Люби меня

Глава 1 Яблочно-брусничное варенье

Только вышла из квартиры тут же поймала аромат свежих яблок. На небольшой лестничной площадке стоял Пётр Иванович. Колоритный старик с верхнего этажа. У него очень старая собака, которая почти не видела. И сам Пётр Иванович не молод, уже лет сорок как. Но молодцом: с тросточкой, в пальто и шляпе, ещё и брился.

А я незамужняя женщина, в свои тридцать восемь оказывается могла ещё нравиться, точнее я знала, что это так, но его стеснялась.

Вставала рано. Только в отличие от соседа, мне не нужно выгуливать собаку. Я бегала по утрам, у меня норма – двенадцать тысяч шагов до обеда, в обязательном порядке. Я ради мотивации себе кроссы дорогие купила и обтягивающий серый костюм по фигуре.

Достаточно хорошей фигуре, что Пётр Иванович сразу оценил, как только мы с дочерью переехали в этот дом.

— Доброе утро, Оксаночка, — Пётр Иванович поставил у моих ног пакет с яблоками. — Вот, возьми яблочек. Друг с дачи привёз, сладкие.

Я по-деловому нахмурилась и посмотрела на часы, вроде как сильно опаздываю.

— Спасибо.

Отказывать ему бесполезно, в прошлый раз он мне своих окуней так впихивал, что я пальто еле отстирала, подумала мне легче взять, чем отказать.

Открыла обратно свою дверь, в лицо ударил сильный поток холодного воздуха. Оставила окна открытыми, чтобы проветрить. Задыхалась очень часто, когда оставалась одна. Поставила мешок с яблоками в уютной небольшой прихожей. Поблагодарила ещё раз соседа и побежала.

Он будет ждать, когда я вернусь с пробежки, вместе со мной войдёт в подъезд, но я не буду с ним общаться.

Жизнь одинокой женщины наполнена массой свободного времени. У меня была дочь, но в данный момент она у свекрови. Моя мать и свекровь Машеньку забирали по очереди на выходные и каникулы. В такие дни я невероятно по дочери скучала. А ездить вместе с ней к родственникам не могла.

Трудно схожусь с людьми. Скрытная, неразговорчивая… После вдовства. Мой муж и сын маленький Гришенька погибли, Маша выжила…

— Уйди дрянь, — сжав зубы, пыталась выкинуть воспоминания из головы, прибавила шаг.

Обычно не бегала с такой скоростью, но сегодня прямо с утра накрыло. Проснулась, начала задыхаться. Накат и паническая атака. Давно не было, и спорт выбивает такие вещи.

Утром, ещё до того, как основная масса людей отправится на работу, мне бегать комфортно. Ощущение тишины и спокойствия. В городе это редкость, нужно успеть урвать момент. Шум, движения и суета еще впереди, можно наслаждаться покоем. А осенью это особенно ощутимо.
Я по уютным старым улицам добежала до парка.

Таких, как я, не так уж и много, и за пару месяцев мы уже изучили друг друга. Мужчина и женщина бегали по парку, похоже, супружеская пара. Девушки одинокие, и парень всё время в чёрных очках, даже когда темно по утрам. И в какой-то момент они начали здороваться. Кивали, бежали дальше.

Вот такая интересная связь образовалась.

Осенью в парке красота и уникальная атмосфера. Листва плавно падала с деревьев, создавая ковер из разноцветных листьев на тротуарах. Спадала темень, пронизанная красками осени, и под яркими фонарями открывались все оттенки золота и багрянца.

И если правильно подобрана музыка в наушниках, то ощущение реальности немного пропадает.

И утром воздух особенный, в лёгкой прохладе ощущались запахи деревьев и земли после дождя. А ещё тонкие струйки бесподобного аромата свежего хлеба из кондитерской. Вот, где работа начиналась до рассвета. Город после ночи постепенно оживал. Первые начали появляться неторопливые дворники. Шумели воздуходувки, сметая с дорожки листья. Пару раз проехали мимо парка машины.
И когда я возвращалась, утреннее солнце только начинало прорываться сквозь мрачные тучи. Гасли фонари, исчезал холодный свет, появлялся живой, придавая всему окружающему теплоту и приятные оттенки.

Мама позвонила в такую рань, вытаскивая меня из нирваны. Беспокоилась, что Машенька в другой семье, а я одна осталась. Она знала, что у меня бывают истерики.

— Да, мам, — задыхаясь, ответила родительнице.

Я даже была рада, что она позвонила, когда Пётр Иванович открывал мне дверь в подъезд. Не придётся с ним общаться.

Устала сегодня, не тот темп, мне надо бегать по-иному.

Быстро сегодня, слишком быстро, куда-то спешила непонятно.

— Доченька, как ты себя чувствуешь? Может приедешь к нам?

— Нет, мам, я не смогу приехать.

— У тебя же отпуск. Давай, к маме приезжай. Или хочешь я к тебе приеду?

— Да, возможно, но не сегодня мам.

— Ты пьёшь лекарство?

— Нет, я не пью лекарство уже год.

Она заплакала, добивая меня в этот день окончательно. Голова переставала в такие моменты работать. Трагедии в жизни бывают разные, моя от других мало чем отличалась, только скрытое чувство вины разъедало. Об этом родственникам я так и не рассказала.

— Мне скинуть звонок?! — разозлилась я, открывая дверь в квартиру, и прячась от Петра Ивановича.

— Нет-нет, доченька, поговори с мамой.

У нас с Машенькой девичья светлица: чисто и уютно. Двухкомнатная квартира оформлена в светлых тонах. Из коридора видна кухня. В большое окно попадал свет, дотягиваясь до прихожей. Несмотря на то, что третий этаж, заглядывали ветки деревьев, украшенные золотой листвой. И уже светлело.

Слушая трескотню мамы, я притащила мешок яблок на кухню, высыпала их на обеденный стол. И замерла.

Это было невероятно красиво!

Свою трагедию личной жизни я переживала очень тяжело, и жизнь после этого ощущала немножко иначе. Мне почти ничто не приносило удовольствия, кроме общения с дочерью. Родственники и забирали у меня девочку, чтобы моя опека не становилась удушливой. Я сопротивлялась первое время, а потом психолог попросила не препятствовать и не думать постоянно, что и с Машенькой может что-то случиться.

Я искала мечты и желания, у меня их почти не было, сводились к минимуму. Если не дочь, то пустота.

И это болезнь.

Они правы, я нет.

Глава 2 Заплутавшая в тайге

Я жевала бутерброд, запрокинула голову к небу.

Распогодилось. Говорила же Петру Ивановичу, что дождя не будет.

Небо такое синее, что если только на него смотреть, не оборачиваясь вокруг, то и не поймёшь – весна или осень.

Сосны высоко, янтарные стволы, зелёная хвоя частично жухла, и опадала.

Берёзы повислые, между ними приютились тонкие осины. Где листья зелёные, а где золотые. У подножия папоротник пожух наполовину, иван-чай – снизу гнилой, а верхушки ещё изумрудные.

И с травой такая же история: кочка усохла, кочка зелёная.

Увядание природы шло полным темпом.

Ещё километра два назад дорога была украшена рисунком протекторов. Машины ездили здесь, а я как-то ориентировалась на линию электропередач. Буквально десять шагов сделала от неё и потерялась. Не видно проводов.

Теперь смотрела на грязь под ногами, в ней лужи с удивительно чистой водой, листья плавали по глади, а на дне коричневые иголки хвои.

Черничник, ободранный комбайном. Чтобы восстановиться, такому кусту требуется время, неудивительно, что этих лесников с комбайнами штрафовали. Но явно не здесь, не в этой глуши. Здесь есть люди. Или были… А ещё бы хорошо, чтобы кроме людей никого не встретить.

И опять вопрос: встретить человека одинокого в лесу, сто процентов с ножом, опаснее, чем зверя, который людей сторонится?

— Блин, — пробурчала я с набитым ртом, оглядываясь по сторонам.

Последний бутерброд с чаем придал немного сил, а я никак не могла разобраться, по какой дорожке куда идти, так и стояла на распутье.

Хорошо, хоть оно было.

Правда?

Хуже, когда тропки звериные.

В любом случае дорожка меня куда-нибудь выведет.

Ну и пошла вперёд. Пыталась высмотреть, в какую сторону кроны деревьев растут, мох, где кучкуется. Это конечно мне не помогло, поскольку я не помнила, в какой стороне что…

И опять же, делаешь несколько шагов, природа меняется, приходится искать муравейники и высматривать кроны. Но самое страшное, когда пытаешься вернуться и понимаешь - не получится.

Нужно было признаться, что я заблудилась.

Насмерть!

Всё! Не знаю, где и куда.

Пару раз крикнула.

Глухая чаща тайги – место, отдаленное от городской суеты и шума, где царило полное спокойствие и природная гармония. Не об этом ли я мечтала?

Что-то сполна насытилась, и куда идти так и не разобралась.

А кругом дикая природа, где деревья, скалистые обрывы и густая растительность. Лес вроде весёленький – лиственный, но тёмные провалы появлялись то там, то здесь, пугающие и наводящие тихий ужас. Деревья с плотной корой, поросшие мхами, создавали глубину чащи и полутьму. Атмосфера загадочности и мистики совершенно не к месту, нисколько не привлекала, а скорее пугала всё сильнее. Тропинки таяли, мхи и листья на земле образовали мягкий ковер, приглушающий шаги. И мне неожиданно захотелось городского шума, и как можно больше.

Насытилась я этими приключениями и тишиной. Хотя тишина лесная относительна – где-то чирикали птицы, шум усиливающегося ветра, который сдувал листву, что плясала, падала на меня и шуршала. Путешествие через глухую чащу тайги обычно требовало особой осторожности и подготовки, то чего у меня точно не было. Местность становилась непроходимой и сложной для ориентации. Я не любительница туризма, если только природы, одиночества и спокойствия, но мне хватило.

А вернуться не могла.

И пустота внутри моей души начала рассеиваться.

Здоровая злость появилась по отношению к этой экстремальной ситуации. Неожиданно мир стал ясным вокруг, я поняла, что живу… А до этого, как во сне, тумане.

Три года назад, когда умер мой сын, я частично умерла вместе с ним. И влачила жалкое существование, цепляясь за выжившую дочь.

А теперь иное мировосприятие полностью заполняло меня.

Я чувствовала холод, темнело – и мне становилось страшно. Я давно не испытывала страх за себя.

Это так необычно!

И казалось бы, в голове должна быть мысль: как там Машенька без меня жить будет, но вместо этого благодарность – как хорошо, что если со мной что-то случится, есть кому о ребёнке позаботится, а я…

Я должна выживать!

И мне казалось, что я вернулась к тому моменту своей жизни, когда вышла замуж. Десять лет назад. Мне около тридцати, я молода и полна сил.

Я шла, искала выход, внутренние ресурсы активизировались, соображала голова.

Облака сгущались и затягивали небо. Через некоторое время начал накрапывать дождик.

Пётр Иванович оказался прав, знал он больше гидрометцентра.

Я всё шла и шла, тренированная девушка. Фитнес-браслет показал тридцать тысяч шагов за день, а ноги не болели.

Я ещё раз крикнула в темноту, подняла телефон. Ноль, никакой связи, ничто не работало.

Похоже, забралась в тайгу настолько далеко, что даже мёртвых деревень поблизости не видно.

Сама хотела подальше, чтобы людей не встретить, ну вот, пожалуйста, ни одного живого человека.

Пару раз пыталась вернуться. Вряд ли я ходила кругами, я просто не нашла дорогу. Тропинки становились узкими, и не факт, что протоптаны людьми.

Передохнула на пеньке. Я даже заплакать не могла толком, потому что в этот момент моя корзинка была наполовину наполнена, ну уж никак не наполовину пуста.

Рассмеялась горько.

Не сдамся я так просто!

Сейчас, сейчас.

Я почувствовала жажду к жизни, то чего не было у меня очень давно. И этот момент показался мне прекрасным, его я хотела поймать, возможно, измениться, вернуться к полноценному состоянию.

Живой желательно.

Остался только чёрный юмор.

Я даже наслаждалась тем, что ощущала прилив сил, желание любой ценой выжить в тайге этой ночью. Я слишком давно не выезжала за город, потеряла ориентацию, связь с реальностью. Будоражащее чувство опасности привело меня в себя.

Хоть глаз выколи, и дождь проливной.

С каждым шагом всё сложнее идти, где-то надо было переночевать. Сделать себе шалаш и желательно на дереве… Смешно! Если какой-нибудь медведь не уснул, шалаш на дереве не поможет.

Глава 3 Напоить и соблазнить

— Что-то слишком шикарно для охотничьей сторожки, — усмехнулась я, взгляд скользил по бревенчатым стенам домика.

— Ты ещё выпей, и покажется, что фешенебельный отель, — с усмешкой отозвался мужчина.

— Куда спаиваешь, я уже на всё готова.

Он тихо рассмеялся.

На самом деле действительно уютно. Атмосфера такая магическая, невероятная.

Вообще не вылезала из города, лет восемь как минимум, а здесь прямо экстремальные приключения на лоне дикой природы.

Пол тоже из бревна, настоящие половицы, здоровые такие. Рассохлись, трещины чернели, через них в помещение проскальзывал холодный воздух.

Всего лишь одна комната, печь посередине, не побелена, местами выложена кирпичом, местами камнем. Дверца открыта, и видно живой огонь. Завораживал и манил. Он танцевал яркими языками пламени. Электричества не было, возможно, поэтому огонь в темноте казался таким красивым. Две керосиновые лампы: одна стояла на столе, рядом со мной, другая висела над ходом.

Натуральный огонь создавал чёрно-оранжевый отлив. Изгибались на бревенчатых стенах причудливые тени от трепещущего пламени, улетали на потолок и дрожали там фантомными очертаниями.

Треск поленьев в огне и барабанящий дождь за окном – вот и все звуки. Ну, может быть ещё его дыхание. Собака спала бесшумно.

Коричнево-белая лайка с холодными голубыми глазами нашла себе место у мойки и маленького столика на кухне, смастерённого из необтёсанных досок и укрытого потёртой клеёнкой.

А взгляд всё лип к окну. Там засыпающая тайга сплошняком, бесконечная, наполненная осенней прохладой, заливающаяся слезами холодного проливного дождя. И даже глядя в окно, мурашки по коже. А здесь покой, уют и натоплено как в бане.

Я всё равно ещё не согрелась.

Плотнее укуталась в мужскую дублёнку, которая странно пахла – древесиной, копчёной рыбой и мужиком.

Опустила взгляд на свои голые груди. Я сидела полностью обнажённая, под мужской верхней одеждой и, глядя на своё нагое тело, начинала возбуждаться. А потому что давно не было такого в моей жизни.

Мужчина так свитер и не надел, остался в охотничьих штанах.

— Ром, а когда у тебя был последний секс?

Он в ответ завыл и опять рассмеялся.

— Что, так плохо?

— А у тебя?

— Три года назад, — не раздумывая, ответила я, чуть заплетающимся языком.

И расслабилась. Хорошо как… Просто невероятно! Покой попадал в кровь, окутывал всё моё тело. Я становилась податливой, желающей быть желанной.

Выдохнула резко и заглотила остатки спирта из стальной кружки.

Опалил, зараза пищевод. Огнём, как из печки, внутрь попал. Согреет.

Быстро закусила солёным огурцом и жареными грибами, вот только-только приготовленными. Я их набрала.

Вон моя одежда висела над печкой, сушилась.

Неудачно я пошла за брусникой. А может быть удачно?

Я, прищурив глаза, смотрела на Романа Борисовича.

— Так захотелось варенья яблочно-брусничного,— жвала я. — В квартире осталось три килограмма яблок, а ягод надо же было самой набрать. Вот просто обязательно. Подумала, что мы же в детстве с бабушкой и дедушкой спокойно ягоды собирали. Не заблужусь, взрослый человек. Вроде вот она, линия электропередач, на которую я ориентировалась. Десять шагов отошла от тропинки и заблудилась.

— По ягоды пошла, но грибов набрала.

— На случай, если придётся ночевать в тайге. Ром, я должна была умереть этой ночью. А тут ты. Охотник-рыболов-любитель.

— Согрелась? — спросил Рома, подошёл ближе к столу.

— А секс будет?

— Обязательно, не сбежишь. Допивай и рассказывай о себе, — он плеснул мне ещё спирта в кружку.

Меня повело, тело наполнялось лёгкостью.

Я облегчённо вздохнула, глядя на него.

Ему сорок четыре он не женат. Не то чтобы я ориентировалась на обручальное кольцо, минут десять назад, понимая, что хочу с ним переспать, в лоб спросила. И он ответил, что нет у него никакой жены. И я ему верила, потому что если бы не он, уже бы околела, вот там, за пределами этого домика.

Карие глаза казались чёрными. На висках седина. Рома завораживал своей мужской харизмой. Широкоплечий и жилистый. У него очень красивая скульптура тела, видимо занимался спортом.

По пояс раздетый ходил по сторожке, и ему жарко. Мне уже собственно тоже.

Мужская дублёнка, в которую он меня укутал, всё шире и шире распахивалась, открывая взору мою округлую приподнятую грудь. Хорошо выглядела, хотя я мелкими перебежками подбиралась к его возрасту. Девочка-лето, медленно переходящая в раннюю осень.

— С нового года без секса, — Рома рухнул напротив, закидал в рот жареные грибы, тушёнку, закусывал это всё хлебом.

— Такой мужчина и почти год. Ты обманываешь меня, — развязно и незлобно протянула я.

— Бывает, что незачем. Я уж и забыл, как это, так что вспоминать придётся, — он щурил плутовски тёплые глаза и разливал чай.

Улыбка у него невероятная, в этом приглушённом свете просто светилась белизной. Я не могла не сказать ему это.

— Ромка, какой ты красивый, — заворожённо выдохнула, и заглотила ещё пятьдесят грамм спирта. Поморщилась и простонала. — Ох, неужели в нашем мире секс дефицит, что ты бедняжка не обласканный?

— Похоже на то.

В пустую кружку, мужчина тут же налил чай.

В глазах его печальных играли огоньки.

Точно необыкновенный мужчина, просто обалденный.

Я не встречала притягательнее…

Кроме Егора?

Нет, у Егора была бесовская, адская притягательность. А этот другой. Ромка – ангел. Он мне жизнь спас, а Егор сгубил.

Его взгляд прокатился с моего лица чуть ниже. Я убрала русые пряди волос, и мужской взгляд залип на моей груди.

— Вначале нужно заняться любовью, а потом знакомиться, — прошептала я.

Запахнула обратно мужскую дублёнку.

— Погоди! — опять рассмеялся Рома. — Я уже настроился. И выслушать и трахнуть. Но раз ты уверена, что знакомиться мы будем потом, то иди сюда.

Глава 4 Коллега в тайге

Какое-то блаженство. Проснуться так, как просыпалась давно в детстве – снаружи холодно, а под одеялом очень тепло. И мне казалось, я открою глаза и увижу окно, на котором стёкла разукрашены морозными узорами.

Мои родители всегда жили в квартире, но на выходные и праздники я уезжала далеко от города, в деревню, где стоял дом рядом с лесом. Там жили любимые бабушка и дедушка. Они, бывало, так натопят перед сном, что я сваливалась под кровать, лишь бы не задохнуться. А на утро просыпалась на кровати, потому что дедушка меня поднимал ночью. И в доме было очень холодно. У меня мёрз нос, а под одеялом невероятно тепло. Я спала на перине, перьевой подушке, укрытая пуховым одеялом.

Бабушка просыпалась первой и топила печку.

Никакой перины и пухового одеяла здесь не было. Спальник снизу, спальник сверху. Но жаришка.

Даже глаза не открыв, я улыбнулась, погладила своего любовника. Горячий такой мужчина.

Моя нога закинута на него, рука между прочим тоже. Я лежала, макушкой уткнувшись в его подмышку, и у меня слюнки ночью текли, и я невольно целовала его кожу. А утром проснувшись, чуть дёрнула коленом, и у него сразу встал.

Живой мужчина рядом. Ощущение кайфа усиливалось.

Неожиданно залаяла собака, и я распахнула глаза. Торба лаяла настолько пронзительно и громко, что впору испугаться.

Приподняла голову, выглянула из-под расправленного спального мешка. Пришлось чуть подняться, чтобы положить голову на плечо мужчины и посмотреть, что там выдумала собака.

Торба – хаска. Она даже не охотничья собака, а ездовая. Охранник из неё точно никакой. Стояла возле входной двери, виляла хвостом и продолжала радостно лаять.

Я тут же перевела испуганный взгляд на мужчину.

Рома приоткрыл глаза, одной рукой он обнимал меня, другую протянул к краю кровати. И я увидела, что он прихватил охотничье ружьё.

— О, да ты пятачок, — прошептала я.

— Это ещё почему?

— У тебя дома ружьё, — тихо усмехнулась.

— Понятно, — он тоже посмеялся. — В тайге опасно, красивая, и кажется я дверь забыл закрыть.

— Да. Это хорошо, что у тебя есть ружьё, — тут же высказалась я и чуть спряталась под одеялом.

Дверь распахнулась, в помещение влетел поток ледяного воздуха.

Нагнувшись под косяком, в сторожку вошёл высокий седой мужчина. Тоже в охотничьем костюме, но в отличие от Роминого, более зеленоватого оттенка.

Он тут же закрыл дверь и протянул руку к собаке, погладив её. А потом поднял на нас пронзительный взгляд исподлобья.

— Дядька Борис попросил присмотреть за тобой, — хрипло сказал незнакомец и сделал несколько шагов вперёд.

А потом замер, заметив меня.

— Здравствуйте, — пискнула я.

Мужчина сделал ещё шаг вперёд, прищурился. Какой острый взгляд! И сам он немного пугающий, возможно потому, что высокий. Посмотрел на печку, где сушилась моя одежда и моё нижнее бельё.

— Неожиданно, — без капли усмешки прошептал он.

Рома отложил ружьё и сел. Так опытно сел, что сам оголился по пояс, а спальник накинул на меня. И я могла тоже сесть, полностью укрывшись.

Нет, Роме я доверяла целиком и полностью, своей наивной частью. Просто в данный момент я была голая, а в сторожке два здоровых мужика, так скажем, совершенно незнакомых.

— Это мой коллега, Григорий Петрович Самоделов, — представил мужчину Рома. — Гриня, это моя подруга.

И сделал паузу, отчего я вдруг подумала, что он забыл, как меня зовут.

— Оксана, — прошептала я, разорвав напряжённую тишину.

— Ксения Леонидовна Дубравина, — усмехнулся Рома.

А! То есть у него такие приколы. Элемент психологического давления. И фиг знает, кому больше неловко стало от того, что он вроде как не знал моего имени: мне или коллеге.

— Очень приятно, — мужчина кивнул.

Очень приятным было его лицо. Григорий Петрович понравился, не сразу, но всё же. Может потому, что он Гриша, так звали моего погибшего сына, не знаю какая связь. А может потому что он показался вдохновенным кудесником, мудрым и умным. Всё-таки седина его ничуть не портила, а от светлых волос, которых было достаточно много, лицо становилось более открытым. У него острый нос, широкий рот и глаза красивые под тёмно-серыми бровями. И когда он повернулся, осматривая сторожку, тусклый луч света упал ему на лицо, и в глазах проявилась зелень.

— Ксени, мы с Динарой Александровной, супругой моей и Лёшкой сыном, хотим брусники набрать.

— Нам очень нужна брусника! — тут же высказалась я, немного робея, посмотрела на Рому. И он мне улыбнулся.

Ну вот, я протрезвела, а он всё так же прекрасен. Красивый мужчина с добрым лицом и грустными тёплыми глазами.

— Да, — согласился он. — У нас же три килограмма яблок на квартире. — Мы с вами поедем.

Всё он помнил!

— Побыстрее, — кивнул Григорий Петрович и вышел на улицу, забрав с собой весёлую Торбу.

Я тут же выскочила из-под спальника.

И закидывая волосы за плечи, подбежала к печке. Пританцовывая на носочках, потому что пол студёный кусал ноги, потрогала свою одежду. Она полностью высохла.

Стояла задом к мужчине, ярко ощущая ягодицами, что он пялится на меня.

— Может не поедем? — со вздохом предложил Рома. — У меня к тебе прекрасное предложение на сегодняшнее утро, красивая. Ксения, что ж ты такая красивая? И попка у тебя в тридцать восемь, как у институтки.

— Спасибо, — тихо посмеялась я. — Ром, я не против. Но я утопила вчера сапоги, плащ и рюкзак, в котором был мой телефон. Я обычно по утрам дочери звоню. Мне бы нужно в город.

Я натянула трусики, стянула с верёвки лифчик.

— Жаль тратить время на бруснику.

— Она будущее яблочно-брусничное варенье в холодный зимний день, — усмехнулась. Как же с ним легко. — Ром, я без обуви.

Я одевалась очень быстро. Во-первых, холодно, во-вторых, не хотелось сверкать перед ним, потому что всё успеется, сейчас брусника и быстро домой.

****

— Сбежишь от меня? — поинтересовался Рома, он тоже одевался за моей спиной.

Глава 5 Мягкий берег

— Догадайся, почему этот берег называется Мягким, — смеялся Рома.

— Ёшечки-кошечки! — ахнула я, глядя вперёд.

Рома снизил скорость и откинул тент. Мы медленно подплывали к Мягкому берегу. А он будто снегом укрыт.

— Это что, ягель?

— Да, Ксюша, он.

Рома улыбался, довольный тем, что я восхищена.

У глади реки, отражающей серое небо, стоял высокий лес, преимущественно хвойный. Только в нескольких местах деревья в багрянце и золоте скидывали свои листья прямо на воду. На берегу немного скалу видно, а дальше стелился белый ягель, и как будто там лежали сугробы.

И смотрелась это настолько фантастически и сказочно, что я полезла по карманам Ромы, немного трясясь и заметно пританцовывая.

— У меня нет телефона. Ты должен это сфотографировать! Ром, пожалуйста, — заныла я.

— В рюкзаке возьми фотоаппарат, — он рулил стоя, медленно заплывая следом за большим катером к бесподобному берегу.

Я полезла в его рюкзак искать фотоаппарат. Повернулась к нему задом, перевалилась через спинки сидений. Ромка пошлёпал меня по ягодицам.

— Какой вид, Ксень!

— Да-да, это надо фоткать.

Прекрасно я понимала, о чём он, но пошлить любовник не стал, а рассмеялся, что в абсолютной тишине даже немного стесняло.

Мне были приятны и пошлёпывания, и его смех.

Найдя старый фотоаппарат, я вернулась на своё место, с улыбкой до ушей. Чувствовала, как покраснели мои щёки.

Это только кажется, что женщина в тридцать восемь уже опытная, закоренелая и не испытывает смущения, как молоденькие девчонки. А я в его присутствии чувствовала себя совершенно юной, с присущими эмоциями, особенно когда Рома объяснял, как пользоваться этим фотоаппаратом.

— И обязательно надо сделать совместное фото.

— Штатив есть, сделаем.

Он был доволен, на лице его красивом появился оттенок счастья.

Уже солнце взошло, и свет был достаточно яркий. Лучи скользили по его смуглому лицу, играли в его тёплых шоколадных глазах, в которых не было ни желтизны, ни охры. По его строгим чертам лица. По щетине, что при первой встрече показалась мне бородой, поблёскивали цвета ягеля – седые пряди.

А ведь сорок четыре года. Неужели все знакомые мужчины, которые старше меня, красили волосы? Может поэтому, никто из них не носил бороду, потому что седину в бороде закрашивать проблематично. Не каждый способен, уж лучше её сбрить, чем каждое утро подкрашивать. Тем более на седину может получиться какой-нибудь синий цвет. И будет синяя борода.

— О чём думаешь, так поглощённо глядя на меня? — усмехнулся Рома.

— О синей бороде, — призналась я.

— Нет, Ксюш, всё не так страшно со мной, — смеялся он. — Расскажу как-нибудь.

****

Почему они не фотографируют это?

Это надо показывать всему миру!

А если предположить, что в данном лесу таких мест тысяча, то я тупо начнут зарабатывать на фотографиях.

Я установила штатив.

Поверхность реки без морщинок. Из зеркальной глади воды «выныривала» плоская чёрная скала, метра два от силы до того места, где начинала расти трава.

Трава поблёскивала в лучах солнца, казалась усыпанной бриллиантами, после прошедшего дождя. Где-то пожухла, где-то изумрудная.

Опушка лесная устланная белым мхом.

Вот если к нему присмотреться, то кажется, должен быть он жёстким. Как костяные колючки или коралловые полипы.

Возможно это связано опять же с моим прошлым, когда дедушка и бабушка этот мох сушили, и он становился колким. А на самом деле, когда растёт, он невероятно мягок.

Пушистая перинка, нежное покрывало.

Ягель расстилался вокруг у подножья тонких редких сосен, и дальше пропадал в густом лесу, что окружал это место. Терялся во тьме, а здесь светло.

Мягкий берег, маленький кусочек удивительной красоты.

Но это ещё не всё, ведь среди мха то там, то здесь торчали кусты брусники. Зелёные на белом ягеле, украшенные красными бусинами ягод. Ошеломляло! Это напоминало Новый год. Праздник, ёлку, вдохновение. Не такое как я испытывала в последнее время тридцать первого декабря, а что ты из глубокого детства, где действительно было счастье внутри меня.

Григорий Петрович на скалу, у воды поставил раскладной стол и маленькие стульчики. Стульчик принёс Рома из своего катера.

Пацан по имени Лёша прошёл по мху, и мне казалось, что это кощунственно. Ягель какой-то первозданный в этом месте, и насколько я помнила, это такой мох, который очень долго восстанавливается, ездить по нему нельзя, я бы и ходить запретила.

Тяжёлые сапоги молодого мужчины проваливались, утопали в вате мха, и оставались следы.

Лёша пронёс немного вперёд от стола серебристый старинный самовар. Водрузил сверху трубу. Развёл огонь.

— Шишки мокрые. Как хорошо, что взяли с собой растопку! — крикнул он приёмному отцу.

— А ты батю слушай, и всегда будет хорошо, — ответил Григорий Петрович.

Костёр они не собирались разводить, только чай пить

Я сделала около двухсот фотографий. Самовар, стоящий в ягеле у брусничных кустиков на фоне редких сосен. Он дымил, наполняя прозрачный влажный воздух ароматом березовых дров.

— Ксюш, мы так не наберём ягод, — позвал меня Рома.

— Да-да, иду.

Весёлая Торба, как турбодвигатель, дорвавшись до природы и свободы, носилась по округе на полусогнутых лапах. Прижав к голове уши, метеоритом металась то в одну сторону, то в другую, а потом заваливалась в ягель или прятала нос в брусничных кустах.

Лайка обладала невероятной энергией и любила активные игры. Прыгала высоко, гоняла быстро и ловко, а также извивалась и показывала различные трюки.
Общительная собака, но, если честно, не знающая хозяина. Обожала Самоделовых Гришу и Динару, как своего хозяина, спокойно бежала по первому зову. Доверчивая и дружелюбная псинка. Такую с детьми в доме нестрашно держать.
Игривость и веселый нрав Торбы мне нравились, я уже пожалела, что не купила Маше щенка, когда она просила.