Люблю тебя до смерти

Глава 1

ПРОЛОГ

За стеной грохочет музыка, от ее басов гудят стены, муж никогда не любил молодежных, популярных песен, но он в последние дни не в себе.

Сегодня у него день рождения. 

И у нас дома не праздник, а вакханалия.

Руками упираюсь в спинку кресла и смотрю на его друга. То есть... это муж считает, что Илья ему друг, а я знаю, что это не правда, но до сих пор ничего не сказала.

Я молчу уже месяц.

Илья прохаживается по кабинету. Высокий, русоволосый, его походка расслаблена, уверенна, он в любом уголке мира чувствовать себя будет, как дома, потому, что он такой.

Негласный хозяин Вселенной.

Он останавливается возле ниши, где под стеклом муж трепетно собирает коллекционное оружие - это его страсть.

- Ты поговорил со своей невестой? - спрашиваю и мрачно усмехаюсь. 

Невеста. Илья бы уже давно женился, не сорви я ему свадьбу.

Это было глупо, но мной владеет нечто черное, почему он, разрушив мою жизнь, должен наслаждаться?

- Поговорил, Ира, - Илья отворачивается от витрины и подходит, коленом упирается в кресло, за которое я держусь. 

Молчу, вгзлядом прошу продолжения, смотрю в его по-античному красивое лицо и не верю, что за каких-то несколько недель я с горы с ветероком скатилась в ад, если не ниже.

Он смотрит на меня, и не говорит ничего, и мне кажется, что я обречена, он никогда не исчезнет, ни здесь, ни потом, за чертой.

- Илья...- начинаю и вздрагиваю, когда дверь кабинета распахивается и с силой бьется в стену.

Одновременно поворачиваемся и смотрим на моего мужа.

Он распустил галстук, пара верних пуговиц на рубашке расстегнуты, Никита пьян, но худшее даже не это, его глаза горят такой дикой яростью, что я в испуге отшатываюсь от кресла.

- Ну ты и дрянь! - Никита идет на меня, налетает на журнальный столик. Ногой пинает его в сторону, он словно ничего вокруг не видит. - Это ты меня подставила, стерва, - он замахивается, и такое у него лицо, злостью искаженное, что я понимаю, он, правда, ударит меня, вжимаю голову в плечи, но не двигаюсь.

Его пальцы цепляются в мои волосы. Сбоку вырастает Илья, одним толчком посылает Никиту прямо в втирину с его коллекцией, стекло бьется, с ног до головы осыпает мужа осколками.

- Дай посмотрю. Не задел? - Илья отводит мои ладони, он так недвусмысленно, по-хозяйски, моего лица касается, прямо на глазах у моего мужа, словно право имеет на это. 

Дергаюсь из его рук. 

- Вот я идиот, - вдруг громко, лающе, смеется Никита. - Вот я придурок, - он поднимается на ноги и стряхивает осколки с плеч, глаз с нас не сводит. - Так вы вместе, да? Давно? 

Закрываю ладонью рот. Все не так, как выглядит, не так, как кажется, но я слова выдавить из себя не могу, с ужасом наблюдаю, как Никита осторожно вынимает из витрины коллекционное ружье, над которым он так трясся раньше. Лучшая винтовка со скользящим затвором.

И она заряжена.

- Ты рехнулся? - спрашивает Илья, когда Никита наставляет ружье на нас. Илья делает шаг к нему, собой меня загораживает. - Ты перепил? Ник, положи это. 

- Не положу, - смеется муж. - Илюх, я думал, мы друзья, - он сдвигается по кабинету. Ловит мой затравленный взгляд. - Сейчас мы пойдем в спальню, Ира, - тянет слова Никита. - И ты мне покажешь. Что он с тобой делал, пока я, идиот, тебя любил.

ИЛЬЯ

 - Как тебе это платье?

Поднимаю глаза от планшета и смотрю на Олесю.

Белое платье в пол. Пышная атласная юбка и верх, расшитый кружевом. 

Оно бы идеально смотрелось на другой фигуре, невысокой и тонкой, и на контрасте черные волосы, спадающие на плечи.

Соломенно-светлые волосы Олеси завязаны в высокий хвост. 

- Хорошо, - отпиваю кофе. 

- Хорошо, Илья? - переспрашивает невеста и поворачивается к большому зеркалу. Не стесняясь девушки-консультанта, что топчется рядом, выговаривает. - Хорошо было в романтическом платье с глубоким декольте и цветами по подолу, хорошо было в классическом строгом, хорошо...

- Олеся, - обрываю ее. - Я не разбираюсь в платьях, чего ты от меня хочешь? Ты, кажется, собиралась, костюм купить брючный? Белый наряд, фата - означает невеста не тронута, - повторяю ее слова. - А ты тронута. 

Она зыркает на консультанта, улыбающуюся во все тридцать два, я за глотком кофе прячу усмешку. 

Эта девушка в форменной блузке с бейджиком на груди, глазки мне строила, пока моя невеста переодевалась. 

Да и при Олесе заинтересованности не скрывает, стоит, как на подиуме, уперев руки в бока и выставив на обозрение грудь. 

Молоденькая, студентка, на каникулах подрабатывает в салоне свадебных платьев. И попутно ищет мужчину, который ей колечко с бриллиантом на пальчик повесит. 

- Девушка, другое принесите, - приказным тоном требует Олеся. - Вы здесь для чего стоите, в качестве украшения? 

Консультант, поджав губы, отходит в глубь салона. 

Олеся провожает ее сощуренным взглядом, и подхватив пышный подол, шуршит ко мне. 

- Илья, - она выставляет колено, упирается им в кресло между моих расставленных ног. - Нам надо поговорить. 

- Слушаю тебя, Олеся, - откидываюсь на спинку, изучаю ее. 

До свадьбы осталась неделя, если и отменять этот фарс - то сейчас, некуда тянуть. 

А с другой стороны - что мне ещё делать? Возвращаться с работы в пустую квартиру, раньше я одиночеством дорожил, один жить обожал, а теперь нужен кто-то, чтобы этот черный провал в груди заткнуть. 

- Я договариваюсь с организаторами и рестораном, я занимаюсь меню и гостями, а ты, - перечисляет она и наклоняется, хватает меня за воротничок рубашки, - кроме гребаного "хорошо" другие слова знаешь? 

- Знаю синонимы, - смотрю ей в глаза, улыбаюсь.

Ее злость наиграна, напускная, она даже скандалит с расчетом на то, что когда мы выйдем из салона - займёмся сексом в машине. 

Глава 2

Год назад, июль

ИЛЬЯ

С порывом ветра столбик пепла срывается на асфальт. 

Жарко, как в пустыне, и ветер такой же, сухой, жарит кожу, будто на сковороде. 

Затягиваюсь дымом и выглядываю из-за угла. Как пацан, что с сигаретой от родителей прячется, но я, наоборот, родителей караюлю. 

Не своих. 

Кидаю бычок под ноги. Мимо идёт женщина, нагруженная пакетами, подозрительно смотрит на меня. 

Странно выглядит - мужчина в дорогом черном костюме посреди пекла, стоит за углом, смолит одну сигарету за другой - возле моих туфлей полно окурков. 

Сразу ясно - я кого-то выслеживаю. И как только жертва появится на горизонте - достану из-за пазухи автомат, и пиф-паф. 

Усмехаюсь собственным мыслям и улыбаюсь женщине:

- Здравствуйте. 

Она лишь шаг ускоряет, проходит мимо.

Наверное, это и не улыбка у меня - оскал, я месяц брожу, как потерянный, месяц Ира не берет трубку, не перезванивает, не отвечает на мои сообщения. 

И я на стену лезу от тоски. 

Достаю сигарету, мну ее в пальцах. Уже собираюсь закурить, но вижу, что у подъезда паркуется старенькая черная иномарка. 

И оттуда выходит она - брюнетка в черном сарафане и черных очках. 

Моя девочка. 

Сдерживаю порыв подойти к ней, обнять, к себе прижать, мне сейчас не она нужна. 

С заднего сиденья выбирается ее отец - похудевший, обритый, с каким-то серым лицом - химиотерапия никого не делала красивее. 

Он присаживается на лавочку. Что-то говорит Ире, и та, помявшись, кивает, поднимается на крыльцо и скрывается в подъезде. 

Выбрасываю так и не заженную сигарету, решительно иду на него. 

Он разворачивает барбариску, шуршит фанатиком, не поднимая головы говорит: 

- Так маньяки за углом стоят, жертв высматривают, Илья.

Останавливаюсь напротив, молчу, жду, когда он посмотрит на меня. Но он увлечен фантиком, кораблик из него складывает, и я нервно сминаю в кармане пачку сигарет.

- Как здоровье, Денис? - оглядываю двор, визжащих на детской площадке девчонок. - Не передумал на счет лечения? Мое предложение еще в силе. Оплачу и перелет, и клинику.

- Ты мне ничего не должен, Илья, - он ставит кораблик на лавочку рядом с собой, вскидывает глаза. Потухшие, выцветшие, даже синий пигмент химией разбавлен, кажется водянистым. - Мы справляемся.

- Ты мне сам говорил, - не выдержав, достаю сигареты. - Что твоя болезнь твою семью мучает, ты жене и дочери жизнь облгечить не хочешь, Денис? Так это эгоизм.

- Ты убеждать меня пришел? - он поднимает глаза к окнам квартиры. - Думаешь, что так к тебе Ира вернется? Брось, Илья. Смирись. И живи дальше.

Мну в пальцах фильтр. Смотрю по сторонам, на бабулек на лавочках у подъездов, на прогуливающиеся парочки, на пацанов, режущихся в карты в беседке. Отбрасываю сигарету в урну, во мне столько отчаяния, что оно уже через край льется, я соскучился, еще хоть день без нее - и я точно свихнусь, ноги подгибаются.

Встаю на колени на грязный асфальт, как он сам когда-то.

- Я люблю твою дочь, Денис, - ловлю его спокойный, невозмутимый взгляд. Говорю то, что от дущи идет, от сердца. - Я жениться на ней хочу. Не будь, как они. Те, кто отказали тебе. Не повторяй их ошибок. Драма случается лишь раз, повторно только пародия, как великий Шекспир сказал. Мы с Ирой все равно будем вместе, я землю переверну, но добьюсь этого, нравится тебе или нет.

Он смотрит на меня, сверху вниз, и жует щеку. Стою и жду его решения, не дышу даже, вот так во дворе, полном народа, на коленях, шумит вечер, я как никогда раньше ощущаю себя зависимым, одержимым игроком, уповающим на фортуну, смертником, чья судьба предопределена давно.

- Вставай, Илья, - помолчав говорит Денис, и встает сам. - Не сейчас - так потом, спустя годы. Ты поймешь, что я был прав, что я не вргаг тебе, - он идет к крыльцу, поднимается по ступенькам, оборачивается. Повторяет. - Просто живи дальше, Илья.

Меня закручивает в воронку, небесную яму, его отказ сродни взрыву, нельзя у обреченного отбирать надежду, ведь тогда ничего больше не останется.

Это превращает в социопата, законченного психа, которому нечего терять.

- Просто иди нах*й, Денис, - поднимаюсь и пинаю мусорку, железная корзинка покачивается, с грохотом вываливает на асфальт пустые пивные бутылки, яркие и смятые упаковки из-под чипсов. - Я к тебе с добром пришел, - смотрю на него, и голос словно не мой, глухой, полный тихой ярости. - Теперь не удивляйся, когда получишь зло.

ИЛЬЯ

Сверяюсь с картой, рулю по проселочной дороге. Мини-отель находится на острове посреди речки, хлипкий мостик, по нему только пешком перейти можно.

- Олеся, это какой-то гранж, - заезжаю на стоянку и паркуюсь, смотрю в окно на мостик, и на низкие одноэтажные домики по ту сторону. - Кто тебе про это место рассказал? Как-то...не вдохновляет.

- А чем плох отказ от ненужного пафоса и лоска? - жмет плечами Олеся и выбирается на удицу. - Зато посмотри, Илья, какая здесь природа.

Подхватываю сумку с вещами, включаю сигнализацию и послушно оглядываюсь по сторонам. Деревья, кусты, в вечерне солнце блестит и переливается река. На той стороне открытые плетеные веранды со столами и мангалами, а в номерах наверняка нет кондиционеров, что в такую жару равно смерти.

- Здесь на самом деле здорово, Илья, - она берет меня под руку, шагает к мостику. Она в удобных кроссовках, в ченых лосинах и толстовке - непривычно ее видеть не в юбке, не на каблуках. - После ужина пойдем погуляем, либо искупаемся, с той стороны от домиков оборудован мини-пляж, - расссказывает Олеся. - Знаешь, в чем самый главный плюс этого места? Остров небольшой и не резиновый, расчитан максимум на пятьдесят гостей единоврменно, и цены, конечно, заламывают - но зато почти уединение.

Глава 3

ИРА

В холле пахнет амброй и ягодами, под кондиционером прохладно, Никита идет впереди, одноклассницу свою любимую приметил.

Замедляю шаг.

Я ведь знала, что они здесь будут, и поехала все равно.

Я плохая актриса. Никита и слушать не хотел, что у меня голова болит, что тошнит меня и я хочу дома остаться, а теперь смотрю в широкую спину Ильи у стойки администратора, он не оборачивается и, кажется, что пока не поздно - надо развернуться и выйти на улицу, в машину сесть, и педаль в пол, дави на газ, как в песне поется.

Я уже просто на месте стою, не шевелюсь, вот-вот трусливо развернусь и сбегу.

- Ира, - окликает меня Никита, другой рукой перехватывает спортивную сумку. - Чего застыла, милая?

Его голос словно стоп-кран срывает, бросаю быстрый взгляд на Илью и рывком подаюсь вперед, семь шагов до стойки, и Олеся говорит:

- Привет, Ирусик.

Тон, как всегда, сладкий, а я только сейчас понимаю, да она ведь ненавидит меня, и так странно, что я раньше не замечала, у нее же не глаза, а синие океаны, в которых она меня утопить мечтает.

- Дьявол тебя подери, Илья, - Никита хлопает его по плечу, - До тебя, как до президента - не дозвониться. К свадьбе готовишься? Через неделю закончится холостяцкая жизнь.

- Я готовлюсь, Никит, а Илья просто со всем соглашается, - Олеся смеется.

- Это очень мудро, Лесь, соглашаться с женщиной. Кучу нервных клеток сэкономишь, - оценивает мой муж и дергает молнию, выкладывает на стойку паспорта. - Милая, зарегистрируешь нас?

Молча подхожу к стойке, двигаю к себе протянутые администратором бумаги, склоняюсь с ручкой.

Никита с Олесей обсжудают остров и тишину, природу и воздух, который пить можно и, вообще, мы из века прогресса словно в прошлое перенеслись, ни компьютеров, ни телефонов, даже телевизор не включить и не завалиться с пультом на диван.

Эта парочка болтает и не обращает внимания, что мы с Ильей за все время ни слова не сказали.

Кошусь на него.

Он стоит, облокотившись на стойку, смотрит. Наклоняется.

И негромко говорит:

- У тебя здесь ошибка, Ирина.

Пробегаю глазами документы, это не мой почерк, сплошные каракули, я и фамалию мужа накорябала, как рецепт от врача.

Руки трясутся.

- Волнуешься? - спрашивает Илья. Касается моего запястья. - Да тебя всю колотит, милая, - с насмешкой шепчет он.

- Ира, мы будем на улице, - долетает до меня голос Никита. - Айда, Илюх.

Они идут по холлу, вдвоем с Олесей, опять не видят, что Илья и с места не сдвинулся, стоит рядом.

- Чего тебе? - не выдерживаю. Отдаю бумаги администратору, забираю ключи. Поворачиваюсь на него, встречаю его взгляд, зеленый, глубокий, и не могу с памятью справиться, в мыслях парк на рассвете, и он вжимающий меня в забор, это всего на неделю назад случилось, лишь семь дней прошло, а мне годы потребуются, чтобы забыть.

- Соскучилась, - говорит он, по моему взгляду все понимает, он слегка улыбается, нагло и привлекательно, этой улыбкой сотни раз меня в нокаут отправлял, он и сейчас уверен, что я глаз не отведу. Его лицо приближается. - Есть новости, Ира.

Меня окутывает его ароматом, и в носу щипит, сдвигаюсь в сторону от него, я знаю, что это заразно, вдыхать вот так, пячусь.

- Отвали, Илья, - сгребаю паспорта и разворачиваюсь. - Тошнит меня от тебя, неделя до свадьбы, зачем, мы и дальше будем в гости к друг другу ходить? Ты мной воспользовался, тогда в парке, ты это специально, и теперь, - перевожу дыхание, меня несет, я чувствую вину, как болото грязную, утягивающую меня на дно, боюсь Никите рассказывать о том, что натворила, с каждым днем все сильнее вязну. - Ты скотина, Илья, - выплевываю. - Ты...

- Заткнись, Ира, - по его лицу бегут тени, он сжимает мой локоть, тянет в сторону. Давит на шею, заставляя наклониться на мусоркой. - Что видишь, любимая?

Его хватка мешает дышать, чувствую себя униженной, почти тычусь носом в ворох каких-то цветных бумажек.

- Олеся знает о нас, - говорит он у меня над головой.

- Отпусти, - требую. С трудом осмысливаю его слова. А потом понимаю, что в мусорке смятые фотографии, замечаю русые волосы, зеленые глаза Ильи, наши изображения из прошлой жизни.

Выворачиваюсь и отбрасываю косу за спину. 

- Ты не сказала мужу? - Илья усмехается, по моему растерянному виду убежадется, что нет. Туфлей постукивает по урне, заставляя смотреть на снимки. - На прошлых выходных такая смелая была, - в его голосе издевка звучит, а у меня мысли в голове путаются, Никита всю неделю агрессивный, раздражительный, злой, а что если...

Он все уже знает.

Хлопает дверь. 

Вздрагиваю, вместе с Ильей оборачиваемся на выход.

- Милая, - в проеме Никита, взглядом окидывает пустой холл, смотрит на Илью, на меня. Спокойно зовет. - Вы где потерялись? Надо вещи забросить в домики. И займемся шашлыком.

Год назад, август

ИРА

- Только в аптеку и сразу домой, - обещаю и хлопаю дверью.

По ступенькам сбегаю вниз, прикидываю, что нужно купить лекарства папе, и себе аскобринки, мне витаминов не хватает, на пальцах шелушится кожа.

Толкаю дверь подъезда, выхожу на крыльцо.

Лето заканчивается, с сентября на учебу. Последний курс, а у меня ни на что сил нет. Папа болеет, мама рядом с ним тенью, она словно заранее на худшее настраивается, носит лишь черное, атмосфера в квартире напоминает ад.

А на улице тепло, шумно, вечер, но светло еще, на площадке играют дети, вдоль бордюра запаркованы яркие цветные машины, и среди них есть красная.

Останавливаюсь возле лавочки.

Дверь Инфинити открывается, на асфальт выбирается Илья, а у меня дыхание сбивается, все с ног на голову переворачивается внутри. Почти два месяца мы не виделись, только на этот раз не он пропал, а я.

Глава 4

ИЛЬЯ

Оглядываюсь в домике.

Бревенчатые стены, прихожая и комната с большой кроватью, двумя тумбочками по бокам, небольшой шкаф, грубо сколоченный стол.

На полу холодильная камера.

Все по-деревенски просто, только за дверью шторкой современная ванная с раковиной и душевой кабиной, новыми белыми халатами и полотенцами в целлофановых упаковках, как в обычных гостиницах.

Олеся неторопливо раскладывает вещи. Достает футболки и брюки, складывает на полках в шкафу. Мы приехали на пару дней, а одежды она притащила столько, что хватит на команду черлидерш.

С довольной улыбочкой она все мои вопросы игнорирует, ждет, когда я из себя выйду.

- Олеся, - сдвигаю тюль, смотрю в окно на плетеную веранду, где мы с Никитой договорились встретиться с мясом для шашлыка. - Чего ты хочешь? Ты все знаешь. В нашей свадьбе теперь нет смысла. Но однокласснику своему семейную жизнь не ломай, раз уж вы такие друзья, - под конец фразы хмыкаю, внезапно осознав, что мы с ней похожи, я ведь тоже землю рыл, подробности о Ире узнавал, я знаю, какой торт был в ресторане в день их регистрации, да я просто помешанный сталкер.

- С чего ты взял, что свадьбы не будет, дорогой? - наконец, отзывается Олеся. Укладывает последнюю футболку в шкаф, закрывает створку и разворачивается. - Ты передумал?

Смотрю на нее и жму плечом.

Светлые волосы стянуты в высокий хвост, блестящие лосины обтягивают крутые бедра, я уже принял мысль, что эту женщину буду видеть рядом до конца дней, и не такое уж плохое это видение, просто неинтересно оно мне.

- Никита выбрал Иру, - говорит Олеся, расческой яростно дерет свой хвост, аж искры в стороны сыпятся, - а я выбрала тебя. Все честно. И мне будет очень обидно, Илья, если за моей спиной ты продолжишь трахать свою Иру. Понимаешь, дорогой? Очень обидно.

Киваю, а щека непроизвольно дергается, что больше бесит - не знаю, то что Иру я не трахаю или тон моей невесты.

Или то, что она меня выбрала.

- С Никитой своей печалью поделись, - пересекаю комнату, открываю дверь на улицу, эта свадьба с самого начала утопией была, пусть Олеся фотографии ему показывает, в уши ему песню о нас льет, в изменах обвиняет Иру - все к лучшему, они разведутся и, может быть, у нас с ней шанс появится начать заново.

- Илья, - Олеся идет за мной, спины касаются ее ногти, она царапает меня сквозь рубашку, прижимается щекой. - Я ведь не так много требую. Я просто уверена хочу быть, что мой муж лишь мне принадлежит. Если ты слово дашь, что там все кончено. Никите я ничего не скажу.

- Ты знаешь, что он банкрот? - оглядываюсь, изучаю ее гладкое, напудренное лицо.

- Никита игрок. Повезет ему, сыграет ставка, и с долгами он рассчитается, - убежденно заверяет Олеся. - Мы знакомы много лет, он не раз выплывал. И не из таких передряг. Ну так что? Тебе лишь довериться мне нужно. И я любую другую женщину из твоей головы выбью. Просто ты тоже старайся, да? - ладонью она оглаживает мою рубашку. - Переодеться не хочешь, кстати? На улице жарко, - ее губы расплываются в улыбке, - я взяла для тебя футболку.

Не дожидаясь ответа, Олеся выходит на улицу. Взмахивает рукой, заметив Никиту с ведерком мяса в руках, по тропинке шагающего к веранде.

Расстегиваю верхние пуговицы, оттягиваю ворот. 

В рубашке, правда, жарко, но я уже полгода ничего другого не ношу.

Никому не показываю уродский шрам от плеча до запястья - доказательство, что я отца Иры не убивал, наоборот, помочь ему хотел, но у меня не получилось.

Но ей нравится, наверное. Ей так легче - предствлять меня убийцей.

Поворачиваюсь на Иру, она стоит на крылечке соседнего домика, в двух шагах от меня. Придерживает рукой широкополую белую шляпу, на солнце щурится на веранду.

Косится на меня.

Смотрим друг на друга и молчим.

Наверняка опять я для нее виновен во всех грехах, такой у нее взгляд, колючий и злой, понимаю, что ненавидит меня, а сделать с этим ничего не могу, достаточно в прошлом пытался, и все мои старания привели к краху.

- Олеся ничего о нас твоему мужу не скажет, - негромко говорю и смотрю на веранду, где невеста кружит возле Никиты и что-то щебечет, пока он высыпает из мешка уголь в мангал. Знаю, она лишь вид делает, будто внимания не обращает, а сама зыркает на меня, на Иру, на каком расстоянии мы с ней находимся. - Но есть условие. Мы с ней женимся. А тебя я больше не трахаю, - усмехаюсь, когда она поджимает губы.

Спускаюсь с невысокого крылечка.

- Но видишь в чем дело, Ира, - разворачиваюсь, наблюдаю за ее шагами мне навстречу. - Так бывает, когда что-то запрещают - этого сразу хочется, сильнее всего на свете, - оглядываю ее ноги, оливковая кожа еще больше оттеняется слепяще-белым платьем, из-под белой шляпы черные волосы вьются змеями, чувствую, что я снова пропал, спасение возможно лишь в другой галактике, я женюсь и приговор себе подпишу, постоянно видеть ее, очень скоро мне крышу сорвет. - Ради твоего счастья и спокойствия на нелюбимой женщине жениться - думаешь, ты этого заслуживаешь? 

- Я тебя не заствляла, Илья, с ножом у горла не стояла, когда ты предложение делал, - она равняется со мной, выплевывает слова, как яд. - Это твой выбор, Илья, в постель с Олесей ложиться.

Киваю. Мне нечего ответить, все так и было.

- Слушай, - оглядываюсь на ее мужа склонившегося над мангалом с бутылкой розжига в руках. - Если он тебя, правда, любит - простит. Я же как-то простил. А ты мне побольше, чем ему поднаср*ла. Ты меня чуть в тюрьму не засадила.

- А ты моего отца...- она распаляется.

- Убил. Да-да, - перебиваю и злюсь в ответ. - Наблюдал, как его ломало и радовался, наслаждался, представлял, что вот он сдохнет наконец, и...

Она замахивается, я отступаю. У нее в глазах слезы блестят, а у меня внутренности огнем жжет, разъедает, сквозь гул в ушах слышу, как ее Никита зовет, сквозь пелену вижу, как она, пошатываясь шагает на тропинку.

Глава 5

полгода назад, декабрь

ИЛЬЯ

Снег валит крупными хлопьями, за окном вьюга, дворники мерно вжикают по стеклу, разгоняя белую крупку, превращая ее в воду.

Скоро новый год, и все улицы в огнях, переливаются, все белое, праздничное, сказочное.

Торможу возле института. 

Уже темно, ярко горят окна, поток студентов тянется по парковке до машин, отдельные стайки кутаются в шарфы, шагают на остановку. Курю, слежу за ярко-красной шапкой с белым помпоном, черные волосы разбросаны по красной дутой куртке, Ира как обычно одна, проходит в ворота.

Сигналю.

Она оглядывается, замирает на месте. Мигаю фарами. Она смотрит под ноги, на ботинки, топчется в снегу.

- Ира, - зову.

И она медленно идет к машине. Жадно слежу за ее приближением, выбрасываю сигарету. Это становится нормой, такие отношения, мы друг для друга пропадаем на недели, а тяга становится лишь сильнее, больнее.

- Привет, - она хлопает дверью, на сиденье разворачивается ко мне. 

- Ты соскучилась? - внимательно изучаю ее лицо, каждую черточку, я изменения замечу, если они есть, если она думает, что больше не моя.

- Очень, - она тоже смотрит, пристально, не улыбается, но и оторваться не может, между нами расстояние, оно насквозь пропитано чем-то вязким, густым, в этот момент я поверить готов - есть нечто, для глаз недоступное, и это нас связывает, и будет оно всегда.

- Илья, - она подается вперед, лицом утыкается мне в шею. Нос щекочет мокрый помпон ее шапки, от нее пахнет ягодами, так знакомо, крепко обнимаю в ответ, своим теплом с ней делюсь.

Сидим и молчим, я не могу руки разжать, я больше не отпущу, даже если вырываться будет, я устал.

- Я думала ты не приедешь, - глухо говорит Ира мне в шею. - Я хотела раньше написать. В прошлом месяце. И в октябре тоже. Каждый день. Но у папы началась ремиссия. Новый рецидив его убьет просто, там уже без шансов.

Перебираю ее волосы, влажные, от растявших снежинок, вспоминаю, как она ко мне бежала по первому звонку, ни одного сообщения без ответа не оставляла, а сегодня и я, сорвался с корпоратива и рванул к институту, едва получил ее короткое "мне без тебя плохо".

- За вещами и ко мне? - стягиваю с нее шапку, отбрасываю на заднее сиденье. Сильнее сдавливаю ее талию в ожидании ответа.

- Да, - она упирается ладонями мне в плечи, выворачиватся, поднимает голову и смотрит в глаза. - Мы же правы с тобой? 

- Правы, - киваю.

- Вот и все, - она полна какой-то смешной решительности, так дети выглядят, когда первое в своей жизни серьезное решение принимают, и этим запальчивым тоном, этим вздернутым носом отгораживаются от сомнений.

Едем по городу, держу ее за руку, она глазеет на улицы в огнях, улыбается в окно. Сам не могу улыбки сдержать, пожимаю ее пальцы, играет музыка, я сворачиваю к ней во двор.

- С тобой подняться? - паркуюсь напротив подъезда. Смотрю на ее окна и не хочу отпускать. - Слушай, - удерживаю ее за капюшон, когда Ира открывает дверь, - не ходи. Купим все, что надо. Потом им скажешь. Не сейчас. Поехали домой.

- Илья, - она оглядывается, улыбается еще шире. Губами кратко, быстро, вжимается в мои. - Они против, я знаю. Но это неважно. Подождешь? Пятнадцать минут.

Слежу за пятном красной куртки посреди снега, как она поднимается на крыльцо, скрывается в подъезде.

Закуриваю, засекаю время.

Жду.

И через четырнадцать минут дверь открывается.

Из полосы света подъезда вместо Иры выходит ее отец. В коричневой распахнутой дубленке, под которой виднеется простая белая футболка, он пересекает расстояние до моей машины и без приглашения садится в салон.

- Я думал, ты все понял, - говорит Денис, не здороваясь. Складывает руки в замок перед собой. - Думал, мы с тобой взрослые люди.

- Денис, где Ира, - достаю новую сигарету, шире открываю окно. - Я без нее никуда не поеду.

- Давай прокатимся, - пожевав губу говорит он. - Недалеко. Одно место тебе покажу.

Хлопает подъездная дверь. 

Ира торопится, по крыльцу, подпрыгивая, катится ее чемодан, я порываюсь выйти за ней. Денис удерживает меня за локоть.

- Илья, - говорит внушительно, - поезжай. Я много времени не отниму.

Смотрю на нее, на ее отца, хочется послать его нахер. Но сглатываю слова, что на языке вертятся, решаюсь на последнюю попытку уладить все миром и трогаюсь.

- Илья! -  кричит она, с чемоданом бежит за машиной. - Пап!

- Езжай, - монотонно твердит ее отец, сжимает мой локоть. - Здесь недалеко.

Идет снег, выруливаю на дорогу, вливаюсь в поток машин, перед глазами не стирается ее фигурка, потерянно замеревшая с вещами посреди двора.

- Говори, Денис, - рявкаю, и уже злюсь на себя за слабость, какого черта я его послушал, надо было гнать его из машины, в охапку схватить Иру, и с ветерком отсюда, далеко.  

- Ты мою позицию знаешь, - жестом он показывает свернуть на светофоре. 

- Не та женщина, не судьба.

- В этом нет ничего смешного, Илья. Любовь не всегда приносит счастье. Моя мне принесла смерть, - он прикрывает глаза. - И твоя женщина. Тоже смерть тебе принесет. 

Собираю выдержку в кулак, чтобы не выругаться, меня эти бредни задрали, всматриваюсь в кружащий на улице снег и ищу поворот, я поеду обратно.

Пошел он нах*й.

- В своей жизни я... - продолжает Денис.

- Единственное хорошее, что ты в своей жизни сделал, - перебиваю, - твоя дочь.

- И ты женишься на ней только через мой труп, - говорит он спокойно и открывает глаза.

- Значит, я убью тебя, - так же замороженно отвечаю и выворачиваю руль.

Гололед, машину заносит, слышу визг шин и оглущающие гудки, пытаюсь выровнять машину, влиться в движение, и вспышками, фргаментами, вижу, что на нас несется газель.

Я лишь хотел повернуть обратно, вернуться к ней.

Глава 6

ИРА

Закрываю дверь домика, останавливаюсь на крыльце и туже затягиваю хвост.

Небо на востоке озарено красным, начался новый день, скоро солнце взойдет. Вокруг тихо, спокойно, слышно, как насекомые стрекочут и птицы кричат, над рекой пролетая.

Сбегаю по ступенькам, втыкаю наушники в уши. Трусцой бегу мимо нашей плетеной веранды и замедляюсь.

Никита там лежит, спит на диванчике, раскинув руки.

Отбрасываю хвост назад и шагаю мимо стола, наклоняюсь над мужем. Он громко дышит, от него по воздуху разливается запах вчерашнего алкоголя, вина и виски.

Смотрю в его лицо с тенью щетины и кусаю кончики пальцев.

Я ему вчера все рассказала.

И про то, как мамины родители отца прокляли, что он их дчоь соблазнил и жениться не хотел. И как над ней, носившей платок, в институте измывались, вслед смеялись "больше не целочка", и как папа решил жениться, но ему отказали, не принимали в семью. О том, что у моего отца был бизнес - реставрация памятников и церквей, а у нас большой красивый дом.

И про рак крови.

И как все рухнуло.

И про Илью.

Все рассказала, лишь имя назвать не успела, мы гуляли вдоль берега, босиком по траве, Никита помахивал полупустой бутылкой виски.

И приперлась Олеся, и потащила его на веранду.

Со злостью смотрю на их дом, на окно с плотно закрытыми шторами.

Не помню, как все легли, я ушла раньше, проснулась пятнадцать минут назад, и вот - Никита так напился ночью, что даже до постели не дополз.

Выпрямляюсь, со стола подхватываю бутылку с минералкой.

Бегу мимо домиков, слушаю заводную утреннюю музыку, зеленая трава блестит от росы, речка чистая, тоже поблескивает. Впереди целый месяц лета, и я отвлекаюсь, самое страшное позади, осталось дождаться, когда проснется Никита. Точку в этом разговоре поставить.

И если он захочет развод - значит, так тому и быть.

Останавливаюсь на берегу. Скручиваю крышку на бутылке, делаю глоток воды. И взгдрагиваю, когда кто-то выдергивает из уха наушник, и музыка обрывается. Не успеваю обернуться, мужские руки обхватывают талию, спиной влетаю в широкую грудь, чувствую знакомый запах, кружащий голову и роняю воду.

Он ничего не говорит, просто обнимает, вместе со мной смотрит на розовый кусок неба.

Его грудь мерно вздымается, удары сердца отдаются мне в лопатки.

- Ждала меня ночью? - он спрашивает.

Сжимаю проводок наушников, и пальцы мелко дрожат, пару часов назад я ворочалась под одеялом на чужой кровати и казалось, что вот-вот раздастся стук в дверь.

Стука не было.

- Ждала, - сам себе отвечает Илья.

Его рука заползает под шорты, медленно, опасной змеей. Пальцы пробираются под резинку трусиков. Спускаются по лобку и трогают складки.

Тело током прошивает, и в горле булькает, три недели, с нашей встречи в ресторане, я не сплю с мужем, словно весь мой брак - временное помутнение, и вот я снова принадлежу только Илье, и так правильно, так быть должно.

- Очень ждала, - он усмехается.

Его палец проталкивается в меня, легко по влаге двигается, его дыхание жаром опаляет затылок, вторая ладонь давит на живот, теснее вжимая в горячее тело.

Неделю назад в парке, и вчера в лодке, он опять пробирается под кожу, до дыр стертую память раскрашивает собой.

- Хватит, - вырываюсь, отталкиваюсь и разворачиваюсь лицом к нему. 

- Почему? - Илья смотрит серьезно, без улыбки, выглядит бодрым и свежим, словно выспался от души, он даже побриться успел, тянет коснуться гладкой щеки, пахнущей морским лосьоном. Он сует руки в карманы брюк и подается бедрами вперед, привлекая внимание к вздыбившейся ширинке. - У меня проблемы. Утренние. Я очень возбужден. А ты тут рядом. В коротких шортах. Бежал за тобой. И представлял. Как стяну трусы с твоей задницы. И войду тебя. На всю длину сразу, до корня, - он вздрагивает и чуть запрокидывает голову.

Тяжело сглатываю, глядя на его горло с кусочком белого шрама, убегающего под воротничок рубашки, мну в пальцах провод и представляю, как обматываю вокруг его шеи, перекрывая дыхание, и его низкого голоса не услышу больше, никогда.

И не будет этой вибрации внизу живота, ничего.

- Что стоишь, Ира? - Илья опускает на меня потемневший взгляд. - Раздевайся. Или я сам.

- Сам ты можешь к невесте в кровать лечь, ей о своих утренних проблемах пожаловаться, - встряхиваю хвостом, об футболку вытираю влажные ладони и обхожу его, а перед глазами этот шрам на его шее.

Его раньше не было.

За шесть месяцев, что мы не виделись появился.

В первых лучах солнца шагаю к домику, позади веточки хрустят и камешки, он за мной идет. Поднимаюсь на крыльцо, за спиной шаркает подошва. Вытираю вспотевший после пробежки лоб, открываю дверь и оглядываюсь.

- Чего ты не понял? 

- Это ты не поняла, любимая, - он толкает дверь, и я, лишившись опоры, проваливаюсь в домик. Он переступает порог следом. - Я похож на шутника? - одной рукой Илья сжимает мои запястья, спиной впечатывает в стену. Грубым движением сдергивает шорты по бедрам вниз. Его лицо бесстрасно, и серый взгляд, как колючая проволока, зацепил и не отпускает. - Я полгода тебя не трогал, - напоминает он, вжимается в меня, нежную кожу лобка царпает ширинкой - И больше не собираюсь ждать, когда что-то случится, Ира. Я хочу. И возьму сам.

полгода назад, декабрь

ИРА

Кутаюсь в шарф и кашляю. Ветер швыряет в лицо снег, на улице уже совсем темно, ночь почти, уютным оранжевым светом горят окна домов.

Сижу на чемодане и дую на озябшие руки. С тихим писком открывается подъездная дверь, оттуда выходит какая-то парочка. Они обнимаются и смеются, шагают мимо, я шмыгаю носом им вслед.

Куда-то развлекаться намылились.

Завидую.

Глава 7

ИЛЬЯ

Там, на улице, утро, весь остров скоро проснется.

А здесь в углу домика полутемень, солнце не дотягивается. Стоим рядом, она тяжело дышит. Вжимаю в ее в бревенчатую стену, смотрю в лицо.

Ее губы приоткрыты, глаза расширены.

Она не дергается, не вырывается, чего-то ждет. Шевелит ногами, шорты я сдернул, она лишь в прозорачных трусиках осталась.

Сдавливаю полуголую ягодицу, наклоняюсь.

- Перестань, Илья, - она морщится. Руками упирается мне в грудь. Сжимаю сильнее, пальцами впиваюсь в кожу, и Ира отталкивает меня. - Хватит, я сказала!

Заткнись. Просто заткнись, мне тоже наорать на нее хочется, но я молчу, разворачиваю ее, затыкаю рот ладонью. Смотрю на октрытую дверь ванной и тащу ее туда.

Она мычит мне в руку, что-то сказать пытается. С трудом передвигает ногами в скатавшихся шортах. Толкаю ее в душевую кабину, поворачиваю ручку, и с потолка холодным потоком обрушивается вода.

- Ты больной! - кричит она, и мечется между стеклянными стенами, сдирает шорты и комкает, бросает в меня. - Ты...ненавижу тебя!

Спокойно настраиваю температуру, кошусь на нее.

Белая майка вымокла, облепила тело. Голая грудь просвечивает, соски торчат. Светлое кружево белья оттеняет оливковую кожу, узкие бедра, стройные ноги, она в кедах стоит, топает, разбрызгивая в стороны воду.

Мне жарко.

Я неделю терпел, с того утра в парке.

Загораживаю дверцу, не давая проскочить мимо меня, сбежать. Расстегиваю рубашку.

- Илья...- Ира осекается. Вода стекает по ее лицу, она моргает мокрыми ресницами. - Не надо.

- Чего не надо? - сбрасываю мокрую рубашку в угол. Берусь за ремень брюк. Чувствую, как она смотрит, жжет взглядом. Мой уродский шрам, растянутый от плеча до запястья почти, я никому не показывал.

Она первая.

Брякаю пряжкой. Встряхиваю мокрыми волосами, поднимаю голову. Глаз от ее лица не отвожу, бледного, с красными губами.

Снимаю брюки вместе с трусами.

- Только подойди, - ее голос севший, хриплый, кабина маленькая, один широкий шаг - и я рядом. 

И я подхожу.

 - Выпусти меня отсюда! - она срывается на истерику.

Хватаю край ее майки и тяну вверх, она звонко бьет меня по рукам, во все стороны сыпятся мелкие брызги.

- Ира, - с силой дергаю ткань и разрываю, стягиваю лохмотья майки с ее плеч, убираю налипшие черные волосы. Взглядом впиваюсь в круглую вздымающуюся грудь с темными сосками - и меня кроет, крышу рвет, - я все равно это сделаю, - наклоняюсь и втягиваю в рот сосок, твердый, как камешек, прикусываю зубами.

Она покачивается, спиной врезается в стену. С глухим стоном цепляется в мою макушку, ртом вдавливает в свою грудь.

Тисками зажимаю ее талию, жадно целую горячую кожу в каплях воды, все кончилось, но это осталось -  черное желание, больная жада, и она не денется никуда, себя не изживет, она будет.

Отрываюсь от нее, в пальцах сдавливаю подбородок. В черных глазах вижу свое отражение, перечеркнутое словно, она хочет, но не признается, прячется за фальшивой семьей, и это знание добавляет мне злости.

За бедра разворачиваю ее, стягиваю с нее мокрые трусы. Удерживаю одной рукой и направляю член.

- Не надо! - она орет, ее голос сплетается с шумом душа, она заводит руки назад, отталкивает меня.

Ладонью давлю ее голую узкую спину. Распухшей головкой упираюсь в мокрые складки, скользкие и горячие, и она замирает, сопротивляться перестает.

- Не надо? - повторяю. Медленно раскрываю ее, в ее пекло погружаю головку. В ушах шумит и перед глазами плывет все, от нетерпения потряхивает, ответа ждать не могу и рывком толкаюсь в нее.

Одним движением прошиваю ее, ладонями она бьет по стеклу, и дугой выгибается, обхватываю ее грудь и ртом ловлю капли воды, падающие с потолка.

Хочу чтобы вот так, каждое утро, каждый месяц, из года в год, до конца.

Стоим и дышим, я в ней, она туго обхватывает меня, тихо всхлипывает.

 - Что ты сделал.

Она моя, но замуж вышла, за другого, у меня сейчас прав на нее нет, как помешанный, веду ладонями по голому телу и с силой сжимаю бедра, выбиваю из нее вскрик.

- Тебе же нравится, - со злостью толкаюсь в нее, и она покачивается, влетает в стену. Выхожу и с ожесточением бьюсь снова, проталкиваю себя в нее, до упора, до искр из глаз. - Нравится со мной трахаться, да? Говори.

Двигаю бедрами, тараном внутрь долблюсь, она кричит и содрогается, хватается за мои руки. Черные волосы разметались по спине, она в моей власти вся, но это лишь с виду, я раб, беру желаемое, послав к черту расплату.

Я ведь люблю ее.

Как безумный.

Слышу ее голос, он срывается. Она просит еще. Сильнее трахать ее.

Это беспамятство.

И нет возврата.

Удерживаю ее за шею и вколачиваюсь, наваливаюсь на нее и целую волосы, я убью ее.

Но не отдам.

ИРА

Вода с перебоями, то горячая, то холодная, и этот контраст не приводит в чувство, сейчас случилось такое, чего не исправить.

Илья замедляется. Тяжело дышит, стоит не двигается, обнимает меня. Ощущаю его в себе. Осторожно отклоняюсь, выпуская, и он выскальзывает. Поворачиваюсь в его руках. Налетаю на приоктрытые губы. И на поцелуй отвечаю, голым телом вжимаюсь в его грудь, обнимаю за шею.

Так нельзя делать.

Но у меня острая, крайняя необходимость.

Его руки мнут и тискают, не дают отодвинуться, вода льется на нас, в груди заходится стуком сердце.

И к нему другой стук примешивается, настойчивый, все громче - удары по двери.

Илья тоже это слышит.

Отрывается от моих губ и ладонью вытирает мокрое лицо. Выключает воду, шум стихает. И теперь отчетливо слышно - кто-то барабанит по двери домика.

Никита проснулся, точно.

Пришел, а тут...

У меня подкашиваются ноги.

Глава 8

полгода назад, декабрь

ИЛЬЯ

На улицу она вылетает как была, без куртки.

Началась метель, ветер воет, закручивает снежинки.

- Ира, - хватаю ее за руку. - Стой. 

Она разворачивается и замахивается.

Стою и терплю пощечины, лицо и так разбито, она лупит ладонью, по запекшимся ссадинам, и кожа влажнеет. Это снова кровь, или снег, может, и слезы, она плачет.

Может, я тоже.

- Ты же врешь, да? - спрашивает она, переводя дыхание. - Это шутка. Папа дома.

У нее в кармане играет телефон. Мать звонит, а она трубку боится взять, ей страшно, что я правду сказал.

И лучше бы я психопатом оказался, вздумавшим так шутить. Но была авария, и машина горела. В руке от плеча до запястья ноющая боль, мокро.

- Я его пытался из машины вытащить, - в носу щекотно, и на губах привкус железа. Вытираю лицо. - Она загорелась. И дверь заела. И моя куртка загорелась. Меня оттащил кто-то, я не знаю. Ира...

- Закрой рот! - выкрикивает она. В голосе слезы звенят, ледяной ветер треплет ее волосы, швыряется в нее снегом. - Я домой, - она скользит, едва не падает, от моей протянутой руки отшатывается.

Несется на выезд со двора.

- Любимая, - нагоняю ее на освещенном проспекте. Полночь, буран, машин почти нет. - Ты заболеешь, - стягиваю куртку, не помню чья она, как оказалась на мне. 

Набрасываю ей на плечи и смотрю на обгоревший, в черных лохмотьях, рукав свитера.

Была авария, и был пожар.

- Забоелею? - она размахивает руками и голосует, куртка валится ей под ноги. Черные волосы растрепаны, она подскакивает на месте, ее всю трясет. - Я еду к маме. Нет, в больницу. Он поправится.

- Он не поправится, Ира.

Она не слышит меня, блестящие дорожки слез на ее щеках льдом становятся, она моргает ресницами в снежинках и щурится на дорогу.

На нас несется белая иномарка.

За руку оттаскиваю Иру с дороги.

Машина сбрасывает скорость, сворачивает, тормозит неподалеку от нас.

- Да хватит, Илья! - она вырывается, пытаюсь прижать к груди, она не дается. - Не трогай меня!

Хлопает дверь, и на улицу выходит Андрей.

Смотрю на друга. Он в одном костюме, без галстука, равняется с нами и потирает руки на ветру.

- Сказал, да? - он смотрит на Иру, и я вспоминаю.

Там, на светофоре, мы вместе были, я ему звонил, кажется, и он приехал, и это его куртка, под ногами у Иры валяется.

- Вы как? - друг ежится, отмахивается от летящего в лицо снега. - Помощь какая-то нужна? С похоронами там...

Ира к месту примерзла, замороженно пялится на него и молчит. В кармане у нее разрывается телефон.

- Нам надо куда-то, - оглядываюсь по сторонам, в больницу или к матери ее ехать, сам не знаю, и мысли путаются, цепляюсь за то, что помню. - Ты пил?

Ведь был корпоратив перед новым годом, на который я не поехал, я посрался с Андрюхой и рванул к Ире в институт, а потом мы вместе за вещами.

А потом.

Была авария, и машина горела.

- Ну пил там, да, - Андрея передергивает, - черт. Холодно, сука. Поехали, куда вам надо? 

- Мне надо к отцу, - отмирает Ира и делает шаг к машине Андрея.

- Ира, нет твоего отца, - хватаю ее и встряхиваю за плечи, заставляю смотреть на меня, - это несчастный случай.

- Андрей, отвези меня, - твердит она. - Папа ждет.

У нее шок, у нее отрицание, я знаю, но помочь ей ничем не могу, меня самого накрывает.

- Ира! - как куклу трясу ее, - твой отец в морге!

- Ты его убил? - она вырывается, царапается, отталкивает меня. - Ты специально? Ты ему смерти желал, и...

- Он бы всё равно сдох! - выплевываю ей в лицо. - И я рад! Рад!

Она взвизгивает, так пронзительно, что у меня уши закладывает, рвется из моих рук, ее заносит на дорогу.

Кратко и громко грякает полицейская сирена. Ира налетает на капот бело-синей машины, видит полицейского за рулем и молотит ладонями по капоту, призывая их выйти.

Они и сами, поправляя фуражки, выбираются на улицу. Хмурятся на нас, без одежды, в метель, устроивших скандал на дороге.

А меня уже несет.

- Давай, заяви, что я твоего отца убил, давай, - впервые смотрю на нее и ненавижу, он умер, но я остался, зачем она так со мной, я хотел помочь ему, обо всем забыл, я тащил его из машины, ведь она его любит.

- Вы гашеные что ли? Бухие? Обдолбались? - перечисляет варианты мент и пинает ботинком брошенную куртку. - Чья?

- Посадите его в тюрьму, - просит Ира.

Отстраненно наблюдаю, как они переглядываются, как один подходит ко мне, и толкает к машине.

Оглядываюсь - Андрюхи уже нет, и тачки его тоже, я даже не заметил, как он свалил.

У меня требуют все выложить из карманов, меня обыскивают. Второй замер рядом с Ирой, готовый схватить ее, если побежит.

Она и шага сделать не сможет, в ее кармане попсовой музыкой не прекращая звонит телефон. Она не берет трубку.

- Куртка.

 Поднимаю куртку и швыряю на капот.

Мент обшаривает карманы. Сдвигает густые брови. Кивком подзывает к себе напарника.

Они оба смотрят на что-то, я не сразу понимаю, в свете фонаря поблескивает фольга. Пакетик. 

- Это что? - они поворачиваются на меня.

- Не знаю.

- Никто не знает, а в тюрьму садятся.

Они оба одинаково ухмыляются, и до меня доходит - Андрей что-то употребляет, это его пакетик,  но мы в последние месяцы из-за Иры видеться перестали, я к нему с заботой о здоровье не лез.

- Это не мое, - стряхиваю снег с волос.

- Все так говорят, - один из них подходит ко мне, жестким взглядом изучает лицо. - Ты морду свою в зеркале видел, обдолбдыш? И девка тоже, да? - он оборачивается на Иру. - Вмазались чем-то?

И тут она кивает.

Спокойно смотрит на меня и заявляет:

- Да-да. Это его. Он торгует. И мне пытался эту отраву продать. Арестуйте его. И посадите в тюрьму. На сто лет. Пожизненно. Пусть он там сдохнет.

Глава 9

Запираю дверь и оглядываюсь на улице.

Моя машина одиноко брошена у забора, а Никиты так и нет. Всю ночь не было, как вернулись вчера с острова - он сразу пропал.

А я готовилась к разговору, ночью не спала, ждала.

Проверяю время и спускаюсь по ступенькам. 

Через час начнется собеседование, мне обязательно нужно туда. 

И с мужем поговорить тоже нужно. 

То, что неделю назад в парке с Ильей случилось - это было спонтанно. И я плохо соображала. Но потом в душе - это повторилось, и скрывать нельзя.

Останавливаюсь возле машины. Приставляю ладонь козырьком ко лбу, когда замечаю, что шурша шинами по гравиевой дорожке к дому крадется авто Никиты.

Он едет медленно, словно спит за рулем. Сжимаю ключи и смотрю себе под ноги.

Новые туфли немного жмут.

Никита покупал.

Он мой гардероб сам обновляет. Рассказывает мне, какие костюмы должна носить его жена. И какую обувь.

Потому, что будь моя воля - я так бы и ходила в кедах и джинсовых сарафанах.

А это красиво, но несолидно, Ириш.

И я уже привыкла, жить так, как учит он.

Он паркуется рядом со мной.

Прижимаю сумку к бедру и тороплюсь навстречу.

- Доброе утро, -  здороваюсь, когда он открывает дверь и выходит на улицу. - Солнце давно встало, а ты только явился. Отлично, Никита. 

Он помятый, с отросшей щетиной. Тоже не спал, и я догадываюсь, чем занимался. 

- Если ты ночи прводишь с другими женщинами, - ладонью опираюсь на капот. - Зачем мы поженились. И зачем нам вместе жить.

Он поднимает взгляд. Под глазами темные круги, да он просто таки вымотался. Это красноречивее любых слов, он даже не скрывает.

А я ходила из угла в угол, считала себя предательницей.

- Браво. Мне надо было вещи собирать. А не греть каждый час ужин, прикидывая, во сколько ты приедешь домой.

- Если собираешься скандалить, - он устало трет лицо, - то иди на базар к бабкам.

Рассеянно кошусь на свою малолитражку. Ее купил Никита, мне в подарок на свадьбу. И мне теперь и ездить-то на ней нельзя уже, наверное.

- Слушай, - на языке вертятся признания про Илью, слова про развод, это невысказанное раздирает меня.

- Матери стало хуже, - перебивает Никита. Смотрит по сторонам, на меня. - Ночью в реанимацию положили.

- Ты у нее был?

Он кривит губы и подавленно молчит.

Тихо выдыхаю, знаю, что это такое.

Мать родила его поздно, ей уже семьдесят. и ей требуется постоянный уход и помощь врачей. 

Мой же отец жил дома, даже работать умудрялся.

- Ясно, - неуверенно шагаю к нему, кладу ладони на его плечи. Говорю банальность. - Она поправится.

- Я знаю, - он перехватывает мои руки. Смотрит в глаза, долго, пристально. - Что на ужин готовила?

- Мясо. Салат, - теряюсь.

- Что-то осталось? Я голодный.

- Все осталось, - киваю. Бросаю взгляд на часы. - Я...мне позвонить нужно. Собеседование отменить. Ты пока переодевайся...я щас.

За талию он притягивает ближе, кратко чмокает в губы.

- Спасибо, Ириш, - он оступает. 

Взглядом провожаю его фигуру. Никита, ссутулившись, шагает к дому. 

Кусаю губы, меня накрывает глухая злость. Все у нас было хорошо, надолго и крепко, мы предохраняться перестали, может быть, через год, у нас уже был бы ребенок - карапуз, такой же лысый, как Никита.

А теперь у меня только вина и страх остались.

Шмыгнув носом, набираю номер. Извиняюсь, что приехать не могу. Наблюдаю, как соседская девчонка стягивает лифчик купальника и, развалившись на крыльце, подставляет голую грудь солнцу.

Вчера, пока сидела на улице и мужа ждала, видела - соседка с каким длинноволосым парнем сексом занимались под деревом.

А сейчас на крылечко выходит ее жених. Или кто он ей. За волосы тянет ее к себе.

И они прямо при мне целуются.

Отворачиваюсь.

Ну вот почему.

Во всем Илья виноват, это он...

Он едет к нашему дому. Солнце отражается от глянцевого красного капота, слепит.

Оглядываюсь на дом. Сжимаю телефон и шагаю навстречу машине. Взмахиваю рукой.

- Эй, негромко призываю остановиться.

И выхожу в ворота.

- Привет, - в окно говорит Илья.

Смотрю, как он выбирается из машины, одергивает классические брюки. Представляю длинный уродливый шрам, что прячется под рубашкой и выше вскидываю подбородок.

Он не врал тогда, он, правда, пытался отцу помочь, а мама кричала, что мой Илья убийца, и я ей верила.

И уже поздно думать, как было бы, если бы.

- Муж, вижу, дома, - Илья кивает на иномарку Никиты. - Я к нему.

- Зачем? - преграждаю дорогу.

- По делу.

Изучаем друг друга, и у меня ладони потеют, его взгляд бесстыдно скользит по моему платью, напоминая, чем мы утром в душе занимались, и под палящим солнцем я вся в мурашках стою.

Я слабость себе позволила, готова была просить его меня забрать, а он просто издевался, воспользовался, и с невестой ушел.

- Убирайся отсюда, - встряхиваюсь. - Вообще, не смей больше приезжать. 

- Я не женюсь, - Илья сдавливает в пальцах брелок с ключами, шагает ближе. - Давай...заново начнем. То, что ты замуж вышла - я тебе прощу.

Он говорит тихо, но уверенно, в своей правоте убежденный, и что я виновата, он совсем не понимает. Что когда был мне нужен - рядом оказался не он, а Никита.

И прощать меня не за что.

Я о своем браке не жалею. Только о том, что он влез, и я два раза сделала глупость, не оттолкнула его.

- Илья, ты тупой что ли, - отступаю к воротам. - Вали отсюда, я сказала.

- Не надо так со мной разговаривать, Ира.

Он ловит меня за руку и дергает к себе. Бьюсь в его грудь, она от тяжелого дыхания вздымается. Упираюсь ладонью, взгляда его избегаю.

- Просто уйди, - запястье больно от его хватки, пытаюсь вывернуться и поднимаю голову. Смотрю на его напряженно сжатые губы, на подрагивающие ноздри, черные зрачки разлились по радужке, он зол. А я тоже. -  Плевать, на Олесе ты женишься или еще на ком-то. Хоть на двух невестах сразу. Не начнем мы заново. Я не выношу тебя. Видеть тебя не могу.

Глава 10

ИЛЬЯ

Открываю дверь и захожу домой. Спотыкаюсь на туфлях в прихожей и негромко чертыхаюсь.

Опять Олеся все раскидала.

И раз обувь ее здесь - значит, и вещи тоже. Не уехала они никуда.

Из глубины квартиры доносится бормотание и мелодичный женский смех.

На ходу стягиваю пиджак, развязываю галстук.

Толкаю дверь спальни и щелкаю выключателем. 

На кровати брошены два чехла - черный и белый. С моим костюмом на субботу. И ее свадебным платьем.

Стою и смотрю, растираю ладонью лоб.

Свадьба.

Казалось, что вопрос уже решен, после того, как я ее утром за волосы оттаскал - никакого ЗАГСа не будет.

Бросаю пиджак на спинку стула и выхожу в коридор. Закатываю рукава, иду на голоса в кухне.

Останавливаюсь на пороге.

Олеся сидит на диване, в руках бокал вина. На столе открытая бутылка и сыр. За столом напротив какая-то блондинистая девица в голубой блузке.

Они листают журнал и чему-то смеются.

Олеся чувствует мой взгляд, поднимает голову.

Она в домашнем цветастом костюме и пушистых тапочках, без косметики, с хвостом на макушке. Уютная, простая какая-то.

Улыбается мне. И кивает на блондинку:

- Знокомься, Илюш. Это Света. Моя свидетельница.

Света с интересом, беззастенчиво, разглядывает меня.

Подхожу ближе, беру кусок сыра с тарелки. Медленно жую.

- Девичник у вас?

- Дорогой, а руки помыть? - Олеся барабанит розовыми ногтями по журналу. - Мы тут...меню на выходные прикидывали. Ты же сегодня в ресторан не смог заехать, - напоминает она с упреком. - Все делать приходится мне. Свет, вот почему мужчины так безответственны?

- Не знаю, - у Светы кольца на пальце нет, она откидывается на стуле и белоснежно мне улыбается. - Может быть, у Ильи сегодня был тяжелый день?

- У него всегда тяжелые дни, - бубнит Олеся и привстает на диване. - Голодный?

- Да, - двигаю стул. Беру влажные салфетки из подставки. Вытираю руки и наблюдаю, как Олеся брякает дверцей холодильника, ставит на плиту сквородку.

Она ведет себя так, словно ничего не случилось, для своей подруги разыгрывает спектакль.

Спокойный семейный вечер, с работы вернулся муж, а жена стоит у плиты.

Краткая сцена-пробник того, что ждет меня в ближайшие годы брака.

И я не знаю, как на это реагировать, ничего уже не чувствую, только тоскливо как-то.

- Волнуешься, Илья? - Света наматывает на палец прядку волос. - Это первый твой брак?

- А у тебя? - придвигаюсь ближе.

- Я в разводе, - она многозначительно моргает. - Поняла, что я за свободные отношения. Вот в пятницу будет девичник. Рассчитываю от рутины отвлечься, - маленькими глотками она пьет вино.

Стреляет глазками.

- Спасибо за помощь, Света, - Олеся убирает бутылку со стола, намекая, что той пора домой. - В пятницу повеселимся.

Щелкаю пультом и включаю телевизор.

Женщины прощаются, я слушаю, как масло шипит в сковороде.

Они еще долго шушукаются в коридоре. Смотрю мультик и в пальцах ломаю зубочистку.

Сегодня утром последняя капля была, последний шаг навстречу. Я могу не стараться больше, я ей не нужен.

У нее выбор был, она знает, что я люблю ее до сих пор.

Но она назад шагнула, к нему, ворота у меня перед носом закрыла.

Она не хочет.

А я заставить уже не смогу.

- Илья, - ахает Олеся и выключает плиту, двигает сковородку. - Сейчас бы все сгорело.

Она поворачивается спиной, гремит тарелками в шкафчике.

Жую сыр.

- Твой костюм и платье я забрала, - рассказывает она. В тарелку накладывает мясо. - В ресторан тоже заехала, взяла меню. Организатор сказала...

- Ты не передумала? 

- С какой стати? - она оглядывается, за спину отбрасывает хвост. - Все уже оплачено, Илья. И гости...что мне всем говорить, отказываться? Свадьбы не будет - сказать сестрам. Потому, что жених волочится за другой, - выплевывает она мне в лицо и хмурит брови. - Это так унизительно, впервые я в такое идиотское положение попала.

Она подходит, брякает тарелкой об стол.

- Приятного аппетита, дорогой.

- Вилку дашь? - смотрю, как дымок поднимается от сочного мяса. Смотрю на Олесю, как она хозяйничает на моей кухне. Откашливаюсь. - Я неправ был.

- Я знаю.

- Все это долго тянулось, не один год. И меня это уже заколебало, - говорю и сам в свои слова верить начинаю, когда так долго горишь, умираешь и воскресаешь - выгорание неизбежно.

Все не сегодня закончилось, а полтора месяца назад, когда она другому сказала "да".

Нет ее больше.

ИРА

Подхватываю пакеты и пересекаю дорожку к дому, шагаю на крыльцо.

У меня две новости, и обе хорошие. Первая - меня взяли, наконец, на работу, с понедельника выхожу. Вторая - сегодня на ужин паста и жареная моцарелла в беконе.

Поделиться радостью не успеваю, у меня словно дежавю. Едва захожу домой - вижу Никиту. Стоит у зеркала и подбирает галстук к рубашке в мелкую голубую полосочку.

- Собираешься куда-то? - даже поздороваться забываю, хотя мы и утром не виделись, когда я проснулась он уехал уже.

Но всё так похоже на вечер месяц назад, когда Олеся нас в ресторан позвала. С женихом познакомить.

- Привет, - бросает Никита, не поворачиваясь. В зеркало смотрит на меня, завязывает галстук. - Сегодня пятница, забыла?

- И?

- Мальчишник, - говорит он.

Сглатываю ком в горле.

Мальчишник.

Они все таки женятся, поверить не могу.

Кому нужен этот брак, пусть не обманывают друг друга.

- Видел сегодня Олесю, она тебе тоже приглашение передала, - Никита кивает на розовый конвертик у зеркала. - Стриптзеров, наверное, закажет. Праздновать, кстати, будут в соседнем зале. Нормально, как думаешь? Как Илюха на это согласился. Чтобы его в любой момент проверить могли. Нда.

Глава 11

полгода назад, декабрь

ИЛЬЯ

Телевизор бесшумно пашет, экран в темноте мерцает. Там полный зал, люди смеются, комики на сцене уже репетируют новый год.

Везу по столу бокал, наливаю еще выпить.

Вкуса уже не чувствую, это не виски, это вода.

В открытое окно залетает снег.

В тишине громко раздается звонок в дверь.

Кто бы там ни был - пусть идет к черту.

Звонок повторяется, я наливаю еще.

Пью.

Там всё звонят.

Чешу небритую щеку. За стол держусь, поднимаюсь. Опираюсь на стену, по коридору шагаю под несмолкающую трель.

И останавливаюсь.

Когда в дверь начинают молотить ладонями. И по ту сторону звучит ее звонкий голос:

- Илья, пожалуйста, открой.

Прислоняюсь к стене, пью.

- Откроешь? Мне очень нужно, - она там всхлипывает, и понижает громкость, словно чувствует, что я рядом стою и все слышу. - Я хочу извиниться.

Извиниться она хочет.

Усмехаюсь в стакан.

Два дня назад она орала ментам, чтобы меня до конца жизни в тюрьме закрыли, а теперь монотонно стучит по двери, и просит не смолкая:

- Впусти меня. Пожалуйста. Мне идти некуда. Пожалуйста.

Пусть нахрен идет.

На улицу.

К отцу своему в морг.

Куда угодно.

- Я не хотела, - продолжает она, шелестит куртка. - Я очень запуталась.

Отпиваю виски, я такой пьяный, еле стою. Пинаю ботинки, сажусь на пол, спиной откидываюсь на дверь.

- Ты же там, Илья, - она оживляется, топчется, подошва шаркает по бетону. - Ты ведь слышишь меня? Открой. Я не уйду. До утра буду здесь стоять. До вечера. Спать здесь лягу.

- И на похороны не пойдешь, - усмехаюсь вслух.

Она замолкает, становится так тихо. В темноте бокал поблескивает, мне уже кажется, что это шутки пьяного мозга, и нет ее там, просто мне до смерти одиноко, я выдумал всё.

И ее.

И почти три года с ней - это сон, а я уверенно, как помешанный, врал сам себе, что жизнь яркая, многогранная, что в ней счастье есть. И любовь.

- Ира, иди домой, - глухо говорю и не верю совсем, что за дверью, вообще, кто-то есть.

- Я же сказала, - с ее голосом дышать опять начинаю. Она шмыгает носом. - Илья, я не уйду.

- Ментам денег надо было заплатить, чтобы меня выпустили, - поворачиваю голову, в темноте, сквозь дверь будто вижу ее глаза, темно-карие, почти черные, ягодки. - И заплатили. Андрюха. Вчера. А я идиот думал. Что это ты пришла за мной.

- Я сейчас пришла.

- Сейчас иди нахер, Ира.

- Нет. Я весь дом перебужу, но ты откроешь.

Допиваю виски, ставлю стакан.

Не открою, мне это осточертело, мне почти тридцать, я давно не пацан. 

Я хочу спать.

Опираюсь на руки, пошатываясь встаю.

В голове карусель, мне компас нужен, чтобы узнать, где кровать.

И тут она вдруг взвизгивает за дверью. И кричит:

- Пожар!

Малолетняя дура.

- Илья, у тебя дверь горит, открывай скорее! Господи, Илья. Я серьезно.

И столько паники слышу. Что щелкаю выключателем и везу в сторону задвижку.

Распахиваю дверь.

Вверх поднимается густой пахучий дымок. И что-то валяется на полу, журнал вроде бы. Он горит.

И она стоит рядом с зажигалкой.

Вся мокрая от снега, топчется ботинками по журналу, тушит огонь.

Опираюсь на косяк, рассматриваю ее.

Те же самые черные волосы. И тонкая фигурка в яркой куртке. 

Что хуже - случайно убить или специально предать. Она орала, чтобы я сдох, а я бы за нее не задумываясь и свою жизнь отдал, и любую другую.

Почему так странно получается, я не знаю.

- Сука ты, Ира, - хватаю ее за руку и втягиваю в квартиру. Она с размаху влетает мне в грудь.

Хлопаю дверью.

Наклоняюсь, развязываю шнурки на ее ботинках. Она всхлипывает и почти падает мне на спину, тормозит меня.

- Ты меня простишь? Что мне сделать? - твердит и ощупывает, наваливается. Одну за другой ставит голые ноги на пол. Подхватываю ее на плечо.

- Ничего не сделаешь уже, любимая.

- Но ты же меня впустил.

- Да. Трахну тебя и вышвырну обратно.

Вдвигаюсь в спальню, сбрасываю ее на кровать.

Рву замок на куртке, вытряхиваю ее из одежды. Она в ответ тянется, обнимает, вгрызается в губы, огнем полыхает.

- Ты мне очень нужен, - ладонью лезет под резинку домашних брюк, в пальцах сдавливает напряженный член.

Сдергиваю с нее белье. Смотрю на нее, голую подо мной, меня все так же тянет, в ее глазах тоже безумие, через месяц-другой мы оба свихнемся, наверное.

- Ноги раздвинь, - бросаю на пол трусы, обхватываю горячий ствол.

Она сползает ниже. Послушно разводит бедра, ногами обхватывает меня. Выгибается и вскрикивает, когда одним толчком вбиваю ее в кровать.

Смотрю.

Мыслей нет больше, есть лишь ее тело, жаркое и податливое. Под ее крики вколачиваюсь в нее, за волосы держу, за горло, сжимаю тяжелую грудь, мне надо везде и сразу.

Языком в раскрытые губы, и членом в нее, быстрее и глубже, со звонкими шлепками, с ее рваными воплями. 

Это мое тело, оно для меня, я первый, и хочу всю.

Верчу ее. Ладонью на поясницу, животом вдавливаю в кровать. Целую лопатки и продираюсь сзади, туго и скользко, и она содрогается, в кулаки сгребает измятые влажные простыни.

Она на животе, она на спине, она сверху, она раком, я ее трахаю, трахаю, трахаю до беспамятства, до черных точек перед глазами, до сорванного голоса и кровавых царапин, до рассвета за окнами.

В нее уходит все напряжение, вся злость. Валюсь на подушки, когда уже руки трясутся, выжатый и пустой.

Она громко дышит рядом, вся мокрая, в спазмах дергается, сворачивается клубком.

Пялюсь в потолок, на россыпь лампочек. Пижамная рубашка расстегнута, грудь в каплях пота. Шелковый рукав липнет к коже, лопнул ожог.

Глава 12

ИРА

Барабаню ладонями по рулю и смотрю на мигающую в сумерках вывеску сауны.

Сверяюсь с адресом в розовом конветике.

Олеся могла специально меня обмануть, черкнуть неверный адрес, и я бы явилась сейчас куда-нибудь в баню к пьяным мужикам.

Но на парковке стоят знакомые машины.

И красная Инфинити Ильи есть, значит - мальчишник точно здесь.

Выхожу из машины и поправляю воротничок.

Чувствую себя дурой, в черном строгом платье и на каблуках, хочется развернуться и ехать домой. Но беру себя в руки и поднимаюсь по ступенькам, толкаю дверь комплекса.

В холле в кресле скучает охранник. За стойкой кудрявая блондинка-администратор отрывается от телефона.

- В каком зале мальчишник? - спрашиваю у нее и складываю руки на стойке.

- Может, девичник? - лениво откликается она, и смотрит в журнал. - Все залы там, - машет рукой, - прямо и направо.

Сворачиваю в коридор, по обе стороны в него выходят двери в номера. Наверное, здесь и ночует кто-то.

Представляю, куда бы пошел этой ночью и Никита, если бы я не приехала.

И сглатываю неприятный ком в горле.

Перед нашей свадьбой, после его мальчишника, он дома не ночевал. Встретились мы лишь утром в ЗАГСе, и жених был навеселе, растрепанный и помятый.

Может, зря я пытаюсь починить то, что изначально сломано было.

Выхожу в большой зал с диванами, столиками, и холодильниками и налетаю на Риту.

- Привет, - радуется подруга. На ее груди замотано белое полотенце, на ногах шлепки. Волосы мокрые, спадают на плечи. - Опаздываешь! Мы уже думали, что не придешь, - она дергает дверцу холодильника. И оборачивается к женщине за прилавком. - Откройте, пожалуйста. Представляешь, - хихикает Рита и распахивает дверцу. - Жених-то в соседнем зале празднует. Зачем Олеся это устроила, не знаешь? Каждые полчаса туда таскается, проверяет их. А мы сидим, как дуры. Проще было всем вместе в одном зале собраться. Я видела, у этого ее Ильи друзья шикарные просто. Такого мужика отхватишь - и можно не работать. До конца жизни, - она берет пиво и косится на мою сумку. - Рассчитаешься за меня? Хотела попросить, чтобы на счет Олеси записали. Но вдруг...

Отмахиваюсь и подхожу к кассе, выкладываю на стол купюру.

"Жених", "этот ее Илья" - меня дико раздражают такие характеристики. 

И друзья его тоже.

Отлично помню, что меня не принимал никто, держали за зверушку, с которой Илья забавляется, не верили, что это у нас с ним надолго.

Про Олесю вряд ли они так думают. Собственный бизнес, акульи зубки. Она своего не упустит, это все видят.

Смотрю, как Рита, пританцовывая скрывается за поворотом.

Значит, девочки там.

Сейчас она скажет Олесе, что я приехала. И если я не появлюсь у них - та помчится меня разыскивать.

Ей же не объяснить, что я за Никитой приехала, а не жениха у нее отбирать.

Торопливо толкаю кошелек в сумку, и быстрым шагом пересекаю помещение. Сворачиваю налево, в красноватый коридор. Отсюда музыка звучит громче, слышны разговоры и мужской гогот.

И это смешно даже, одного невеста контролирует, за вторым жена явилась.

Но дома готов ужин.

Для него.

И новое белье я по его совету надела.

Я вышла за Никиту замуж.

И как-то совсем уж паршиво разводиться спустя месяц брака.

Натягиваю на плече ремень сумки. И спотыкаюсь, когда впереди открывается дверь, делая громче музыку. И в проеме показывается фигуга Ильи.

Он брюках и расстегнутой рубашке, прижимает щекой телефон и своим невозможным голосом с чарующими нотками говорит в трубку:

- Погоди, я отойду, ничего не слышу.

Отшатываюсь в сторону, плечом влетаю в дверь со значком туалета.

Стою возле косяка и слушаю его шаги по коридору.

Кусаю губы.

Я ведь знала, что он здесь будет, это его праздник. Знала, и все равно поехала сюда.

И сейчас стою. И хочу выйти. Еще раз спросить, к чему этот фарс, ведь не нужна ему свадьба, уверена.

Хочу влезть в его жизнь, ведь он в мою влез.

За спиной кто-то с шумом сливает воду, пшикает освежитель.

Растерянно оглядываюсь на две кабинки напротив зеркала.

Одна открывается, и показывается мужчина в надвинутой набекрень баннной соломенной шляпке. Голый, лишь в трусах, вьетнамки шлепают пятки, пока он выходит к зеркалам.

Он смутно знакомый.

Видит меня и в изумлении изгибает брови, останавливается.

- Да ладно? - широко улыбается. - Ирка, ты что ли?

Молчу.

Помню нашу последнюю встречу, я просила его к Илье меня отвезти. А он привез к себе домой. А потом грубо вытолкнул из машины в снег, когда я отказалась подняться.

- Илюха позвал? - посмеивается Андрей и открывает кран, руки подставляет под воду. - А я ведь спрашивал у него. Девочки будут? Ясно теперь. Потрахивает тебя до сих пор? - он скалится.

Передергиваюсь.

Мне неприятно.

Но он почти прав.

Два раза за последний месяц Илья меня трахнул.

А завтра возьмет и женится.

Разворачиваюсь, нажимаю на ручку.

- Эй, стоять, - позади шлепают вьетнамки, ладонь Андрея давит на дверь. - Ты обиделась что ли? Брось, - он приваливается плечом к косяку. - Как дела-то, рассказывай?

- Выпусти меня отсюда, - чувствую от него запах водки и сигарет и морщусь, он последний человек, с которым я бы за жизнь поговорить хотела. - Я не к Илье.

- Ну да. Ко всем сразу. Нас там мужиков много, - он оттесняет меня от двери. Шагает на меня, заставляя отступать. - Я справки о тебе немного наводил. Пропала ты куда-то. А потом Илюха сказал, путаной подрабатываешь. Отец умер, мать свихнулась, деньги нужны, понимаю, - кивает он согласно.

Втягиваю воздух, а нос заложен словно.

Шлюхой подрабатываю?

Вот так Илья друзьям своим обо мне сказал?

Потому, что мы расстались, и я Никиту встретила?