся поджигать все, что только могло гореть, но в конце концов сумел обуздать и свою магию, и свой буйный нрав. Разве что только расслаблялся на таких вот междусобойчиках. Он сдал все выпускные экзамены лучшим, но запоролся на практике по огненной магии — там царила буйная и откровенно пугавшая своим нравом Железная Жанна — пожилая, но, несмотря на это, кошмарно строгая женщина. Димыч с ней так и не смог поладить и каждый раз при встрече с ней волновался и выпускал из-под контроля свой огонь. Так произошло на экзамене и на пересдаче.
— Но мы сдали, Алиска, иди, я тебя зацелую сейчас!
Она улыбнулась, но идти за обещанными поцелуями отказалась наотрез.
— Да чего боишься, контролирую я огонечек!
— Да ты ее лучше замуж возьми, — ехидно сказала только что подошедшая к компании Ленка. — Алиска у нас бездомная, Нонна Георгиевна же всех выгнала из общежития, я слышала, даже за деньги отказалась сдавать комнаты.
— А-а-а, да, это приказ от ректора пришел, — закивал молчаливый Лешка. — Общежитие ремонтировать будут летом, вот и повыгоняли всех.
— Не, замуж не возьму, извини, вот зацеловать — всегда пожалуйста, — серьезно сказал Димыч.
Алиса снова улыбнулась и уткнулась в стакан с персиковым соком.
— Так ты иди в ЦКМ, — продолжил Димыч, уже сам перебираясь к ней. — Тебя не было, когда к нам приходил какой-то хмырь оттуда, он говорил, что сотрудникам квартиры дают. Мол, работа тяжелая, малооплачиваемая и травмоопасная, но квартиры — всегда пожалуйста.
— Не врешь?
— Зуб даю! — он все-таки поцеловал ее, шутливо прижимаясь к губам. — Ну не брыкайся, я может все шесть лет мечтал тебя поцеловать! Алиска!
— Димыч, я про квартиры, что хмырь еще говорил?
— Да ничего, — он немного подумал. — Расписывал в основном специфику работы и бла-бла-бла. Пойдешь, что ли?
— Ну... пойду. Димыч, не лезь, давай лучше пиво, — она отодвинула его рукой и увидела широкую улыбку. Понятно было, что он не собирался Алиску целовать всерьез, но все равно оказалось неприятно.
С Димычем хорошо было дружить и списывать контрольные, ну, или давать списывать. Как и у всех, у Алисы были слабые и сильные предметы. Но учеба уже кончилась, и Алиса предпочла незаметно присоединиться к компании девушек. Они сидели на диване и о чем-то тихо перешептывались, то и дело срываясь на сдавленный смех. Понятно, что о чем-то — это о мальчиках, но эта тема не вызывала у Алисы никакого отторжения, по крайней мере в сравнении с темой о поцелуях. Алиса оказалась и права и не права — речь неожиданно шла о Баттлере, а он вроде и относился к категории мальчиков, но в тоже время и не совсем, поскольку не существовал в реальности.
Алиса потрясла головой и прислушалась к беседе.
— Удивительно, что вообще так долго терпел. Как можно любить эту дурную женщину? Она же неадекватная...
И сразу же попыталась отключиться. Алиса была совершенно солидарна с говорившей, но думать об этом не хотелось, потому что перед ней все еще маячила бездомная жизнь. Знание тяготило и отравляло и вечеринку, и доброжелательные взгляды однокурсников, и сок не казался таким вкусным, каким был на самом деле.
* * *
Алиска нашлась в девять лет прямо на улице, возле памятника Вампилову. Она не помнила, откуда она, кто ее родители, где она жила, с кем общалась и где училась. Единственное, что полиция добилась от девочки, это ее имя — Алиса Чернова, возраст и то, что ей нужно было идти след в след. Кому — уже терялось в тумане пропавшей памяти. Ее обследовали врачи, нашли множество мелких ушибов и синяков, но никаких причин для амнезии. Кто-то сделал предположение, что ее били дома, но Алиска казалась вовсе не запуганной и в общем-то не боялась взрослых.
Напротив, девочка была очень спокойной, но все же плакала по ночам, скучая по забытой жизни, и ужасно страшась того, что оказалась совсем одна. Но после ее захватили новые события, детский дом, своя комната, дружба и вражда.
Родители же ее не нашлись. Плакаты с Алискиным лицом висели на улицах, показывались один раз даже по телевидению, но никакие Черновы не заявились в полицию, не позвонили по указанным номерам. Девочка без прошлого и без памяти.
А на очередной проверке на магические способности результат оказался положительным. С тех пор у нее появился куратор, Марина Родникова, угловатая, сухая женщина. Алиска проводила с ней много времени, но почему-то так и не смогла научиться испытывать к ней какие-либо эмоции. Марина Родникова оказалась... никакой: серой, вежливой и без проблеска человеческого участия. Однако же этого оказалось достаточно, чтобы Алиска научилась подавлять лишние магические всплески и не наносить вред окружающим.
Маги заканчивали обычные общеобразовательные школы, а после их принимали в специальные магические университеты. В один из таких — столичный — и отправили Алиску.
Алиска всерьез полагала, что раз она смогла дважды справиться с крутыми поворотами жизни, то сможет и в третий. Раньше, конечно, ей основательно помогало государство, но оно и с наступлением совершеннолетия должно было помогать, теперь разве что чуть медленнее. Она в свое время много времени провела за библиотечным компьютером и выяснила, что ни один сирота еще не оказался без собственной квартиры. Выходило, что Алиске нужно было просто дождаться своей сто сорок первой очереди. На вечеринке Димыч авторитетно заявил, что это ей еще повезло, потому что — «прикинь, сколько таких же, как ты, в столице?».
Она честно прикинула и немного утешилась, но с утра все равно встала, собрала документы и уехала троллейбусом в столицу — устраиваться на работу.
ЦКМ, центр контроля над магией, находился на Северной улице, если быть точнее — девятнадцатый дом, вход в торце здания. Это была глухая окраина города, и если что-то там и происходило, то только благодаря ЦКМ.
Это было самое непопулярное у студентов учреждение. Работали там, по слухам, то ли два, то ли четыре человека, зарплата платилась вовремя, тоже по слухам, совершенно мизерная. Но, как выяснилось, предоставлялось жилье. И Алиска, хорошо обдумав эту мысль, все же решилась на время туда устроиться — если, конечно, возьмут. А работа заключалась в том, чтобы следить за проявлениями случайных магических всплесков и устранять их последствия — если было что устранять.
Троллейбус мягко катился по недавно застеленному асфальту и лениво подбирал на остановках никуда не спешащих дачников. Лето нынче наступило с жарким солнышком и мягкими, прохладными вечерами. Температура поднималась и опускалась легко и постепенно, не давя на чувствительные головы гипертоников. Алиса села на отдельное сиденье, стоящее лицом к остальному салону, и поэтому могла с легкостью разглядывать пассажиров. Не то чтобы они представляли для нее большой интерес, но выбор посадочного места на этот раз позволил ей не пропустить ни секунды из произошедшей чуть позже истории.
На одной из остановок в салон стремительно зашел мужчина — он был явно зол и тащил за руку мрачного парня лет пятнадцати-шестнадцати. Парень не особо сопротивлялся и позволил себя усадить на сиденье.
— Держите себя в руках, — до Алисы донесся тихий голос мужчины.
Он был одет совсем не по погоде — черные джинсы, черная же водолазка и черные летние туфли. Алиска представила, каково ему будет, когда солнце поднимется в зенит, и немедленно посочувствовала. Но вскоре ей пришлось переместить свое сочувствие на парня.
— Послушайте, вы осознаете, что я буду вынужден применить к вам силу в случае, если... — шепот превратился в шипение, и условия угрожающего «если» расслышать не удалось.
Зато все те слова, что услышала Алиска, услышали и остальные пассажиры. Обычно мало кто решается сделать замечание кому-либо незнакомому в минуту, когда тот ведет себя неподобающе. Но бывают и такие люди, которые вовсе не чувствуют себя неловко и почти не боятся.
— Что это вы мальчику угрожаете? — громко и отчетливо спросила сидящая через два сиденья женщина. — Мальчик, это твой отец?
Наступила тишина, а Алиска приготовилась выслушать небольшой скандал, впрочем, она всегда считала, что самое главное — в них не участвовать.
Мужчина в черном презрительно усмехнулся и навис над сжавшимся от вопроса парнем.
— Если нет, то мы полицию вызовем, нечего тут всяким среди бела дня грозить расправой!
— Ну что же вы молчите, Расприн? — в тишине негромко зазвучал резкий голос мужчины. — Удовлетворите любопытство граждан, нам с вами не хватало еще разбираться с полицейскими!
Расприн пробормотал что-то отрицательное в ответ женщине, Алиске уже по одному обращению на «вы» давно стало ясно, что злой мужчина в черном никак не мог быть отцом Расприна. «Ну, вообще-то, мог, конечно.... — вклинилась упертая мысль. — Бывает-то всякое, но, конечно, вряд ли».
— Ну, вот и отойдите-то от мальчонки, а если напакостил чего, то родителям позвоните!
— Не лезьте не в свое дело, — мужчина в черном оборвал ее резко и злобно прищурился.
Все сидели, затаив дыхание, а Алиска подумала, что, если бы на нее так посмотрели, то, скорее всего, тут же села на свое место и попыталась бы больше не обращать на себя внимания этого человека. Ей не понравились ни его сощуренные глаза, ни ярость, ни исходящее от него ощущение силы. Такой отмахнется и не заметит, что навредил.
— И не лезла бы не в свое дело, — взвилась уязвленная женщина и поднялась с кресла. — Если бы недавно не нашли двух изнасилованных мальчиков! А ну отойди, кому сказала!
Алиса тут же предпочла закрыть руками глаза и подглядывать за развязкой сквозь пальцы.
— Изнасиловали? — тихо переспросил мужчина. — Вы, любезная, думаете, что когда-нибудь я...
Договорить он не успел. Не выдержавший унижения Расприн вскочил, и в салоне вспыхнуло пламя. Троллейбус затормозил так резко, что Алиса успела разве что схватиться за ручку, удерживаясь от падения. Сумка улетела куда-то вперед, закричали люди, кто-то выругался.
— Расприн, уймитесь! — рявкнул мужчина.
На Алису кто-то налетел, и лицо обожгло жаром, в легкие тут же попал дым, и она закашлялась. Весь воздух выгорал, и она инстинктивно сползла вниз. Кажется, открылись двери, и народ повалил наружу. Сквозь дым и шум в ушах Алиска слышала командный, резкий голос мужчины в черном, а потом вскрики боли, ругательства задавленных пассажиров.
— Расприн! — что-то зашипело, будто в пламя вылили стакан воды, не способный затушить огонь. — А-а, чер-р-рт!
Алиса вытянула руку, вспоминая, как создать воду, но тут же отдернула, ужаснувшись собственной глупости.
— Отцепляй усы! — заорала она что есть мочи и тут же зашлась кашлем.
Алиска очень плохо разбиралась в устройствах троллейбусов, но справедливо полагала, что, если она сейчас попытается затушить пожар наколдованной водой, то всех оставшихся в салоне и ее саму просто убьет током. А если и не убьет, то все задохнутся в дыму окончательно. Но чуть позже стало не до едва оформившегося плана спасения. Алиса кашляла, не переставая, и ее легким необходим был воздух.
— Расприн, спокойно! — зато голос мужчины почти не претерпел изменений.
Снова вспыхнуло пламя, опалив Алисино лицо, руки наткнулись на что-то теплое и металлическое, а затем чужие руки вытолкнули ее на улицу...
Там светило солнышко.
А перепуганные пассажиры кашляли, звонили по мобильникам и со страхом смотрели на горящий троллейбус.
— Вот девочка, возьми, — в руки все еще кашляющей Алиски сунули бутылку с водой. Крышка была уже снята, и явно все понемногу к бутылке приложились, Алиска последовала всеобщему примеру, а затем сквозь слезы заметила у себя в руках огнетушитель.
Это когда она его схватила?
И вспомнила.
— Усы... — они оказались отцеплены не потерявшей благоразумия водителем. Она же сама и стояла поодаль, к слову, самая спокойная, нервно перебирая руками пачку мятых денег.
— Там... кха... есть еще люди, — попыталась сказать Алиска, но не увидела на лицах пассажиров никакой решимости возвращаться назад.
Со стороны же троллейбус выглядел чудовищем, полным черного дыма и всполохов огня, и мужчина в черном вместе с Расприным, скорее всего, уже погибли. Ведь невозможно столько времени дышать одним дымом? Алиска вон и та едва выдержала, а все заняло от силы минуту. Но в руках ярко-красной тяжестью маячил огнетушитель.
Ну и маг она, в конце концов, или не маг?
Маг, даже обученный, но что толку, если ноги Алиски не слушаются, а в голове нашептывает черный человечек, что никто там не выжил. И зачем, зачем в таком случае подвергать себя опасности?
Алиска уже почти согласилась с черным человечком, когда все-таки сделала шаг, еще один, а потом, спохватившись, спрятала остатки волос в блузку, подошла к входу, держа огнетушитель, словно щит. Крикнула:
— Я с огнетушителем!
Ну, вдруг? Вдруг?
И нажала. Тугая струя белого вещества тут же ворвалось в утробу чудовища....
... Огня в итоге оказалось немного, и с ним Алиске удалось справиться. Ужасно мешал дым, и ей все время приходилось возвращаться на улицу, чтобы отдышаться. Там же какая-то женщина намотала на лицо Алиски смоченную в воде рубашку — чтобы и дышалось немного легче, и лицо не обжигать. Но то, к сожалению, уже было обожжено.
...Подъехала пожарные к тому моменту, когда осмелевшие и отошедшие от испуга пассажиры помогли ей вытащить на воздух тела мужчины в черном и Расприна.
Алиска выдохнула, осторожно стянула с себя высохшую уже рубашку и опустилась прямо на землю на обочине дороги.
— Отчего вспыхнуло-то все, не пойму, — это подошла женщина-водитель и села рядом с Алиской.
— М-м... мальчик. Расприн, — Алиска уже давно все поняла. — Он огневик... был, еще необученный, и любое сильное потрясение могло привести к выбросу. А тут эта женщина начала кричать про изнасилование. И он сорвался.
Алиска не смотрела на женщину, она смотрела на бесконечное поле зеленой травы и далекую кромку елового леса, а потом мир поплыл слезами, и Алиска спрятала лицо в черные от копоти ладони. И тут же отдернула, потому что кожа, оказывается, вздулась пузырями. Догеройствовалась. И ради кого?
С визгом сирен приехала скорая, и на носилки погрузили тела, потом, чуть позже, пока Алиска изо всех сил не слушала голос водителя, скорая уехала, и никто не вспомнил, что Алиска тоже нуждается в помощи. А самой ей так не хотелось вставать и что-то объяснять, и просить тоже. Хотелось только спрятаться куда-нибудь, чтобы солнце не так жгло, и ветерок был прохладнее. И сильнее. А слезы так же текли, как и всхлипы. Она легла прямо на землю и попыталась хоть как-то закрыть лицо, чтобы его не видели.
Приехала еще какая-то машина, в мешанину голосов вплелся еще один — низкий и мужской. Имени она разобрать не смогла. Зато расслышала часть разговора.
— Объясните, что случилось, только очень кратко и быстро.
Ответила женщина-водитель, Алиска ее голос запомнила.
— Зашли на «Дружбе» двое — парень в черном и пацан с ним. Я не вслушивалась, из-за чего они сцепились с другими пассажирами, но пацан тот огневиком оказался, и все вспыхнуло. Я двери-то открыла и стала помогать людям выбираться из салона, последней вон та девчонка влезла с огнетушителем, и она потом огонь затушила. Ну а потом скорая приехала...
— Благодарю.
А упоминание об огневике неожиданно натолкнуло Алиску на мысль, что ничего еще не закончилось. Солнышко светило ярко и жарко, и горела кожа, но скоро могло загореться все остальное. Последствия неконтролируемого выброса магии, а тем более огненной, могли легко превосходить последствия самого выброса. Выход был один, и Алиска заставила себя вернуться в сидячее положение. Поднять руку и позвать к себе свободную энергию.
Ничего не случилось. Обочина дороги оказалась всего лишь обочиной дороги, а дымящийся троллейбус не грозил взорваться и доделать старания погибшего Расприна.
— Хотите дважды пропустить через себя остаточную магию? Похвально, но, увы, невозможно. Глаза, кстати, можете открыть.
Алиска открыла и увидела, как над ней нависает мужчина. Высокий, худой и какой-то взъерошенный.
— А?
— Полагаю, это вы рассказали всем про огневика?
Алиска молча кивнула, не отрывая взгляд от болтающегося на его шее медальона. Этот мужчина был искателем, а искателей Алиска боялась. Они все время приходили к ней, когда она еще жила в детском доме, задавали бессмысленные вопросы, пугали темными подземельями, в которых заточают не желающих отвечать на вопросы преступников. Они приходили до тех пор, пока их не выставил Вадим Гаспар — директор ее детского дома, и не запретил к ней приближаться. Искатели исчезли из Алисиной жизни, так и не докопавшись до правды ее неожиданного появления, а страх остался.
— Маг-институт?
— А?
— Студентка? — пояснил он.
— А... уже нет.
Он кивнул, глубоко засунул руки в карманы джинсов, а потом пожал плечами.
— Имя.
— Мое?
— Мое — Горюн.
— Алиса.
— Вот что, Алиса, видите серый седан? — И дождавшись, когда она кивнет, продолжил: — Садитесь на переднее сиденье, открываете бардачок и ищете что-нибудь вроде обеззараживающего для вашего лица и рук. А потом я отвезу вас в больницу.
Алиска видела и собралась было встать и идти, как он сказал, но тут же спохватилась.
— А вы кто? — может быть, в других обстоятельствах ее голос звучал бы должным образом подозрительно, но сейчас получилось какое-то невнятное блеяние. И на всякий случай она добавила: — Я ничего такого не сделала.
Вместо ответа ей показали удостоверение ЦКМ, а затем одним рывком подняли на ноги.
— Идите, а я скоро буду.
В светлом салоне пахло кожей и мужским одеколоном. Совсем недавно здесь работал кондиционер, и Алиса почувствовала небольшое облегчение, пока тело привыкало к легкой прохладе. Потом ей захотелось снова включить кондиционер, но она подозревала, что для этого был необходим ключ зажигания. А он, естественно, лежал где-то в кармане Горюна.
В бардачке нашлись неполная бутылка хлоргексидина и упаковка обычной ваты. Легче после него не стало, но Алиска перестала опасаться заражения и последующей за ней температуры.
Горюн действительно вернулся очень быстро, ведя под руку ту самую женщину, которая попыталась вступиться за Расприна. Глядя на них, Алиске показалось, что винить ее в произошедшем будет неправильно — ведь никто не знал, что мальчишка окажется таким нестабильным магом. И его сопровождающий явно был в курсе, с кем едет рядом, и не объяснил никому. Но все же, когда женщина села на заднее сиденье, в Алиске поднялась волна неприязни.
— Как себя чувствуете, Алиса? — Горюн упал на переднее сиденье и тут же завел машину.
— Н-нормально, спасибо. А вы?
— А я нет. Не переношу жару, знаете ли. Виктория, дотерпите до больницы, и вам снимут боль.
Потом была не слишком долгая, но молчаливая дорога до столицы. Виктория попыталась было что-то сказать на светофоре, но Горюн знаком попросил прекратить всякие попытки. А Алиска же и вовсе старалась выглядеть как можно более незаметной и не кривиться от боли, хотя ей давно снова хотелось плакать. Жалко было и Расприна, и того мужчину в черном, и саму себя Алиске тоже было жалко.
В троллейбусе осталась ее сумка со всеми документами, стареньким телефоном и кошельком со всеми деньгами. Карточку восстановить было можно, но для этого в банке потребовался бы паспорт, а он...
Судорожно вздохнула Алиска как раз к тому моменту, когда Горюн заехал во двор больницы. К ним уже шли огромные санитары в синей униформе. Лица у них были такие злые, что Алиска немного испугалась того, что ее сейчас по каким-нибудь нелепым правилам положат на эти носилки и понесут к врачу.
— Здесь нет лежачих, — категорично сказал Горюн, обошел машину и открыл дверь перед Викторией. — Зато есть с ожогами. Отведите Викторию к сестрам, а вот Алису к нашему врачу.
Санитары немного подобрели, сложили носилки, и Алиска потащилась за одним из них — тем, кто подозвал ее.
Больница оказалась самой обычной — белые с синим стены, какие-то плакаты, невыводимый уже ничем запах лекарств, спешащие люди в белых халатах.
— А что за «их врач»? — спросила Алиска идущую впереди широкую спину. — Он какой-то особый?
— Да не, — санитар отозвался охотно. — Он обычно лечит всех из ЦКМ, ну там убирает лишнее, если на вызове хапнули много магии, и раны лечит быстрее. А ты, что ли, новенькая там?
— Не новенькая. Чужая. Этот... Горюн сказал, что я пропустила через себя магию. А я не помню. Я умею ее пропускать, но не помню, чтобы делала это.
— Ну, если Горюн говорит, значит, так и есть. Только тебе подождать придется, Сан Саныч сейчас с Игорем.
Сказано было так, будто бы Алиска должна была понять, кто такой Игорь.
— А кто это?
— А, тоже из них, недавно обгорелого привезли всего.
Они прошли в отдел с надписью «только для служебного пользования», там оказалось более уютно, чем в остальной части больницы.
— Ты вон посиди немного, а Сан Саныч придет и примет тебя.
Разговорчивый санитар ушел, а Алиска осторожно села на лавку, все еще потрясенная мыслью, что мужчина в черном, находясь в эпицентре пожара, умудрился выжить. Хотя, наверное, он сейчас совсем плох. Если уж лицо и руки так сильно болели у Алиски, то насколько же мучительно состояние этого... Игоря. Невыносимо, наверное.
* * *
Врач вернулся только вечером — еще не стемнело, но Алиска слышала, как наверху пациентов зовут на ужин. А после этого, по ее ощущениям, прошел еще как минимум час. Наверное, в отделе «для служебного пользования» работал только один врач, и состояние Алиски не вызывало таких опасений, чтобы бросать тех, кто и вовсе находился на грани. Но ей было больно, жарко и голодно. А еще, ко всему прочему, поднялась температура.
Алиска несколько раз принималась плакать, но слезы вскоре куда-то исчезали, и наваливалась тяжелая сонливость. Наверное, она даже пару раз задремала.
— А кто это тут? — Врача она увидела задолго до того, как он задал свой вопрос.
— Тут я. Меня отправил сюда... Горюн, — необходимость что-то объяснять Алису бесила. — Я тоже была в троллейбусе, и он сказал, что вы мне поможете. Если вы Александр Александрович.
— Ай-ай, ну Андрей, ну хоть бы сказал! Давно сидишь, девочка?
— Ну... давно.
— Пошли. Ну, знал бы — пришел раньше! Ты извини.
— Да... да, ничего, вы же, наверное, тому Игорю помогали. А он же живой?
— Живой, все живые. Через пару месяцев на ноги его поставим. Проходи сюда, садись на кушетку. И имя с фамилией скажи.
— Алиса Чернова.
— Маг?
— Ну да. Знаете, мне, наверное, не очень хорошо... Можно, я лягу?
Ей разрешили. Прохладная кожа на кушетке вскоре нагрелась от ее тела и стала липнуть, причиняя еще больше боли. Доктор же сначала что-то писал, а потом устало разглядывал ее.
— Значит, руки тебе лечить будем традиционно. Нет ничего хуже, чтобы магу руки магией лечить, колдовать потом не сможешь долго. А лицо подправим. Потерпи еще немного.
Алиса потерпела. И еще потерпела. Ей казалось, что она только и делает весь день, что терпит. Боль, обиду и страх тоже терпит. И еще она совершенно теперь не знает, как быть — ни денег, ни документов, ни даже копеек, чтобы доехать до Больших Холмов.
А потом она как-то незаметно для себя провалилась в глубокий сон.
...И проснулась на той же койке. Процедурная была пуста и залита ярким солнечным светом, а Алиску кто-то, видимо, Сан Саныч, укрыл стандартным больничным пледом. За дверью шумела обычная жизнь.
Из явных плюсов этим утром оказалось полное отсутствие боли и жара, самочувствие, а вместе с ним и настроение, оказались не в пример лучше вчерашних. Алиска даже улыбнулась, когда слезла с кушетки и заглянула в небольшое зеркало — на лице не оказалось ни следа волдырей, и от ожогов осталось сильное покраснение. Будто бы она весь день пролежала на палящем солнце и здорово обгорела. А вот руки плотно облегали бинты.
— Добрый доктор разрешил переночевать, — самой себе сказала Алиска. — Интересно, а еще разрешит? Нет... это вряд ли.
Словно услышав Алискины слова, добрый доктор открыл дверь и зашел в процедурную. Выглядел он еще более уставшим, чем был вчера. Да и был не особо добрым.
— Здравствуйте, Чернова, как самочувствие?
— Здравствуйте, хорошо, спасибо. Мне... больше не больно. И что разрешили остаться на ночь, спасибо.
— Я не разрешил, ты сама уснула. Ну а вообще, я тебя положил. Твоей подруге уже сообщили, она пообещала тебе принести все необходимое. Так что сейчас пойдешь в палату.
Алиска же села, открыв рот.
— Но... но как вы узнали про подругу и ее телефон? И где я живу — тоже. И вообще, у меня документов нет! Они сгорели тоже.
— Тоже?
— Вместе с сумкой.
— За документы я бы не переживал на вашем месте, а все остальное дело рук Горюна. Он вас ко мне отправил, помните?
Она, конечно, помнила, как и самого Горюна, который был то ли искателем, то ли все-таки работал в ЦКМ. Ну не мог же, в самом деле, совмещать?
Она еще хотела спросить, жив ли по-прежнему Игорь, но ее с подробными инструкциями выпроводили в одноместную палату.
* * *
В больнице было спокойно и прохладно. Дни тянулись медленно и хорошо, а когда испуганная Лена принеслась ее проведать, стало еще лучше. В свой следующий приход она принесла Алиске книги и старый планшет с хорошим интернетом, с которым справиться Алиска не смогла. Лена пообещала, что ее гостеприимство останется в силе, а с выдачей дубликата диплома ее папа обязательно поможет. Вот, правда, с паспортом придется разбираться самой Алиске, потому что профессор Земин связи там имеет, конечно, но Алисин случай не такой уж и важный. В общем, примерно через три дня покоя Алиса поняла, что все не настолько плохо, как ей показалось.
Раз в день ей делал перевязку Сан Саныч, он смазывал руки чем-то не слишком хорошо пахнущим и жирным, но руки действительно заживали. Но Алиску все же насторожило, что при каждой встрече он заглядывал ей в глаза с неизменным любопытством, а на четвертый день ее пребывания в больнице вызвал в неурочное время в свой кабинет.
— Сан Саныч, я не могу постучаться, — неловко прокричала Алиска, когда подошла к двери. Нет, она могла, и волдыри на руках лопнули, но не хотела причинять себе боль.
— Да вы ногой пинайте, — посоветовал он с другой стороны довольно веселым голосом, и, противореча своему же совету, открыл перед ней дверь. — Заходите-заходите, девочка.
Он почему-то обожал называть Алису девочкой, а однажды едва не проговорил «деточка», и, хоть это ей не нравилось, она старалась не обращать внимания на такие прозвища. По крайней мере, даже если их вынужденные отношения рассматривать через очень пристрастную призму, все равно не найти было ничего двусмысленного. Алиске это нравилось.
— Вы извините, я тут просто вас на чай позвал, — он развел руками. — Вы все сидите в четырех стенах, ни с кем не общаетесь. А у меня как раз и время, и настроение есть.
От чая Алиску уже давно подташнивало, но отказывать Сан Санычу не стала, чай, так чай. Может быть, у него даже вкусным окажется....
Оказался — от него пахло кедром, глухой тайгой, терпкой смолой и дымом от костра. Будто бы в обычную больничную кружку заварили целый лес.
— Какой у вас... — завистливо вздохнула Алиса, благоговейно отхлебывая горячий глоток. — Чай. Спасибо.
— Ну, вот видишь, и не зря позвал тебя, — смуглое лицо Сан Саныча расплылось в хитрой улыбке. — Алиса, ты ведь не против, что я на ты?
Она вовсе не была против.
— А ты скажи мне, Алиса, ты же вот окончила университет и — что собралась делать?
— На работу устраиваться, — ей пришлось немного подумать над ответом, все же немного было неясно, что его интересует — ее ближайшие цели или глобальные.
— А куда? Прости за такое любопытство, но я не могу не посоветовать тебе идти в лабораторию. Ты, м-м-м, видишь ли, сама, верно не заметила, но...
— А?
— Знаешь, ко мне сюда часто привозят молодых, только что закончивших университет студентов, устроившихся в ЦКМ. Они первый раз хлебают откаты от таких вот случайных выбросов, а потом я вытаскиваю их, вытаскиваю. То из комы, то психиатров вызывать приходится...
— Сан Саныч... я не совсем понимаю. — Алиса растерялась от такого вот резкого, словно бык за рога взятого, разговора.
— А! Вот! А ты даже не понимаешь! Ты же через себя пропустила столько магии от Расприна и после этого еще спокойно прождала меня до вечера.
— Я... не смотрела на это с такого ракурса, — призналась Алиса. — Это что — ненормально? Нам никто не говорил, что откаты так больно бьют.
В действительности, когда изучали именно остаточную магию от непроизвольных выбросов, объем магии всегда был равен практически нулю, и Алиса была одной из первых, кто освоил фокус с пропусканием через себя смертоносной энергии. Она не причиняла ей вреда и выходила из нее все так же непроизвольно, но уже безопасно. Могли моргать лампочки, если Алиса стояла рядом, мог подняться сильный ветер и тому прочие невинные проявления. Со всеми остальными ситуация была ровно такая же, поэтому откровения Сан Саныча Алиску немного потрясли.
— Вам не говорили это, конечно. Политика нынче такова, что в ЦКМ остались всего лишь две кале... прости, один Горюн, да Игорь, а он до сих пор в сознание не пришел.
— Ну и дурак, — она вдруг осмелела. — Ну чего он не сказал, что мальчик нестабилен? Эта тетка от него отстала бы, кому хочется иметь дело с огневиком? Тем более, нервным таким. Ну и с ЦКМ тоже.
Сан Саныч довольно цинично хмыкнул.
— Вот очнется, и спросишь. Алиса, ты же представляешь — ты переработала так много остаточной энергии, что по моим подсчетам, должна была проваляться овощем примерно столько же, сколько еще проваляется Игорь. Такой дар!
Глаза Сан Саныча заблестели, а Алиска уткнулась носом в кружку с чаем.
— Таких как ты сейчас — тьфу как мало! У нас на город один только Горюн. А если мы поймем, что именно дает вам такую способность, представляешь, сколько смертей можно будет предотвратить?
Чай пах просто умопомрачительно, но пить его Алисе расхотелось. Она неверяще смотрела на Сан Саныча и прикидывала, на какие именно полосы он ее уже разрезал — мысленно, разумеется.
— Послушайте. Да, Горюн правда сказал, что я там проглотила остаточную магию, но я-то этого не почувствовала! Вы ошибаетесь. Я не собиралась вас переубеждать, но вы так говорите... Я помню, что именно Игорь вытолкнул меня из горящего троллейбуса, и когда он кричал что-то Расприну, голос был ясным, когда я почти задохнулась. Сами подумайте! Если у него хватило сил держать вокруг себя что-то такое,... что ему позволяло дышать, он мог и поглотить эту вашу энергию.
Аргументы Алисе казались железными, но вид у доктора был слишком уж уверенным, и она все-таки стушевалась. Ну, нет и нет, не верит — никто его не заставляет, но в лабораторию Алиса решила не идти железно. Одно дело, когда действительно изучать что-то, что поддается изучению, а другое — разбирать ее тело по каждой клетке до ДНК.
— Игорь на такие нагрузки не способен, — Сан Саныч был категоричен. — Вот Горюн способен, но его там не было. И никто из всех присутствующих не способен поглотить столько. Так что, Алиса...
— Сан Саныч! Я не пойду в лабораторию. Я вообще ехала... а, ладно. Извините меня, я...
Он понял, но выглядел немного расстроенным.
— Можно мне на улице гулять? Пожалуйста, я так устала сидеть в палате...
— Да кто же тебе запрещает, Алиса? Ты извини меня, не стоило на тебя так налегать...
— Ну... зато у вас вкусный чай. И пахнет совсем как тайга.
Правда, как пахнет тайга, Алиска не знала.
* * *
Следующего визитера Алиска уже ждала, но все равно он появился слишком неожиданно. Она даже не успела как следует нагуляться по прохладному больничному парку. День был чудесным — пасмурным и теплым, и Алиска не боялась навредить вылеченному лицу.
— Выглядите не в пример лучше, чем при прошлой встрече, Алиса, — Горюн оказался самой любезностью, но все же немного смутился под ее взглядом. — Простите, я вовсе не это хотел сказать.
— Зато вы выглядите точно так же, как при прошлой нашей встрече.
— Ну что вы, я немного постарел.
Алиска пожала плечами и уселась на траву под огромным, старым и очень корявым деревом. Горюн, не дожидаясь приглашения, устроился рядом.
— Как этот ваш... Игорь? Я думала сначала, что он там сгорел.
— Я тоже думал, но не сгорел, как видите, и благодаря вам. Стоит вам немного посочувствовать — иметь человека с таким непростым характером в должниках удовольствие сомнительное. Но полезное. Алиса, я пришел к вам по делу. У вас ведь сгорели документы, верно? Признаться, мне было не до ваших бед некоторое время, но я обязан вам за жизнь Игоря. Поэтому вот — возьмите.
Алиска от этой встречи ожидала всякого разного, но чтобы вот так... Горюн вытащил из кармана небольшой пакет и протянул ей.
Там оказался новенький диплом, пенсионное свидетельство, ИНН и трудовая книжка. А также кошелек с ее старой дебетовой карточкой и несколько обгоревших купюр. В общем, все то, что лежало в ее собственной сумочке.
— Заявление на обмен паспорта напишете чуть позже, сделаете фотографию и через неделю получите новый. Естественно, госпошлина не за ваш счет.
— А... спасибо, — глупо сказала Алиска, разглядывая новенькие документы. — Ничего себе, вы даже паспорт можете вот так вот сделать... дистанционно. Я думала, ЦКМ не обладает такой, ну, возможностью.
Горюн вежливо разглядывал серый горизонт домов и машинально срывал короткие травинки с земли. Алиска присмотрелась.
Ничего особенного в нем не было, мужчина, как мужчина, немного староват — то ли тридцать, то ли сорок. У него был специфический тип внешности, когда угадать было невозможно — ранние ли морщины около глаз или нет. Русые, взъерошенные волосы, бледные, серые глаза, высокие скулы.
Алиска отвернулась, не понимая, что ему еще от нее нужно.
— Спасибо, что вы меня тогда отвезли сюда. Я растерялась, и мне совсем не хотелось ничего делать.
— Конечно, Чернова, столько остаточной энергии переработать, — он неожиданно назвал ее по фамилии. — Я должен сделать вам предложение, знаете? Просто вынужден, потому что во всем городе такой, как вы, есть еще только один человек — я. Мне известно, что вы безработная и к тому же бездомная.
— Да я и так... к вам ехала, — она немного смутилась под его пристальным взглядом. — И не доехала.
— Неужели?..
«Позарилась на квартиру?» — наверное, хотел добавить Горюн, но не стал. А Алиска, смутившись еще сильнее, вскинула подбородок и ответила злобным взглядом.
Ну да, позарилась, а что ей еще делать? И вообще, не хочет, так пусть сразу откажет, чем вот так смотреть... понимающе. А раз «вынужден» — так вообще нечего на нее так смотреть.
Горюн криво улыбался и смотрел куда-то совсем расфокусировано, когда это он успел перестать таращиться на нее? Алиска даже не заметила, хотя взгляда не отводила.
— Ну да. Вы же сами говорите, что я — как вы. Правда, я совсем ничего не поняла, потому что не помню, будто бы перерабатывала энергию. Правда, не помню. Я сначала подумала, что это вы сделали...
— Чернова, вы всегда так выражаетесь путано?
— А... нет, не всегда.
— Я очень рад. В начале своей карьеры я тоже не замечал, когда перерабатывал энергию, и постоянно проверять, сделал я это или нет, было немного утомительно. Но со временем разница в состояниях замечается все сильнее, и поэтому — нет, Чернова, я к энергии не прикасался. И если вам нужны еще доказательства, вспомните свое нежелание ни разговаривать с кем-либо, ни объяснять, ни просить помощи. Апатия, Чернова, является основным признаком хорошо выполненной работы. Моей. И вашей уже тоже, я надеюсь. Вы ведь не передумали?
— Н... нет, не передумала.
— Ну и прекрасно. Завтра сделаете фотографию на паспорт, напишете заявление, а после выписки приходите к нам в контору. Всего хорошего, Чернова.
Горюн поднялся на ноги одним усилием, и Алиса еще долго наблюдала, как он идет к двери в больницу. Ей подумалось, что он пошел проведывать Игоря, но, наверное, тот еще не пришел в себя. И придет ли?
Хотя Сан Саныч и оказался замечательным врачом, вылечив ее лицо за один раз, но то лицо, а то все тело — разница казалась Алиске огромной.