Лисий город. Потерянные дети

Часть 2. Глава 1

Заглядывая в минувшее, Алиса всегда видела туман. Он окутывал ее прошлое так плотно, что виднелись только чьи-то следы — оттуда, из густого тумана, неизвестные следы, по которым она должна была идти. Чей-то крик «Алиска, след в след!» будил по ночам и не давал покоя днем. Она откуда-то знала, что это не просто сон, но логичного объяснения придумать не могла. Где она оказалась, что кто-то кричал ей таким встревоженным голосом? Что могло случиться, если бы она оступилась? Или, может быть, и уже случилось, только она все позабыла. 
Однажды она рассказала об этом Лене, но та заявила, что это все романтические бредни. И была, конечно, права. Пусть хоть тысячу раз слова «Алиска, след в след!» были правдой, а память она потеряла из-за чьего-то колдовства — и точка. Такие случаи бывали, просто ее никто не нашел, вот и все. Так что чудес ждать от прошлого не стоило.
Вторя стучащим в голове словам из сна, Алиса, раскинув руки, расхаживала по парапету перед зданием императорского судебного дома и вглядывалась в тонкие трещины в асфальте. Была уже осень — середина сентября, и на плечах бесполезным мешком висело старое пальто. В нем Алисе было жарко, а без него холодно. Примерно так же она чувствовала себя последний месяц — вроде бы по-прежнему таскается днями напролет по вызовам, а вроде бы и в дни, когда ее на работе нет, никто ее не хватается. 
Это было неожиданно для нее самой первую очередь — даже не заметила, как привыкла к своей незаменимости. А расставаться с иллюзиями оказалось немного больно.
Дверь суда открылась, и оттуда выскочил всклокоченный Горюн. За ним явно кто-то бежал, поэтому, не успев ничего сообразить, Алиса осознала, что ее схватили за рукав пальто и бесцеремонно затолкали в машину.
— Вообразите себе, — сказал он, порывисто пристегиваясь, — что это люди вдруг решили считать меня героем. 
— Ну… — немного заторможено ответила Алиса, таращась на него. — Их можно понять, сначала они поливали вас…. Ну, вы понимаете, а теперь им нужно восстанавливать репутацию и доверие читателей. Я лично слышала, что две моих соседки отказались от подписки на некоторые газеты. Правда…
— Что правда? — раздраженно поторопил ее Горюн, не отрывая взгляда от стелящейся под колесами дороги, когда Алиса замолкла.
— Правда, они обе немного сумасшедшие. Прикармливают кучу котов и каждый месяц пишут заявление в полицию, что их обворовывает католический храм. А на самом деле он стоит от нас в трех километрах. И я… я просто к тому веду, что журналисты с вами сели в лужу, а замять это не получилось, вот теперь они и бегают за вами, не хотят потерять читателей. 
Это действительно было так — на следующий же день, как стало известно о невиновности Горюна, все статьи и интервью были удалены, но интернет не та вещь, откуда можно хоть что-то удалить навсегда. И об этом можно было бы забыть — в конце концов, кто в действительности будет спрашивать со СМИ достоверную информацию тогда, когда дело еще не дошло даже до суда. Но в дело вступил государственный канал, разросшийся до невероятных размеров, и по чьему-то заказу — так думала Алиса — прижал к ногтю остальные СМИ. Да и во всем остальном угадывалась мелкая информационная война между государством и частным капиталом. 
Горюн передернул плечами.
— Не понимаю, почему я должен из-за этого страдать, Чернова.
Алиса вздохнула, не найдя, что бы ему ответить.
— Ну так и что решили? — спросила она.
Он раздраженно пожал плечами и ничего не ответил, напоминая ей, что не разговаривает за рулем. Разумеется, только тогда, когда ему самому удобно. Впрочем, Алиса открыла для себя то, что он-то может что угодно за рулем делать, а она разговаривать будет свободно — до тех пор, пока ее не попросят замолчать. 
— Странно, что все так затягивают, — медленно проговорила она. — Питерсон ведь признался в махинациях с деньгами и шантаже, и убийство, я слышала, легко на него повесят.
Горюн скорчил кислую физиономию, но ничего не сказал.
— И что там еще доследовать, мне совершенно не ясно. А вам? Вы ведь на каждом суде бываете и ничего не рассказываете.
На самом деле ей не было это интересно, Алиса просто взяла привычку говорить с ним, как только появлялась возможность, но вот зачем — никак не получалось определиться. То ли она, гонимая чувством вины, пыталась заполнить паузы, которые в другой ситуации совсем бы ее не задевали, то ли инстинктивно пыталась вернуть его доверие. 
А Горюн, и до этого не питавший к ней высоких чувств, вел теперь себя так, как Алиса однажды и предсказала самой себе. Он словно точно знал, что она теперь была готова сделать многое для него, и этим беззастенчиво пользовался. Это не проявлялось в каких-то серьезных делах, но теперь задерживаться на работе допоздна, чтобы написать какую-то неинтересную бумагу для Шпиля, потратить выходной день, чтобы вместо заболевшего кадровика простоять в пенсионном фонде за печатью и подписью, и много других мелких дел — все это стало привычным. И Алиса даже не смогла вспомнить, что он когда либо просил ее о чем-то — Горюн просто делал вид, что ему будет приятно, если Алиса поможет. И Алиса помогала, каждый раз удивляясь, что снова повелась. Во всем остальном он, в своем обыкновении, просто приказывал.
Но стоит к чести Горюна добавить, что ни единым движением, ни разу с тех пор он не намекнул Алисе на ее проступок. Он просто теперь совсем ей не доверял. А Алису это бесконечно злило и расстраивало.
— Чернова, — они остановились на большом, перегруженном перекрестке на светофоре, и он посмотрел на нее, словно Алиса окончательно потеряла разум. — Вы совсем мозги растеряли? Все ищут пропавших детей, и пока не найдут, никакого окончательного решения не будет. 
— О… Я… я забыла про них.
— Да, я так подумал, — сказал он со злой иронией в голосе.
Алиса сжалась и отвела взгляд на улицу за стеклом.
— Но ведь вас-то собирались осудить почти сразу! — возмутилась она. — Никому не было дела до этих пропавших детей, а тут…
— Кто вам это сказал?
— Так… все говорили.
— Все говорили, — в его голосе снова послышалась та же ирония. — Неужели?
Алиса чувствовала, что Горюн, не стесняясь, ее разглядывал, и заставила себя к нему повернуться. Глаза его ничего особо не выражали, но на лице цвела насмешка.
— Не нужно верить всем, Чернова. Иногда, а лучше всегда, нужно думать своей головой. Но она у вас действует только на работе почему-то. Я бы на вашем месте задумался над этим.
Подавив в себе вспышку ярости, Алиса сжала губы.
— Шпилю тоже не стоит верить? — спросила она сквозь зубы.
Загорелся зеленый светофор, и Горюн оставил вопрос без ответа. 
Стояло утро, и дороги в столице оказались перегружены — все спешили на работу. 
— Кстати… я хотела сказать, вчера мне позвонил профессор Елагин, он сказал, что… в общем, сегодня в полночь искатели собираются накрыть сходку этой секты Калуки. И мне тоже можно постоять в сторонке, посмотреть. Вы ведь просили сообщать вам…
Варвару из-под опеки Виктора Прянова удалось выбить без особого труда. Хотя это как посмотреть — Алисе самолично пришлось изрядно пробегать за заключениями, диагнозами и другими бумагами, чтобы суд передал опеку над девочкой обратно государству. И теперь она вот уже около месяца находилась в интернате. 
Там Варваре было плохо, и она возненавидела Алису — за то, что бросила ее одну в том супе из подростков, гормонов и необходимости соответствовать новым стандартам. Варвара не справлялась с ситуацией — ей нужно было перестроиться, но систему поведения, несколько лет вбиваемую, сломать так быстро было невозможно. И среди морально сильных детей она со своими страхами и неуверенностью в себе представляла отличную мишень для битья. 
Алису и саму иногда бросало в пот, когда она представляла себя на месте бедной девочки и признавала, что ненависть была заслуженной. Но ничего больше не могла дать — Алиса не умела ни дружить с маленькими девочками, ни утешать, а единственная попытка проведать Варвару окончилась неудобной тишиной, сверкающими от ненависти глазами и паническим желанием немедленно сбежать. 
Алиса осознавала, что, распорядившись судьбой девочки, она теперь несла за нее ответственность, но вряд ли была на это способна. 
— Я иду с вами, — бросил Горюн, не отвлекаясь от дороги.
— Зачем? — удивилась было Алиса, но сразу же осеклась.
Варвара, кроме слабой воли и подорванного психического здоровья, являла собой одну большую загадку. На первый, на второй и на все остальные взгляды она не обладала ни граммом магического таланта. С тех пор, как стих тот чудовищный вихрь, она не произвела ни единого магического всплеска. Также существовали различные способы диагностики наличия магических способностей. И все они стабильно показывали отрицательный результат. 
Однако же Горюн, как только услышал эту историю, запретил отправлять Варвару в детский дом. 
«Если смогла один раз — сможет и второй», — сказал он тогда.
Ему была интересна загадка Варвары, а это означало, что Алисе придется провести в его обществе еще как минимум половину ночи. 
Они, в конце концов, добрались до конторы. Во дворе под ногами мягко шуршали опавшие высохшие листья, а увивавший здание плющ давным-давно пора было снимать. Он странно побурел, опал и теперь напоминал Алисе длинную старую мочалку, натирающую кирпичные бока первого этажа. Наверное, этим должны были заниматься дворники, но они в последнее время по неведомой причине обходили ЦКМ стороной.
Алиса молча ждала, пока Горюн запрет машину — связку ключей от конторы, кабинета и общего электронного ключа она забыла дома, когда за ней неожиданно приехал Горюн, предложив съездить с ним в суд. 
Это был странный поступок — ни она, ни ее показания уже не были нужны, и даже более того, Алиса просто ждала снаружи. Но спросить, почему он ее с собой взял, было страшно. Потому что в свете их нынешних отношений хорошим мотив оказаться просто не мог. И Алиса вполне могла напороться на ответ — Горюн на самом деле боится, что она без него не справится или напортачит. Он никогда не напоминал Алисе о подписанных показаниях, но зато вволю прохаживался по ее неопытности.
— Наташа сегодня у Игоря, — мрачно сказал он, взъерошивая отросшие волосы, — так что побудете сегодня за нее, а вечером ко мне присоединитесь. Вам понятно?
— А… да.
Внутри их встретили так никем и не выгнанные подросшие лисята, и день немедленно завертелся множеством утомительных шестерней.
* * *
В шесть часов, когда посетители уже ушли, а Горюн до сих пор не вернулся с вызова, в приемной пронзительно и одиноко зазвонил телефон. 
В трубке, стоило ее только поднести к уху и назваться, кто-то страшно закричал. Это был искаженный болью мужской голос, и Алиса судорожно отшатнулась от столика, будто это могло чем-то помочь.
— Что случилось? — заикаясь, проорала она в трубку, но собеседник ничего не слышал. Его крик током несся по нервам и заставлял волосы вставать дыбом. Это была та тональность, которая за мгновение приводила людей в ужас. Будь ее воля, Алиса пятилась и пятилась бы. 
Затишье кончилось. 
Алиса повесила трубку и тут же набрала номер телефона искателей. Там всегда дежурил человек для таких случаев.
— ЦКМ Северного округа, Алиса Чернова, — проговорила она со стучащими зубами. — Определите, откуда был последний звонок сюда. Срочно, там что-то случилось. Пожалуйста. И скиньте адрес мне на сотовый. Мне и Горюну.
Затем снова повесила трубку и бросилась в подсобку к водителям. Одному из них предстояло дежурить в приемной, пока Алиса не вернется. 
— Алиска? — удивился Кирилл. — На тебе лица нет, что такое?
— А где… где второй? 
— Так Андрея повез, у него с машиной что-то случилось, вот и…
— Вызови кого-нибудь, у меня нет ключей от входных дверей, а мы сейчас поедем. Я… я только адрес получу и все. 
— А-а-а, — понял он и потянулся в карман за телефоном. — Опять катастрофа? Сейчас все будет.
Адрес пришел спустя долгих семь минут — телефон, с которого звонили, оказался стационарным, и адрес они получили легко. Это было на самой окраине города, в частном секторе, но Кирилл заверил, что знает каждый поворот в этой части города.
Пока за окном машины быстро мелькали дома и перекрестки, Алиса набрала Горюна, но тот не взял трубку. Тогда она написала короткое смс с просьбой приехать по адресу, если он может. А он мог — в этом на Горюна можно было положиться. 
Непонятно было, с чего она взяла, будто там что-то серьезное, с чем она не справится сама, но крик из телефона до сих пор звенел в ушах. Люди так обычно кричат, когда страшно умирают — от нестерпимой боли, такой, которую сознание может выдержать.
«Только бы успеть, — тоскливо подумала Алиса. — Только бы успеть».
На десятом повторе этой фразы она уже вылезала из машины. 
Машина остановилась перед старым одноэтажным домом. Когда-то он строился как дом зажиточного крестьянина — большой и красивый, с резьбой и флигелем. Но со временем фундамент опустился в землю, а фасад окривел и потемнел. Дом медленно умирал.
Кириллу пришлось выбить ветхую калитку, чтобы войти — их встретил аккуратный двор. Но Алиса уже знала, куда ей идти — ее почти сразу же накрыло такой сильной отдачей, что стало ясно: она действительно одна не справится. 
— Иди в машину и отъезжай на ту сторону, — велела она, теряя интерес к окружающему миру.
Осенние краски мира тускнели и наливались черно-белой палитрой.
Дверь в дом была открыта, и в нос ударил смрадный запах канализации. Никто не кричал.
— Эй! Это ЦКМ, от вас был звонок… Эй…
Алиса медленно пересекла крохотную прихожую и, остановившись на пороге комнаты, поспешно отвела взгляд от того, что раньше было человеческим телом. На полу повсюду была кровь и ошметки внутренностей — она неплохо знала анатомию, и вместе с опознанием к горлу подкатывала тошнота — так, что она едва успела выскочить на улицу. 
Ужас, будто ток, бил нервы легким зарядом, и Алиса, разогнувшись, поняла, что дрожат у нее не только руки, а все тело. Воздух входил внутрь тела с чужими свистами, а потом ее накрыла еще большая отдача, да так, что все неожиданно словно отрубило. Эмоции выключись, словно кто-то щелкнул тумблером. Ей стало наплевать на все на свете, в том числе и на мертвеца в доме. Он не ее ответственность, но между тем отдача не может существовать, когда хозяин спонтанного выброса мертв, а значит, в доме был кто-то еще. 
Даже в таком искусственно-отстраненном состоянии идти внутрь не хотелось. 
Она видела, как ее рука схватилась за ручку входной двери, она ощущала вонь, тяжелой волной разлившейся по дому, и краем уха слышала чьи-то неуверенные шаги. В висевшей свинцовой тишине каждый шорох отдавался эхом от пустых углов старого дома, Алиса снова пересекла прихожую, осмотрела окровавленную комнату и неуверенно, не веря своим глазам, остановила взгляд на застывшем на ногах мертвеце. 
Он тоже смотрел на нее вытекшими от страшного давления глазами. По красному лицу струилась непонятная жидкость, и, скапливаясь на подбородке, падала на пол.
Алиса не знала, что делать — мертвецы не стоят и мертвецы не смотрят. Этого не бывает, а зомби — всего лишь киношное клише. 
Но этот стоял.
— По…мо… не, — прохрипел он, сделал в ее сторону шаг, запнулся и мешком повалился на пол.
— Нет-нет-нет, — закричала Алиса, пятясь назад, и ужасом наблюдала, как рука с распухшими пальцами потянулась к ней. — Господи!
У противоположной стены кто-то заплакал, но даже это не помогло Алисе отвести взгляда с мертвеца, но зато дало еще немного самообладания — на минуту. Настигшая ее после второго отката апатия ушла так же быстро, как и пришла, уступая место пьяному адреналину.
— Заберись под кровать, — срывающимся голосом прокаркала Алиса. — Или спрячься за кресло, быстрее! Я тебя вытащу.
В поле периферийного зрения кто-то промелькнул, но слишком медленно, и Алиса ждала, все еще не сводя взгляда с тянущейся к ней руки. Мертвец пытался встать, но сразу почти всеми конечностями, так что в итоге только неуклюже извивался на полу, оставляя после себя широкий кроваво-коричневый след. Наконец, на периферии все успокоилось, и Алиса впервые с выпускных экзаменов применила магию: это было опасно — вызывать огонь в деревянном доме и в таком состоянии.
Но к ней полз мертвец. 
Из рук полыхнуло жаром, а извивающееся тело тут же охватило пламя. Она ожидала, что мертвец будет хрипеть от боли, но нервные окончания, скорее всего, сгорели еще при жизни. 
Потом она сделала глубокий вдох отравленного воздуха, по краю скользнула к кровати и вытащила завопившую от ужаса маленькую девочку. Она брыкалась и выла, но спасение было уже близко — всего-то проскочить обратно и выбежать на улицу. 
Мертвец все еще пытался встать, а от девочки снова потоком хлынула сила. В голове у Алисы снова что-то защелкало — после выброса, только каким-то чудом ничего с ней не сотворившего, ее ударило отдачей. Эмоции снова ненадолго выключились, и это помогло ей вместе с девочкой покинуть разгорающийся дом. 
Воняло жареным мясом.
Девочка выла, прижимаясь к Алисе все крепче и крепче, она была грязная и мокрая. И в этот момент появился Горюн.
— Чернова, что у вас с лицом? — спросил он, отбирая у нее ребенка, а потом что-то тихо зашептал ей в маленькое ушко.
Тупо на это глядя, Алиса хотела предупредить его о выбросах, но слова комом встали в горле, а в голове снова защелкало. 
Девочка все выла и выла, и, не в силах это слушать, Алиса опустилась на пожухлую траву, закрыв уши руками. С ней что-то происходило — кроме объяснимого покалывания по всему телу и трясучки, с ней происходило что-то еще. По-хорошему надо было вызвать скорую помощь, которая вколола бы девочке успокоительное, но мозг никак не мог докричаться до тела, и телефон в кармане молчал. 
Горюн тоже сел, только на крыльцо, мельком озабоченно оглядев пожар внутри дома. Он качал на руках всхлипывающую девочку и тихо что-то говорил. Она успокаивалась, а огонь разгорался — под звуки сирен и свет мелькавших огней. Алиса даже не успела подумать, что нужно вызвать пожарных, как они приехали. Чьи-то руки ей помогли покинуть двор, и там ее встретил Кирилл. Едва на него взглянув, она что-то промычала, все еще не в силах выдавить из горла ком, и, пошатываясь, привалилась к забору на противоположной стороне улицы. 
Подъехала скорая, затем, мигая сиреной, — силовая группа. Кто их всех вызвал? Горюн?
А где он?
Мысли путались, но одной-единственной четкой была мысль, что она не может просто сидеть на земле, пытаясь совладать с телом, когда другие что-то делают. Это ее работа, она должна встать, иначе…
Иначе что?
Возле скорой ее поймал Горюн, уже отдавший более-менее успокоившуюся девочку врачам, положил руки ей на плечи и внимательно оглядел.
— Спокойно, Чернова, дышите. Уже все в порядке.
Алиса помотала головой и прошептала, в ужасе глядя в его серые глаза.
— Там мертвец ходил…
— Вы в шоке, Чернова,— мягко сказал он и еще сильнее сжал ее плечи. — И переели этой дряни. 
Алиса кивнула, наконец поняв, что еще с ней происходило: шок — это подходило, но раньше она думала, что это работает по-другому.
— Я не придумываю. Позвонил мужчина и кричал в трубку, как будто его пытают. Он кричал и кричал, и я попросила искателей… — она запнулась. — Узнать адрес. Приехала, а там… ну, он. Сначала мертвый лежал, а потом поднялся. Я не придумываю. 
— Это уже не ваша проблема, — сказал он еще мягче, будто это было возможно. 
— Он как будто взорвался от большого внутреннего давления…
— Чернова, не выводите меня из себя, замолчите, иначе я отведу вас к врачам. Хотите в больницу?
Она помотала головой. Никуда не хотелось, ее все и так устраивало, вот только еще сесть бы куда.
— Прекрасно, Чернова. Я сейчас поговорю кое с кем, и мы с вами поедем в контору, там и поговорим, — он как будто бы даже с сочувствием на нее смотрел, если это было возможно.
Он махнул рукой на машину, взглядом проследил за тем, чтобы она села внутрь, и скрылся среди откуда-то появившейся толпы разномастных людей.

Часть 2. Глава 2

Горюн вскоре завез ее домой, пообещав, что сам появится в конторе в начале двенадцатого. Алиса, стоя на пороге темной квартиры, долго не понимала, зачем он ей это сказал, и что ему там ночью делать. А потом вспомнился короткий звонок профессора Елагина, его спокойный, приятный голос и разрешение присутствовать, пока будут брать детей Калуки. 
Это представляло интерес, но только не сейчас — Алиса скрючилась под горячим душем, стараясь смыть с себя вонь крови, внутренностей и запах жареного мяса — это вызывало тошноту и небольшое головокружение.
«Жареного мертвеца», — поправила она сама себя и поняла, что готова расплакаться. Кажется, все это было уже слишком — она более-менее привыкла к искусственным природным катаклизмам, летающим предметам и максимум — мертвым собакам, которые почему-то на дух не переносили детей, вот-вот готовых разразиться спонтанным выбросом, но не к взорванным изнутри людям. Люди, конечно, умирали, попадая под раздачу, не так давно сгорела целая семья, но Алиса всегда стояла в стороне и ничего не видела. Сейчас все оказалось по-другому. И даже тогда, когда с моста на ее глазах бросилась девушка, Алиса стояла далеко и после не видела тела. В любом случае, никогда до этого мертвые не были ее проблемой.
Возможно, когда-нибудь потом она перестанет без содрогания вспоминать вид трупа и его… подвижность, но вряд ли — крик в телефонной трубке. 
Она так и не включила ни единой лампочки, шлепала босыми ногами по старому линолеуму, натыкаясь на углы и не понимая, что делать. Нужно было бы вернуться в контору, но до этого хотелось вцепиться во что-нибудь и обрести под ногами твердую почву. Наконец, вдоволь побродив по комнатам, она сварила в темноте кофе и схватилась за горячую кружку. Хотя, признаться честно, куда лучше бы ей было схватиться за чью-нибудь руку. Потому что ее владелец, как правило, умел разговаривать. Но после кофе, что было плюсом, прошло головокружение.
Пока она собиралась, не выпуская из рук кружку, осенние сумерки медленно налились грязно-серым цветом и превратились в осеннюю ночь. А потом закапал дождь, сведя на нет все ее усилия с феном в руках. 
В контору она пришла мокрой, усталой и немного несчастной, но зато кое-что понявшей. Все эти метафорические переключения тумблера в голове и были признаком того, что тело перерабатывает энергию от спонтанного выброса. То, что от нее хотел Горюн в самом начале знакомства, а потом благополучно забыл. Алиса задумалась — говорить ли ему об этом, но в любом случае, сейчас она могла разговаривать только с лисятами. 
Больше в конторе, если не считать пары подростков в подвале и психолога, никого не было.
В столовой стояла тишина, и до сих пор пахло испеченным овсяным печеньем — недавно от Людмилы Павловны уехали гостившие летом внуки, и она со всей страстью перенесла заботу на население ЦКМ. Так что однажды Алиса воочию наблюдала, как Горюн под командованием Людмилы Павловны устанавливал духовку, а потом договаривался со Шпилем об оплате переделанной электрики. На это было довольно забавно смотреть, да и вообще — почти настоящая кухня в государственном учреждении казалась странной идеей, но Горюн был не против. И кто такая Алиса, чтобы спорить? В конце концов, ее тоже кормили.
Так что Алиса заварила себе чай и, глядя на плавающие по поверхности чаинки, вспоминала, что говорил ей Горюн, пока вез ее домой. Она не слишком вслушивалась и даже честно об этом сообщила — шумело в голове ужасно. Но, кажется, там было про что-то вроде: «Зомби не существуют, Чернова, бесконечно надеюсь, что вы это понимаете». Начало фразы полностью совпадало с ее собственными мыслями, и поэтому всплыло в памяти быстро. А вот что там было дальше, и почему мертвец вел себя как зомби, пусть и не существующий — об этом нужно было спросить еще раз.
Мысли с мертвеца переключились на предстоящую встречу с сектантами. 
Это было странно, что им так просто позволили присутствовать на операции, потому что никто и никогда из ЦКМ не позволял никому из посторонних смотреть, как они работают. В смысле — смотреть специально, чтобы сделать репортаж или снять на камеру, так-то свидетелей обычно была куча, но и их обычно разгоняли. 
А вот им позволили, но Алиса здорово подозревала, что к этому приложил руку профессор Елагин — они довольно часто переписывались, когда у нее было свободное время в одиночестве посидеть в кабинете, или, что было реже, перезванивались.
Речь обычно шла о Варваре, остальных девочках или секте — больше общих тем у них не появилось, а пытаться заводить нечто вроде дружбы с ним, пусть Алиса была и не против, не решалась. Глядя хотя бы на огромную разницу в возрасте. Это ни к чему не привело бы, кроме недопонимания. 
Да и не умела Алиса особо дружить. 
Вчитываясь в печатные строки на мерцающем мониторе, она обычно запутывалась в объяснениях профессора. Он рассказывал о детях Калуки так, словно сам там состоял какое-то время.
«Весь смысл их веры, девочка моя, — писал профессор, видимо, в отличие от Алисы, ничего в такой разновозрастной дружбе плохого не видевший, — в экзистенциальности. Большинство сект и религий так популярны, потому что, желая оторваться от проблем, люди ищут высших ощущений. Возможно, ты сама когда-то их испытывала, если случалось вдруг бывать на Рождественской службе в самой ее кульминации.  
Ты уже знаешь, что Калуки — богиня земли и плодородия, именно поэтому в семьях сектантов так популярна многодетность. Это одна из их отличительных черт, потому что — только посмотри на другие деструктивные секты — большинство призывает своих членов сосредоточиться на себе и своих отношениях с божеством, а дети вообще до определенного возраста остаются практически без присмотра.  
У детей Калуки это тоже есть, ведь я сам в начале написал об экзистенциальности, но период их воссоединения с Калуки короток и достигается разными способами, и наркотики, увы, один из самых распространенных. Естественно, покружившись в вальсе с ощущением неземной любви, человек и дальше изо всех сил будет искать ее вновь — стоит ощущениям уйти. И чтобы вернуть их, человек должен «накормить мать» деньгами и кровью. Деньги уходят в чью-то копилку, а кровь приносят старшие дети. Ты была свидетелем самоубийства бедной девочки Джейни, и это, к сожалению, распространенное явление. В представлении Василия Прянова его старшая дочь сейчас счастливая частичка Калуки. А он, в свою очередь, за эту жертву получит еще время и средства на новые экзистенциальные ощущения. И круг так крутится и крутится — кого-то оставят в живых, кого-то принудят к самоубийству…» 
Между этих строк Алиса читала, что тех, кто не смог себя убить, иногда подталкивали и физически, но прямо об этом профессор никогда не писал.
«…Ты сама видишь, Алиса, что это похоже на наркоманию. Только дилер в секте кроме денег получает еще и власть над людьми — над бедными, запутанными наркотиками людьми». 
Но вот что было странно, так это то, как наркоману дали столько девочек под опеку. А потом, по словам Ноубс, все проверяли и проверяли — и ничего не нашли. Неужели невозможно обнаружить следы наркотиков в организме? Рубцы от уколов, она даже слышала, что остаются особые рубцы на мозговой ткани, но, возможно, это было неправдой. 
Вспоминая все, что она знала о наркотиках, Алиса не сразу обнаружила, что уже не одна. Горюн стоял рядом с ней, облокотившись на неширокий выступ у стены, и смотрел куда-то в темное окно. 
— Так что? — слабо спросила она. — Зомби действительно не бывает?
— М?
— Я забыла, что вы мне объясняли, — устало пояснила она и подняла голову, заставляя себя посмотреть в его глаза.
— Такое случается, Чернова, — кивнул он. — Спонтанные выбросы иногда исполняют желание хозяина. Девочка убила беднягу, а потом очень захотела, чтобы он поднялся. Скажите на милость, кстати, это вы его сожгли? Зачем?
Промотав в голове их разговоры — те, что она помнила, Алиса поняла, что ничего не говорила об огне или чем-то таком. Так откуда он узнал?
— Мне позвонили пожарные, — пояснил он, прочитав вопрос на ее лице. — Сказали, что возгорание пошло от трупа. Так зачем? Подумали, что огонь его остановит?
Она кивнула, это ведь очевидно — если зомби существует, как она тогда предположила, убить его можно огнем или снести голову из оружия. И Алиса воспользовалась всеми доступными методами. Впрочем, похоже, Горюн просто решил над ней посмеяться — он не злился на нее за этот поджог, а просто интересовался. И подобные фразы, как «скажите на милость, зачем вы…» и дальше по тексту, он обычно говорил, когда хотел перейти на более человечный тон или поддержать.
— Мне что-то будет за это? — уточнила она на всякий случай. — Я ведь девочку спасала, это должно зачесться на суде. Ну и состояние аффекта и так далее…
— Никаких «так далее» и никакого суда, не волнуйтесь. Вы могли уйти из того дома и дать девочке умереть, вам ничего не сделали бы. Ну, кроме меня, Чернова, я бы вас уволил. Но вы молодец. Только больше не впадайте в шок при виде трупов, в некоторых ситуациях я хотел бы полностью на вас полагаться.
Снова кивок.
— А это нормально, — слабо улыбнулась она. — Сначала пригрозить, а потом похвалить? Нельзя просто сказать: Чернова, вы молодец, вот вам шоколадка.
В темноте плохо было видно, но кажется, Горюн даже скривил губы в подобии улыбки.
— Девочку скоро привезут к нам, через несколько дней, может быть. Будьте готовы хоть поселиться рядом с ней. Ума не приложу, откуда они такие талантливые и неспокойные взялись — еще в прошлом году все было в разы спокойнее, — в рассеянности он дотянулся до ее плеча, но тут же отдернул руку.
— Хотите снова оставить меня за Наташу? — нахмурилась Алиса и предпочла не обратить внимания на его жест.
— А вы что-то имеете против?
— Ну… я хочу ездить с вами. Наверное. 
— Со мной, Чернова, — он отодвинул из-за стола стул и сел напротив, — вы будете ездить только вот в таких случаях, когда я один буду не справляться. В остальном это лишняя трата общего времени. Наташа скоро вернется, — добавил он уже мягче. — Я понимаю — глупо оставлять вас на целые дни в конторе, но не хочу нанимать нового человека. Игорь в конце концов поправится и выйдет на работу, и что мне тогда делать с этим человеком?
Видимо, вариант уволить его Горюн не рассматривал совсем. 
— К тому же, еще неизвестно, вернутся ли к Игорю… — он замолк.
— Магические способности? — подсказал Алиса, чувствуя, что вступает на зыбкую почву, и поэтому перевела взгляд на его напряженные руки. — Как к вам… когда вы работали искателем?
Горюн зло на нее глянул, но, вопреки ожиданию, ответил:
— Как к Наташе. Это не тема для обсуждения, но предупредить вас стоит. На одном из вызовов вы можете хватить слишком много. Слишком, Чернова и даже после хорошей реабилитации вы потом можете потерять свои способности. Это случается сплошь и рядом, и я вам об этом, кажется, говорил. Вы должны следить за собой, это понятно? Самой следить и брать ответственность, потому что я не могу знать — когда вы в норме, а когда нет. 
Горюн нахмурился еще больше, сцепил руки и продолжил:
— Если вы чувствуете, что не готовы ехать на вызов, вы должны прямо мне об этом сказать. Я вас не съем за это, ясно? И за мной тоже не надо бегать с жалостью в глазах и пытаться помочь, я сам скажу, если вы мне понадобитесь. Вы поняли?
Она кивнула, вспоминая, когда это бегала за Горюном с «жалостью в глазах». 
Тема как-то неожиданно вплотную подошла к тумблерам в голове.
— Вы когда-то хотели, чтобы я научилась определять момент, когда начинаю перерабатывать откат. Я научилась. 
Он долго смотрел на нее в темноте, а потом хмыкнул.
— Молодец, Чернова, возьмите шоколадку.
Алиса улыбнулась и сделала глоток уже остывшего чая.
* * *
Этой ночью, несмотря на усталость и нежелание что-либо делать, Алиса узнала кое-что новое. 
Раньше она считала, что кладбища — это просто кладбища, а сборища на могилах, рисование пентаграмм красным мелом и белые маски на лицах — игрища школьников и идиотов. Но все оказалось не так.
— Серьезно? — прошептала она едва слышно, когда профессор Елагин с жутким грохотом распахнул перед ними каменную дверь склепа. Видно было, что он получал огромное удовольствие от их с Горюном вытянувшихся лиц. — Я думала… ну, что такое только в фильмах про вампиров бывает.
Там где-то внутри уже работала силовая группа, и их убедительно попросили не мешать, но Алисе, признаться, хватило одного места. Это было одно из самых старых и богатых кладбищ, и даже, скорее, это был городок усыпальниц — древние князья, дочери богатых купцов, местные герои и политические деятели. Алиса не слишком любила кладбища, но это было красивым, и как выяснилось — с секретами. 
Полюбовавшись немного, они по требованию оставшихся с ними силовиков закрыли дверь и отошли в сторону.
— Видимо, тут их и снимают, — буркнул Горюн, но, похоже, Алиса угадала его мысли. — Чернова, вы взяли фотоаппарат?
— Вы сами мне его дали… зачем-то. Могли и сами носить. 
— Уверен, у вас это лучше получится, — отрезал он и повернулся к Елагину. 
Глядя на них обоих, Алиса поняла, почему еще не хотела ввязываться в более тесные отношения профессором — его связи с Горюном. Иногда создавалось ощущение, что тот наблюдал за Алисой из многих чужих глаз. Впрочем, уж это-то точно было выдумкой, просто она слишком часто в последнее время думала о своем начальнике. Безумие какое-то.
Она отошла чуть дальше — к плачущему над гробом ангелу. Скульптура была красивой и, пожав плечами, Алиса ее сфотографировала. Нужно будет только самой проявить пленку, иначе фотографии окажутся в руках у Горюна. Хотя причин утаивать от нее настолько незначительные вещи абсолютно никаких не было, но все же…
Их участие в операции оказалось даже еще более номинальным, чем представлялось раньше. Она-то думала, что им позволят маячить за спинами силовиков и присутствовать при самом задержании, но в итоге они просто осмотрят место сборища. Вот и все.
Вихрем ветер взметнул сухие листья, с соседнего дерева насмешливо закаркала ворона, и не успела Алиса посмеяться над идиотской ситуацией, как зашипела рация у одного из силовиков, что каменными глыбами стояли по краям входа в склеп. Кто-то что-то прошипел в нее, а силовик в ответ согласно забормотал. 
— Разойдитесь по сторонам, — зычно крикнул он и кивнул своим собратьям. Этот голос Алиса прекрасно помнила — относительно недавно он приказывал ей заткнуться и вести себя тихо. 
«Надо же, это так специально случилось?» — неприязненно подумала она.
Снова открылась каменная дверь склепа, и оттуда спустя несколько минут потащили на руках задержанных сектантов. Алиса без зазрения совести фотографировала — в конце концов, фотоаппарат не ее — отберут, то и не жалко. 
Сектантов было много, гораздо больше, чем склеп мог в себя вместить, а значит — что? От склепа вел тайный ход, ну или… не слишком тайный?
— Глупости какие-то.
Спустя какое-то время их окликнул человек, которого Алиса тоже уже видела. Детектив Джонсон — тот самый огромный человек, у которого она сама была не так давно и свела его с профессором Елагиным. 
— А, Горюн, — кивнул он, когда они все трое приблизились к нему. — Идемте, покажу кое-что. 
«Кое-что» тоже оказалось склепом, примерно таким же древним, как и тот, из которого выводили сектантов. Алиса уже примерно поняла, что их ждет недолгий подземный переход. И это было довольно интересно, когда она еще встретит сеть старых тоннелей, соединяющих склепы? И где? Вряд ли эти теперь останутся открытыми для посещения простых людей. Наверняка они заросли паутиной — под стать сегодняшнему странному, отдающему кино дню.
Над их головами снова каркающе рассмеялась ворона, и Алиса первой — вслед за Джонсоном — спустилась по замшелым ступенькам. Внутри было темно и сыро, только пара фонарей, принадлежащих Джонсону и догнавшему ее Горюну, резкими лучами синего света прорезали тьму. Профессор присоединился к детективу. Елагин сегодня вообще был странно молчалив, но уставшей Алисе это нравилось.
— Бывали здесь когда-нибудь? — тихо спросил Горюн, мертвой хваткой сжимая ее плечо и светя вперед фонарем.
Она помотала головой.
— Все эти склепы, — обернулся к ним Елагин, — частная собственность, и ее хозяева не слишком любят, когда нарушают покой их предков. И именно поэтому, Алиса, большая часть тоннелей официально не исследована и, естественно, закрыта для представителей какой-либо власти.
Паутины, к счастью, здесь все же не было.
— Но, ты знаешь, закон в основном исполняется как раз теми, кто его представляет…
Горюн зло хмыкнул над ее ухом.
— И так получилось, что здешние катакомбы являются идеальным убежищем для…
— Сброда? — подсказал Джонсон, когда профессор запнулся, подбирая определение. 
— Ну да, ну да… Чтобы нам здесь находиться, пришлось взять множество разрешений, ведь мы не были уверены, где конкретно они обоснуются…
— Следствию нужны разрешения, чтобы находится на частной собственности? — удивилась Алиса. — Вот уж… не подумала бы.
— Чернова, — буркнул Горюн. — Подумайте своей головой, где бы вы были, имей Бреннинг право находиться где угодно без разрешения.
Ее слово холодной водой окатили, и Алиса изо всех сил дернула плечом. Горюн, не мешкая, убрал руку, о чем она спустя время пожалела — ноги тут же начали запинаться обо что-то, и им вдвоем катастрофически стало мало места.
— Как будто бы он особо заботился о… о законности! — прошептала она так, чтобы слышал ее только Горюн. — В квартиру ко мне он не заходил, потому что права не имел, а посылать своих… людей, чтобы бить меня, значит, имел? 
— Не заводитесь, — оборвал он ее еще тише. — Мы потом, если хотите, это обсудим. А пока…
Они свернули влево, и на них пахнуло едва-едва теплым воздухом, словно где-то горели факелы или что-то такое, что было явно меньше костра. 
— … между тем, эти места имеют очень богатую историю. Многие историки придерживаются мнения, что в этих местах и собирались первые революционеры, свергшие императора. Жаль, что время было лихое, и многие факты теперь представляются только предположениями — не осталось ни записей, ни живых свидетелей…
— Извините, — сказала она на грани слышимости.
Горюн снова схватился за ее плечо, чуть подтолкнул вперед, и идти стало легче. Впрочем, это уже не понадобилось. Они вышли в обширный зал с низким, каменным потолком, сквозь который кое-где пробивались корни и свисали теперь корявыми, сырыми пальцами.
Это был круглый зал, по стенам которого были развешаны редкие факелы, а посредине, насмехаясь над мало-мальски начитанным человеком, стоял низкий круглый стол. 
— У меня такое ощущение… эти люди будто бы начитались всякой мистической ерунды и решили… ну, воплотить все это в жизнь. 
«И еще мертвецы ходят», — подсказал внутренний голос.
— Не хватает только вампиров, — согласился профессор, озираясь по сторонам. 
— Фотоаппарат, Чернова!
Она тут же спохватилась.
— Прянов был здесь? — резко спросил Горюн, словно бы с облегчением отвернувшись от нее.
— Все здесь, — отозвался Джонсон. — Мы специально медлили, ждали всеобщую сходку, чтобы больше не тратить время зря. 
— И что они тут делали? — спросила Алиса. — Жертвоприношения? Я читала…
— Я ведь говорил тебе, Алиса, их жертвоприношения — самоубийства, а здесь, должно быть, был праздник Калуки. Всеобщее с ней соединение, вино, наркотики…
Джонсон подтверждающе кивнул, и Алиса запечатлела своеобразно накрытый стол — на нем стояли наполненные красным вином дешевые бокалы, довольно дорогая закуска и несколько разбросанных пластиковых вилок. По полу так же валялись бокалы и вилки. Но больше ничего интересного здесь и не было.
— Значит, суд теперь сможет отобрать у него опеку, — удовлетворенно сказал Горюн. — Александр Васильевич, вы уверены, что среди детей больше нет магов? 
Елагин поморщился.
— Нет, разумеется, но мы это уже обсуждали, ты не можешь отправить в интернат всех, кто вызывает у тебя подозрения. 
— Я все могу, — ответил под презрительный смешок Джонсона Горюн. — Чернова вам рассказывала, что творилось, когда две идиотки решили спрыгнуть с моста? 
— О мертвых не стоит говорить…
— Правду? Почему это? Впрочем, ладно, я слышал, вы связались с Ноубс, попросите ее поместить девочек ближе к «Рассказчику», тот детский дом, я слышал, почти пустой, и там работает отличный преподаватель, она училась за рубежом на психолога. Это им пригодится.
— Вы насмотрелись? — прервал Горюна Джонсон, следивший за ходившей по залу Алисой. — Здесь еще моим ребятам работать и работать. Чернова, пожалуйста, не трогайте ничего на столе. И зачем вам фотографии?
— Не мне, — кратко ответила Алиса и показала рукой на Горюна.
— Это я попросил Андрея, — отозвался профессор. — Для моей работы нужны фотографии. Знаете, это пока что статьи, но позже обязательно они превратятся в книгу. А я как назло сдал свой фотоаппарат в ремонт, глупо, конечно, но он работал с такими перебоями…
Их вывели на улицу, и Алиса растерянно отдала фотоаппарат Горюну. Она не слишком поняла, что дала им эта поездка, ладно, ей было просто любопытно, но и Горюн с профессором не выглядели скучающими и разочарованными.
— Чернова, садитесь в машину, — позвал он ее. 
Внутри было тепло, спокойно, и стекла заглушали смех этой проклятой вороны.
И все-таки, почему Горюн так заинтересовался этим делом? Несмотря на всю мистичность, оно было простым и понятным — кто виноват и что с ним делать, было ясно заранее, оставалось только найти доказательства. И вот теперь все на месте, но усталый Алисин мозг не покидало ощущение какой-то бесполезности всего этого. Впрочем, она всегда так думала, когда не получала четкие и ясные ответы, но на этот раз у нее было даже вопросов. Так что — что уж тут говорить.
Когда-то она просила у Елагина помочь сестрам Варвары вырваться из секты, и вот сейчас это получилось. По крайней мере, вероятность того велика. И зачем ей еще нужны какие-то ответы? 
Глупости! 
И день какой-то глупый. 
Она обмякла в сиденье и закрыла глаза. Голова тут же поплыла, будто была отравлена алкоголем. Кажется, ей нужен выходной, но Алиса только три дня назад вышла на работу и ждать было еще, как минимум, два или три дня. 
Она почти заснула и очнулась, только когда машина подскочила на кочке перед постом дорожной полиции.
— Извините, — сонно пробормотала она, искоса глядя на Горюна. Его лицо слабо освещали приборы на панели машины, отчего он казался таким же усталым, как Алиса. 
— За что?
— А? А… не знаю, просто… просто так. Я уснула.
Он мельком глянул на нее, набрал было в легкие воздуха, чтобы что-то сказать, но потом передумал, только растянул губы в усталой, едва заметной улыбке.