Ловушка для строптивой

Пролог

Зал Совета в аркадийской цитадели заполнен магами и двуликими. Впервые за несколько столетий удалось собрать глав всех кланов Вейлорна. В воздухе чувствуется вязкое, густое напряжение. Сотни свечей освещают длинный стол, за которым сегодня решается судьба мира и одной молодой девушки.

Младшая дочь главы Совета лорда Дэлейн Аврора прячется в небольшой нише за кадкой с пышным кустом и, затаив дыхание, слушает то, что не предназначено для нежных ушек молодой леди. Родной отец, любимый и заботливый папочка, отдаёт её как гарант мира между двумя противоборствующими сторонами.

— Союз будет скреплён нерасторжимым браком. Гарантом мира станет моя младшая дочь Аврора Дэлейн, — каждое сказанное слово главы Совета впивается иглой прямо в сердце девушки. Она знала, что этот день настанет. Её к этому готовили с рождения. Это её предначертанное.

— Ни один из двуликих не будет брататься с магами, — бушует альфа медведей.

— Чтобы наги с-сс-связали с-сс-себя с ч-шш-шеловеком? Никогда! — поддерживает наг.

— Мы все пришли сюда с одной-единственной целью. Заключить мир. Остановить кровопролитие, начатое ещё нашими дедами, — парирует седой архимаг.

— Двуликие не пойдут на такой союз добровольно, — замечает альфа волчьего клана. — По нашим законам жену выбирает ипостась.

— Когда это вы, дикари, начали действовать по законам? — усмехается один из магов.

— Кого ты назвал дикарём? — рычит оборотень.

Низкий рык эхом проносится по помещению. К нему присоединяются шипение, холодная вспышка защитной магии и скрежет когтей по мрамору. Аврора мелко дрожит и зажимает ладонями рот, чтоб, не дай магия, её не учуяли.

Вместо конструктивного диалога две противоборствующие стороны готовы разорвать друг друга на части. Стены цитадели трещат от разноцветных магических заклятий и звериного рёва.

— Довольно! — гремит голос главы Совета. — Хранителей печати мира выберет драконья кровь!

Зал погружается в тишину. Аврора выглядывает между ветками своего убежища и смотрит на спину отца, что держит в руках небольшой сосуд с золотой кровью давно вымерших драконов. Тех самых прародителей магов и двуликих.

— Древняя кровь Вейлорна выберет связующих. Тех, кто сможет удержать мир. И скрепит их судьбы неразрывной связью.

Лорд Дэлейн распечатывает сосуд. Жидкость словно живая бурлит, ощущая свободу. Две капли вязко поднимаются по стенкам и, нарушая все законы физики, тянутся из сосуда по воздуху.

Не разрывая нити, словно мёд, драконья кровь плывёт между магами и двуликими. Кружится спиралью, переплетается между собой и вновь разделяется. Пока одна нить не достигает цели. Она закручивается вокруг стоящего недалеко от главы молодого мужчины. Обвивает его и впитывается прямо в сердце. Его глаза на краткий миг вспыхивают золотом, а нить, истончаясь, пропадает.

— Первый хранитель — архонт первого круга! — голос лорда эхом проносится по залу. В нём слышатся радость и гордость. Мужчина явно доволен выбором этой странной древней крови.

Аврора смотрит на профиль своего первого жениха и сглатывает. Она боится архонта первого круга больше, чем отца. О нём ходят ужасно дурные слухи.

Меж тем золотая нить кружится вокруг двуликих. Оборотни разных рас, затаив дыхание, ждут вердикта. Сопротивляться древней магии никто не смеет. Даже двуликие.

Единственный, кто не смотрит на плывущую драконью кровь, — это альфа снежных барсов. Он с прищуром наблюдает за дальним углом, из которого выглядывают несколько пушистых веточек куста. Временами они подрагивают, словно от дуновения ветра. И это ему кажется очень подозрительным, так как окна и двери все запечатаны магией.

— Роар! — успевает воскликнуть стоящий рядом с альфой глава кумихо.

В следующий миг золотая светящаяся нить обвивает альфу барсов и перетекает в грудь, пробуждая ипостась и скрепляя его братскими узами с магом. С врагом!

— Альфа снежных барсов — второй хранитель мира! — торжественно объявляет лорд Дэлейн.

— Какой позор, — вздыхает наг, ударяя себя по лбу.

— Хочешь выйти и обсудить? — ледяным тоном уточняет оборотень, никак не выдавая собственной ярости на возникшую патовую ситуацию.

Наг чуть приседает на хвосте и не торопится вступать в конфликт. Остальные присутствующие двуликие невольно отступают, зная о диком нраве альфы барсов.

Представители этого вида двуликих редко выходят из своего ареала обитания, но считаются сильнейшими и кровожадными из оборотней. А о недавно вступившем во власть альфе слухами весь Вейлорн полнится.

— Вы согласны с решением? — спрашивает лорд Дэлейн.

Взгляды будущих побратимов скрещиваются, и ни один из них не сдаётся другому. Два кровных врага не торопятся отвечать согласием, испытывая терпение и выдержку друг друга.

— Если ты попытаешься меня обмануть, — наконец говорит альфа, — я разорву этот союз, и маги потонут в крови.

— Аналогично, — флегматично отвечает стоящий в другом конце стола мужчина.

Присутствующая делегация магов и двуликих медленно выдыхают и возвращаются к столу переговоров. Наконец-то в Вейлорне будет мир. Пусть шаткий, но долгожданный.

Глава 1

— А вы меня не бросите? — спрашивает мой подопечный, грызя помпон на шапке.

— Не брошу, Никитос. Будем ждать твоих родителей до победного, — улыбаюсь я, забирая головной убор и надевая на его голову. Зима на дворе как-никак. — Застегни куртку, сейчас позвоню ещё раз твоему папе.

Мальчишка послушно застёгивает куртку, а я вновь набираю номер его папаши года.

— Слушаю? — чеканит злой голос из динамика.

— Здравствуйте, это воспитательница вашего сына, Ярина Станиславовна.

— И?

— И... вы приедете за Никитой?

— А он что, ещё в саду? — удивляется он.

Риторический вопрос, потому что сразу после него идёт отборный русский мат. Забористый такой. И материт мужчина маму мальчика. Высказав мне все претензии, адресованные другой даме, коротко бросает:

— Приеду через десять минут.

— Жду, — хмыкаю я и отключаю телефон. Притягиваю грустного мальчика к боку и улыбаюсь. — Десять минут, Никитос, и папа тебя заберет.

— Опять будут ругаться, — вздыхает пятелетка и пинает забор.

— А ты их не слушай, лучше в детскую зайди и порисуй, — предлагаю я, копаясь в сумке. Вытягиваю последний мандарин и протягиваю ему. — Завтра мы будем писать письмо Деду Морозу. Вот подумай, что бы ты попросил у него.

— Я бы попросил другую маму, — бубнит мальчик, очищая фрукт от кожуры. — Такую, как вы.

Умиляюсь детской непосредственности, но ничего не говорю. Лезть в чужую личную жизнь нельзя. Особенно давать деткам советы в отношении их родителей. Не педагогично.

— Янина Станиславовна, — коверкая моё имя, Никита задирает голову. Бровь вопросительно выгибаю. — А выходите замуж за моего отца? Он хороший. Самый лучший.

Ага, я уже в курсе, какой хороший этот самый отец. Особенно как хорошо он материт собственную жену и мать его ребенка.

— Прости, малыш, но моё сердце занято другим мужчиной, — отвечаю ласково, поглаживая по плечам.

— Кем? — хмурится он.

Вопрос прерывается рёвом автомобиля. К нам на бешеной скорости несётся взволнованный родитель.

— Папа! — Никита вырывается из моих рук и бежит к выскочившему из машины мужчине. — Я думал, вы про меня забыли.

Папаша года подхватывает сына, осматривает его и поправляет шапку.

— Спасибо, Ярина Станиславовна, — басит он, подталкивая ребенка в салон.

— Вы, пожалуйста, больше так не опаздывайте. Зима, темнеет рано, после шести в саду отключают отопление и свет, — менторски отчитываю я, доставая телефон, чтобы посмотреть, когда приедет мой автобус.

— Да, сегодня форс-мажор получился. Клара… Мама Никиты… А давайте мы вас подвезём до дома? — оборвав свою мысль, предлагает он. — Так сказать, компенсация за ожидание.

— Хорошо, — соглашаюсь я и с радостью ныряю на переднее сиденье.

Он аж удивлённо брови вскидывает. Что? Не ожидал? Думал, застесняюсь и откажусь? А вот я «нетакуся». То есть «такуся». В общем, когда вижу выгодное предложение, не отказываюсь от него.

Устроив сына в автокресле, мужчина садится за руль и давит на газ. В салоне тепло, из магнитолы льётся ненавязчивый джаз. Никитос играет в планшет и дожевывает мандарин. А мы молчим.

— Вы замужем? — спрашивает вдруг нечаянный водитель.

Вот не пойму я, почему всех интересует мой статус? Ладно родственники, для них свободная я — как бельмо на глазу, мешаю спокойно жить. Как это так: одна, ни мужа, ни ребенка, ни котёнка. Кто мне на старости лет стакан воды подаст? Но вот совершенно чужого человека почему это интересует? Тем более женатого!

— В разводе, — отвечаю сухо и включаю телефон в надежде, что на этом наш диалог завершится.

— А чего так? — надежды мои развеиваются новым вопросом.

— Не сошлись характерами. — эту фразу я уже ненавижу, потому что повторяю не одну тысячу раз. Но обычно после неё ко мне уже не лезут.

— А чего так? — кажется, мужчину заело. Куда надо нажать, чтобы перезагрузить этот пентиум?

— Вот как-то так, — решаю ответить в его стиле и пожимаю плечами.

— Я тоже подумываю о разводе, — говорит он почти шёпотом и бросает на меня долгий изучающий взгляд.

Копаюсь в сумочке, достаю блокнот с ручкой, отрываю небольшой клочок бумаги и пишу номер адвоката. Протягиваю обалдевшему мужчине. И — о чудо! Больше вопросов он не задаёт.

Остаток пути мы едем в молчании. Поблагодарив ответственного родителя и попрощавшись с мальчиком, я выскакиваю недалеко от своего дома. Нужно только дорогу перейти.

По пути заглядываю в продуктовый. В последние месяцы почти перестала готовить. Мне обычно хватает йогурта на ужин или злакового батончика.

— Яра, хорошо, что я тебя поймал, — прямо у пешеходного перехода, перекрыв мне проход, тормозит бывший муж.

— Нам не о чем разговаривать, — бурчу, обходя его махину.

— Нам надо поговорить…

1.1.

Вспышка фар бьёт по глазам, тупая боль охватывает всё тело, и я теряю ориентацию в пространстве. Немного придя в себя, открываю глаза. Надо мной склоняется встревоженный муж.

— Живая, — выдыхает Дима.

Вроде живая, только слегка помятая. Хотя нет, я приуменьшила. Боль волной охватывает всё тело, тошнота бьёт в горло. Вокруг меня собирается народ. Кто-то звонит в скорую, кто-то ругается с водителем. Проезжающие мимо машины сигналят, желая поскорее проехать место происшествия. А я на Диму смотрю. На бывшего, которого когда-то любила.

— Всё будет хорошо, Яр, — подбадривает он. — Ты, главное, не отключайся. Слушай мой голос. Так говорят, нужно делать. Ну, разговаривать.

Я вот вымолвить ничего не могу. Лишь смотрю на того, кто почти разрушил меня. И хочу, чтобы это всё исчезло. Закончилось. Чтобы я больше никогда не сталкивалась с этим мужчиной. Из-за него я потеряла веру в людей, в частности в мужчин. Из-за него я никогда больше не наступлю на те же грабли. И не выйду никогда замуж. С лихвой хлебнула я этого женского счастья. С меня хватит. Я лучше буду старой девой, кошатницей, правда, без кошек и… как там ещё называют этих одиноких женщин, без довеска в виде мужика?

— Уходи, — еле шевелю губами.

— Что ты там бормочешь? Не слышно ни черта, — Дима склоняется ближе. — Сейчас скорая приедет. Вылечат тебя и заживём, Яра. Я уже твоим сказал. Папа твой меня на Новый год позвал. Соберемся семьёй и оставим прошлые обиды в старом году.

Прикрываю глаза, внутренне содрогаясь от перспективы совместного празднования моего самого любимого праздника.

— Отойдите в сторону, — гремит незнакомый голос.

— Скорая приехала, Яра, — бывший муж отходит, и его место занимает другой мужчина. Широкоплечий и большой.

Сознание урывками выхватывает последующие события. Вот я лежу на асфальте, в следующий миг уже на каталке и к вене подкреплена капельница. Моргаю — и вот я уже в машине скорой. Яркие лампы больно бьют по глазам, со стоном отворачиваюсь вбок и прикрываю глаза.

— Я с ней поеду, — слышу голос Димы.

— Кем ей приходитесь? — басит широкоплечий врач.

— Муж! — заявляет бывший.

— Нет, — хриплю и мотаю головой.

— Сейчас анальгетик подействует, — ко мне склоняется фельдшер, молодая девушка. По руке гладит и улыбается.

— Он не муж. Не пускайте его, — еле ворочаю языком, но медсестра меня слышит, кивает и быстро выскакивает на мороз.

Едва сместившись, ловлю полоску света от фонарного столба и край оживлённой трассы, возле которой стоят бывший муж и здоровенный спаситель моего бренного тела.

Снег пушистыми хлопьями идёт, ветер нещадно воет, машины с рёвом проносятся мимо. И чудится мне, как тёмное небо светлеет. Очередное проезжающее мимо авто ослепляет галогеновыми фарами.

Жмурюсь сильно-сильно, с болью выдыхаю морозный воздух, проникший в салон кареты скорой помощи. И вздрагиваю, ощущая чужое прикосновение. Но открыть глаза и посмотреть не могу.

Ничего не могу сделать. Хотя, кажется, я не отключилась. Чувствую лишь присутствие кого-то.

Не слышу мужскую ругань, как и звуки машин. Лишь отдалённо раздаются голоса на незнакомом языке. Напрягаю слух, стараясь уловить суть разговора.

Так странно слышать и чувствовать, но не ощущать собственного тела. Голоса пропадают, и я оказываюсь в вакууме. Я вроде бы как и жива, но будто бы уже и нет. Не знаю, что по этому поводу чувствую. Жалость к себе? Молодая ведь ещё, только четвёртый десяток разменяла. Радость, что больше не увижу бывшего мужа? Спокойствие? Вот, скорее всего, спокойствие…

Голоса приближаются, и, кажется, я даже их понимаю. Один рычащий и грубый, второй… Второй бархатно-тихий, но какой-то стальной, что ли.

Они ругаются друг с другом. Тот, стальной, грозит, что уничтожит рычащего, если его жена умрёт. А рычащий обещает потопить его семью в крови, если его жена не выживет.

Наверное, я в палате лежу вместе с их жёнами. И повезло же этим женщинам. Вон как за них мужчины борются.

Мои мысленные метания прерывает очередная боль. Начинается с несильного покалывания конечностей, но быстро охватывает всё тело. И я тихо стону, затыкая ругающихся.

Значит, всё-таки не умерла.

Распахиваю глаза и смотрю на деревянный потолок. Интересно, это в каких больницах такой интерьер?

— Она в сознании! — эмоционально восклицает некто с боку, только голову повернуть не могу. — Леди Дэлейн…

— Она Морвел-Роар, Сальма, — поправляет бархатно-тихий тембр.

— Да-да, конечно, — тараторит та, кого Сальмой назвали. — Миледи, вы меня слышите? Последите за светом.

Перед глазами появляется ярко-жёлтая точка и двигается в разные стороны. Машинально слежу за ней. Это что за новшество у врачей? Обычно они фонариком светят. А тут… Может, это мой очередной бред?

— Если вы меня слышите, сожмите мою руку.

Если бы я могла чувствовать собственные руки, наверное, сжала бы. Но я ничего не чувствую, кроме остаточной боли, что циркулирует по телу. Прикрываю глаза, меня утягивает в сновидение.

Глава 2

Мужчины довольно быстро удаляются, со мной остаётся некая Сальма. Женщина выслушивает ценные указания и обещает позаботиться об их жене. Странно, что в единственном числе жена. Наверное, я не так расслышала и всё-таки речь о жёнах. На этой ноте я уплываю в царство Морфея.

В себя прихожу ранним утром нового дня. Сквозь не до конца зашторенное окно ярко пробивается солнечный луч. Улыбнувшись, переворачиваюсь на живот, подушку крепко обнимаю. И даже не обращаю внимания на то, что могу, наконец, двигаться. А вот когда до меня доходит, что я могу не только двигаться, но и боли никакой не чувствую, вскакиваю. Так резво и бодро, аж голова кружится. Приходится сесть обратно на высокую кровать.

— Миледи, вы очнулись! — восклицает кто-то за спиной.

Обалдело оглядываюсь. Она это мне? Больше в комнате никого нет. И вообще, эта комната на больничную палату не похожа совсем.

— Радость-то какая! — всплеснув руками, женщина кружится вокруг меня, щелчком пальцев зажигает жёлтый огонёк. — Последите за светом, миледи.

Обалдело слежу. Я точно ещё в бреду нахожусь.

— Замечательно. Нужно незамедлительно написать архонту. Ох, обрадуется лорд Морвел. И этот… — сглотнув, бледнеет медсестра или сиделка, даже не знаю, как её назвать. — Второй ваш тоже обрадуется, да. Как вы себя чувствуете?

— Сносно, — хрипло выдаю я. В очередной раз удивляясь собственному голосу. Тоненькому, нежному. На руки свои белоснежные смотрю. Точно, глюки!

— Сейчас я подберу для вас наряд и помогу ополоснуться.

Отвернувшись, женщина отходит к закрытой двери и пропадает в гардеробной.

Медленно встаю и направляюсь к туалетному столику. Попутно осматриваю всю комнату и диву даюсь собственной фантазии. Это же надо так детально придумать каждую мелочь. Шторы, лепнина, картины и статуэтки. А потолок весь исписан непонятными для меня рунами.

Дойдя до зеркала, громко вскрикиваю и, отшатнувшись, падаю на многострадальную филейную часть.

— Что такое? — из гардеробной с ворохом одежды выбегает сиделка. Бросает вещи и, ворча себе под нос, помогает мне подняться. — Вы себя берегите, миледи. Говорите мне, я принесу то, что вам нужно. Позабочусь о любом вашем капризе. Вот скажите: «Сальма то», — и я мигом достану.

— Сальма, отойди, — прошу я.

Та послушно отходит, открывая мне винтажное зеркало с не моим отражением. На ватных ногах подхожу ближе и, прищурившись, рассматриваю девушку. Красивую, миниатюрную, белокожую блондинку. Поднимаю руку, отражение повторяет. Поправляю волосы — то же самое делает отражение. Кривлю губы, зубы смотрю, язык зачем-то высовываю. Всё повторяет незнакомка в зеркале.

— Это что, я? — спрашиваю в пустоту.

— Конечно же вы, — усмехается замершая сбоку Сальма. — Бледновата, согласна. И ссадины эти вас пугают, но не волнуйтесь, миледи. Вы быстро поправитесь. Снова будете первой красавицей в Аркадии.

— В Греции? — уточняю я.

— Где? — переспрашивает женщина.

Отмахиваюсь и вновь рассматриваю себя… Её… В общем, блондиночку. Надо же, какая бурная у меня фантазия. Придумала такую яркую, красивую девушку.

— Давайте ополоснёмся и переоденемся. Вы наверняка проголодались. За завтраком напишем письма лорду Морвелу. Благую весть сообщим. Уверена, он всё бросит и примчится к молодой жене.

Сальма ещё что-то бубнит и, подхватив за локоть, буксирует меня в смежную комнату. Новая локация заставляет забыть о своём преображении. Это не ванная, а будуар императрицы, не меньше.

Вместо ванны — маленький бассейн, вырубленный в куске гранита. Люстра со свечами на звёздном потолке. Смесители позолоченные. Мраморный пол тёплый. С подогревом. Разнообразные баночки и бутылёчки на стеклянных полках и в шкафчиках.

Женщина пытается стянуть с меня белую сорочку, упираюсь и скрещиваю руки на груди.

— Я сама могу обмыться, — проявляю твёрдость. — Оставьте меня, пожалуйста.

— Конечно, но, если почувствуете слабость или головокружение, позовите меня, — соглашается она и уходит, отложив чистые вещи на тумбу.

В этом банном раю я застреваю непозволительно долго. Нюхаю и открываю все баночки. Кручу рычажки смесителя у раковины, которая тоже из гранита или какого-то чёрного камня. Унитаз рассматриваю. Вот он старинный, без бачка, но со шнурком на цепочке.

Блаженно окунаюсь в горячую воду. Намыливаю новое тело вкусно пахнущим бальзамом. И анализирую полученную информацию.

— Миледи, у вас всё хорошо? — спрашивает Сальма.

— Да, скоро выйду.

— Пришёл ваш муж, — говорит она.

Нет, ну вот пронырливая заноза в моей ягодичной мышце! Что ещё нужно Диме! Это моя фантазия! Мой бред! И я хочу побыть в ней свободной, счастливой миледи!

— Он мне не муж, Сальма! — поправляю её, выползая из пенной воды и вытираясь пушистым полотенцем.

С одеждой приходится повозиться. Корсеты носить не умею, да и платье слишком многослойное. Не могло моё сознание придумать мир без этих крючков, оборок и ленточек?

Сделав на голове чалму из полотенца и оставив платье просто висеть, выхожу в комнату.