Шорох листьев под ногами,
Гром и молния играют.
Ветер треплет прядь волос –
Ворон чёрный песнь поёт.
Тихий стук сапог о камень,
Мчится тень в плаще сияя.
Ворох слез опавших ранит –
В сердце раною зияет.
Смерть на пятки наступает,
Кровью руки обагряет –
Отмщение свершает.
Запах копоти витает –
С неба пепел опадает…
Вода была повсюду.
Обступала со всех сторон, словно полчище чудищ, жаждущих утянуть на дно. Все, что я могла: медленно тонуть. И хотя тело сопротивлялось, все было без толку. Зарождающаяся паника заставляла безжалостно хватать ртом воздух. С каждой минутой мне становилось все труднее держаться на поверхности. Глупых стараний и отчаянного желания спастись оказалось недостаточно. Как только удавалось приподняться над волнами, они снова накрывали меня с головой: еще более безжалостно и сурово. Это продолжалось раз за разом, пока в моем сердце все еще теплилась крохотная надежда…
Я молила о помощи. Кричала изо всех сил. Даже тогда, когда мое тело сотрясалось от безжалостных конвульсий из-за воды, стремительно наполняющей легкие. Морская пучина продолжала тянуть на дно, лишая сознания и…возможности спастись.
Все внутри сопротивлялось. Но я понимала, что умираю…
Глупые желания, страхи и мечты исчезли. Ничего не осталось. Лишь пустота, охваченная безмятежностью. Все, чего я хотела, так это чтобы бездушная стихия наконец сжалилась надо мной и подарила столь утешающий покой...
— Бэйли́с. Бэйли́с, проснись. Все хорошо, слышишь? Милая…
Я открыла глаза, подскочив на месте. Сердце билось как заведенное. Дыхание участилось. Пальцы до боли впились в мягкое одеяло. Тело казалось ватным, едва подчинялось, все еще прибывая на границе сна и яви. Одежда взмокла. Пряди прилипли ко лбу, покрывшемуся сильной испариной.
Пришлось сделать вдох и медленный выдох на раз-два-три, чтобы сердце начало замедляться. Паника постепенно отступала. Однако я по-прежнему ощущала липкие щупальца страха. Будто все было наяву, а не в царстве Морфея.
Прошло девять лет, а кошмары по-прежнему не желали оставлять меня. Напротив, с каждым годом они лишь учащались, становились ярче, осязаемей. Я возвращалась в ту ночь на протяжении многих лет, наблюдала одну и ту же картину сотни раз, но...мне так и не удавалось спастись.
Свет медленно угасал, оставляя меня в услужение тьме.
— Бэйлис…
Теплая ладонь едва коснулась моего лица, заставив моргнуть и понять, что сон отступил. Но...я по-прежнему ощущала удушливый спазм, как и привкус соленой воды на своих губах.
Триединая...
Тяжело вздохнув, медленно втянула носом, стараясь унять спазм, охвативший тело. Роуз все это время поглаживала меня по спине, выводя на коже таинственные узоры, способные унять дрожь в пальцах и дать понять, что это не реальность. Но...боль никуда не исчезла. Внешне я была невозмутима и целостна, но внутри...медленно угасала. Это странное чувство не покидало меня. Словно...мне чего-то не хватало, какой-то важной детали, способной все исправить, чтобы наконец вдохнуть полной грудью.
— Очередной кошмар? — тихо спросила она, едва отстраняясь, чтобы заглянуть в мое лицо.
Кивнула, устало стряхнув прилипшие на лоб пряди. Вздохнула, а затем непонимающе сказала:
— Почему они все ещё преследуют меня? Я думала, что однажды это прекратится. Думала, со временем станет легче. Нужно лишь подождать, оправиться, но Роуз… Они становятся сильнее. Сон, что снится мне на протяжение многих лет, это воспоминание...оно будто хочет что-то сказать. Что если так мое подсознание пытается достучаться до меня? Что если там было нечто важное, из-за чего все произошло, чего я попросту не замечала? Что если...это был не просто шторм?
Я смотрела на неё широко-открытыми глазами. Прямо как в детстве, когда она рассказывала удивительные истории, от которых в груди замирало сердце. За окном по-прежнему вились тени, но большая часть из них уже скрылась, уступая место медленно восходящему солнцу. Мне вдруг показалось, что в эту секунду в чертах её лица отразилась некая тревога, возможно, даже...страх?.. Но стоило моргнуть, и все испарилось: видение исчезло, а Роуз как и прежде была спокойной и невозмутимой. Мой безопасный островок суши, позволяющий пережить бушующие штормы.
Она вздохнула. Но в её исполнении это выглядело мягким снисходительным укором, нежели огорчением.
— Я уже говорила тебе, Бэй-Бэй, и не раз. Это был самый обычный шторм, застигший вас врасплох. Он унес жизни твоих родителей, но пощадил тебя. Триединая подарила тебе ещё один шанс. И ты не должна упускать его. Напротив, следует брать от жизни все и каждый день благодарить Богов за столь щедрый дар. Уверена, твои родители хотели бы, чтобы ты двигалась дальше и перестала оглядываться. Чтобы ты наконец отпустила прошлое и научилась жить без сожалений...
Я тяжело вздохнула.
Родители умерли, когда мне было десять. Ужасное кораблекрушение, о котором еще около месяца писали во всех новостных газетах. Судно не справилось со стихией. Все пассажиры круизного лайнера погибли. Все, кроме меня. Я оказалась единственной выжившей. По словам тети, меня спас таинственный мальчик. По крайней мере, об этом судачили очевидцы – местные рыбаки и приезжие туристы, нашедшие меня на берегу моря.
Та ночь почти стерлась из воспоминаний. Я помнила лишь, как мы танцевали на палубе, а затем перебрались в каюту из-за сгрудившихся в небе туч и безжалостного крика чаек. Никто не обратил на это внимания. Наше маленькое счастье продолжалось. Папа кружил меня в воздухе, мама играла на пианино. Из-под её пальцев рождались невиданные мелодии, исцеляющие душу. Этот вечер был таким теплым, таким волшебным. Но лишь до тех пор, пока музыка не прекратилась, оборвавшись фальшивой нотой, резко ударившей по ушам.
Часы показывали ровно шесть. Маленькие светящиеся птички парили в воздухе, кружась по кругу, и неустанно чирикали, пока я не взмахнула рукой, приказав им остановиться. Будильник отключился: птичья трель прекратилась, а вслед за ней исчезли и маленькие голограммы. Удивительно, но несмотря на очередной кошмар, я не чувствовала дискомфорта. Напротив, ощущение солнечных лучей, проникающих сквозь окна, и начало нового дня будоражило не хуже кофе.
Мне не терпелось поскорее отправиться в путь, увидеть знаменитую академию славящуюся не только своими необычайными методиками, лучшими выпускниками и невероятной территорией, но и различным байками, – и начать обучение! Возможно, некоторые сочли бы меня странной. Иные могли бы причислить к числу «ботаников», страждущих знаний. По словам моей драгоценной тетушки: я лишь беспризорный лучик света, заглядывающий во всевозможные щели, в особенности в те, что мне недоступны. Но я выросла бойцом. Потому всегда опиралась на то, что: «Мир улыбается тем, кто несмотря на страх шагает вперед. Совершенство достигается путем упорства и преодоления невозможного, что в свою очередь порождает невиданные прежде стороны». Это было чем-то вроде жизненного кредо, на которое я опиралась все эти годы. И оно еще ни разу не подводило, как бы тяжело мне ни было.
Потянувшись, коснулась ступнями мягкого ворса. Не став одевать тапочки, вышла на балкон. Он был небольшого размера, округлой формы. Но я проводила на нем большую часть свободного времени. Мне нравилось размышлять здесь, встречать рассветы и проводить закаты, глядя на то, как солнце окрашивает небо в невероятные цвета, а затем плавно исчезает, пообещав вернуться вновь. Это место казалось чем-то вроде маленького убежища, где большая часть мыслей растворялась в звуках природы, а душа обретала покой, глядя на бескрайние завораживающие просторы.
Мы жили в небольшом городке под названием Фитшен. Он располагался на юго-западе, в то время как Хартлэйн обосновался на северо-западе. Неудивительно, что у нас в основном жаркий и сухой климат с небольшим количеством осадков. Чего не скажешь о столице с её повышенной влажностью, переменчивой погодой и прохладными зимами. Туманы и сильные ветра считались там обыденной нормой.
Наш городок напоминал старую деревушку без излишек и столичных нововведений, которые появлялись год за годом, благодаря ученым и их удачным разработкам, посвященным артефакторике. Здесь все было гораздо проще, уютнее: густые лиственные леса, лавандовые рощи, обширные поля, засеянные всевозможными фруктами, злаками и овощами, либо диковинными цветами. У нас даже были свои виноградники, а еще долина с водопадами. Здешняя местность уступала в плане технологий, но выделялась своей первозданной диковинкой и ощущением безграничного простора. Именно это привлекало меня больше всего. Ощущение свободы было в каждом вдохе и выдохе. Здесь можно было быть собой, не думая о том, какую маску выбрать на этот раз, чтобы вписаться в стремительно меняющееся общество.
— Доброе утро, мир... — привычно поприветствовала я день, как делала каждое утро, и незатейливо улыбнулась, вдохнув поглубже, чтобы навсегда запомнить этот сладковатый привкус, исходящий от растущей под окнами гламерии, витающий в воздухе, и слегка терпкий аромат трав с благоуханием роз.
Постояв еще несколько минут, в последний раз окинула простирающиеся впереди поля, виднеющуюся вдали лавандовую рощу, и вернулась в комнату, зная, что впереди меня ждет...невероятное приключение. На сборы ушло каких-то пол часа.
Я выходила из ванной, на ходу собирая волосы в высокий хвост, когда услышала окрик тетушки с первого этажа, так как дверь в мою комнату была распахнута:
— Бэйлис, поторопись! Твой завтрак остывает!
— Уже иду! — незамедлительно крикнула в ответ, прекрасно зная, что если промолчу, приняв к сведению данный факт, то она непременно продолжит повторять это, пока я не отзовусь.
Временами, она была просто невыносима. Иной раз мне казалось, что с её талантами можно было бы поднимать мертвецов, а затем усыплять их заново! Настолько у неё был звонкий мелодичный голос и невероятное упорство. Может, поэтому я выросла...такой же бойкой?..
Подумав об этом, усмехнулась и повернулась к зеркалу, изучающе взглянув на свое отражение…
Длинные волосы, кончики которых завивались кольцами, цвета темного индиго, чуть ниже лопаток. Большие круглые глаза, оттенок которых походил на утренний туман с легким росчерком молний и блеском серебра. Природа одарила меня небольшими, но пухлыми губами, верхняя из которых по форме напоминала лук купидона. И прямыми слегка приподнятыми бровями, из-за чего выражение лица порой казалось обманчиво наивным, местами даже дружелюбным. Особенно в купе с длинными загнутыми ресницами. Роуз еще посмеивалась, шутливо приговаривая, что когда я дуюсь, то похожа на молодого теленка, который всячески рвется изучать мир, а его то и дело останавливают.
В сравнении с другими девушками, я была довольно высокой: где-то метр семьдесят пять. У меня была неплохая, я бы даже сказала стройная фигура с округлыми бедрами и острыми выпирающими ключицами. Я в отличной физической форме, а потому подтянута. Бесчисленные тренировки, различные упражнения на выносливость и бег помогали поддерживать тело в тонусе. Хотя сегодняшний день стал маленьким исключением. У меня оставалось не так много времени. До главного вокзала добираться не менее трех часов, так как я наняла экипаж, вместо того, чтобы купить билет на пассажирское судно и сократить поездку на целый час. Однако...даже при виде незначительного буйства волн, стихии, что с легкостью поглощала корабли, я содрогалась от ужаса. Что уж говорить о том, чтобы вновь зайти на борт и оказаться во власти...хаоса?
Похоже Роуз была права: я и впрямь любимица Триединой, поскольку мой экипаж сумел преодолеть расстояние в несколько километров и при этом не развалиться.
Местный вокзал встречал ненавязчивой суетливостью, ароматом тачо́рес* и витающей пылью, оседающей в воздухе. Этому место был уже не первый десяток, поэтому можно было заметить, как в некоторых местах потрескались стены, а где-то имелись ощутимые сколы, обнажая шероховатость белого камня. Здание постепенно приходило в негодность, но продолжало упорно отстаивать свое право на существование. У местных властей банально не хватало финансовой поддержки, чтобы отреставрировать некоторые культурные здания в нашем городке и подправить систему водоснабжения.
Купив билет до Хартлэйна, который обошелся мне в целых пять фри́сов*, что по нашим меркам вполне приличная сумма, я вышла на перрон. Нужный поезд должен был прибыть через десять минут, если, конечно, местные часы не лгут. Поэтому я села на одну из свободных скамеек, стоящих вдоль красных ограждающих линий.
Погода выдалась чудесной: солнце светило так ярко, что я зажмурилась, наслаждаясь теплом, проникающим под кожу. В мыслях снова вспылили воспоминания о том, как Роуз брала меня с собой загорать на пляж, намекая, что мой цвет лица несколько...пугающий. Если бы не редкий цвет волос, а также черная подводка для глаз, с которой мы практически не расставались, меня вполне можно было бы спутать с неупокоенным духом. По крайней мере, в темное время суток точно.
Так или иначе, у каждого были свои недостатки. Вопрос лишь в том, как к ним подобраться. Правильно подчеркнутая индивидуальность – залог уникальности и магнетического шарма. Тогда даже самые ужасающие и омрачающие жизнь недостатки могут стать изюминкой, выделяющей среди безжизненно одинаковых серых лиц.
Громкий гудок, разнесшийся по округе, заставил вздрогнуть, открыть глаза. Резкий порыв ветра взметнул волосы и всколыхнул еще нераскрывшиеся бутоны в кадках, стоящих неподалеку.
Я поднялась с места и сосредоточилась на прибывающем поезде. Он был соткан из искусственно выведенных облаков и призрачного хрусталя, заключенного в серебряные рамы. Продолговатые окна переливались на свету, создавая радужные блики. Казалось, достаточно одного незначительного касания, чтобы эта хрупкая конструкция рухнула, распавшись на сотни осколков. Но это иллюзия. Транспордёры* прекрасно знали свое дело, создавая поистине невероятные механизмы для различного рода передвижений.
Как только поезд остановился, стена, напоминающая невесомое облако, испарилась. Появился небольшой арочный проход, вслед за которым из воздуха материализовалось несколько белоснежных ступеней, напоминающих пенное облако.
Как только я поднялась, все исчезло. Проход скрылся. Ступени растаяли, подобно испарившемуся туману. Поезд снова превратился в подобие гусеницы. Через пару минут раздался оглушительный гудок, напоминающий тяжелый удар по гонгу.
Мы тронулись с места. И я поспешила занять одно из пустующих сидений. Народу было не так много, поэтому можно было свободно передвигаться по вагону. В салоне пахло мятой и лимоном. А если нажать на одну из кнопочек на сидении, то появлялся небольшой водяной пузырь, транслирующий достопримечательности Хартлэйна. О чем я узнала, взглянув на соседнее место, которое занимала пожилая леди.
Поначалу мне показалось это неплохой идеей. Но затем я подумала, что уже завтра смогу увидеть все воочию. Поэтому решила не портить первое впечатление. Вместо этого достала свой старенький нойфон, который раньше принадлежал Роуз, – что-вроде фонографа, только более усовершенствованного. Его всегда можно было носить с собой и в любой момент прослушать запись, сделанную на него однажды. Конечно, сейчас уже были куда более продвинутые модели, в которых имелась готовая библиотека с различными мелодиями, напевами и звуками. Но я копила деньги столько лет не для того, чтобы спустить их на новые увлекательные штучки, созданные артефакторами. А для того, чтобы иметь подушку безопасности, пока не найду какую-нибудь подработку.
Безусловно, академия обеспечивала всем необходимым. Например, учебными материалами, комплектами формы по сезону, оборудованием для занятий и даже питанием. Но все остальное, такое, как: верхняя одежда, платья для официальных мероприятий, набор ловчих, средства гигиены и прочие мелочи – не входило в список обязательных вещей и имело пометку «предметы личного пользования». Добавим сюда дополнительные экскурсии, принудительные мероприятия, различные выставки, и выходила баснословная сумма. Сумма, которая у меня имелась лишь на первый семестр. Притом неполный.
Мне нравилось планировать наперед, составлять четкие списки с необходимыми задачами на ближайшее будущее. При этом контролировать каждую деталь, не говоря уже о потраченных минутах. Казалось, я всегда думала наперед, просчитывала возможные исходы. Но иногда это утомляло. Я не могла унять бесконечный поток мыслей и расслабиться хотя бы на мгновение, чтобы...абстрагироваться от суеты и вздохнуть свободно.
Именно в такие моменты, когда напряжение достигало пика, я включала записи, сделанные на нойфон. Это была игра на пианино. Её игра. Мелодии, которые помогали мне ослабить хватку, уйти в иную реальность, наполненную краткими мгновениями покоя.
Мне не хватало их. Не хватало настолько, что временами я чувствовала, как теряю почву под ногами, а сердце разрывается на части. В такие моменты я всегда ощущала невыразимую тоску, одиночество, опустошающую темноту. Поэтому когда становилось совсем тяжело, утопала в жалости к себе. В эти редкие минуты слабости я снимала маску, непробиваемую броню и плакала, позволяя скопившимся внутри чувствам выйти наружу.