Ловец тьмы

Пролог, глава 1, глава 2

Ловец тьмы

Роман

Пролог

Языки пламени пляшут на полу в пустом зале старой башни. Не развеивают тьму, а лишь сгущают ее по углам. Женщина в белой тунике склоняется к Кедеру, медный кинжал в ее руках чуть дрожит.

— Мерзавка, дрянь, шлюха! — ревет вампир.

Когтистая лапа с размаху ударяет, разрывая и шею, и грудь. Женщина, как перышко, отлетает к стене и замирает.

Кедер лежит на полу, сил почти нет. А перед глазами сапоги. Щегольские, из тонкой кожи. Любит тварь красиво одеваться.

Он крепко обхватывает лодыжки обеими руками, дергает на себя. Вампир падает неожиданно тяжело, со всего маха, и снова ревет. Последний. Единственный шанс. Граф падает ему на спину и всаживает нож в горло у основания шеи. Надо бы по самую рукоять, но не хватает сил. Надо бы полоснуть, чтобы перерезать артерию, но на это нужно больше времени. Мгновения на два больше.

Монстр не ревет он хрипит, но всё равно сбрасывает Кедера с себя. В очередной раз он впечатывается в пол затылком. И мир наконец погружается во тьму.

Кедер выныривает из кошмара и хочет куда-то бежать, но сильные руки укладывают обратно. Четыре руки. Видимо, один слуга уже не справляется.

— Тише, ваше сиятельство. Тише! Скоро всё закончится.

И запястье руки к губам. Он несколько мгновений пытается сопротивляться, отворачивается, отталкивает:

— Не надо! Не хочу!

— Надо, ваше сиятельство, — решительно прерывают его. — Без этого никак теперь.

А потом по руке полоснули ножом, хлынула кровь

У него больше нет сил бороться, и Кедер припадает к ране, стараясь не касаться клыками, просто втягивая в себя струйку крови. На клыках яд. Нельзя заразить старого друга. Только губами.

Чувствует, как кто-то берет его за волосы на затылке. Это значит — хватит. Можно убить и без заражения.

Он падает на кровать. Какое-то время смотрит с отчаяньем на дворецкого.

— Надо жить, ваше сиятельство, — говорит он жестко. — Всякое в жизни бывает. Надо жить.

А потом Кедер снова погружается в кошмар.

Глава 1. Новая жертва

Столица ночью была почти так же холодна и неприветлива, как и дневная. Тепло в Шумафе, одной из самых северных стран, — редкий гость, люди прятались от холода за толстыми стенами, но солнце не могло прогреть их даже летом, поэтому камины топили круглый год, да еще и жаровни подчас ставили.

Кедеру это было не нужно. Теперь он любил прохладу. Вот многолюдные города, тем более столицы, не любил. С его приметной внешностью (статный брюнет с голубыми глазами) и положением (обеспеченный холостой граф) он запоминался надолго, а ему нужно быть незаметным. Но сейчас он выслеживал тварь, что убивала крестьян недалеко от Давира. Поэтому пришлось поселиться здесь.

Когда-то во время путешествий Кедер останавливался именно в больших городах. Здесь бурлила жизнь, можно было познакомиться с поэтами, музыкантами, политиками, коллекционерами, купцами, талантливыми мастерами. Теперь в тихом сельском поместье он мог прожить лет пять. Если дольше, то люди обращали внимание, что он нисколько не меняется год от года. В большом городе начинали задавать вопросы гораздо быстрее: «А разве Кедера Шонгкора не убили сорок лет назад? Мне кум писал, он даже жениться не успел…» Даже сыном того самого Шонгкора притвориться не можешь.

Теперь каждые пять лет приходилось покупать, а потом продавать особняки в какой-нибудь глуши. Оставлять их себе смысла не имело: возможно, он вернется в этот городок лет через пятьдесят. За это время дом обветшает без присмотра, а семья его еще не настолько велика, чтобы оставлять кого-то жить там.

Примерно полгода назад он узнал о неуловимом вампире, убивающем почти исключительно селян. Были бы это аристократы, давно бы на него управу нашли. Кедер и его люди искали чудовище, собирали улики буквально по крупицам. Тварь была крайне осторожна: в живых никого не оставляла, ядом никого не заражала. Охотился монстр в разных местах, так что Кедер даже не сразу понял, что это один вампир, а не несколько разных. Выбирал молодых парней и девушек. Девушек убил все-таки больше. Жертвы не выглядели испуганными, у некоторых нашли серебряные монеты, у одной даже золотой. Энье, сменивший Чарека на посту дворецкого, предположил, что их нанимают для чего-то.

Изучив карту окрестностей, они пришли к выводу, что все пути ведут в Давир. Вампир либо живет здесь постоянно, либо часто бывает. Особняк в столице купить не удалось, но получилось взять поместье в аренду. Находилось оно ближе к окраине, но так было даже удобнее.

Как только его семейство здесь устроилось — сейчас под крылом Шонгкора было шестнадцать… хм… человек — Кедер стал действовать как обычно, когда выходил на охоту: знакомиться с богатыми, известными людьми, посещать салоны, заключать торговые сделки (да, теперь приходилось торговать, деньги нужны даже вампирам).

Сейчас он возвращался с бала, который давала княжна Агунда, сестра правителя Шумафа. Кедер побывал там, познакомился с самыми влиятельными аристократами Давира и всей страны.

От бала осталось двоякое впечатление. С одной стороны, он смог хотя бы издалека увидеть самых подозрительных, тех, кто мог притвориться, что нужна новая служанка. С некоторыми даже поговорил. С другой стороны, казалось, что в столице нужно прожить не пять лет, а все тридцать пять, чтобы вычислить того, кто ему нужен. Кедер с ходу нашел трех человек, кого без сожаления можно высушить. Жаль, что не нарушишь непреложное правило — не убивать там, где живешь. Иначе можно с охотниками на вампиров познакомиться. Час суда для этих аристократов наступит не раньше, чем его семья покинет Давир.

Глава 3. Деловой партнер

Одним из тех, с кем Кедер познакомился на балу, был Щаб Юмсан барон Бадави[1]. Если бы здесь был Энье, он бы обязательно пошутил, что хорошего человека Щабом не назовут. Барон был из тех аристократов, кто составлял конкуренцию купцам и тоже занимался торговлей зерном, пряностями или тканями, если доходов от поместья не хватало для достойной жизни. В Шумафе проще относились к предпринимательству, чем в Энгарне. Никто не считал, что аристократу стыдно заниматься подобным. Может, поэтому здесь было гораздо меньше разорившихся землевладельцев с приставкой «ми»[2].

Пока Шонгкор жил в Энгарне, ему не приходилось всерьез заниматься торговлей. Поместье было большим, крестьяне выращивали не только зерно, но и лен, картофель. Еще его дед позаботился, чтобы было хорошо развито скотоводство, ремесла. Графские охотники в положенное время били зверя в лесах.

Но всё это богатство управляющий отдавал проверенным людям, предлагавшим приемлемую цену: и себя не обидят, и поставщика. Отец в эти дела не вникал.

В шестьдесят восемь лет он нелепо погиб на конной прогулке, которую совершал до завтрака в любую погоду. Молодая лошадь понесла и сбросила всадника в реку, слуги подоспели слишком поздно. Все согласились, что смерть хорошая: и пожить успел, и сына вырастить.

Кедеру тогда исполнилось тридцать два, ни жены, ни даже невесты у него еще не было. Отец, сам женившийся поздно, искренно считал, что спешить с этим некуда. Поэтому наследник жил в свое удовольствие.

Его мать — Кедер помнил только, что это была бледная худая женщина, — умерла за пять лет до этого. Он вырос в традиционной графской семье: отец охотился и выпивал с друзьями, выбирая минутку, чтобы потискать хорошеньких служанок; мать молилась и кислым лицом демонстрировала, что ее муж — это кара небесная за какие-то прегрешения предков. Наследника перепоручили сначала кормилице, затем по очереди духовнику, стремянному, гувернеру и парочке учителей.

Трудно сказать: отец хорошо разбирался в людях или Бог Своей милостью графского сына не обошел, но все эти люди сделали жизнь Кедера яркой, насыщенной, интересной, и навсегда остались гораздо ближе родителей. Дольше всех с ним рядом находился стремянной Чарек, сначала превратившийся в личного слугу, а после смерти отца ставший дворецким. Пусть ему будет тепло во дворцах Эль-Элиона. Если бы не он…

Кедер, унаследовавший, кроме пары сундуков с деньгами и драгоценностями, замок и его окрестности, сильно в хозяйственные дела не вникал: если что-то хорошо работает, зачем это трогать? Он наконец осуществил свою мечту и отправился путешествовать. Так повелось и дальше: большую часть доходов от имения он тратил именно на путешествия. А потом понял, что на них можно и зарабатывать: кого-то проводить в дальнюю страну или таинственное место (например, Песчаный монастырь), для кого-то отыскать редкий камень или украшение, картину или вазу.

Деньги молодой граф тратил только на эти поездки да на одежду. Роскоши не любил, ограничивался самым необходимым, но одевался красиво и удобно — то есть дорого.

В год, когда его жизнь пошла под откос, он всё еще не был женат. Чарек спас его от смерти, но пришлось устроить так, чтобы в Энгарне все считали его погибшим. Поместье вместе с титулом перешло по наследству троюродному брату, но то, что было накоплено, а также коллекцию иностранных диковинок, дворецкий сохранил и вывез. Задним числом Кедер написал завещание, по которому всё имущество переходило доверенным слугам. Одного из законников Кедер без сожаления высушил — он решил оспорить этот документ, чтобы угодить новому графу Иецеру.

Говорят, братец погиб, когда кашшафцы[3] захватили Энгарн. Туда ему и дорога. Жадный был сильно.

Однако очень скоро стало понятно, что вырученных средств надолго не хватит. Тогда-то Чарек и предложил заняться торговлей. И заняться пришлось именно ему, графу. Дворецкий справедливо рассудил, что жить Кедер будет дольше, перемещаться по стране быстрее (крылья вампира тут хорошая подмога), а наказывать нечестных купцов проще — значит вникать в торговые дела нужно именно ему.

Не сказать, что сразу всё получилось легко, но стабильный заработок его семья имела. Сейчас они приехали в Давир из самого северного княжества — Сэла. Привезли оттуда овечью шерсть и пряжу, янтарь, встречавшийся только на том побережье, много соли (в Шумафе это не настолько ходовой товар, но в Сэле она лечебная, бледно-розового цвета), а также множество готовых изделий, которые стоили дороже. Теперь нужно было найти того, кто всё это сможет перекупить.

Шонгкору уже шепнули несколько имен, и он выбрал барона Бадави. И нет, вовсе не потому, что старик ему понравился. Просто он был одним из тех, кто жил в Давире всего три года. А вообще Бадави производил довольно странное впечатление.

Во-первых, он носил парик из золотистых волос, с длинными красивыми кудрями. В Шумафе всегда были в моде парики, видимо, сказывался тот факт, что даже летом в домах было холодно, а в шапках ходить неприлично. Но этот парик невероятно уродовал сморщенное лицо с ярко выраженными носогубными складками и заломом между бровей. Во-вторых, тонкие губы барон постоянно презрительно поджимал, так что они почти исчезали. Презрение Бадави выказывал, когда говорил с любым человеком, даже равным ему по положению. И только если сталкивался с кем-то, у кого титул выше, лицо расплывалось в слащавой улыбке. В-третьих, цвет глаз Бадави знала, вероятно, только его мать. А может быть, и она не догадывалась. Он постоянно щурился, так что и без того маленькие глазки совсем исчезали.

Сорок семь лет назад

Граф Иецер редко подолгу жил в Сальмане, как и у себя в замке. Обычно, проверив дела в поместье и отчеты управляющего, он уезжал в Кашшафу, Ногалу, Жен-Геди или Лейн. Там у него были деловые партнеры, и его крайне радовало, что в отношениях между соседними странами наступило перемирие. Можно было отыскивать диковинки по заказу аристократов или богатых людей Энгарна. Что-то приобретать для себя, хотя коллекцию он не собирал. Если находился покупатель, всегда готов был уступить за разумную цену. Он увеличил состояние, которое получил в наследство от отца, хотя и не сказать, чтобы слишком значительно. Кедер не гнался за деньгами и мало переживал о том, что и кому оставит в наследство.

Хотя он и не исключал того, что когда-нибудь сойдет с ума — любовь в его сознании ассоциировалась только с сумасшествием — и женится, но цели найти хорошую жену и завести пару спиногрызов он перед собой не ставил. Шонгкор с удивительным равнодушием относился к мыслям о том, кому достанется его замок, титул и накопленные деньги. Когда он умрет, пусть хоть монастырь там устроят, ему-то точно будет всё равно.

На этот раз предстояло провести в Энгарне пару месяцев. Зимнее равноденствие он любил проводить в Бакане. С этого дня там устраивали неделю праздников, которую в переводе на энгарнский можно было назвать Похороны года. Каждый день проводились определенные ритуалы: печальные, забавные, философские, вдохновляющие, и все они определенно проясняли сознание. Иностранцы к праздникам, как правило, не допускались. Но, если баканец назвал тебя другом, он мог позволить похоронить год вместе с ним.

У Кедера с каждым годом друзей в Бакане становилось всё больше, так что на этот раз ему прислали целых три приглашения, предстоял нелегкий выбор. Повстречаться можно со всеми друзьями и знакомыми, но разделить ритуал праздника он мог только с одной семьей. Уезжать в другой дом во время Похорон считалось не просто оскорблением, но попыткой нанести вред семье, которая тебя приняла.

Радовало только, что баканцы не обижаются по пустяками и любое его решение примут со свойственной им мудростью: значит, Всевышний определил, что Кедар (именно так произносили в Бакане его имя) должен остановиться именно у этого человека.

Поездка в Бакане требовала тщательной подготовки, ведь, скорее всего, граф вернется в Энгарн не раньше лета. Поэтому он собирал заказы: многие знали о его увлечении и просили привезти что-то особенное из путешествия. А еще искал попутчиков — не в Бакане, туда так просто не приедешь и абы кого не привезешь, — но, может, найдутся желающие проделать хотя бы часть пути вместе: посетить Ногалу или Жен-Геди, а то и Песчаный монастырь. Расходы на дорогу разделили бы между собой.

Еще он подбирал подарки для всех, с кем планировал встретиться в Бакане, а это очень непростое дело. Особенно если хочешь действительно порадовать друга.

Пока он готовился в путь, родная страна тоже хотела показать себя во всей красе, чтобы завоевать суровое сердце путешественника. Осенний Сальман, как и любой другой город Энгарна, развлекался, как мог. В преддверии зимы, когда все разъедутся по замкам, чтобы коротать холодные вечера у камина, люди пытались взять от жизни всё. Каждую неделю знатные семьи устраивали балы, семьи победней ограничивались зваными вечерами, да еще и два модных салона собирали скучающих аристократов, споря друг с другом за звание самого изысканного.

Кедера приглашали всюду. И пусть чаще как раз для того, чтобы представить завидному холостяку своих дочерей, и лишь изредка, потому что сам граф Иецер им был интересен, ему это было на руку. Он искал здесь клиентов и заодно дам, желающих приятно провести ночь.

Но упоительные встречи случались не так часто. С того памятного знакомства с вдовой Карсен начали происходить странные вещи: в какой бы дом он ни пришел, там обязательно была Вера. Она смотрела призывно, тоскливо, с вызовом, томно, задорно, с нежностью, дерзко. Улыбка на ее устах менялась под стать взгляду. Перстень с алым камнем сверкал, когда женщина небрежно наматывала локон на пальчик или оправляла манжеты рукава.

Казалось, он наблюдает за калейдоскопом старательно подбираемых масок. О Всевышний! Неужели он превратился в добычу, поскольку не захотел стать охотником? На него устроили облаву? Это не раздражало, напротив, забавляло и нисколько не мешало его делам. Кедер был слишком уверен в себе, чтобы беспокоиться из-за женских взглядов. Кроме того, впервые его так настойчиво преследовала женщина, да еще и добродетельная вдова. Это льстило самолюбию.

При этом каждый раз, когда он возвращался домой, появлялось ощущение чьего-то недоброжелательного взгляда. Это еще сильнее будоражило кровь. Шонгкор нанял несколько человек, которые незаметно сопровождали его, чтобы обнаружить таинственного врага.

В первый вечер, они ничего не обнаружили, но и сам Кедер не почувствовал слежки. На следующий день один из нанятых лихих ребят исчез. Просто исчез: его не нашли ни живым, ни мертвым, от него не осталось следов борьбы или спешного побега. Когда через пару дней точно так же пропал второй, наемники занервничали. Граф щедро расплатился с ними, в том числе и за тех парней, что сгинули, и отпустил. Видимо, эту задачку придется решать самому.

Пару раз он пытался застать врасплох невидимого преследователя, уезжал не туда, куда планировал, забирался в узкие кривые улочки бедной части города. Безуспешно.

Он точно знал: за ним продолжают наблюдать, но увидеть врага хоть краем глаза не удалось. От вопящего чувства опасности он не отмахивался, держался настороже. Но это не изматывало, лишь добавляло остроты в его жизнь. Скуки как ни бывало. Кедер понимал: это должно закончиться рано или поздно, и с терпением ожидал.

Глава 4. Еще один

И все-таки у них получилось! У найденного на улице Давира паренька перерождение проходило долго, мучительно. Около недели все сомневались, что он выживет, но продолжали поить исключительно кровью животных. Спустя две недели (обычно перерождение длилось не больше семь дней), когда граф исследовал приглашения от знатных людей столицы, чтобы определить, куда лучше пойти вечером, зашел Энье и сообщил:

— Ваше сиятельство, Дайтан пришел в себя, — немного помолчал и уточнил: — Вы поговорите с ним или поручить это Ачилле?

Ачилле был крестьянином Лейна[1], которого вампир надкусил, но не убил. В тот момент ему уже исполнилось пятьдесят, был он крупный, полный. Большие щеки сияли так же, как лысина, обрамленная кудрявыми волосами. Вампира Кедер и его семья нашли и убили. Когда завершилось перерождение Ачилле, граф предложил ему то же, что и другим, кого они находили: остаться в семье и убивать лишь того, кого приговорит Шонгкор, или жить самому.

Хотя на самом деле никакого выбора не было. В семье было строгое правило: никого не обращать. Убить можно, обращать — нет. Позволить такому, как Ачилле, жить самостоятельно — значит, рисковать оставить на Гоште еще одно чудовище, которое потом придется искать, чтобы убить. Именно поэтому тем, кто не хотел жить по правилам семьи, сразу сворачивали шею.

Крестьянину правила понравились. Он и сейчас ходил по дому в крестьянской рубахе, подпоясанной веревкой, в широких штанах и занимался самой простой работой: колол дрова, убирал двор, топил дом, носил воду. И нахваливал свою жизнь:

— Раньше я пока дрова наколю, уже спина отваливается, а сейчас силища немеряная. Два раза топориком махнешь — и готово. Охотиться не нужно — господин граф накормит. Не жизнь, а дворцы Эль-Элиона!

Он был в числе первых, кто вошел в семью. С годами он не менялся внешне, как и все вампиры, но научился читать, считать и стал правой рукой сначала Чарека, потом Энье. Однако не стремился стать разведчиком или купцом, как другие, принятые в семью, предпочитая работать по дому.

Энье переступил с ноги на ногу, поняв, что его сиятельство погрузился в воспоминания. Кедер не торопился с ответом, глядя как будто сквозь дворецкого. Потом поднялся.

— Я сам, — принял решение он и отправился в ту комнату, где впервые увидел Дайтана.

Парнишка сидел на кровати в шерстяных штанах и белой нательной рубахе. Шонгкор впервые рассмотрел его. Типичный шумафец: довольно высокий, стройный, светло-русые прямые волосы до плеч, янтарно-карие глаза и белая кожа. Может, и не такой красавец, чтобы женщины ахали, но очень симпатичный. Увидев графа, вскочил, но Кедер махнул рукой:

— Садись.

И сам опустился в кресло напротив кровати. Долгое время здесь сменяли друг друга те, кто выхаживал Дайтана.

— Настало время еще раз познакомиться, — заговорил он, пристально глядя парню в глаза, стараясь уловить малейшие проявления эмоций. — Я Кедер Шонгкор граф Иецер. Обращаться ко мне можешь «ваше сиятельство», «господин граф» или «господин Кедер». Как ты, может быть, догадался, я из Энгарна, с другого континента. Шумафский знаю, потому что много путешествовал, когда еще меня не заразили. Мне сорок два… Да, остановимся на этой цифре. Хотя, как ты понимаешь, уже довольно давно сорок два, — он помолчал, потом предложил: — Расскажи о себе. После этого я отвечу на любые вопросы.

— Меня зовут Дайтан Уреней. — Парень опустил голову и отвечал, исследуя свои руки, то сцепляя, то вновь разводя пальцы. Имя он произнес с запинкой, словно сомневался, что теперь имеет право на него. — Мне двадцать четыре. Будет теперь. Всегда. Я сын обувного мастера… Отец дал мне образование. Хотел, чтобы я дальше него пошел. Секретарем, например, стал…

— Не успел? — поднял брови Шонгкор.

— Нет, — он покачал головой. — Когда школу закончил, мне шестнадцать было. Сначала меня там же оставили. Священникам помогал: книги переписывал, письма, документы под диктовку писал. Месяц назад отец Иво порекомендовал меня одному аристократу. Тот взял на работу — за магазинчиком присматривать. В тот вечер, когда на меня… напали, я первый день работал, — Дайтан судорожно вдохнул, потом взял себя в руки. —Продавал товары, отчеты писал — приход, расход… Виконт сказал, если хорошо себя зарекомендую, то дальше пойду… И вот…

— Ты домой возвращался, когда это случилось?

— Да. Не дошел.

— Из лавки? — уточнил Кедер.

— Да.

— В первый раз этой дорогой шел?

Дайтан удивленно поднял глаза. Задумался.

— Да, — неуверенно подтвердил он. — Вот на следующую улицу свернул бы — там всегда хожу. Но на меня раньше напали.

— Ничего подозрительного не заметил? Кто-то подходил по дороге? Пытался поговорить? — Отрицательный кивок. — Может, слишком навязчиво рассматривал? — Снова помотал головой. — Какое-то время шел следом?

Всё мимо. Затем несмелый вопрос:

— Вы хотите найти этого вампира?

— Да, — подтвердил Кедер. — Скорее всего, уже ищем.

— Зачем? — удивленно поднял он глаза.

— Чтобы убить, конечно.

— Но… почему?

— Странный вопрос, — усмехнулся граф. — Давай я тебе лучше покажу, чтобы ты понял. Пойдем на второй этаж, там есть зеркало в твой рост.

Глава 5. Выбор

Легко ли вычислить вампира? На самом деле не очень. Особенно, если он стал тварью десятки лет назад и уже научился скрываться и прятаться. Это тебе не оборотни, у которых в темноте глаза светятся. В большинстве случаев, пока вампир не захочет показать свой истинный облик, ты и не узнаешь, кто он. Еще можно, конечно, подходить и всех кинжалом тыкать. Если не ранил, то либо оборотень, либо вампир. Но способ, прямо скажем, так себе.

Кедер припомнил вечер, когда ранили Дайтана. Виконт Бадави присутствовал на балу княжны Агунды. Они в тот день познакомились.

Парень примерно в это время беседовал с секретарем виконта. Встретились они засветло, но Дайтану устроили настоящую проверку, изобретали новые и новые задания. Пришлось задержаться в магазине. Когда часы на ратуше пробили десять по полудню, появился сам виконт. Тоже задал несколько вопросов и удовлетворенно кивнул. Молодой человек закончил работу и отправился домой.

Граф никому слепо не доверял. Потребовалась кропотливая работа, чтобы выяснить, действительно ли виконт ушел с бала раньше. Слова новообращенного вампира подтвердились: около девяти часов по полудню Бадави покинул гостеприимный дом Агунды, сославшись на нездоровье.

И всё же это не подтверждало его виновность, как и не опровергало. За домом установили слежку. Почти месяц его люди по очереди наблюдали за перемещениями Щаба, но пока ничего подозрительного не заметили. Ачилле, кроме всего прочего, стал ухаживать за кухаркой, осторожно выспрашивая всё о причудах ее господина и других людях, живущих в доме. Подозрения усилились: некоторые слуги неожиданно заболели, чувствовали слабость, сонливость. Но и это не было доказательством. Мало ли болезней на свете?

Смущало и еще одно. Расклад получался слишком похожим на тот, что сложился почти пятьдесят лет назад в Энгарне: злодей и прекрасная дева. Возможно ли, чтобы всё повторилось? Кто знает… Вампиром, кстати, мог быть вовсе не виконт, а его секретарь. На всякий случай следили и за ним.

Иногда Кедер встречался с Бадави, но старался, чтобы в особняк больше не приезжал: каждый визит будет сеять слухи, будто он жених его дочери.

Виконт выплатил оговоренную стоимость почти всех товаров и, по слухам, очень успешно их сбывал. Бадави намекал, что не прочь продолжить сотрудничество, но Шонгкору поступили и другие предложения. Поэтому он ничего не пообещал, но поддержал дружеское общение.

Щаб Юмсан мог оказаться обыкновенным мерзавцем, а вовсе не вампиром. И граф посещал званые вечера, чтобы стать своим среди аристократов Давира и искать следы монстра в других домах. Но тварь как будто чувствовала, что за ней охотятся. Затаилась. Ни в столице, ни в окрестностях больше не находили высушенные жертвы.

Чтобы накормить семью, разведчики похищали людей издалека. Последним оказался молодой купец из прибрежного городка, отравивший родителей и старшего брата, чтобы завладеть наследством. Вина его не вызывала сомнений. Его опоили и привезли в арендованный особняк. Хватило всем.

Лишь Дайтан по-прежнему пил кровь животных. Кедер еще раз побеседовал с парнем, и тот принял решение остаться в семье.

Они снова встретились в гостиной у камина. Сели в кресла напротив друг друга, Энье подал вино и бокалы и оставил их наедине.

— У нас есть три простых правила: мы не обращаем людей в вампиров, не убиваем случайных людей и охотимся на вампиров, которые эти правила не соблюдают, — Кедер говорил это, глядя на огонь сквозь бокал.

Этот диалог напоминал прием на работу. Разница лишь в том, что если Дайтану не понравятся их законы, его убьют. Правда, сам претендент об этом не знает.

— И всё? — удивленно вскидывает голову парень.

— Это самое важное. У тебя будет еще одно дополнительное условие: ты не будешь пить кровь людей. Никогда не узнаешь, каково это.

— Это, скорее, преимущество, — губы тронула слабая улыбка. — Как будто и не совсем монстр.

— Хорошо, что ты именно так это воспринимаешь, — граф был предельно серьезен. — Ты можешь жить и самостоятельно, без нас. Но помни: если станешь убийцей, мы за тобой придем.

Наглая ложь. Отпустить кого-то, кто знает их в лицо, но не согласен с их правилами? Так рисковать никто не будет. Хорошо, что у вампиров нет дара оборотней: те ложь сразу чуют. Кедер выждал немного, смакуя вино и пристально всматриваясь в новообращенного. Дайтан открыл рот, но Шонгкор перебил:

— Молчи. Думай хорошенько, потому что обратной дороги не будет. Все люди, которых ты видел в поместье, — неприкосновенны, — он сделал паузу, чтобы убедиться: Дайтан его понял. — Все вампиры, которых ты уже знаешь и кого тебе еще предстоит узнать, станут твоей семьей навеки в буквальном смысле. Как говорится, пока смерть не разлучит нас. Если кто-то из них тебе не понравится, возможности жить отдельно у тебя не будет. Хотя я стараюсь покупать большие дома, чтобы у каждого была своя комната.

Снова длинная пауза, чтобы парнишка осмыслил всё, взвесил за и против. Дайтан исследовал собственные пальцы, словно пытаясь понять, откуда вылезают при обращении длиннющие скрюченные ногти, если сейчас они аккуратно пострижены. Чувствовалось, что решение принято, и ему не терпится об этом сообщить.

— Я глава клана, — завершил Кедер. — Вопросы суда, переезда, заработка и трат решаю я. Да и любые другие вопросы, если они касаются всей семьи. Мое слово последнее, ему подчиняются либо умирают. Я не собираюсь специально кого-то обижать или причинять боль. Но если это будет нужно для благополучия большинства, я сделаю это, не колеблясь. Ты должен быть к этому готов.

Сорок семь лет назад-2

В следующий раз Кедер встретил вдову Карсен через полгода. Заметив его среди гостей, Вера на мгновение замерла, а потом улыбнулась одними уголками губ, как улыбаются из вежливости дальним знакомым: «Ты снова здесь? Хорошо!»

Кедера это вполне устроило. Для него в этой истории всё было ясно.

Каково же было удивление, когда, застав его в одиночестве, женщина подошла и произнесла скороговоркой:

— Вы любите прямоту. Пригласите меня на контрданс? Мне нужно поговорить с вами, не привлекая внимания.

И исчезла до того, как он произнес «нет».

Он честно поразмышлял, не спрятаться ли куда-нибудь, пока все танцы не закончатся? Но потом, усмехнувшись, понял, что виконтессе удалось его зацепить. Не понятно, что будет дальше, а это пробуждает любопытство.

То ли Вера подобрала к нему ключик, то ли она действительно отбросила маски, но диалог с ней увлек.

— Мне нужна помощь, — сообщила она быстро, когда они сошлись в танце. — Могу я на вас рассчитывать?

Несколько шагов в сторону и новая встреча через несколько вдохов.

— Не могу ответить, пока не узнаю, в чем дело.

Поворот, прыжок влево, снова встали лицом к лицу.

— Я не успею объяснить всё сейчас, — голос еле слышен, соседняя пара не разберет ни слова, даже если захочет вникнуть.

Поменялись партнерами, снова встретились.

— Что вы предлагаете?

Леди Таур сжимает его ладонь, он чувствует уголок записки и как можно незаметнее прячет ее за рукав. Ловит одобрительный взгляд.

Музыка закончилась, она склоняется в реверансе, Кедер кланяется и еле различает:

— Благодарю вас!

После этого Вера попадает: ее нет ни среди танцующих, ни среди беседующих о чем-то женщин, не видно на балконе... Он, выбрав удобное время, читает послание: «Дом вдовы Борз, квартира на третьем этаже. Второго абрила, десять часов пополудни».

Губы невольно тронула мечтательная улыбка:

«Ох, Вера! Ты назначаешь мне свидание. Надеюсь, меня ждет либо засада, либо горячие ласки. Иначе придется отомстить за столь жестокую шутку. Чтобы другим неповадно было».

И тут же кольнуло воспоминание.

Похороны года в Бакане на этот раз прошли не так, как обычно. Завершающий ритуал, который предсказывал, чего опасаться в будущем году, проходил со свечами. В центре пумоми — молитвенной комнаты — всегда изображен причудливый узор в виде диковинного цветка. Такие комнаты были во всех семьях Бакане. У знатных по размерам сопоставимые со спальней, у бедняков — небольшие: не самый высокий человек руки раскинет и стен коснется. Но в каждом доме свой цветок изображен на полу. Расспрашивать о нем не принято. Кедер пока узнал лишь то, что обитатели дома уединялись в пумоми, если хотели услышать голос Всевышнего.

Один из ритуалов Похорон года тоже проходил здесь. На лепестках цветка в определенном порядке выставляли свечи: белые, черные, красные, зеленые, синие, желтые, золотые и серебряные. Причем для каждого, кто участвует в празднике, по-своему. У одних свечи горели спокойно, у других — взблескивали разноцветными искрами. Где-то за дверями звучало нежное женское пение, а причудливый дым, такого же цвета, как и сама свеча, клубясь, поднимался вверх, создавая причудливые узоры. В воздухе ткались удивительные картины, в которых можно было увидеть судьбу.

Кедер уже пять раз участвовал в этом празднике и точно знал, что это не выдумки. В первый ритуал из дыма соткалось видение: шторм на море и парусник, тонущий в бездне. Когда он рассказал об этом другу, тот посоветовал не отправляться в морское путешествие в новом году. А между тем корабль уже ожидал в порту, чтобы сразу после праздников отправиться в Гучин.

Граф посмеялся, но… прислушался. Месяц он провел в Бакане, а потом узнал, что корабль не добрался до другого материка…

На последнем ритуале свечи вдруг начали чадить. Вместо разноцветного фимиама пумоми наполнилась черным дымом. Кедер задохнулся, закашлялся и вылетел из комнаты, а потом и из дома, потому что кашлял до тех пор, пока его не стошнило. После этого с ним еще и обморок приключился в первый раз в жизни.

Когда он пришел в себя, у постели сидел друг — хозяин дома — и смотрел печально и строго. Прежде чем Кедер произнес хоть слово, он сообщил:

— Я знаю, что у некоторых народов принято спрашивать разрешения, прежде чем сообщить плохие новости, но в Бакане считается, что если ты уважаешь человека, то говоришь ему правду, какой бы она ни была. Я уважаю тебя, Кедар, поэтому говорю: мы больше никогда с тобой не увидимся. В этом году ты умрешь.

Граф пытался узнать подробности, но баканец ничего не объяснил. В одном он был непреклонен: если бы опасности можно было хоть как-то избежать, Кедер бы увидел это. Но его участь уже определена Всевышним. Ничего тут не изменишь, нужно просто принять это и завершить, по возможности, все дела.

Подобное предсказание не сильно напугало Кедера. Он научился у баканцев к любым известиям относиться философски.

Поначалу во всем, что происходило после Похорон года, он видел признак конца: вот сейчас его убьют. Но через месяц выбросил всё из головы, подумав, что убить могут и в дисамбире, а значит, не стоит отравлять последние дни напрасными тревогами и страхами. Напротив, лучше жить, как обычно, не меняя планов. Лишь разобраться с делами, как ему и рекомендовали.

Глава 6. Бедная сиротка

Кедер на званом вечере у баронессы Димитма познакомился еще с несколькими аристократами, поболтал с ними ни о чем, сделал выводы, рассортировав их по полочкам: мерзавцы, тупицы, темные лошадки — и заскучал.

Чуть позже его представили нескольким дамам. У него давно не было женщины, стоило бы выбрать здесь самую… непритязательную. Такую, чтобы после приятно проведенного времени не преследовала, не объяснялась в любви, не просила забрать с собой и не сообщила о беременности. И вообще спокойно отнеслась к тому, что ночует он только в собственной постели.

Граф постарался выяснить что-нибудь о присутствующих леди. Одна вроде бы подходила. Шонгкор уже собрался пригласить ее на танец, но не успел: дорогу перешел высокий, полноватый мужчина, по виду чуть старше Кедера.

— Это ее муж, — сообщил из-за спины старческий голос. — И он жутко ревнив. Но милая леди Медеу научилась с этим справляться и получать столько удовольствия, сколько ей нужно.

Шонгкор повернулся: на него светлым веселым взглядом смотрел дедушка, вероятно заставший еще самого Эрвина[1]. Он был худ, почти лыс (парик держал в руках), но улыбка с явно вставной челюстью светилась жизнелюбием, от глаз разбегались заразительные лучики морщинок, так что граф невольно улыбнулся в ответ.

Ободренный собеседник тут же неискренно покаялся:

— Простите, что нарушил ваше созерцание, не дождавшись, когда нас представят друг другу. Но иногда я думаю, что возраст — а мне, вы не поверите, два месяца назад стукнуло девяносто два — это уважительная причина почти для всего, что не прощается молодым, — голос его был трескучим, как рассохшийся стул, но всё равно приятным. — Нарушишь правила этикета, а люди скажут: «Он старик, может, во времена его молодости именно так и делали». Ходишь без парика, — он помахал предметом, который держал в руках, — скажут: «Так он почти чокнулся от старости, что с него возьмешь?» Испортишь воздух, — новый знакомый забавно сморщил нос, — скажут: «Под себя не ходит — уже славно!» Шлепнешь проходящую мимо леди пониже спины, скажут: «Так он слепой! Перепутал с рукой своего внука». Если вы не против, — он говорил без пауз, не давая Кедеру вставить ни слова, — давайте переместимся на тот диванчик, — он указал скрюченным пальцем на уголок, почти скрывшийся за огромными вазами с цветами, — и понаблюдаем за дамами оттуда. Вы явно понравились леди Медеу, и она непременно найдет возможность с вами поговорить. И не только поговорить., — многозначительно подмигнул он. — А пока мы, не привлекая внимания, посидим в засаде, — он рассмеялся так сердечно, что Шонгкор тоже хмыкнул и пошел следом за семенившим дедом.

Редко ему попадались такие приятные люди. Любопытно узнать, откуда он взялся. А тот сообщил по дороге:

— Яраш Гамид барон Шапи к вашим услугам. Любым. Потому что по глазам вижу, что вы человек деликатный и от такой развалины не потребуете ничего! Как вас зовут, я знаю. И вы мне настолько симпатичны, что надоело ждать, когда кто-то нас представит. — Старик упал на диван и вытянул ноги. — Фух! Купил туфли, а они слегка жмут. Заставлю завтра дворецкого разнашивать. Будет знать, как обувь выбирать для своего господина.

Граф тоже опустился на диван, но так ничего и не сказал. Барон Шапи оказался таким словоохотливым, что говорил за двоих. Уже через мгновение старик выпрямился, будто гончая, почуявшая добычу, и вперил взгляд в стайку девушек, о чем-то переговаривавшихся у стены и стрелявших глазами во все стороны.

— А вот, если честно, — заговорщицки сообщил он, — леди Медеу сама доступная, но не самая симпатичная. На мой вкус, соплюшка Ескерхан намного эффектнее. Посмотрите, я про ту блондинку в голубом платье. Не правда ли хороша? Всегда был неравнодушен к светлым волосам!

Шонгкор отыскал девушку взглядом и наконец успел произнести несколько фраз:

— Да, недурна. Но глаза… — он едва заметно сморщил нос. — Уверен, она глупа и говорит исключительно о женихах и нарядах.

Барон заливисто расхохотался.

— Вы правы, — он хотел утереть слезу, заметил у себя в руках парик и швырнул его за диван. Тут же пояснил: — У меня от этой мерзости голова чешется и прыщами покрывается. Ничего, простят старику. Вам вот хорошо, волосы густые. Но ничего. Дай Бог до моих лет дожить. Тогда будете тоже выбирать: мерзнуть или чесаться? А кто вам больше по душе: блондинки или брюнетки, — уточнил он без перехода.

— Лишь бы не девственницы, — закатил глаза граф. На этот раз они посмеялись вместе. Потом Кедер оборвал смех и предложил шепотом: — Давайте прекращать это. Собрались сидеть в засаде, а ведем себя шумно.

— Простите, разошелся сегодня! — Шапи заговорил тише, но смешинки из глаз не исчезли. — Насчет девственниц я вас очень хорошо понимаю. С ними нужно аккуратно. А то оглянуться не успеешь, как окажешься женат. У меня так и получилось! — завершил он с гордостью.

— Правда? — Шонгкор настроился на интересную историю.

— Истинная правда, — торжественно заверил барон. — Я считал себя очень умным, но моя избранница оказалась умнее. Представляете, я, опытный соблазнитель, шепчу ей на ушко всякие благоглупости, разливаюсь соловьем, клянусь в вечной любви, приглашаю на свидание под луной… Она соглашается, — он быстро почесал нос кончиком ногтя. — В назначенный час прихожу под ее окна. Красавица ждет меня, кутаясь в плащ. Я беру ее за руку, припадаю к трепетным губам, другая рука пытается нащупать, надела ли она корсет или уже можно потискать ее яблочки без лишних помех… И тут моего горла касается кинжал. Я боюсь пошевелиться, пытаюсь понять, что происходит. А она… — Шапи не выдержал и снова прыснул, но гораздо тише, — пригласила двух старших братьев на свидание! Меня под белы ручки прямо в церковку. Там уже священник и папашка ее, да будет ему тепло во дворцах Эль-Элиона! Так, мол, и так: опорочил нашу красотунюшку, теперь выход один — женись. Так и пришлось жениться. Но что я скажу? Повезло! И красивая, и умная, и вообще… Хорошая была женушка, — по лицу его пробежала тень. — Семнадцать лет как умерла… Эх, да что там! Это я тут задержался… — он тут же задрал подбородок, как боевой конь при звуке походной трубы. — Но не жалею! Вот некоторые говорят, что не хотят жить вечно. А считаю, что брешут, собаки. Поставь им ножик к горлу — так сразу поймут, что лучше бы пожить еще. Я вот скоро сотню разменяю и то мне мало. Что уж говорить…