Смоленск, февраль 1876 года
Бывает, что обычный день, от которого ничего не ждешь, вдруг возьмет и принесет волнующее событие, сулящее крупные перемены.
Так случилось и у Одинцовых. Позавтракав и рассудив, что гулять в трескучий мороз невозможно, Лариса пошла в гостиную – скоротать время за чтением. Но не успела она взять с этажерки начатый недавно роман, как в комнату вошла маменька: с письмом в руках и таким оживленным, радостным лицом, что у Ларисы затрепетало сердце.
– Письмо от сестры? – взволнованно спросила она.
– Да, – кивнула мать. – И ты даже не представляешь, какие в нем чудесные новости. Милочка вернулась к мужу, и он простил ее!.. Но это еще не все, – в глазах Антонины Платоновны появился интригующий блеск. – Они приглашают нас к себе в Петербург!
Схватив письмо, Лариса торопливо прочла его, прохаживаясь по комнате. Взгляды матери и дочери встретились, и они, повинуясь внезапному порыву, бросились друг другу в объятия.
– Боже, какое счастье, – сквозь радостные слезы бормотала Лариса. – Настоящий подарок судьбы!
– Воистину так, – согласилась Антонина Платоновна. – Полагаю, нам незачем медлить. Куплю сегодня билеты, и через пару дней тронемся в путь.
– Поедем первым классом?
– Непременно! И в самых комфортных вагонах. Стесняться в расходах нечего: Вася все оплатит.
– Да, – улыбнулась Лариса. – Вася всегда был к нам щедр, а денег у него куры не клюют. Не представляю, как Милочка могла бросить его ради титулованного ничтожества!
Антонина Платоновна философски пожала плечами.
– Не суди сестру, Лорочка: ты еще слишком молода и не понимаешь некоторых вещей. Конечно, Вася прекрасный, достойный человек, но… По правде сказать, он ведь совершенный тюфяк! А Милочка… Она такая пылкая, возвышенная натура. Немудрено, что какому-то блистательному прохвосту удалось ее ослепить и увлечь. Будь Вася чуть-чуть романтичней, ничего бы такого не случилось.
– О, мама, – усмехнулась Лариса. – Нельзя хотеть от одного человека кучи разных достоинств! Будь Вася романтиком, он бы не преумножил отцовское состояние, а только пустил бы по ветру.
– Все верно, – кивнула Антонина Платоновна. – В наши времена галантные кавалеры с большими деньгами перевелись. А если они где-то и есть, то, увы, не про нашу честь! Таким же, как мы, приходится выбирать или деньги, или галантность с манерами. И мы с тобой, как женщины практичные и благоразумные, будем смотреть не на внешний блеск, а лишь на размер состояния.
Одинцова усадила дочь рядом с собой на диван и внушительным тоном продолжала:
– Мой ангел! Судьба дает нам шанс, который нельзя упустить. Когда мы окажемся в Петербурге, надо будет присматриваться к состоятельным женихам, а не о музеях с театрами думать. Ты еще позапрошлой зимой могла составить партию, но тогда ты была слишком молода и беспечна, у тебя еще ветер в голове свистел. Теперь же ты повзрослела. Думаю, ты не захочешь вернуться в провинцию и застрять здесь навечно?
– Разумеется, мама.
– Ах, деньги! – вздохнула Антонина Платоновна. – Я не понимала, как много они значат, пока жила за твоим отцом. Он был человеком светским, но умел добывать деньги не хуже нувориша. Конечно, хочется, чтобы твой избранник походил на него, но где же такого взять? Нет уж, мы с тобой не погонимся за манерами и происхождением. Пусть будет хоть из купцов, да лишь бы с приличным капиталом. Вон наши соседи Бахметьевы выдали дочку за столичного нувориша, да еще и – стыдно сказать – своего бывшего крепостного! И ничего, живут расчудесно, всем на зависть. А мы с тобой разве хуже?
– Ничуть! – рассмеялась Лариса. – Не волнуйся, мама, будет у меня такой муж, как у Бахметьевой и нашей Людмилы.
Антонина Платоновна поехала на вокзал. Лариса прошла в спальню и хотела укладывать вещи, но от волнения у нее все валилось из рук. Подумать только: уже послезавтра они будут на пути в столицу! Или маменька возьмет билеты на завтрашний поезд? Нет, так быстро они не соберутся. И надо списаться с управляющим имением, дать ему указания. Впрочем, это все мелочи. Главное, не пройдет и трех суток, как она увидит Петербург – свой родной и любимый город.
Лариса Одинцова не была провинциальной дворянкой: она родилась и выросла в Петербурге. Так же, как ее мать. А вот отец, Евгений Кириллович, провел свое детство в Смоленске. Отучившись в университете, он вернулся в родной город и поступил на службу. А затем, вместе со своим начальником, ценившим его за сметливость и расторопность, перебрался в столицу. Там он повстречал Антонину Платоновну – красивую, бойкую девицу из семьи небогатых чиновников, безоглядно влюбился и сделал предложение.
С каждым годом Одинцовы все больше преуспевали. Скромный особнячок в Коломне, доставшийся Антонине Платоновне в приданое, продали, а сами перебрались в просторную квартиру на шумном Литейном проспекте. Дочерей, Людмилу и Ларису, решили не отдавать в пансион, а воспитывать дома, под присмотром веселой гувернантки. Одинцовы вели светскую жизнь и мало занимались детьми, но девочки не скучали: ведь у них было столько развлечений! Прогулки по Летнему саду, поездки в Павловск и Петергоф, катание на коньках зимой, театры и цирковые представления, путешествия за границу каждые два-три года. А дома давали званые вечера, на которых девочкам разрешалось иногда присутствовать. Антонина Платоновна была дамой эмансипированной, напитанной новыми идеями. Она считала, что для развития девочек полезно общество взрослых, в особенности мужчин. Пусть с малых лет учатся очаровывать и кокетничать, привыкают выслушивать комплименты и чувствовать себя принцессами.
На Николаевском вокзале Москвы Ларису поразила огромная разношерстная толпа. С трудом представлялось, как все эти люди поместятся в один поезд. Впрочем, поезд был длинным, а половину толпы наверняка составляли провожающие.
Пока Лариса осматривалась, Антонина Платоновна распоряжалась насчет багажа. Два огромных прямоугольных корфа с платьями, чемодан и саквояж поместили в багажном вагоне, а корзинку с провизией и дорожный несессер отнесли в купе вагона первого класса. Поезд стоял на перроне, можно было занимать места, но Одинцовым хотелось прогуляться.
Они приехали в Москву рано утром и сразу отправились к родственникам, где провели день. Лариса подремала в обед и теперь чувствовала себя бодро. Проходя через холл вокзала, она посмотрела в зеркало, и ее лицо просияло. Недаром мужчины засматривались на нее: как не засмотреться на такую красавицу! На Ларисе была длинная шубка с пелериной, крытая молочно-белым узорчатым шелком и отороченная мехом куницы. Шапочка из куньего меха, чуть надвинутая на лоб, придавала ей кокетливый вид. С одного бока шапочку украшал золотой эгрет с хризолитами, от которого пушистым веером расходились перышки цапли. Наряд был чудесным и удивительно шел к зеленым глазам и светло-каштановым волосам Ларисы. Натурально Снегурочка, только не холодная, а теплая, нежная и живая – так сказал один Ларисин поклонник, увидев ее в этой шубке и шапочке.
– Ma chere, ты заметила, как на тебя посмотрел тот высокий мужчина в каракулевой шапке? – спросила Антонина Платоновна. – Он и сейчас смотрит нам вслед: видимо, ты его очаровала!
– Все это очень приятно, но только я сама нисколько не очарована им, – насмешливо отозвалась Лариса. – Не люблю усатых, скорее уж предпочту кавалера с маленькой элегантной бородкой. И потом, он наверняка женат: в его взгляде наряду с восхищением читается тоска, а вовсе не азарт охотника. Его глаза словно говорят: «Ах, какая прелестная куколка! Жаль, что не для меня, окольцованного бедолаги!»
Мать с дочерью рассмеялись и двинулись дальше по перрону. Лариса украдкой рассматривала попадавшихся на пути мужчин. Наивно было надеяться, что она прямо сейчас познакомится с каким-нибудь интересным кавалером, но почему бы не дать простора воображению? В последний год она и так постоянно запрещала себе мечтать, и ей уже это надоело. Да и когда же еще мечтать, как ни в двадцать один год? Тем более что теперь ее мечты имели шанс обернуться реальностью.
– Как все-таки хорошо, что Людмила помирилась с мужем! – с восторгом воскликнула она. – Одна мысль о том, что мы могли просидеть всю зиму в провинции, приводит меня в ужас.
– Меня тоже, – призналась Антонина Платоновна. – Хоть я уже и старуха, но жить-то по-человечески хочется в любом возрасте. И мы же не провинциалки, наше стремление вернуться в родной Петербург естественно.
– Да! – с жаром подхватила Лариса. – Вообще, мы сделали глупость, решив уехать оттуда. Пусть бы мы жили скромно, пусть бы нас не принимали в хорошем обществе, все равно надо было остаться.
Антонина Платоновна вздохнула.
– Ты права, мой ангел. Но я была сражена горем и не могла принимать взвешенных решений. Поступила так, как казалось разумней и проще.
– Ничего, мама, – бодро улыбнулась Лариса. – Может, оно и лучше, что все сложилось…
Она не докончила фразы, засмотревшись на стоявшего неподалеку мужчину. Высокий, широкоплечий, с небольшими усами и маленькой темной бородкой – именно такой, с которой Лариса могла примириться, если уж мужчина категорически не желал иметь гладковыбритое лицо. Но больше всего девушку поразило, как он был одет. Большинство мужчин на перроне были в элегантных пальто, цилиндрах или каракулевых шапках. А на этом странном незнакомце была просторная шуба из черного сукна, щедро отороченная темным собольим мехом, и роскошная соболиная шапка. Шуба была расстегнута, и Лариса с удивлением заметила под ней дорогой черный костюм с белоснежным жилетом и вишневым муаровым галстуком.
«Одет как для светского раута, а сверху – эта ужасная купеческая шуба! – в недоумении подумала Лариса. – Оригинальничает? Или… так принято одеваться у людей его круга? Но что за круг-то такой, кто он?»
Их взгляды встретились, и в глазах незнакомца внезапно загорелся живой, неприкрытый интерес. Несколько секунд он внимательно смотрел на Ларису, потом тепло улыбнулся и приподнял в знак приветствия шапку. Девушка смущенно хихикнула и отвернулась.
– Экий медведь, – прошептала Антонина Платоновна, когда они прошли мимо. – Но медведь довольно воспитанный и даже не лишенный элегантности. А соболя-то какие, а? Вот бы тебе таких, на новую шубку!
– Ох, мама, не трави душу, – вздохнула Лариса. Роскошная соболиная шубка была ее давней мечтой, но такая покупка была им не по карману.
Но этот незнакомец… Прочему он так странно одет? И вдобавок, необычайно богато!
Лариса обернулась и увидела, как он закуривает папиросу. Потом он протянул портсигар своему товарищу, и в лучах заходящего солнца блеснули золото и рубины. Золотой портсигар, да еще с драгоценными камнями! Похоже, он и есть тот самый мифический нувориш. Разбогатевший купец или промышленник. А может, дворянин, ударившийся в коммерцию. Но с какой целью он едет в Петербург? По делам или возвращается домой?
– Давай вернемся назад, – сказала Лариса матери. – Мне хочется еще раз пройти мимо этого медведя в соболях и получше рассмотреть его.
Вагон Одинцовых несколько отличался от тех, в каких им доводилось путешествовать раньше. Здесь имелись отдельные небольшие купе с закрывающимися дверями – милое дело для тех, кто совершает поездку в одиночестве или вдвоем. А если уединение надоедало, можно было пойти в салон – просторное купе без дверей, с окнами на две стороны, располагавшееся посередине вагона. Там тоже имелись диванчики, прямоугольный и большой угловой, столик и подставки для пепельниц.
Стены купе Одинцовых обтягивало бежевое сукно. На окнах – голубые шелковые занавески, на полу – коричневый ковер, на стенах и потолке – бронзовые фонари со стеариновыми свечами. Зеркало на двери красного дерева отражало окно, отчего купе зрительно казалось просторней. Правда, уже смеркалось, да еще и снег повалил, поэтому в зеркале отражался лишь интерьер купе да сами путешественницы.
Когда поезд тронулся, Антонина Платоновна достала из корзинки пирожки и бутылку легкого вина. Выпив за удачную поездку, Одинцовы подкрепились и заговорили об отважном спасителе своего кошелька.
– Решительный и смелый мужчина, – сказала Антонина Платоновна. – Надо же, без малейших раздумий бросился за грабителями! Не каждый на такое способен, я хочу заметить.
– Да куда там каждый! – презрительно фыркнула Лариса. – Никто ведь не бросился, кроме нашего медведя в соболях.
Антонина Платоновна рассмеялась, откинувшись на спинку дивана.
– Медведь в соболях… Что ж, медведь – хороший зверь. Не думаю, что такое сравнение способно обидеть нашего заступника. Но как мы не догадались спросить его имени? Это очень невежливо с нашей стороны… не говоря уже обо всем прочем, – она многозначительно посмотрела на дочь.
– Да, он, без сомнения, богат, – кивнула Лариса. – Едет в самом дорогом вагоне и хранит папиросы в золотом портсигаре с рубинами.
– Этот медведь в соболях – явно непростая птица, – убежденно произнесла Одинцова. – Выглядит мужиком, но я почти уверена, что он дворянин. Интересно, кто он такой и зачем едет в Петербург?
– Возможно, он и живет в Петербурге, – предположила Лариса. – На провинциального фабриканта или купца он как-то не похож.
– Ты права. А если так, Вася непременно должен его знать. Вообще, в этом неуклюжем медведе есть своеобразный шарм. Ты не находишь?
– Да, в нем есть что-то привлекательное. Не красавец, конечно, но…
– С лица воды не пить, – резонно заметила Одинцова. – Главное, что он неглупый, богатый, смелый и расторопный: чего же больше желать? Узнать бы, женат или нет, чтобы не тратить времени даром, – Антонина Платоновна сделала красноречивую паузу. – Надо бы пойти посмотреть, не сидит ли он со своим товарищем в салоне. Ведь салон, наверное, и сделан для того, чтобы мужчины не дымили в купе?
– Посмотри, пожалуйста, сама, – сказала Лариса. – Мне неловко.
Антонина Платоновна вышла в коридор, прошлась до салона и вернулась назад.
– Нет, там сидят лишь трое пожилых мужчин. Я думаю, на ближайшей крупной станции тебе следует прогуляться. Одной, без меня. Вдруг он тоже захочет подышать воздухом?
– Отчего же не прогуляться, – лукаво усмехнулась Лариса. – Дорога дальняя, нужно разминать ноги. Вот только мне совсем не нравится эта метель, – она с беспокойством посмотрела в окно. – Как бы все вокзалы не занесло так, что нельзя будет и выйти из вагона.
– Территорию вокзала в Твери наверняка расчистят. И тамошний перрон, насколько я помню, под навесом. Когда мы там будем?
– Где-то через час. – Лариса наполнила бокалы и протянула один из них маменьке. – Ну что ж… За то, чтобы мне удалось поскорее найти достойного жениха!
– Дай Бог! – воскликнула Антонина Платоновна.
Метель за окном усиливалась, заставляя Одинцовых тревожно переглядываться. И вдруг на подъезде к Твери все стихло. Небо сделалось ясным и темным, даже месяц со звездами показались. Пришел истопник, принес ящик с горячими кирпичами для обогрева ног пассажирок.
– Сударыни, на железных путях заносы, – объявил он. – Так что в Твери будем стоять долго.
– Вот как? – Одинцова переглянулась с дочерью. – Что ж, благодарю вас за сведения.
Как она и предсказывала, станция в Твери оказалась расчищенной от снега. Возле здания вокзала и по краям перрона высились большие сугробы. Выждав минут пять после остановки поезда, Лариса надела шубку, перчатки и шапочку и направилась в тамбур.
Она сразу почувствовала крепость мороза. Да еще и ветер гулял: как бы не простудить уши! Лариса уже хотела вернуться в купе за платком, но вдруг увидела, как из вагона выходит незнакомец в собольей шапке. Он был один, без товарища, и это порадовало Ларису. «На ловца и зверь бежит», – вспомнилась ей веселая поговорка.
Пожелав себе удачи, Лариса медленно двинулась в сторону незнакомца. Он закурил папиросу и устремил задумчивый взгляд в сторону вокзала. Расстояние между ним и Ларисой сокращалось, еще минута – и они окажутся рядом. Захочет ли он вступить с ней в беседу или ограничится любезной улыбкой? Конечно, она сама могла втянуть его в разговор, но не хочется же показаться навязчивой…
Внезапно Ларису осенила блестящая идея. Притворившись, будто с интересом рассматривает вокзал, она сделала пару шагов вперед, в сторону небольшого сугроба. Почувствовав взгляд незнакомца, девушка грациозным движением поправила шапочку, затем тихо вскрикнула, взмахнула руками и плюхнулась в сугроб.
Опасения Ларисы не сбылись. Курганов постучался к ним утром, помог сойти на перрон и посадил в комфортабельный наемный экипаж. Прощаясь, он дал Антонине Платоновне свою визитную карточку, а на Ларису посмотрел с таким обожанием, что было ясно: ничего не изменилось к утру.
– Ну, что я говорила, mon ange? – торжествующе посмотрела на дочь Одинцова. – Ты очаровала этого медведя, запала ему в душу!
– Брось, мама, это всего лишь обычная вежливость, – ответила Лариса и, не удержавшись при виде недовольного лица матери, расхохоталась.
Идя по перрону с Кургановым, Лариса и не подозревала, что за ней кто-то наблюдает. А между тем, это было так. За ней и впрямь наблюдали, причем, сразу двое – мужчина и женщина, ехавшие в соседнем вагоне. Мужчину звали Виталий Петрович Нефедьев, а его спутницей была родная сестра – «дама за тридцать, сохранившая остатки былой красоты». Но, если от красоты Валентины Петровны сохранились хотя бы остатки, то от ее былого богатства не сохранилось вообще ничего, что, разумеется, сказалось в отрицательную сторону на нервах и характере дамы.
Нефедьев заметил Ларису в окно купе: его сестра ненавидела вокзальную суету, и они дожидались, пока толпа на перроне рассеется, чтобы спокойно выйти из вагона и найти экипаж.
– Какая прелестная девушка, – проговорил Виталий Петрович, следя за Ларисой глазами. – И кажется мне знакомой… Ах, да! Это ведь у ее матери пытались украсть на московском вокзале ридикюль. Да, точно, это они – те самые маменька с дочкой. Иначе с чего бы Курганов шел с ними вместе?
– Эти маменька с дочкой определенно не из числа простаков, – желчно отозвалась Валентина Петровна. – Смекнули, что их «благородный заступник» богач, и вцепились в него мертвой хваткой.
– Откуда ты знаешь? – возразил Нефедьев. – Может, они любезничают с ним чисто из приличия.
– Ну-ну! – усмехнулась Валентина Петровна. – Как же, из приличия! Не напился бы ты вчера, едва завалившись в вагон, так увидел бы нечто любопытное.
– Что именно?
Валентина Петровна интригующе посмотрела на брата.
– А то, что эта девица, прогуливаясь по перрону в Твери, вдруг взяла и упала в большой сугроб снега. А Курганов, который тоже вышел подышать воздухом, тотчас подхватил ее на руки и понес в вагон. Что произошло дальше, мне, конечно, неведомо, но ясно было одно: девица упала не случайно, а с определенным расчетом. Чтобы Курганов опять бросился ей на выручку, и таким образом у них завязалось знакомство. И, как ты сам можешь видеть, своей цели маленькая плутовка достигла.
Виталий Петрович усмехнулся.
– Вы, женщины, в каждом шаге своей сестры видите игру и притворство. Впрочем, я не удивляюсь твоим суждениям: ты ведь и сама – продувная бестия, – он заговорщицки подмигнул сестре. – Но даже если эта девушка и нарочно упала, в надежде завлечь Курганова, какое тут преступление? Всем хочется выйти за богатых, нищие принцы никому не нужны.
– Нищие принцы, – повторила Валентина Петровна. – Интересно, доживу ли я до того счастливого дня, когда мерзавец Курганов превратится в нищего принца?
– Короли не превращаются в нищих принцев, – философски заметил Нефедьев. – Но зато они могут превратиться в свергнутых королей. И я верю, что до этого счастливого дня мы с тобой доживем, причем, очень скоро.
– Поскорей бы уже, – вздохнула Валентина Петровна. – Нет у меня больше терпения наблюдать, как человек, разрушивший мое благополучие, только богатеет да процветает.
– И как молодые красавицы завлекают его на все лады, горя страстным желанием связать с ним судьбу, – Виталий Петрович посмотрел вслед удаляющейся Ларисе. – Черт, я ничуть не хуже Курганова! И даже, пожалуй, интересней. Не хватает лишь малости – солидного капиталу. Впрочем, если фортуна не подведет, скоро все изменится, – прибавил он с оптимизмом.
***
Одинцова не стала посылать старшей дочери телеграмму, рассчитывая устроить ей приятный сюрприз. Но Людмила не удивилась скорому приезду матери и сестры. Она была уверена, что они приедут тотчас, как получат ее письмо, поэтому заранее приготовила гостевые спальни. Но отдыхать с дороги в этих уютных, комфортно обставленных комнатах никто не хотел: и Лариса, и ее мать жаждали наговориться с Людмилой.
– Доченька, голубушка моя ненаглядная, – приговаривала Антонина Платоновна, обнимая и нежа Людмилу. – Как же я соскучилась по тебе! Не представляю, как ты жила последние месяцы. Настрадалась, должно быть, касаточка?
– Ох, мама, настрадалась так, что не рассказать, – со вздохом отвечала Людмила. – Столько унижений вытерпела, что и в кошмарах не снилось.
– Ну а Вася-то что? Неужели вот так, сходу, принял?!
– Да, сходу. Поначалу, правда, сказал, что принимает меня только ради сына и что никаких прежних отношений у нас быть не может. Но потом… – на лице Людмилы появилась интригующая улыбка, – потом все наладилось. И сейчас мы снова живем, как муж и жена.
– Слава тебе, Господи! – перекрестилась Антонина Платоновна.
Людмила вдруг посерьезнела:
– Ах, мама, если бы ты знала, какой это человек! Он… да он просто святой! Подумать только: я ведь и не знала своего мужа, с которым прожила два года! Не знала ни его сердца, ни характера – ничего. Только помыкавшись с тем подлецом, я поняла цену своему мужу. Ни на кого его теперь не променяю, никогда.
Как человек, не любивший бездействовать и стремившийся всюду успеть, Курганов сразу с дороги занялся делами. Лишь следующим вечером у него нашлось время посидеть в кабинете с сигарой и чашечкой кофе. Впрочем, отдыхать было некогда: предстояло ехать в театр, где Денис собирался встретиться с нужными людьми. Давали балет – бенефис известной актрисы, а многие светские люди почитали своей обязанностью присутствовать на таких вечерах.
Нет, Денис Курганов, выросший в аристократической столичной семье, с уважением относился к искусству. Но до искусства ли, когда надо решать кучу важных вопросов и сколачивать капитал? А сейчас как раз наступал горячий период – они с Васей Меркуловым задумали открывать новый завод. Денег у них было достаточно: золотые прииски, с которых они начинали десять лет назад, приносили стабильный доход, а еще имелись надежные друзья, готовые предоставить кредиты. Дело оставалось за малым – получить государственный заказ на изготовление огромной партии грузовых вагонов. Но там уже все было подготовлено, и в благоприятном решении вопроса Денис не сомневался.
Пока он об этом размышлял, дворецкий принес на подносе письмо в розовом конверте, источавшее нежный аромат резеды. Отпустив дворецкого, Денис прочитал записку. Она состояла из одной лаконичной фразы: «С благополучным возвращением из сибирских краев. П. И.»
Спрятав письмо в стол, Денис откинулся в кресле и закурил тонкую английскую сигару. Что ни говори, а приятно иметь отношения с умными женщинами. Как изящно и ненавязчиво Полина напомнила ему о себе! Никаких изъявлений чувств и требований свиданий. А ведь она, наверное, скучала по нему те два месяца, что он провел в Сибири. Провел, к слову говоря, с большой пользой: заключил выгодный договор с тамошними промышленниками. И на купеческой ярмарке хорошо погулял. В Петербурге с таким размахом не погуляешь…
А по дороге домой он встретил чудесную девушку с колдовскими зелеными глазами. Его, конечно, не сильно-то околдуешь – он в отношении дамского пола кремень. Но Денис удивлялся, как это Лариса до сих пор не околдовала какого-нибудь знатного богача. Может, некого было? Антонина Платоновна говорила, что они ведут замкнутую жизнь и мало выезжают в свет. А еще мадам Одинцова боится, как бы с дочерью кто-нибудь не поступил непорядочно. Что ж, не беспочвенные опасения по нашим временам. Все сплошь и рядом женятся по расчету, а очаровательных бесприданниц стараются залучить в содержанки. Хотя с чего он решил, что Лариса – бесприданница? Какое-то состояние у них, несомненно, имеется, иначе они бы не ездили в дорогих вагонах и не одевались так элегантно. Просто они осторожны и осмотрительны. И разборчивы в связях: красноречием и блистательными манерами их не ослепишь.
Приятные, милые женщины. Интеллигентные дворянки средней руки, с прекрасным воспитанием и несколько старомодными взглядами. Давно он таких не встречал…
А главное, Денис еще никогда не встречал такой славной, открытой, бесхитростной и невероятно обаятельной девушки!
Впрочем, торопиться с выводами не стоит. Под ангельской внешностью иной раз кроется такое, что не приведи Господь! Вон, вторая жена его отца тоже поначалу казалась бесхитростным ангелом…
Денис поднялся с кресла и, нахмурившись, зашагал по комнате. Опять эти безосновательные сомнения! Нет, так, ей-богу, нельзя. Он что, теперь по гроб жизни будет остерегаться женщин? Этак и не женишься никогда, а ведь уже пора: тридцать третий год недавно пошел. Да и не все женщины такие, как вторая жена его отца и Людмила Меркулова. Полина Извольская, например, не такая… Не считая того, что когда-то вышла замуж без любви и теперь беззастенчиво наставляет старому дураку-мужу рога!
Но, черт побери, причем здесь Лариса? Нехорошо подозревать ее невесть в чем без малейших на то оснований. Как доверчиво и трогательно она потянулась к нему с первой минуты знакомства, с каким обожанием смотрела! Видимо, совершенно не умеет скрывать своих чувств. Разве можно так смотреть на понравившегося мужчину?! Мудрые женщины в таких случаях, наоборот, изображают притворное равнодушие…
«Да в том-то и дело, что в ней нет этой омерзительной бабской хитрости, которую некоторые болваны называют житейским умом, – подумал Денис, в растущем волнении шагая из угла в угол. – Она – вся как на ладони, даже когда кокетничает. И в этом ее главная прелесть. Красавиц вокруг полно, а таких вот искренних, неиспорченных девушек надобно еще поискать»…
Хорошо, что она поскользнулась и упала на перроне в Твери! Денис уже собирался заговорить с ней, когда это случилось, но вряд ли их разговор получил бы чудесное продолжение. Поговорили бы и разошлись, а так…
Денис вдруг ощутил тревожное чувство, неизменно охватывающее его при мыслях о женитьбе. Его родители жили в типичном дворянском браке. Когда мужчина и женщина, соединившись по расчету или минутной глупости, являются супругами лишь в глазах общества, а на деле – чужие или почти чужие друг для друга. И такие браки всегда внушали Денису глубокое отвращение. Про второй брак его отца или брак Васи Меркулова и толковать было нечего…
«Ладно, перестань, – одернул себя Денис. – Все зависит от самого мужчины: ведь именно он диктует в супружестве правила игры. И как будто нет примеров удачных браков! Да взять хотя бы Сурина»…
– Сергей Николаевич Сурин, – доложил дворецкий, впуская в кабинет гостя.
– Легок на помине, брат, – улыбнулся приятелю Денис. – Я как раз только что думал о тебе.
– В связи с чем?
Несмотря на бурный вечерок, Лариса проснулась рано. То есть рано по меркам столичного дворянства, а в провинции десятый час утра вовсе не считался ранним временем пробуждения. Обычно Лариса и вставала примерно в такое время.
Понежившись в уютной постельке под атласным розовым балдахином, Лариса начала одеваться. Потом вышла из комнаты и хотела пойти в библиотеку, но столкнулась в коридоре с Верой Ивановной – бонной маленького Егорушки.
– Мы собираемся на прогулку в Таврический сад, – сообщила Вера Ивановна. – Не хотите ли с нами? Погода прекрасная: легкий морозец и солнышко.
– Спасибо, – улыбнулась Лариса. – А каток там сейчас работает?
– Как обычно. Коньки можно взять на месте.
– Отлично! Только вот полушубка у меня нет. Но ничего, поищу в гардеробной сестры.
– Мы будем выходить через час, так что не торопитесь. Попейте перед выходом чаю, чтобы не замерзнуть.
Вернувшись в свою комнату, Лариса велела горничной принести завтрак и чай. Потом прошла в будуар сестры, а оттуда – в просторную гардеробную. Спрашивать у Людмилы, можно ли взять ее полушубок, было незачем: между сестрами издавна сложились такие отношения, когда о подобных вещах не спрашивают. Главное – найти что-то подходящее.
Открывая по очереди шкафы, Лариса натолкнулась на «выставку» нарядной зимней одежды. Правда, полушубок, годившийся для катания на коньках, был всего один: несколько устаревшего фасона, с пышным турнюром, каких в этом году не носили. Видимо, Людмила покупала его еще до побега от мужа. Но зато рядом с полушубком висела удобная юбка на теплой подкладке, из такого же василькового бархата, а на полке лежала прелестная шапочка из ореховой норки, какой был отделан и полушубок.
Вера Ивановна с мальчиком уселись в большие санки, которые толкал впереди себя дюжий лакей, и все двинулись в сторону Таврического сада, до которого было минут пятнадцать ходьбы. Лариса не принадлежала к поклонникам популярного в те годы катания на коньках, но сегодня ей хотелось размяться. Тем более что сейчас на катке не ожидалось толкучки: столичная знать появлялась там после полудня.
Погодка и впрямь радовала. Мороз спал, но не до такой степени, чтобы наступила оттепель. Небо было жемчужно-серым, и сквозь эту бледную дымку неуверенно проглядывало солнышко. С неба падали редкие снежинки, красиво искрящиеся под солнечными лучами. Ветра совсем не было – редкое явление зимой при слабом морозе.
По ходу прогулки на душе у Ларисы становилось все радостней и спокойней – совершенно иное настроение, нежели час назад! Лариса проснулась с непонятной тяжестью на сердце. Будто что-то давило на нее, мешая наслаждаться жизнью. Когда появилось это досадное ощущение? Еще вчера, в ресторане, или позже? Нет, в ресторане этого не было. Оно появилось во время разговора с матерью, когда они возвращались домой.
Как-то слишком стремительно закрутилось у нее с Кургановым. Только познакомились – и вот уже маменька говорит о его сватовстве как о деле, если не вполне решенном, то готовом со дня на день решиться. И, конечно, все зависело лишь от Курганова, а Ларисе не приходилось выбирать. Сделает предложение Курганов – значит, примем его без раздумий. А то, что жениха, почитай, не знаем – не беда. Главное ведь успели узнать: он преуспевающий делец. И еще им известно, что он человек решительный и смелый. Серьезные достоинства, но…
Какое у него сердце, характер? Интересуется ли он чем-то, кроме своего завода и приисков? И почему он – человек, который до сих пор не женился – вдруг сходу и так решительно приударил за ней? Лариса не верила, что такой опытный человек, как Курганов, мог поставить влечение к женщине выше соображений рассудка. Да и влечение было совсем не окрепшим. Нет, тут явно имелось что-то еще помимо скороспелой влюбленности.
Возможно, Курганов просто дозрел до женитьбы. Ларисе доводилось наблюдать, как люди, целиком поглощенные какой-то деятельностью, внезапно спохватывались, что годы идут, а семьи у них все еще нет. Не исключено, что именно это случилось и с Кургановым. Все друзья женаты: и Сурин, и Меркулов, и еще бог весть кто, а он один – нет. И тут вдруг встречается девушка, с ангельской внешностью, кротким нравом и весело-беззаботным характером. Благородного происхождения, из небогатой семьи, выросшая в провинции, где «ничего толком не видала». Отличный вариант для человека, нажившего состояние собственным горбом и привыкшего быть всему полновластным хозяином!
Лариса подметила, что Курганов даже не пытался что-то разузнать о них. Напрашивался вывод, что ему безразлично положение их дел, размер состояния и прочее. В Петербурге хватает невест из богатых семей со связями. Однако, женившись на такой, придется считаться с ее родными и, не приведи господь, под кого-то подстраиваться. А такой вариант Курганова явно не привлекал. Хотел бы заключить выгодный брак – давно бы уж заключил. Но он мыслил… как Вася и Сурин!
«Ну да, разумеется, ведь это одна компания, – внезапно осенило Ларису. – Те тоже женились на бесприданницах. Бедному Васе, конечно… хм-хм… не слишком повезло, а вот Сурину с Александрой Бахметьевой повезло. А все потому, что Сурин гораздо лучше разбирается в женщинах, чем Вася. И Курганов тоже разбирается»…
Лариса почувствовала, что ее настроение снова ухудшается. Ну да, «разбирается». Так хорошо, что увидел в ней совсем не того человека, каким она была на самом деле. Нет, хватит! Она больше не будет разыгрывать перед ним восторженную, наивную дурочку. Лучше сразу показать все свои особенности и недостатки, чем потом пожинать нерадостные плоды притворства. Плохо лишь, что маменька постоянно рядом и мешает ей держаться естественно. Впрочем, это временно. Если Курганов примется серьезно за ней ухаживать, они, конечно же, будут оставаться вдвоем и тогда узнают друг друга получше.
Лариса ошибалась: Денис в это утро совсем не занимался делами, а принимал в своем доме женщину, явившуюся к нему на свидание. А когда же еще приличной замужней даме встречаться с любовником, если ни ранним утром, пока муж на службе, а великосветские сплетники спят?
Любовницу Дениса звали Полина Извольская. Ей было около тридцати лет, и она была матерью двух очаровательных мальчуганов. Живя постоянно в окружении мужчин, Полина Аркадьевна хорошо изучила мужскую натуру. И сегодня с самых первых минут поняла, что с Денисом что-то не так. На первый взгляд все было, как обычно. Он приветливо встретил ее, подарил привезенный из Сибири дорогущий кулон с изумрудом. Но в его поведении не чувствовалась прежней теплоты, а чувствовалась непривычная отчужденность.
Догадка Полины оправдалась, когда Денис встал с постели – быстрее, чем делал обычно, закутался в бархатный халат и принялся прохаживаться по спальне. Полина чутьем угадала, что вот сейчас-то он ей все и скажет. То есть скажет, что в его жизни появилась другая женщина. Чем это грозило ей, Полина пока не знала, но очевидно, что ничем хорошим. В лучшем случае их свидания теперь станут реже, а в худшем… Но об этом худшем Полина боялась даже думать. За два года, что длилась их связь, она привязалась к Денису и не представляла, как будет жить без него. Полина не относилась к легкомысленным женщинам, меняющим любовников как перчатки: за одиннадцать лет замужества Денис был ее вторым увлечением. Она прикипела к нему всей душой, и разрыв означал бы для нее серьезную драму. Уж лучше делить его с другими и встречаться редко, чем расстаться совсем и навсегда.
Наконец Денис набрался решимости и прямо посмотрел на Полину.
– Поленька, послушай… Мне безумно жаль, но я должен сообщить весьма неприятную для тебя новость. – Он немного помолчал, дожидаясь, пока она обратится во внимание. – Я решил, что мне пора жениться. Невесты у меня пока нет, но есть девушка, которая может ею стать. Пора расставаться с холостяцкой жизнью! Мне уже тридцать третий год, все друзья женаты.
Полина села на кровати, поправляя растрепанные волосы.
– Та-ак, понятно! Но к чему такая торжественность и серьезность, когда ты еще даже не помолвлен? Если ты опасаешься, что я буду тебя ревновать, то напрасно: что мне ревновать, когда я сама замужем?
– Дорогая, но дело в том, что теперь мы не сможем встречаться, – Денис смотрел на нее виновато, но твердо. – Не в моих правилах ухаживать за одной женщиной и одновременно спать с другой.
– Можно подумать, что в Сибири ты ни с кем не спал! – невольно вырвалось у Полины колкое восклицание.
Денис посмотрел на нее с легкой холодностью.
– Ты бы должна знать, что я слишком брезглив и не ложусь в постель с кем попало. И потом, постоянная связь, в которую вкладываешь душу – не чета случайной. Ни одной женщине не будет приятно узнать, что ее жених встречается с другой. А невинная молодая девушка такого вообще не поймет, – он помолчал, мрачновато поглядывая в окно. – Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, поверь. Но иначе я поступить не могу.
Полина соскочила с кровати и набросила на себя пеньюар.
– Признаться, я с первой минуты нашего свиданья ожидала чего-то подобного. Чувствовала по твоему поведению, что что-то изменилось. Но я, конечно, не думала, что все настолько серьезно. Признайся, ты влюбился в ту девушку? И где ты ее повстречал, неужто в Сибири?
– Нет, не в Сибири. А что касается чувств, то я пока и сам в них не разобрался. Но это неважно: я ведь говорю не о чувствах, а о намерениях. А они простираются в сторону женитьбы.
– И что же, ты теперь до самой женитьбы собираешься хранить воздержание? – насмешливо спросила Полина. – Нет уж, говори кому угодно, что ты не влюбился, но только не мне. Влюбился по самые уши, как мальчишка!
– Извини, но я не хочу это обсуждать, – сухо отозвался Денис. И желая смягчить свою резкость, тотчас обнял ее.– Поленька, дорогая! Но ты же всегда знала, что наш роман – это не навсегда, что рано или поздно наши отношения закончатся. Я тоже очень привязан к тебе, и мне тоже грустно расставаться. Но пойми же, наконец, что по-другому я просто не могу! Это будет нечестно по отношению к девушке, на которой я собираюсь жениться.
– Так ты все-таки собираешься жениться? А сразу говорил, что…
Полина замолчала, испугавшись, что он разозлится и они поссорятся. Нет, надо быть гибче и терпеливей. Мало ли что он говорит сейчас, когда новое чувство целиком овладело им и когда не хочется думать ни об одной женщине, кроме той. Возможно, пройдет немного времени, и Денис остынет. И если они не поссорятся, а сохранят дружеские отношения, он еще может вернуться к ней. Женитьба для этого не помеха. Куча мужчин женятся, а через какое-то время начинают встречаться с любовницами.
– Ладно, что делать! – философски воскликнула она. – Не хочешь продолжать наш роман, так не надо. Но надеюсь, мы хотя бы останемся добрыми друзьями? Любовника-то нового я могу найти, а вот такого друга, как ты – едва ли.
– Конечно, останемся, – пообещал он, целуя ее в щеку.
Полина красноречиво покосилась на кровать под балдахином из узорчатого василькового шелка.
– Может, в последний раз?
К ее непередаваемому отчаянию, Денис заколебался. Но потом тепло улыбнулся и, не говоря ни слова, подхватил ее на руки и понес к кровати. Ах, сколько душевной муки и горечи было в этом прощальном соединении! Лишь надежда на то, что все еще может вернуться на круги своя, дала Полине силы не разрыдаться, когда все закончилось и настала пора уходить.
Парадный обед по случаю дня рождения Меркулова был назначен на шесть часов вечера. Но друзья – Курганов и Сурин – собирались поздравить его еще утром, прямо на заводе. Они условились приехать туда пораньше, чтобы опередить именинника.
Сурин приехал первым. А вскоре подоспел и Курганов. Его появление в кабинете заставило Сурина вскочить с широкого кресла и изумленно присвистнуть.
– Только прошу тебя: не надо насмешничать и строить разные глупые догадки, – произнес Денис, предваряя готовые вырваться у приятеля слова. – Ты знаешь, что я время от времени сбриваю бороду, чтобы дать лицу отдохнуть. Да и форму она уже потеряла.
– Помилуй, чего ты ершишься? – притворно удивился Сергей. – Я и не собирался насмешничать. Напротив, хотел сделать тебе комплимент. С выбритым лицом ты словно помолодел лет на пять. Да еще и волосы тебе как-то элегантно подстригли. Этакий молоденький щеголь, хоть сейчас езжай свататься!
Денис бросил на него хмурый, предостерегающий взгляд.
– Васи еще нет?
– Пока нет, как видишь. Но он должен явиться с минуты на минуту.
– После поздравлений нам надо будет обсудить кое-что очень важное.
– Обсудим: времени до банкета у нас выше крыши. А сейчас давай лучше не о делах, а… о чем-нибудь более приятном, – Сергей посмотрел на Дениса с озорной улыбкой. – Как прошел вечер в ресторане? Твои новые знакомые остались довольны?
– Вполне. Да и я сам тоже.
– Что ж, поздравляю! И когда же ты собираешься снова увидеться с Ларисой?
– Сегодня.
– Сегодня?!
Денис взмахнул рукой.
– Не спрашивай пока ни о чем. Скоро все узнаешь.
– Хм… Ну ладненько. А что именно я должен узнать?
– Не то, о чем ты подумал, – рассмеялся Денис. – Просто я представлю тебя Ларисе.
– Вот как? Что ж, это интересно. Не терпится познакомиться с юной волшебницей, умудрившейся так быстро опутать тебя шелковыми сетями.
– Никто меня не опутывал, – возразил Денис. – Поверь, я вовсе не увлечен настолько, чтобы потерять голову и утратить способность трезво рассуждать. Просто…
– Просто ты решил, что тебе пора жениться.
– Но ведь и в самом деле пора! Не ждать же, пока голова станет седой и пока девушкам будут нужны от меня только деньги.
– Да, это верно… Значит, Лариса сказала, что хочет увидеть тебя без бороды?
Черные брови Дениса сошлись в сердитую складку.
– Вот уж чего я терпеть не могу, – медленно проговорил он, – так это когда мне пытаются расставлять ловушки.
– Так я и думал, что это было ее пожелание! – победно рассмеялся Сергей. – Будь оно по-другому, ты бы просто ответил «нет».
– Ну, допустим, ее. И что?
– Да ничего. Просто теперь я вижу, что ты и впрямь не на шутку влюбился. С первого взгляда, что называется. И, по-моему, это хорошо. Ибо жизнь без любви все-таки немного скучна.
Денис прошелся по комнате, затем с мягкой усмешкой посмотрел на друга.
– Я вижу, твои чувства к жене не остыли за два года супружеской жизни.
– Если бы они остыли за такой малый срок, это означало бы, что я женился зря, – серьезно заметил Сергей. И услышав в коридоре шаги, с живостью обернулся к дверям. – А вот и наш именинник!
И действительно, секунду спустя в кабинет правления вошел Василий Меркулов. В этот день ему исполнилось тридцать пять лет, но выглядел он моложе. Возможно, потому, что, в отличие от друзей, никогда не носил бороды. У Васи были светлые волосы, карие глаза и достаточно мягкие черты лица. Из-за этой мягкости и добродушного выражения глаз его часто принимали за простачка, каким он отродясь не был – во всяком случае, если не в отношении с женщинами, то в делах. Даже собственная жена судила о нем неверно, утверждая, что без поддержки друзей он бы не нажил состояния. Во-первых, Людмила забывала, что у Васи уже имелось какое-то состояние, унаследованное от отца. Только отец проворачивал дела в провинции и не помышлял развернуться в столице: как он любил приговаривать, всяк сверчок знай свой шесток. Но Вася не хотел знать свой шесток. Тут сказались и любовь к Петербургу, пленившего Васю с первого взгляда и навсегда, и веяние времени: ведь с начала шестидесятых все предприимчивые люди бросились наживать и утраивать состояния. И как только его отец преставился, Василий перебрался в Петербург, оставив завод в Новгородской губернии на надежного управляющего. Возможно, он бы и впрямь не нажил больших капиталов, не сведи его судьба с Суриным, а затем с Кургановым и другими оборотистыми людьми. Но отцовское состояние было бы все равно увеличено.
Войдя в кабинет, Вася поздоровался с друзьями и изумленно посмотрел на Дениса.
– Вот так сюрприз! – весело вскричал он. – Дружище, что с тобой приключилось? Ты ведь сроду не сбривал бороды!
– О господи, и этот туда же, – поморщился Денис. – Далась вам моя пропавшая борода! И это неправда, что я не сбривал ее раньше. Сбривал иногда, просто вы не обращали внимания.
– Да, но раньше такие события не совпадали с романтическим увлечением юной красавицей, – лукаво заметил Вася. – Кстати, кто она такая, откуда? Хоть бы взглянуть на нее краешком глаза!
Лариса поднялась на третий этаж, отнесла в свою комнату книжку и, покрутившись напоследок перед зеркалом, вернулась в большую гостиную. Это была красивая комната, с розовыми стенами и белой мебелью, обитой бледно-зеленым штофом. Роскошный интерьер, хотя, по мнению Ларисы, в доме сестры не хватало насыщенных красок. Парадный зал был светло-зеленым, музыкальный салон – светло-голубым, парадный вестибюль с лестницей – нежного кремового оттенка. Лариса невольно задумалась, как выглядит особняк Курганова. Она уже знала, что он находится на Моховой улице, недалеко от Фурштатской, но не отважилась прокататься по ней в санях, опасаясь столкнуться с Кургановым и попасть в неловкое положение.
Откровенно говоря, Лариса с трудом представляла, как можно войти в дом богатого мужа, принеся с собой лишь пару сундуков с тряпками. Ведь это означало «жить на всем чужом». В таком положении, пожалуй, будешь опасаться и мебель по своему усмотрению расставить, и ковер испачкать, и чашку из дорогого сервиза разбить. Другое дело, когда муж разбогател уже после свадьбы, но так… Впрочем, Людмила вон не стеснялась, не думала о подобной чепухе, а сразу начала чувствовать себя в доме мужа полноправной хозяйкой. Это только ее, Ларису, мучает дурацкая щепетильность и какая-то неуместная гордость. Маменька только высмеяла бы ее за такие мысли и, пожалуй, была бы права.
Занятая своими раздумьями, Лариса испуганно вздрогнула, когда музыканты тихонько заиграли в соседней комнате менуэт. А затем почувствовала волнение, услышав со стороны вестибюля голоса. Уже кто-то приехал, а маменьки и Людмилы все нет! При мысли о том, что ей придется одной встречать гостей, которых она не знает, Ларисе стало немного не по себе. Она машинально направилась в сторону соседней гостиной, но тут же вернулась назад. Нет, убегать нельзя, это будет вопиющим нарушением приличий – не встретить приглашенных на званый прием людей. Если она не хочет, чтобы ее сестру осудили, придется за нее отдуваться.
Напустив на лицо любезную светскую улыбку, Лариса повернулась к дверям. В гостиную вошли двое элегантных мужчин в черных вечерних костюмах с ослепительно белыми рубашками. Лариса шагнула им навстречу и уже приоткрыла рот для приветствия, но внезапно все нужные слова вылетели у нее из головы. В одном из мужчин, светловолосом красавце с небольшой бородкой, она узнала богача Сурина – еще бы ей не узнать его, если он приезжал в Смоленск, где у него закрутился роман с Александрой Бахметьевой! А вот его спутник… Лариса смотрела на него во все глаза и никак не могла понять, то ли она ошибается, то ли это и правда Курганов: настолько изменило его облик отсутствие бороды и усов. Но вот он приветливо улыбнулся, и сомнения Ларисы развеялись.
– Лариса Евгеньевна! – воскликнул он в радостном удивлении. – Какая приятная неожиданность! То есть я, конечно, ожидал увидеть вас здесь, но… – Курганов вдруг замолчал и настороженно огляделся.
– А меня вы, должно быть, не помните? – с улыбкой обратился к ней Сурин. – В таком случае прошу любить и жаловать: Сергей Николаевич Сурин, приятель и компаньон… господина Меркулова.
– Да, конечно, я вас сразу узнала, – заулыбалась в ответ Лариса. – Вы ведь были у нас в Смоленске два с половиной года назад.
– Надеюсь, теперь мы будем общаться гораздо чаще и ближе. Вы ведь знаете мою жену?
– Хорошо знаю, хотя мы и не были подругами.
– Не беда: это можно исправить. Сейчас моя жена нездорова, но как только поправится, приедет вас навестить. И, конечно, мы будем рады видеть вас у себя, и одну, и с матушкой.
– Благодарю вас, господи Сурин, – признательно улыбнулась Лариса.
Он держался раскованно и доброжелательно, но в его глазах читалось легкое замешательство. Полная тревожных предчувствий, Лариса взглянула на Курганова, и ее сердце упало. Лицо Курганова напоминало застывшую маску. Никаких эмоций, только глаза мрачновато поблескивают из-под разлетающихся темных бровей.
Послышались быстрые шаги, и в гостиную одновременно вошли Вася, Людмила и Антонина Платоновна. Последовал обмен приветствиями, во время которого появились и другие гости. Меркуловы бросились их встречать, Сурин тоже отошел, и Лариса осталась с матерью и Кургановым.
– Так-так, – Курганов посмотрел на нее с неопределенной усмешкой. – Значит, вы – сестра госпожи Меркуловой?
– Надеюсь, любезный Денис Александрович, вы не сердитесь, что мы не сказали вам этого сразу? – спросила Антонина Платоновна, опередив дочь. – Это все Лариса с ее ребяческими замашками. Она решила, что будет гораздо романтичней, если вы узнаете об этом сегодня.
– Ну что вы, сударыня. На что я должен сердиться? Напротив, это оказалось для меня… приятным сюрпризом!
Лариса почувствовала, что начинает краснеть: хоть убейте, но в голосе Курганова прозвучал сарказм. Однако ее маменька ничего не заметила и продолжала весело щебетать.
– Я рада. Но как могло получиться, что мы до сих пор не встречались?! Вас ведь не было в Петербурге позапрошлой зимой?
– Я был тогда в Сибири.
– Удивительно! – воскликнула Антонина Платоновна. – Судьба как будто нарочно нас разводила! Но, может, это и к лучшему. Моя проказница была тогда сущим ребенком, вместо того чтобы выезжать в свет, ходила по музеям да занималась на курсах живописи.
– В самом деле? – с удивленной улыбкой произнес Курганов, и Ларисе почудилось в его голосе сомнение. – Что ж, я бы не назвал эти занятия бесполезным провождением времени.