Любовь и жулики, или Охмурить принца

Пролог, написанный двумя пьяными музами

В наш суетный век мегаполисов, навороченных гаджетов и бесплатного вай-фая нечасто встретишь на улице утонченную леди, следующую не моде, а собственному вкусу, способную покорить мужчину одним взглядом, а женщину – теплой улыбкой и бесконечным изяществом, легко летящую по шумным проспектам и без труда заставляющую толпу расступаться перед ней, как море пред Моисеем.

Да. Нечасто встретишь. Вот и мы ее не встречали, так что придется рассказывать о девице попроще.

Зовут ее Люба Саушкина. Такое вот круглое деревенское имя, весьма подходящее для девчонки «с района» из захудалого Н-ска. Впрочем, оно ей совсем не идет. Когда слышишь имя Люба, представляется улыбчивая, розовощекая и довольная жизнью девица – истинно русская красавица. А наша героиня – «тощая серая мышь». Так назвал ее первый (и, к сожалению, пока последний) претендент на место в койке и штамп в паспорте.

Впрочем, ни до первого, ни до второго дело не дошло: на первом же свидании выпив лишнего, парень ненароком обронил, что рассчитывает на Любушкину помощь в выплате кредита, взятого на покупку битой жизнью «Лады». По возвращении со свидания также выяснилось, что покататься на последней никак нельзя, ибо уже разбита, а «ночь любви» обязательна, ибо переночевать ухажеру тоже негде.

Тогда-то наша героиня и была удостоена звания «тощей серой мыши», и любовная история быстро закончилась, отбив желание к повторению опыта. А зря. Ведь Любочка у нас – девочка симпатичная. Кхм. Если ее хоть разок сводить в салон красоты и приодеть, как следует, конечно.

Но никто ей таких подарков не преподносит. Живет Любушка скромно, можно даже сказать аскетично: съемная однокомнатная квартирка с домашними животными в виде тараканов, книги вместо телевизора, подержанный ноутбук и полупустой шкаф, благодаря которому Люба может честно сказать, что ей нечего надеть, и всем модницам в этот момент грех не выдержать минуту молчания.

Налоги она платит исправно, денег в долг не берет, но и сама не дает, отчего у нее наблюдается катастрофическая нехватка друзей, о которой, впрочем, Люба нисколько не сожалеет. Так что ни друзей, ни мужа у нее нет даже в перспективе. Кота пока тоже, но Любушка уже задумывалась о пушистом спутнике жизни.

Самое интересное, что стоит сказать об этой девушке: Люба верит, что жизнь – полосатая. Что после каждой черной полосы непременно наступит светлая: пусть совсем узенькая и почти незаметная, но она обязательно будет, надо только дождаться ее, не опускать руки из-за бесконечного невезения.

Да-да, такой вот наивный человек – агнец божий. То есть агнец государственный – образец гражданина и патриота, добровольно приносящего себя в жертву во имя устаревших краснознаменных принципов. Тем только Люба и живет: зубами за жизнь держится, бьется с судьбой, визжит и царапается, не давая себя утопить.

А судьбе только того и надо: изгаляется над девчонкой, как только хочет. То работы лишит, то воришку нашлет, то в магазине обсчитает, то свет отключит, то потоп устроит, то влюбленного бомжа под окнами поселит, то арестует по ошибке, то опять же по ошибке зарплату не на тот счет переведет, то... разнообразие, в общем. Больше десяти лет преследуют Любушку сплошные неудачи и разочарования, ежедневно заставляя усомниться в ее убеждениях. Но то ли вмешалось какое-то божество, то ли действительно существует в жизни «закон зебры», в который свято верит несчастная Любушка, но однажды судьба отступилась и решила-таки дать ей шанс: Любе Саушкиной пришло письмо.

Письма вообще такая странная штука, вы не замечали? Они ведь почти исчезли из нашей жизни. И не надо нам говорить, что кто-то ими еще пользуется. Это было вовсе не «письмо счастья» от пенсионного фонда, не уведомление на бывшего жильца съемной квартиры с требованием немедленно погасить долг по кредиту, не письмо из Хогвартса и даже не заплутавшее в незапамятные времена в параллельном мире под названием «Почта России» письмо самой себе, отправленное ею когда-то по принципу «А что будет, если…?». Интересно, кстати, оно когда-нибудь до нее дойдет? Если да, то это будет настоящая капсула времени. Может быть, о нем даже в газетах напишут. Впрочем, о чем это мы? Ах, да.

Любе пришло письмо… из тюрьмы. С той самой зоны, мимо которой она еще пару лет назад каждое утро ходила в школу. Конверт был желтый, маленький и вроде бы вообще советский. По крайней мере, он был неформатным, и вложенный в него замызганный тетрадный лист неизвестному отправителю пришлось свернуть втрое. Тем не менее, на конверт были деловито налеплены новенькие марки, а поверху кто-то даже мазнул печатью. В письме была всего одна строчка:

«Ласточка моя, я откинулась! Уже лечу, ставь чайник!»

И подпись – «Твоя Ф.К.».

Первой мыслью Любы было: «А-ха-ха, Маринка, очень смешно». Потом она вспомнила, что подружке – сестре по детдомовскому несчастью – государство отвалило квартиру в пригороде (жуткую вообще-то, но все-таки!), а ей, как официально удочеренной – шиш с маслом. И теперь подруженька живет далеким-далеко, и о Любушке даже не вспоминает.

Вторая мысль была: «Что за бред? Кому там, в тюрьме, так весело стало?». И только третья мысль осторожно поинтересовалась у Любиной памяти, нет ли у нее, случайно, еще родственников, кроме тетки.

Память напряглась, припадочно подергалась, вызвав нервный тик на левом – сером с желтой точечкой – глазу Любы, и заявила, что таких сведений в мозгу не содержится. Ни в первой, ни во второй извилине. Порекомендовала обратиться к рассудку. Рассудок, поправив пенсне, задумчиво покусал губы и предложил не мучиться и позвонить тете Клаве. Так Люба и сделала.

Глава 1. Спасение падшей женщины

Знаете, как еловые ветки по заднице хлещут? Правильно. Больно хлещут. Особенно по голой – трусики не в счет. И с одной стороны, хочется, чтобы непредвиденная порка прекратилась, а с другой, очень радостно, что хоть что-то мое падение с ба-а-альшой высоты задерживает.

Откуда под моим окном взялся густой еловый лес, я так и не поняла: там отродясь росли только сугробы из окурков. А еще непонятнее была мысль, с чего это вдруг я так долго падаю. Но стоило мне об этом всерьез задуматься, как елки кончились. Мгновение свободного падения, мой короткий визг и…

Удар был сильным. Аж в глазах потемнело. Показалось, что все внутри сплющилось о ни в чем неповинный позвоночник. Поперек спины вдарил железный прут (или перила, что больше похоже на правду), а поперек бедер – нечто сходное по твердости. Мозг вжало в горло так, что удивительно, как я его не проглотила. Глотать, видно, нечего, раз такие дурные ассоциации в голову лезут.

Почти в то же мгновение послышался какой-то звук – то ли мат сквозь сжатые зубы, то ли выдох присевшего под грузом штангиста – и я приложилась еще и своей многострадальной попой. Потом наступила страшная тишина.

«По-любому позвоночник сломан», - мгновенно покрывшись холодным потом, подумала я. Медленно, не открывая глаз, шевельнула ступнями. Ощущения есть. Значит, ходить буду. Это уже хорошо. Чуть более уверенно подвигала в воздухе пальцами рук. Тоже слушаются. А теперь самое страшное – ощупать себя на предмет переломов. Грудь, живот, бедра… Что это на мне такое шершавое и до жути синтетическое? Куда футболка делась? А джинсы?

Тут в лицо мне пахнуло запахом сильно курящего человека, годами пренебрегающего услугами жевательной резинки. Я приоткрыла один глаз, дабы ознакомиться с его источником.

- Зды-зды-здрасьте, - пробормотала я удивленно приподнятым бровям и скромно прижала ладошки к груди, стремясь занять как можно меньше места в чужих руках, едва не переломавших мне ребра при совершении операции по спасению самоубивающейся девушки. Ошеломленный не меньше меня «эмчеэсник» недоуменно пыхнул зажатой в зубах трубкой, обдал клубом едкого дыма, заставив закашляться, и задумчиво протянул:

- М-да.

- Извините, - снова подала я голос. – Вы меня на землю не поставите? Пожалуйста.

Спаситель молча убрал одну руку. Меня крутануло. В ноги ткнулся ковер из еловых иголок. Я неуклюже замахала руками, пытаясь удержать равновесие. Не удержала, сложилась в позу детской горки. Ой, а чего это попе так холодно? Стремительно ощупываем пятую точку и… эм-м, надо срочно принять вертикальное положение и одернуть одежду.

Я резко выпрямилась. В глазах снова потемнело, тело повело в сторону. Пришлось сделать серию неуклюжих шагов, сохраняя равновесие. Босые ступни больно закололо. Видно, тапки слетели в полете.

- Ты кто? – голос у спасителя был низким и хрипловатым, так что сразу стало понятно: говорит он редко и только по существу.

- Любовь, - тут же послушно отчиталась я, наскоро пытаясь оправить разлохмаченные падением волосы и сообразить, откуда передо мной большая, раскидистая ель.

- М-м, - насмешливо кивнул он. – Да я вроде не заказывал. И почем нынче любовь?

Взгляд мужчины красноречиво опустился вниз. Я по инерции склонила голову. Мама дорогая! Да это ж мое розовое платье! Прямо как из детства: такое же пышное, блестящее… И того же размера – на маленькую девочку. То есть с трудом прикрывает трусики. Упс.

Я скрестила руки ниже пояса, как в дешевой комедии, и густо покраснела.

- Оригинальный метод поиска клиентов, - неожиданно похвалил меня незнакомец. – Поймал – значит, облапал. А раз облапал – плати. Только со мной этот номер не пройдет, красавица: я за любовь не плачу.

- Вы меня не так поняли! – тут же перебила его я, краснея уже до кончиков ушей. – Я на вас случайно свалилась: меня фея пыталась убить!

- Фея? – пыльно-голубые глаза насмешливо прищурились. – Убить? А ты ничего не перепутала?

- Ну да, - я активно закивала. – Говорила, что желание исполнит, а сама на меня с дубинкой… Ну, я и выпрыгнула в окно. А тут – ёлки!

Для убедительности я ткнула пальцем перед собой. Мужчина снисходительно туда глянул. Я тоже. Вот блин. Действительно же ёлки! Зеленые такие, могучие. Конца-края им не видать, одни стволы и ветки.

- А… - я замялась. – А где я?

- В ельнике, - хмыкнул мужчина, принимаясь выбивать угасшую трубку.

- А дом где? – задала я не менее гениальный вопрос.

- Мой? – фыркнул собеседник, уже явно издеваясь.

- Ну, хотя бы ваш, - я пожала плечами: возможно, когда я выпрыгнула, за окном был шквалистый ветер, и меня просто забросило в парк? Сдувает же меня зимой, когда гололед. На полметра обычно, но сдувает же!

- Город – там, - мужчина мотнул головой куда-то влево. И мне в глаза сразу бросилась крайне оригинальная деталь его внешности.

- Ёк-макарёк! Нифига себе уши! – я открыла рот, пялясь на два заостренных «локатора». Нет, я, конечно, слышала про пластические операции, но чтоб в нашем мухосранске такого кадра встретить… - Они накладные или пришитые?

- Слышь, ты язык-то прикуси, – мигом согнав улыбку с лица, грубо ответил мужчина. Затем, видно, окончательно записав в меня в лагерь «опустившихся» баб, он наклонился за своей котомкой и принялся укладывать в нее какие-то вещи с явным намерением покинуть территорию.

Глава 2. "Шмелиный зад"

- Э-э! – я спохватилась и помчалась за ним. – Ты куда? Я с тобой! Ты же обещал.

- М-м-м, - простонал он, с усилием проводя ладонями по волосам, будто стягивая с головы тесный шлем или головную боль, но прогонять меня не стал.

- Пароль! – неожиданно потребовал от нас ближайший куст. Я аж подскочила, тут же запутавшись в плаще и едва не свалившись.

- Хидар, щас по роже получишь, - даже не притормозив возле разговорчивого кустика, сказал Кречет и прошел мимо. Я, вжав голову в плечи, потрусила следом. Под ногами у нас, откуда ни возьмись, появилась добротно утоптанная тропинка.

- А че сразу по роже? – обиженно донеслось нам вслед. – Айша велела у всех пароль спрашивать, я-то тут причем? Вечно, что ни скажи, сразу: по роже, по роже! Сами напридумывают всяких паролей, а Хидар крайний. На Хидара плевать. Хидар же не ответит, Хидар же…

Куст еще что-то бормотал, но Кречет не снизошел до ответа: похоже, он считал, что не относится к тем самым «всем». Мы уходили все дальше по тропинке, а куст продолжал брюзжать все громче и тоскливее, видно, надеясь, что мы вернемся и таки пожалеем страдальца.

- Вытирайте ноги, берегите голову, - с язвительной ухмылкой продекламировал Кречет, жестом дворецкого открывая передо мной качественно замаскированную мхом дверь в… башню. Чертову огромную каменную башню посреди леса!

Ума не приложу, как все это время я могла не замечать такое чудовищно большое строение. Оно восстало передо мной, словно по волшебству, и теперь радостно втягивало воздух в открытую пасть двери.

Внутри было темно и подозрительно безлюдно. Я осторожно наклонилась вперед, пытаясь понять, есть там кто-нибудь или нет. Сквозняк ухватил выбившиеся из хвоста волосы и стал засасывать внутрь. Кречет вздохнул, закатив глаза к небу, и заявил:

- Поздно уже ломаться, красавица. «Шмелиный зад» ждет тебя. Проходи, не стесняйся.

С такими словами он шлепнул меня по оттопыренной попе. Этого было достаточно, чтобы лишить уставшую девушку равновесия. Неуклюже замахав руками, я полетела вперед, поминая всю родню эльфа до десятого колена недобрым словом. Сделала несколько шагов и затормозила посреди большого круглого помещения с низким потолком.

Дверь за моей спиной лязгнула с неприятным железным призвуком – будто в проржавевшем бункере – и вокруг разлилась тьма и тишина. Сразу стало сыро и страшно. Справа что-то зашуршало, слева кто-то откашлялся. Да, я в заднице. «Шмелиной».

- Любовь заказывали? – вальяжно вопросил мой проводник и пошел куда-то в сторону.

- Эй! – возмущенно окликнула я его смутный серый силуэт. – Я не такая!

Еще не хватало, чтоб меня и другие приняли за девицу легкого поведения. Кстати, а кто эти другие?

- Кречет, ты что, невесту привел? – раздалось где-то впереди. – Нет, я всегда знала, что ты не спец по женщинам, но чтоб заказывать…

Голос был странный: таким голосом мужчины обычно пародируют женщин. После этой фразы тишина вокруг ожила, отовсюду донеслись смешки.

- Иди к черту, Айша. Дай-ка лучше пивка холодненького, - беззлобно проворчал эльф, примостившийся за каким-то столом. Или это барная стойка?

Я проморгалась и попыталась разглядеть хоть что-нибудь. После яркого солнца перед глазами у меня плавали зеленые пятна.

Помещение оказалось круглым обеденным залом. Прямо передо мной располагалась барная стойка, вырезанная не иначе, как из цельного дуба, поваленного на бок, за ней была небольшая кухня под витком огромной лестницы, а вдоль стен стояли грубо сколоченные столы и лавки. Окон здесь не было, и свет исходил только от оплывших свечей, стоявших на каждом столе. Огоньки подрагивали и зловеще отражались в нескольких парах глаз, устремленных на меня.

- Здрасьте, - неловко поздоровалась я, толком не зная, к кому обращаюсь. Неприятные, насмешливые взгляды еще немного побуравили меня, а потом один за другим вернулись к своим делам. Вокруг тихонько загудели прерванные моим явлением разговоры.

- И кто это у нас? – снова раздался странный голос. Я обернулась на звук и встретилась взглядом с барменом. Или… барменшей?

Существо, стоявшее за стойкой, было крупным и несимпатичным. Широкие плечи и крепкие, мозолистые руки намекали, что их хозяин – мужчина. А вот грудь и тонна косметики на лице – напротив, всячески убеждали меня, что их хозяйка – женщина.

- Ой, какая очаровашка, – «оно» всплеснуло руками и умиленно сложило бровки «домиком». – Тебя как звать, душечка?

- Ее зовут Любовь, - отозвался вместо меня Кречет. – В лесу подобрал. Говорит, пала жертвой колдовства фей. Низко пала. Не с дуба, но с ели. И прямо мне на голову.

- Обалдительно! – «оно» подскочило на полметра, радостно бухнув сапожищами при приземлении, так что и меня подбросило вибрацией потревоженных половиц. Бармен(-ша) быстренько обежала стойку и стиснула меня в объятиях до хруста в костях.

С одной стороны, выдался удачный случай определить, настоящая ли у него (нее) грудь, а с другой стороны, все, о чем я в тот момент думала, был глоток свежего воздуха, в котором отчаянно нуждались мои сплющенные легкие.

- Айша, ты бы ее одела для начала, а потом уже лапала, - посоветовал Кречет.

Глава 3. Про первый блин и прочие неприятности

Ночью я решила бежать. Нет, ну правда, не оставаться же среди этих бандюков? Сегодня они ко мне добры, а завтра горло перережут.

В общем, едва только в башне стихли последние звуки, как я осторожно выскользнула из своей комнаты и на цыпочках принялась красться вниз по лестнице. Кожаные туфли были мягкими, и ступали беззвучно, а вот рассохшаяся от старости лестница уже на первой ступеньке выдала оглушительный скрип.

Я замерла и вжала голову в плечи. Однако, ничего не произошло. Простояв так минуту, я услышала лишь невнятный шорох – как будто птица снаружи пролетела. Я выдохнула и вытянула ногу к следующей ступеньке.

- Уииик! – подло скрипнула та. Ё! Ненавижу деревянные лестницы!

Я опять вжала голову в плечи и замерла. Но нет, и в этот раз пронесло. Я сделала еще один шаг.

- Уиииэк! – скрипнула и треснула под ногой третья ступенька. Да бляха муха, что ж это такое! Вы про ремонт когда-нибудь слышали, господа бандюки?

Собрав всю волю в кулак, а длинную юбку – в комок под грудью, я глубоко вдохнула и быстро-быстро пробежала вниз по лестнице.

- Уик-э-уик-хр-уик-кытс-уик-уик-уик… - отозвалась лестница целой серенадой.

- Бах! – а вот это уже резко открывшаяся дверь треснула меня в лоб.

- Уй-ё! – завершила я выступление, плюхнувшись на попу и схватившись за ушибленное место.

- Люба, ты за водой? – зевнув, спросила меня сонная Мирин, потирая глаз кулачком. – Мне тоже принеси.

- Д-да, конечно, - ответила я под аккомпанемент бешено колотящегося сердца. – Сейчас принесу.

Тихариться дальше не имело смысла. Мысленно выругавшись, я спустилась в кухню, откинула шторку и замерла.

Во мраке ночи на меня сверкнули чьи-то глаза. Темный силуэт был огромным, в руке его блестел под лунным светом мясной тесак.

- Мамочки! – пискнула я и поняла, что водичка сейчас потечет из меня самой вполне естественным образом. А то и не только водичка.

- На мою! Кухню! Без! Разрешения?! – обрушился на меня чудовищный голос, и тесак сверкнул в замахе.

- Я случайно! Только за водичкой! – пискнула я.

- А, ну ладно, - неожиданно пошел на попятный монстр. Бахнул тесак в стену, звякнул чем-то слеклянным. Зажурчала вода, и в мою дрожащую ладонь ткнулся стакан.

- Держи, зайка, - нежно проворковало чудовище громоподобным голосом Айши. – Сладких тебе снов, красавица.

- С-спасибо! – я торопливо, спиной вперед покинула кухню. А затем, трясясь от пережитого страха, метнулась обратно на лестницу. Наступила на подол, споткнулась и полетела.

- Осторожнее, - меня схватили за руку. Да так, что из стакана, зажатого в ней, почти ничего не пролилось. – Проводить тебя до комнаты?

Крепкая мужская рука зашарила по моей талии. По шее прокатилось горячее дыхание.

- Нет, спасибо, я сама! – пискнула я, подхватила юбки и снова рванулась наверх. Насильник почему-то не стал меня преследовать, но обрадоваться этому я не успела.

- Бах! – проклятая дверь повторно отметилась на моем лбу, теперь уже торцом, а не плоскостью.

- Ай! – взвизгнула я: голову как будто рассекло надвое. Да что ж это такое?

- О, спасибо! – радостно прочирикала Мирин, взяла у меня стакан и скрылась у себя, захлопнув дверь.

«ААААААА!» - мысленно высказалась я, но вслух не произнесла ни звука, чтобы не нарваться еще на кого-нибудь, подхватила юбки и помчалась в свою комнату. Юркнула в дверь, придвинула к ней тумбочку, стул, вешалку, а потом залезла под кровать.

Под кроватью меня, наконец, отпустило. Так. Дыши, Люба. Все хорошо. И не в такой ситуации бывали. Хотя, о чем это я? Да я первый раз в бандитском логове!

Спокойно, Люба. Дышим, думаем. Если лестница скрипит, пройти по ней нет никакой возможности. Но меня поселили не так уж высоко, можно попытаться пройти другим путем. В конце концов, на кровати есть простыня, на одеяле – пододеяльник. Это как минимум три метра веревки. Плюс еще пара нижних юбок – это еще метр с учетом узлов. Съемный лиф еще можно туда же пустить, но на самый низ: если вдруг рукава все-таки оторвутся, лететь уже невысоко.

Ну вот, это уже отличный план. Четыре-пять метров веревки позволят мне бесшумно спуститься вниз через окно. Хотя, нет: около метра уйдет на узел. Ну, все равно, трех метров мне хватит, чтобы не убиться. Главное – никого не разбудить своим писком, если вдруг сорвусь или придется все-таки прыгать.

Решившись, я приступила к делу. Стянув постельное белье, нижние юбки и съемный лиф, я соорудила из них вполне надежную веревку. Обмотала ею ножку кровати, перекрестилась и ступила на подоконник.

Подо мной была тьма. Прохладный ветерок пробежался по голым плечам: под лифом у меня был только корсет с небольшими лямочками и вид, наверное, был не очень. Ну да кому какое дело? Главное – на дорогу выбраться, к людям. А там брошусь на шею мужику понормальнее и начну причитать, что на меня напали разбойники и хотели обесчестить. Отсутствие части одежды станет только доказательством. Да и вообще, где здесь хоть слово неправды? Ну, кроме того факта, что к разбойникам я заявилась сама, по собственной глупости.

Глава 4. Про искусство

- Мирин, не плачь, - успокаивала я девушку, поглаживая ее по спине. Вообще-то, это я должна быть расстроена. Но я чувствовала лишь позорное облегчение.

- Ну…ну… ну ка-а-ак же та-а-ак, - простонала Мирин, размазывая слезы по веснушчатым щекам. – Как он мог в тебя не влюби-и-иться? У тебя ведь и лоб большой, и нос с га… с га… с горбинкой. Это же сейчас так мо-о-одно!

Я удивленно ощупала переносицу. Действительно, есть небольшая горбинка. Никогда ее не замечала. Впрочем, это весьма сомнительный признак красавицы. Как я уже убедилась, взглянув в висящее у входа на лестницу зеркало, бледность утопленницы, черные бородавки на щеке и губе, румяна «кружочками» и птичье гнездо на голове неплохо маскируют любые мало-мальски приятные черты лица, превращая обычную девушку в пугало для «комнаты страха».

- Ничего, - попыталась я успокоить Мирин. – Мы еще найдем мне принца. Попозже. Вот приедет какой-нибудь из заграницы… Скажем, на бал. У вас ведь тут бывают балы?

- Угу, - девушка приподняла голову. – Каждую неделю. Только иностранных принцев там днем с огнем не сыщешь. Надо этого брать, пока холостой.

- Возьмем-возьмем, - заверила я ее, только чтобы успокоить. – Если до сих пор не женился, значит, не скоро еще женится, правильно?

- Угу, - окончательно успокаиваясь, кивнула девушка. – С такой мамашей-то уж точно.

- А что у него с мамашей? – скорее, для поддержания разговора, чем из интереса, спросила я.

- О-о-о, - Мирин вмиг забыла о слезах, вскочила и округлила глаза, зарядив на язык очередную сплетню. – Так ты не знаешь? Ее Величество – та еще гарпия. Ей уже больше шестидесяти, а она все никак не желает уступить сыну трон. Мотивирует это тем, что он все еще не женат. А жениться не получается, так как всех невест она уже распугала.

На этом месте Мирин окончательно взбодрилась и перешла на свой обычный смешливый тон:

- Представляешь, выпишет какую-нибудь девицу вроде как на смотрины, та приедет, и начинается издевательство. Тут нос не такой, там талия широкая. Эта с нашим этикетом не знакома, а та с языком. Говорят, в бытность свою зеленым юнцом, наш принц влюбился в какую-то заморскую красавицу и хотел жениться. Они даже убежали вместе, представляешь? Правда, недалеко. Мы потом еще два года с ее страной воевали.

Я попыталась осмыслить масштаб трагедии. И вот такую мегеру вы мне в свекрови предлагаете?!

- Мирин, но если все так плохо с этими невестами и матерью принца, то с чего ты взяла, что у меня с ним что-то получится? Если даже именитые заморские красавицы не справились…

- Так в том-то и дело! – вмиг воодушевилась Мирин, вцепившись мне в плечо тонкими пальчиками. – Ни у кого не получается, потому что это место – для тебя, понимаешь? И стоит только тебе его занять, как все пойдет как по маслу. И принц станет королем, и матушка у него подобреет.

Ага. И дети родятся. Десятерня. Что-то слабо верится в подобный сценарий. Насколько мне известно, мегеры после женитьбы сыновей добрее не становятся. Они просто обретают новый объект для издевательств. И учитывая, что брак тут наверняка расторгается путем отсечения головы неугодной жены, «объект» вряд ли хотя бы пикнет.

Я вздохнула. Надо с этим что-то делать. Жизнь принцессы – это, конечно, чудесно, но только если дело происходит в сказке. А тут – суровая средневековая реальность. Мама, роди меня обратно. В смысле, фея, стукни меня в обратную сторону.

- Пойдем-ка спать, Мирин, - сказала я, похлопав ее по плечу. – У меня на родине говорят: «Утро вечера мудренее».

- «Мудренее»? – переспросила Мирин. – А почему не «мудрее»? Или имеется в виду «мудрёнее»? То бишь, вечером еще ничего не придумал, а за ночь так накрутишь, что к утру намудришь?

- Ну, можно и так сказать, - хмыкнула я, выволакивая ее из-за стола. – Ты мне поможешь прическу разобрать? Сама я как раз до утра и промучаюсь.

- Конечно-конечно, - заверила меня Мирин. Тема женитьбы успешно была переведена на тему бабской внешности. Всегда срабатывает.

- И помыться бы не помешало, - мечтательно протянула я, чтобы закрепить результат. – Где у вас тут моются?

- Люба, ты что? – Мирин выпучила на меня глаза. – Благородным дамам и господам нельзя мыться. Это некультурно! Ты же не крестьянка какая-нибудь грязная, не окровавленный мясник и не вонючий золотарь.

- Тогда благородные господа будут сильно вонять, - рассмеялась я. – Но ты же приятно пахнешь?

- Так я и не благородная, - пожала плечами девушка. – Просто горничная. Вечно в пыли и грязи ковыряюсь, вот и приходится мыться. А тебе нельзя. Только тряпочкой влажной можно подтираться. Ну или ароматические масла втирать.

Улыбка мигом слетела с моих губ. Я вчера не мылась – постеснялась спросить, где тут что. И вместо уборной под утро сбегала в кустики, пока никто не видит. А сегодня, к тому же, снова пропотела, повалялась в грязи и, ко всему прочему, была покрыта толстым слоем пудры, от которой ужасно чесалась кожа. И вы мне говорите, что с этим теперь до гроба жить?

- Мирин, мне очень надо, - честно сказала я. – Давай, я завтра стану благородной дамой? А сегодня еще немного побуду грязной крестьянкой, хорошо?

- Ну ладно, - немного подумав, к моему великому облегчению согласилась Мирин. – Только я обычно не здесь моюсь, а в замке. Там и вода теплая есть, и тазы, и даже ванна. А тут если только в кастрюле нагреть и в умывальник на улице залить. Он большой, ребята под ним после «мокрухи» моются. Там и доска есть, чтобы не на земле стоять, и вешалка для одежды.