Лунная жатва

Я - оборотень...

Полная луна висит над городом подобно гигантскому серебряному глазу, заливая улицы призрачным светом, превращающим знакомые здания в молчаливых часовых ночи. Ветер проносится между домами, играя с листвой деревьев в парках и скверах. Пустынные улицы, где тени обретают собственную жизнь, вытягиваясь и искажаясь в причудливом танце. Окна домов мерцают редкими огнями — маленькие островки бодрствования в море ночной тишины, нарушаемой лишь случайным эхом шагов запоздалого прохожего или далёким воем полицейской сирены. В такие ночи город словно балансирует между реальностью и сном, между обыденностью и волшебством, когда даже самый закоренелый скептик невольно поднимает взгляд к небу, ощущая древнюю, первобытную связь с этим загадочным небесным светилом.

Я чувствую это задолго до наступления сумерек — покалывание под кожей, словно тысячи крошечных иголок пронзают меня изнутри. Мои чувства обостряются: запахи становятся невыносимо яркими, звуки — оглушительными. Полнолуние неотвратимо приближается, и я знаю, что борьба бесполезна.

Сегодня вечером я снова стану тем, кого ненавижу больше всего.

Моя квартира превратилась в клетку. Тяжелые шторы задёрнуты, двери заперты на все замки. Когда-то я наивно верил, что смогу удержать зверя внутри. Но он всегда находит выход.

Первые судороги заставляют меня упасть на колени. Кости начинают смещаться с влажным хрустом, который я слышу внутри своего черепа. Боль настолько привычна, что я уже не кричу — только тихо скулю, пока моё человеческое сознание угасает, уступая место голоду.

Мои пальцы удлиняются, ногти превращаются в когти. Кожа натягивается, покрываясь густой серо-чёрной шерстью. Лицо корёжит. Оно вытягивается в морду, зубы заостряются, становясь смертоносным оружием. Трансформация отнимает всего несколько минут, но кажется вечностью.

Когда она завершается, я уже не я. Но всё же часть меня остаётся — достаточная, чтобы помнить, но недостаточная, чтобы остановиться.

***

Город ночью — территория охоты. Я двигаюсь в тенях, бесшумно, невидимо для обычных глаз. Человеческая часть меня знает все закоулки, где можно остаться незамеченным. Волчья часть чует запахи за километры.

И сегодня воздух пропитан ароматом, от которого мой рот наполняется слюной. Духи с нотами жасмина и страха. Её страха. Она ещё не знает об этом, но уже чувствует.

Молодая женщина торопливо идёт по пустынной улице. Каблуки стучат по мостовой — ритмичный звук, словно метроном, отсчитывающий последние минуты. Я следую за ней, оставаясь в темноте. Сливаюсь с тенями, наслаждаясь предвкушением погони. Иногда я нарочно задеваю мусорный бак или издаю тихий рык, чтобы она ускорила шаг, чтобы адреналин насытил её кровь.

Человек во мне кричит где-то глубоко внутри, умоляя остановиться. Но он слишком слаб против древнего инстинкта. Полнолуние сделало своё дело.

Женщина оборачивается. В её глазах мелькает ужас, когда она видит моё искажённое тело на границе света и тени. Секунда замешательства — и она бросается бежать. Охота началась.

Я позволяю ей думать, что у неё есть шанс. Бегу медленнее, чем мог бы. Мои лапы едва касаются асфальта, я чувствую опьяняющую свободу движения — так не может двигаться ни один человек. Я слышу её сбивающееся дыхание, стук сердца, запах холодного пота.

Она забегает в тупик между домами, и я замедляюсь. Теперь некуда бежать. Я вижу, как она дрожащими руками пытается найти телефон в сумочке. Я приближаюсь шаг за шагом, наслаждаясь её страхом, таким густым, что его можно почувствовать на вкус.

— Пожалуйста, — шепчет она, вжимаясь в стену.

— Кто-нибудь, помогите...

Никто не поможет. Никто не поверит. Завтра найдут тело, и в новостях скажут о нападении дикого животного или очередном маньяке. Никому и в голову не придёт, что среди них живёт нечто древнее и проклятое.

Я подхожу вплотную. Вижу своё отражение в её расширенных зрачках — чудовище из ночных кошмаров. Вдыхаю запах её волос. Моя пасть раскрывается в предвкушении.

И где-то в глубине сознания человек, которым я был, плачет, зная, что утром он проснётся в своей постели в холодном поту, с медным привкусом во рту и смутными, страшными воспоминаниями. Он найдёт грязь под ногтями, возможно, следы крови, и будет читать новости с замиранием сердца, пытаясь понять, что натворил этой ночью.

А затем начнёт отсчитывать дни до следующего полнолуния, зная, что никогда не сможет разорвать этот проклятый круг.

До самого конца.

***

Утро приходит как всегда внезапно. Я просыпаюсь на полу своей ванной комнаты — голый, дрожащий, покрытый засохшей грязью и тёмными пятнами, о происхождении которых лучше не думать. Во рту привкус железа и соли. Мышцы болят так, словно я пробежал марафон. В каком-то смысле так и есть.

Воспоминания приходят обрывками. Женщина в тупике. Её крик, оборвавшийся на высокой ноте. Бег по аллеям парка. Что-то ещё... что-то важное, но ускользающее от сознания.

Я с трудом поднимаюсь и включаю душ. Вода становится бурой, унося с собой улики. Если бы только так же легко можно было смыть память и вину.

Пока я одеваюсь, телевизор работает фоном. Жду новостей о прошлой ночи, но их нет. Странно. Обычно тела находят к утру. Может быть, ещё рано? Или, может...

Нас двое...

***

Две недели пролетают в тумане страха, колебаний и подготовки. Я снимаю уединённый дом за городом, подальше от людей. Елена выписывается из больницы, объясняя родным, что хочет восстановиться в тишине. Её раны заживают с пугающей быстротой — первый признак перемен, происходящих внутри.

— Я чувствую запахи, — говорит она вечером накануне полнолуния.

— Всё стало... острее. Ярче. И во мне словно что-то движется, пытается вырваться наружу.

Я молча киваю. Помню это ощущение — как будто твоя кожа вдруг становится слишком тесной для того, кто растёт внутри.

Луна восходит медленно, безжалостная в своей красоте. Я приковываю себя цепями к стене подвала — не для безопасности, а, чтобы быть рядом с ней в первый раз, не позволяя себе потерять контроль.

Когда начинается её превращение, я не могу отвести глаз. В её крике — боль и экстаз одновременно. Кости ломаются и принимают новую форму, кожа натягивается на изменяющийся скелет, прорастает шерстью. Глаза вспыхивают янтарным светом.

Её зверь прекрасен. Светлый, почти серебристый мех с тёмными отметинами вдоль позвоночника. Стройнее и быстрее моего чудовища.

Первые часы она мечется по подвалу, воет, бросается на стены. Затем что-то меняется — она замирает, поворачивает голову в мою сторону. Принюхивается. Подходит медленно, настороженно.

Мы узнаём друг друга даже в этой форме. Две части одного проклятия.

К утру мы оба истощены. Цепи сдержали нас, но следующей ночью будет сложнее. Зов луны силён, а жажда крови неутолима.

— Я помню, — первое, что она говорит, когда к ней возвращается человеческий облик.

— Помню всё. Чувства. Желания.

Её глаза лихорадочно блестят.

— Это было... невероятно.

Ее глаза в полумраке спальни светятся янтарным огнём. После первого обращения глаза остаются такими в течение нескольких дней.

Я улавливала запахи, при взгляде на Елену внутри внезапно разливался жар, которому невозможно сопротивляться.

— Ты тоже чувствуешь это? — шепчу, приближаясь ближе к ней.

— Да, — выдыхает она.

Я ощущаю, как между нами натягивается невидимая нить, связывающая нас на уровне, недоступном обычным людям.

Когда ее пальцы коснулись моей щеки, это было подобно электрическому разряду. Мы оба вздрогнули. Сквозь подушечки ее пальцев я чувствую ее пульс, биение сердца, настроенное в унисон с моим.

— Это связь, — произношу, скользя рукой вниз по ее шее.

— Между альфой и его парой.

Она запрокидывает голову, подставляя горло — жест подчинения, которого никогда бы не сделала раньше, но сейчас он казался таким естественным, таким правильным. Мои губы касаются пульса, и я слышу стон — низкий, почти рычащий.

Одежды на нас и так было немного, оставшаяся летит на пол. Каждый поцелуй оставляет огненный след, каждое касание пробуждает дикую, необузданную часть меня. Оказывается, чудовище умеет не только убивать.

Ее ногти, а скорее уже когти, скользят по моей спине, оставляя следы — метки принадлежности.

Когда мы стали единым целым, время остановилось. Мир сузился до этой комнаты, до наших переплетённых тел, до глаз, в которых плясали золотые искры. Мы двигались в древнем ритме, но теперь он обрёл новое значение. Это было не просто физическое соединение — это было слияние душ, животных сущностей, заключённых в человеческих телах.

— Моя, — хрипло шепчу я.

— Твоя, — отвечает она.

Последние барьеры между нами рушатся.

Мы вместе достигли пика наслаждения, и на мгновение мне показалось, что мы оба частично обратились — не полностью, но достаточно, чтобы наши души приняли истинную форму. В этот момент ослепительного единения я понимаю, что никогда больше не буду одинок.

***

Через месяц мы выходим на первую охоту вместе. Я долго сопротивлялся этой идее, но Елена непреклонна.

— Если мы не научимся контролировать это, оно будет контролировать нас.

Серебристый свет полной луны просачивается сквозь переплетение ветвей деревьев, превращая лесную чащу в зачарованный лабиринт из света и тени. В глубокой тишине отчетливо слышно, как шепчутся листья под дуновением ночного ветра, как потрескивают ветки под лапами невидимых обитателей леса, как журчит далекий ручей, несущий отражение лунного диска в своих темных водах. Воздух наполнен терпкими ароматами хвои, влажного мха и ночных цветов.

Мы выбираем диких животных вместо людей. Это компромисс, на который я не решался в одиночку. Охота на кабана не утоляет жажду полностью, но позволяет сохранить рассудок.

В зверином обличье мы безмолвно понимаем друг друга. Я показываю ей, как двигаться против ветра, как выбирать слабую жертву, как нападать быстро и неотвратимо. В её движениях природная грация смешивается с хищной расчётливостью. Она учится с пугающей скоростью.

После первой успешной охоты, когда мы возвращаемся к человеческой форме, её лицо светится диким восторгом.