Я из рук, из ног коровать смощу,
Из буйной головы яндову скую,
Из глаз его я чару солью,
Из мяса его пирогов напеку,
А из сала его я свечей налью.
Созову я беседу - подружек своих,
Я подружек своих и сестрицу его,
Загадаю загадку неотгадливую.
Ой, и что таково:
На милом я сижу,
На милого гляжу,
Я милым подношу,
Милым подчеваю,
Аи мил пер’до мной,
Что свечою горит?
Никто той загадки не отгадывает.
Отгадала загадку подружка одна,
Подружка одна, то сестрица его:
– А я тебе, братец, говаривала:
Не ходи, братец, поздным-поздно,
Поздным-поздно, поздно вечером.
Старорусский фольклор.
Жила-была царевна. Удивительной красотой она славилась да волшебством своим весь Мир поражала. Звали эту Царь-девицу – Василисой, ибо в честь батюшки названа. Все по-разному ее батюшку величали: кто Божественной Силой, кто Восьмой Силой, кто – ВаСилой, кто – Ва-Силиском, но со временем привыкли ласково звать: Ва-Силием.
Случилось так, что Василиса осталась одна-одинёшенька. Захватил злой Кощей весь Мир. Батюшку Василисы чарами сковал, Разум смутил. Заснула Божественная Сила сном беспробудным, сном каменным. Горевала молодая царевна Василиса, горевала, жалела отца родимого, да делать нечего: решила Царь-девица в одиночку сражаться за Мир, что батюшка на нее оставил. Прознал об этом хитрый Кощей и вздумал погубить девицу. Гонялся за ней по землям далёким, по небесам Высоким. Загнал девицу в самую Светлицу – на Землю. Смотрит Кощей, дивится: вся природа Василисе подвластна, любовью правит земная Царица, а мир ей взаимностью отвечает, от кощеевых чар защищает. Думал-думал Кощей, да придумал, как изловить ненавистную.
Поставил Кощей силки мудрёные, одни – видимые, другие – сокрытые. Сети хитрые, сильные приладил. Смутили они Землю-матушку, затрясли её, забросали каменьями огненными, раздули тело её, пожгли косы её, цветочные наряды попортили.
Тяжко стало Василисе в этой Светлице, душно. Открыла она Оконце, а Кощей только этого и дожидался.
– Сдавайся, Василиса! – требует захватчик. – Пощажу тебя, коли сдашься без боя, властью одарю. Будешь подругой мне верною!
Но видит Кощей, что не сдаётся Василиса. Из последних сил бьётся Царь-девица, страха она не ведает и дарами кощеевыми не прельщается.
– Быть тебе моей рабыней! – рассвирепел Кощей.
Да куда там! Неукротим Дух Василисы!
– Не будет тебе пощады, дева! Светлицу твою в камень превращу, негде тебе будет спрятаться!
Сказал Кощей и превратил Землю-матушку в ледяной камень.
– Вот и кончено всё! Негде ей теперь силы черпать! – обрадовался Кощей, да зря: служил среди его небесных воинов один невольник. Любил Кощей хвастаться, что самого Владыку Красных пленил, а в искупление – себе служить заставил.
Увидел пленённый Владыка Красных, как с Василисой Кощей сражается, как Светлицу губит, и принял решение:
– Помогу девице – спасу Светлицу! Коли больше некому помочь, значит, придётся мне одному биться. Отобрал у меня Кощей всё оружие и всю силу мою богатырскую, только жизнь оставил. Но жизнь – это уже много, в ней суть волшебства. Быть посему: встану живым щитом! Железным тыном закрою, заслоню собою Василису от врага безжалостного, хитроумного. Предвижу, что на верную гибель иду, но негоже мне трепетать от страха перед Кощеем, негоже Владыке Красных в бесчестии жизнь прозябать!
Твёрдо слово Владыки Красных. Сказал – сделал.
Спрятал он Василису в своей кровушке, сделав ее своей супругою. Переполнился тогда Владыка Красных силой Василисы – силой немыслимой, и одолел всё войско кощеево, только самого Кощея достать ему не под силу сталось.
– Ах, вот что задумал, неблагодарный… – разозлился Кощей. – Ну, смотри, сполна я отомщу тебе, Владыка Красных! Не стал я губить тебя, памятуя, что в неравном бою одолел противника, да зря предателя помиловал. Будет тебе расплата!
Придумал Кощей, как обмануть Владыку Красных. Наслал он на небесного воина морок. Смешались все его защитники бравые, стушевались воины отважные, заразились да и предали своего предводителя – воина храброго, в своей крови Царицу хранящего.
Погубил Кощей последних защитников, сковал цепями Владыку Красных и вырвал из его крови Царь-девицу. Возненавидел Кощей деву прекрасную пуще прежнего: ведь сам он смертен, а она – нет. Уж чем он ни мучил ее, чем ни терзал, только держится Дух Василисы и после поражения в бою. Не сдаётся девица, а пока это так – не видать Кощею полноценной вселенской власти, не изменить ему собственную судьбину, не сделаться бессмертным.
И задумал тогда Кощей породниться с Царь-девицей.
– Не я, так мои копии-дети бессмертными властителями станут! – решил Кощей и силой взял в жены Василису.
Белые изначально не производили впечатления миротворцев. Они шли своим Путем, не обращая внимания на иные виды. Не потому, что им было плевать, даже не потому, что они верили в своё превосходство, а всего лишь по той причине, что у них не было выбора.
Выживание – вот то, что волнует все виды. Всегда. Во всех мирах.
Белые сильны в своей массе и даже поодиночке. Но именно с этой планетой у них возникли непредвиденные сложности. Правду знали лишь избранные. Для остальных, даже для членов Высокого Собрания, планета просто сопротивлялась. Ее непокорный Дух нужно было как-то сломить, обуздать, подчинить и победить. Затем сделать то, что делалось на протяжении всего Пути; то, что было сделано со всеми другими планетами, звёздными системами и галактиками – выпить и бросить на пожирание Черным Дырам – этим ненасытным монстрам, ведь неволить их было не под силу даже ангелам. Пока что. Никто не расстраивался по этому поводу, ведь всем и каждому было известно: как только их Путь завершится, как только они пройдут в Высшие Сферы, они всё сумеют восстановить. Причём восстановят всё так, как подскажут им лучшие умы во Вселенной. Никто не останется в стороне. Каждый кубик, каждая клетка, каждый атом жизни будет вознаграждён сообразно своим характеристикам. Каждая душа получит то место, на которое имеет право претендовать. Иерархия необходима. Она – основа высшего порядка, залог гармонии всех мировых систем. Иерархия…
– Иерархия? – подняв брови, переспросила Лель у своего отца – представителя Первой Великой Династии.
– Разве нам не следует быть более снисходительными к…
– К низшим формам? – помог с определением ее отец Горниц. – Дорогая, ты понимаешь, зачем мы здесь? Эта непригодная для жизни планета, эти бесконечные извержения, лава, отравляющие газы, кислотные дожди... Сплошная ядовитая раскалённая жижа! Терпение, и мы превратим ее в райский уголок. Мы сделаем из нее пригодную для проживания платформу, позволяющую нам прыгнуть сразу туда, откуда нам всё станет легко и просто. Это последняя площадка. Последняя остановка. Прыжок в блаженство, Лель. Те, кто этого не понимает, они отбракуются.
– А как, отец, они должны это понимать? Склонить головы и покорно ждать мясорубки?
Горниц раздражённо фыркнул.
Отвернувшись от дочери, он посмотрел в угол комнаты. Там, между огромным окном и стеной комнаты сидела девочка-нефилимка. Такая крошечная, вытирающая слёзы девочка. Она выглядела малышкой, слабой, беззащитной, потерявшей родителей, всех родных и близких. Их раздавили, когда производилась первая официальная высадка после разрешения конфликта с научной экспедицией нагов.
«Учёным-нагам не следовало с ними цацкаться, – витало в мыслях Горница, – не стоило лгать. Надо было изначально прямо сообщить нефилимам то, что их ожидает после разведывательной экспедиции. Обслуживающему персоналу надлежит быть покорным, он не должен заявлять о своих правах. В этом плане с роботами было гораздо проще. К сожалению, искусственный интеллект необходим в таких неблагоприятных условиях. И вот теперь этим воспользовались коварные аборигены – ненавистные драконы. Рассказать нефилимам об их эфемерных правах, о том, что их ожидает после подготовки планеты к терраформированию – такой подставы мы не ожидали. Ха! Умно. Однако драконы потратили столько сил, да всё зря: мы просто стёрли всех нефилимов волной, раздавили комбайнами, перемешав кости с землёй, утрамбовали трупы в каньонах, похоронили под грудами камней, спалили их в жерлах вулканов, а остальным – тем, кто не стал сражаться, им ничего не оставалось, кроме как подчиниться нашей воле и пройти модернизацию. Драконы видели то, что мы сделали с нефилимами и нагами. Пусть теперь считают свои оставшиеся деньки. Скоро, очень скоро мы очистим планету от этих мразей! Очистим весь мир от них! Пусть не суют свои носы, куда их не просят. Одним махом мы наденем на них намордники!»
– Она послана драконами, чтобы убить нас, – наставив на девочку-нефилимку пылающий меч, загромыхал Горниц, – ты не должна испытывать к ней жалость, Лель.
Он сделал шаг и занёс меч. Малышка покорно опустилась на колени, поставила ладони на пол и, зажмурив глаза, приготовилась умереть. Но тут Лель материализовалась прямо перед мечом своего отца.
– Нет, – решительно произнесла девушка-ангел, – я не позволю тебе. Убей и меня тоже, но я не позволю тебе, отец!
Горниц с жалостью посмотрел на свою дочь.
– Лель, ты… ты вся в мать. А ведь ее убили драконы, когда она пыталась защитить их. Ты это помнишь, Лель? Ты помнишь, как ее истерзанное тело драконы швырнули к подошвам свай, на которых стоит этот проклятый дом?
– Я помню, отец. И тоскую вместе с тобой. Но, во-первых, они не швыряли ее тело, а принесли его на руках. Они вернули ее домой, семье, а не сбросили в жерло вулкана, как могли бы. Во-вторых, я сомневаюсь, что они убили ее. А в-третьих… вряд ли можно считать «спасением» то, что было предложено драконам. Разве это спасение: принести коренным жителям планеты ошейники и попросить самостоятельно надеть их? Что им оставалось: сделаться рабами, сдаться на милость высшей расы и покорно принять свою участь? Ты несправедлив к ним, отец. Никто несправедлив. А мама… она попыталась сделать хоть что-нибудь, чтобы они не превратились в бунтарей, чтобы сохранить их существование, сохранить их как вид! Посмотри на эту девочку-нефилимку! Неужели тебе не жаль ее? Ее родители погибли Все, абсолютно все, кого она знала, погибли от излучения Вспышки или от удушения, затем – от Потопа или позднее – на приисках, в карьерах под зубилами роторных экскаваторов. Наших экскаваторов! Кто же мы после этого? Девочку нашли драконы, обогрели, накормили, успокоили. Да, позднее они научили ее, как подобраться к нашему жилищу, как незаметно проникнуть сюда. Но разве она виновата? Я не позволю тебе уничтожить ее. Ни за что! Во имя памяти мамы, во имя всего, что есть светлого и правильного в мире, заклинаю тебя, отец, опусти свой меч!
С того дня прошло немало времени. Минуло две юги. Лель выросла, стала прекрасной, но всё еще юной светлоокой богиней. Столько женихов сваталось к ней! Линда не успевала шить наряды для своей госпожи, хотя госпожой Лель не любила называться – за столько веков отношения девушек претерпели заметные изменения.
Линда тоже выросла. Из затравленной девочки-нефилимки она превратилась в бесподобную девушку, высокую для нефилимок, рыжеволосую, стройную, с гибким станом и глубоким взглядом зелёных глаз. Из рабыни-нефилимки Линда переросла в верную наперсницу, самую близкую подругу Лель, поверенную в сокровенных и интимных делах. И не было ни дня, чтобы девушки не проводили время вместе за весёлыми разговорами, за безделицами, за хихиканьем или шумными спорами о достоинствах или недостатках того или иного очередного жениха Лель.
Иногда Линде позволяли встречаться с парнем-нефилимом по имени Пат. Он с незапамятных времён служил у Горница то ли пажом, то ли секретарём. У него были размытые обязанности, так как Пат своей безупречной службой и преданностью заслужил право считаться кем-то больше, нежели просто рабом. В отличие от Линды, Пата иногда выпускали из дома, не опасаясь предательства, и даже посылали с важными поручениями в другие «облачные дома» наместников, откуда он привозил Линде то подарки и сувениры, то цветы из далёких гигантских оранжерей, то диковинных птиц в клетках.
К Линде он испытывал тёплые чувства: что-то между потухшей, но привычной страстью и вынужденной интимной связью, так как в доме Горница, никого кроме него самого и Линды из нефилимской расы больше не было. Лель уверяла, что Пат, уезжая в другие «облачные дома» не изменяет Линде с другими слугами-нефилимами, на что Линда только отмахивалась, точно ей всё равно. А Лель радовалась от осознания того факта, что она смогла сотворить такую счастливую, как ей казалось, жизнь для своей подруги-нефилимки.
– Это нескромно с моей стороны, Линда, – засмеялась Лель однажды утром, когда Линда привычным движением распустила золотистые косы своей подруги, намереваясь расчесать их и сделать новую причёску. – Но что у вас с Патом произошло? Где ты была всё утро? Вы что, поругались, да? Впервые за столько веков?
Линда была не в настроении, что показалось Лель необычным.
– Слушай, подруга, ну в чём дело, ты какая-то сегодня особенная. Я бы даже сказала – озлобленная и нервная, – перехватив руки Линды, посмотрела в зеркальное отражение Лель. – Перестань. Посмотри мне в глаза. Что произошло?
Линда будто не слышала. Она зачарованно смотрела на руки Лель, что держали ее за запястья. Смотрела так, словно видела их впервые и не понимала, что происходит. Почему кто-то держит ее за руки? Зачем? И вдруг из ее глаз покатились слёзы.
– Линда, милая моя, любимая, ты что?!
Лель повернулась на табурете и обхватила руками талию Линды.
– Ну-ка, немедленно отвечай! Он тебя обидел? Ударил? Обругал? Вы расстались? Ты думаешь, что он изменял, когда уезжал в другие дома? Я клянусь тебе, он не изменял, я проверяла, звонила и спрашивала у хозяев тех нефилимок! Линда, ты никогда не говорила мне о ревности, но ты, должно быть, страшно ревнуешь Пата к другим нефилимкам, да? Поговори со мной об этом и тебе станет легче! Линда…
Тут в коридоре послышались шаги.
– Отец вернулся! – обрадовалась Лель. – Я сейчас, подожди. Он улетал на совещание. Скажу по секрету: знаешь, что ему доставили сегодня со дна карьера? Осколок Священного Шара! А знаешь, что с помощью одного такого кусочка можно сотворить? Папу ждёт повышение, а нас с тобой – переезд в Центр Галактики! Там мы найдём для тебя столько красавцев-нефилимов, сколько захочешь! Не плачь, дорогая моя, не расстраивайся из-за этого Пата. Он только выглядит молодо, на самом же деле – это его третье тело и, скажу прямо – не слишком удачное. Он для тебя уже старик по всем меркам. Не вешай нос. Я сейчас, только разузнаю, как у папы дела и вернусь.
Лель выбежала из комнаты. Спустя некоторое время она вернулась, обнаружив Линду, стоявшей в задумчивости у гигантского окна. Лель прижалась к стене, впервые не зная, как заговорить с подругой. И тогда Линда сделала это первой.
– Твой отец… он получил желаемое?
– Да получил, Линда.
– Он рад?
– Да, он рад.
– Насколько?
– Более чем. Только его огорчило…
– Что?
– Труп Пата у него в кабинете. Зачем ты убила его? Ведь это ты сделала, Линда. Я сказала отцу, что сегодня не видела тебя, что ты сбежала.
– Почему? – повернулась к ней Линда, а Лель вжалась в стену: настолько поразил ее взгляд верной подруги.
– Потому что… – заплакала Лель, – потому что я люблю тебя, Линда. Всем сердцем, всей душою! Беги! Я прикрою, как смогу! Беги, пока не поздно! Прямо сейчас! Возьми мой скутер и лети в сторону заброшенных приисков, дальше иди пешком – по указателям к горе Наут. У ее подножия ты отыщешь вход в пещеру. Там старый закрытый завод. Я слышала, что там остался какой-то провиант, машины, роботы… Ты сможешь выжить. Беги!
Линда подошла к ней. Она подняла руку и пропустила сквозь пальцы золотистые волосы Лель.
– Ты совершенна, Лель, и так красива! Ты – самое чистое создание из всех, о которых я когда-либо слышала. Даже исковерканное мышление, которое тебе так упорно прививали твои сородичи, не смогло испортить твою светлую душу. Прости, моя любимая Лель, но я ждала так долго, так бесконечно долго, не для того, чтобы убегать.
Промежуточный мир. Бежать некуда. Вокруг спецы Ордена, их оружие направлено прямо в голову. Ни дернуться, ни пошевелиться. Все варианты – провальные и бессмысленные, ведь если начать сражаться, то Цель не будет достигнута. Значит, нужно сдаваться и терпеть неизбежную боль.
Его вывели на широкий округлый белый балкон, усадили спиной к декоративному фонтану. "Скоро прибудет начальство и начнётся допрос. Или не начнётся? Вполне возможно, что ликвидируют сразу, без выяснения причин. Нет, вряд ли. Их искусственный интеллект просчитал варианты. Как им кажется – все возможные. В таком случае, надо подыграть".
– Здравствуй, – вскоре послышался хрипловатый и как всегда очень тихий голос прибывшего начальства.
Кингсман кивнул в знак приветствия, решив не поднимать глаз. Подошедший мужчина опустился рядом на диван, что огибал декоративный фонтан и посмотрел вперёд. Там, у ограждения балкона, облокотившись о перила, стоял еще один спецагент Ордена. Он недовольно поджал губы, не то сожалея о случившемся, не то раздражаясь, что вынужден участвовать в «разборе полёта» своего напарника.
– Я не стану ничего выяснять, – повернулся к Кингсману начальник, – просто хочу спросить одну вещь. Ведь ты знал, что за это будет. Чёрт тебя дери, знал! Зачем ты так поступил?
Кингсман бросил быстрый взгляд на своего напарника. Тот еще сильнее поджал губы, услышав вопрос начальства, после чего резко отвернулся, уставившись в тёмное пространство.
– Я не мог поступить иначе, – выдавил из себя Кингсман, рассматривая спину напарника и не смея посмотреть в глаза начальству. – Так неправильно. Так нельзя поступать. И ты знал, что рано или поздно я сорвусь. Ты знал это, не так ли?
Начальник безмолвно кивнул.
– Тогда почему ты спрашиваешь меня?
– Потому что... хочу убедиться, что ты сделал это, полностью осознавая последствия.
– Да, я полностью осознаю... – чуть задохнулся Кингсман, – ...последствия и то, что меня ожидает. Но пусть лучше так, нежели я продолжу существование такой мразью, какой меня вылепил Орден.
– Я понимаю тебя, старина, – хлопнул его по плечу начальник, – но ничего не могу сделать, чтобы изменить твое наказание.
– Не тяни, – криво улыбнулся ему Кингсман, заметив, как напарник, всё это время безмолвно рассматривающий тёмное пространство, вцепился в перила, да так сильно, что побелели костяшки пальцев, – а то этому парню сейчас плохо станет.
– Ты думаешь о нём? – удивлённо поднял брови начальник. – На твоём месте я бы сейчас волновался за самого себя, а не за душевную боль твоего напарника. Вот что, старина... Принимая во внимание всё то, что ты сделал для Ордена и сложность самого вопроса, а также нашу старую дружбу... Короче, всё, что я могу сделать для тебя, так это дать несколько дней, прежде чем... – тяжело выдохнул начальник.
– Сколько? – дрогнувшим голосом, спросил Кингсман.
– Три дня. Не больше.
– Благодарю. Мне больше не потребуется.
Утренний свет с трудом пробивался сквозь плотно закрытые жалюзи. Он буквально выбивал себе дорогу, просачиваясь в мелкие, совсем незначительные щёлки. С таким же трудом весь внешний мир пробивался сквозь всевозможные блокировки, установленные в организме мистера Кингсмана – самого опасного преступника на свете.
Вот уже более тридцати лет его держали в частной закрытой психиатрической лечебнице. Иных пациентов там не было. Лечебница охранялась целым взводом солдат, патрулирующих периметр обширной территории лечебницы-тюрьмы.
Почётный караул у красивых кованых ворот сменялся строго по графику. Вся внутренняя территория, напичканная камерами слежения, всевозможными датчиками, лазерными лучами и уловителями больше напоминала военный полигон, но никак не охраняемую частную собственность в пригороде Лондона.
Личная охрана мистера Кингсмана была небольшой: всего два оборотня. Они же являлись его «лечащими» врачами, не отходящими от своего пациента ни на шаг, за исключением тех моментов, когда мистера Кингсмана запирали в совершенно голой комнате с единственным окном, дважды защищённым решёткой.
– Он смотрит на жалюзи, – комментировал поведение пациента лечащий врач, обращаясь к коллеге – женщине, с полуулыбкой рассматривающей мистера Кингсмана.
Она приблизила изображение на экране камеры слежения и уточнила:
– И что, тебя это беспокоит?
– Не лучше ли убрать жалюзи? – усомнился «врач». – Еще замотается, повесится...
– Не повесится. А если убрать жалюзи, тогда он станет рассматривать небо. Это гораздо опаснее, нежели он будет рассматривать однотонные жалюзи.
– Зачем ему вообще окно? Пусть сидит в комнате без окна.
– Ты – новенький и, видимо, плохо изучил его досье. Знаешь, что случилось в прошлом, когда он год просидел в комнате без окна с постоянно включённым электрическим светом?
– Я слышал, он совсем тогда ополоумел. Мой предшественник погиб, останавливая его, когда Кингсман допрыгнул до лампы и принялся вырывать проводку из бетонной стены. Разрушил всю комнату, кажется. Даже бетонные стены коридора.
– Да, так и было. А твой предшественник не просто погиб, – усмехнулась женщина. – Он очень долго погибал в руках Кингсмана. Я ничем не могла помочь напарнику. Жарила Кингсмана электрошоком, да всё было бесполезно, пока военные не помогли. С тех пор начальство решило не создавать ему пыточных условий и приказало переселить обратно в комнату с окном, но уже без электрической проводки. Поэтому пусть себе смотрит на жалюзи. Он всё равно так накачан препаратами, что вряд ли понимает: кто он и что он такое. Он просто пялится куда-то, ничего не видя перед собой; не осознает ни объекты, ни самого себя.
Звук проехавшей за окном машины был тихим, едва различимым даже для тех, кто вышел встречать редких гостей на крыльцо особняка – той самой частной психиатрической лечебницы. Колёса лишь шуршали по гравию, тем не менее особняк на всякий случай накрыли дополнительным «колпаком», дабы ни единый звук не дошёл до главного пациента и не потревожил его беспробудно спящий разум.
Прохожий, который в тот момент проходил мимо по улице, потрясенно остановился. Крайне редко кто видел, чтобы эти кованые ворота открывались. Вот и еще один прохожий, по виду похожий на туриста, хотел сделать несколько фото, но почётный караул возле ворот сразу же отобрал фотоаппарат, невзирая ни на какие жалобные вопли, оправдания и неуверенные угрозы туриста.
– Здесь нельзя фотографировать! Закрытая зона. Охраняемый военный объект, – пояснили военные, за пару секунд разобрав фотоаппарат на части.
– Да как же так?! – возмущался турист. – В пригороде Лондона, среди жилых районов? Почему нельзя фото сделать? Ворота красивые...
– Вам уже всё объяснили. Если не понимаете, вам объяснят в другом месте, откуда вы вряд ли вернётесь. Хотите рискнуть?
– Ну вас нафиг, еще застрелите...
Турист с обидой посмотрел на груду мусора, которая еще минуту назад считалась дорогущим профессиональным фотоаппаратом и, оскорблённо натянув бейсболку по самые глаза, зашагал прочь.
– Иностранцы, – хмыкнул военный.
– Ага, туристы, – сплюнул его сослуживец. – Тупые свиньи. Висит же знак: не фотографировать!
– Да идиоты.
***
– Пациент готов к перевозке? – после короткого приветствия поинтересовался мужчина, вышедший из автомобиля.
– Да, – уверенно сообщили «лечащие врачи».
– Ведите его сюда. Обратно вернём сегодня же вечером.
Спустя минуту на крыльце особняка показался мужчина. Одетый в смирительную рубашку, с руками, заведенными за спину и наряженными в наручники, на щиколотках – тяжелые оковы. Внешне он не представлял угрозы и выглядел весьма жалко. Его взгляд остановился на плитах под ногами. Он не поднимал глаз, лишь щурился от солнечного света, давно не попадавшего ему на лицо.
– Да вы что, издеваетесь?! – воскликнул мужчина, приехавший забрать мистера Кингсмана. – Он в таком виде поедет?
– По протоколу... – начала оправдываться женщина-врач.
– Немедленно переодеть его! – прервал её объяснения мужчина. – Мы отправляемся в публичное место. Мне не нужны лишние вопросы и истерики смертных. Он не должен выделяться на их фоне.
Мистера Кингсмана увели. Вернулся он через десять минут, уже одетый в костюм-тройку.
– Вот это совсем другое дело, – довольно оглядел его мужчина. – А то нарядили, точно специально для репортёров и правозащитников. Еще бы кандалы повесили на ноги с железными шарами да стальной шлем на голову. Оборотни... Этим всё сказано. Вот ведь тупые придурки.
– На себя посмотри, – сквозь зубы прорычал мужчина-врач, буравя взглядом чёрный автомобиль, увозивший его пациента.
Не успели врачи зайти в холл особняка, как послышались выстрелы. Бросились назад, да было поздно: ворота горели, как и почётный караул, катающийся по земле в попытках сохранить себе жизнь.
Охранник, что дежурил до этого на вышке, уже летел в свободном полёте вниз головой. Дверца автомобиля была открыта.
– Сколько ты ему влил? – спросила женщина-врач, когда, подбежав к автомобилю, заметила мёртвые тела водителя и двух сопровождающих. Мистера Кингсмана в машине уже не было.
– Как они и приказали: половину обычной дневной дозы, – расширенными от ужаса глазами посмотрел на коллегу мужчина-врач. – Они сказали, что так надо, иначе он не сможет «работать». Скорее всего, он уже на другой улице. Садись в машину, поехали за ним! – рванулся к автомобилю мужчина, но женщина остановила его:
– Нет, подожди! Нужно взять препараты. Как ловить-то будем? Бери препараты не только для него, но и для нас.
– Будем увеличивать свою силу? – уточнил он.
– Другого варианта нет, – кивнула она, – иначе погибнем от его рук. Он очень силен.
– Сильнее нас?
– Сильнее тысячи таких, как мы.
***
«Что-то случилось сегодня. Друг или враг приоткрыл завесу?» – взвешивал в уме мистер Кингсман, когда в полубессознательном состоянии садился в машину. Но уже очень скоро все воспоминания и самосознание вернулись. Одномоментный расчёт всевозможных вариантов событий – и вот он уже единственный живой пассажир в той самой машине рассматривает оружие, отобранное у сопровождавших его спецов. Охрана расстреляна, ворота успели открыться, второй взвод пока не добежал, караул – горит.
«Отлично, – обрадовался мистер Кингсман. – Теперь нужно уйти от оборотней. Они уже бегут сюда... А мне, судя по всему, назначена встреча. Только где? О, я понял где. Здесь по близости этим местом встречи может быть только одно...»
Девушка подошла и остановилась напротив мистера Кингсмана. Только тогда он открыл глаза.
– Забавно получилось с фотоаппаратом и туристом, – чуть улыбнулся он. – Караул не понял, что луч «фотоаппарата» нарушил работу «колпака», надетого на территорию, и от этих вибраций облегчилось моё состояние.
– Да, – улыбнулась ему в ответ девушка идентичной улыбкой. – Только нарушение в работе «колпака» приведут к тому, что...
– ...сюда скоро явятся оборотни, проанализировав, где в последний раз работал их жучок, закреплённый на моей прежней одежде, – закончил фразу мистер Кингсман.
– Тогда поторопимся, – став серьёзной, подошла к нему девушка. Она опустилась на пол перед скамьёй и заглянула в глаза мистеру Кингсману. – Передавай план действий.
– Как странно видеть на твоём лице мой взгляд, – протянув руку, погладил её по щеке мистер Кингсман, – мою улыбку, мою мимику, но в то же время понимать, что ты – это не совсем я. И, к сожалению, ты не обладаешь даром, коим обладаю я.
– Каждый из двойников имеет свою силу, свою особенность и предназначение. Насильственное разделение Духа, увы, не предусматривает объединения этих сил в одном существе.
– Высшие просчитались с разделением нашего Духа, – наклонившись к девушке и приподняв пальцами её подбородок, прошептал мистер Кингсман.
– Не каждый из наших двойников так думает.
– Это сложно: убедить себя полюбить свой же собственный прототип. Внедрённую программу противостояния еще нужно суметь отключить, а уж только потом начинать убеждать двойника. Я помню, как впервые увидел тебя. Помню, как вначале не поверил, как сильно разозлился, а когда всё просчитал, когда заглянул в твою душу... Ты – молодчина! Я так благодарен тебе за смелость и за то, что ты изменила меня.
– Это из-за меня ты попал в такую ситуацию. Это моя вина!
– Нет никакой вины на тебе! Перестань винить себя за всё на свете. Это мой выбор. Все варианты событий, в случае если я сбегу и начну сопротивляться, скрываться, собирать армию и прочее, приведут к всепланетарной катастрофе. Поэтому моё заключение в такой ситуации – добровольное. Я прикрываю тебя. И пока они заняты мной, ты – вне подозрений. Это главное. Послушай, сейчас у нас нет времени на сантименты. Открой свой разум, я передам план дальнейших действий. Воплощай его.
– Прости, что не могу вызволить тебя, – прислонившись лбом ко лбу мистера Кингсмана, произнесла девушка и из её глаз полились слёзы. – Мне так больно за тебя! Прости...
– Ты не обладаешь моим интеллектом, но зато у тебя имеется иное превосходство – в тебе живёт Любовь. Ты всё чувствуешь, ты чувствуешь весь Мир. Ты такая счастливая! Знаешь, я искренне завидую тебе. Если бы мы могли поменяться местами, то я, не раздумывая, поменялся бы с тобой. Я так хочу любить, как умеешь только ты. Но не могу же я позволить девушке сидеть вместо меня в самой жуткой на свете тюрьме, – тихо засмеялся мистер Кингсман. – Это было бы не по-джентльменски.
– Я... – захлёбывалась в слезах девушка, пока гладила мистера Кингсмана по лицу, – я... я... Мне так жаль!
– Наше личное – не столь важно. Главное для всех нас – Высшая Цель. Я – всего лишь звено Цепи. Как и ты. Мы с тобой стоим на своих местах, мы делаем то, что обязаны делать, дабы Цепь не распалась. И если ради этого мне суждено всю жизнь провести в психлечебнице под пытками, порой даже вовсе не осознавая самого себя, то я – с радостью. Ведь в самой глубине души, там, куда мои надзиратели никогда не смогут добраться, я буду помнить тебя, а также то, что ты реально существуешь; что ты на свободе и делаешь всё во имя нашей всеобщей цели. А теперь смотри внутрь меня и запоминай несколько вариантов ведения этой последней Войны, ради которой нас и призвала к жизни Вселенная...
***
Оборотни вошли в помещение бутика уже спустя пятнадцать минут.
– Что же вы, мистер Кингсман, дальше, чем этот торговый центр, не смогли убежать? – издевательски пожурила его женщина-врач. – Давайте без лишних движений. Я сейчас дам вам препараты, а вы спокойно примите их.
И она назвала кодировку, «включающую» полное подчинение воли пациента её голосу. Мистер Кингсман послушно повесил голову на грудь и уставился невидящими глазами в пол. Женщина-врач присела рядом с ним на скамью и осторожно закатала рукав его сорочки.
– И чем же вам так не понравился костюм, который мы на вас надели? Жучками, наверное.
– А что с этой делать? – указав на мёртвую продавщицу, спросил мужчина-врач. – Её нельзя оставлять на полицию смертных: Кингсман ее огненным шаром прожёг.
– Ну и что, – отмахнулась его коллега, когда уже сделала укол мистеру Кингсману. – Скотленд-ярд, скорее всего, выдвинет версию о шаровой молнии, так что со спокойной совестью оставляй связного лежать там, где и лежит. Так, мистер Кингсман, поднимаемся и тихонечко идём к машине. Вот так, хорошо, смотрим себе под ноги, не шатаемся так откровенно, а то там люди около магазина. Нам не нужно лишнее внимание.
Они вышли на улицу и как только собрались пройти к машине, произошло нечто странное: каким-то образом им пересёк путь бомж с магазинной тележкой, набитой барахлом и мусором. То, что произошло дальше, никто из оборотней не мог даже предугадать. Тележка будто сама подлетела и со всей силы впечаталась в мужчину-врача, отбросив его аж за ограждение автостоянки.
Как только выяснилось, что Орден не давал разрешения на проведение очередного массового жертвоприношения, всё сразу стало понятно: драконы. Кроме них на этой планете просто некому вставлять Ордену палки в колёса.
Диверсии и теракты – это всегда самое неприятное в работе спецагента, пытающегося не совершить эти действия, а напротив – предотвратить их, да еще, по возможности, поймать исполнителя. Новичков редко отправляли на подобные задания, но Сэйле везло. Её небольшой, да удачный опыт по обезвреживанию деятельности драконов был выше всяческих похвал, поэтому её с лёгкой совестью отправили ловить объект и на сей раз.
Преступник должен был объявиться сразу же после диверсии на АЭС, и как только это произошло, Сэйла понеслась по его следу. Диверсант несколько раз перепрыгнул барьеры измерений и спустя день объявился в московском метро, о чём незамедлительно узнала Сэйла. Станции метрополитена в срочном порядке перекрыли сразу на нескольких ветках. Полиция смертных была предупреждена и готова к задержанию некоего опасного преступника, да тому удалось проскочить сквозь оцепление. Сэйла почти упустила преступника, однако по счастливой случайности решила послушать свою интуицию и переместиться не туда, куда ей советовал аналитический центр Ордена, а в совершенно противоположную сторону. И не прогадала.
Преступник уверенной рукой раскладывал снаряды за лампами подземного пешеходного перехода в самом центре города, когда Сэйла вышла из стены и, направив на него оружие, нервно провозгласила:
– Арестован! Пойдёшь со мной. Не двигаться! Иначе никуда и никогда уже не пойдёшь.
Мужчина поднял руки и медленно повернулся к ней.
– За что? – недоумённо подняв брови, осведомился он.
На вид он был не старше сорока – сорока пяти лет, стройный, вечно юношеский тип, спортивного телосложения, среднего роста, с обыкновенной стрижкой темно-русых волос, чуть тронутых проседью, и совсем невзрачной наружности, если бы не глаза... Они никак не вязались с его неброской и вполне заурядной внешностью.
Любая женщина, будь то смертная или нефилимка, была бы мгновенно очарована этим мужчиной, почувствовав невероятную силу и неподдельную красоту его внутреннего мира.
– За то... за то... – неожиданно для самой себя начала заикаться Сэйла, – за то... что ты, мало того, устроил два дня назад диверсию на АЭС, так теперь еще и собрался взорвать пешеходный переход. Стоять, я сказала!
Но мужчина не собирался останавливаться. Он медленно двигался по направлению к лестнице, ведущей на улицу.
– Ты новенькая, да? Мы раньше не встречались? Как думаешь? Если нет, то приятно познакомиться, – сощурился мужчина, поправив лямки рюкзака на своих плечах. Он уже ступил на лестницу, когда Сэйла сделала предупреждающий выстрел.
– Я же сказала, что уничтожу тебя, если поднимешься еще на одну ступеньку.
– Ты служишь Ордену, – печально констатировал факт преступник, заинтересованно разглядывая стену перехода, где теперь зияла круглая дыра с идеально ровными краями. Ни дыма, ни грохота выстрела не было слышно. – Значит, только вам можно устраивать запланированные диверсии и теракты, когда это выгодно. Только Орден решает, когда приносить жертвы Высшим, а когда – нет. Правильно, детка?
– А ты служишь драконам, – отметила Сэйла, обойдя мужчину и преградив путь. – Не драконам решать, когда нам устраивать свои теракты и приносить жертвы, а когда – играть в добрых и заботливых ангелов-хранителей всех государств смертных. Постой, но ты не просто исполнитель, зомбированный драконами. Ты ведь... и сам дракон, не так ли? – внимательно всмотрелась в его удивительные глаза Сэйла.
– Ты считаешь это правильным? – Проигнорировав последний вопрос, вернулся к основному дракон, при этом он с неимоверной жалостью посмотрел на Сэйлу. – То, что ты сейчас сказала, – это ведь ужасно. Ты хоть понимаешь это, девочка?
– Только не надо вашего драконьего лицемерия! – презрительно перекосилась Сэйла. – Ты только что намеривался взорвать АЭС и подземный пешеходный переход, угробив столько людей, что...
– Здесь нет людей, – вдруг на полном серьёзе произнёс мужчина-дракон.
– Что?.. – спустя секундное замешательство выдохнула Сэйла.
– ЗДЕСЬ-НЕТ-ЛЮДЕЙ.
Дракон с королевским спокойствием обогнул Сэйлу и начал подниматься по лестнице.
Сэйла, находясь в каком-то странном, ошеломлённом состоянии, пошла следом, не опуская оружия, но и не приводя его в действие. Она неспешно поднималась по ступеням, в то время как в её голове всё звучала и звучала последняя фраза дракона.
«Что в ней такого? – задавалась вопросом Сэйла. – Почему эта фраза выворачивает меня наизнанку, а к горлу подкатывает тошнота? Точно меня предали, обманули... или я совершила непростительную ошибку... Да что со мной такое?!»
Когда дракон вышел из подземного перехода на улицу, Сэйла схватила его за куртку и, подняв на него взгляд, прошептала:
– Я откуда-то знаю, как тебя зовут.
– Неужели? – очаровательно улыбнулся дракон.
– Василий... Тебя зовут Василий!
Казалось, мужчина перестал дышать. Его невероятно красивые, очень умные глаза точно пронзили Сэйлу насквозь, а затем, криво усмехнувшись, он наклонился и прошептал ей на ухо: