Рим, апрель 1959 г.
Они прибыли в Рим поздним вечером, изможденные долгой дорогой и томительными ожиданиями пересадок в Женеве и Милане. Багаж был отослан в отель, и можно было провести в городе несколько спокойных часов. Конечно, Поль не упустила такой возможности и легко ускользнула от Рудольфа, совершенно не беспокоясь о том, что мужчина собьет все ботинки о древние мостовые, разыскивая ее в лабиринтах улиц Вечного города.
Она любила ходить пешком и быстро преодолела расстояние от Термини до безлюдной в такой час набережной Тибра.
Именно сейчас она крайне нуждалась в том, чтобы просто посмотреть на реку. Спокойное и величественное движение воды всегда успокаивало ее и помогало привести мысли в порядок. Всегда, впрочем, сказано сильно для человека, проведшего большую часть жизни среди песков. Если поправить себя, успокаивало с того момента, когда она впервые увидела Гибралтар и оказалась ослепленной сверкающей синей морской гладью.
Поль вытащила из кармана легкого плаща скомканный лист бумаги и только сейчас позволила себе посмотреть на записку, небрежно сунутую в ее ладонь неизвестным мальчишкой на вокзале в Милане. Ей не трудно было догадаться о том, что в Риме ее уже дожидаются. И пусть. Она приехала сюда не за этим. Или…?
Есть вещи, в которых трудно признаться даже самому себе.
На дне ее небольшого чемодана, сейчас дожидавшегося в отеле, был припрятан револьвер. Она сама положила его туда, на немой вопрос Рудольфа отмахнувшись только, что время не спокойное, а так она чувствует себя защищенной.
Поль скомкала записку, так и не прочитав, и долго еще вертела клочок бумаги в пальцах.
Она смотрела на постепенно загорающиеся фонари на набережной, красивые отражения зданий и пурпурного заката в воде и вдыхала дурманящий аромат бурно цветущей зелени. Природа здесь совсем не такая, как в Люцерне, более южная, богатая и разнообразная; большинство растений и вовсе было девушке не знакомо; хотя она без труда определила среди всего многообразия апельсиновые деревья, пышные кусты акации и гибискуса, и ароматные поросли тимьяна. Город дышал теплым вечерним воздухом и был полон этих пряных ароматов, густо смешавшимся с запахом нагревшегося за день асфальта. Ей хотелось раствориться в этом мгновении.
Но, как на зло, появился Рудольф и Поль только и оставалось, что догадываться, каким чудом ему удалось отыскать ее именно здесь. Вероятно, он довольно долго блуждал по набережным, легко догадавшись, куда первым делом захочет отправиться девушка, обожавшая воду.
При виде мужчины, Поль быстро спрятала записку обратно в карман. Рудольфу не нужно об этом знать, он не заслужил новой порции беспокойства о своей спутнице и, конечно, имеет полное право провести нормальный человеческий отпуск.
Отель располагался ближе к вокзалу Термини и окнами выходил на площадь Виктора-Эммануила Второго. По дороге они сделали небольшую остановку, чтобы выпить вина и перекусить фокаччей в маленьком ресторанчике с видом на Колизей. Все-таки питание не входило в число оплаченных услуг, предоставляемых их местом проживания, а Поль по-прежнему уделяла особенное внимание вопросам голода. Не удивительно, с таким то прошлым.
Ночной портье, только заступивший на службу, вежливо поприветствовал их и проверил документы. Поль в очередной раз вздрогнула, непривычно услышав вместо своей, фамилию Рудольфа. Что же, однажды она сможет с этим примириться.
Туристов в это время года в городе было немного и отель был практически пустым. Портье, толи от скуки, толи из вежливости, предложил проводить гостей до их номера. Он долго возился со старым дверным замком, пообещав утром же заявиться сюда с маслом и починить заедающий механизм, пока наконец-то не пропустил их в комнату.
Поль чуть не пискнула от восторга, таким роскошным и уютным ей показалось помещение. Светлые стены в классическом средиземноморском стиле, старинная деревянная мебель еще довоенных времен, и, конечно, огромное окно и дверь, выходившие на балкон с витой оградой. Девушка сразу решила, что первым делом, как только портье уйдет, откроет ставни на окнах, чтобы пропустить в комнату сладкие запахи цветения вечернего города.
Тусклая лампочка в люстре под потолком мигнула и погасла, погружая все в густой, липкий мрак. И в это мгновение Поль позабыла все на свете – и свой восторг, и легкость в груди от весеннего теплого воздуха, и мысли о том, как будет обустраиваться здесь на предстоящие несколько недель. Она падала в эту темноту – жестокую, глухую и липкую.
Париж, июнь 1941 г.
Ее держали в темноте около недели, хотя точно определить было невозможно – отсутствие окон или хотя бы часов превратило полотно времени в одну вязкую бесконечную жижу. Постепенно Поль начало казаться, что она попросту потеряла зрение и эти мысли были страшнее даже жуткого ожидания приговора.
Никогда больше не увидеть море, реки; красивые здания, меняющее цвет небо, золотистый песок, лица друзей. Навсегда, до конца своего существования, и не важно, когда он наступит, жить в этой омерзительной невыносимой темноте.
Звуков тоже практически не было, иногда только она различала откуда-то издалека человеческую речь, шаги и гудение автомобилей; но так отдаленно, словно была закопана глубоко под землей. Спасали только запахи – в помещении пахло сыростью, а еще типографской краской; из чего девушка сделала приблизительный вывод о том, что держат ее в подвале здания бывшей газеты. Конечно, она могла ошибаться.
И тогда оставались только воспоминания. Она перебирала в своей памяти абсолютно всю свою биографию; скурплулезно, с дотошностью ученого раскладывая по полочкам все факты, анализируя каждый момент, наполняя все новым, куда более глубоким значением. Не зря же говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Она никогда не задумывалась над этими словами, но теперь пришла к выводу, что, возможно, порой – ностальгическое путешествие к истокам, есть ни что иное, как жалкая попытка не потерять рассудок в свои последние часы.
Ночью начался дождь. Поль расценила это погодное явление, как настоящий подарок судьбы, потому что долго ворочалась и не могла уснуть. Она снова вышла на балкон и подставила лицо и ладони прохладным каплям, не беспокоясь о том, что тонкая батистовая рубашка намокнет и прилипнет к телу, порочно очеркивая все его контуры. Она уже давно не боялась наготы, но одна только мысль об этом пустила по позвоночнику неприятный импульс, заставивший девушку обнять себя за плечи.
Нежный весенний дождь легко обернулся новым кошмаром – воспоминанием о ледяных струях, беспристрастно скользящих по измученным голодом скелетам, уже мало напоминающим людей, жмущимся к стенам, друг к другу; лишь бы хоть немного сохранить ускользающее тепло. В те мгновения казалось, что от отсутствия пищи и солнечного света кожа превратилась в папиросную бумагу, которую легко может содрать жестокое прикосновение студеной воды. Воды, сдирающей не кожу, но частички души, как огрубевшие мозоли, вырывающей воспоминания, осколки целостности крушащейся личности. Воды, которая была такой желанной в темных застенках, где можно было продать родную мать хотя бы за одну драгоценную каплю; но в итоге оказавшейся такой жестокой.
Поль отдернула руки от дождевых капель и спряталась под козырек. Ей стало зябко, захотелось вернуться в теплую постель, замотаться с головой в одеяло и не выглядывать оттуда как минимум месяц. Но, к несчастью, простыни были влажными от пота и хранили в себе осколки душных тяжелых кошмаров.
Был, впрочем, способ покинуть весь этот замкнутый круг – коробочка с пилюлями на дне чемодана, рядом с тщательно завернутым в белье револьвером. Но сделать это, означало пасть духом. Все-таки пасть духом. А она привыкла быть сильной девочкой. Вопреки всему. И если однажды смогла пройти через ад и сохранить себя, то теперь, не могла позволить себе подобной трусости, уже будучи в раю, пусть и отравленном горькими ошметками прошлого.
Тот маститый психиатр в Женеве был прав: всего лишь нужно время. Немного больше времени. Намного больше времени.
Поль вернулась в комнату и села на краешек постели. Ее взгляд невольно скользнул по лицу спящего на диване Рудольфа, и она испытала укол вины и грустной беспомощной нежности.
Милый Рудольф! Какой еще мужчина стал бы так носиться с ней, ее кошмарами и призраками прошлого? Какой мужчина согласился бы спустя уже три месяца после свадьбы по-прежнему спать раздельно, потому что она «еще не готова»? Если будет когда-нибудь вообще готова. Если сможет пересилить отвращение и страх, которые в ней вызывают человеческие прикосновения. Или дело было не в этом?
Поль откинулась на подушки, брезгливо оттолкнув все еще мокрое одеяло, и прикрыла глаза, надеясь на маленькую возможность провалиться в глубокий сон без сновидений. Тело было истощено долгой дорогой, сменой климата, путешествием и новыми впечатлениями, но беспокойный разум никак не соглашался позволить ему заслуженный отдых. Впрочем, Поль все-таки задремала. И снились ей не кошмары. Ей снился Фалих.
Было лето, в городе стояла жуткая жара, но для двух детей, выросших в пустыне температура была более, чем комфортной. Они сидели на той самой набережной Сены, где река раздваивается, огибая острова, и открывается отличный вид на причудливые шпили и башни Нотр-Дама. Между друзьями прямо на каменном парапете стояла бутылка дешевого лимонада, и они пили из нее по очереди.
Это был первый день, который они провели порознь и теперь наконец-то снова встретились, потому что оба оказались в разных учебных заведениях вольными слушателями – Фалих в школе искусств, Поль в маленьком и не очень престижном медицинском колледже. Они наперебой делились впечатлениями, которых было так много, словно за время разлуки каждый из них пережил как минимум одну человеческую жизнь.
- Я познакомился с отличными ребятами, - говорил Фалих и Поль почувствовала едкий укол ревности, - я хотел бы представить тебя им… Этот парень, Паскаль, он такой общительный, хочет стать писателем. Рассказывал, что встречался с Генри Миллером и даже показывал свои наброски самой Гертруде Стайн… и ей понравилось…
- Я не понимаю, о ком ты говоришь, - тихо и обиженно вздохнула Поль. Тогда сияющие темные глаза Фалиха погасли, он разволновался и схватил девушку за руку. В те времена она еще не избегала тактильных контактов, а с лучшим другом они и вовсе привыкли постоянно притрагиваться друг к другу. Это было чем-то вроде привычки. – Я же не такая образованная, как ты, - добавила девушка совсем мрачно.
- Ну что ты! – воскликнул Фалих, - прости… я не хотел, чтобы ты себя так чувствовала. Ты самый важный для меня человек.
Между ними не было ничего, даже отдаленно напоминавшего любовь. Они скорее были названными братом и сестрой, хотя Поль догадывалась, что в одно время парень испытывал к ней романтические чувства, со временем поменявшие свое направление и ставшие крепкой привязанностью. Они были семьей. Тогда.
- Ты тоже, - прошептала Поль и снова проснулась вся в слезах. Она чуть не вскрикнула, потому что в комнате уже было светло, а над ней склонился Рудольф, уже одетый и нацепивший свои смешные круглые очки. Девушка отползла подальше от него на кровати и забилась в угол.
- Милая, ты в порядке? – взволнованно спросил он. Поль вытерла слезы тыльной стороной ладони и села, кутаясь в одеяло от легкого утреннего холодка.
- Да, - сказала она, - просто грустный сон.
Весь день они гуляли по городу, наслаждаясь теплым весенним днем. Впрочем, по сравнению с Люцерном, здесь скорее царило лето, настолько высокой была температура, не смотря на то, что был только апрель. Остыть от жары и передохнуть они заходили в прохладные и почти пустынные музеи, пили вино и свежевыжатый апельсиновый сок в маленьких домашних ресторанчиках.
Рудольф даже сделал несколько снимков на дорогой японский фотоаппарат, который приобрел накануне поездки. Поль не любила фотографироваться, но терпела, чтобы лишний раз не задевать чувства мужчины. Она натянуто улыбалась и думала о том, что пора бы избавиться от привычки прятать свое лицо. Она другой человек, ей больше не нужно скрываться. Но как отделаться от того, к чему привыкал за десятилетия в такой короткий срок?
Поль взлетела вверх по лестнице со скоростью штормового ветра. Она совсем не подумала о том, что Рудольф уже мог унести все вещи из номера на новое место, но на свою огромную удачу, встретила его в коридоре. Девушка вырвала из пальцев мужа ручку своего чемодана, бросила его на пол и стала неистово вытряхивать наружу все содержимое, ничуть не беспокоясь о том, что может испортить или повредить какие-то вещи. И, конечно, случайно порвала чулок, и зацепила о застежку чемодана жемчужную нитку, которая рассыпалась на отдельные бусины, резво раскатившиеся в разные стороны по ковру.
Все это было не важно.
Рудольф отшатнулся в ужасе, увидев в руках у девушки револьвер. Поль хаотичным движением проверила наличие патронов в барабане и уже бежала вниз, прежде чем мужчина успел что-то сказать или попытаться ей помешать. Она выскочила в патио и чуть не сбила с ног официанта.
Его не было.
Черт возьми!
Он пропал, исчез, растворился; уполз обратно в ту тьму, из которой явился сюда. Или ей и вовсе почудилось? Да, это похоже на правду. В последнее время у нее знатно расшатались нервы. Во всем виноват француз с его шпионскими играми. С его грубым и наглым вторжением в ее новую жизнь.
Прошло столько времени, а он все еще не может успокоиться. Но… Поль прекрасно его понимала. На его месте, она бы тоже отринула все простые мирские дела ради мести. После того, что они сделали. И тот самый «рыжий мальчишка», и человек с серебряным кольцом, и многие другие, которые, к счастью, были или мертвы, или прятались так хорошо, что при всем желании бывшие жертвы не смогли бы стать их палачами.
Девушку била сильная дрожь и она даже не попыталась вырваться, когда Рудольф порывисто сгреб ее в объятья, перед этим закутав в свой пиджак. Ощущение чужого тела рядом, его запах, кожи и одеколона, вызвали у Поль приступ отвращения, что помогло ей взять себя в руки. Эта хлесткая пощечина быстро вернула ее к реальности.
Она опустила оружие и спрятала его в складках пиджака, очень осторожно и медленно отстраняясь. Добродушное простое лицо Рудольфа смотрело на нее с заботой и тоской.
- Что напугало тебя, моя маленькая птичка? – нежно прошептал он и потянулся пальцами, чтобы убрать прядь волос Поль, выбившуюся из общей массы; но она во время отодвинула его руку в сторону и избежала нового прикосновения.
- Мне показалось… - прошептала она, обводя патио встревоженным взглядом.
Что, если он все еще здесь, но предпочел затаиться, чтобы дождаться момента, когда она расслабится и будет наиболее уязвима? Он, как настоящий хищник, великолепно умел выжидать перед броском.
- Ты в безопасности, - мягко сказал Рудольф, - я с тобой. Я не дам тебя в обиду.
Господи, какая наивность! Несчастное глупое и доброе существо. Ты ничего не сможешь с ним сделать, ты…
И Поль стало вдруг невыносимо стыдно перед Рудольфом. Настолько стыдно, что захотелось вернуться в тот жуткий темный подвал и умереть там, лишь бы только никогда не встречать такого доброго, достойного, заботливого мужчину, как он. Человека, которому она была бы рада подарить любовь, если бы была на нее способна. Человека, которого она совсем не хотела погубить.
Теперь Поль пыталась сконцентрироваться и здраво оценить обстановку. Какова реальная вероятность того, что она видела того самого человека? С их последней встречи прошло пятнадцать лет, за которые она не слышала этого имени, как не пыталась отыскать хоть какое-то упоминание. Она утешала себя тем, что он все-таки погиб в их последнюю встречу. Или, быть может, после войны его поймали и казнили за все совершенные преступления. И он больше никогда не сможет причинить ей ту боль, которую заставил пережить. А вовсе не потому, что ей была интересна его дальнейшая жизнь. Если бы дела обстояли иначе, она бы не прихватила револьвер в эту поездку; она бы, быть может, спала куда крепче и научилась бы наконец-то быть счастливой, а не казаться. С переменным успехом, к несчастью.
- Может, стоит позвонить в полицию? – предложил Рудольф. Он и догадаться не мог о том, что сейчас творилось у Поль в голове и какие чувства раздирали ее на части.
И что он, собственно, собирается говорить полиции? Что его супругу напугал призрак из прошлого? Пожалуй, это не относиться к сфере обязанностей жандармов, ее просто снова засунут в сумасшедший дом и неизбежно накормят теми самыми пилюлями, которые теперь валялись в коридоре отеля среди остальных разбросанных вещей.
- Нет, - сказала Поль, - мне всего лишь показалось… прости.
Она приняла горячую ванну в новом номере, который действительно оказался на порядок роскошнее и удобнее предыдущего, но даже приятная теплая вода и ароматные масла, принесенные портье в качестве комплимента, не помогли Поль расслабиться и выбросить из головы произошедший инцидент. Она дождалась, когда Рудольф уснет на широком диване, заботливо укрыла его одеялом и спустилась вниз.
Портье робко улыбнулся ей и поинтересовался на своей невыносимой смеси итальянского и французского, понравилась ли сеньоре новая комната и принесенные им косметические средства. Поль вежливо поблагодарила услужливого мужчину и попросила позвонить в отель «Санто-Стефано». Когда связь была установлена, Поль уточнила, что хочет поговорить с человеком, проживающем в номере 402. Портье протянул девушке трубку, и она взяла ее дрожащими от волнения пальцами.
- Ало, - решительно сказала девушка, - Паскаль?
К ее величайшему удивлению она услышала в ответ довольно звонкий женский голос, слишком бодрый для человека, разбуженного внезапным звонком среди ночи. Незнакомка спросила что-то по-итальянски. Поль напряглась, пытаясь вспомнить хоть самые базовые фразы, с которыми успела ознакомиться в разговорнике, который читала в поезде по дороге в Рим. Она повторила свой вопрос и наконец-то услышала на другом конце провода голос старого друга. Он совсем не изменился за эти годы, а прошло… сколько же лет прошло?
- Полли? – возмущенным шепотом заговорил он, - ты с ума сошла?
Аквитания, сентябрь 1941 г.
Рихард Шварц прибыл в лагерь Гюрс примерно через месяц после того, как Поль, Кэтрин и Сюин начали отбывать там срок. Точнее судить о времени Поль не могла, потому что ориентировалась в прошедших днях только благодаря маленьким черточкам, которые оставляла на стене барака. В ее записях не было четкости – иногда она пропускала дни, слишком изможденная голодом или тяжелой работой в цеху, первые дни после транспортировки в лагерь и вовсе провалялась с горячкой на холодном холщовом мешке, выполнявшем функцию кровати.
Шварц, в отличие от других тюремщиков, практически не взаимодействовал с заключенными, и в основном не покидал административный блок. Впрочем, любое его редкое появление во дворе все равно наводило жуткий, почти суеверный страх на арестантов. Не удивительно, ведь весь его вид не говорил, а просто кричал о леденящей душу опасности: скрытое причудливым, почти рыцарским шлемом лицо, глухие, почти монашеские черные одежды и, конечно, эфес кривого меча за спиной.
Он быстро стал частой темой для обсуждения и чем-то вроде страшилки, которой запугивали детей по ночам. «Будешь себя плохо вести, тебя заберет монстр в маске» - часто слышала Поль рядом с собой в темноте барака.
Но сама девушка его не боялась. После всего пережитого в Парижских застенках, страх в ее душе давно сменился странным, отстраненным равнодушием. Кэт беспокоилась из-за апатии подруги и пыталась напомнить ей, что, в любом случае, нельзя падать духом. И даже здесь они смогут что-нибудь придумать.
Первой же ночью, после появления Шварца, Кэт выдвинула безумный план о том, чтобы убить этого монстра, потому что он, вероятно, очень важная шишка. Поль пришлось остудить пыл подруги, которая постоянно нарывалась на неприятности из-за своего беспокойного характера. Если они хотят выбраться отсюда живыми, придется на время отложить свои героические порывы и затаится. Кэтрин была страшно недовольна, но начала потихоньку собирать информацию о странном персонаже, не отказавшись до конца от своей идеи, а просто отложив ее на время.
Слухов среди заключенных ходило много – кому-то удалось подслушать разговоры младшего административного звена и донести до остальных. Со временем все факты обросли новыми подробностями, многие из которых придумывались на ходу. Учитывая однообразие жизни в лагере, заключенные хватались за любую возможность чем-то занять головы, чтобы не потерять рассудок. Версий было много и касались они, как целей прибытия монстра в лагерь, так и его происхождения. Поговаривали, что под закрытыми одеждами и маской скрывается вовсе не человек, а некое существо, выведенное в секретных лабораториях нацистов. И существо это, прежде чем объявиться в Гюрсе, побывало в Тибете, где предположительно особый секретный отряд занимался поисками Шамбалы. Вероятно, никакую Шамбалу найти не удалось, раз Шварц почему-то оказался в лагере.
Нацисты были увлечены какими-то мистическими исканиями, которые Поль казались полнейшим вздором. Она понимала простые вещи – война, это война; и работает она за счет кровавой мясорубки с оружием и людьми, проявлений грубой силы. Всяким детским сказкам и суевериям здесь было не место. Поль вдоволь насмотрелась в Париже на спиритические сеансы и оккультные салоны, получившие большое распространение в конце прошлого века, и была четко убеждена в том, что все эти уважаемые медиумы обычные шарлатаны, вытягивающие деньги из наивных людей. Однако, многие заключенные не разделяли ее точки зрения. И Шварца боялись еще потому, что по слухам он владел какими-то экстрасенсорными талантами, мог пытать и убивать людей, даже не притрагиваясь к ним, одной лишь силой мысли. В последнем Поль предстояло убедиться на собственной шкуре, а заодно узнать зачем этот мрачный человек, с ног до головы закутанный в черное так, что глухие одеяния не оставляли и сантиметра открытой кожи, прибыл в концлагерь.
В один из бесконечной череды монотонных дней, девушку сняли с работы в цеху и увели в административный блок. Сопротивление никакого смысла не имело, и Поль понуро брела за ними, гадая, что за очередное новое испытание ее ждет.
Девушку привели в небольшую комнату с крошечным зарешеченным окошком и пристегнули к креслу. Проверив надежность замков на руках и ногах, охранники удалились, оставив арестантку наедине с собой и багровым пятном засохшей крови на полу, сразу привлекшем ее внимание.
Значит, допрос.
Когда в помещении появился Шварц, Поль продолжала буравить взглядом кровавый след. Монстр в маске остановился на небольшом расстоянии от девушки, и некоторое время разглядывал ее молча. Арестантка уже успела предположить, что ее новый палач глухонемой, когда он наконец-то заговорил.
- Твои друзья из сопротивления пытались выйти с тобой на связь? – спросил мужчина низким глухим голосом, сильно искаженным железом маски. Вопреки представлениям многих заключенных голос этот был все-таки человеческим, и точно не принадлежал какому-то мистическому чудовищу, которое рисовала богатая фантазия узников.
Значит, человек. Такую версию заключенные также не омтетали, представляя его изуродованным так, что приходилось скрывать свою внешность.
Поль с интересом разглядывала монстра, которого впервые видела так близко. Больше всего ее, конечно, интриговала маска – нечто среднее между средневековым рыцарским шлемом и футуристическими головными уборами из синематографа. И ничуть не меньше будоражило любопытство то, что эта самая маска скрывала.
Почему все-таки другие нацисты не носят таких приспособлений? Да и вообще одежда монстра сильно отличалась от привычной глазу военной формы с нашивками. На поясе не было видно кобуры с оружием, зато из-за спины выглядывала рукоять чего-то, смутно напоминающего самурайский меч.
- Как бы они это сделали, по-вашему? – язвительно откликнулась она и тут же отругала себя за этот выпад. Этот жуткий человек явно не тот, с кем можно позволять себе проявлять характер. Поль ждала удара, но его не последовало. Монстр только хмыкнул.
Рим, апрель 1959 г.
Вернувшись в номер, Поль свила себе кокон из одеяла и спряталась в нем, свернувшись калачиком. Так она провела несколько дней, раздраженно шикая на Рудольфа, пытавшегося потревожить ее покой то принесенной едой, то робкими предложениями выпить наконец волшебные таблетки. Словно под одеялом можно было спрятаться ото всех проблем, а точнее, всего одной, но довольно масштабной.
Судя по всему, Паскаль тоже надеялся добраться до девушки, потому что в какой-то момент Рудольф просунул ей под одеяло скомканную записку, полученную от портье. Поль даже читать ее не стала.
На третий день Рудольф был решительно настроен принудительно завершить самоизоляцию девушки. Он стащил с супруги одеяло и спрятал его в шкаф, а сам уселся в кресло с видом, обещавшим долгий серьезный разговор. Поль тяжело вздохнула и сползла с кровати, чтобы вернуть себе одеяло, но мужчина заговорил.
- Милая, - вероятно, он очень тщательно подбирал слова и долго продумывал свою речь, - ты не можешь провести все наше путешествие в номере. Я не смог дозвониться до доктора Хофа, но у меня появилась замечательная идея… Вернее, - он сделал многозначительную паузу, - решение нашлось само собой. Я познакомился с одним специалистом, здесь, в Риме. Он очень кстати прибыл сюда из Милана. И доктор Кавьяр любезно согласился с тобой побеседовать…
- Нет, только не это, - простонала Поль и в этот момент подумала о том, что неплохо было бы подать на развод и сбежать от утомительной заботы Рудольфа на другой конец света. Она титаническим усилием взяла себя в руки и сказала уже более мягко, - я почти в норме. Я справлюсь, обещаю…
- В любом случае я уже договорился вместе поужинать, - возразил Рудольф, - мне будет неловко перед человеком.
Поль раздраженно зарычала. Она накинула поверх рубашки легкий атласный халат и выскользнула на балкон, чтобы покурить в одиночестве. На улице чудесно пахло цветением и теплым, влажным асфальтом после недавнего дождя. На ближайшем к балкону каштане шумно вилась птичья стайка, оглашая округу звонким гомоном.
Было так хорошо, что Поль даже забыла обо всех своих огорчениях. Это чувство было сродни долгожданной ремиссии после долгой болезни. Все произошедшее несколько дней назад казалось тяжелым, душным сном. Тени и мрачные картины прошлого отступили куда-то далеко, позволив девушке наконец-то вдохнуть полной грудью.
В приподнятом расположении духа, Поль вернулась в комнату и заглянула шкаф, впервые за долгое время, проявив интерес к своему внешнему виду.
Она решила, что продемонстрирует Рудольфу, а заодно и его новому знакомому, что вовсе не нуждается в помощи мозгоправа. Да и вообще пора позволить себе полноценно расслабиться.
А потом она скажет Паскалю, что не будет участвовать в операции, соберет чемодан и уедет из Рима.
Куда они дальше планировали отправиться, вроде бы в Неаполь? Поль мечтала там побывать еще со студенческих времен, когда увидела эти узкие, старинные улочки, спускающиеся к набережной на картине в квартире родителей Паскаля.
К вечеру Поль уже основательно привела себя в порядок – выбрала довольно открытое золотистое платье из тонкого шелка; нанесла макияж, расчесала и собрала волосы в высокую прическу. Надевая серьги, она с грустью подумала, что все это – и одежда, и украшения, и косметика с духами – подарки Рудольфа, щедрые, красивые и дорогие, которыми он безустали осыпал свою беспокойную жену. Самой ей никогда и не снились такие роскошные вещи, да и привыкшая к аскетизму девушка просто не стала бы тратить деньги на нефункциональные излишества. В действительности, они даже толком не приносили радости, скорее были возможностью продемонстрировать Рудольфу свою благодарность. Доставить удовольствие хотя бы его глазам, пока она не способна на другие способы.
Думать о близости с ним не хотелось совсем. Это казалось настолько же странным и противоестественным, как разделить постель со своим кровным родственником.
Закончив свои приготовления, Поль глянула на отражение в огромном зеркале и даже не узнала саму себя. И когда она только из смелой девочки-бойца превратилась в красивую куклу с грустным лицом?
Рудольф остался более чем доволен. Поль с ужасом прочитала в его глазах тусклый огонек желания и порадовалась только, что мужчина слишком любит ее, чтобы решиться склонить к близости против ее воли.
Она даже пересилила себя и решилась положить руку мужчине на локоть, пока они шествовали к ресторану, где была назначена встреча, оглашая округу стуком каблуков по брусчатке. И этот маленький подвиг того стоил – оцененный благоговейной нежностью и благодарностью Рудольфа во взгляде.
Но прекрасный вечер неминуемо обернулся кошмаром, когда появился тот самый человек, с которым Рудольф познакомился за время изоляции девушки.
И почему только, черт возьми, из всего миллиона жителей Рима, Рудольфу понадобилось пригласить на ужин именно ее бывшего палача? Проклятого Монстра в маске, впрочем, теперь прекрасно обходившегося без своего жуткого аксессуара!
Поль поперхнулась вином и долго пыталась прокашляться, пока Рихард Шварц собственной персоной, по-дружески за руку здоровался с Рудольфом и усаживался за их столик. Поль старалась даже не смотреть в его сторону, но успела украдкой отметить, что он по-прежнему носил только черное, сменив свои странные закрытые одежды на строгий костюм и застегнутую наглухо рубашку.
- Доктор Кавьяр, моя жена Полин, - представил Рудольф девушку своему новому знакомому и заботливо осведомился, - милая, ты хорошо себя чувствуешь?
- Да… - хрипло прошептала девушка, кое-как успокоив кашель и прочистив горло, - принеси воды, пожалуйста…
Стоило Рудольфу отойти, Поль наклонилась над столом и тихо и яростно зашептала.
- Психиатр?! Серьезно!? Теперь ты еще и деньги получаешь за то, что копаешься в чужих мозгах?
- Я хотел увидеть тебя, - честно сказал Шварц голосом, практически лишенным каких-либо эмоций, - едва ли ты захотела бы со мной разговаривать.
И снова Рим 1959 г.
Она наплела Рудольфу, что решила посетить один известный салон модной одежды и не хотела бы совершать это путешествие в его обществе. Притворно засмущавшись, Поль сообщила, что хочет приобрести кое-какие весьма пикантные детали женского гардероба и уловка сработала — мужчина отстал. Он порадовался только, что девушка наконец-то стала проявлять хоть какой-то интерес к окружающему миру. Запоздало Поль сообразила, что для подтверждения своего алиби ей действительно придется потратить время в магазине и эта перспектива ее скорее угнетала, чем радовала. Она не питала никакого интереса ко всем этим вещам, мало разбиралась в моде и том, как правильно нужно носить разные предметы, к которым попросту не привыкла. Большую часть жизни она одевалась, как мальчик, а в военные годы в лагере и вовсе успела привыкнуть к серой однообразной пижаме арестантки. Был, конечно, недолгий период в Париже до войны, когда Кэтрин пыталась привить ей хоть какой-то вкус, но быстро разочаровалась в этой идее. Просто сама выбирала Поль платья, которые та, скрипя зубами, все-таки натягивала на себя, чтобы не обижать подругу. И чувствовала себя ужасно неуютно — ветер так и норовил задрать подол, чулки все время рвались; сесть в свободной позе было неудобно, как и залезть на дерево или перемахнуть через забор, если в том появлялась необходимость.
На самом деле Поль отправилась на встречу с французом. В этот раз он выбрал место, находившееся куда дальше от отеля, где девушка остановилась с мужем. Поль была недовольна, но скоро узнала причину выбора старого друга и слегка смягчила свой гнев.
Они встретились у Пантеона и тут же зашли внутрь. Храм действительно производил неизгладимое впечатление, и Поль долго стояла посередине зала и разглядывала причудливую, сложную архитектуру. Больше всего ее поразило окошко посередине крыши и короткая справка, полученная от Паскаля, о том, что спроектировано здание таким хитрым образом, что дождь не попадает через отверстие внутрь. Поль даже захотелось задержаться здесь, чтобы проверить эту информацию.
— А теперь давай к делу, — они отошли в тень колонны подальше от стайки китайских туристов, потому что нетерпеливому французу хотелось побыстрее заговорить.
— Я не ошиблась, — сухо констатировала Поль, с трудом подавляя бушующие внутри эмоции, которые ей совсем не хотелось демонстрировать перед старым другом, — Шварц действительно здесь. И у него есть новые документы. Пробей при возможности фамилию Кавьяр. Есть ли такой в Милане.
Паскаль недоверчиво и испуганно уставился на подругу, но фамилию записал в маленький блокнотик, который тут же спрятал в карман.
Поль думала, стоит ли ей рассказывать про виллу на побережье и свои планы, которые она больше не намерена была откладывать.
— А что там с Вольфом? — нашлась она и перевела тему.
— Я пока слежу за ним, — быстро ответил Паскаль, — но было бы хорошо, если бы ты…
Поль многозначительно хмыкнула, не дав другу договорить.
— Поль, — Паскаль очень редко называл девушку по имени, не используя уменьшительно-ласкательное «Полли» или прозвище, только когда разговор становился действительно крайне серьезным, — ты единственная, кто может его опознать. Я его не видел, ты знаешь.
— Да, ты с нами в Гюрсе не отдыхал, — мрачно напомнила Поль и сама удивилась обиде, которая прозвучала в ее голосе.
Бессмысленно и глупо было винить Паскаля, в том, что в то время, когда они попали в плен, друг находился в другом месте, выполняя важную миссию. Он был не только отличным писателем, но и первоклассным пилотом. Злилась девушка скорее на себя, что не напросилась с ним, ведь тоже могла научиться управлять самолетом. Кукурузник ей водить однажды уже приходилось. Она могла быть полезна, но… Просто испугалась оставлять оторву Кэтрин и довольно беззащитных Фалеха и Сюин без присмотра в оккупированном Париже. Она в тот момент была уверена, что вернувшись, уже не найдет друзей живыми. Как наивно, ведь она даже будучи рядом, не смогла сберечь их от надвигавшейся беды.
— Знала бы ты, сколько раз я порывался все бросить, прилететь и разбомбить эту преисподнюю к чертям! — воскликнул француз слишком громко, так, что на него обернулась пожилая пара скандинавов, прогуливавшаяся неподалеку.
— Прости, — Поль пересилила себя и тронула друга за руку, — я не хотела тебя задеть. Просто…
— Это не важно, — отмахнулся мужчина и его обычно яркие глаза стали мутными от тоски, вероятно, на него тоже нахлынули воспоминания, — послушай, Змейка. Тебе не кажется, что все это не случайно? Все очень удачно складывается. Мы должны закончить начатое. Чтобы… чтобы можно было жить дальше.
— И ты серьезно думаешь, что если мы убьем последних виноватых, все дурные воспоминания просто исчезнут? — озвучила Поль пугающую мысль, которая часто мешала ей спать ночами, — а ребята оживут?
— Не знаю, — вздохнул Паскаль, — но я не могу спать спокойно, зная, что эти уроды скрылись от правосудия. И не пытайся меня убедить в том, что ты потащила мужа в Италию не из-за моей весточки… Ты была уверена, что я нашел Шварца. Да?
Поль вздрогнула от одного только упоминания этой фамилии из уст друга.
Он не знал даже половины всего, что произошло между ней и ее тюремщиком в том проклятом лагере. Возможно, знай, он больше, он бы и сам предпочел никогда не встречаться с ней. С ней той, которую этот самый проклятый Шварц и создал.
Паскаль чувствовал это, ее присутствие. Вероятнее всего, догадывался, когда видел, с какой изощренной жестокостью когда-то добрая и справедливая девушка казнила бывших палачей. Нельзя войти в ад и выйти оттуда прежним. Как и вглядываться в бездну, не поселив кусочек ее в своей душе.
Француз неуверенно коснулся пальцев Поль, и девушка даже не отдернула руку, подняла на него глаза, ставшие влажными от слез.
— Я клянусь тебе, — взволнованно заговорил Паскаль, — мы разберемся с Вольфом и Шварцем и все. Ты, если хочешь, никогда меня больше не увидишь. Живи спокойно со своим банкиром в своих Альпах, забудь все. Заведи наконец детей. Троих. Назови их в честь ребят. И большую лохматую собаку. И кошку… Стань толстой и счастливой. Но только после.
Аквитания, сентябрь 1941г.
Через несколько дней очередь дошла и до Кэтрин.
Поль в очередной раз успела испытать всю гремучую смесь эмоций, которую у нее вызывала подруга: раздражение на ее безрассудную вспыльчивость и в тоже время восхищение поразительно сильным и гордым нравом. Криво обритая девушка в уродливой серой пижаме шествовала с таким достоинствам, словно прогуливалась по Лонг-Айленду или набережной в Ницце, а сама была как минимум принцессой Монако. Глаза ее насмешливо горели, и на осунувшемся от голода лице нельзя было прочитать и тени страха. Именно из-за того, какой язвительной и вздорной была Кэт, Поль беспокоилась особенно сильно, догадываясь, что монстру в маске вряд ли понравится своенравное поведение заключенной на допросе. Ее привычка хамить и ерничать.
Поль нашла глазами Сюин, с которой в цеху их разделяло приличное расстояние, и тщетно попыталась поймать взгляд китаянки. Увы, способа предупредить девушку о том, что, скорее всего, она станет следующей не было. Если взялись за их старую компанию....
Сюин словно почувствовала взгляд подруги, подняла голову и бросила Поль свою фирменную мягкую, одобряющую улыбку. Поль попыталась улыбнуться в ответ, но получилась скорее жуткая гримаса злого клоуна из детских страшилок, о которых рассказывала Кэтрин. Поль, которая, до приезда в Париж, вообще толком не знала, кто такие клоуны, очень удивилась, когда узнала, что в Америке эти довольно невинные персонажи часто являются героями поистине леденящих душу историй. Этот мир за океаном вообще казался совершенно другим, завораживающим и странным, и потому Поль особенно сильно мечтала однажды там побывать.
Много где мечтала побывать. Но с каждым днем в Гюрсе, все сильнее сомневалась в том, что, когда-то сможет открыть для себя мир, находящийся за пределами маленького клочка земли, окруженного колючей проволокой. В день в лагере умирало примерно по пять-семь человек, от холода и голода, изнуряющей тяжелой работы и царившей в лагере антисанитарии. Иногда ночами Поль боялась сомкнуть глаза, даже теряя сознание от накопленной за день усталости, остерегаясь, что хозяйничавшие в бараках крысы попросту обглодают ей лицо или руки. Кэтти над этим посмеивалась, говорила, что крысы ей внушают куда больше симпатии, чем белобрысые нацисты. И если уж есть выбор, то лучше быть съеденной грызунами, чем замученной до смерти той же самой садисткой Майер.
Кэтрин вернулась глубокой ночью. Поль ждала ее, лежа в темноте и тщательно прислушиваясь к каждому звуку снаружи, едва различимому сквозь монотонный храп и хрипы арестантов. Подруга плюхнулась рядом прямо на холодную землю и только тогда позволила себе пискнуть от боли. Она сжимала одну руку другой, а пальцы ее были перемазаны в крови.
- Кэтти? – Поль неловко тронула девушку за плечо, - это Монстр сделал?
Американка нервно и злобно хохотнула.
- Нет, - буркнула она, - гребаная Майер. Я сказала ей, что с ее физиономией ей тоже не мешало бы обзавестись маской. А эта сука выдрала мне ноготь на мизинце. Черт, как же больно…
- А Монстр? – не могла сдержать своего любопытства Поль.
Кэтрин присела и огляделась – надзиратели уже ушли, ночь они предпочитали проводить в другом месте, не в силах выносить омерзительную вонь пота и гниения, царившую в бараках. Впрочем, выбирая между ледяным душем и противно пахнущим телом, Поль благоразумно остановилась на втором. Хотя все равно мечтала искупаться в реке, которую видела в долине, по дороге к фабрике. Вода всегда притягивала ее.
Кэтрин поманила Поль рукой и стала пробираться через спящих на полу людей. В конце барака были отогнуты несколько досок, и можно было выбраться наружу. Исхудавшие девушки без труда выбрались через тесное отверстие наружу. Далеко ходить не стоило, потому что по двору блуждали полосы фонаря с надзорной вышки. Бегство было бессмысленным: автоматная очередь с удовольствием пожирала любого, кто имел глупость попасться голодному кругу света.
Поль стала копошиться в траве, в поисках подорожника. Нужно хоть как-то обработать рану подруги, чтобы не дай бог, не началось заражение. Все-таки многие умирали здесь от банальной инфекции, попадавшей в полученные на допросах или производстве раны.
Кэт привалилась спиной к стене барака и вдохнула полной грудью свежий, холодный ночной воздух.
- Зачем ты опять выводишь ее из себя, - ворчала Поль, знатно перемазавшись в земле, но все-таки отыскав искомое растение, - она же чокнутая.
- Все они чокнутые, - отмахнулась американка, - а это даже весело. Надо посоветовать ей потрахаться, может станет чуть добрее…
Поль не хотелось развивать эту тему, она не была настолько искушенной в плотских делах, и потому тут же густо покраснела. Ей определенно повезло, что тюремщики испытывали высокомерную брезгливость к чумазым арестанткам не арийских кровей и не покушались на ее чудом сбереженную пока невинность. Да и кому она нужна, в действительности? Худая, почти плоская, теперь еще обритая почти наголо. Разве что любителям маленьких мальчиков могла приглянуться.
- Ты была права, - наконец-то заговорила Кэтрин и сразу посерьезнела, - этот урод как-то влез мне в голову… Я пыталась сопротивляться, как ты советовала, но…
- Он узнал, про Тулон? – взволнованно перебила Поль. Кэт усмехнулась.
- Сдался ему этот Тулон, - с непонятным выражением в голосе проговорила она и посмотрела Поль в глаза долгим пристальным взглядом. Ох, не понравилось это девушке, потому что слишком малое количество вещей в мире могло заставить легкомысленную подругу стать такой серьезной, - он… черт, хочу курить, - выплюнула Кэтрин, - он искал информацию о тебе.
- Что? – откликнулась Поль.
- Я, черт возьми, даже не знаю, как это описать, - продолжала блондинка, - но все мои воспоминания, связанные с тобой начали проноситься перед глазами. Как мы с тобой познакомились, как я ревновала тебя к Паскалю, пока не поняла, что вы просто хорошие друзья. Как мы жили в Париже, как боролись в сопротивлении… Какие-то мелкие очень личные детали… Мерзкое чувство, словно меня лишили вообще последних крупиц личного пространства… Что он такое, черт возьми?
Аквитания, сентябрь 1941г.
Монстр не заставил себя долго ждать и уже через несколько дней после отлучки Кэтрин, Поль снова «пригласили» в допросную. На этот раз она сразу отметила отсутствие пятна крови.
Охранники втолкнули девушку в помещение и уже собирались пристегнуть к креслу, когда Рихард Шварц появился собственной персоной и жестом приказал им убираться. Тюремщики исчезли в одно мгновение и по ужасу, написанному на их лицах, Поль легко догадалась, что боятся Монстра в маске не только заключенные. Ничего удивительного не было в том, чтобы благоразумно предпочитать лишний раз не попадаться на глаза существу, выглядящему, как чудовище из детских страшилок.
Монстр кивнул на стул. Поль некоторое время стояла в растерянности, потирая ноющие после наручников запястья, прежде чем все-таки решилась сесть.
Шварц отошел подальше от нее и привалился спиной к стене. Поль даже показалось, что в какой-то степени он ее боится и предпочитает держаться на расстоянии. Но зачем тогда оставил свободной?
- Кто ты такая? – спросил мужчина из своего темного угла, словно пытаясь чернотой своей одежды слиться с царящим там мягким полумраком.
- Я никто, - беззаботно пожала плечами Поль, - сирота, брошенная родителями в далекой французской колонии. Ты это хотел услышать?
- Нет, - буркнул монстр и стал стягивать свою маску. Поль и сама не знала почему, но испытала сильное облегчение. Все-таки не так тревожно было разговаривать с обычным человеком, а не с мифическим демоном из страшных сказок. Тем более у палача было настолько открытое и эмоциональное лицо, что она даже забывала, что присутствует на допросе. На дружескую беседу это, конечно, тоже мало походило, но все-таки он был почти мальчишкой. Ребенком, случайно попавшим на войну. Как и она.
Он отложил шлем в сторону, на всякий случай запер дверь изнутри, вероятно, остерегаясь, что кто-нибудь войдет во время их беседы и увидит его настоящую внешность.
Мужчина присел перед Поль на корточки и ей стало некомфортно от вторжения в личное пространство. Но она тут же напомнила себе, что о такой роскоши, как границы в общении, в лагере мечтать не стоит.
Теперь монстр не выглядел испуганным, скорее заинтересованным. Его темные большие глаза пристально и проницательно вглядывались в лицо девушки.
- Ты такая же, как я, - после долгой паузы заговорил он и выдал слегка смущенно, - я не встречал больше… других.
«Вот и ответ на вопросы Кэтрин» мрачно отметила Поль и подумала, что в чем-то подруга была права. Определенно, стоило воспользоваться возможностью и разведать о странных суперсолдатах, бывших на службе у нацистов, чтобы оценить масштабы угрозы, которую они представляют. И Поль решила не упускать представившегося шанса. Вроде бы пока ее жизни ничего не угрожало, а палач был настроен к ней достаточно миролюбиво.
- Откуда мне знать, что ты мне не врешь? – откликнулась она слегка насмешливо. Эти слова задели мужчину, он как-то по-детски обиженно надул губы.
- Я не враг тебе, - сказал он, быстро выпрямился во весь свой исполинский рост, отошел к стене и легонько ударил ее кулаком, - попытайся понять.
Поль кивнула, демонстрируя свою заинтересованность и готовность слушать.
- Древние люди называли нас по-разному, - начал Шварц и девушка устало подумала, что рассчитывала на что угодно, но не лекцию по истории в стенах концлагеря, - жрецы, провидцы, маги. Брахманы. В средневековье нас сжигали на кострах, а в новое время… - он помрачнел, - запирали в сумасшедших домах. Нас почитали, боялись и ненавидели. Потому что мы не такие, как обычные люди. У нас есть… сила. Могущество… Я чувствую это в тебе.
- Что-то я уже такое слышала, - оборвала его раздраженно Поль, - у вашего любимого Ницше. Но ты для сверхчеловека… физиономией не вышел, - она хотела сказать мордой, но вовремя напомнила себе о том, как Кэтрин обычно расплачивалась за свой острый язык, сильно раздражавший тюремщиков. Лучше не увлекаться. Доверительная беседа в любой момент может обернуться очередной пыткой и не стоит рисковать, пока возможности этого человека не до конца изучены.
Монстр болезненно скривился и, словно позабыв о присутствии девушки, провел рукой по своему лицу с явным отвращением. Вроде как он совсем не гордится своим происхождением, отметила она про себя.
Она уже начала размышлять о том, как можно использовать это в своих целях, когда мужчина снова решился заговорить.
- У тебя огромный потенциал, - Шварц снова вернулся к ней и присел на корточки, - я могу научить тебя. Тебе больше не нужно будет гнить здесь. Ты сможешь помочь своим друзьям…
Значит, друзья.
Это напомнило Поль о том, что совершенно недавно он выпотрошил все воспоминания Кэтрин и, вероятно, уже успел добраться и до Сюин. К несчастью, связаться с ней было очень сложно, тюремщики не давали жителям соседних бараков взаимодействовать между собой. Поль вообще повезло, что они оказались вместе с Кэтрин и могли хотя бы не сходить с ума от одиночества и беспокойства друг за друга.
- А что взамен? – без особого энтузиазма откликнулась Поль, - прислуживать сумасшедшим садистам?
- Какая разница, на чьей стороне воевать? – огорошил ее Шварц, - они хотя бы понимают ценность таких, как мы. Ты наивно веришь, что на войне все делятся на хороших и плохих? Ваши парни, определенно, ангелы, а немцы – исчадия ада. Ты жила в Германии после войны? Ты видела голод, бедность, ветеранов, потравленных газом, на которых всем плевать?
Его бурная речь произвела мало впечатления на Поль, потому что во всех подобных суждениях она видела всего лишь плохо завуалированную вербовку. Они в Париже тоже занимались чем-то подобным, чтобы пополнить ряды партизан и привлечь на свою сторону людей, которые прятались от войны за плотно закрытыми ставнями.
Шварц тяжело вздохнул, считав ярко написанный на ее лице скептицизм. Затем, он опять выкинул что-то очень странное: стянул зубами перчатку, и цепко ухватив руку Поль длинными пальцами, поднес к своему виску. Именно тогда девушка впервые увидела тот самый проклятый перстень с гербом. Он был так близко от ее лица, что она даже смогла разглядеть детали орнаментики на изделии. Герб показался ей смутно знакомым, словно она когда-то давно его уже видела. Хотя едва ли разбиралась в геральдике.