- Меня будут искать, - предупредила я, отступая еще на шаг. Дракон припал на передние лапы, длинный хвост заметался по камням, взметая вверх фонтаны золотых искр.
Ему явно не терпелось закусить. Мною.
Отец взглянул со злой насмешкой.
- И кто? Твоя драгоценная няня?
- Второй сын министра торговли, - ответила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и твердо. – Я дала согласие на нашу помолвку.
Отец скептически прищурился и вопросительно повернулся к помощнику.
- Чжан Шиуэй был у нас лишь раз. Приходил к вашему брату, - поспешно доложил тот, - барышня с ними ужинала.
- Вот как, - озадаченно протянул отец.
Потер шею. Неодобрительно поджал губы. Кажется, я его неприятно удивила. Он-то считал, что мое воспитание под полным контролем. Верил, что ему известен каждый мой шаг, а тут - такой сюрприз…
- Кажется, ты выросла быстрее, чем я ожидал, - с легкостью признал он свой промах. – Не думал, что ты сможешь завоевать чье-то сердце за один вечер.
Лоб отца прорезала задумчивая морщина.
Честно, я тоже не верила, подозревая жениха в тайных умыслах. Может, ему нужна была поддержка ордена? Но тогда бы он просил разрешение на брак у отца.
Однако черт с ним, с женихом. Раньше надо было на шею кидаться. Побег организовывать. Лучше позор, чем быть сожранной тварью, которая сейчас с настораживающим вниманием следила за каждым моим движением. Прикипела взглядом.
- Не беспокойся, я лично отправлю господину Чжану письмо с искренними соболезнованиями, - заверил меня отец.
- Я… умру? – голос дрогнул.
Я облизнула пересохшие губы. Ноги ослабели. Мысли путались. Я держалась на чистом упрямстве.
Дракон нетерпеливо шлепнул по камням хвостом, предвкушающе прокрутился золотой юлой.
- Если не дашь себя убить – нет, - пожал плечами отец.
Он отошел к постаменту, больше похожему на алтарь и раскрыл какой-то древний фолиант.
– Оставьте нас. Все.
Охрана послушно удалилась. В пещере остались трое. Я, мой отец… и дракон.
За полтора месяца до…
Пронзительная птичья трель разорвала сонную тишину.
- Фью-фсе? – спросил кто-то невидимый в кустах.
- Фсе-фсе, - отозвался другой, качнулся на ветке.
- Во-о-от. Во-о-ох, - глухо ухнул третий. Эхо прокатилось по поляне, зашуршало в траве и смолкло, отдавая дань ночной тишине.
Я лежала, уперев взгляд в раскинувшееся надо мной небо. Огоньки, искрясь, перемигивались друг с другом, ведя непрерывный разговор о вечном. Черную ткань космоса перечеркнула яркая полоса упавшей звезды.
Пахло мокрой землей, засыпающими цветами, древесной смолой. Откуда-то тянуло свежестью воды.
Тело ощущалось деревянным, чужим. Я словно гость в голове. Без прошлого и, похоже, без будущего. Лежу, врастая в землю, словно собираюсь стать кустом. Цветущим, надеюсь.
- Чего разлеглась? Убираться не собираешься?
Голос был отвратительным, пронзительно-писклявым, словно заевшая нота «Си».
- Не твоя поляна! Не ты траву растила, песни пела, утренней росой поливала, улыбками кормила.
Не моя, верно. Но и вставать не хочется. Удобно. Красиво. Спокойно.
Я осторожно села, радуясь тому, что тело все-таки откликнулось, пусть ощущение деревянности никуда не делось, еще и голова закружилась.
— Вот дурная! Даже убиться по нормальному не может! – возмутился хозяин поляны, намекая, что знает обо мне больше меня самой. – А может, ты умертвие и есть? – спросил он и интригующе замолчал.
Ну что за… На самом интересном месте!
Я напряглась. Пульс не прощупывался, в ушах шумело. Неужели и правда?.. Бред какой-то. А если и в самом деле… Что тогда? Подступила тошнота. Я сглотнула и попыталась отвлечься.
Вскормленная улыбками серебристая трава густым ковром покрывала лужайку, и над ней фонариками висели в темноте светящиеся желтые колокольчики. Ветер рождал внутри них хрустальный перезвон, усиливая ощущение волшебства.
- Да не-е-е, - пропищал голос с другой стороны. - Я бы понял. Хоть смертью от тебя и пахнет, но сердце бьется. Странная ты, - закончил он сердито.
— Странная, — повторил задумчиво. —Но живая.
То есть умертвие, но как бы не до конца. Спасибо, утешил.
— Радоваться мне или извиняться? — пробормотала я, морщась. Горло саднило даже от пары слов, а голос скрипел, словно я долго-долго была больна.
— Разве я тебя звал? — раздраженно отозвался он. — Не могла другого места найти с обрыва прыгать? Все вас, смертных, на мою поляну тянет. Пошла отсюдова! – закончил он с грозным писком.
И куда? Я с сомнением посмотрела в неуютно темневший за границей света лес.
А хозяин явил себя, слетев на кочку. Растопырил переливающиеся синим блеском перышки. Воинственно раскрыл клюв. Задрал все три хвостовых пера: черных, с желтыми пятнами на концах. И наставил на меня маленькие ветвистые рога с явным желанием выколоть мне глаза.
Усадьба напоминала развороченный улей. Носились со сосредоточенными лицами слуги. Неспешно и очень плавно двигались широкоплечие мужчины, вооруженные мечами. Уводили в конюшни лошадей. Разгружали повозку.
Я шла за служанкой, сражаясь с собственной головой: опустить, поднять. Снова воткнуться взглядом в пол. Привычка бесила. И главное, шея настолько привыкла к полусогнутости, что ее даже не клинило. И служанка впереди шла такой же согнутой гусыней. Еще и шаг этот мелкий, под который я невольно подстраивалась. Топотыжки…
- Молодая госпожа к главе, - раздвинули передо мной двери слуги.
Мой отец изволил принимать доклад. Склоненный рядом с ним в поклоне мужчина – вежливость наше все - что-то вещал, всем видом изображая преданность главе рода. Рядом с ними стоял накрытый стол. От запахов еды – пахло одуряюще вкусно - у меня скрутило желудок. Настроение, и без того тревожное, сместилось на уровень: «Ненавижу всех».
Отец. Странно думать о том, что этот совершенно незнакомый мне человек – родной. Никакого проблеска кровной связи, теплоты, приятных воспоминаний. Только собственное сиплое дыхание и стук сердца в ушах. Тяжелый взгляд, от которого мне захотелось спрятаться. Аура, придавившая так, что дышать больно стало. Его лицо, словно вырубленное из камня. Бородка, усы. Забранные вверх волосы, скрепленные заколкой – ни единого растрепанного волоска.
Отец меня явно не баловал, иначе откуда это чувство загнанного в ловушку зверя?
Волна коротких воспоминаний сложилась из сплошных запретов: «Не ходи никуда одна. Не гуляй. Не играй с детьми слуг. Не бегай – поранишься. Не нагружай себя - устанешь».
Заботливый до тошноты. Служанками, да няньками окружил. И все мое детство в четырех стенах прошло, да в крошечном садике за высоким забором. Он и в школу меня отправил лишь под давлением соседей. Но игрушки дарились мне регулярно. Потом стали дариться украшения, наряды. В еде меня не ограничивали, не считая наказаний. Эдакая идеальная барышня знатной семьи – птичка в золотой клетке.
И наши редкие встречи – вот как сейчас. Он – высокий, сильный, уверенный в себе, много чего добившийся, герой, повергший кучу демонов. Я… жалость подкатила к горлу, заставив прикусить губу и заморгать, прогоняя слезы.
Любил ли меня отец? Наверное, да, но по-своему. Как и заботился.
- Подойди, - поманил меня отец. Я уткнулась взглядом в пол, скрывая нахлынувший страх. Достали реакции тела. Главное, контролировать сложно, когда сердце проваливается в пятки, а в голове наступает оцепенение.
Я вцепилась пальцами в ткань жилета. Выдохнула, успокаивая себя. Досеменила.
- Как дела в школе? Все хорошо?
От заботы в его голосе меня затрясло. Иррациональное чувство. Не бьет же он меня? Память подтвердила: нет. Неужели это просто страх перед его суровостью? Сложно разобраться в собственных эмоциях, а память, как порванная на мелкие клочки книга. Попробуй быстро найти нужный фрагмент.
- Все хорошо, - прошептала, искренне ненавидя себя за мямлящий голос, но отец, похоже, к такому привык. Не удивился.
- Я тебе подарок привез.
Он махнул кому-то рукой, и перед моим склоненным лицом возникла открытая шкатулка.
На красном бархате лежала шпилька. В глаза бросился благородный блеск драгоценных камней. Позолота металла. Очередная дорогая цацка в коллекцию к таким же. Чтобы дочь не выглядела хуже остальных.
- Спасибо, очень красивая.
С голосом надо срочно что-то делать. Я сама себя никчемностью ощущаю.
- Можешь идти.
Шаг. Ноги почти бегут. В кожу ладони врезается шпилька. Но я замедляюсь. Останавливаюсь около столика. Поворачиваюсь. Тело отказывается слушаться. Холодеет от ужаса. Но я настаиваю на своем.
- Могу я попросить дозволения?
Мне не видна реакция окружающих, но тишина становится заинтересованной.
- Говори.
Нет, все-таки тиран. И слуги его боятся. С другой стороны, глава ордена и рода должен быть таким. Наверное.
- Сегодня на кухне удались паровые булочки. Могу я получить несколько?
Тишина становится задумчиво-удивленной. Меня изучают, как букашку под лупой.
- Я распоряжусь принести тебе еды.
Уф-ф-ф. Я присела еще ниже и теперь уже точно удалилась.
За дверью мне в фарватер пристроилась служанка. Я спиной чувствовала ее нетерпение, но до домика мы обе хранили почтенное молчание. Шустро семенили согбенными гусынями. Не усадьба, а птичий двор какой-то!
- И? – мне требовательно заступили вход в комнату.
- Все хорошо, - я выпрямилась, потянулась и добавила устало: - Еду нам сейчас принесут.
Обошла остолбеневшую мадам, дошла до лежанки, опустилась на нее. Поерзала – жестковатый матрас, хоть и застелен красивым покрывалом, с вышитой на нем цветущей сливой. Еще и подушка – валиком. Как на такой спать?
Помассировала виски – голова начала ныть от пережитого напряжения.
- Вы что? Попросили его о чем-то? – отмерла у порога служанка. Задвинула двери. Досеменила до меня. Нависла: - Да, вы три дня голодали, не решившись в тот раз возражать отцу. Когда вас в порче книги обвинили.
Память что-то такое поддакнула. Кто-то из новеньких служанок случайно испортил ценную рукопись. Обвинили меня. Удобно ведь. Возражать я не стану. Поголодаю пару дней. А служанку бы выпороли до крови…
Ладно, давно было. Чего сейчас расстраиваться?
- Попросила и попросила, - раздражение все же прорвалось наружу и, судя по расширившимся глазам служанки, раньше я себе такого тона не позволяла.
О! Удивление сменилось подозрением.
- Барышня, а вы где сегодня гуляли? Может, на проклятые развалины занесло? – и она сделала рукой жест, отгоняющий злых духов.
- За волшебным цветком я ходила, - легенда мгновенно родилась в голове, а то и правда обвинят в одержимости, потащат демонов изгонять, а это ни разу не приятная процедура. – Ученицы рассказывали, он может красоту подарить. Вот я и… - тяжелый вздох, удрученный взгляд в сторону.
Влетать спиной в стену было неприятно. В груди что-то жалобно хрустнуло. Ребра? Надеюсь, нет. Затылок от соприкосновения с твердым пронзила боль, во рту появился привкус крови. Черт!
А ко мне шла – «плывя над землей» – с усмешкой победительницы та самая отличница Ли. И что она так в эту награду вцепилась? Рядовое же упражнение. Но в глазах явственно читалась жажда обладания «прелестью». Меня неприятно кольнула догадка, что виной всему князь. Из груди донесся сладостный вздох, пальцы стиснули печать, нефрит которой хранил тепло его ладони. Ненавижу!
Но уступать не хотелось. И я приготовилась швырнуть «прелесть» на каменные плиты, чтобы потом каблучком по ней потоптаться. Не разобью, так вмятин наставлю.
- Что здесь происходит?! – грозный окрик наставника наполнил собой двор. Мужчина сам испугался своей грозности, торопливо оглянулся на покои, где потчевали гостя и уже тише прошипел: - Быстро ко мне! Обе!
Я отлипла от стены, отряхнулась, одернула юбку. Моя оппонентка приняла скучающий вид оскорбленной невинности, мол, не виновата – спровоцировали.
- Не ожидал, госпожа Ли, - досталось ей укоризненное, и девушка зарделась. Похоже, репутация здесь была гораздо важнее сломанных ребер. Ребра что… срастутся, а вот репутацию уже не восстановишь.
- Дайте мне сюда вашу награду, госпожа Чэнь. Я вам ее со слугой домой отправлю.
А мужик верно ситуацию понял. Обломленный в своих порывах цветник горестно поджал губки, следя за тем, как вожделенная «прелесть» уплывает в руки наставника, но возражать никто не посмел. Дисциплина, однако.
- Переписать двадцать листов труда «Благородное сердце, как нефрит». Каждой.
Горести на лицах цветника стало меньше, а злорадства больше. Еще бы. Упрямицу тоже наказали, вот она справедливость!
Возмущаться я не стала. В конце концов практика в письме еще никого не убивала, а вот владение «прелестями» очень даже да. Из благодарности к наставнику я бы и сто страниц осилила.
- И чтобы никакого шума, - предупредил сердито учитель, - иначе я доложу главе, что вы позорите честь школы.
Цветник зашуршал юбками, чинно расползаясь от здания. Я тоже отошла в тень, недовольно обдумывая то, что произошло. Было от чего впасть в уныние. С вазой для ягод я справилась – молодец, а вот простенький щит от воздушной волны поставить не смогла. Даже среагировать не сумела. О чем это говорит? Что я неуч. И с отличницей мне не справиться. Меня и троечница завалит. А уж если нападут толпой…
Но в покое не оставят. После сегодняшней унизительной «пощечины» так точно.
Во дворе школы были восстановлены мир и покой. Аккуратно подстриженные кусты, ровные каменные плиты, тень от старой сливы, а над всем этим благолепием — тишина, нарушаемая лишь тихим перешёптыванием девиц.
- А ты молодец.
Я удивленно обернулась. Вскинула брови на приветливую улыбку. Надо же… Типично идеальная барышня: изящество от кончика туфель до заколки в волосах, только вот глаза с задорной хитринкой…
Память несколько ошарашено – видать, впервые меня здесь кто-то хвалил – выдала: Лян Мэйлин.
- Барышня Лян, - склонила голову - тело отреагировало само без какой-либо команды.
- Ой, зачем так официально, - замахали на меня руками, заулыбавшись. Надо же… сколько жизнерадостности. – Честно, - Мейлин перешла на доверительный шепот, - я даже рада, что эта выскочка Ли получила по заслугам. Вечно она гордится и нос задирает. Считает себя самой умной. А ты сегодня показала, что и талантливее есть. И князь тебя заметил. Слышала, он до сих пор не женат.
Ого! Меня навестила оппозиция. Занятно. Но она со мной, пока ей выгодно… Жаль. Я бы не оказалась от союзницы. Настоящей, а не временной.
Ну а с князем все понятно. Жених. Перспектива. Столица и императорский двор. Вот дамы и сшибли копья.
- Спасибо, Мейлин, - я изобразила смущение, - сама не знаю, как так получилось… Мне просто повезло сегодня.
Ну да… Поддержим легенду нестабильного дара, иначе меня здесь размажут, если вдруг стану претендовать на нечто большее, чем малохольную неудачницу.
Во взгляде девушки мелькнула понимающая жалость.
- Моя семья зимой планирует поехать в столицу, - голос Мейлин преисполнился гордости, - отец должен получить приглашение на Чуньцзе (Новый год), я смогу попасть во дворец, увидеть императора…
Девушка восхищенно выдохнула, взгляд скользнул туда, где изволил пребывать гость школы.
Логическая цепочка сложилась сама собой: столица, приглашение во дворец, знакомство с князем… Кто-то сейчас явно себе свадебное платье представлял.
- Рада за тебя! – я соорудила улыбку, искренне надеясь, что на этом все. Сложно выносить всеобщее помешательство, особенно когда подозреваешь собственное в нем участие.
Мне подарили милостивый кивок и удалились с пожеланиями хорошего дня.
Я выдохнула. Но чувство подозрительности не отпускало. Пошевелила лопатками – спина отозвалась легкой болью, однако в целом было терпимо, а жаловаться, как я поняла, здесь считалось недопустимым.
И тут ветер донес странный запах, я бы сказала – гадостный, точно где-то что-то сдохло. Причем очень близко от меня. Я сглотнула подкатившую к горлу тошноту. Отвратительно! И подозрения переросли в уверенность.
Шагнула к группке из трех учениц, от меня шарахнулись, точно от прокаженной. Одна потянулась к своим волосам. Все ясно. Тряхнула головой, ощущая, как на волосах что-то прилипло. Еще и шевелится! Мама! Вот она – доброта оппозиции, а заодно убирание конкурентки с поля битвы за князя. Интересно, мужик в курсе, сколько дам за него готовы друг друга поубивать?
Не знаю, что я сделала. Кажется, что-то вихревое. Все было быстро и фактически на подсознании, потому как страх… он просто взял дело в свои руки. Вокруг меня закрутилась пыль. Больно дернула за волосы – клок точно был выдран. А потом это вот… с моими волосами… было отправлено в ближайшем направлении – за забор.
Идти было недалеко, и домик моего будущего учителя мало отличался от домика няни, разве что вышитых ковриков не наблюдалось, как и пучков трав. Все проще. Строже что ли… Да и за стеной не стояли другие домики, а шумел лес.
Пока старики мило приветствовали друг друга – они явно были добрыми соседями, я успела осмотреться и разглядеть того, кто должен был превратить меня в сильного мага. Ладно… Просто в девушку, которая может дать сдачу таким же барышням, как она.
Он действительно был стариком. Одет просто: рубашка, штаны серого цвета, на которых не слишком бросались в глаза грязные пятна. Длинные белые волосы небрежно схвачены кожаным шнурком. А вот глаза смотрели остро, ощупали меня внимательно, пытаясь проникнуть внутрь.
Я ощутила нерешительность. Одно дело – выстраивать ситуацию в голове, и другое – стоять перед тем, кто может изменить твою жизнь, прекрасно понимая, что легко не будет. И дело не в деньгах… Учеба без крови и пота… Вряд ли я настолько талантлива.
- Познакомься Линь Юэ, это мастер Гу.
Мы церемонно раскланялись. Тело сковала скромность. Голова застыла в излюбленной гусиной позе. Сердце испуганно застучало в ушах.
- Кхм, вы ведь не просто так пришли навестить одинокого старика? Такой красивой барышне я вряд ли смогу приглянуться… - мастер Гу коротко хохотнул, няня возмущенно засопела, недовольная грязной шуткой.
Пробурчала:
- Старый развратник.
И уже явно пожалела, что привела меня сюда. А мне дышать стало легче. И не красоту он разглядел, а примерзший язык разморозил шуткой.
- Мастер Гу, вы правы. Мне нужна помощь. В школе говорят – у меня нестабильный дар и учат только вазы охлаждения делать. Остальным девушкам семьи помогают – родовые секреты передают, а мой отец… даже слушать не хочет, чтобы меня магии учить. Прошу помогите! Возьмите меня в ученики! – пылко закончила, прижимая ладони к груди и смотря на старика умоляющим взглядом.
- Вот как? – озадачился тот. Потер макушку. Растеряно оглянулся на няню.
- Ну что вылупился? – проворчала та. – Видишь – помощь нужна. Совсем ее бедную загнобили. И в школе, и дома покоя нет. А так, хоть в школе постоять за себя сможет.
- Н-да, - растеряно протянул старик, - многие ко мне приходили. И талантливые, и дурней хватало, но вот барышня… Первый раз такое.
Какое-то время он изучал воздух у меня за спиной. Потом простонал:
- Ох, грехи мои тяжкие. Видать, в прошлой жизни чем-то провинился. Ладно. Возьму, но с условием. Принеси мне воды из источника. Дом обойдешь, там задняя калитка. Выйдешь, спустишься вниз по тропинке. Она тебя к источнику и приведет. Держи, - он поднял с крыльца керамический кувшин, вручил мне. – Но смотри – хотя бы половину принеси.
Лес встретил меня веселым щебетанием птиц, прохладой, выдуваемой ветром из-за деревьев и запахом листвы. Сразу вспомнился вчерашний вечер, поляна. Подумалось, что сегодня, как вернусь домой и останусь одна, воспользуюсь второй лентой памяти. А то непонятно, сколько сюрпризов еще в прошлом скрывается.
Тропинка вилась меж круглых стеблей бамбука, щетинилась камнями, покрывалась рыжими иголками, и вокруг вставали сосны, окутанные пряным ароматом смолы.
Идти было недалеко – полчаса от силы. Да и источник… Узкий ручей выбивался из-под камня, а сверху навис, широко раскинувшись толстыми ветвями с резными листьями гигантский платан.
Я несколько разочаровано остановилась рядом. И в чем испытание? В том, что избалованная барышня не сможет сама принести воды? Глупость. Тогда в чем?
Шагнула к ручью, а в следующий миг понеслась лицом к земле. Еле успела руки выставить. Правое запястье жалобно хрустнуло.
Какого?
Села. Отряхнула подол юбки. Покрутила ладонью. Ощупала кувшин – цел. Огляделась вокруг. Одна из веток платана подозрительно хихикнула. Изрешеченная провалами память соизволила разродиться сведениями о духах, охранявших ценные источники. Мол, и капли у них не допросишься. А еще эти самые духи обожали издеваться над простыми смертными. От скуки и от укрепившейся с годами вредности.
Духов этих было великое множество от муцзин – духа дерева до яогуай – демонов, известных своей пакостной натурой.
Зря я беспокоилась, что испытания не будет. Теперь хоть полной ложкой черпай.
Вставать не стала – опять же уронят. Поползла.
Ветка аж затряслась от хохота, но пока оно ржало, я успела достигнуть воды, набрать и…
Меня отшвырнуло от ручья с такой силой, что я пролетела всю полянку, впечатавшись в соседнее древо. По нему же на землю и сползла. Рядом с печальным «дзынь» разлетелся на осколки кувшин, оросив ствол моего соседа драгоценной водой.
Все. Печатных слов не осталось.
Встала с желанием набить морду. Именно ту… Нагло ржущую и развлекающуюся за мой счет. Подняла осколок с земли. Подумала, добавила второй. Такое себе, конечно, оружие…
- А давай! – ласково пропели мне. И вниз, метров с пяти – не разбился жаль сволочь! – каплей стекло это.
Возвысился надо мной. Насмешливо оглядел.
Метра два ростом. В темно-красных одеждах, безупречно облегавших гибкую фигуру. С идеальным лицом – слишком правильным для человека. И с силой, которая давила так, что захотелось на колени встать, но я устояла.
Дух с завидным изяществом откинул за спину прядь черных, струящихся волос. Небрежно распахнутый ворот одежд продемонстрировал золотистую, цвета янтаря кожу. А глаза… я, сглотнув, с усилием отвела взгляд. Человеческого в них не было. Было завораживающее золото радужек, которое менялось на багрянец и снова перетекало в золото.
Иронично изогнутые губы искривила понимающая усмешка.
- Не целованная и не знавшая плотской любви дева.
Голос был текуч как мед. Бархатился, обволакивая. Даже птицы, устыдившись, притихли.
Взметнулся алой волной рукав. Длинный коготь подцепил мой подбородок, разворачивая голову и заставляя утопиться в потемневшей желтизне его глаз.
Я задержала дыхание, борясь с наваждением.
- Приятных вам снов, госпожа, - служанка склонила голову, намереваясь покинуть меня.
- Подожди, - остановила ее, - с завтрашнего дня следи, чтобы моя еда была горячей и нормально приготовленной.
Служанка скривилась, явно не одобряя моей наглости, но возразить не посмела. Вот и отлично. Посмотрим, как она справится.
- Теперь иди.
Я быстро привыкаю к роли госпожи. Занятное все же дело – власть. И вроде как никто рабовладельцем быть не хочет, но стоит хоть раз попробовать… Однако, отказаться в моем случае, значит, разрешить слугам вытирать о себя ноги.
Я легла на лежанку. Покрутилась – неудобно. Еще и валик жесткий под головой. Ладно, спать я не собиралась – меня ждало важное дело. Пусть день был изматывающим, но есть такое слово «надо».
Прикрыла глаза. Сосредоточилась на внутренней себе.
Птиц был прав – алая лента стала едва заметной, да и белая потеряла плотность. Откладывать визит в прошлое больше нельзя. И я мысленно сжала белую ленту.
На этот раз падение в омут памяти было менее пугающим – я знала, чего ждать – зато более глубоким. Калейдоскоп лиц, образов, сцен. Прошлое далекое. Близкое. Родные. Друзья. Школа. Институт. Первая работа. Снова назад: золотая медаль. Боль от растянутых связок. Тренировки. Гордость папы, когда я стала чемпионкой города по тхэквондо. Музыкальная школа. Концерты. Длинное платье. Взрослая прическа. Арфа. И мамина гордость. Потом поступление в институт. Взрослая жизнь. Арфа была заброшена. Тренировки тоже. Замужество. Он был неплохим мужем. Трагическая случайность – разбился на машине. Лобовое. Оба водителя погибли. Вина была за мужем – вылетел на обгон по встречке. Жена второго водителя осталась с новорожденным ребенком. Она приходила ко мне за помощью… Но я… отказала. Мне тогда не до нее было. Я пыталась отстоять фирму мужа. Отстояла. Возглавила. Но стоило это мне… Не только сил и денег. Я стала жестче. Надменнее. Растеряла друзей. После того, как мама пришла с просьбой помочь брату погасить ипотеку - у них второй как раз родился, перестала общаться с родителями. Ту брошенную фразу я тоже вспомнила: «Лодырям не подаю. Пусть сам зарабатывает».
Были и другие. Которым отказала. Я гордилась каждым заработанным рублем и не считала нужным делиться или помогать. Была уверена в себе – зашибу любого. Не боялась почти ничего. Жила, как мужик. И если бы не одинокие вечера, да отпуска – не жалела бы ни о чем.
Любовников не разводила, хватало работы. И когда ночью вдруг прихватило сердце после перенесенной короны, некому оказалось вызвать скорую.
Банально как-то. Не жизнь, а непонятная гонка за чем-то… И ведь ничего с собой в могилу не взяла. Ни денег, ни трехкомнатную квартиру, ни норковую шубу до пят, ни новенький Порш каен.
Накатило сожаление… Понимание, что никто на похоронах и слезинки не проронит. Сотрудники вздохнут с облегчением. Я их и в хвост, и в гриву гоняла. Еще и увольняла безжалостно. Вот чего мне на самом деле не хватало в жизни, так это жалости. Ни к себе, ни к другим. Словно смерть мужа все забрала. Или я сама ее запечатала глубоко в сердце, когда поняла, что осталась одна без поддержки. А еще любви. Я даже кота себе не завела. Не хотелось. А сейчас вдруг пожалела. Захотелось, чтобы рядом кто-то жался к руке, мурчал, согревая теплом.
И что теперь? Я этого не знала. Второй шанс? Скорее я здесь, чтобы отработать наказание. Понять бы еще, что именно мне надо исправить – не добиться же нормальных завтраков, в самом деле?! Смешно. Для начала надо понять, кто или что толкнуло девочку шагнуть с обрыва. И что-то исправить в себе… Я больше не хочу такой жизни: работа, работа, много денег и… никого близкого рядом. Даже кота.
Просыпалась тяжело. Голова была дурной и горячей. Дико хотелось пить. Я заболела? Или это откат от погружения в прошлую жизнь?
Открыла глаза – по зрачкам резанул яркий солнечный свет. Уже так поздно? Я проспала? Почему не разбудили? Сволочи… Все…
- Сунь Лан, - позвала. Не голос, а писк охрипшего мышонка. Ответом была глухая тишина. Это мне бойкот за вчерашнее? Возможно. Но если сейчас не попью – умру.
Сползла с лежанки. В комнате стояла стылая сырость. Жаровня мертва давно.
Ладно, до двери недалеко. Доползу.
Добралась, взмокнув от пота. Действительно заболела. Надо будет заняться здоровьем, раз уж меня сюда отправили. Только непонятно: спасли или еще на большие страдания обрекли. Впрочем, подозреваю, будет, как всегда, на выбор человека. Направо или налево. На добро или на зло. Ну и отработка всего, что задолжала.
Поднялась, опираясь о дверь. Раздвинула створки.
- Сунь Лан, - просипела во двор.
Бесполезно. С дерева в ответ насмешливо чирикнули. Даже птице с меня смешно.
Выглянула, морщась, от яркого солнца. О! Целых трое на виду. Одна метет двор, двое болтают. И делают вид, что меня не существует. Запомним.
Я протянула руку – как раз на входе удобно напольная ваза стояла. Подтянула к себе и пинком, с ноги, швырнула ее с крыльца. Сама, правда, чуть не упала, зато эффект был достигнут.
Бумс, бумс, шмяк – скатившись с последней ступеньки, ваза почила смертью храбрых. Но смерть ее была не напрасной – на меня, наконец, обратили внимание.
- Госпожа! – всплеснула руками служанка, и все трое посмотрели на меня, как на ожившего призрака.
- Сунь Лан позови, - отдавать приказы хрипом было непросто, но я справилась. – Живо!
- Но господин не велел вас до вечера беспокоить. Сказал, вы раньше не очнетесь. У вас снова приступ.
И такое явно переглядывание. Неодобрительно-осуждающее.
Понятно. Господин, значит. И его приказы не обсуждаются. А тут пациент изволит трепыхаться… Непорядок. Эдак меня сейчас показательно вырубят, чтобы я точно до вечера провалялась и не нарушала распоряжение руководства.
- Мне повторить?
Не до вежливости, честное слово. Погано так, хоть ложись и помирай.
И что-то такое в моем голосе, пусть и негромком, прозвучало, что служанка, дернулась, поклонилась и со словами:
- Доброго вечера, учитель.
Тень спрыгнула с ветки сливы. Поправила меч за спиной. Отряхнула рукав и шагнула под навес.
- И тебе, Чжао Вэй, - кивнул мастер Гу. Приглашающе махнул рукой: - Не хочешь отведать мейцзю? Слива в прошлом году удалась. Вино вышло на славу.
- Сочту за честь, учитель, - мужчина поклонился, распахнул полы бэйцзи, сел за низенький столик, скрестив ноги.
Поднял пиалу со стола двумя руками, протянул с поклоном, и в чашу из кувшина полился золотистый напиток, распространяя вокруг сладковатый аромат сливового вина.
Мужчины молча сделали по глотку.
- Вижу, ночная прогулка вышла занимательной, - мастер кивнул на перевязанную руку ученика.
Вей поморщился. Отвернулся, залпом осушил пиалу. В город он вернулся лишь к обеду, и голова была дурной, ссадины ныли, синяки болели. Пострадал он не сильно, сильнее пострадала гордость, и сейчас она жглась ядовитой обидой.
- Вы правы, учитель, - кивнул мужчина, с трудом скрывая досаду, - пришлось прогуляться. Стоило мне устроиться для наблюдения у усадьбы Чэнь, как спустя пару часов появился эта тварь… Чтоб ей собственной тьмой отравиться!
И Вей со стуком опустил пиалу на стол, заставив посуду на нем подпрыгнуть.
- Тварь? – вздернул брови мастер, подхватив, спасая, собственную пиалу.
- Малый демон. Волк сдох не так давно и выглядел вполне свежим. Я бы не стал за ним гоняться, но у твари было три хвоста, а значит, он успел сожрать две души. Кто знает, может, это были души животных, но тварь явно набирала силу и позволить ей слоняться около города было опасно.
- Ты совершенно прав, - кивнул старик, - усадьба Чэнь никуда не денется, а вот демон вполне может натворить дел и напасть на ребенка. Тебе удалось его поймать?
Вей протянул пиалу за добавкой. Проследил за льющейся в посуду янтарной струйкой, вдохнул насыщенный аромат и огорченно покачал головой.
- Увы, тварь оказалась верткой, как ящерица. Завела меня в каменный лабиринт. В темноте было сложно ориентироваться, я едва не сорвался в пропасть, - он стиснул пиалу. В подступающих сумерках его лицо, потемневшее от гнева, стало почти черным. – Пришлось ждать до рассвета. Полдня потратил на поиски демоволка, но тварь словно сквозь камни провалилась.
- Не переживай, - успокоительно улыбнулся мастер Гу, - я сообщу стражам, они изловят его, если он снова побеспокоит жителей. Лучше скажи, тебе удалось что-нибудь разузнать об усадьбе?
- Ничего особенного, - покачал головой Вей, - на первый взгляд все спокойно. Никаких источников тьмы. На слугах – так, по мелочи. Не то, что на барышне. Но ведь не может она быть убийцей?
- Если хочешь стать хорошим дознавателем, - многозначительно усмехнулся мастер, - не торопись с обвинениями. Люди сложнее, чем кажутся на первый взгляд, а вот дела их проще. Барышню никуда без присмотра не выпускают. Была ли у нее возможность убить? Разве что служанку. Но тогда тьма была бы на территории усадьбы, если только глава… Но то, что я слышал о нем, подтверждает - он не стал бы покрывать никого, даже собственную дочь.
- Н-да, - разочарованно покрутил пиалу Вей. Выпил вина и с досадой признал: - Я уж было рассчитывал закончить дело за три дня, но, похоже, придется задержаться и начать с начала.
- Ты сам выбрал работу дознавателя, - напомнил ему с улыбкой мастер Гу, подливая вино.
Бывший ученик с тяжким вздохом поднес пиалу к губам. Вдохнул аромат напитка, смешавшийся с запахом жаркого лета и слив, и на мгновение его настроение улучшилось. Глотнул, ощущая, как сладость вина растекается по языку, смывая досаду.
И вот угораздило главного астролога увидеть в своем предсказании тьму, собирающуюся в центральных равнинах, превращающуюся в дракона и пожирающего столицу.
Как проверил в архиве Вей, в здешних местах многие годы самым страшным было появление мелкого духа, который только и может, что на ребенка напасть, да жизнь из курицы выпить. Ведьмы и те вели себя прилично. Жалобы, конечно, на них поступали, так честный человек к ведьме и не пойдет.
Но император, да дарует ему небо долгие годы жизни, угрозу воспринял всерьез. Ну не то чтобы всерьез, но решил, что человека послать все же стоит.
Начальство решило, что предсказания случаются каждую неделю, а опытные люди в ведомстве Законности на вес золота. Вот и отправило недавно поступившего на службу дознавателя проверить слова астролога.
Вей с тоской оглянулся на ограду. Какой тут дракон?! Пыль на дорогах. Курицы, выпархивающий из-под ног. Рисовые поля. Рынок. Лавки. Неспешность даже в торговых делах. Девицы, раскрывающие рот на каждого чужака. Единственный дом утех, куда к вечеру стягивались любители поиграть, послушать музыку, да посмотреть на танцы не слишком искусных танцовщиц. И в этом пасторальном укладе никак не помещался дракон, еще и нападающий на столицу.
Но проверить нужно было. Жаль, время ушло на барышню Чэнь. Конечно, он и не думал подозревать ее в попытке создать монстра и свергнуть императорскую власть, но она могла быть случайно связана с заговорщиками. Ее отец, пожалуй, единственный, кому под силу осуществить нечто подобное силами ордена. Впрочем… в здешнем воздухе запах заговора не витал. Совершенно. А вот сливами пахло вкусно. И Вей отпил, смакуя, вино.
- Учитель, а что вы собираетесь делать с Цзинь Ло? Не опасно ли оставлять столь сильного духа на свободе?
Мастер огладил бороду, как обычно, когда размышлял:
- Я вложил в него достаточно нравственности, чтобы не переживать о…
И тут из комнаты донесся хлопок, через приоткрытую дверь пробежал синий огонек.
Мастер застыл, не веря своим глазам, потом, не сдержавшись, подскочил к двери, задевая стол, и ученику поспешил ловить падающие пиалы с кувшином.
- Что случилось, учитель? – спросил Вей, прижимая к груди кувшин с драгоценным вином. Остановившись на пороге комнаты, он с удивлением наблюдал, как мастер трясет амулет: кожаный мешочек, светившийся изнутри синим светом.
Проснулась от звуков музыки. Комната уже тонула во мраке наступившей ночи - я проспала до заката.
Потянулась, разминая затекшую шею. Вырубило меня где-то на середине медитации.
Глянула на книгу - та «обрадовала» новой надписью:
«Усилия ученика убиваются ленью».
Камень в мой огород. Это когда намерения расходятся с реальностью. Я вообще полночи собиралась посвятить самосовершенствованию, а хватило на пару часов. Обидно.
Музыка продолжала вплетаться в темноту, интригуя. Кто-то настойчиво и, кажется, не слишком уверенно перебирал струны гуциня.
Я вышла во двор, пошла на звук.
Он сидел ко мне спиной, расположившись в беседке у пруда. От висевших на углах фонарей на земле шевелились смешные тени. Легкий ветерок тянул с воды прохладу, сладко пахло цветами белого лотоса.
Я полюбовалась длинными, распущенными гладкой волной волосами, тонкими пальцами, порхавшими над струнами.
Мужчина играл старательно, хоть и не слишком умело. Лягушки по крайней мере не пытались с ним конкурировать, отложив свой ночной концерт.
Почувствовав мое присутствие, он обернулся.
Вэйшэнь был похож на старшего брата, но при этом черты его лица были моложе, мягче. Никакой властности и надменности во взгляде. Морщинки у глаз человека, который привык улыбаться.
- Племянница, никак решилась показать нос из комнаты? – с доброй насмешкой спросил он.
- Вы давно приехали? – спросила вместо ответа, проходя и усаживаясь напротив. Между нами теперь был столик, со стоящими на ним фарфоровым чайником и парой пиал.
- Сегодня днем, - несколько удивленно отозвался дядя. – Вот, решил поиграть, - кивнул на лежащий на коленях цинь.
И лицо у него при этом сделалось несчастным.
Мы немножко поговорили про школу. Про мою награду. Про болезнь няни – сообщили уже. Не дом, а сборище доносчиков.
Кажется, у прежней меня были неплохие отношения с дядей. Но он никогда не заступался за меня перед отцом, как и не вмешивался в мое воспитание. Не удивлюсь, если Вэйшэнь боялся брата не меньше, чем я.
Дядя задумчиво тронул струну, цинь отозвался глубоким звуком. Он явно о чем-то переживал, и это вряд ли было связано со мной.
- Скажи, Линь Ли, - так ласково называл меня только он, - ты давно практиковалась на цине?
Я кивнула.
Память подтвердила: давно. Когда-то я играла на нем и играла хорошо, но потом - тут память ретушировалась черным - что-то случилось, и играть я перестала. Страх плохо сочетался с музыкой.
- Понимаешь, Линь Ли, - дядя все еще колебался, - через три дня состоится турнир игры на цине. Один мой друг поспорил, что он победит и поставил, - тут дядя замялся, но все же признал, - много. Очень много.
Кажется, Вэйшэнь рассказывал про себя. А кто-то азартен, еще и самонадеян.
- Однако мой друг повредил руку и выступить не сможет, а я… - он страдальчески прикусил губу, - отвратительный игрок.
- Нет, дядя, вы хорошо играете, - горячо возразила я, ощущая к нему симпатию.
Вэйшэнь с его понятными и простыми недостатками казался мне в разы лучше идеально-правильного отца.
- Не для победы, - понуро повесил он голову.
Тут я вынуждена была согласиться.
- Поиграй для меня, - внезапно попросил он.
Поиграть? Арфу я не брала в руки после окончания музыкальной школы, но когда делала ремонт в квартире, дизайнер предложила установить рояль возле панорамного окна. Неожиданно для себя, я согласилась. Так что последние годы моей жизни вечера были наполнены музыкой - приятный способ отогнать одиночество. Но цинь?!
- Я попробую, - решилась, ощущая в пальцах нетерпеливую дрожь.
Мы с дядей поменялись местами. Осторожно, приноравливаясь, я провела пальцами по струнам. Их было всего семь, в арфе — сорок семь. Казалось бы, мало похоже… но руки прежней меня помнили, как играть на цине.
Я прикрыла глаза, позволяя себе сыграть что-то простое, традиционное, а потом… Свое любимое. На импровизации. Бетховен «К Элизе». Мелодия удивительно легко легла на струны.
Сначала я сбивалась, пытаясь поймать ритм. Но постепенно разошлась… Играла, пропуская через себя переживания и разочарования прошлых дней, с музыкой прощая себя и других.
Когда последняя нота растаяла в воздухе, в беседке воцарилась потрясенная тишина.
Я открыла глаза и встретилась с остекленевшим взглядом дяди. Вэйшэнь моргнул, очнувшись, затем провел рукавом по щеке. Выдохнул.
- Что это? – спросил шепотом.
- Мечты о лучшей жизни, - проговорила, пожав плечами. Вспомнился птиц со своей звездой… и мое желание.
Я потерла занывшие пальцы, покрутила уставшее запястье. Ощущалось отсутствие тренировок. Вообще всех, а не только музыкальных. И если я планирую выживать в этом мире, надо возобновить разминки и тренировки. Я многое помнила из тхэквондо, бросив его уже после окончания института.
- Потрясающе, - дядя посмотрел на меня с восхищением. – Не думал, что твоя игра на цине настолько хороша.
А потом влюбленность во взгляде сменилась расчетом.
- Ты же не откажешь дяде в маленькой услуге? – вкрадчиво спросил он. Наклонился над столиком. Сложил ладони в умоляющем жесте. – Один раз. Сыграть. Свою одежду я тебе дам, маску достану. Никто ничего не узнает.
Я задумалась. Допустим, его одежда мне немного великовата — но мы почти одного роста, можно подвернуть. Да и в плечах он не слишком широк. Маска… это, конечно, удобно.
- Голос, - напомнила я.
- Достану средство, - пообещал дядя. Значит, похрипим.
С остальным… Отца дома нет. Служанка меня прикроет. Почему бы и нет?
- И сколько выигрыш? – поинтересовалась я небрежно, чем заработала недоуменный взгляд.
- Двести лян серебра.
Неплохо тут платят за музыку. Я отложила цинь в сторону, плеснула себе из чайника. Выпила залпом.
Задохнулась.
Однако! Крепковат чай у дяди…
- Сто мне, если выиграю, - просипела, ощущая, как горит обожженное алкоголем горло.
- Держи, - дядя протянул мне кувшинчик. Я вытащила тканевую пробку, мысленно перекрестила содержимое и осушила залпом. Горло обожгло, и я согнулась, закашлявшись, ощущая, как изнутри его словно инеем покрыли, царапая острыми льдинками.
- Ну как? – поинтересовался дядя, не проявив ни капли сочувствия. – Скажи что-нибудь.
Фразу «Да пошел ты…» я, стиснув зубы, проглотила. Все же титул – не просто бумажка. Это нечто невидимое за спиной, которое не дает ругаться как сапожник.
- Нормально, - прохрипела, чуть приподнимая маску и вытирая выступившие слезы. Поправила висевший за спиной цинь.
- Слишком нежно, - поморщился дядя, - постарайся говорить ниже и грубее.
Я кивнула. И дядя, повеселев, вложил руку в перевязь, окинул меня оценивающим взглядом. Благодаря поясу и завязкам, его одежда села на меня отлично - только низ штанов пришлось подшить. Грудь – было бы там что! – на всякий случай перебинтовала. Прическу дядя соорудил лично, презентовав одну из своих заколок. Маска скрыла большую часть лица. С отсутствием кадыка ничего не поделаешь – шарф вызвал бы много вопросов, и мы решили, что зрители вряд ли станут настолько в меня вглядываться.
- Правая, - прохрипела я, и дядя глянул непонимающе, нахмурился, потом стукнул себя по лбу.
- Ну конечно! – и переложил в повязку правую руку. Надеюсь, это последняя его ошибка. Спалимся же еще до начала соревнований.
Стоял теплый вечер, и в воздухе ощущалось скорое наступление лета. Город был празднично расцвечен фонарями. Везде толпился народ, раздавался смех. На улицах все еще работала ярмарка, давал представление кукольный театр. Актеры в масках изображали вечную борьбу добра и зла. Детвора бросала кольца на колышки, и на запястьях у них болтались пяти цветные нитяные браслеты – защита от злых духов, которые считались особо буйными в пятый месяц луны.
Дома сегодня подавали цзунцзы – рисовые пирамидки с разными начинками, завернутые в бамбуковые листья.
Вообще, в этот праздник простые люди стремились защитить себя от злых духов – Сунь Лан притащила пучок полыни и с многозначительным видом повесила у моей двери. Еще и следила – пройду ли я мимо или меня корежить начнет. А потом разочарованно наворчала на меня за то, что я экран, отгораживающий кровать от основной залы, переставила в сторону.
- Барышня, разве вы не знаете, что духи ходят исключительно прямо! Решит какой злой к вам ночью пристать и упрется лбом в преграду. Побьется – и уйдет восвояси!
Знала я одного духа… Так вот ему мой экран вообще не преграда. Он сквозь него с легкостью пройдет.
Благородные же в этот день почитали память поэта, бросившегося в реку ради высоких патриотических целей. И вечером, как раз перед выступлением музыкантов в таверне «Золотой лотос» состоится турнир местных поэтов. Читать будут о долге, патриотизме и трагической судьбе поэта. Надеюсь, они порядком утомят зрителей, и тем будет не до разглядывания меня.
Днем же на реке прошло состязание драконьих лодок, которое я, благополучно, пропустила, готовясь к выступлению. Дядя солидарно со мной остался дома, принеся в подарок дорогой заживляющий крем для рук. Зато восторгов от Сунь Лан я выслушала на целое ведро зависти.
Хозяин таверны «Золотой лотос» встречал гостей лично на пороге и при виде дяди расплылся в радушной улыбке.
- Господин Чэнь, неужели мои глаза меня не обманывают и вы, наконец, посетили нас после длинного и наверняка утомительного путешествия! Мои цветки уже соскучились по вашему вниманию. Только дайте знать - они навестят вас после в кабинете.
Ого! А кто-то у нас любитель женщин… Вряд ли «цветки» сегодня пустят в зал, дабы не оскорблять присутствующих благородных барышень. Так что томятся они где-то на задворках, в ожидании, когда жены уберутся прочь, чтобы проявить внимание к их мужьям - завсегдатаям, как правило.
Дядя смущенно закашлялся, покосился на меня и покраснел.
- Не сегодня, уважаемый, - проговорил он многозначительно.
- Да-да, конечно, - хозяин ловил такие вещи на лету. – Прошу, - кивнул он слуге, - вас проводят в комнаты для участников состязания.
Таверна еще наполнялась народом, гости прибывали, и зал, к моему ужасу, обещал был полным.
- Все места проданы, - с гордостью поведал нам слуга. – Сам господин Чжан выступать будет.
- Подумаешь, какой-то там Чжан, правда, племянник? - тихо – лишь для меня одной – спросил дядя.
Угу. «Я верю в тебя, Ежик».
Очень хотелось бы, но я не профессиональный музыкант. С другой… Бетховен и не такие залы рвал.
- Первыми начнут выступить поэты, - инструктировал он меня, пока мы поднимались по лестнице на второй этаж, - но это недолго будет, против прошлого победителя вряд ли кто выстоит.
Это мы, хотелось бы верить, всем сюрприз готовим.
- Прошу, - слуга раздвинул перед нами дверь, и мы шагнули в комнату, где участники готовились к выступлению.
И тут я в полной мере осознала весь ужас катастрофы. Во-первых, я здесь самой младшей была. Остальные… опытные, уверенные, с отточенным до кончиков пальцев мастерством. И с цинем они обращались, как со знакомым с детства другом. А мы с инструментом третий день, как знакомы.
- О! Вэйшэнь! Пришел-таки, - с легкой улыбкой к нам обернулся мужчина. Если бы тут ранжировку проводили, я бы его точно на первое место поставила. Аристократ в десятом поколении, причем поколении ученых и чиновников, а не просто «шампанского по утрам любитель».
- Как я мог пропустить твое выступление, Шиуэй! – с наигранной радостью воскликнул дядя, выставляя щитом «поврежденную» руку. – Ты же помнишь - я обещал с тобой сразиться.
- Конечно, помню, - рассмеялся звезда нынешнего состязания, вопросительно изучая дядину руку. – Весь в предвкушении услышать твою несравненную игру.
И дядя с готовностью поддержал его смех. Клоун. Нет, плохенький актеришка задрипанного театра.
- Я бы с удовольствием выполнил данное тебе обещание, но, увы, нелепая случайность помешала моим планам, - и дядя поднял забинтованную руку повыше, - но я привел замену, - и здоровая рука легла мне на плечо. – Знакомься: мой племянник. Чэнь Хаофэн. Играет он похуже меня, вдобавок молод еще. Так что прошу позаботься о нем и будь снисходителен.
- Нет, ты только послушай! Какая прелесть!
И мне с вдохновением продекламировали:
- Ты играл на цине — и ветер стих,
Тени деревьев замерли в дрёме.
Скользнуло эхо касаний твоих…
Как бы мне стать струною в твоей ладони?
- Струной в ладони, - томно повторил дух, обведя в воздухе невидимый силуэт. Вдохнул аромат духов, которыми был пропитан лист и закатил в экстазе глаза.
Я неприязненно покосилась на разлегшегося на моей кровати кровопийцу, усыпанного точно лепестками свитками девичий признаний. Адресованных, между прочим, мне! Я честно пыталась возражать, собираясь вечером потихоньку их сжечь в кухонной печи. Но кто меня послушал…
- А ты не отвлекайся - учись! – безапелляционно заявил мне дух, привязав силовыми нитями к стулу, чтобы не мешала. Сам же устроился с удобством на кровати, обложившись письмами. Паразит!
- Или вот это, - и дух с придыханием зачитал:
Переливами звуков ты сердце ведёшь,
Словно руку мою удержать стремишься…
Если бы струны сменить на дрожь —
Ты бы понял, как ты мне снишься?
- Ух, горячо, - и Цзинь Ло принялся обмахиваться ладонью. – Я бы такой приснился, я бы ей так приснился… - добавил он мечтательно.
Я закатила глаза. Кто о чем, а кровопийца о бабах…
- Я же просила их не читать! – проворчала, без особой надежды на то, что меня услышат. И вроде мы с цветником не дружны, но тут женская солидарность взыграла. Девушки писали, старались, вон какие красивые признания в любви сочинили… мне.
- Не отвлекайся, а то разозлишь учителя. И уж поверь мне, злить его не стоит, - с полным знанием дела посоветовал мой надзиратель, завязывая розовую ленточку с очередного послания себе на прядь, все больше становясь похожим на представителя нетрадиционной ориентации, ну или на извращенца с тайной любовью к розовому.
Стиснув зубы, я вернулась к книге. Поерзала на стуле в очередной попытке освободиться… Мне бы волшебный меч… или хотя бы ножницы, ибо рвать силовые линии руками бесполезное занятие. И не вылезти… Я уже пробовала.
Вчиталась в описание медитации. Все эти центры силы, потоки энергии из одной точки в другую, дыхание по счету, сосредоточенность, успокоение ума на бумаге выглядели набором слов. Никогда не любила йогу.
Словно в ответ на мой негатив, книга полыхнула белым, вытолкнув из недр бумаги на поверхность вазу. Солидную такую. Бронза с бирюзовой патиной. Ручки сделаны в виде морд драконов. На боках рисунок из волнистых линий, объединенных по пять. Любимое число местных, кстати. Пять нот, пять сторон цвета, пять стихий: дерево, земля, вода, огонь и металл.
Я осторожно приподняла вазу – тяжелая. Поставила перед собой на стол. Книга тут же разродилась короткой инструкцией: «Наполни сосуд водой». И все. Никаких условий. Так-то подстава чуялась, но проверить самую простую версию надо было.
- Эй, ты! Развяжи меня, - потребовала я у духа. – Обещаю письма не отбирать. Можешь хоть насовсем забрать.
Главное, чтобы ответы писать не начал…
- Что? – оскорбленно вскинулся тот, ткнув в меня когтем. – Ты кого «Эй, ты» назвала, плевок вселенной?
Ой все!
У кровопийцы было два пунктика: алкоголь и изящество. Причем последнее применялось ко всему: одежде, прическе, словам. Махровый эстет. Но к слабостям ближних нужно относиться с понимаем, особенно если они на твоей стороне.
- Прости, братец Ло, - покаялась.
Дух оскорбленно поджал губы, но соизволил-таки махнуть рукой в мою сторону, в мгновенье разорвал силовые линии. Мне бы такой уровень мастерства…
Я встала, взяла один из двух кувшинов с водой. После того, как книга нашла у меня склонность к водной стихии, я держала у себя запас воды, посчитав, что это может помочь. Подобное к подобному, как говорится.
Плеснула щедро из кувшина в вазу и щедро получила плевком воду обратно.
Твою же…
Вытерла рукавом мокрое лицо. Обернулась на хохочущего Цзинь Ло. Дух ржал яко жеребец, хлопая себя по коленям и вытирая бегущие из глаз слезы.
- Ты! – захлебывался он от смеха. – Решила! Воды! Налить! Ой, не могу!
Повалился на спину, дрыгая в воздухе ногами.
Да уж… Смешно ему. Хотела бы я посмотреть на то, как он учился у наставника Гу.
Достала из шкафа полотенце, промокнула одежду. Намотала полотенце на волосы и села обратно за стол – покорять вредную вазу.
- Ты платье менять не будешь? – осторожно поинтересовался дух.
Я мотнула головой. Пусть оскорбляется моим внешним видом – плевать.
Цзинь Ло продержался минут пять. Подошел, потыкал когтем в полотенце, одобрил:
- Оригинально смотрится.
Мазнул ладонью по плечам, и платье высохло в момент.
- Вода здесь нужна другая, - озвучил то, что я и так уже поняла.
Я закрыла глаза, сосредотачиваясь на линиях силы. Погружение в себя давалось с каждым разом все легче. Мир исчезал. Только ровный ритм сердца, мое дыхание и бесконечное пространство внутри.
Я положила ладони на край вазы. Надо ощутить пальцами прохладу воды. Легче сказать, чем сделать. Но я старалась. Не упуская контроль над дыханием, сосредоточилась на руках. Тепло на уровне живота. Прохлада на кончиках пальцев. Мозг скрипел от непривычных нагрузок.
И все же мне удалось поймать это ощущение. Клянусь, я кожей почувствовала воду. Радостная распахнула глаза и разочарованно уставилась в пустую вазу.
- Ты меня уморить решила? – хрюкая, схватился за живот, Цзинь Ло. – С твоим уровнем невозможно перемещать объекты, - пояснил он, успокоившись, - даже стихийные.
Да? А так хотелось…
Книга между тем сочла задание выполненным и обновила страницу.
«Завтра поймай дракона».
- Что? – охнула я, мысленно представляя себя ковбоем с лассо в руке и улепетывающего от меня дракончика. Здравый смысл добавил роста дракончику раз эдак в десять, и улепетывать пришлось уже мне.
- Он решил меня скормить дракону, - убито произнесла я, разворачивая книгу к духу.
Не считая отпущенного мне полугода свободы, я была счастлива.
Почти. Ибо кое-кто поддержал жениха и теперь не уставал сыпать намеками о голубке, которая вот-вот покинет гнездо.
Дядя, проспавшись и протрезвев, сразу все про нас понял. Да и как было не понять, когда на следующее утро к нам в усадьбу прислали шкатулку с заколкой? Подарок был обозначен, как благодарность за ужин и шел в комплекте с набором письменных принадлежностей для дяди, но хитрый Шиуэй выбрал красный цвет шкатулки. Куда уж яснее.
По усадьбе поползли стойкие брачные слухи… Мой статус взлетел, ибо семья Чжан – плюс сто к богатству и знатности. Мне откровенно завидовали. Со мной заискивали, ведь я кого-то могла забрать с собой в столицу…. Сун Лань ходила с видом императрицы. Покрикивала на кухне, требуя лучшей еды для молодой госпожи, словно я уже беременной была.
Еще только планируемое замужество убедило слуг, что к госпоже вернулась удача. Сун Лань по большому секрету рассказала всем о сне и нашем визите на речку, поведав что дракон «лично, сама, собственными глазами видела, словно собачонка к ней ластился». А после сразу жених объявился. Приманенный драконом, ага. Еще и молодой, красивый, богатый, из хорошей семьи. Чудо из чудес. «К такой-то госпоже… Ни рожи, ни кожи».
Так что народ Сун Лань поверил сразу и теперь все дружно ждали дождя, чтобы приманить дракона вместе с удачей. Самые нетерпеливые и в ясную погоду к реке ходили. Я всерьез опасалась того, что дракон меня притопит за подобную популярность, и на мосту ускоряла шаг, не глядя на воду.
Дядя нашему разоблачению ничуть не расстроился, заявив, что давно пора. Замуж. И вообще, он детей любит. Я не стала говорить, что кому-то еще давнее пора жениться и собственных детей заводить, а не выезжать за мой счет.
В остальном все было прекрасно.
Наставники меня неизменно хвалили, намекая, что еще немного – и я смогу претендовать на место лучшей ученицы. Я не торопилась к вершине славы, ибо успехи по танцам и вышиванию меня совершенно не интересовали. Гораздо важнее были их заверения, что я приближаюсь к следующему уровню и смогу достичь ци.
В школе же приходилось отбиваться от любви цветника, которая проявлялась, пожалуй, еще ярче недавней ненависти.
Приторность мешалась с заискиванием.
Интерес - с выгодой.
Зависть - с восторгом.
«Сестрица Линь Юэ, не хочешь печений?»
«Линь Юэ, возьми мою кисть, твоя слишком толстая».
И никого больше не удивляли мои успехи в учебе. Подзабылись и приступы с опустошением дара.
«Неудивительно, что у столь талантливого брата такая талантливая сестра».
Послания от духа я честно передала, и три счастливицы ходили с видом награжденных императором. Я искренне надеялась, что кровопийца их за красоту слога избрал, а не за непристойные намеки.
Остальные не теряли надежды получить ответ. Несмотря на мои заверения о занятости кузена и его долгом путешествии, попытки добиться моего расположения не прекращались – ведь цветник свято верил, что это приблизит их к Хаофэну.
Хуже всего были допросы. Любой разговор неизменно сворачивал на объект воздыхания. Фанаты жаждали подробностей жизни звезды: что он любит поесть, что носит, чем дышит. Приходилось быть крайне осторожной, ибо цветник фиксировал все, а быть пойманной на лжи… В итоге я завела тетрадь, где прописала образ выдуманного героя и хорошенько его заучила.
В разговорах я была скупа и осторожна, списывая все на скрытность и скромность брата. Цветник понимающе вздыхал и образ Хаофэн уверенно обрастал ореолом таинственности.
Мои недомолвки додумывались.
Моя недосказанность досказывалась.
И скоро цветник знал о моем выдуманном брате больше меня собой.
Я усердно занималась. Подружилась с каллиграфией. Выучила пару высокопарных и жутко моральных текстов, от которых духа корежило так, что он предпочитал не посещать меня во время их чтения.
Дядя щедро расширил зону моей свободы, разрешая после школы навещать няню хоть каждый день, гулять с подружками по лавкам и «наслаждаться свободой, пока красное покрывало не покроет твою голову».
Ходить по лавкам мне было некогда, вместо меня ходила Сун Лань. Пару раз она честно прождала меня около домика няни, но ожидание быстро ей наскучило и, доведя меня до ворот, она уходила бродить по торговой улице.
С мастером Гу я занималась три-четыре раза в неделю, остальные дни меня гнобила книга, неизменно придираясь к моим недолгим, по ее мнению, медитациям. Но ее высказывания были ничто по сравнению со зверствами мастера Гу.
- Сосредоточься, глупая курица!
Прут со свистом рассек воздух, ударив о столик в опасной близости от моей ладони. Тут главное – не дернуться. Если проявить выдержку, мастер сочтет старания достаточными и не назначит дополнительных отработок.
Мы все еще бились с водой, и мне лишь раз удалось прорвать полотно реальности, вылив на мастера целое ведро - и то потому, что я была чертовски зла. Что-то такое сорвалось внутри от усталости, но сколько я потом ни билась – повторить успех не смогла.
- В тебе мысли скачут блохами, - кривился мастер. – Ты мысль в центре удержать не можешь, напитать. Отсюда и твое бессилие. Сила вроде есть, а достать не можешь. Концентрируйся!
И я стояла в позе цапли на одной ноге, поджав вторую и удерживая пиалы с водой в руках и на голове. Сказать, что было трудно – не сказать ничего, но меня подстегивала картинка: «Цветник узнает об обмане и устраивает мне темную». Так что я работала до седьмого пота. До трясущихся ног. Я палочки потом держать не могла, и Сун Лань, причитая, кормила меня сама, порываясь пойти в школу и разобраться со зверями-наставниками, мучающими ее барышню. Между прочим, почти жену второго сына министра торговли.
Поддерживало меня и чувство близости прорыва. Будто топчусь у ручья – вот-вот смогу перейти на ту сторону.
- Кровь у тебя вкуснее стала, чище, - подтверждал мои надежды кровопийца, облизываясь.