Вместо пролога

Кровь.

Она была повсюду.

На стене — словно темные, давно забытые руны.

На потолке — словно слезы небес.

На полу — зеркало темного, изуродованного и распятого мира, где есть лишь алое и черное.

На мебели, на коже, в воздухе — вездесуще-липкая, тягучая, словно патока.

Она была металлом на языке. Она разъедала ноздри тошнотворным смрадом.

Она была в глазах. В их мертвых, осуждающих глазах. Те, что больше не отражали света. Те, в которых была лишь тьма. Кровь ползла по венам. Она превращала мысли в шепот боли и ярости.

Она хотела, чтобы кровь исчезла. Чтобы исчез сам цвет. Чтобы остались лишь черное и белое. Как зола и кости. И только лишь они.

Чтобы не было мертвых с их взглядами.

Те, что окаменели. Те, что застыли между двумя мгновениями. Между ударами сердца. Те, что смотрели на нее со всех сторон. С упреком. С судом. С тишиной, что громче крика. Те, что тянулись к ней, словно бы могли дотронуться. Утащить за собой в бездну. Но они не могли. Не могли, но продолжали тянуться.

А она лишь желала, чтобы они исчезли. Вместе с остальным миром.

— Ты вся в крови…

Голос тихий, но отчетливый.

Она не подняла головы. Не сдвинулась с места. Просто сидела на пороге дома, полного мертвецов, недвижимая, точно потрепанная кукла. И смотрела. На его сапоги. Черные. Из кожи. Практически новые. На их подошвах не было крови. Только дорожная грязь. Словно бы из другого мира.

— И это не твоя кровь, верно?

Он говорил спокойно. Слишком спокойно. В его голосе не было страха. Лишь удовлетворение. Будто бы он нашел то, что искал. Долго искал. Очень.

А она молчала. Только смотрела на эти проклятые сапоги, словно бы они сейчас были центром ее мира. Словно бы только они были реальны.

— Маленьким девочкам не стоит так сидеть. На пороге мертвого дома с мертвецами внутри. Грязными и одинокими. И с ног до головы вымазанными чужой кровью. Хочешь пойти со мной?

Она вздрогнула. Словно бы внутри треснуло что-то. Подняла голову. Глаза — сухие. Лицо — как сажа. Но в этом движении было больше жизни, чем во всем доме, что за ее спиной.

— Хочу.

Голос был сухой, шершавый, словно старая кожа. Такие голоса не принадлежат детям.

Он протянул руку.

Она встала на ноги. В каждом движении скрип шарнирной куклы. И нет никакого страха. Словно бы из нее выкорчевали это чувство. Она шла к незнакомцу так, словно бы знала его ни одно столетие. Минута и она уже у него на руках. Движение естественно настолько, словно они проделывали его по десять раз на дню.

— Как тебя зовут?

Она нахмурилась. Попыталась вспомнить.

Она помнила маму. Отца. Сестру. Свою собаку, которую нельзя было гладить. Помнила, что было на завтрак. Но не свое имя.

— Я… Я не помню.

— Совсем?

— Да.

Он кивнул. Задумала на несколько мгновений. Словно решая что-то.

— Тогда я буду звать тебя Триша.

Она прижалась к нему крепче. Как тонущий к бревну.

— Кажется, нам пора.

— Куда?

Он посмотрел прямо перед собой. Глаза спокойные. А за спокойствием — бездна.

— Домой.

Глава 1. О кишках и материальных ценностях

Признаться, Аман и не заметил ее. Слишком уж большая толпа его окружила. Эта женщина терялась в ней, как золотая монета теряется в горсти меди. Он только и успевал, что отвечать на приветствия и вопросы страждущих. Да, он был приятно удивлен таким теплым приемом, однако видят боги, у него с верховным жрецом были слишком разные представления о «скромном визите». Ведь Его Святейшество знал, что у Ордена много врагов. К чему оказывать такие почести?

— Эй, святоша!

Аман оглянулся на оклик. К нему, расталкивая толпу, приближались вооруженные мужчины. Судя по виду — вольные мечи. Кто-то закричал, люди бросились врассыпную.

— А с этой что делать? — Аман обернулся. Теперь-то он ее увидел. Сложно было не увидеть единственного человека, помимо него и наемников, кто был на поляне. Женщина. Молодая. Рыжая. Стриженная. Одета, как наемница. С двумя клинками за спиной.

— Бегите! — только и успел выкрикнуть жрец. Его голос сорвался, точно лопнувшая струна. Но тщетно. Незнакомка даже не повернулась. Лишь переминалась с пятки на носок, словно бы скучающий ребенок, случайно попавший в библиотеку. Она разглядывала наемников, кусая костяшки пальцев. Взгляд женщины был отрешенным, задумчивым и каким-то… томным.

— В рас… — договорить нападавший не успел — фраза захлебнулась в крови. Из его горла торчала рукоять ножа. Тело глухо рухнуло на землю, взметнув пыль и брызги крови. В повисшей тишине звук удара был слышнее удара топора о плаху.

— Какого…

Меньше болтай — больше действуй. Незнакомка придерживалась этого правила.

Рывок, короткий выпад — клинок скользит по шее, хлестко, без замаха. Наемник хватается за горло, падает на колени. Двое замахиваются: один — булавой, второй — коротким мечом. Она ныряет под удар, скользит мимо, бьет с разворота — пяткой в колено. Крик. Мужчина падает, вывернув ногу. Тот, что с мечом тут же наносит удар. Сольник перекатывается и быстро подскакивает на ноги.

Новая атака — сбоку. Секач разрезает воздух. Женщина срывается вбок, крутится, пригнувшись — клинок полоснул по животу наемника. Кишки вываливаются с противным хлюпом, тяжело ударяясь о землю.

На все уходит от силы пять минут. Она двигается быстро, все равно что тень — ни одного лишнего движения, ни одного пустого замаха. Каждый удар бьет точно в цель. Ритм рваный. То кружит, то парирует, то бьет, то уклоняется. Не дает противникам собраться. Не дает угадать свои движения. Клинки мелькают быстро, сливаясь в одно длинное, серое пятно.

Удар сзади. Топор. Незнакомка успевает развернуться, ловко ловит древко перекрестным блоком, кидает его вверх и ныряет под руку мужчине. Удар в пах рукоятью. Тот сгибается.

Женщина делает шаг назад и сносит голову с разворота. Ее клинок был остр — управилась за один удар.

Слева удар щитом. Опоздала. Удар пришелся в голову, а клинок под ребра. Сталь сдирает мясо, ломает дыхание. Она замирает на миг, вскрикнув от боли. В следующий — рычит. Больше нет той радостной улыбки и громкого, отвратительного смеха. Игры кончились.

Плевок крови на землю. Перекат. Рывок. Метательный нож тихо свистит в воздухе и вонзается точно в глаз наемника. Тот падает, роняя свой меч.

Она снова на ногах. И снова с прежней улыбкой.

Первый клинок вонзается в бок одного, второй — в горло другому. Она делает шаг назад, дергая руками и освобождая оружие. Фонтан крови заливает лицо и одежду.

Новый крик. Но в этот раз не от боли. Не от ярости. От восторга. Ей до безумия нравится то, что она делает. Словно бы наемники это куклы, а женщине — пять зим.

Остается пятеро.

Они больше не нападают. Уклоняются. Отступают. Ругаются. Ищут слабину.

Незнакомка идет вперед. Прихрамывая. Не обращая внимания на свои собственные раны. С горящими от восторга глазами. И улыбкой от уха до уха. Как какой-то злобный дух войны.

Меч одного бьет сверху — она блокирует. Удар силен. Сольник припадает на одно колено. Отклоняется в сторону, пропуская удар его товарища, разжимает руку, позволяя клинку упасть на землю. Ловит запястье свободной рукой. Дергает. Резко выпрямляется и бьет мечом по горлу. Артерия вспорота. Снова кровь. И снова на нее.

Трое.

И все они ринулись в атаку. Сразу против троих невозможно выстоять. Так кажется. Но она ныряет между ними, подставляя плечо одному и сбивая с ног второго. Падение.

Переворот. Наемница выпускает меч и достает из сапога нож. Быстрый удар — и короткое лезвие вонзается в пах.

Двое. Они не нападают. Женщина, улыбаясь, выпрямляется, и тихо хихикнув, идет вперед. Уже не торопясь.

Наемники не выдержали. Бросили оружие и дали деру. В разные стороны. Она метнула нож. Лезвие пролетело с тихим свистом и вонзилось в спину беглеца. Мужчина упал на землю, насажанный на нож, точно бабочка на иглу. Второму все же удалось удрать. Видимо, удача ему все же сопутствовала.

Это было… отвратительно. Аман не раз видел смерть. Для него не было открытием то, что люди умирают. Он сам… иногда был причиной их смерти, но это… Дело даже не в том, что наемники умирали. Даже не в том, как они умирали. Дело было в женщине. Которая получала удовольствие от битвы. Глаза которой горели весельем каждый раз, когда клинок вонзался в плоть. В ее смехе. В том, как она двигалась. Словно танцевала какой-то гротескный танец, где каждое па — новая смерть.

И когда незнакомка замерла в последний раз, в ее глазах появился все тот же томный блеск. Словно бы не бойню устроила, а пришла со свидания.

Она сунула руку в поясную сумку и вытащила флакончик с красноватой жидкостью. Исцеляющее зелье. Недешевая вещь. Но очень популярная среди воинов и наемников, помогает залечить даже самые тяжелые ранения за доли несколько секунд. И лишь после она повернулась к Аману.

Загрузка...