Лунный свет

ГЛАВА 1: БОЛЬНИЧНЫЙ КОРЕДОР

Тишина в загородном доме была самой обманчивой. Казалось, весь мир замер. Но Мелисса знала — это затишье перед бурей под названием «день».
Её утро начиналось не с пробуждения,а с ритуала.

«Дыши ровно. Сердце, не подведи».

Первым делом — таблетки. Горьковатый привкус, который не перебивал даже чай. Потом — тонометр. Тугая манжета на худой руке, тихий шум в ушах в ожидании результата. 115/75. Можно было выдохнуть. Ещё один день подарен.

Лишь выполнив этот долг перед своим больным телом, она позволяла себе отправиться в мастерскую. Комнату с огромным панорамным окном и выходом на балкон она отвоевала у прошлой жизни. Здесь, в инвалидном кресле, она была не беспомощной пациенткой, а художницей. На мольберте стоял незаконченный ночной пейзаж — сине-серебристая бездна, в которой тонули очертания деревьев. На стенах висели десятки других — звёздное небо над тёмным лесом, одинокая луна в кольце тумана. Это был мир, который принадлежал только ей, мир без боли и слабости.

Дверь скрипнула.
—Мелисс, чаю? — Голос матери был похож на её шаги — тихий, осторожный, будто она боялась разбить хрупкое спокойствие дочери.

На подносе дымилась кружка. Мелисса кивнула, не отрываясь от холста. Мать поставила чай на стол, задев взглядом склянки с лекарствами. Молчание между ними было привычным, наполненным невысказанным.

— Сегодня почтальон принёс конверт, — тихо сказала мама, глядя в окно, чтобы не встречаться с глазами дочери.
— Без обратного адреса. Я его убрала в ящик.

Мелисса почувствовала, как по её спине пробежал холодок. Не страх, а что-то другое — щемящее и до боли знакомое. Призрак прошлого, постучавшийся в их тихую крепость.
—Спасибо, — так же тихо ответила она.

Мама вышла, а Мелисса ещё долго смотрела на тот самый ящик комода. Что могло быть внутри? Оправдания? Новые обвинения? Зачем этому человеку снова напоминать о себе? Рука сама потянулась в сторону ящика, но пальцы повисли в воздухе. Нет. Некоторые двери лучше не открывать. Некоторые раны лучше не тревожить. Она резко развернула кресло и снова уставилась на картину.

Весь оставшийся день она провела в мастерской, пытаясь закончить свою главную работу. Но чего-то не хватало — той самой живой искры, последнего штриха, который превращает набор мазков в душу. Она водила кистью по холсту, смешивала краски, но получалось мертво. Картине не хватало дыхания. Ей — настоящей жизни.

К вечеру терпение лопнуло. Ей нужен был глоток того самого воздуха, который она пыталась изобразить.
—Мам, — позвала она, заезжая на кухню. — Поедем в лес? Мне нужны... новые скетчи. Натурные.

Мама отнеслась к идее с привычной тревогой.
—Мел, уже поздно. А твоё сердце...
—Оно в порядке, — перебила Мелисса, показывая на запись в дневнике самоконтроля.
— Мне просто нужно вырваться отсюда. Ненадолго.

Мама вздохнула, но помогала ей одеться, аккуратно усадила в машину и закрепила коляску в багажнике. Мелисса смотрела в окно на мелькающие огни их тихого посёлка. Предвкушение и страх боролись в ней. Выйти за пределы сада, своего защищённого мирка, всегда было испытанием.

Когда они свернули на лесную дорогу, Мелисса закрыла глаза, вдыхая знакомый аромат хвои и влажной земли, доносящийся через приоткрытое окно.

«Надо стараться жить, а не существовать», — твердила она себе, как мантру.

Мама остановила машину на опушке.
—Здесь хорошо?

Мелисса кивнула. Да, здесь было хорошо. Здесь начиналось её святилище.

ГЛАВА 2: СОЛНЦЕ В ПОЛНОЧЬ

Лес поглощал их с первых же метров. Мама осторожно катила коляску по узкой тропинке, и Мелисса чувствовала, как с каждым шагом вглубь её собственное напряжение медленно тает, растворяясь в вечерней прохладе. Они выехали на небольшую поляну, идеально открытую для звёздного неба. Воздух был чист и прозрачен, пах мхом, прелыми листьями и свободой.

— Здесь, — тихо сказала Мелисса, и её голос прозвучал почти как шёпот самого леса.

Она достала альбом, и карандаш в её руке наконец-то ожил, послушно вырисовывая на бумаге причудливые узоры ветвей на фоне темнеющего сапфирового неба. Она почти физически ощущала, как её творческий блок начинает рушиться. Но тут у мамы зазвонил телефон.

— Мел, прости, это работа. Срочный звонок, — виновато сказала она, глядя на экран. — Я отойду к машине, на десять минут, не больше. Ты не против?

— Ага, — кивнула Мелисса, не поднимая глаз от скетча.
— Всё в порядке.

Она и правда чувствовала себя в порядке. Только здесь, под покровом деревьев, в серебристом свете поднимающейся луны, она была не больной, не слабой, а просто частью чего-то вечного и прекрасного. Она была жрицей ночного неба, как она сама для себя это называла.

Именно поэтому, когда за её спиной раздался оглушительно громкий хруст ветки, это прозвучало как выстрел, разрывающий священную тишину.

Сердце не просто екнуло — оно остановилось. На мгновение в груди воцарилась ледяная пустота, а потом оно рванулось вскачь, заколотившись с такой бешеной скоростью, что у неё перехватило дыхание и в глазах помутнело. Она резко, почти машинально, обернулась, вжавшись в спинку кресла.

И увидела его.

Прямо за ней, из сгущавшейся тени, стоял мужчина. И в холодном свете луны он казался нереальным, порождением другого, яркого мира. Его золотистые, пшеничного оттенка кудри, казалось, светились изнутри, а улыбка была такой широкой и ослепительной, что резала глаза, словно настоящее солнце, внезапно взошедшее в её полночи.

— Чёрт возьми! — вырвалось у Мелиссы, прежде чем она успела подумать. Испуг сдавил горло.
— Кто вы? И что вы здесь делаете?

Она сжала карандаш в руке так сильно, что тонкая деревянная оболочка с треском сломалась, впиваясь занозой в ладонь.

Мужчина рассмеялся. Не на зло, а как будто стал свидетелем самой забавной сцены в мире.

— Что вас так насмешило? — прошипела Мелисса, дрожа от адреналина, гнева и боли в бешено колотящемся сердце.

— Простите, тысячу раз простите! — сказал он, наконец придя в себя. Его голос был низким, бархатистым и до неприятного спокойным.
— Я вас так напугал? Я Артур, ваш новый сосед. Переехал на прошлой неделе и просто изучал местность. Увлёкся и не заметил, как забрёл так далеко.

Мелисса молчала, испепеляя его холодным взглядом. Его улыбка не угасла, но стала более осторожной, извиняющейся.

— Я Артур, — повторил он, как будто представляясь заново.
— Переехал в старый дом Проказниковых.

— Мелисса, — сказала она, словно делая ему одолжение.

— Красивое имя, — он казался невосприимчивым к её тону. Его взгляд упал на раскрытый альбом.
— Рисуете звёзды? Вы астроном?

— Нет.

Этот холодный, обрывающий разговор ответ, казалось, не произвёл на него никакого впечатления.
—А жаль. Выглядите вы как настоящая жрица ночного неба. Очень... атмосферно.

Он сделал паузу, оглядев поляну.
—Не пора ли вам домой? Уже довольно поздно и, кажется, становится прохладно.

— Пора, — сухо ответила она.

— Позвольте мне помочь вам добраться, — он уже сделал шаг к коляске, не дожидаясь согласия. Его настойчивость была возмутительной.

Она сжала губы, чувствуя, как волны раздражения накатывают на неё. Он толкнул кресло, и они медленно поехали по тропинке обратно к опушке.

— Знаете, я из города, — начал он, снова нарушая тишину, которая была ей так дорога. — Для меня такая тишина — что-то невероятное. В городе всегда шумно, а здесь... Кажется, можно услышать, как растёт трава.

— Наверное, — буркнула Мелисса, глядя прямо перед собой.

— А ещё у меня есть кот, Барсик, — продолжил он, словно не замечая её тона.
— Такой важный, полосатый недотёпа. Вчера он устроил настоящий бой с собственным отражением в зеркале. Еле успокоил, пришлось отвлекать кормом.

— Понятно.

Всю недолгую дорогу до опушки он без умолку болтал о переезде, о груде книг, которую ещё предстоит расставить, о том, как здесь красиво и спокойно. Мелисса молчала, чувствуя, как раздражение и какая-то щемящая, незнакомая досада подкатывают к горлу. Он был таким... живым. Таким навязчивым. Таким чужим и невыносимо ярким.

Когда они выехали из леса, к машине уже спешила встревоженная мама. Увидев незнакомца, катящего коляску, она замерла с широко раскрытыми глазами.

— Всё в порядке, мам, — поспешно сказала Мелисса.
— Это... наш сосед. Артур. Он помог.

Артур кивнул матери с той же ослепительной улыбкой.
—Здравствуйте. Просто соседская взаимовыручка.

Он довёз её до машины и отошёл в сторону, пока мама помогала Мелиссе устроиться на месте. За всю дорогу она не проронила ему ни слова благодарности.

Когда машина тронулась, Мелисса увидела его в боковое зеркало. Он стоял на краю леса и смотрел им вслед. Его улыбка померкла, уступив место задумчивому, почти серьёзному выражению. Он помахал рукой, но она отвернулась.

— До встречи, Мелисса, — будто донёсся до неё его голос сквозь стекло.

Она закрыла глаза, пытаясь заглушить хаос внутри. Но это было бесполезно. Впервые за долгое время с ней заговорили. Не с больной, не с жертвой, а просто с ней. И кто-то проявил к ней интерес. Этого одного осознания было достаточно, чтобы её упорядоченный, тёмный мир на мгновение осветился — ослепительно, болезненно и невыносимо, как солнце в полночь.