«У всех так, так что не ной» — слова, которые застряли в голове Лизы с детства, повторяясь словно заклинание. Слова, что оправдывали боль, побои, унижения. Поднять руку на ребёнка — это воспитание. На женщину — проверка на силу и терпение. Бьёт — значит любит.
Лиза знала это с детства. Насилие было нормой, чуть ли не принципом жизни. И она, и её сверстники, и их родители — все жили по этим правилам, где страх принимали за порядок, а боль за любовь.
С Валерой всё казалось иначе. Лиза знала его тяжёлый характер, его прошлое, но верила, что он никогда не станет таким, как его отец. Он вырос в семье, где мать была объектом злости и усталости, где сын получал свою порцию синяков и боли просто за существование. Он бежал из этого мира в свой, среди тех, кто понимал только силу, и стал группировщиком.
Лиза была уверена, что он не поднимет руку на неё.
Но сегодня уверенность рухнула.
Разбитая губа, ссадины на руках, синяки на теле — и он спокоен, как никогда. Крик, удары, а теперь — дымящаяся сигарета на балконе. Он считает, что её «наказание» выполнено.
— За что? — прошептала Лиза, едва поднимая глаза.
Валера сжал сигарету между пальцами, выдыхая дым. Его глаза стали холодными и жесткими.
— За то, что разговаривала с рыжим, — сказал он медленно, и каждое слово давило сильнее, чем удары.
Лиза почувствовала, как внутри всё сжалось. Она боялась говорить, боялась открыть рот, боялась, что любое слово станет новым поводом для ярости. Но что-то вырвалось из неё, сквозь страх:
— Он… он просто спросил, где Ворон… — голос дрожал, почти шёпотом.
Валера резко поднял глаза. Его лицо стало каменным.
— Я говорил тебе! — прорезал он, и его голос звучал как удар. Он шагнул к Лизе, и сердце её застучало ещё сильнее.
В одну секунду его рука схватила её за волосы, резко дернув назад. Лиза застонала, боль пронзила затылок, слёзы навернулись на глаза.
— Зачем ты разговариваешь с ним?! — его глаза сверкали злостью, голос срывался на крик. — Я запрещал! Слушай меня или будет хуже!
Лиза сжалась в себе, дрожа от боли и страха.
— Он… он просто спросил, где Ворон… — шептала она снова.
— Не важно! — рявкнул он, сжимая волосы крепче. — Он хочет тебя, Лиза! Я не позволю, чтобы кто-то другой притронулся к тебе! Понимаешь?! Это мой контроль, мой закон!
Лиза опустила взгляд, прижимаясь к себе, ощущая, как внутри растет смесь страха и злости. Страх — чтобы выжить. Злость — потому что ей противно, что её мир сжимается до этих ударов, этих запретов, этого контроля.
— Не ной, Лиза, — прошипел он, отпуская волосы, но продолжая стоять близко, как угроза. — У всех так. Ты должна слушаться.
Лиза сидела на холодном полу, ощущая, как дрожит всё тело. Слёзы жгли глаза, дыхание было прерывистым. Она боялась дышать, боялась взглянуть ему в глаза, боялась, что любое движение станет новым поводом для ярости.
И всё же внутри неё зарождалась тихая искра — смесь страха и первой маленькой решимости. Ей было страшно. Ей было больно. Но впервые за долгое время Лиза почувствовала: у неё есть выбор.
И даже если маленький, даже если страшный… он её.
Когда дверь в комнату хлопнула, и Валера ушёл, тишина обрушилась на Лизу, как холодная вода. Сначала оглушила. Потом обожгла.
Она сидела на полу, прижимая ладони к коленям, и чувствовала, как всё тело гудит — не от ударов, а от ужаса. Страх был такой сильный, что казалось, он поселился в костях. Она не двигалась — боялась, что если пошевелится, он вернётся.
Дыхание сбилось, грудь сдавило.
Как так? За что? Если бы я знала… если бы…
Но оправдания не имели смысла. Лиза понимала: он не искал повода — он его создавал.
Она медленно вытянула руку, прикоснулась к губе — больно. На пальцах осталась кровь, едва засохшая. Лиза сжала пальцы в кулак и почувствовала, как внутри всё сжимается, клубком.
Слёзы сами покатились по щекам. Тихие, скрытые, чтобы он не услышал, даже если уже далеко. Лиза закрыла лицо ладонями и попыталась дышать глубже.
Она не ожидала… Она правда не думала, что Валера так сможет. Он всегда был грубым, резким, вспыльчивым — да. Но он говорил, что никогда не поднимет руку на неё. Что она «не его семья», что «она не мать, которую он ненавидел».
И Лиза поверила.
А теперь сидит в углу комнаты, вся дрожит, не знает, куда девать руки, куда смотреть, где тот человек, которого она любила.
Она попыталась встать — ноги подвели, она снова опустилась на пол. Глубокий вдох. Ещё один. Потихоньку, медленно, как будто училась заново.
И впервые за долгое время ей стало по-настоящему страшно:
А что, если это не раз? Что, если это теперь всегда?
Эта мысль пронзила её, словно холодная игла. Лиза обняла себя за плечи, прижалась спиной к стене. Она чувствовала себя маленькой, потерянной, беспомощной.
Но где-то внутри, глубоко, появилась едва заметная искорка — слабая, но живая.
Я не хотела этого. Я не должна так жить… Но что делать? Как уйти? Куда?
Ответов не было.
Был только страх… и тишина, которая давила сильнее его крика.
Лиза подняла взгляд на дверь. На её щекe всё ещё блестела слеза.
И в этот момент она впервые позволила себе подумать то, что раньше боялась даже произнести в мыслях:
Надо что-то менять.