ПРОЛОГ
МОСКВА. 1957 ГОД. МОСКОВСКОЕ УЧИЛИЩЕ ХОРЕОГРАФИИ
В дверь кабинета Елизаветы Павловны Гердт — преподавательницы Московского хореографического училища — постучали.
— Входите, — бросила негромко Заслуженная деятельница искусств РСФСР.
— Можно? — в кабинет вошла ее любимая ученица — девятиклассница Юлия Петрова.
— Проходи, Юленька. Садись. Поздравляю тебя с Днем Рождения! Восемнадцать лет — это очень серьезная дата в жизни любой девушки.
— Спасибо, Елизавета Павловна! Мне очень приятно получить поздравление от Вас, но признаться откровенно, — она смущенно потянула плечи вверх, вжимая голову, — я как-то и не заметила хода пролетевшего времени, — губы юной балерины дрогнули в растерянно улыбке.
— Юля! — лицо преподавательницы стало серьезным, а голос приобрёл стальной оттенок. — Ты может этого и не заметила. Но есть люди, которые это не просто заметили, но и очень ждали.
— Что Вы имеете в виду? — удивилась девушка.
— Юля, — вздохнула ее наставница, — ты же знаешь, что в нашем балетном ремесле, для того, чтобы пробиться в Примы — о чем мечтает каждая начинающая балерина — мало быть просто талантливой или даже гениальной.
— Да, я понимаю, — кивнула Юля, — нужно еще очень, очень много работать у станка.
— Какая ты у меня все-таки чистая, наивная и простодушная, — вздохнула Елизавета Павловна, — к сожалению, и этого тоже не достаточно. В мире масса трудолюбивых талантливых балерин, которые начинают и заканчивают свою балетную карьеру в кордебалете, но Прим всегда только несколько!
— А что же еще нужно? — не поняла девушка.
— Юля! — строго произнесла бывшая балерина. — Не переигрывай! Тебе это не идет. Ведь ты и сама прекрасно знаешь, что именно нужно!
— Вы имеете ввиду наличие покровителя? — покраснела юная балерина опуская взгляд в пол.
— Именно! И многие твои одноклассницы уже ими обзавелись. Только не надо мне сейчас рассказывать, что ты об этом не знаешь и вообще впервые слышишь.
— Знаю, — не стала отпираться Юля, — но мне никто ничего не предлагал. Наверное, я не достаточно красивая для того, чтобы иметь своего личного покровителя, — пыталась неловко пошутить вконец смущённая от столь откровенного диалога девушка.
— Дело тут вовсе не в красоте. Вернее, именно в ней. Как ты думаешь, Юленька, почему до сих пор тебя никто не трогал и ничего не предлагал? — спросила ее наставница заговорщически понижая голос.
— Я не знаю, — честно призналась девушка. — Но не скрою, я даже рада этому.
— Зато я знаю, — вздохнула Елизавета Павловна, — а сегодня об этом узнаешь и ты тоже. Теперь мы можем разговаривать на равных, как взрослые люди. Для этого я тебя и вызвала, Юленька.
— Вы меня пугаете, — ее ученица теряла самообладание.
— Не бойся, — успокаивающе произнесла преподавательница. — Тянуть не стану и скажу прямо. На тебя — с момента, как тебе исполнилось шестнадцать — обратил внимание очень влиятельный человек. Вдовец. Поверь — это немаловажно. Порядочный и честный, что среди влиятельных людей очень редко сейчас встретишь. Ты помнишь дело гладиаторов?
— Гладиаторов? — Юля задумчиво взглянула на преподавательницу. — Девочки что-то обсуждали между собой на эту тему. Помню только, что какое-то очень неприличное! — лицо юной балерины залил стыдливый румянец.
— Я сейчас тебе расскажу об этом резонансном и, к сожалению, существовавшем в реалии деле. Чтобы ты потом — на контрасте — смогла оценить того, с кем сегодня познакомишься.
— Как познакомлюсь? Я? Но где? — девушка принялась растерянно вертеть головой, словно высматривая того, о ком идёт речь. — Прямо сегодня?
— Да, сегодня, — подтвердила Елизавета Павловна. — После занятий я буду ждать тебя в этом кабинете. И скажи своему провожатому, чтобы он тебя не ждал. Пусть идет домой.
— Вы имеете ввиду Юру? — окончательно сконфузилась Юля.
— Юру, Юру! — строго сказала преподавательница. — Я же вижу, что тебе он не нравится. Да, я понимаю, что ты коллекционируешь своих ухажеров, но он явно не является украшением твоей коллекции.
— Это почему Вы решили, что он мне не нравится? — насупилась таким вторжением в свою личную жизнь девушка.
— Это распознается с лёгкостью. Особенно в партнерской игре. Когда ты с ним танцуешь, ты все время от него отворачиваешься. И никогда не смотришь ему в лицо. Разве я не права? Так не ведут себя по отношению к человеку, к которому испытывают симпатию.
Девушка молчала, прекрасно понимая, что аргументы немолодой опытной женщины весьма убедительны.
— Не пара он тебе, по крайней мере сейчас! Да, он безусловно талантливый и трудолюбивый, но имей ввиду одну вещь, — Юля насторожилась в ожидании. — Этот себе на уме, и своего не упустит. Даже не смотря на то, что выглядит этаким, — она повертела кистью руки в воздухе, — простоватым пареньком.
— Вы хотели рассказать о деле гладиаторов? — Юля попыталась увести разговор в другое русло. — Это же были рабы в Древнем Риме, которые сражались на арене, между собой. Или я что-то путаю?
МОСКВА. 2019 ГОД. ОСЕНЬ
По главному кладбищу столицы шли две красавицы и закадычные подружки. Одна — стройная изящная девушка шестнадцати лет — Анастасия Сергеевна Иванова-Бессонова, которая является ученицей десятого класса Московской государственной академии хореографии.
К слову сказать, такое название академия стала носить лишь с одна тысяча девятьсот девяносто пятого года. А вот основана она была Указом Екатерины Второй, в одна тысяча семьсот семьдесят третьем году, когда при Московском воспитательном доме были созданы классы изящных искусств, в состав которых входил и класс танцевания. В 1783 году Екатерина Великая подписала рескрипт о создании Особого комитета для управления театрами. В шестнадцатом пункте было записано, что «…под ведение комитета и директора иметь школу, в которой российские обоего пола должны учиться и приуготовляемы быть к театру Российскому, к музыке, к танцеванию и к разным мастерствам при театрах необходимо нужных…»
Учебное заведение сменило несколько названий, но во всех наименованиях всегда упоминался Большой Театр. С одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего по пятьдесят девятый год — Хореографическое училище ГАБТ СССР Главного управления по делам искусств Министерства культуры СССР. Затем три года — по шестьдесят первый год — Хореографическое училище ГАБТ СССР Министерства культуры РСФСР. После — Московское академическое училище Минкультуры СССР. А с одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года — Московский государственный хореографический институт. И только с одна тысяча девятьсот девяносто пятого года — Московская государственная академия хореографии.
Все эти подробности молодая балерина с увлечением рассказывала своей спутнице — миловидной женщине, скажем так, Бальзаковского возраста. Елизавета Александровна Иванова-Бессонова, старшая дочь Александра Сергеевича и Екатерины Викторовны Ивановых-Бессоновых, и по совместительству — тетя Анастасии. Ни одна, ни вторая не захотели стать врачами, и, решительно воспротивившись желанию своих родителей направить их по медицинской стезе, связали свои судьбы с искусством. Анастасия танцевала с детства, и решила, осуществив свою мечту, стать балериной. Ее тетя, лишенная особых талантов, сумела прославиться, как известный искусствовед, сосредоточивший свои профессиональные интересы в том числе и на балете. На почве того, что стали «изгоями» в своих научно-медицинских семьях, дамы сильно сдружились. Елизавета была в курсе самых сокровенных тайн племянницы, а Анастасия — в свою очередь — знала все о своей любимой тётушке, которую всю свою сознательную жизнь считала подружкой. Выступая единым фронтом, они активно поддерживали друг друга, выступая против любых попыток родителей наставить их на «путь истинный». Но следует сказать, что и сами родители давно смирились с выбором дочерей, а если и ворчали тихонько о несерьезности выбора их чад, то скорее просто по привычке.
— Представляешь себе, Лиза, — очаровательная девушка с развевающимися на ветру русыми волосами, выбивающимися из-под аккуратного милого берета, и сияющими серо-голубыми глазами — размахивала руками активно жестикулируя, — она сказала, что если я не напишу ей работу по истории балета, она поставит мне итоговую четверку по истории! Каково, а?! — воскликнула она с жаром. — Причем в работе должны присутствовать новые — ранее не известные широкой публике — факты и события.
— Сама виновата, — с улыбкой произнесла ее тетя, любуясь раскрасневшейся, и от это ставшей еще очаровательнее, племянницей. — Нечего было срывать урок подбив весь класс пойти вместо занятий в кино. Это же надо было до такого додуматься. Хорошо, что родители твои этого не знаю.
— Самое обидное… — Настя склонилась и зажала пальцами упавший кленовый лист. Задумчиво повертев его, она важно добавила: — Ведь пошли все, а наказали только меня!
— Все верно. Как зачинщицу. И что такого, Настёна? Ну будет у тебя четверка. Одна!
— Ну как что, как что, Лиза?! — продолжала кипятиться девушка. — Это будет моя единственная четверка в аттестате! И меня могут не взять в Большой Театр! — она мечтательно закатила глаза, а потоми тяжело вздохнула и смущенно произнесла: — А Петю туда возьмут. И там его окрутит какая-нибудь бесстыжая кордебалетка.
— Настенька! Ну кто променяет такую красавицу как ты, на какую-то кордебалетку? — обняла ее Елизавета.
— Эти парни, они такие непостоянные. И очень морально неустойчивые. Вот где мне взять такого парня как папа, или дедушка Саша? Как моей и твоей мамам повезло, — вздохнула юная балерина, а потом решительно сказала: — Поэтому рисковать не будем! Нужно написать такую работу!
— Так ты за этим меня сюда привела? — рассмеялась ее тетя.
— Ну конечно! Тут похоронено столько известных балерин, а ты так хорошо знаешь их жизненные истории, что наверняка сможешь мне что-то подсказать, — с хитринкой в голосе, невинно произнесла Анастасия.
— Узнаю нашу породу, — расхохоталась искусствовед, — и как издалека зашла! Ну конечно, я тебе помогу. Давай тогда просто пройдемся и посмотрим на могилы великих балерин. Может быть что-то нам эта прогулка навеет.
— Спасибо! Лиза! Ты моя самая любимая тетя и подружка! С чего… точнее с кого начнем? — обрадовалась племянница.
— Тут много с кого можно начать, — сказала ее тетя. — На Новодевичьем кладбище похоронено много известных балерин. Например, вот смотри, — они подошли к красивому памятнику. — Марина Тимофеевна Семенова. Скончалась девятого июня две тысячи десятого года в Москве, на сто третьем году жизни, у себя дома, — проходя дальше по аллеям кладбища, она продолжала: — Лепешинская Ольга Васильевна, похоронена на Введенском кладбище. Там очень красивый памятник стоит.
— И что же это было? — заинтересованно спросила Настя. — Что тебе показалось таким странным?
— Я была у него в загородном доме, в Подмосковье. Так вот, оказалось, что он увлекается живописью и стихи сочиняет, и даже свой сборник издал. Правда давно, еще в двухтысячном году, а больше не издавался. Это, кстати, очень интересный момент. И стихи там очень интересные! Но об этом позже.
— Увлекается живописью? — удивилась девушка. — И что? Правда хорошо рисует?
— Мне показалась так, честно говоря, не очень. Да и он сам признался, что нигде этому не учился. Но наверное, — Лиза улыбнулась, — он решил, что великий человек — велик во всем! Он и великий танцор, и великий поэт, ну и, чтобы два раза не вставать, и великий художник заодно. Но не это главное, рисует человек и рисует. В конце концов он давно на пенсии, может делать все, что хочет.
— Так что? — нетерпеливо воскликнула юная балерина
— Подожди, Настеныш, — ее тетя заметила проходящего с метлой и тачкой с мусором работника кладбища.
— Здравствуйте! — обратилась она к нему.
— И Вам не хворать, — откликнулся тот, — в этом месте только и остается, что желать именно это.
— Можно Вас спросить? — продолжала искусствовед.
— Можно, — усмехнулся тот, — почему за этой могилкой никто не ухаживает?
— А откуда Вы узнали, что я хочу Вас спросить именно это? — удивилась женщина.
— Потому что все, кто стоит возле этой могилы, спрашивают именно это. Сами смотрите. Вокруг старые могилы, еще дореволюционные. А из новых только эта. Схоронили ее в две тысячи одиннадцатом году. Артистка какая-то, народная! Тут других не хоронят! Говорят, что в смерти все равны, — рассмеялся служитель, — фигушки. И после смерти у каждого свое место.
— Так почему могила такая заброшенная? — вмешалась Настя. — Ее муж вроде бы жив, прошло восемь лет, и такое безобразие!
— Муж жив, приходит сюда два раза в год, когда она родилась и когда умерла, наверное, — пожал он плечами, — принесет два цветка, положит и стоит ругается.
— Ругается? Над могилой? — хором поразились подружки.
— Именно! — обрадованный тем, что ему удалось удивить их, подтвердил работник погоста.
— А Вы не помните, что он говорит? — с живейшим интересом спросила будущая Прима Большого Театра.
— Ну как Вам сказать, — и старик выжидательно посмотрел на дорого одетых дамочек, — память у меня уже не та, что в молодости, старое помню, а вот новое не очень.
— Может быть это сможет оживить Вашу память, — сразу поняла его намек тетя Насти, и, вынув из кошелька купюру в тысячу рублей, протянула ему. Тот жадно ее схватил, и, улыбаясь, произнес:
— Вот знаете Вы толк в жизни! Сразу видно образованного и культурного человека! Я подслушал один раз, когда работал на соседней дорожке, за кустами, а он меня и не видел. Так вот, сначала он плакался о том, как он ее любит и как ему плохо без нее. Потом, почему она его бросила одного, и ушла. Вот это я не понял. Вроде бы она сама померла, а с его слов, вроде бы сама на себя руки наложила. А потом начинает ее ругать, что она его не любила и обзывать ее.
— Как обзывать? — снова не сдержалась Настя.
— Сейчас, дайте вспомнить, заковыристо так, — сотрудник кладбища задумался, вот, — фригиридная ледяная принцесса!
— Фригиридная? — переспросила его Лиза. — Может быть — фригидная?
— Точно! Фригидная! — воскликнул тот. — Я же сказал, что Вы очень образованная.
— Скажите, как Вас зовут? — снова обратилась к нему тетя Анастасии.
— А Вам зачем? — с подозрением ответил старик. — Ежели что, Вы деньги сами мне предложили. Я у Вас их не просил, у нас тут с этим строго.
— Хочу Вам еще денег дать! — спокойно улыбнулась в ответ ему Лиза.
— Это за что?
— Вы не могли бы привести в порядок эту могилку? — попросила она. — Листья убрать, холмик оформить, крест поправить, — и с этими словами вынула из кошелька купюру в пятьдесят долларов США. При виде такой суммы глаза старика загорелись алчным блеском:
— Ну, конечно, могу! — обрадовался он такому везению и сваливающимися с неба деньгам, а потом, понизив голос, добавил: — Так ведь я и мужу этому предлагал. Мол, если Вам трудно ухаживать за могилкой, тяжело, так я готов — за небольшое вознаграждение — это сделать. Чтобы было все по-людски. Ведь люди ходят, смотрят. Кто удивляется, а кто и ругается. Мол, великая актриса, а могила как у бомжихи безродной. Неудобно и не солидно все это выглядит.
— И что он? — спросила Настя.
— Наорал на меня, что это не мое дело, и чтобы я не совал нос в чужие дела. Одно слово — хамло — хоть по виду и интеллигент! — раздраженно ответил работник метлы и лопаты.
— Тогда прошу Вас, сделайте все как нужно!
— Не беспокойтесь, когда ко мне с уважением, так и я не подведу! Вот прямо сейчас и начну! — и он деловито стал сгребать мусор с могилы балерины.
— Спасибо Вам и до свидания! — сказала Лиза, и они с Настей направились к выходу с кладбища. Когда они отошли достаточно далеко, Анастасия обняла свою тётю.
Подружки поднялись на пятый этаж и Лиза нажала на дверной звонок. Массивная дверь распахнулась и на пороге их встретил высокий поджарый седой мужчина с явными признаками балетной выправки. Он поздоровался и сделал широкий жест рукой приглашая их войти. Увидев, что гостьи явились с тортом и конфетами, он тут же оживился и направил их прямиком на кухню.
— Я вижу, Елизавета, Вы не забыли мои маленькие слабости, — рассмеялся он ставя чайник на газовую плиту.
— Ну как я могла это забыть, Юрий Владимирович! Для нас большая честь, что Вы нас приняли.
— Большая честь, — вздохнул Князев повторяя сказанную с таким восторгом фразу. — Когда-то в этом доме кипела жизнь, бывало много гостей, звучал смех и шутки лились. А сейчас он похож на склеп, в котором я доживаю свои дни. Помните мультфильм «Маугли»? Когда Маугли с удавом Каа спустились в подземную сокровищницу заброшенного и заросшего джунглями города, за ножом?
— А я помню, — тут же вмешалась Настя, — они назвали его «Железным зубом»! И как это относится к Вам?
— Точно! Как белая кобра в том подземелье, которая пережила свой яд, так и я пережил свою полезность обществу. Я просто доживаю свой век. Это очень скучно, поверьте мне, — старый танцовщик с интересом посмотрел на молодую девушку, — так ты и есть то самое юное балетное дарование?
— Ну прямо дарование, — смутилась Настя.
— Ну-ка, покажи старому танцору свою ступню! — попросил ее Князев.
— Зачем? — удивилась девушка.
— Просто покажи, — настаивал хозяин квартиры.
— Ну хорошо, — и Анастасия, сняв носочек, показала ножку. Хореограф внимательно осмотрел ее и сказал:
— Понятно! Как у Юлии и у Матвеевой!
— Что, Вам понятно? — решила без стеснения уточнить юная балерина, надевая носочек обратно.
— Мне понятно почему вы обе пришли ко мне, — усмехнулся бывший муж Юлии Петровой.
— Может быть Вы и нам расскажете, что имеете в виду? — вмешалась Лиза внимательно слушающая их диалог.
— Конечно, — еще шире улыбнулся танцовщик-пенсионер. — Елизавета Александровна, Вы были у меня год назад. Мы с Вами прекрасно побеседовали, я остался доволен Вашей статьей. С тех пор ничего нового в моем прошлом, — он вздохнул, — да и текущем положении дел не изменилось, кроме состояния здоровья. Знаете, как отвечают в моем возрасте на вопрос как здоровье?
— Как? — спросила Настя.
— Хуже чем было, но лучше чем будет! — рассмеялся Князев. — Тем не менее, Вы снова нанесли мне визит, да еще и в сопровождении этой очаровательной барышни — начинающей балерины.
— И что же Вы об этом думаете? — осторожно спросила Лиза.
— Увидев стопу Вашей племянницы, я понял, что у нее второй палец короче большого, и это создает ей проблемы. Верно?
— Верно, — вздохнула Настя.
— Я собрал кое-какую информацию о Вас, Настя. У меня осталось много хороших знакомых в Вашей Академии Хореографии. Надо же всю жизнь была школой, а тут вдруг стала академией! Никак не могу привыкнуть.
— Информацию? — почему-то испугалась девушка. — Но какую и зачем?
— У Вас проблема с поступлением в труппу Большого Театра. Вас трое претенденток, и Вы пока не в числе фавориток. Более того, шепну Вам, что Ваши соперницы начали подключать административный ресурс для того, чтобы выиграть! И у Вас остаётся только один способ победить.
— Какой? — оживилась девушка и с нетерпением уставилась на именитого танцора.
— Продемонстрировать на выпускном экзамене такой танец, после которого у Ваших соперниц не будет никакого шанса! Верно?
— Верно! — теперь уже вздохнула Настя.
— И Вы — ради этого — пришли ко мне узнать тайну пуантов моей Юлии! — торжественно закончил свою мысль Князев.
— Это правда! — пришла на помощь растерявшейся Юле ее тетя, ввергнув ту в полное недоумение. — Но не только для этого.
— Ну я рад, что хоть в этом не ошибся, — рассмеялся довольный старик. — Но тогда будьте столь любезны и поведайте мне секрет вашего визита, чтобы мне старику лишний раз голову не напрягать.
— Мне поручили написать доклад об истории какой-нибудь знаменитой балерины, — залепетала себе под нос Настя, прекрасно осознавая, что это своего рода «наказание» за провинность, — но такой, в котором будут ранее не известные факты. Иначе мне не поставят отлично, по истории, — завершила девушка признание с привкусом горечи в голосе. Ведь она прекрасно осознавала, что без этой оценки не видать ей ведущих ролей в Большом театре никогда.
— Ну а как ты хотела? — снова улыбнулся Князев. — Я давно знаю Веру Степановну, твою учительницу истории. Нечего был класс баламутить и уроки казёнить!
— Вы и это знаете?! — огорчилась нарушительница учебной дисциплины не скрывая своего сожаления и разочарования. — Скоро об этом вся Москва будет знать!
— Это вряд ли. Я узнал, потому что специально собирал информацию о тебе, — успокоил ее пенсионер. — Но, я действительно поражен. Неужели вы решили выбрать для своей работы жизненный и, в том числе, творческий путь Юлии Петровой? Если да, то мне любопытно почему именно ее?
— Здрасти, приехали! — саркастически произнесла Настя. — Теперь еще скажите, что они были агентами КГБ!
— А почему Вы так удивляетесь? — насмешливо сказал Князев. — Среди творческой интеллигенции — во времена СССР — это было очень широко распространенным явлением. Вот Вы знаете актера Михаила Козакова?
— Ну конечно знаем, — ответила Лиза, — кто его не знает.
— Так вот, писатель-историк Федор Раззаков утверждает, якобы тот сам признавался, что тридцать лет сотрудничал с КГБ. Более того, он утверждал, что знает такие громкие имена известных артистов, писателей и музыкантов, которые занимались тем же, что многие этому удивились бы.
— Ну и что? А причем тут Матвеева и Вавилов? — буркнула девушка. — Вы что, видели документы о том, что они сотрудничают с органами?
— Нет, конечно, кто же мне покажет такие документы? — рассмеялся старик.
— Вот видите! — торжествующе произнесла юная балерина. — Никаких доказательств этому у Вас нет. Это вообще, могут быть только слухи и злостная клевета, которую распространяют завистники талантливых людей!
— Вы еще очень молоды и юны, наивны и бескомпромиссны, Настя, и мне это очень нравится, — кивнул ей старый танцор, — но не все так просто. Вот скажите мне такую вещь, — он задумался на секунду, — вот к примеру, врач обследует больного и ставит ему диагноз. Скажем, гепатит. Он же не вскрывает ему живот, рассекает печень, чтобы этот диагноз поставить? Он собирает непрямые косвенные признаки, по совокупности которых и ставит правильный диагноз, верно?
— Ну верно, но часто такие диагнозы могут быть и ошибочны! — не сдавалась Настя.
— Совершенно справедливо, но чаще всего они правильные.
— Это почему? — упрямо спросила девушка.
— Потому что если бы этот метод был неэффективным и неверным, его бы дано прекратили применять. Согласны? — с хитринкой в глазах, спросил ее оппонент.
— Ну, пожалуй, — вздохнула перед такой железной логикой юная балерина. — Вам бы в полиции следователем работать!
— А то, чем Вы сами хотите заняться и есть работа следователя. Только Вы работаете с историческими фактами, в которые входят: и слухи, и сплетни!
— Сплетни! — презрительно произнесла Настя. — Как же это гадко даже звучит.
— А Вы что думали? Что история вся усыпана розами и благоухает духами? Нет, она переполнена разнообразной информацией, порой противоречивой, среди которой есть и гадостями. Так вот, врач и следователь часто выносят: кто-то свой диагноз, а кто-то свое обвинение по косвенным признакам. Так давайте рассмотрим эти признаки в отношении этой пары! — предложил Князев.
— Ну только если Вы так сами хотите, — нехотя, но все же согласилась девушка.
— Хочу, — улыбнулся старик, — вот Елизавета Александровна не даст мне соврать, сама Матвеева в своих мемуарах и выступлениях на телевиденье пишет, что власти давали им множество поблажек.
— И каких же?
— Их не вызывали на собеседования перед каждым отъездом за границу, что было обязательным условием для всех без исключения. А многие даже после такого собеседования не могли выехать. Их снимали с поездки прямо в аэропорту. Вот поинтересуйтесь артистом балета Гедиминасом Тарандой. У него такое часто бывало. Во-вторых, им позволялось за границей то, за что остальных бы больше никогда не выпустили.
— И что же? Они там дебоширили? — насмешливо спросила Настя.
— Гораздо хуже! Пьяный дебош — это бытовуха. Хотя и за это наказывали тоже. Но им позволяли контактировать и посещать выступления тех, кто сбежал за границу: Нуреева, Барышникова, Годунова. А это политика! И антисоветчина! Они даже с Матильдой Кшесинской лично встречались. Сами они это объясняли тем, что им необходимо было следить за новинками происходящими в мировом балете.
— И что?
— А то! Другим за это сильно бы не поздоровилось, а им как с гуся вода. Вы не знаете, но во времена СССР, выезд за границу — особенно в капиталистические страны — был сопряжен с огромными трудностями, и, по сути, был привилегией. А они ездили туда чуть ли не каждый год! Считалось, что они образцовые советские патриоты, которые никогда не сбегут на Запад.
— А что, разве это не было правдой? Что они были советскими патриотами, — запальчиво произнесла юная балерина.
— Предатель, он всегда предатель! — усмехнулся Князев.
— Это почему? Опять слухи? — возмутилась девушка.
— Ну почему, слухи? Они сами признались. Найдите на ютубе ролик, где Матвеева и Вавилов сидят в студии и комментируют события в Москве в октябре одна тысяча девятьсот девяносто третьего года, когда Ельцин совершил антиконституционный переворот своим указом тысяча четыреста. Я, конечно, понимаю, у Матвеевой деда — известного философа — в тридцатых годах репрессировали. Вот она всю жизнь и жила с фигой в кармане на советскую власть. Кстати, вот у Юли, была та же история. Но она этой власти была благодарна, за все то, что она ей дала. Хотя дала она ей куда меньше, чем Матвеевой. Но вот Вавилова я понять не могу, — продолжил старик, — он же из простой, я бы даже сказал — босяцкой семьи. Отец — водитель, мать на заводе работала. Ему-то чем Советская власть не угодила? Тем что их Григорович в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году выпер из Большого Театра на пенсию?
Гостьи, вместе с хозяином квартиры, перешли в просторную гостиную, все стены которой были украшены фотографиями с танцующими Петровой и Князевым: где-то вместе, а где-то каждый по-отдельности. Когда все расселись, первым заговорил хозяин квартиры:
— Настя, — обратился он к девушке, — как Вы думаете, зачем я столько времени потратил, чтобы рассказать Вам о Матвеевой и Вавилове?
— Ну не знаю, — развела руками девушка, — есть у меня мысль, но если я ее скажу Вы обидитесь.
— Говори, мне правда очень интересно узнать, что ты думаешь об этом, — улыбнулся старик.
— Если честно, — набралась храбрости юная балерина, — мне показалось, что Вы им просто завидуете. О них помнят и говорят, а о Вас, только не обижайтесь, пожалуйста, почти забыли.
— Настя! — встревоженно воскликнула Лиза. — Это было очень неэтично и невежливо! Мы же в гостях!
— Так Юрий Владимирович сам попросил сказать правду, — стала оправдываться ее племянница.
— Не беспокойтесь, Елизавета Александровна, — расхохотался Князев, — мне давно уже никто не говорит правду. И я очень благодарен Насте, что она так откровенна. Но в данном случае, Настенька, Вы ошиблись.
— Я очень рада, что ошиблась. И что Вы им не завидуете, тоже рада. Но тогда зачем?
— Настя, Вы только начинаете свой путь в балете. У Вас все еще впереди и я хочу Вам показать, что путь к балетной славе трудный и тернистый. И главная проблема, отнюдь не Ваша балетная техника, это как раз дело наживное.
— А что же тогда? — с любопытством спросила заинтригованная девушка.
— Главное в дороге к славе — это остаться порядочным человеком. Это самое трудное.
— Почему? — удивилась Настя.
— Потому что перед тобой всегда возникнет проблема выбора. Судьба всегда будет тебя искушать.
— Например?
— Например так, как она искушала Матвееву, поставив ее перед выбором Гердт или Уланова. Но даже это не так страшно. Ну подумаешь, один раз поддался слабости, ну с кем не бывает, — произнес, пристально глядя на нее, бывший танцор.
— А что же тогда?
— А то, что один раз встав на такой путь, потом с него практически нельзя сойти. И уже не ты управляешь своей судьбой, а те поступки которые ты сделал раньше. И вырваться из этой колеи можно лишь разрушив все, чего ты достиг, и начав все сначала. Не у каждого есть для это силы и смелость. Поэтому, всегда помни мой совет. Сделанная когда-то в юности подлость или бесчестный поступок, потом может вернуться бумерангом в далеком будущем!
— Спасибо! Я все поняла, — с благодарностью ответила девушка.
— Вот и молодец! Теперь давайте оставим Матвееву и Вавилову и поговорим обо мне и Юле, — предложил Князев, — что вы хотите узнать?
— Мы очень подробно поговорили о вашей жизни в прошлом интервью, — сразу перешла к делу Лиза, — нет смысла повторяться. Но теперь, если Вы не возражаете, мы бы хотели обсудить более личный вопрос. За что наказана, с Ваших слов, Ваша жена, и еще — тайну ее пуантов.
— На счет пуантов сразу скажу, я не знаю! — честно признался интервьюируемый.
— Как? Почему? — удивились девушки.
— Так! Причем эта тайна тесно связана с другой ее тайной, которая мучила меня всю нашу с ней совместную жизнь, и мучает до сих пор, — пояснил бывший муж Петровой, — чтобы закончить с пуантами, скажу сразу. Дело было не в них, они были такими как и у всех. Дело было в насадке на ее стопу, которую она надевала, и о которой никто не знал.
— Но как об этом не знали Вы? Ее муж и партнер. Вы же были с ней все время вместе! — удивилась Настя.
— Первым делом, когда мы стали жить вместе, она перевезла из квартиры мамы сейф, ключ к которому носила всегда на цепочке на шее, — стал рассказывать хозяин квартиры, — в этом сейфе она все и держала. А когда она закончила выступление на сцене, то втайне от меня вытащила оттуда все, отвезла на дачу и там сожгла. После этого, она больше не танцевала!
— Как жаль, — разочарованно произнесла Настя, — а как это связано с другой тайной, о которой Вы говорили?
— Для этого, нам нужно будет вернуться далеко-далеко назад, — с затуманенным от воспоминаний взглядом произнес Князев.
МОСКВА. 1957 ГОД. МОСКОВСКОЕ УЧИЛИЩЕ ХОРЕОГРАФИИ
Юра Князев, которого так грубо отшил предмет его сердечных томлений, и не думал ее слушать. Он тенью следовал за Юлей, когда та — после уроков — направилась в кабинет Елизаветы Павловны Гердт. Он видел как она колебалась перед тем, как туда войти, но потом решилась и исчезла за дверью.
«Что они там делают? Какие занятия? — в кабинете Лизаветы, так называли преподавательницу ученики между собой, не было: ни станка, ни места для балетных упражнений. Юноша лихорадочно размышлял что ему делать дальше. — Нужно подсмотреть!»
И он пулей понесся по коридору наталкиваясь на проходящих мимо учеников, а те в ответ «сыпали» ему в спину ругательства, которые, впрочем, он не слышал. Выбежав из здания школы, он обежал его и направился к окнам кабинета, где находились Елизавета Павловна и Юля. Решение было простым. Залезть на небольшой парапет и заглянуть в окно кабинета, благо он располагался на первом этаже школы.
— Расскажу, — кивнул Князев. — Я тогда был очень молодым и наивным. Считал, что когда он умрет, ведь он был в моих глазах очень старым, то вот тогда наступит мое время! Но я не учел тогда одного.
— Чего же? — с любопытством спросила Настя, перед которой разворачивалась драма любовного треугольника длиною в жизнь.
— Юля, как и я, оказалась однолюбкой! Я всю жизнь любил ее, а она всю жизнь любила его, — вздохнул старик, — так вот, так продолжалось три года. И в один день, в понедельник, Юля не пришла на репетицию. Я тут же вызвался отправиться к ней и узнать, что произошло. Может быть она заболела. К этому времени они с мамой переехали в новую двухкомнатную квартиру в шикарном доме. Ее мама уже давно получила хорошую высокооплачиваемую должность. Когда я постучал в дверь их квартиры, мне открыла Юля. Увидев ее, я испугался! Ее лицо опухло от слез, глаза были пустые и безразличные.
— Что с тобой случилось?! — закричал я не сдержавшись и схватив ее за плечи. — Он тебя обидел и бросил?
— Да, — бесцветным тихим голосом ответила она, — он меня обидел и бросил.
— Я убью его! — с ненавистью произнес я.
— Не получится.
— Это почему?
— Он умер, — по ее безразличному лицу потекли слезы, — он умер и этим обидел и бросил меня.
— Меня как будто громом ударило. С одной стороны ее горе разрывало мне сердце, а с другой — меня затопила волна огромной радости. Теперь, когда его больше нет, у меня появился шанс быть с нею рядом. Каким же я был тогда глупцом! Быть рядом и быть в ее сердце — это большая и очень существенная разница! Помните об этом, Настя, и никогда не забывайте. Прошло какое-то время, я продолжал быть рядом с ней поддерживая ее и стараясь утешить. Я снова стал ее провожать домой, как это было до появления в нашей жизни этого покровителя. Вы знаете, — он обратился к девушкам, что Юля хотела уйти в то время со сцены?
— Как? — удивилась Лиза. — Она же была на подъеме в то время!
— Да, — кивнул Князев, — когда она мне об это сказала, я тоже впал в ступор. Первым делом я ее спросил, почему?
— И что же она ответила Вам? — пробормотала ошарашенная такой новостью из прошлого Настя.
— Мы сидели тогда в кафе, после изнурительной репетиции, — стал вспоминать Юрий Владимирович, — она посмотрела прямо мне в глаза и сказала:
— Я не знаю зачем мне теперь танцевать.
— Как это ты не знаешь? А публика? Все ждут твоих выступлений, тебя любят и ценят! — удивился я.
— Я все это время танцевала только для него, — убила она меня своим ответом, — он посещал каждое мое выступление. Я смотрела только на него. Ловила его восторженные глаза. Когда он вскакивал и хлопал мне, я была на самой вершине счастья. После выступления он мне рассказывал, где я допустила ошибку, а где превзошла то, что делала раньше. И только его мнение и мнение Елизаветы Павловны имело для меня значение. А когда его в зале больше нет, и самое страшное — не будет никогда — у меня нет желания танцевать.
— Ну а как же публика? — не сдавался я.
— А что публика? Она сейчас носит тебя на руках. А завтра так же тебя освищет. А послезавтра вообще забудет. На сцене всегда найдется кому тебя заменить, — устало ответила Юля.
— Я лихорадочно думал, как же ее уговорить не бросать балет. Потому что в глубине души я вдруг понял, что если ее не будет рядом со мной на сцене, то и мне танцевать не зачем, и, наконец, я нашел правильные слова.
— А что бы сказал твой Иван Павлович? О том, что ты хочешь бросить балет?
Она внимательно посмотрела мне в глаза и сказала:
— Умный. Ты всегда был умный. Знаешь что сказать, когда нужно.
— Я просто тебя люблю, люблю много лет! Люблю, даже когда ты стала встречаться с ним! И люблю сейчас!
— Я это знаю, — ответила она спокойно, — не обижайся, но против Вани у тебя не было ни одного шанса. Ты знаешь, что Лизавета была в него тоже влюблена? Она так плакала на его похоронах, — тяжело вздохнула Юля, — а он выбрал меня. Я была так счастлива. Как никогда уже не буду счастлива, наверное.
— Юля! Ты не злись на меня, но он уже умер. Его больше нет. А я тут, рядом. Я живой. И ты еще очень молода. Ты еще сможешь быть счастливой. Я все сделаю ради этого, если ты только позволишь мне это и дашь хотя бы один шанс! — с горячность произнес я.
— Ты хочешь стать моим мужем? — в упор глядя на меня, произнесла Юля. — Готов после всего того, что знаешь о Ване?
— Я о нем ничего не знаю, — пробурчал я, — и если честно, и знать не хочу! Он украл тебя у меня! Если бы не он, может быть у нас все было бы хорошо!
— Я не вещь, чтобы меня воровали! — строго сказала девушка. — И твое желание о том, что ты о нем ничего не хочешь знать, будет исполнено. И ты ему должен быть благодарен за то, что я позволяю тебе за мной ухаживать!
— Это как? — удивился уже я.
— Этого ты уже никогда не узнаешь! Ты этого сам захотел, я за язык тебя не тянула. Ладно, хватит об этом, — сказала она, — давай о серьезном. Ты знаешь, что наш театр должен уехать на гастроли в США?
— Почему у нас мало времени? — спросила Настя.
— По нескольким причинам, — ответил ей Князев. — Во-первых, мне уже почти восемьдесят лет. Каждый вечер я могу заснуть, и, как Матвеева, уже утром, неожиданно для всех, не проснуться. Правда, она курила как паровоз! Владимир Этуш, который с ее мамой, одной из немногих с кем он был на «ты», отмечал, что она не выпускала сигарету изо рта. Не успевала докурить одну, как тут же прикуривала другую. Не мудрено, что сердце и не выдержало!
— А почему она все время курила? — спросила Настя. — Зачем?
— Не знаю. Говорила, что сначала баловалась, а потом пристрастилась. Вот ее муж — Вавилов — тоже курил, но потом бросил. А она, я думаю, курила по одной простой и банальной причине.
— Это по какой? — свой интерес проявила Лиза.
— По обыкновенной. Вес! Она все время была в одном весе — сорок пять килограммов при росте сто пятьдесят пять сантиметров. Такой вес очень трудно удерживать. Вот она и курила, чтобы, с одной стороны, заглушить чувство голода, а с другой — за счет никотиновой интоксикации не набрать лишний все. Но за это она заплатила слишком высокую цену! Вот моя Юля и я, мы никогда не курили!
— Думаете из-за курения у нее случился инфаркт? — спросила Настя.
— Не только это. Тут сложилось воедино множество различных факторов, и, в их числе, невозможность родить детей, — пожал плечами Князев, — но я продолжу. Второе, у нас не так много времени, чтобы Вы Настя отлично освоили «Мистерию»! Поверьте, это не так просто, и если я увижу, что Вы не справляетесь, я не позволю: ни Вам, ни кому-либо другому испортить память о моей Юле! Поэтому нам нужно тщательно и много работать.
— Я понимаю, — кивнула юная балерина, — я буду очень прилежной ученицей и постараюсь Вас не подвести.
— Хорошо. И наконец, мы пока не знаем, как были устроены насадки на ступни Юлии, если удастся узнать, то нам нужно будет еще их сделать. А сколько времени это займет, нам неизвестно. Поэтому времени у нас в обрез.
— Хорошо, мы все поняли и поговорим с родителями. А теперь нам пора. Мы и так загостились, — и девушки, попрощавшись со старым танцором, покинули его жилище. Устроившись в машине, они прямиком направились к дому Насти.
— Лиза, — девушка посмотрела на тетю.
— Да, Настеныш.
— Ты мне поможешь?
— Конечно!
— Ты даже не спросишь в чем? — рассмеялась племянница.
— Ну во-первых, я всегда во всем готова тебе помочь, — улыбнулась ее тетя. — Во-вторых, я наверняка знаю, что ты никогда не попросишь о чем-то плохом. И в-третьих, мне прекрасно известно о чем ты хочешь попросить.
— И о чем же?
— Помочь тебе уговорить наших родителей отправить в прошлое Князева — бесплатно!
— Точно, — вздохнула Настя, — как ты думаешь они согласятся? Они и так не очень довольны, что я решила посвятить себя балету. А тут еще такая просьба. Это же огромные деньги.
— Настёныш. У тебя есть твоя тетя с отличным багажом знаний об истории мирового искусства! — рассмеялась Лиза.
— И как мне это поможет?
— Мы используем типовой сценарий под кодовым называнием «Малыш и покупка собаки», из книги «Малыш и Карлсон, который живёт на крыше» шведской писательницы Астрид Линдгрен, — голос Елизаветы был полон таинственности.
— Это как? — оживилась племянница.
— Слушай меня внимательно, Настеныш, и запоминай! — торжествующе воскликнула Лиза.
Когда они приехали домой, мама Насти сразу позвала их обедать. За столом юная балерина сделала скорбное лицо и тихо сказала:
— Мама. Папа. Скажите, вы меня любите?
В столовой — на секунду — повисла мертвая тишина. Первым опомнился отец Насти — Сергей Александрович — очень хорошо знавший характер своей любимицы. Он улыбнулся и произнес:
— Сейчас Настя будет что-то просить.
— Настенька, — опомнилась и мама Света, — это что за вопрос? Ты и твой братик — самое ценное и дорогое, что у нас есть на этом свете.
— То есть я вам дороже всего? — уточнила, не прогоняя выражение вселенской скорби со своего лица, дочка.
— Значит просить будет много, очень много, — тут же уточнил, посмеиваясь, отец.
— Сережа, перестать ерничать! Тебе бы только позубоскалить! — строго сказала его жена. — Видишь, на ребенке лица нет! Настенька, что случилось, детка? Но папа прав в том, что лучше не тяни кота за хвост, говори прямо что произошло и какая помощь нужна от нас? Лиза, а ты в курсе, что за проблема у нашей дочки и твоей племянницы?
— В курсе, — кивнула милая тетушка, которая все это и подстроила, — но я уверена, что она сейчас сама все расскажет. Говори, Настеныш, — нежная ладонь миловидной женщины опустилась на плечо племянницы в дружеской поддержке.
— Хорошо. Мне очень стыдно. Я прекрасно знаю, что не оправдала ваших надежд не захотев стать великой ученой и врачом. Но балет — это моя жизнь! — начала Анастасия.
— Мы это знаем, давно это приняли и согласились с твоим выбором, — кивнула мама Света. — Продолжай. Пока не пойму суть проблемы.