Любовь и Дачный переполох

Глава 1 Любовь

Август в этом году был капризным. Зной, что целую неделю окутывал наш поселок так крепко, что даже комары задыхались, наконец-то отступил.

Прохладный ветерок забирался в открытые окна, теребил занавески и приносил с собой запах свежескошенной травы и нагретой солнцем земли. Я сидела за старым деревянным столом, и наливала чай в большую пузатую чашку с горохом.

Чашка была из бабушкиного сервиза, того самого, что она берегла для «особых случаев», но я решила, что жизнь – это и есть особый случай. На столе, словно важный гость, пыхтел самовар, его медные бока блестели в лучах вечернего солнца, отражая весь этот деревенский уют, пропитанный стариной.

Матвей опять умчался на велосипеде, оставив за собой только звонкий смех и облако пыли на тропинке. "Мам, я поел!" – крикнул он утром, схватив яблоко, и был таков. Обеды и ужины для него. Я только улыбнулась, глядя вслед. Пусть носится, пока лето не кончилось.

Рядом, сидела Верочка, моя подруга, которая всегда привозила с собой не только чемодан сладостей, но и целую арсенал историй и советов на все случаи жизни.

Верочка была фейерверком: яркая, громкая, пухленькая, с копной рыжих кудрей, которые она вечно поправляет, будто они вот-вот взорвутся. Подруга работает технологом на конфетной фабрике, и от нее всегда пахнет ванилью и карамелью, даже если она только что вышла из душа.

Сегодня она была в своем репертуаре: болтала без умолку, размахивая руками, отчего ее браслеты звенели, как колокольчики на ярмарке.

– Люба, ты бы видела этого Колька с нашего склада! – начала она, отхлебнув чай так, будто это был не чай, а эликсир жизни. – Пришел, значит, вчера ко мне в кабинет, с коробкой наших новых трюфелей. «Вера Пална, – говорит, – это вам, от чистого сердца!». А сам глазки строит, будто я его первая любовь. А я ему: «Коля, ты бы лучше склад в порядок привел, чем мне конфеты таскать!». А он, представляешь, покраснел, как помидор, и выдал: «Так я ж порядок для вас навожу, Вера Пална!». Ну, я хохотала до слез! Он, видите ли, порядок для меня наводит, а сам палеты с конфетами вечно путает!

Улыбнулась, глядя на нее. Верочка всегда умела рассказывать так, что даже самая простая история превращалась в целый спектакль. Ее глаза сверкали, и она, не останавливаясь, продолжала:

– А позавчера был другой, этот, как его... Сашка из отдела продаж. Принес мне букет ромашек, представляешь? Ромашек! Я ему говорю: «Саш, ты где это в городе ромашки нашел? На газоне рвал, что ли?». А он такой серьезный: «Вера, я за вами на край света пойду!». Ну, я чуть чаем не подавилась. На край света он пойдет, ага, а в обеденный перерыв даже кофе мне не сварил! Мужики, Люба, они как конфеты: снаружи красивые, а внутри – сплошной сироп, липнут и надоедают.

Рассмеялась, качая головой. Верочка всегда была окружена ухажерами, и каждый из них, по ее словам, был «персонажем». Она умела держать их на расстоянии, как жонглер, который подбрасывает мячики, но не дает им упасть.

Жизнь Верочки была полна таких историй, и я любила ее за это – за умение находить смешное даже в самых нелепых ситуациях.

Но тут ее взгляд смягчился, и она посмотрела на меня так, будто видела прямо в душу. Я знала этот взгляд. Верочка всегда чувствовала, когда я начинаю тонуть в своих мыслях.

– Люба, ну что ты опять нос повесила? – сказала подруга, ставя чашку на стол с таким стуком, что самовар обиженно звякнул. – Хватит думать о своем бывшем. Он же подлец, каких свет не видывал! Изменил тебе с этой своей мымрой, прости господи, с лицом, как у калькулятора. Бросил тебя и Матвея, и что? Ты теперь будешь сидеть и грустить? Да он не стоит даже твоего мизинца!

Вздохнула, глядя в свою чашку. Чай уже остыл, и я крутила ее в руках, будто пытаясь найти в гороховом узоре ответ на все вопросы. Верочка была права, конечно. Год назад, когда я узнала про измену мужа, мир словно треснул пополам.

Все было так банально, что даже смешно: он, успешный юрист, и его секретарша с длинными ногами и короткими мыслями. Он ушел, оставив нам с сыном квартиру, которая, кстати, и так была моей и вот этот дачный домик, доставшийся мне от бабушки, и Матвея, который до сих пор иногда спрашивает, когда папа вернется.

Но я не хотела думать об этом. Не сейчас, когда ветерок так ласково гладил щеки, а Верочка сидела рядом, готовая сражаться за мое хорошее настроение.

– Да я и не думаю о нем, – соврала, отводя взгляд. – Просто... знаешь, иногда кажется, что все лучшее уже позади. Мне тридцать два, Вер. Матвей растет, а я... я как этот самовар – старая, но еще пыхчу.

– Ой, прекрати! – Верочка хлопнула ладонью по столу, и ее браслеты снова зазвенели. – Ты, Любовь Сергеевна, еще ого-го! Посмотри на себя: блондинка, стройная, глаза – как два озера, в которых любой утонет. Да ты просто обязана встретить шикарного мужчину! Ши-кар-но-го! Я тебе точно говорю, он уже где-то рядом. Я это чувствую!

Она наклонилась ко мне, глаза блестели, как у гадалки на базаре. Верочка обожала всякие «знаки судьбы». Она могла часами раскладывать карты или читать по кофейной гуще, хотя, честно говоря, ее предсказания чаще всего оказывались просто ее бурной фантазией.

– Вот смотри, – продолжала она, понизив голос до таинственного шепота. – Я вчера карты раскидывала. И что ты думаешь? Выпал король пик! Это мужчина, Люба. Сильный, серьезный, с характером. И он уже идет к тебе. Вот увидишь, он скоро постучится в эту самую дверь!

– Вер, ну что ты несешь? – я закатила глаза, но не могла сдержать улыбку. Энтузиазм подруги был заразительным, как детский смех. – Какие карты? Какой король? Я тут с Матвеем, с огородом, с этим домиком... Мне не до королей. Огурцы вон пошли, а я думаю, делать засолки или нет, кто все это есть будет? Там ничего про огурцы твои карты не говорили?

– Солить, конечно солить, а еще помидорки с чесночком по твоему фирменному рецепту! И я говорю, будет король! – Верочка ткнула в меня пальцем, на котором красовался перстень с огромным зеленым камнем. – Судьба, Люба, она не спрашивает, готов ты или нет. Она просто берет и стучит в дверь. И ты еще будешь мне спасибо говорить, когда этот твой король появится!

Глава 2 Арсений

Август в этом году решил поиграть в карусель: то жара, то прохлада, то ветер, швыряющий листья в окна. Дом, который достался мне от прежних хозяев, был похож на старую книгу: вроде бы крепкий, но страницы потрепаны, а корешок того и гляди развалится.

Внутри пахло сыростью, пылью и чем-то неуловимо деревенским – может, старыми обоями, а может, духом прежних жизней. Половицы скрипели под ногами, как будто жаловались на судьбу, а старый шкаф в углу гостиной выглядел так, будто вот-вот начнет рассказывать байки про деда, который его мастерил.

Сейчас я, вооружившись молотком и ящиком с гвоздями, пытался привести в порядок шаткий стул, который, судя по всему, пережил не одно поколение пьянок и посиделок. Стул скрипел, сопротивлялся, но человек с упрямством механика продолжал вбивать гвозди, будто доказывал миру, что хоть что-то в этой жизни можно починить. Телефон, зажатый между плечом и ухом, слегка сползал, но голос Виктора на том конце линии был таким громким, что казалось, он стоит прямо в комнате.

– Ну что, Сень, как там твой дачный рай? – голос друга звучал с ехидцей, словно он уже представлял меня в соломенной шляпе и с тяпкой наперевес. – Баня есть? Лес рядом? Озеро? Или ты там уже по ягодам ходишь, как старушка с лукошком?

– Баня? – хмыкнул, примериваясь к очередной ножке стула. – Баня есть, но в ней, похоже, мыши вечеринки устраивают чаще, чем люди парятся. Лес рядом, озеро тоже. Ягоды? Ну, если Грей не сожрал все кусты, может, и схожу. А рыбалка... знаешь, Вить, я пока не готов сидеть с удочкой и размышлять о вечном. Мне бы этот дом в порядок привести, а то он скрипит громче, чем мои нервы.

Виктор хохотнул так, что в трубке что-то затрещало.

– О, Грей! Как там твой пес? Уже научился приносить тапки или все еще думает, что он волк? Слушай, а соседки там у тебя есть? Ну, такие, знаешь, с косами, в сарафанах, готовые закрутить дачный роман? – подкол в голосе друга был таким явным, что я почти видел, как тот ухмыляется, сидя где-нибудь в своей городской квартире с кружкой пива.

– Да ну тебя. Какие романы? Мне бы с самим собой разобраться. Приехал сюда нервы лечить, а не ромашки рвать для какой-нибудь дачной принцессы. Грей, кстати, уже половину участка перекопал. Спаниель, а характер – как у бульдозера. Вчера нашел свой кроссовок закопанным.

– Ну, правильно, пес знает, что тебе надо встряхнуться! – не унимался Виктор. – Сень, я серьезно, прикинь: ты, озеро, закат, какая-нибудь красотка с соседнего участка, и вы вместе гребете на лодке. Романтика! А ты там что-то чинишь, как дед на пенсии. Слушай, я на выходные приеду, посмотрю на твой курорт. Заодно проверю, есть ли там эти самые соседки. А то ты, небось, уже забыл, как с женщинами разговаривать.

Я закатил глаза, но не смог сдержать улыбку. Виктор был из тех, кто мог разрядить любую ситуацию, даже если она пахла тоской и старыми обоями. Друг был ровесником, сорок лет, но вел себя так, будто ему вечно восемнадцать: подколы, шуточки, вечная охота за приключениями.

Иногда казалось, что он специально звонит, чтобы вытащить меня из той темной ямы, в которой я оказался год назад.

Год назад.

Я невольно замер с молоток в руке дрогнул.

Картинки из прошлого, как непрошеные гости, полезли в голову. Служба. Пожар. Крики. Люди, которых он не смог вытащить. Решение, которое принял тогда, казалось правильным в тот момент, но потом...

Потом все пошло не так.

Я винил себя за то, что не досмотрел, не успел, не учел. Коллеги не осуждали – наоборот, хлопали по плечу, говорили, что я сделал все, что мог. Но их слова были как пластырь на открытую рану: не помогали, только раздражали.

Нервы начали сдавать, косые взгляды – реальные или мнимые – резали, как ножи. В итоге я уволился. Не потому, что не справлялся, а потому, что не мог больше смотреть в зеркало и видеть того, кто подвел.

– Эй, Сень, ты там не уснул? – голос Виктора вырвал его из воспоминаний. – Я тебе про романтику толкую, а ты, небось, опять в свою тоску нырнул. Слушай, психотерапевт же сказал: месяц отдыха, свежий воздух, собака. Кстати, молодец, что Грея взял. Хоть кто-то будет тебя пинать, чтобы ты из дома выползал.

– Да выползаю я, – буркнул, отложив молоток и вытирая пот со лба. – Грей, между прочим, уже решил, что он главный ландшафтный дизайнер. Сейчас пойду его искать, а то он, похоже, опять чьи-то грядки разносит.

Поднялся, потянулся, хрустнув суставами, и вышел на крыльцо. Воздух был свежий, с привкусом трав. Забор между моим участком и соседским выглядел плачевно: штакетины покосились, некоторые вообще валялись в траве. Надо бы починить, но это уже не сегодня. Сегодня хватит и того, что я не дал стулу окончательно развалиться.

– Вить, приезжай, серьезно, – сказал в трубку, спускаясь по скрипучим ступенькам. – Места тут красивые. Лес, озеро, все как ты любишь. Только не жди, что я тебе тут курорт устрою. У меня чайник, самовар и Грей – вот и весь сервис.

– Самовар? – расхохотался Виктор. – Ну все, Сень, ты официально старик! Ладно, я приеду, проверю, не отрастил ли ты бороду, как у лесника. И соседок твоих заценю. А то, небось, там одни бабки с огурцами.

– Да иди ты, – усмехнулся, шагая по участку. – Соседок я не разглядывал. Может, и есть кто, но мне не до того. Грей! Грей, где тебя черти носят?

Рыжий спаниель, как по заказу, вынырнул из соседских грядок, с мордой, перепачканной землей, и с видом, будто он только что откопал клад. Морковка, выдернутая из грядки, валялась рядом, а пес гордо вилял хвостом, словно совершил подвиг.

– Это не твой огород, а ну, ко мне! Грей! Домой! Если хозяева увидит, нам с тобой несдобровать.

Грей, не особо впечатленный нотациями, развернулся и скрылся за соседским домом, явно намереваясь продолжить свои раскопки. Вздохнул, поднялся и пошел следом, чтобы поймать этого разрушителя.

– Вить, я тут Грея ловлю, – сказал в трубку. – Он уже соседский огород разнес. Если что, приезжай с лопатой – будем закапывать мои стыд и позор.

Глава 3 Любовь

Стук в дверь еще отдавался эхом в ушах, а я уже стояла, будто приросла к порогу, глядя на незнакомца.

Мужчина был высоким, широкоплечим, в простой футболке, потрепанной временем и, похоже, не одной стиркой. Серые глаза смотрели с нескрываемым интересом и были глубокие, как озеро в пасмурный день.

Рядом с ним, у ног, сидел пес – рыжий, чумазый, с мордой, перепачканной землей, словно он только копал глубокую яму. А под его лапами лежал... крот? Или что это вообще было? Маленькая тушка, покрытая пылью, выглядела как трофей первобытного охотника.

Я отвела взгляд с пса на мужчину, потом обратно на зверька, и снова на мужчину. Его глаза словно притягивали, не давая отвести взгляд. В голове вспыхнула Верочкина болтовня про «короля пик».

Неужели? Этот? С молотком в руке и собакой, которая, судя по всему, приняла мой участок за свою песочницу? Но сердце, предатель, уже стучало быстрее, чем самовар, пыхтевший на столе.

«Верочка, если это твой король, то я не знаю, смеяться мне или бежать», – подумала я, пытаясь собрать мысли в кучу.

– Здравствуйте, – выдавил мужчина, голос хриплый.– Это Грей. Он... э... вашу морковь того... выкопал. И вот, похоже, еще и крота притащил. Простите, его в общем. И меня.

Моргнула, пытаясь осмыслить, что он только что сказал. Морковь? Крот? Этот пес, который сейчас смотрел на меня с видом «я герой дня», разворотил мои грядки?

Но вместо того чтобы возмутиться, я вдруг почувствовала, как дрогнули в улыбке. Ситуация была настолько нелепой, что злиться было просто невозможно.

– Морковь, значит, – начала, стараясь удержать серьезный тон, но голос предательски дрожал от смеха. – И крота. Ну что ж, Грей, ты явно чемпион по сюрпризам.

Пес, услышав свое имя, открыл пасть и высунул язык, будто я его похвалила. Незнакомец кашлянул, явно смущенный, и потер затылок.

– Я Арсений, ваш сосед, – представился, протягивая руку, но тут же отдернул ее, заметив, что она перепачкана землей. – Ой, простите. Я за этим разбойником следил, а он... ну, в общем, я готов возместить ущерб. И забор ваш починить. Он там, похоже, сам просится на пенсию.

Хотела ответить, но тут из кухни, как ураган, вылетела Верочка. Ее рыжие кудри подпрыгивали, браслеты звенели, а глаза горели таким восторгом, что я тут же пожалела, что не спряталась за дверью.

– Ого-го! – воскликнула она, оглядывая Арсения с ног до головы, будто он был экспонатом в музее. – Люба, ты это видела? Мужчина! С собакой! И с... это что, крот? Ну все, я же говорила, судьба стучится сама в двери, да еще с подарками! Заходите, заходите, мужчина, чего на пороге топтаться, здесь к тому же дует? У нас чай, самовар, и даже баранки есть. Грей, ты тоже приглашен, но крота оставь снаружи, договорились?

Почувствовала, как щеки запылали. Верочка, как всегда, вела себя так, будто снималась в комедийном шоу и вот-вот должен раздастся смех зрителей. Арсений, похоже, тоже не ожидал такого напора. Он моргнул, посмотрел на меня, потом на Верочку, и, кажется, решил, что сопротивляться бесполезно.

– Э... ну, если не помешаем, – пробормотал он, осторожно переступая порог. Грей, не теряя времени, влетел следом, оставляя за собой грязные следы на полу.

– Помешаете? Да вы что! – Верочка уже тащила его к столу, будто он был долгожданным гостем на свадьбе. – Люба, где твои манеры? Наливай чай! Арсений, верно? Садитесь, садитесь, сейчас мы вас накормим, напоим, а потом разберемся с этим вашим огородным террористом.

Я закатила глаза, но послушно потянулась за самоваром. Арсений сел за стол, стараясь не задеть ничего локтем, и выглядел так, будто оказался в эпицентре торнадо. Грей, тем временем, улегся под столом, положив морду на лапы и глядя на нас с видом невинного ангела.

– Меня, кстати, Вера зовут, – продолжала тараторить подруга, усаживаясь напротив Арсения. – А это Люба, Любовь, наша местная королева участка и сердец. Она, между прочим, такие помидоры солит, что вы бы за них полжизни отдали! А еще она красавица, умница, и вообще, таких, как она, днем с огнем не сыщешь!

– Вера! – прошипела, чувствуя, как лицо горит, как будто я сама превратилась в самовар. – Хватит меня расхваливать, я не на рынке!

Арсений улыбнулся, и от этой улыбки у меня внутри что-то екнуло. Его серые глаза с легкими морщинками в уголках, смотрели на меня словно он видел что-то, чего я сама в себе не замечала. Я быстро отвернулась, наливая чай, чтобы не утонуть в этом взгляде.

Нельзя, Люба. Нельзя влюбляться. Тебя снова предадут. Найдут кого-то ярче, раскрепощеннее, как ту секретаршу.

Но сердце, глупое, стучало так громко, что, кажется, даже Грей его слышал.

– Ну что вы, Вера права, – сказал Арсений, принимая чашку. – Участок ваш, Любовь, впечатляет. Я, правда, не эксперт, но морковь у вас знатная. Жаль только, что Грей решил ее... э... рекультивировать.

Фыркнула, не удержавшись. Его неловкая попытка пошутить была такой искренней, что злиться на пса уже не получалось.

– Рекультивировать – это мягко сказано, – ответила, садясь напротив. – Он там, похоже, целый котлован вырыл. Может, он у вас клад ищет?

– Если найдет, поделимся, – усмехнулся Арсений, и я снова поймала его взгляд. На этот раз он не отвел глаза, а мои щеки снова предательски покраснели снова.

Верочка, конечно, не могла упустить момент. Она наклонилась к Арсению, хитро прищурившись:

– А вы, Арсений, чем занимаетесь? Небось, какой-нибудь герой? Пожарный, спасатель? Или, может, плотник? Вон, молоток у вас в руке, как родной смотрится!

Я чуть не поперхнулась чаем. Верочка была неисправима и беспородная. Арсений, к его чести, не растерялся, хотя по его лицу пробежала тень. Он откашлялся и ответил:

– Был пожарным. Теперь... отдыхаю. Дом в порядок привожу. Грей вот помогает, как умеет.

– Пожарный! – Верочка хлопнула в ладоши, будто выиграла в лотерею. – Люба, слышишь? Герой! Я же говорила, король пик! Сильный, серьезный, с характером. А ты: «огурцы, огурцы»!

Глава 4 Арсений

Утро было ясным, с тем августовским солнцем, которое решило наверстать упущенное за капризные деньки. Лучи пробивались сквозь листву старой яблони, бросая пятнистые тени на покосившийся забор, который я взялся чинить.

Пот уже стекал по вискам, я стянул футболку, повесив ее на ветку. Грей, вымытый вчера в старой бане до блеска, теперь выглядел как настоящий джентльмен: шерсть рыжела на солнце, а он сам носился по участку, гоняя бабочку, будто был щенком, а не взрослым спаниелем с характером бульдозера.

Вбил очередной гвоздь в штакетину, чувствуя, как мышцы приятно ноют от работы. Настроение, странное дело, было приподнятым – впервые за долгое время.

Вчерашний вечер у соседки, с ее самоваром, баранками и неуемной Верочкой, оставил в душе какой-то теплый след, как будто кто-то ненароком зажег свечу в темной комнате.

Любовь.

Имя, которое крутилось в голове, как мелодия, которую не можешь выбросить. Красивая. Не просто внешне – хотя, черт возьми, эти светлые волосы и глаза, как два кусочка летнего неба, могли свести с ума кого угодно.

Нет, в ней была какая-то магия, мягкая, ненавязчивая, но такая, что притягивает, как магнит. поймал себя на том, что улыбаюсь, вбивая очередной гвоздь, и это было так непривычно, что я даже остановился, чтобы переварить это чувство.

Ночью спал как убитый. Впервые за месяцы – без кошмаров, без тех проклятых картинок, где огонь пожирает все вокруг, а я стою, беспомощный, не в силах ничего изменить.

Вместо этого мне снилась она.

Любовь.

В том же сарафане, с улыбкой, от которой хотелось забыть обо всем и просто смотреть на нее. Свежий воздух, конечно, творит чудеса, но я не дурак – дело было не только в нем. Эта женщина что-то во мне перевернула, и я пока не знал, радоваться этому или бояться.

– ты кто? – раздался звонкий голос, выдернув меня из мыслей.

Обернулся. Почти рядом стоял мальчишка лет десяти. Худенький, с растрепанными светлыми волосами и глазами, такими же ясными, как у его матери. Он держал в руке пирожок, откусывал от него неспешно, но смотрел на меня строго.

В другой руке он сжимал велосипедный руль, а сам велосипед валялся в траве, словно мальчик только что соскочил с него, чтобы разобраться с незваным гостем.

– Я Арсений, – ответил, опуская молоток и вытирая пот с лица тыльной стороной ладони. – Твой сосед. А ты, похоже, Матвей?

Мальчик прищурился, не торопясь отвечать. Взгляд был таким цепким, что я невольно почувствовал себя под следствием. Похвально. Он явно защищал свою территорию – и свою маму. Подавил улыбку, чтобы не показаться насмешливым.

– Ага, Матвей, – наконец сказал он, откусывая еще кусок пирожка. – А это твой пес нашу грядку разрыл вчера?

Грей, услышав, что речь, возможно, о нем, подскочил и завилял хвостом, будто его обвинили в подвиге. Я бросил на него укоризненный взгляд.

– Да, это Грей. Он... энтузиаст. Но я уже извинился перед твоей мамой. И забор вот чиню, чтобы он больше не лазил.

Матвей кивнул, но его глаза все еще изучали меня, как рентген. Он переступил с ноги на ногу, явно решая, стоит ли мне доверять.

– А ты зачем забор чинишь? – спросил он, прищурившись еще сильнее. – Он же не твой.

– Ну, – я пожал плечами, вбивая очередной гвоздь, – соседская солидарность. Если Грей натворил дел, я должен исправить. А забор и правда старенький, того и гляди рухнет. Не хочешь, чтобы твоя мама споткнулась, правда?

Матвей задумался, жуя пирожок. Его брови нахмурились, но я видел, что мои слова его немного смягчили.

– А ты умеешь что-нибудь крутое делать? – вдруг спросил он, в голосе мелькнула искренняя детская любопытство. – Ну, типа... не знаю, дома строить? Или лодки? У нас на озере лодка есть, но она старая, течет.

Я улыбнулся. Вот оно, мальчишеское любопытство. Присел на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне, и Грей тут же подскочил, уткнувшись мокрым носом мне в руку.

– Дома строить не пробовал, но стулья чиню неплохо, – сказал, подмигнув. – А с лодками дело имел. Я раньше был пожарным, знаешь, а там всякое приходится чинить – от машин до старых сараев. Если хочешь, могу посмотреть вашу лодку. Может, залатаем, и поплывешь на ней, как капитан.

Глаза Матвея загорелись, и он даже перестал жевать.

– Пожарным? – переспросил с уважением в голосе. – Это как в фильмах? Где с лестницы людей спасают и по горящим домам бегают?

– Ну, не совсем как в фильмах, – усмехнулся, но в груди кольнуло. Не хотелось ворошить прошлое, но мальчишка смотрел так, будто я был супергероем. – Там больше грязи и пота, чем героизма. Но да, людей спасать приходилось. И лестницы были. Хочешь, расскажу, как мы однажды кошку с дерева снимали? Она так орала, что полдеревни сбежалось смотреть.

Матвей хихикнул, его строгий взгляд наконец сменился улыбкой. Начал рассказывать про ту кошку, которая оказалась такой упрямой, что чуть не утащила за собой пожарного, и Матвей, забыв про свой пирожок, слушал, широко раскрыв глаза.

К концу истории он уже смеялся, а Грей, почуяв веселье, начал прыгать вокруг меня, лая на невидимого врага.

– А ты не врешь? – спросил Матвей, все еще посмеиваясь, но с легким подозрением.

– Чтоб мне Грей тапки спрятал, если вру, – ответил, подняв руку, как на присяге. – Хочешь, покажу, как пожарные узлы вяжут? Веревка у меня есть, могу научить.

– Круто! – Матвей бросил велосипед и подскочил ближе, а я почувствовал, как внутри разливается тепло. Этот мальчишка был таким живым, таким настоящим, что я невольно подумал о Любе. Она воспитала хорошего парня. А вот где был его отец, оставалось загадкой.

Мы уже начали возиться с веревкой, когда услышал шаги. Поднял глаза – и чуть не выронил молоток. Любовь шла к нам, держа в руках тарелку, накрытую полотенцем, и стакан с чем-то, что подозрительно напоминало лимонад.

Ее светлые волосы были собраны в небрежный пучок, сарафан колыхался на ветру, подчеркивая ее фигуру. Она улыбалась, и эта улыбка, была опаснее любого пожара, с которым я сталкивался.

Глава 5 Любовь

Вернулась в дом, тихо прикрыв за собой дверь, будто я боялась спугнуть тишину, что царила внутри. Пальцы дрожали, словно после долгого бега, сжала их в кулаки, пытаясь унять эту странную, почти забытую дрожь.

Дыхание сбивалось, сердце колотилось так, будто хотело выскочить из груди и побежать обратно к Арсению, к его серым глазам, к его сильным рукам, державшим молоток с такой уверенностью, будто он мог починить не только забор, но и весь мир.

Я остановилась посреди кухни, глядя на самовар, который все еще пыхтел, как старый ворчливый дед. Его тепло не успокаивало, а, наоборот, будто подливало масла в огонь моих мыслей.

Что со мной?

Подумала, прижимая ладони к щекам. Они горели, и я знала, что это не от августовского солнца. Арсений. Голос этого мужчины, хрипловатый, но теплый, как будто в нем таилась какая-то скрытая нежность.

Взгляд, который ловил мой и не отпускал, пока я сама не отводила глаза, боясь утонуть в этом сером море. Улыбка – сдержанная, но такая искренняя, что от нее внутри все переворачивалось. Я чувствовала это притяжение, как магнит, который тянет, не спрашивая разрешения.

И это пугало. Пугало до дрожи в коленях, до кома в горле.

Верочка уехала рано утром, едва рассвело. Ее голос, полный энтузиазма, еще звучал в ушах: «Люба, это судьба! Король пик, я же говорила!»

Она обещала вернуться на выходные, но сейчас ее не было, и я осталась наедине со своими мыслями, которые, как назойливые мухи, кружили вокруг Арсения. Я хотела рассказать ей, как он смотрел на меня, как его пальцы случайно коснулись моих, когда я протягивала ему тарелку с пирожками.

Как его присутствие наполнило воздух чем-то новым, живым, словно весна ворвалась в август. Но Верочки не было, и я чувствовала себя потерянной, как корабль без компаса.

Чтобы отвлечься, схватила тряпку и начала протирать и без того чистый стол. Движения были резкими, словно я могла вытереть не только пыль, но и эти мысли, что лезли в голову. Перешла к посуде, хотя тарелки в раковине были вымыты еще утром.

Губка скрипела по фарфору, вода плескалась, но мысли все равно возвращались к нему. К его рукам – сильным, с мозолями, которые говорили о работе, о жизни, полной борьбы. К его голосу, который, казалось, мог успокоить кого угодно. К тому, как он смотрел на Матвея – с теплом, с интересом, словно мой сын был не просто соседским мальчишкой, а кем-то важным.

«Люба, остановись, это всего лишь мужчина, а не инопланетяне», – твердила я себе, но пальцы снова дрожали, и я чуть не уронила чашку из бабушкиного сервиза.

Поставила ее на место, глубоко вдохнула. Нет, я не готова. Не готова снова открывать сердце, доверять, влюбляться. Это как выпить залпом кружку обжигающего чая – больно, горячо, и потом долго дуешь, чтобы не обжечься снова.

Год назад я уже обожглась. Мой бывший, Олег, которого я в телефоне обозвала «ПОДЛЕЦ», разбил сердце так, что я до сих пор собирала по кусочкам. Измена, ложь, его холодный взгляд, когда он уходил, оставив меня и Матвея.

Я не хотела повторения. Не хотела снова чувствовать, как мир рушится, как боль разрывает грудь, как Матвей спрашивает: «Мам, а папа вернется?»

Но Арсений... он казался другим.

Или мне просто хотелось в это верить?

В его глазах и улыбке не было фальши, той скользкой уверенности, что была у Олега. Арсений смотрел на меня и видел не только внешнюю оболочку, но и что-то глубже, что-то, что я сама боялась в себе разглядеть.

И все же я его не знала. Совсем. Он мог быть кем угодно – героем, как говорила Верочка, или еще одним разочарованием, которое я не переживу.

Закрыла глаза, и передо мной тут же возникла картина: Арсений берет меня за руку, его пальцы теплые, сильные, но осторожные. Мы идем по тропинке к озеру, он улыбается, поправляет мне выбившуюся прядь волос, и я чувствую, как от его прикосновения по коже бегут мурашки.

Господи, как же мне не хватало этой нежности, этого ощущения, что кто-то рядом, что кто-то заботится. Но я больше не та наивная девочка, что верила в сказки. Если я и позволю кому-то войти в мою жизнь, это будет человек, который уважает меня.

Безусловно. Без лжи, без секретов, без игр.

Я хочу честности, хочу, чтобы мои чувства не превращались в мишень для чьего-то эго. И если Арсений не такой, если он не сможет дать мне этого, то я лучше останусь одна. С Матвеем, с этим старым домом, который пахнет бабушкиными воспоминаниями.

Улыбнулась, чувствуя, как настроение приподнимается, несмотря на страх. Может, Верочка права. Может, судьба и правда стучится в дверь, и этот мужчина с его чумазым псом – не случайность.

Я уже представляла, как он приходит вечером, как мы пьем чай, как Матвей хвастается ему своими рисунками, а Грей грызет баранку под столом. И в этой картине было что-то теплое, настоящее, чего мне так не хватало.

Звонок телефона вырвал меня из мечтаний, как холодный душ. Вздрогнула, посмотрела на экран – и сердце ухнуло вниз.

«ПОДЛЕЦ».

Олег. Прошел год, а он все не оставляет меня в покое. Развод был тяжелым, как будто кто-то вырвал из меня кусок души, но я думала, что мы наконец-то разошлись, как корабли в море.

Но нет, он звонил снова и снова, и каждый раз это было как удар под дых.

Сжала телефон так, что пальцы побелели. Зачем он звонит? Чего ему надо?

Матвей – вот что. Олег не раз намекал, что хочет забрать сына, оформить над ним полную опеку. Не потому, что он такой любящий отец – нет, это была месть.

Месть за то, что я подала на раздел имущества, за то, что не позволила ему оставить нас ни с чем. Он жил с той своей секретаршей, Наташей, которая уже была беременна от него. Матвей для него был лишь инструментом, чтобы сделать мне больно, чтобы показать, кто здесь главный.

Глубоко вдохнула, пытаясь унять ярость, которая закипала внутри. Ответить или нет? Игнорировать его было бы проще, но я знала, что он не остановится. Он будет звонить, писать, угрожать, пока не добьется своего. И я не могла позволить ему забрать Матвея. Никогда.