Лялька. По волчьим законам

Глава 1

— Нет, не подходите, а-а-а!

— Заткнись, сука!

Их двое, огромные бугаи идут прямо на меня, и я не успеваю схватиться за ручку двери, чтобы убежать от них. На талию ложатся чьи-то цепкие лапы, сжимают до хруста, а после с легкостью отрывают от земли.

Из горла вырывается истошный крик, оцепенение сковывает тело, кровь стынет в жилах, покрываясь острыми шипами льда.

— Помогите, помог….!

Увесистая мужская пощечина мгновенно меня затыкает. Перед глазами все темнеет, к горлу подступает тошнота. Ноги становятся ватными, во рту чувствую привкус металла от явно разбитой губы. Последнее, что вижу, — отвратительный серый мешок, который один из амбалов надевает мне на голову, туго затягивая на шее.

— В машину грузи. Едем.

Проваливаюсь в черноту. Густую, противную, тягучую. Кажется, я все же потеряла сознание от того удара, но длится это недолго. Я прихожу в себя от сильных покачиваний, однако подняться не могу.

Мои руки. Кажется, они связаны за спиной, так же как и ноги. Чем-то жестким, колючим, царапающим кожу, отчего сразу чувствую жжение. Половина лица словно онемела, жадно хватаю воздух носом, в этом мешке практически нечем дышать.

— М-м-м-м!

Не могу проронить ни слова. Из груди вырывается какое-то мычание. Мой рот заклеен, похоже на скотч. Пытаюсь думать логически, хоть это сейчас чертовски трудно. Куда они везут меня, кто они такие, за что…

Первая мысль — ограбление, но нет. Эти амбалы не похожи на простых грабителей, да и с меня нечего взять. Сумку бы забрали и убежали, но она рядом лежит, я чувствую ее ладонью.

Жадно хватаю воздух, подавляя тошноту. В этом мешке ничего не видно, поэтому все, что могу, — прислушаться к себе. На мне есть одежда, и это хорошо. Простая шерстяная юбка до колен, кофточка и легкая куртка. Ничего необычного, все как у всех. Одна нога босая. Кажется, с меня слетела обувь, когда один из этих бандитов заталкивал меня в машину.

Сглатываю. На шее чувствую свою подвеску с маленьким золотым крестиком. Они могли бы ее забрать, но если грабить меня они не собираются, тогда что… Что им нужно от меня?

Лихорадочно прокручиваю последние недели, дни, часы… это не случайность, эти амбалы уже меня ждали.

— Шах идет?

— Да.

Они почти не говорят, я успеваю услышать лишь несколько слов, которыми эти бандиты перекидываются между собой. Их голоса грубые, жесткие, а у меня слезы наворачиваются от ужаса и сердце неистово прыгает в груди. Кто такой этот Шах, что им нужно от меня… Что?

Я могла бы орать в голос, реветь и брыкаться, однако решаю не выдавать того, что я давно пришла в себя. Пусть думают, что я еще в отключке, и, возможно... возможно, я смогу спастись, найти помощь, сбежать от них.

Милиция – приходит в голову первая мысль, но тут же ее отметаю. Мне она уж точно ничем не поможет.

Машина едет где-то полчаса, все это время меня бросает по багажнику, и я чувствую телом каждую кочку, но хуже другое. Мешок на голове. Он почти не пропускает воздуха, шнур на шее очень туго затянут, и вскоре я понимаю, что снова отключаюсь, падая в бездну жуткой неизвестности.

— А-а-а!

Прихожу в себя резко от дикого холода. Все тело пробирает судорога, а с кончиков волос стекают капли, словно меня только что окатили ледяной водой из ведра.

Открываю глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. Они сняли с меня мешок, но от удара мне сложно сразу понять, где я нахожусь. Большая комната, здесь темно и зябко, сыро, желтый свет рассеивается с потолка. Потрескавшиеся стены с облезлой штукатуркой, серый бетонный пол. Я лежу прямо на нем и уже чувствую, как кости начинают скрипеть от этого дикого холода.

Кончиком языка пытаюсь коснуться явно разбитой губы, но сделать это не получается, мой рот все еще заклеен.

Дышать тяжело, но плакать я не могу. В теле жуткая слабость, и сильно кружится голова. Кажется, меня сильно ударили, малейшее напряжение в лице отзывается болью.

Вздрагиваю, когда кто-то подходит ко мне, рывком сдирает скотч, разрезает веревку на руках. Я тут же хочу подняться, но ладони сильно онемели, поэтому вместо того, чтобы хоть как-то встать, снова падаю на пол, в лужу ледяной воды.

— Глянь, как карабкается. Живучая тварь.

— Епта, лягушка! Ползи, блядь!

Ржут. Громко, едко, пренебрежительно, словно не человек перед ними, не женщина, а просто кусок мяса. Становится жутко. Это никакая не шутка, не дурацкий розыгрыш. Боже, куда я попала?

— Кто вы… что вам нужно от меня?

Поднимаю голову и вижу их лица. Бандитские, дикие, жестокие. Один русый, молодой, второй шатен, явно старше. Высокие, крепкие, здоровые мужики. Оба хорошо одеты, изысканно даже, совсем не похоже на дворовых ворюг, но хуже другое: они совсем не скрывают лиц, а это значит, не боятся, что я их запомню. Кажется, это плохо, это очень плохо.

Пересиливая себя, все же поднимаюсь, опираясь руками о пол. Сажусь на колени. Мокрая вся, дрожь пробирает тело. Мои длинные волосы сосульками свисают по обе стороны от лица, на запястьях замечаю красные следы от веревки. Кровь выступила. Жжет.

Машинально ищу глазами дверь, окно, выход, которого здесь нет. Только вентиляционная шахта, какие-то трубы… боже, это же подвал.

Вздрагиваю, когда тяжелая металлическая дверь распахивается, а в ней тень стоит. Огромная, мертвенно спокойная, черная. Это он. Шах.

Почему-то опускаю взгляд в пол и первыми вижу начищенные до блеска черные кожаные ботинки. Скольжу дальше по сильным мускулистым ногам, облепленным брюками, распахнутой кожаной куртке, черной рубашке, широким плечам, смуглой шее. И только мельком захватываю лицо. Он взрослый, намного старше меня. Знойный брюнет, цепкий взгляд, четко очерченные губы, нос с небольшой горбинкой, явно когда-то перебитый. Он похож… похож на змея.

Мужчина идет ко мне молча, ступает по бетонному полу тяжелым шагом. Ближе и ближе, заставляя меня машинально отползти назад, сжаться всю, начать дышать быстрее и подсознательно понимать, что он здесь главный.

Глава 2

— Откуда вы…

Договорить не успеваю, потому что в тот же миг Змей поднимается, хватает меня за шкирку и тянет к себе. Близко, слишком близко для того, чтобы мое дыхание сбилось и я снова уловила его терпкий мускусный запах.

— Пустите, нет!

Пытаюсь отбиться, но это все равно что сдвинуть каменную стену с места. Ох... Шах очень высокий, как будто тренированный, и мои попытки оттолкнуть его напоминают схватку хилого котенка со львом.

— Слушай меня внимательно, лялька. — Шах держит меня практически на весу за куртку, я едва достаю носочками до пола. Быстро реагирую на его голос. Хорошо поставленный, басистый, жуткий. — Я буду задавать вопросы. Ты будешь отвечать. Правдиво, и, может быть, ты сдохнешь быстро.

Лялька. Меня так никто не называл, и из уст этого бандита данное прозвище навевает смерть, агонию, пытку.

— Вы… вы перепутали меня с кем-то! Вы что делаете? Пустите! – рявкаю, и Шах усмехается, показывая белые ровные зубы, островатые клыки, как у зверя дикого. У него короткая щетина, смуглая кожа, большой рот с чувственными губами, черные глаза и короткие густые волосы. Внешность необычная для наших краев, и почему-то я не могу отвести от него взгляд. Я еще никогда не видела такого опасно красивого мужчину, который напоминает мне ядовитого черного змея.

Внезапно хватка на моей куртке ослабляется, я опускаюсь на ноги, которые с трудом меня сейчас держат. Шаг подходит вплотную, наклоняется к моему уху. Близко, заставляя задержать дыхание, чтобы не вдохнуть его опасный запах.

— Еще раз откроешь рот без спросу, я тебе выбью зубы. Поняла?

Грубо, жестко, на грани лезвия. Его хриплое дыхание и бархатный голос провоцируют у меня мурашки.

— Я не слышу. Ты поняла меня, ляля?

Быстро киваю, стараясь быть спокойной, я еще не понимаю… пока не понимаю. Змей пристально смотрит на меня, а после поддевает мой подбородок пальцем, заставляя высоко задрать голову, чтобы увидеть его черные глаза.

— Смотри на меня. Как давно ты работаешь?

Его прикосновение жалит, я вся сжимаюсь, ловя какие-то опасные разряды тока. Шах не делает мне больно, но я не знаю, чего от него ожидать.

— Я еще не работаю.

Он усмехается, но улыбка его похожа на какой-то оскал. Злой, свирепый, дикий. В следующий миг этот зверь с легкостью хватает меня за переднюю часть куртки, подтягивая к себе. Близко, запредельно близко.

— Кто. Твой. Заказчик? Назови имя. Лучше сама признайся, тварь.

— Я не знаю… Не знаю! Я учусь еще… Вы ошиблись, я ничего не знаю, ничего!

Змей как-то резко отпускает меня. Я не удерживаюсь на ногах, падаю на пол, больно ударяясь о бетон. В меня тут же летит конверт, набитый фотографиями. При падении часть из них выпадает, и я вижу себя.

В своей куртке. Это было две недели назад. Я передаю папку в руки какому-то незнакомому мне мужчине... Папку документов. Тех самых документов, но в конверте замечаю еще чьи-то фото. Кровавые, страшные кадры. Я с трудом различаю на них девушку. Очень молодую, безумно красивую, с черными длинными волосами. Она голая, изрезанная так, что на ней нет живого места, а еще она не живая… я понимаю это по нескольким снимкам, где ее губы синего цвета. Это же… это фото трупа.

— Боже…

К горлу подкатывает едкая тошнота, заставляя быстро приложить ладонь ко рту. Это какой-то кошмар, не может быть, не может. Я не могу быть с этим связана. Никак.

— Не знаешь ничего, да? – чеканит Шах, после чего наступает на эти фотографии и почему-то идет в другой конец подвала. Я же, пользуясь случаем, подрываюсь на ноги и несусь к двери. Резко, быстро, из последних сил. Глупая. Их тут трое, я одна. Никто мне не поможет, никто.

— Помогите, помогите!!! А-а-а!

Я не успеваю даже добежать до двери. Один из амбалов настигает меня в два счета, хватает за шкирку и тащит куда-то в другой угол. К Шаху, который даже не сдвинулся с места.

— Нет, нет, пустите, хватит! Боже, не надо-о-о!

Наверное, я в жизни так не кричала, до порванных связок, до хрипа в горле, однако длится это всего несколько секунд, прежде чем Змей хватает меня за горло, наклоняя над какой-то высокой бочкой. С водой.

— Я спрашиваю еще раз. Кому ты сливала девок, кто тебя крышует, говори, сука!

Его глаза как черные алмазы. Большие, темные, свирепые. Яркий янтарь бликует в черной смоле, в них хочется утонуть. Меня трясет, в голове словно все сбилось в тугой комок, страшно так, что начинает мутить. Я не могу сказать ему ничего. Не имею права.

— Я не зна…

Договорить не успеваю, потому что в следующий миг Шах надавливает рукой мне на шею и окунает меня в бочку с головой. Глубоко, погружая в ледяную воду до самой груди.

Я не успеваю глотнуть воздуха и с ужасом понимаю, что выбраться из этой воды я не могу! Он держит меня, сцепив кулак на моих волосах. Это длится несколько долгих секунд, заставляя трещать мои легкие, задыхаться без капли воздуха и барахтаться в этой воде, как слепого котенка, которого топят.

— А-а-а!

Я чувствую, как он резко достает меня из бочки. От шока я только и могу, что распахнуть рот и ошалело глотнуть воздух, закашляться. По телу бежит вода. По шее, рукам, груди, попадает за пазуху.

— Кому ты слила Карину? Говори, русалка, не то плавать будешь долго.

От ужаса и холода начинают стучать зубы. Кажется, он здесь меня убьет.

***

— Я не знаю… не знаю, кто это! Не знаю! Пожалуйста, отпустите…

Шах смотрит всего секунду, Боже, он мне не верит.

Вскрикиваю слабо, когда он хватает меня и снова погружает в воду. На этот раз еще глубже, намного дольше, и я все жду, когда этот зверь отпустит меня, но он не отпускает. Ни через три секунды, ни через двадцать. Паника накрывает с головой, заставляя с силой вцепиться пальцами в бочку, и я царапаю ее до крови, ломая ногти.

Воздух быстро заканчивается, и я не удерживаюсь, делаю вдох, но вместо него в легкие попадает только вода. Ледяная. Как тогда на озере… Страх мигом парализует тело, заставляя начать задыхаться и тонуть. Я всегда боялась открытой воды. Даже так, в емкости. Она вызывала у меня животный ужас и панику. И вот теперь эта паника просто сжирает меня живьем, заставляя буквально топиться в этой высокой бочке.

Глава 3

Я сижу на коленях, когда это чудовище уходит. Змей, и глаза у него змеиные. Черные, агрессивные, с яркими янтарными вкраплениями. В этот момент жалею, что до сих пор не потеряла сознание. По какой-то причине меня все никак не отключало, хоть и сил было критически мало. Тело словно струна напряглось в его присутствии и не отпускало, пока Шах не вышел за дверь.

Шах… они его так называют, но имени его настоящего я так и не услышала. Ведь имя у этого монстра должно быть человеческое, хотя я сильно в этом сомневаюсь.

— Вставай, шевелись, блядь!

Они оба ему подчиняются. Эти головорезы на две головы выше меня. Ярдан и второй, имени которого я пока не знаю. Они бросили мне разорванную куртку и, подхватив под руки, потащили куда-то наверх. Я упиралась, цеплялась за кирпичную стену пальцами, больно ударяясь коленями об острые ступени, но, конечно, противостоять им не могла.
Бандиты вытащили меня из этого глубокого сырого подвала. Дрожащую, мокрую, вне себя от ужаса и шока.

Я оказываюсь в большом длинном коридоре, по которому меня ведут под руки, будто преступницу. Через минуту мы попадаем в закрытый зал, а затем еще в один. От сковавшего тело ужаса я почти не смотрю по сторонам. Замечаю только через одно из окон, что уже давно ночь, и это точно самый страшный сентябрь в моей жизни.

Я ступаю босая по красному мягкому ковру, стараясь хоть как-то собрать мысли в кучу. Что делать, мамочка, что мне теперь делать… Все поломалось, рассыпалось как карточный домик, и карты эти полетели мне в прямо в горло, вспарывая его до крови. Знала ли я, что пострадает девушка? Не знала. Был ли у меня выход? Да. Петля на шею. Хотела ли я этого? Нет. Только не так.

— Быстрее! Ярдан, бери девку, и пошли. Я уже заебался ее тянуть.

— Сюда иди, заюнь.

Кажется, тащить меня им надоело, и, подойдя ко мне, шатен подхватывает меня за талию, перекидывает через широкое плечо и быстро идет вперед.
Я не знаю, куда мы попадаем, но сразу же улавливаю едкий сигаретный дым и откуда-то доносящуюся музыку. Похоже, мы зашли с черного входа, судя по каким-то ящикам, поставленным у стены.
Ярдан держит меня очень крепко, и я даже не шевелюсь. Он поднимается со мной на второй этаж. Здесь оказывается намного спокойнее, даже музыки не слышно. Открывается дверь, мы попадаем в небольшую комнату, после чего он просто сваливает меня на пол. Я падаю точно мешок картошки, больно приземлившись на колени.

— Выпустите меня! Я ничего не знаю!

Еще одна попытка. Я просто передала документы, и все! Там не могло быть ничего такого… или могло? Я не знаю, но и рисковать не могу. Если расскажу все, будет хуже, а куда уже хуже, я и сама не знаю.

— Шаху скажи, хотя можешь и дальше молчать. Трахать тебя будет веселее. Я люблю, когда телка сверху. Надеюсь, ты хорошая наездница.

Ярдан подмигивает мне и грязно облизывается, пялясь на мою грудь, и я невольно прикрываю ее сильнее курткой. Он смотрит на меня как на кусок мяса, их игрушку, шлюху общего пользования… Боже.

Дверь захлопывается, и, оставшись одна, я прикладываю ладонь ко рту, пытаясь успокоиться. Эта комната не очень большая, просто обставлена. По центру стоит огромная застеленная кровать, тумбочка, большой шкаф. Здесь точно никто не живет, но, может… ночует.

На стеллаже у стены замечаю какие-то бутылки, шампанское, явно недешевое виски. Я знаю, как выглядит дорогой алкоголь, хоть ни разу и не пробовала ничего такого. Подхожу к ним. Не знаю зачем, но беру бутылку коньяка, прячу под кровать. Да, оружие так себе, но я больше не нахожу ничего, чем могла бы защитить себя от этих зверей.

В голове всплывают те страшные фотографии. Жуткие кровавые снимки изувеченной молодой девушки. Карина. Шах так ее называл, рычал, точнее, мне в лицо.

Пытаюсь вспомнить все до деталей. Я просто передала папку. Я не смотрела, что там, я не должна была… Я не могла отказать, а теперь этот страшный мужчина думает, что я как-то причастна к смерти той юной девушки…

Машинально прикладываю руки к груди, шее, касаясь нежной кожи там, где Змей меня трогал. В тех местах кожа до сих пор горит, пульсирует даже. Порез на ключице щиплет, выступило еще несколько капель крови, и точно останется след. У меня плохая кожа. Чуть повреди – уже будет шрам. Запястья тоже уже покраснели. Не от веревки вовсе, а от его рук. Невероятно сильных, обжигающих меня, как пламя.

Шах смотрел на меня своими черными глазами так, словно ненавидел каждую мою клетку, будто был готов убить на месте, но выбрал для меня судьбу похуже смерти. Стать общей, общей игрушкой. Господи…

Не знаю, сколько проходит времени. Неизвестность парализует мозг. Пытаюсь собраться и мыслить логически. В этой комнате крошечное окно. Не выбраться. Дверь заперли снаружи на ключ. Звать на помощь смысла нет. Они все заодно… Сумка! Моя сумочка. Где же она?

Быстро оглядываюсь по сторонам. Там есть телефон – простой, кнопочный, но все равно. Я могла бы… могла. Есть! Эти сволочи забыли ее забрать. Бросили рядом вместе с курткой. Это мой шанс, наверное, единственный.

Хватаю сумку, достаю телефон, но, как только набираю милицию, сразу сбиваю вызов. Нельзя. Нельзя же… Господи. Будет хуже, а куда уж хуже, и я сама не знаю. Быстро отключаю телефон и прячу в сумку. Ее заталкиваю глубоко под кровать.

Стягиваю покрывало, обматываюсь им до подбородка. Опускаюсь на пол, стараясь успокоить бешеное сердце.

Этот мужчина с черными глазами сделал меня куклой в своем логове. Пешкой в чужой для меня игре, из которой, похоже, мне не выбраться живой, но хуже другое. Он сказал, что будет первым! Первым среди всех, и он придет за мной… очень скоро.

За дверью раздается шорох, я вскакиваю на ноги, стараясь унять прыгающее сердце в груди.

Глава 4

— Просыпайся, эй, ты живая?

Кто-то тормошит меня за плечо, и я резко распахиваю глаза. Предо мной стоит молодая женщина с четко подведенными зелеными глазами. Уже утро, из крошечного окна доносится свет. Я даже не заметила, как отключилась ночью.

— Кто вы?

— Влада. Вставай, чего уж разлеглась. Идем.

— Куда?

— Готовиться, хотя… ну-ка, покажись.

Она наклоняется и берет мое лицо, поворачивает в сторону, недовольно качая головой.

— Сегодня убирать будешь. И никому на глаза не попадайся.

Хватаю ее за руку. С силой сжимаю.

— Отпустите, умоляю! Дайте мне уйти! Меня сюда насильно привели!

— Не трогай меня! — Влада скидывает с меня руки, будто они облиты ядом. — Как Шах сказал, так и будет! Я бы сама тебя за Каринку… четвертовала, сука ты такая. Иди!

В этот момент я понимаю, что никто мне здесь не поможет, я для них враг. Я та, которая сделала нечто ужасное с молодой девушкой. Единственное, чего я не знаю, — кто такая эта Карина и кем она приходится Змею.

Влада приносит мне явно ношенную одежду и форму, мои старые разорванные тряпки забирает. Я успеваю лишь быстро принять душ, пока она меня ждет у входа, как надзирательница. Даже не заметила сразу, что здесь есть ванная, ночью меня просто отключило, но даже теперь, переодевшись, я едва стою на ногах. У меня сильно кружится голова и то и дело все плывет перед глазами.

Мы вместе проходим по большому коридору, спускаемся по крутой лестнице в зал. Я с силой держусь за поручни, сходя по ступенькам, чтобы не упасть. На первом этаже оказывается настоящий клуб, огромный… со сценой, баром и столиками. Все идеально чистое, кресла обшиты черным бархатом, в стороне бара красиво выставлен алкоголь, блестят начищенные бокалы. Я не бывала в таких заведениях раньше, но видела по телевизору похожие.

— Чей это клуб?

— Шаха. Это одно из его заведений. Официальных, по крайней мере.

Поджимаю губы, понимая, что невольно перешла дорогу очень богатому человеку, который вчера едва не утопил меня… в самой обычной бочке с водой.

— А эта девушка, Карина… кем она ему приходится?

— Ты, девочка, говори, да не заговаривайся. Дурочку не строй из себя. Ярдан проболтался, что тебя взяли, я даже удивилась сегодня, что ты все еще живая. Думала, Шах за родную сестру тебя сразу четвертует.

Сестра… та бедная девушка с фото – его родная сестра! Дела становятся хуже, чем я ожидала. Намного хуже.

Пытаюсь еще эту Владу разговорить, но она лишь отмахивается, тогда как у меня настолько мало информации, что я даже не знаю, за какую ниточку ухватиться, чтобы выйти отсюда. Живой.

Времени на слезы мне не дают, Влада быстро вручает мне ведро с тряпкой, перчатки, моющее средство и отправляет убирать зал. На входе замечаю охрану, которая сразу дает понять, что никто меня не выпустит отсюда, а я слишком слабая против любого из них, чтобы пытаться прорваться самостоятельно.

Опасливо оглядываюсь по сторонам. Те головорезы вчерашние тоже могут быть здесь, а встречать их мне уж точно не хочется. Только зайдя в туалет поменять воду, я мельком бросаю взгляд на себя. Перепуганная, бледная, с огромным синяком на всю щеку. Он уже посинел и жутко болит. У меня плохая кожа с детства. Очень тонкая, чувствительная, полупрозрачная. Только тронь – след остается, а тут такой удар… похоже, неделю сходить будет.

Касаюсь пальцами крестика на шее. Сжимаю в руке. Боже, помоги! Спаси, убереги от зла, сделай так, чтобы этот мужчина Шах не навредил мне, а я… я справлюсь. Я все вынесу, я должна, у меня просто нет иных вариантов!

Весь день Влада не спускает с меня глаз. Следит за каждым шагом – и, уверена, неспроста. Ей сказали так делать, она тоже против меня, как и все тут.

Днем посетителей немного, однако под вечер начинают сходиться гости, хотя как гости… здоровенные мужики, явно под завязку набитые деньгами, в сопровождении своих дам. Я же места себе найти не могу. Я не была раньше в таких заведениях, поэтому увидеть полуобнаженных девушек на сцене для меня как-то дико, неправильно, грешно, но хуже другое, ведь я вижу ЕГО.

Шах. Он приходит поздно вечером, за руку здоровается с тем вторым… Ярданом, который меня бросил в ту комнатку. Они выглядят как дикие волки, плечистые, крепкие мужики. Змей чуть выше, здоровый, черноволосый, Ярдан зеленоглазый шатен.

Увидев их на входе, я резко хватаю свое ведро и разворачиваюсь, однако цепкий взгляд Змея находит меня даже на другом конце зала.

Он поднимает руку и пальцем дает мне знак подойти. Я же не двигаюсь с места. Не могу, ноги словно вросли в пол. Как застыла вся, пошевелиться не способна. По спине лишь чувствую мороз, когда, не дождавшись моей реакции, Шах сам идет прямо на меня.

***

Шах настигает меня быстро, я не успеваю сделать ни шагу. От неожиданности словно врастаю в этот пол, один только запах его парализует каждую мою клетку.

— Ты должна подходить, когда я тебя зову.

— Я вам ничего не должна! Я не ваша собака, чтобы приходить по первому зову!

Змей усмехается, после чего резко хватает меня за руку, заворачивает ее мне за спину, и наклоняет к бару, вдавливая в него животом. Больно, унизительно, сильно. Он склоняет меня перед собой, показывая мое место… Вокруг люди, орет музыка, но, кажется, никому нет до нас никакого дела. Шах здесь хозяин, он может делать со мной все, что захочет. Мне никто не поможет, никто.

Тело пробирает разряд оголенного тока от его прикосновения, кожа жжет огнем от ощущения его ладони на руке. Этот страшный мужчина высокий и такой сильный, а я… пытаюсь просто дышать.

Нужно абстрагироваться, подумать о чем-то ином, представить себя в безопасном месте, как обычно, но с ним я не могу… ничего не получается! Змей поймал меня, как птичку, и, похоже, скоро разорвет меня на куски.

— Отпустите! Я человек, я девушка! Так нельзя со мной!

Вздрагиваю, когда Шах наклоняется, убирает волосы от моего уха, все еще продолжая крепко удерживать за руку и стоять за моей спиной. Я слышу его бархатный низкий голос и чувствую, как столешница до боли врезается в живот:

Глава 5

Парни нашли ее быстро. Эта сука даже не пряталась, спокойно себе разгуливала, пока моя сестра уже гнила в земле. Три дня назад были похороны. Я закапывал Карину, бросая холодную землю на закрытый гроб, потому что ее тело было настолько изувечено, что всех стоящих рядом бы просто вывернуло наизнанку.

Перерезанная глотка, вспороты живот, грудь, бедра, следы изнасилования, жестокого, изрезанное лицо. Многократно, кое-где содрана кожа лоскутами.

На похоронах были только свои. Я же даже не дышал. Я думал, что сдурею там, на месте. Увидеть ее такой. Свою последнюю нить к семье, свое сокровище, которое оберегал от всех, как драгоценность. Карина пропала внезапно, все связи оборвались. Ее нашли случайные проезжие в траве на обочине у трассы. Она уже была мертва, ее тело превратили в чертов кусок мяса.

Мы начали копать, рыли землю, отсеивали даже воздух и вышли на нее. Почти сразу.

На эту тварь, которая переправляла девок за границу, собирала данные, находила жертв. Она наводчица, передавала контакты, вот только тот, кому она слила Карину, тоже уже гнил в земле. Мы не успели даже слова из него вытащить, так как нашли его уже с перерезанной глоткой в машине. В конверте оказались фото и контакты Карины.

За последний месяц в городе пропало пять девок, одной из которых стала моя сестра. Я хорошо знал Карину. Сестра бы лучше сдохла, чем стала продажной тварью, она так и поступила. Я уверен, что она сопротивлялась до последнего, за что ее просто порезали на куски.

Моя младшая сестра, которой едва исполнилось двадцать, теперь кормила червей под двумя метрами земли, тогда как сука, сдавшая ее, продолжала преспокойно себе жить и дальше… дальше находить жертв!

Екатерина Волошина. Девятнадцать лет. Ярдан и Соболь притащили ко мне эту тварь ночью. Вживую она оказалась совсем не такой, какой я ожидал ее увидеть, потому что она была похожа на какое-то неземное существо.

Фарфоровая идеальная кожа, огромные морские голубые глаза, курносый маленький нос с веснушками, розовые полные губы и особенно ее волосы: золотистые, длинные, непослушные, они создавали ощущение, что я смотрю, блядь, на живую ляльку.
Если бы не фото с камеры наблюдения, я бы в жизни не поверил, что эта кукла занимается переправкой девок, но тварь работала с этим, и, похоже, не в первый раз.

Я смотрел на нее и хотел задушить, впиться руками в ее белоснежную шею, а после сделать то же, что она помогла сотворить с Кариной, но сначала мне были нужны имена. Эта белокурая сука сама бы точно не справилась, и мне нужно было найти заказчика. Того, кто посмел пойти против меня.
Я ожидал, что девка расколется быстро, по проступающему синяку было видно, что парни ей хорошо въебали по лицу, однако по какой-то причине сучка молчала, играя в незнайку. Она говорила и заправляла волосы за ухо, открывая вид на кукольное лицо. И даже когда я начал ее топить в той чертовой бочке, держала язык за зубами.

Лялька содрогалась в конвульсиях, и я понимал, что, если еще с минуту подержу ее под водой, пытать уже будет некого. Я останусь без имен, а они мне нужны, и эта блондинистая сука — последняя нить, которая может привести меня к тварям, убившим Карину. Значит, сдыхать она будет медленно, пока не выложит мне все.

Вытащил куклу из бочки. Слабая, хилая, в ней почти не было сил сопротивляться. Девка крупно дрожала и всхлипывала, вода струилась по ее золотистым волосам и лицу. Мне же захотелось выругаться, потому что теперь, вся мокрая, с вьющимися непослушными волосами и огромными глазами цвета чистого аквамарина, она была похожа на чертову русалку!

Я должен был ее прирезать, но мой взгляд упал на белоснежную шею, блестящие глаза, дрожащие розовые губы. Мне захотелось посмотреть ее всю, добраться до гнилого нутра.

Я достал нож, разрезал на ней тряпки. Распорол до белой кожи, чтобы тут же увидеть полные полушария ее груди и малиновые соски, сжавшиеся от холода, едва прикрытые бельем, острые ключицы, плоский нежный живот. А еще я уловил ее запах. Сука пахла сладкой ванилью. Как чертова, мать ее, конфета.

Лялька почти не дышала, она дрожала и смотрела в упор на меня, тогда как я сжимал рукоять ножа, едва сдерживаясь, чтобы не воткнуть его ей в сердце.

Ненавижу, сука, как же я ее ненавижу! Каждый ее гребаный взгляд, каждую пору на нее теле я не выношу.

Вспорол ножом ей ключицу, не удержался. Захотел ее боли, впитал в себя, как сладкий эфир. Лезвие пошло как по маслу, ее кожа оказалась тоньше шелка, как крылья чертового мотылька: молочная, полупрозрачная, нежная.

Лялька зашипела, задышала часто, но взгляд не отвела. Сука! Ее кровь оказалась дико соленой, терпкой, ядовитой… Действительно русалка, вот только без жабр, потому что под водой она практически сразу начинала задыхаться.

Я должен был ее убить прямо в этот момент, но понял, что рано. Слишком рано и легко. Для нее. Эта сука будет сдыхать медленно, так же медленно, как Карина! В морге сказали, что сестра умирала постепенно, с каждым днем получая новые порезы, которые начинали гнить. Ее убивали заживо, медленно, сука, резали по частям, будто играли, забавлялись с нею.

Мне же хотелось сделать то же самое с этой нежной лялькой, но, смотря на ее трясущееся тело, я захотел его себе, а точнее, под собой.

Она станет нашей куклой, и, когда мы вытрахаем эту шлюху во все дыры, я пущу ее на ремни.

***

Я еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько загнанной. Точно лань, попавшая в клетку к диким волкам. Их здесь много, они все друг друга знают, и я… старающаяся просто выжить.

Меня ловят в два счета, я даже не успеваю добежать до входной двери.

— Далеко собралась, солнце?

Еще один из этих здоровенных мужиков с легкостью хватает меня за руку, сжимая ее до искр из глаз.

— Пустите!

Он игнорирует, наклоняется и вдыхает мой запах, как хищник. Я чувствую его теплые губы, которыми этот мужик касается моей шеи, и, клянусь, мне хочется застрелиться на месте. Я для них всего лишь кукла, просто игрушка. Общая.

Глава 6

Крошечные минуты счастья, мимолетные мгновения тепла, объятия мамы – все размывается кистью и скребется ржавым ножом моего настоящего.

— Вставай, детка.

Ярдан. Он подхватывает меня под руку, дает прикрыться своей курткой, в которую я заворачиваюсь до самого подбородка. На деревянных ногах иду за ним из этой комнатки, слыша насвистывание за спиной, от которого мороз идет по коже. Нет, они не смеются надо мной, они меня делят. Кто в какой последовательности будет меня иметь.

Ярдан ведет меня на второй этаж, в ту самую крошечную спальню. Я не пытаюсь его умолять о пощаде, прекрасно понимая, что ему плевать на мои просьбы, так же как и всем в этом логове.

— Жди, Шах придет скоро. Сильно только не уставай. Я следующий.

Подмигивает мне, закрывая дверь, а я ошалело ищу оружие. Хоть что-то, что угодно, чем можно себя защитить. Нож, пистолет, удавка… Для меня. Нет здесь ничего совершенно, да и силы наши неравные. Змей – огромный, здоровый мужик, и я с весом в сорок три килограмма, которую частенько путают с подростком.

Секунды ожидания натягивают нервы, а я места себе найти не могу. Что мне делать, что… рассказать правду? Нет, не могу. Нельзя. Права не имею. Молчать дальше — стать их куклой, общей игрушкой, забавой, вещью… равносильно смерти. Уж лучше сразу лечь в могилу и прикрыться землей.

На мне нет одежды. Ту куртку Ярдан забрал себе, поэтому теперь я голая, и у меня трепещет каждая клетка в теле. Ожидание хуже смерти. Не о таком первом разе с мужчиной я мечтала, совсем не о таком.

От страха зуб на зуб не попадает. Господи, дай мне сил.

Одним махом срываю с кровати покрывало, заворачиваюсь в него, но резко оборачиваюсь от скрипа открываемой двери. Дыхание сбивается, когда я вижу Шаха. Он сдержал слово. Пришел первым.

— Ты бы еще скафандр надела.

Надвигается на меня медленно, как хищник, и, недолго думая, я хватаю бутылку виски с полки. Разбиваю ее с силой об угол тумбочки, добиваясь острого края.

— Не подходите! Не подходите ко мне!

Шах усмехается своей белозубой улыбкой, но движение не останавливает. Совсем.

— Убери. Поранишься.

— А вам не все ли равно?

— Мне – да, но тогда ты будешь сдыхать не только медленно, но еще и мучительно.

— Почему?

— Потому что я так хочу.

Пячусь от него назад, но комнатка маленькая. Мне не уйти, не убежать от Змея. Замечаю, как стекло это битое в моей руке уже ходуном просто ходит. Я и правда скорее пораню себя, чем его.

— Почему вы такой жестокий? Вы ничего не знаете!

— Так расскажи. Я послушаю, и, может быть, мне понравится то, что я услышу.

Бандит подходит ко мне вплотную, острый край битого стекла впивается ему в бок, но, кажется, он не боится пораниться. Боже, он совсем ничего не боится! Как хищник дикий, необузданный, наглый, дерзкий, самоуверенный ублюдок!

Я чувствую его запах, он слишком близко, и от страха даже пошевелиться не могу. Ощущение такое, что это не я сейчас держу острое стекло у его тела, а он приблизил лезвие к моей артерии у шеи.

— Чего застыла, кукла? Режь! Или кишка тонка?

— Не подходите!

Шах смотрит на меня глазами своими дикими сверху вниз, а я теряюсь. Осколок подрагивает в руке, но ладонь я не убираю. Это единственная моя защита, но вместо того, чтобы остановиться, Змей делает еще шаг ко мне прямо на стекло! Я вижу, как вскоре пропитывается кровью его белая рубашка, а он даже бровью не ведет. Совсем!

Боже, он и правда психопат… Шах ничего не боится: ни боли, ни крови, – в отличие от меня.

От вида его крови меня пошатывает, пальцы становятся деревянными, и стекло вываливается из ладони. Я боюсь ранить даже его.

— Показала свое “я”? А теперь я покажу, – чеканит Шах, после чего одним рывком стягивает с меня одеяло. Оно сразу же валится тряпкой к моим ногам, полностью оголяя меня перед бандитом.

Глава 7

м

Я думала, что стойкая, спокойная, но сейчас мое спокойствие трещит по швам. Шах не нежен со мной, не ласков, не терпелив. Он с легкостью толкает меня на кровать, навалившись сверху.

— Нет, пустите, не надо!

Резко поднимаюсь, но он придавливает меня коленом, цементируя на месте.

— Чш… Тихо, блядь! Что, противен тебе, да? Перед остальными не противно было ноги раздвигать?

— Нет, не смейте трогать меня! Я лучше умру, не-ет!

Он чертовски силен, мои слабые трепыхания ни к чему не приводят. Змей с легкостью собирает мои руки, заводит их над головой, придавливает собой, порабощая, как зверь.

Я же пугаюсь. Его напора, агрессии, жестокости, беспощадности. В какой-то момент начинаю кричать, задыхаться в руках этого бандита, чувствуя жар и вес его тела, но резкая пощечина мигом отрезвляет, и я, наконец, смотрю в его черные как смоль глаза. Потемневшие, диковинно красивые, наполненные лютой ненавистью. Ко мне.

— Пришла в себя? А теперь слушай меня внимательно, лялька. Я оставил тебя в живых, но не думай, что безвозмездно. Ты должна меня слушать, если и дальше хочешь жить! Во всем.

Рустам практически сидит на мне, зажал меня собой, вдавил в матрац, как цыпленка, отчего я даже дернуться не могу. Всхлипы только вырываются из груди. Я ведь еще не была с мужчиной, и это все... просто дико для меня.

— Пожалуйста… не делайте мне больно.

Мои слезы стекают к вискам, делая волосы мокрыми. Он меня не пожалеет. Шах не знает, что это такое.

— Буду драть, как пожелаю, и чтоб не пищала! — Его сильные руки по обе стороны от меня сомкнуты в кулаки. Змей меня просто по стенке размажет, я понимаю, что никто со мной не играет. — Запомни правила, кукла: не касаться меня, не говорить без спросу, не рыдать! Раньше надо было думать. Будешь отрабатывать, не то, клянусь, на тебе места живого не останется! – рычит на меня, и я откидываюсь на подушку, прикрываю глаза, коротко киваю. Если хочу выжить — я должна его слушать. Я должна поломать саму себя. Чувствую только, как слезы снова и снова катятся к волосам, но не дергаюсь больше. Это только сильнее раззадорит зверя, а выводить его я не хочу.

Нащупываю пальцами простыню. Впиваюсь в нее обеими руками до боли. Дышать тяжело, но реветь больше себе не позволяю. Буду сильной, я должна быть сильной, обязана!

Не двигаюсь, не прошу его не трогать меня. Нос лишь царапает запах Шаха. Терпкий, такой мужской, совершенно чужой, сильный. Он не противен мне, но я его не знаю, а еще я его до чертиков просто боюсь.

Я лежу под ним, как лягушка распятая. Голая, беззащитная, и чувствую только, как Змей проводит руками по моим волосам, шее, груди, маленькому, еще свежему порезу на ключице. Глаз не открываю. Не могу. Это сильнее меня.

Вскоре понимаю, что дышать мне стало легче. Шах поднялся с меня. Приоткрыв глаза, вижу, как он расстегивает рубашку. Я же даже не шевелюсь. Тело как одеревенело. Он сказал его не трогать, не говорить – и, кажется, это даже хорошо, потому как у меня нет слов, а тело совсем перестало меня слушаться.

С замиранием сердца слышу, как щелкает пряжка ремня. Бандит полностью раздевается, а я лишь пытаюсь держать свое сердце в руках. Не бойся, не бойся, не бойся! Терпи, ты же всегда так делаешь, подумай про что-то хорошее, как обычно, но нет. С ним это не работает. Когда Змей рядом, я могу только смотреть на него.

Мельком поглядываю на Шаха. У него мускулистая спина и широкие плечи, жилистые руки, упругие ягодицы, сильные ноги. На теле нет тату, кожа смуглая, матовая, видно, на левой стороне у ребра есть небольшой шрам.

Развернувшись, Шах подходит к кровати, и я замечаю его торс. Подтянут, ни капли жира нет, на груди волосы черные, весь поджарый, очень высокий.

Медленно опускаю глаза и тут же отворачиваюсь, видя его возбуждение, все его… мужское. Боже, Шах меня прикончит своим членом, мне особо не с чем сравнивать, но, кажется, он очень большой. Ровный, эрегированный, толстый.

— Не надо… Прошу, я девственница.

Подползаю к стене. Свожу ноги вместе, прикрываю руками грудь. У него же должно быть сердце, и это та правда, которую я могу ему сказать.

— Хорошая попытка, но глупая. Ты думаешь, я поверю в эти сказки?

— Это правда…

— Молчать! Будешь открывать рот, когда я позволю! На колени, – рычит, кивает на пол, а я лишь головой мотаю.

— Нет. Не могу. Не стану.

— Или сама или я помогу!

Стискиваю зубы, осторожно спускаюсь с кровати. Лучше я сама, чем он коснется меня.

Становлюсь на колени, как раз напротив его эрекции. Толстый член покачивается напротив лица, как удав. Боже, дай мне сил.

— Открой рот.

Сижу и даже не шевелюсь. Я не могу. Я просто не способна пересилить себя. Без любви. Нельзя. Нельзя так.

— Не буду!

Вздрагиваю, когда чувствую жесткий захват волос. Шах больно отклоняет мою голову.

— Ты забыла про послушание?

— Пожалуйста, не надо. Не надо так со мной!

— Глаза открой, русалка, блядь!

Распахиваю глаза. Напротив покачивается большой член чудовища. Венка пульсирует на нем. Теоретически я знаю, как это делается, но еще не пробовала. Мужчину ласкать. Это же по любви всегда делается, не так ли? Нет, только не в моем случае.

— Быстрее! – рычит Шах, и я вижу, что он теряет терпение.

Тянусь к нему. Обхватываю рукой, которая от его размера даже не смыкается. На головке поблескивает капля смазки. Чувствую мужской мускусный запах и аромат мыла. Не противен, но очень новый для меня, необычный, терпкий.

Осторожно касаюсь губами головки. Целую. Провожу по ней кончиками пальцев. Целую снова, чувствуя, как дрожит каждая клетка в теле.

— Ты что, сосать не умеешь?!

Хватка на волосах становится сильнее, и, приоткрыв мне рот рукой, Рустам обхватывает член и заводит сам мне его в рот. Глубоко, слишком неожиданно глубоко, до самого горла, заставляя сразу же начать давиться, задыхаться от его плоти.

Глава 8

Огромными руками Шах подхватывает меня за талию и укладывает на кровать. Подтягивает к себе, как куклу, игрушку, собственность – или кто там я для него.

Не упираюсь больше, не плачу. Нет смысла никакого. Суставы, правда, едва сгибаются. От ужаса вся просто одеревенела. Замираю, когда бандит проводит огромными руками по моей груди, талии, бедрам, а затем нажимает на колени.

— Ноги раздвинь. Шире. Еще.

Стыд и унижение. Ненависть к этому зверю и невозможность прекратить пытку. Я не знаю, кого ненавижу больше в этот момент. Себя за слабость или его за жестокость. Боже, как он смотрит на меня. Жадно, голодно, хищно! Как на игрушку, куклу без чувств, с которой хочет просто спустить пар.

Машинально свожу ноги вместе, но Шах тут же перехватывает их, не давая этого сделать.

— Я не разрешал прикрываться! Или позвать кого-то подержать тебя?

Он вовсе не пугает. Змей предупреждает, и я понимаю, что он и правда сейчас позовет кого-то сюда, если я не успокоюсь, если не поломаю сама себя.

— Нет… не надо, пожалуйста. Я буду слушаться. Буду, – шепчу ему тихо, стараясь расслабиться.

Рустам с силой сжимает мои колени, после чего убирает руки, видя, что после его прикосновения остались красные следы. У меня всегда была такая кожа. Только тронь, придави сильнее, чем надо, – сразу видно.

— Нежная, какая же ты нежная, сука! Откуда ты, блядь, такая взялась! Иди сюда.

Шах ложится на меня, коленом еще сильнее разводит мне ноги, подстраивает под себя, как куклу. Ненавидимую им, нелюбимую, презираемую. Я же задерживаю дыхание и зажмуриваюсь. Не видеть, не слышать, не чувствовать! Слышу только, как что-то шуршит, но глаза опустить не могу. Страшно.

Абстрагироваться, подумать о своем… не получается, потому как его сильный мужской запах бьёт мне прямо в мозг, и страх от предстоящего секса с этим зверем провоцирует дикую дрожь в теле. В нем нет ни капли ласки, он меня на куски порвет, он точно сделает больно.

Наивная. Я всегда почему-то думала, что секс — это про ласку и нежность. Так, чтобы бабочки в животе трепыхались и было много поцелуев, но сейчас эти бабочки все сдохли, даже не успев родиться, потому что в мой первый раз все наоборот.

Это похоже на пытку, где я чувствую себя мотыльком, которого вот-вот расплющат тяжелым ботинком, размажут по стенке, прихлопнут, как моль.

Шах вклинивается между моих ног, и абсолютно сухой промежностью я чувствую его мощный твердый член. Горячий, чужой, опасный, такой большой! Бандит кладет руки по обе стороны от меня, придавливает собой, тогда как я даже не касаюсь его. Нельзя же – это одно из его правил. С силой только впиваюсь пальцами в простыню, сжимая ее до боли, но настоящая боль начинается как раз в этот момент.

— А-а-а-а! А-а-ай, нет!

Больно. Между ног просто дико больно, и я машинально отползаю назад, но крепкие руки Шаха цементируют на месте, с силой впившись в талию.

— Не надо! Не надо-о!

— Блядь… Не зажимайся, Катя!

Мое имя из его уст отрезвляет, заставляя подчиниться. Рустам входит в меня. Резко, насухую, однако не полностью. Мое тело не дает ему продвинуться дальше, просто ни в какую.

Распахиваю глаза, видя его черный удивленный взгляд, все тело превращается в камень, пока я не чувствую руку Рустама на своем животе.

— Впусти меня, не то я тебя на хуй порву! Какого черта…

Распахиваю губы, жадно хватая воздух. Шах очень близко ко мне. Голой грудью я ощущаю его грудь, торс, руки. В какой-то момент Рустам выходит из меня, поднимает мои ноги, член смачивает слюной, а после снова толкается в меня, на этот раз сильнее, до упора, так глубоко.

— А-а-ай! Больно.

Чувствую, как стенки напрягаются, растягиваются до предела, и кажется, он проткнул меня членом насквозь, до кровотечения. Дышать не могу, шевелиться под ним тоже. Мне жутко страшно и больно. Словно в меня засунули раскаленный меч, который скоро меня разорвет на части.

В какой-то момент не выдерживаю, хватаю Шаха за широкие плечи, прижимаюсь к нему всем телом, но после резко отстраняюсь. Его нельзя трогать. Нельзя.
Бандит рычит, но движение не останавливает, входит в меня полностью, а после замирает. Встречаемся взглядам,и и я вижу в его черных глазах раздражение вперемешку с удивлением.

— Дыши. Привыкнешь скоро, – чеканит бандит, но времени на дышать и привыкнуть как раз таки не дает, начиная двигаться сразу. Довольно быстро, ритмично, невыносимо.

Я же стискиваю зубы, убираю от него руки. Не могу пошевелиться. У Шаха очень большой, и кажется, я скоро умру. Мне больно, между ног саднит, жжет, хотя постепенно боль проходит.

Не касаюсь его больше, нельзя же. Мне ничего нельзя. Он все отнял, забрал себе, даже это. Сжимаю простыню ладонями, терплю, стараюсь дышать. Через раз, но все же хватаю ртом воздух.
Шах опирается на локти и постепенно ускоряет толчки. Он так близко, он буквально во мне, на мне, отнимает всю мою жизнь, выпивает, ломает, давит, как мошку! Не любит, нет. В том, что он делает со мной, нет ни капли любви. Он меня ненавидит.

Через несколько минут Рустам ускоряет толчки, а после рычит и кончает, тяжело дыша. Вынимает из меня это орудие пыток, и только сейчас я замечаю, что он был в презервативе, но мне от этого уже ни холодно ни жарко. Мне просто никак. Я уже будто умерла.

Вижу, как Шах поднимается. Я же встать не могу. Ощущение такое, что он меня переехал просто, убил, уничтожил, порвал.

Смотрю на свой живот. Дрожит до сих пор. На простыне кровь, как и между моих бедер. На животе его кровь. Везде эта кровь… везде.

Меня начинает мутить от вида крови. Прикладываю руку ко рту, и это не остается незамеченным.

— Других продавала, а сама хотела чистенькой остаться? – усмехается зло, а я молчу. Нечего говорить. Пусть верит, во что хочет!

Шах уходит в душ, а я на бок переворачиваюсь. Мне как-то плохо. Немного болит живот, между ног саднит, хоть уже и не сильно, но я боюсь вида крови и всегда боялась. От нее мне дурно становится, все плывет перед глазами.