Любовь и тайны Розали Вуд

Пролог и Глава 1

Пролог

Ночь опустилась на деревню Уиллоубрук тяжело и густо, как старое сукно, пропитанное вековым страхом. В воздухе висела гнетущая тишина, нарушаемая лишь редкими порывами ветра, что заставляли старые ставни скрипеть, словно моля о пощаде.

Небо, обычно чёрное и бездонное, сегодня было странно светлым - не от луны, скрытой за плотной пеленой туч, а от неистовых сполохов, что с каждой минутой вспыхивали всё ярче и чаще, рисуя на мрачном холсте призрачные силуэты деревьев и крыш. Приближалась гроза, и жители Уиллоубрука знали: когда небо начинало так танцевать, жди беды. Или чуда.

Под окнами дома, который принадлежал местному кузнецу Хьюго, собралась едва ли не половина деревни. Люди стояли молча, прижимаясь друг к другу, их лица освещались вспышками молний, а иногда омрачались тенью беспокойства. Кто-то крестился, кто-то шептал старинные заговоры от злых духов, но все взгляды были прикованы к окнам, откуда доносились пронзительные крики.

Рожала Магда, жена кузнеца, и роды эти были долгими, мучительными. Уже третий день пошёл с тех пор, как её накрыли первые схватки, и надежды на благополучный исход оставалось всё меньше.

- Четырех богатырей уже родила, - прошептала старая Грета, кутаясь в поношенный платок, - и всё легко, как птичка. А тут...

- Говорят, тяжело, когда девочка на свет просится, - отозвался хриплым голосом сосед Джозеф, прихлёбывая из фляжки. - У них же всё мальчишки, вот и не даётся ей дочь.

- А я слышала, это проклятие, - вставила молодая Анна, сжимая в руке деревянный крестик. - Больно уж долго.

Шёпот множился, обраставая догадками и суевериями. Деревенские сплетни всегда были острой приправой к их пресной жизни, но сегодня они смешивались со страхом перед надвигающейся бурей. Каждая вспышка молнии казалась предвестником чего-то ужасного, а раскаты грома, пока ещё далёкие, заставляли вздрагивать.

Внутри дома, где воздух был насквозь пропитан болью и запахом трав, царила своя, особенная атмосфера. Магда, измученная, обессиленная, металась на своей постели, её крики эхом отдавались от низких потолков. Каждый вдох давался ей с трудом, каждая схватка вырывала из неё новый стон, переходящий в безумный вопль.

Возле неё, невозмутимая и спокойная, сидела повитуха - старая индийская женщина, которую Хьюго привёз из дальней деревни. Её смуглое лицо было исчерчено морщинами, глаза цвета чёрного чая пристально следили за каждым движением роженицы.

Она не обращала внимания ни на стоны Магды, ни на грозу, которая уже ощутимо сотрясала дом, ни на тревожный гул под окнами. Её руки, тонкие и сильные, с затейливыми узорами хны, мягко гладили живот Магды, а губы беззвучно шевелились, произнося древние молитвы на языке, который никто в деревне не понимал. Это были звуки, пришедшие из другого мира, полные силы и смирения, и в них чувствовалось нечто первобытное, далёкое.

- Дорогая, - с трудом прохрипела Магда, её голос был сорван, - я больше не могу... Нет сил...

Повитуха лишь покачала головой, её взгляд был твёрд.

- Тише, дитя моё. Дыши. Скоро.

И снова её руки принялись за своё дело, массируя, успокаивая, подталкивая. А из её уст полились тихие, тягучие слова, похожие на журчание ручья, но наполненные силой древних заклинаний. Магда, сквозь пелену боли, вдруг почувствовала, как её тело будто обмякает, поддаваясь этим нежным, но властным движениям. Её крики стали реже, сменившись на глухие, надрывные стоны.

В этот момент, когда небо над Уиллоубруком раскололось на тысячи ослепительных нитей, и воздух на мгновение замер от невыносимого напряжения, раздался первый крик. Он был тонким, пронзительным, полным отчаяния и новой жизни.

В тот же миг деревню осветила молния - не просто вспышка, а гигантский огненный столб, что прочертил небо от края до края, осветив всю долину на долгие секунды, как яркий день. За ней воздух сотряс раскат грома такой силы, что, казалось, дом дрогнул до самого основания.

Повитуха не моргнула глазом. Её руки быстро и уверенно занялись младенцем, а затем, подняв крохотное, сморщенное тельце над головой, она воскликнула голосом, на удивление громким и чистым, перекрывая гул стихающей грозы:

- Это девочка!

Хьюго, до этого стоявший у стены, бледный и осунувшийся, бросился к жене. На его глазах выступили слёзы - слёзы облегчения, радости и какой-то дикой, неукротимой нежности. Он опустился на колени у кровати, осторожно погладил потную, растрёпанную голову Магды.

- Магда... - прошептал он, и смех, и слёзы боролись в его голосе. - Ты родила себе помощницу... вот, родила, моя хорошая...

Магда лишь слабо улыбнулась, её взгляд был устремлён на повитуху, которая уже заворачивала младенца в мягкие ткани.

- Как её назовем? - спросил Хьюго, всё ещё немного ошеломлённый.

Повитуха, протягивая ему свёрток, произнесла своим тихим, но властным голосом:

- Назовите её Розали.

Хьюго нахмурился.

- Розали? Но это... это имя для госпожи. Нельзя ли как-то попроще, повитуха? Для нашей девочки...Я всего лишь кузнец.

Старая женщина посмотрела на него так, словно видела нечто большее, чем просто деревенского кузнеца. Её взгляд скользнул по новорожденной, по её крохотному личику, и в нём мелькнула искорка древнего знания.

- Она и будет госпожой, Хьюго, прославленой и богатой. Если только… Хотя я уверена в том, что так и будет. - произнесла повитуха. - Сейчас позвольте мне заняться вашей женой. Ей нужен покой.

И, не дожидаясь ответа, она вновь склонилась над Магдой, её руки снова задвигались, а губы зашептали новые молитвы, уносящие боль и возвращающие силы. Хьюго же, прижимая к себе крошечный свёрток, в котором тихо посапывала его дочка, Розали, стоял посреди комнаты, оглушённый чудом и предсказанием. За окном стихал гром, дождь умывал землю, и казалось, что вместе с бурей ушли и все прежние тревоги, уступив место чему-то новому, неизведанному, предвещая совершенно иную судьбу для этой маленькой девочки, родившейся под знаком молнии и древних пророчеств.

Глава 2

Уют и гостеприимство дома пришлись господам по душе настолько, что сам хозяин, воодушевлённый успехом своего радушного приема, отважился предложить высокопоставленным гостям задержаться.

- Сударь, господа, - обратился он к знатным персонам, скромно опуская сияющие глаза, - не сочтите за дерзость, но в этот месяц наша деревня чтит древний Праздник Лотоса. Это торжество цветения и новых надежд, когда каждый дом открыт для смеха и песен. А еще, - добавил он, понизив голос, но с огоньком в глазах, - на этом празднике молодые сердца находят друг друга. Девушки выбирают себе парней, а парни, в свою очередь, проявляют свою симпатию к избранницам. Не окажете ли вы нам честь своим присутствием? Ведь лучшего отдыха для души и тела, чем наш скромный, но искренний праздник, вам не найти!

Услышав о древней традиции и особенно о том, что она связана с выбором пары, господа из свиты короля оживились. Им редко доводилось наблюдать за такими простыми, но искренними народными обычаями, и перспектива стать свидетелями этого деревенского торжества казалась весьма заманчивой.

Тем временем, в преддверии Праздника Лотоса, Розали готовилась к нему с особым трепетом. Хоть и без того она была прекраснее всех девушек в их небольшой деревне, в этот день она хотела быть неотразимой.

Она подошла к старинному сундуку, где хранилось её приданое, тщательно собранное матерью. Взгляд её скользнул по тканям и вышивкам, выбирая самое лучшее - платье нежного оттенка, что подчеркивало её сияющую кожу и блеск глаз. Каждый шов, каждая ленточка были пропитаны заботой и предвкушением. Розали надела его, и, взглянув на себя в тусклое зеркало, едва сдержала улыбку. Сердце её билось чаще обычного, предчувствуя, что этот праздник будет особенным.

Ведь на этом празднике был впервые тот, кто покорил её сердце с первого взгляда - господин Грегори. Розали прекрасно понимала, что она вовсе ему не чета, но в то же время не сомневалась в силе своего очарования.

Наконец, наступил долгожданный день, и праздник начался...

Праздник Лотоса был в самом разгаре. Все гости, знатные и простые, сидели по кругу на грубо сколоченных скамьях, вокруг огромного, жаркого костра. Воздух звенел от смеха, песен и предвкушения самого интересного - кто кого выберет.

Вначале парни подходили к девушкам, и если девушка принимала ухаживания, пара обходила этот костёр вместе, после чего они бросали в огонь распустившийся цветок лотоса - символ их только что зародившегося или подтверждённого чувства.

Если же девушка отказывала, она лишь качала головой, и парень отступал, смиренно ища счастье у другой.

Потом начиналась очередь девушек. Они должны выбрать своего суженого. Настала очередь Розали. Она уже знала, что сделает.

Это был момент особой смелости и решимости. Неслыханная дерзость - подойти к таким именитым господам.

- Ну и отчаянная у тебя девчонка, Хьюго, - поддразнивая, толкнул в бок кузнеца сосед. Все вокруг одобрительно засмеялись, потягивая эль, наблюдая, как Розали, словно зачарованная, движется к месту, где сидели знатные гости.

Розали, словно не слыша ничего вокруг, смело и решительно смотрела прямо в глаза Грегори. В её взгляде не было ни капли сомнения, лишь пылкая решимость, присущая молодости.

Грегори, чтобы не ставить юную девушку в неловкое положение перед всей деревней, встал. Чувствуя себя исключительным болваном - ведь никогда прежде ему не приходилось участвовать в подобных деревенских ритуалах - повёл Розали вокруг костра.

Круг костра был огромен, так что молодым людям пришлось пройти довольно долго, пока они не достигли исходной точки. Они шли, а вокруг раздавались песни, шутки, лёгкое перешёптывание, но взгляды всех были прикованы лишь к необычной паре. Такого в их деревне ещё не случалось: чтобы простая девушка выбрала себе в пару знатного господина.

- Господин Грегори, послушайте меня, я чувствую, что вы моя судьба, - негромко, но с отчаянной убеждённостью произнесла Розали, глядя прямо на него. - Я должна уехать с вами.

Грегори внимательно посмотрел на неё, в его глазах мелькнуло что-то похожее на растерянность, но тут же сменилось сожалением.

- Моя милая барышня, - чуть снисходительно произнёс Грегори, останавливаясь у костра, но не приняв её цветок, - я прошу...Не говорите этого. Я никогда не стану вашим супругом. Вы не моя судьба, и я никогда не смогу связать с вами свою жизнь навеки. Мне жаль ваших чувств.

В этот момент пара остановилась, и их место заняли другие. Грегори и Розали отошли в сторону. Глаза девушки кипели от неожиданных слез. Она не ожидала такого ответа - она была так уверена в силе своего очарования, в своих чувствах!

- И что, вы никогда не передумаете? - почти шепотом спросила она, дрожащими губами. - Даже... даже если я буду герцогиней?

Чувствуя себя неловко, Грегори ответил ей легким поклоном.

- Моя милая - нет, даже если вы будете королевой... - Его тон был мягким, но в нём звучала окончательная, непоколебимая решимость.

И после этих слов он осторожно взял её за руку и отвёл к скамье, на которой сидели девушки, ожидающие свой выбор или уже принявшие его.

Розали, быстро обернувшись, проговорила, её голос звучал неожиданно твердо:

- По правилам этого праздника, сэр, вы должны сопроводить меня домой, как мой кавалер, хотя бы на один этот вечер.

Грегори усмехнулся, в его глазах мелькнула искорка задора. Он склонил голову в изящном поклоне.

- Что ж, юная леди, тогда будем соблюдать все правила вашего праздника. Я уважаю обычаи, народные традиции и всегда стремлюсь чтить земли, по которым прохожу. Ведите же.

Хитрая Розали, едва сдерживая улыбку, повела его другой дороге, прочь от мерцающих огней деревни, в сторону реки. Ей хотелось продлить эти мгновения, быть с ним подольше, под покровом наступающей ночи.

Грегори оглянулся, не выказывая особого удивления, лишь легкую заинтересованность.

- Розали, мне кажется, вы повели нас не совсем в ту сторону?

Глава 3

Розали едва помнила, как закрыла скрипучую дверь за собой. Ей хотелось кричать, словно дикому, пойманному в ловушку существу.

Она проскользнула мимо спящего отца, чей могучий храп, обычно раздражавший, теперь казался единственным островком спокойствия в шторме ее души. Это хотя бы было привычно.

Комната, ее маленький, привычный мирок, показалась чужой и холодной. Она рухнула на кровать, не снимая своего чудесного платья, и изо всех сил закусила подушку, пытаясь заглушить рвущиеся из груди рыдания. Ей раньше казалось, что подушка нежная, но сейчас она была для нее словно набитая колючими соломинками, а матрас словно раскаленный песок - ни покоя, ни прохлады.

Слова Грегори кружились в голове, каждое из них - как маленькая, острая стекляшка, впивающаяся в сердце. "Милое дитя". "Груз, который вам и не снился". "Не входит в мои планы". Он не считал ее глупой, нет, это чувствовалось. Он просто не видел ее рядом с собой, в своем мире высоких титулов, бесчисленных земель и военных походов. Она была для него слишком… простой. Деревенская девчонка, пусть и "прелестная женщина", но не более. Унижение и обида жгли ее ярче, чем самый жаркий кузнечный горн. Поцелуй на запястье, казавшийся тогда таким нежным и многообещающим, теперь горел клеймом прощания, печатью на ее невозможном желании.

Она проплакала до первых проблесков рассвета. Слезы высохли, оставив после себя лишь опустошение и тупую, ноющую боль.

Девушка знала, что уже к полудню вся деревня будет судачить о вчерашнем празднике. О том, что она танцевала с дворянином. О том, что он провожал ее до самого дома. А, возможно, и о том, что…

Но ей было всё равно. Пусть судачат. Ей сейчас было важно совсем другое - взглянуть на него, поймать может быть в его глазах отблеск надежды, подтверждение того, что их встреча была началом пророчества её судьбы.

Когда солнце поднялось чуть выше, окрасив скромную каморку в золотистые тона, в Розали что-то изменилось. Ее сердце уже не сжималось от отчаяния; вместо этого, в нем разгорался упрямый, холодный огонек решимости. Она встала, подошла к старому сундуку, где хранились ее лучшие наряды, но сегодня выбрала другое. Самую чистенькую и опрятную из своих повседневных платьев, цвета небесной лазури, которое так выгодно подчеркивало ее глаза. Аккуратно повязала белый фартук, надела свой единственный кружевной чепец - не для красоты, а для скромности и порядка. Заплела медового цвета волосы, уложив их вокруг головы. Она знала, что должна выглядеть безупречно, насколько это возможно. Но совсем иначе, чем вчера.

Едва солнце позолотило верхушки домов, Розали уже шла по узким, еще не просохшим от утренней росы проселочным дорогам. Воздух был пропитан запахами росистой травы, дыма из еще не до конца разгоревшихся печей и чуть слышным, сладковатым ароматом медовых пряников, которые пёк на завтрак кто-то из сельчан.

Она прошла мимо дома Роба, где уже звенел молот, извещая о начале рабочего дня, мимо покосившегося забора старой Мэгги, откуда всегда доносился запах сушеных трав, мимо колодца, у которого уже начинали собираться женщины с ведрами, обмениваясь утренними новостями и сплетнями.

Но Розали не остановилась, не кивнула, не приняла участия в болтовне. Её шаги были тверды, а взгляд сосредоточен.

Приближаясь к дому Нэнси, она услышала легкий, мелодичный смех, доносившийся из распахнутого окна. Подруга, наверняка, еще куталась в одеяло, наслаждаясь редким утром без ранней работы. Розали постучала в дверь. Через мгновение на пороге показалась заспанная Нэнси, ее тёмные волосы разметались по плечам, а глаза были прищурены от солнца.

- Розали? Ты что, совсем не спала? - Нэнси окинула ее удивленным взглядом, заметив непривычный огонь во взгляде подруги.

- Нэнси, мне нужна твоя помощь. Ты не хочешь сходить со мной к господину Поттеру? Может, ему нужно помочь по хозяйству.

Сердце Нэнси, казалось, екнуло и пропустило удар при упоминании имени господина Поттера. Она, зная щепетильность подруги, никак не ожидала подобного предложения.

- К Поттеру? Розали, ты о чем? Мне не хочется вылезать из постели, да и… что это на тебя нашло?

- Прошу тебя, Нэнси. Мне очень нужна твоя помощь. А господину Поттеру уж точно будут не лишними две пары рук, особенно после того, как дороги открыли и люди снова в пути. Во время военных действий он же не держал прислуги. А сейчас у него важные господа.

После военных действий, когда пути сообщения прервались, господин Поттер действительно сократил выгнал всех, кто у него работал. Он был известен как расчетливый человек, который никогда не станет держать лишних ртов. Розали отлично знала, что две пары рук - это двойная экономия для господина Поттера.

Нэнси, поворчав немного, все же согласилась.

- Ладно уж тебе, раз уж ты вытащила меня из постели, пойдем. Только оденусь. Может, он хоть по монетке нам даст.

Вместе они двинулись к окраине деревни, где стоял дом господина Поттера - двухэтажное строение, выделявшееся своей солидностью на фоне деревянных крестьянских изб. Дом был окружен ухоженным садом, и даже сейчас, ранним утром, чувствовалась атмосфера достатка и порядка. Однако, когда они вошли во двор, Розали ощутила странную, давящую пустоту.

Двор был пуст. Где же роскошные экипажи? Где стройные, породистые кони, о которых шептались деревенские парни, привыкшие к неуклюжим тяжеловозам? Воздух был тих, лишь легкий ветерок шелестел листвой старых дубов. Сердце Розали екнуло и пропустило удар. Ее губы словно онемели.

- Нэнси, мы зря пришли, - прошептала она, но голос был совсем чужой.

Нэнси ничего не понимала.

- Да ладно тебе, Розали! Давай хотя бы постучим. Раз ты меня вытащила из постели, может, действительно поможем? Хоть по монетке…

Они подошли к парадной двери. Розали постучала. Через мгновение дверь открыл сам господин Поттер. На его лице мелькнуло удивление, а затем - искренняя радость.

- Милые девушки! Какая неожиданность! И очень, очень кстати! Входите, входите!

Глава 4

Розали каждое утро просыпалась задолго до рассвета, когда над деревней ещё висела густая, предрассветная тишина. Она быстро одевалась, накидывала на плечи поношенную шаль и отправлялась к дому господина Поттера, где работала в качестве помощницы. Деньги, что она зарабатывала, складывались в небольшой тайник под половицей - каждая медная монетка приближала её к мечте о свободе.

Дорога к Поттеру и обратно всегда была испытанием. Деревня не спала, и глаза любопытных соседей, казалось, были везде. Стоило Розали появиться на улице, как тут же начинался шепот. Осуждающие взгляды, порой не скрытые, скользили по её фигуре. Парни, некогда засматривавшиеся на неё, теперь бросали вслед едкие замечания и оскорбления.

- Смотри-ка, шляется, - бросил однажды кто-то из-за забора. - Приличные девицы так поздно не ходят!

Розали на это лишь крепче сжимала губы и шла дальше, высоко подняв голову. Она ни разу не позволила себе обернуться, чтобы не дать сплетникам ни малейшего повода подумать, что их слова её задевают. Внутри она ощущала горячую волну праведного гнева, но её лицо оставалось невозмутимым, словно отточенная маска. Никто не увидит её слабости.

Однажды вечером, после ужина, отец заговорил с ней, и его голос был необычайно строг. Розали тут же почувствовала неладное.

- Розали, - начал он, глядя ей прямо в глаза, - на следующий Праздник Лотоса ты выберешь себе мужа. Кого угодно, кто тебе по душе.

Розали вздрогнула.

- Отец, о чём ты? Мне никто не нравится, никто не по душе! Нет ничего позорного в том, чтобы остаться старой девой. Я что, вам тут всем так мешаю, что ли?

Но отец, обычно такой сдержанный и мягкий с ней, своей любимицей, вдруг резко ударил ладонью по столу. Громкий звук эхом разнёсся по небольшой комнате.

- Мне надоело слушать пересуды о тебе! - его голос был глух от раздражения.

Розали осеклась. Отец всегда защищал её. Увидев его таким, она почувствовала, как по спине пробежал холодок.

- Моё слово ты услышала, - произнёс он наконец, и его взгляд стал твёрдым, как камень. - После следующего Праздника Лотоса мы начнём готовиться к твоей свадьбе. А ты пока что выбирай, за кого хочешь пойти. Тут я тебе даю полную свободу.

- Но как же ты можешь говорить, что любишь меня, если обрекаешь на несчастливую жизнь с нелюбимым человеком? - Розали почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. - Что каждую ночь мне придётся терпеть...

- Цыц! - зашипела мать, а отец сердито покачал головой.

- Совсем ты язык распустила! Все, замуж - и весь сказ!

В ту ночь Розали долго не могла уснуть. Она достала свой мешочек с монетами, пересчитала каждую копеечку. В темноте её сознание лихорадочно работало, прикидывая даты, маршруты, возможности. Бежать. Это был единственный выход.

На следующий день, когда Нэн зашла к ней с каким-то пустяковым поручением, Розали решилась.

- Я уеду, Нэн, - тихо сказала она, глядя подруге прямо в глаза. - Из деревни, совсем.

Нэн ахнула, но тут же её лицо озарилось каким-то странным светом.

- Я хочу поехать с тобой!

Розали удивлённо воззрилась на подругу.

- Как? А тебе-то это зачем?

Нэн тяжело вздохнула, её обычно весёлое лицо помрачнело.

- Ну, может быть, в столице у меня есть какие-то возможности... Жизнь другую увидеть. А, может, и замуж выйти, - она отвернулась. - Ведь я, в отличие от тебя, не красавица. И на Празднике Лотоса ко мне ни разу не подошёл ни один парень. А те, кому осмеливалась подойти я, отказывали мне.

Розали разглядывала подружку сбоку и даже не понимала, о чём она говорит. В смысле - некрасивая? Для Розали Нэнси всегда казалась очень миленькой, с её лучистыми глазами и озорной улыбкой. Просто её красота была не той, что бросалась в глаза. Розали пожала плечами.

- Ну что ж, - решительно произнесла она, - значит, поедем вместе. Не брошу же я тебя здесь в одиночестве.

Нэн тут же обхватила её руками, крепко обнимая.

- Розали, ты не представляешь, как я тебе сочувствую, что все деревенские сплетники распускают о тебе бог знает что. А ты ведь такая добрая, такая отзывчивая, и сердце у тебя чистое.

Настроение у подруг поднялось. Они смеялись, придумывали шутки и чувствовали себя так, словно им по плечу любые испытания.

Провожая подругу, Розали чувствовала лёгкость в душе, которой не было давно. "Да, отец, - думала она, глядя на звёздное небо, - ты дал мне выбор. И я его сделаю. Только не тот, о котором ты думаешь". В её груди теперь теплилась не только обида, но и решимость. У неё был план, и она знала, что с её "кошачьей" изворотливостью и поддержкой подруги она сможет добиться своей цели.

Вечером в доме кузнеца разразился скандал. После ужина Магда и Хьюго стали буднично обсуждать приданое Розали и лучших женихов в деревне. Хьюго обмолвился, что в общем-то и нечего ждать праздника. Мол, как-то не спокойно на душе. Стоит сыграть свадьбу раньше. Девушке хотелось докричаться до них, но она понимала, что сейчас лучше промолчать.

Розали отвернулась, не в силах смотреть на родителей, а потом стремительно выбежала из дома, чтобы никто не увидел слёз, предательски жгущих глаза.

Деревенская улица была погружена в вечерний полумрак, и Розали бездумно брела вперёд, пытаясь унять дрожь в руках. Ей нужно было выплеснуть это отчаяние, этот гнев, что закипал внутри.

Её ноги сами несли её к дому Нэн. Подруга, всегда такая понимающая и чуткая, наверняка могла бы хоть немного облегчить эту боль. Розали постучала в знакомую дверь, и почти сразу та отворилась.

- Что случилось? - тихо спросила Нэн, обнимая Розали. - Ты вся дрожишь. Всё же хорошо было.

- Отец, - выдохнула Розали, прижимаясь к подруге. - Он хочет выдать меня замуж даже не дожидаясь следующего Праздника Лотоса.

Нэнси ахнула, отстранившись и вглядываясь в лицо Розали.

- Поверить не могу. Он же всегда так нежно к тебе относился!

- Ему надоели сплетни, - горько усмехнулась Розали. - Он устал. Ему проще от меня избавиться, чем терпеть пересуды.

Глава 5

Путь до столицы, казавшийся бесконечным, наконец-то подошел к концу. После нескольких дней, проведенных в мерном покачивании кареты, вдыхания запаха сухой травы и пыли проселочных дорог, Розали и Нэнси с придыханием наблюдали, как ландшафт постепенно меняется.

Мелкие деревеньки уступали место более крупным поселениям, дороги становились шире и - мощеными, а лес на горизонте сменился чередой крыш, шпилей и башен, устремленных в небо.

Первые признаки столицы - это не только мощеные улицы, но и воздух, сотканный из тысячи запахов, отличавшихся от привычных: свежая выпечка из пекарен, дым от кузнечных горнов, ароматы специй, доносившиеся из лавок, и легкий, едва уловимый дух реки, что протекала где-то поблизости.

Карета, тяжело поскрипывая, въехала в город через высокие каменные ворота, которые, казалось, помнили еще не одну сотню лет. Глаза девочек расширились от изумления. Это был город-калейдоскоп, живой, дышащий, полный энергии.

Улицы столицы были настоящим лабиринтом, мощеными неровными камнями, которые гулко отдавались под копытами лошадей и колесами кареты. По обе стороны возвышались трех- и четырехэтажные дома из серого камня, покрытые белой и терракотовой штукатуркой, их фасады были украшены коваными балконами и деревянными ставнями, распахнутыми навстречу теплому утру.

Толпы людей сновали туда-сюда: дамы в пышных платьях, спешащие по своим делам, господа в строгих сюртуках, продавцы, выкрикивающие названия своих товаров, мальчишки-газетчики, ловко лавирующие между прохожими. Из открытых окон доносились обрывки разговоров, звон смеха, иногда - звуки фортепиано.

Розали и Нэнси, прильнув к окошкам кареты, не могли наглядеться на эту кипучую жизнь, такую отличную от спокойствия их родной деревни. Они видели изящные фонтаны на площадях, витрины магазинов, где под стеклом блестели невиданные украшения и ткани, краешек огромного собора с его витражными окнами, что отливали всеми цветами радуги под солнцем.

С каждым кварталом город становился все более респектабельным, здания - выше и величественнее, а движение - размереннее.

Барон Николя Де Валуа, который до этого момента дремал, слегка оживился, прочистил горло и выглянул в окно. Его лицо, до того добродушно-бессмысленное, теперь чуть расправилось, и в глазах появился легкий блеск, словно мысли о скором разрешении дел придали ему сил.

- Мы почти на месте, девочки, - произнес он, указывая рукой куда-то вдаль. - Мой скромный уголок.

Карета свернула на тихую, обсаженную старыми вязами улицу, и остановилась перед высокими, коваными воротами, сквозь которые едва виднелся запущенный сад. Створки ворот были увиты плющом и виноградом, а от калитки к дому вела едва различимая дорожка, заросшая травой. Сбоку, притулившись к стене, стояла небольшая сторожка, из которой слышался густой храп.

Барон вылез из кареты, потянулся и громко выразительно откашлялся. Храп в сторожке прекратился, дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился пожилой мужчина с растрепанной седой бородой. Это был Маттиас,сторож, по-видимому, пребывавший в состоянии глубокой дремы с момента отъезда хозяина.

- Маттиас! - громко произнес барон. - Открывай! Я приехал!

Сторож, с трудом протирая глаза, узнал своего хозяина, и его лицо расплылось в широкой, беззубой улыбке. Он поспешно взялся за рычаг и тяжелые ворота со скрипом распахнулись, впуская карету на территорию поместья.

Двухэтажный особняк из темного камня, казалось, дремал под толстым слоем пыли и запустения. Окна, затянутые грязью, тускло отражали небо. Вокруг дома некогда роскошный сад превратился в дикие заросли: розы раскинулись как попало - им никто не указывал путь, куда и как расти, а мощеные дорожки были едва видны под покровом жухлой листвы и пробивающейся травы. Казалось, каждый кирпичик, каждое растение задыхалось и ждало, когда сюда вернется жизнь.

Барон сам отпер тяжелую парадную дверь, и девочки проследовали за ним внутрь. Их встретил густой, застоявшийся воздух, пахнущий пылью и старым деревом.

Прихожая была просторной, с высоким потолком и широкой лестницей, уходящей на второй этаж. Все вокруг, от массивного дубового комода до высокой вешалки, было задрапировано белыми полотнами, из-под которых проглядывали лишь очертания некогда великолепной мебели. Эти белые покрывала, казалось, были живым напоминанием о долгой спячке дома, и на них легкими узорами легла паутина, словно изящное кружево.

- Ну вот, мы и дома, - Барон махнул рукой. - Добро пожаловать в моё… убежище. И, кажется, в ваше теперь тоже.

Розали и Нэнси переглянулись. Глаза Нэнси были полны смеси страха и благоговения. Розали смотрела на все с неподдельным интересом и даже восторгом. Несмотря на пыль и запустение, в каждом углу чувствовалась дремлющая роскошь. Даже сквозь белые чехлы можно было угадать тяжелые формы диванов и кресел, тонкую резьбу на ножках столов, блеск бронзовых канделябров.

Они прошли в гостиную. Здесь царил такой же беспорядок: окна были плотно закрыты тяжелыми бархатными шторами, отчего в комнате царил полумрак. Свет, пробивающийся сквозь щели, выхватывал в воздухе пляшущие частицы пыли. Повсюду были разбросаны коробки, какие-то завернутые свертки, словно хозяин спешно покинул дом. Барон с легкой досадой пнул одну из корзин.

- Понятия не имею, что это за хлам, - пробормотал он. - Кажется, я сбежал отсюда после дюжины бутылок вина.

Розали подошла к одному из покрытых кресел и осторожно приподняла край белой ткани. Под ней оказалось кресло, обитое старинным, выцветшим шелком глубокого синего цвета.

В столовой, куда они тоже заглянули, огромный обеденный стол тоже был укрыт таким же белым саваном, но его монументальные размеры и контуры расставленных под тканью предметов намекали на то, что когда-то здесь блистали столовое серебро и тончайший хрусталь. На стенах висели картины, тоже затянутые в полотна, но сами золоченые рамы, выглядывающие из-под ткани, говорили о несомненной ценности произведений искусства.

Глава 6

Комната, которую девушки выбрали для себя, была скромнее всех остальных спален. Она встретила их тишиной и легким ароматом старого дерева и лаванды, что доносился, наверное, из забытого в шкафу саше. Это была, действительно, небольшая комнатка, не в пример просторным апартаментам, что встречались им во время дневной уборки.

Стены здесь были оклеены обоями с незатейливым, но веселым рисунком - мелкие полевые цветы, словно выхваченные из родных лугов, вились по бледно-желтому фону. Вдоль одной стены стояли две аккуратные, односпальные кровати с высокими резными изголовьями из светлого дуба. На каждой кровати лежало по тонкому шерстяному одеялу, небрежно наброшенному поверх белоснежных простыней, и по две взбитые подушки, которые обещали блаженный покой.

Между кроватями - приземистый комод, на котором стояла небольшая керосиновая лампа, отбрасывая мягкий, золотистый свет на старый, но ухоженный паркет. Окон, выходивших в сад, было два, их прикрывали легкие, льняные шторы кремового цвета, по углам комнаты виднелись небольшие шкафы из того же светлого дуба. Ни картин, ни лишних безделушек - лишь строгая функциональность, хоть и с оттенком нежности в оформлении.

- Ох, кажется, я сейчас умру, а не усну! - пробормотала Нэнси, едва переступив порог, и не дождавшись, пока Розали застелет постель, просто бухнулась на ближайшую кровать, уткнувшись лицом в подушку. Она даже не сняла туфли, ее волосы разметались по белоснежной наволочке, и через пару мгновений из-под пышной копны послышалось ровное, глубокое дыхание.

- В жизни столько не работала… - тихое бормотание, похожее на последнее усилие, затихло, сменившись едва слышным храпом.

Розали лишь устало улыбнулась. Ее собственное тело гудело от напряжения - руки ныли от бесконечного мытья и скребка, ноги казались чугунными, а на пятках чувствовались мозоли. Ей ужасно хотелось поболтать с Нэнси, поделиться первыми впечатлениями от столицы, которая казалась огромной и манящей, обсудить барона, его странного друга и всю эту невероятную авантюру, в которую они ввязались. Но подруга, как и обещала, моментально уснула.

Понимая, что ее собственная энергия хоть и иссякла, но голова отказывалась отключаться, Розали медленно сняла свое рабочее платье, сменив его на чистую ночную сорочку из грубого льна. Посмотрев на подругу, она осторожно стянула с неё туфли и заботливо прикрыла одеялом. Нэн не пошевелилась.

Розали расстелила постель, и опустилась на нее, ощутив прохладу свежей простыни на коже. Но сон не шел. Мысли вихрем кружились в голове, мешая ей погрузиться в забытье.

Эта дикая усталость, казалось, лишь еще больше раззадоривала ее мозг. Розали перевернулась на другой бок, потом на спину, пытаясь найти удобное положение, но тщетно. В конце концов, она тихонько поднялась с кровати, стараясь не разбудить Нэнси.

Босые ступни мягко ступали по прохладному паркету. Она подошла к одному окну, осторожно отодвинула шторку. Из-за деревьев сада виднелись лишь темные силуэты соседних домов и смутное зарево, отбрасываемое городскими фонарями, словно мерцающее дыхание огромного, спящего зверя. Изредка доносился далекий стук копыт по мостовой или приглушенный смех из какого-то другого дома. Она перешла ко второму окну, и там картина была схожей, но еще более безликой - лишь темный силуэт стены соседнего здания и кусочек ночного неба, усыпанного звездами.

Где-то здесь, в этом огромном, необъятном городе, на какой-то улице, может быть, даже на соседней, находился Грегори. Он не знал, что она здесь, так близко. Эта мысль кольнула ее сердце. Даже если бы она знала, где именно он сейчас - не побежала бы к нему. Ведь ее цель была совершенно в другом. Стать иной. Стать той, кого Грегори захочет - захочет по-настоящему, без оглядки на происхождение или обстоятельства. Преобразиться, стать достойной его…

Розали почувствовала легкий дискомфорт. Нужно было выйти. Во время уборки второго этажа они, к счастью, обнаружили небольшую туалетную комнату в конце коридора. Она была совсем простой, но очень чистой: с небольшим оконцем под потолком, через которое проникал лишь лунный свет, небольшим фаянсовым умывальником, на котором стоял кувшин с чистой водой и полотенце, и, конечно, стульчаком, закрытым деревянной крышкой. Оттуда доносился слабый чуть прелый запах опилок. У хозяина в спальне была своя подобная комната, а эта предназначалась для гостей.

Розали тихонько скользнула в коридор. Едва она отошла от двери спальни, как снизу, из холла, донеслись приглушенные голоса. Любопытство, природное и неуемное, мгновенно взяло верх над усталостью. Розали почувствовала, как внутри нее что-то щелкнуло - то ли интуиция, то ли просто предчувствие чего-то важного. Она тихо, словно тень, подошла к перилам лестницы и осторожно выглянула вниз.

Сцена в холле-гостиной была далека от великолепия, что они с Нэнси так усердно создавали. Стол, на котором еще недавно стояли их скромные, но аппетитные блюда, теперь представлял собой поле битвы. Множество опустошенных бутылок вина - и пустых, и полупустых, теснилось среди тарелок. Салфетки, испачканные жиром и крошками, валялись комками. Столовое серебро, которое они так тщательно отполировали, было разбросано в беспорядке, некоторые вилки и ножи лежали прямо на деревянной поверхности стола, оставляя темные пятна. Повсюду были мелкие лужицы разлитого вина, в одной из которых, словно маленькое пламя, отражалось догорающее пламя свечи, бросая причудливые тени на лица двух мужчин. Оплавленные огарки свечей, покосившись, источали терпкий аромат воска и горелого фитиля, смешиваясь со стойким запахом вина, сытного ужина и табака.

Барон Николя де Валуа сидел, или, скорее, лежал - его голова тяжело покоилась на столешнице, а кудри разметались по мокрой от вина салфетке. Он был очень пьян, его дыхание было тяжелым и прерывистым. Его друг, элегантный мужчина, которого Розали запомнила как господина Арманда, был менее опьянен, но его глаза блестели лихорадочным блеском. Он настойчиво что-то втолковывал барону, постукивая пальцем по столу.

Глава 7

Розали открыла глаза по привычке еще до того, как солнечный луч дотянулся до ее подушки. Усталость после вчерашней дороги и уборки давала о себе знать, но привычка вставать с первыми птицами была сильнее. Рядом сладко посапывала Нэнси. Розали, не желая её будить, тихонько встала, но вспомнив о грядущих делах, все же решительно подтолкнула подругу в бок.

- Нэнси, просыпайся, - прошептала она, - пора вставать. Внизу остался страшный беспорядок. Я видела вчера...

Нэнси недовольно заворчала, потянулась и, приоткрыв глаза, удивленно посмотрела на Розали.

- Когда ты успела что-то увидеть? Мы же обе спать легли, - Нэнси поднялась на локтях, потирая глаза.

- Ну, выходила, заметила, - уклончиво ответила Розали, не вдаваясь в подробности ночного подслушивания. - Давай, вставай. Чем раньше начнем, тем раньше закончим.

Спустившись по лестнице, девушки обнаружили, что внизу царит тишина и нет ни души.

Барон, по всей видимости, добрался до своей комнаты и сейчас крепко спал, оставив это поле битвы.

- Ух, ну и вонища, хоть святых выноси! В коровнике и то приятнее пахнет, - воскликнула Нэнси, брезгливо морща нос и обмахиваясь рукой. - Кажется, тут несколько дней пировала куча народу, а не просто двое мужчин поужинали! Благородные господа, называется.

На столе царил полный разгром. Скатерти были скомканы, повсюду виднелись пятна от вина и пива, а по полу валялись крошки, объедки и оброненные приборы. Стулья стояли вкривь и вкось, а воздух был тяжелым от запаха вчерашних возлияний.

- Давай скорее откроем все и проветрим! - предложила Розали, уже направляясь к высокому окну. - Тут в самом деле дышать невозможно.

Окна распахнулись, впуская утреннюю свежесть и щебетание птиц. И девушки слаженно взялись за работу. Пока Нэнси собирала грязную посуду и протирала стол, Розали быстро подмела пол. Через час первый этаж особняка снова сиял чистотой. Даже следа не осталось от вчерашней попойки хозяина и его друга.

Нэнси огляделась с удовлетворением, потирая мозолистую ладонь.

- Я сама не верю, что нам вчера это удалось провернуть, сегодня-то ерунда, - Нэнси улыбнулась, гордясь собой. - Хотя ты привыкла, Розали. Ты более сноровистая, всю зиму работала у Поттера.

- Ну да, опыт дело хорошее, - Розали кивнула, вспоминая бесконечные часы работы в трактире и гостинице. - Зато теперь не пропадем.

Тишина в доме вновь стала ощутимой. Что делать дальше? Они переглянулись.

- Думаю, хозяин сегодня будет не в лучшей форме, - задумчиво произнесла Розали. - Помнишь, как Поттер говорил про тех, кто перебрал? Нужно ему помочь.

Нэнси широко распахнула глаза.

- Помочь? А чем?

- Тем, что у нас есть, - Розали направилась на кухню. - У нас есть творог в запасах. И груши. Можно сделать из этого салат. И особенный напиток.

Нэнси последовала за ней, заинтригованная.

- А что за напиток?

- Поттер учил, как гостей с утра на ноги ставить, - загадочно улыбнулась Розали. Она достала из кладовой горсть свежей клюквы, пучок мяты и бутылку рома.

Она принялась давить ягоды клюквы в небольшой мисочке, затем разминала мяту, чтобы та отдала свой аромат, а потом смешала все это с водой, добавив совсем немного сахара. Нэнси с интересом наблюдала, как Розали вливает в напиток маленькую рюмочку рома.

- Это для бодрости, - объяснила Розали, заметив взгляд подруги. - И ставим все это на лед. Проснётся - спасибо скажет.

Девушки принялись за готовку завтрака. Для салата с творогом и грушами Розали взяла свежий деревенский творог, нарезала спелые сочные груши тонкими ломтиками, добавила немного меда и посыпала измельченными орехами, которые слегка обжарила на сухой сковороде. Получилось блюдо, которое выглядело одновременно просто и изысканно.

- Когда встанет, пожарим ему яичницу с беконом, если захочет, - предложила Нэнси.

- Конечно, - согласилась Розали. - Этот салат, напиток, яичница… Нарежем сыр. Поджарим хлеб. По-моему, барону должно понравиться.

Обсуждая детали утренней трапезы, девушки закончили приготовления. Все было готово к тому моменту, когда барон соизволит спуститься. Но дом по-прежнему оставался тихим.

- На воздух так хочется, - Нэнси посмотрела в окно. - Может, прогуляемся? В саду должно быть чудесно!

Розали, погруженная в свои мысли после подслушанного ночного разговора, лишь молча кивнула. Девушки вышли наружу.

Сад барона был великолепен, но заметно запущен. Высокие яблони, склонившие свои ветви под тяжестью красных и желтых плодов, казались древними исполинами. Розы, когда-то пышно цветущие, теперь были немного одичавшими, их шипы цеплялись за платья, а бутоны, казалось, тянулись к солнцу, пытаясь вырваться из плена сорной травы. Воздух был напоен сладким осенним ароматом спелых фруктов и влажной земли. Легкий теплый ветерок ласково гладил лицо Розали, унося ее мысли куда-то вдаль.

Нэнси, увидев яблоки, тут же вернулась в дом за корзинкой. Она с радостным возгласом принялась собирать самые крупные и красивые плоды.

- Вот это урожай! - приговаривала она, наполняя корзинку. - С этим можно пирог испечь. И сливы тут есть!

Розали лишь улыбнулась. Она ходила между деревьев, рассеянно касаясь шершавых стволов. Наконец, Нэнси, заметив ее задумчивость, остановилась.

- Да о чем ты все время думаешь, Розали? Ты так молчалива с утра. Кстати, как бы наш хозяин не заставил нас еще и в саду работать!

Розали вздохнула. Настало время рассказать. Она повернулась к подруге, ее взгляд был серьезным.

- Я слышала кое-что вчера ночью, Нэнси. Когда выходила… ну, выходила в туалет. Барон разговаривал со своим другом. И друг сказал, что он хочет найти девушку для какого-то дела при дворе. А барон возразил ему, что это слишком неприятно и опасно. И что нужно оставить малышек в покое. Ну то есть нас, получается. Найти кого-нибудь другого. Интересно, для чего мы им могли понадобиться?

Нэнси опустила корзинку на землю, ее лицо мгновенно стало серьезным. В ее глазах промелькнула тревога.

Глава 8

Едва тарелки с остатками завтрака были отодвинуты в сторону, как господин Арман, с легкой улыбкой на губах, обвел девушек внимательным взглядом.

- Барышни, не спешите уходить, - произнес он, делая изящный жест рукой. - Отчего же так торопиться? День только начинается, а нам, кажется, предстоит еще несколько приятных часов. Барон, уверен, не откажется от продолжения нашего вчерашнего разговора.

Барон, который, казалось, только что пришел в себя благодаря утренним стараниям Розали и Нэнси, лишь слабо кивнул, его взгляд все еще блуждал по комнате. Арман, заметив его состояние, тут же поднялся и, не дожидаясь слуг, сам направился к небольшому резному шкафу, откуда извлек бутылку янтарного вина и две хрустальные рюмки.

- Вино - лучшее лекарство от утренней хандры, мой друг, - проворковал Арман, ловко наполняя рюмки. - Особенно такое, легкое, солнечное…

Розали, стоящая чуть поодаль у буфета, где она протирала бокалы, с досадой прикусила губу. Она ясно видела, как Арман, с ехидной усмешкой в глазах, намеренно спаивает барона. Ведь совсем недавно он был так благодарен за салат и яичницу, его глаза прояснились, а настроение улучшилось. Сейчас же, под влиянием Армана, он снова начал погружаться в мутную дымку опьянения. Розали понимала, что это не просто дружеское общение - это была некая игра, в которой барон был лишь марионеткой. Она внимательно изучала Армана: его свежий, отдохнувший вид, блестящие глаза, легкие, точные движения. Он сам почти не пригублял, лишь подносил рюмку к губам, делая вид, что пьет, но содержимое в ней почти не убывало.

Барон же, едва очнувшись от похмелья, с жадностью выпил предложенное вино. Глаза его снова затуманились, и он с несчастным видом уронил голову на стол. Арман, как ни в чем не бывало, повернулся к девушкам.

- Ну а вы, барышни, - продолжил Арман, обращаясь к ним с такой снисходительной улыбкой, от которой Розали захотелось спрятаться под стол. - Расскажите нам о своей жизни в деревне. Это, должно быть, так… увлекательно. Вы и правда собираете яйца из-под куриц? А коров, небось, сами доите?

Его тон был игривым, но за этим весельем Розали отчетливо слышала насмешку. Он выставлял их напоказ, как диковинных зверушек, пытаясь унизить их простоту перед своей изысканной натурой. Нэнси, не заметившая тонкой грани в его словах, напротив, оживилась. Она всегда любила рассказывать.

- О, господин! Конечно, - защебетала Нэнси, ее глаза заблестели от энтузиазма. - Мы там всё-всё умеем! Яйца собираем самые свежие, теплые еще! А у нашей Дорожки, это корова такая у нас, молоко самое вкусное! И доить я умею, еще как! И масло сбивать, и сыр делать… Мы с Розали и огород сажаем, и за курами-гусями смотрим, и в поле помогаем, когда сенокос. А зимой прядем шерсть, да вышиваем…Розали, правда, ещё и в школу ходит.

Нэнси распиналась, заливалась соловьем, описывая каждый аспект деревенской жизни с такой искренней непосредственностью, будто и не замечала иронии в голосе Армана. Она увлеченно рассказывала, как они рано встают, как управляются со всей домашней работой, как готовят незатейливые, но вкусные блюда.

Она описывала запахи свежеиспеченного хлеба, пение птиц, шум ручья, казалось, перенося частичку своей деревни прямо в эту роскошную, но угнетающую комнату.

Розали молчала. Ее взгляд был прикован к лицу Армана. Он задавал Нэнси свои дурацкие вопросы, иногда даже имитируя удивление или восхищение, но его глаза, казалось, были прикованы к Розали. Он изучал ее. В его взгляде читалось не просто любопытство, а что-то холодное, расчетливое. Розали чувствовала, как он пытается ее разгадать, понять, что скрывается за этой его маской. Она понимала, что для него они не просто служанки, а скорее объекты для наблюдения, развлечения, а, возможно, и для чего-то более серьезного. Это ощущение не давало ей покоя. Она чувствовала себя пойманной в ловушку, словно мушка, попавшая в паутину.

- А правда ли, что коровы так громко мумукают? - снова спросил Арман Нэнси, прервав ее рассказ об уходе за домашними животными. - Вот прямо-таки: «Му-у-у!»? И как же вы их понимаете?

Нэнси весело рассмеялась, ее звонкий смех эхом разнесся по высокой комнате.

- Ну конечно, господин! - ответила она. - Они же так общаются! И мы их понимаем, потому что живем с ними бок о бок. Это как свой язык, только без слов.

В то время как Нэнси продолжала беззаботно щебетать, Розали внутренне напряглась. Она ясно видела, что Арман наслаждается этим спектаклем, тем, как они, две деревенские простушки, вынуждены развлекать его своими рассказами. Он открыто показывал им их место. Однако, она не давала воли своим эмоциям. Просто ждала.

- После такого чудеснейшего завтрака, - проговорил Арман, потягиваясь в кресле, будто ленивый кот, - мне, пожалуй, стоило бы вернуться в свою спальню. Там нужно кое-что привести в порядок: открыть окна, чтобы проветрить дух недавнего переезда, да и подушки взбить не помешало бы. Розали, сделайте это, будьте так добры. - Последние слова прозвучали как приказ, не терпящий возражений, но при этом были облечены в обходительную форму.

На мгновение Розали замерла. Внутренне она вся сжалась, словно пружина, но внешне оставалась непоколебимой.

- Да, конечно, господин Арман. Сейчас все будет сделано, - ее голос прозвучал ровно, без единой дрожи.

Пока Арман, небрежно повернувшись к ней спиной, что-то рассматривал на потолке, Розали, едва заметным движением, сунула в рукав маленький, острый нож, который до этого лежавший перед ней. Первой мыслью, промелькнувшей в ее голове, было то, что он задумал нечто непристойное, пользуясь отсутствием барона и Нэнси. Она поднялась по лестнице чуть впереди него, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок.

Когда она проходила мимо него на площадке второго этажа, Арман неожиданно наклонился и легонько дунул ей в шею. Розали вздрогнула, словно от прикосновения мороза, ее сердце забилось чаще. Это было так неожиданно и противно, что она едва сдержалась, чтобы не отскочить.

Глава 9

Барон де Валуа внезапно появился в дверях спальни своего друга и остановился у порога, его лицо было омрачено лёгкой тревогой. Он мельком взглянул на Арманда, вальяжно развалившегося в кресле, затем перевёл взгляд на Розали.

- Розали, птичка, с тобой всё в порядке? - голос барона звучал обеспокоенно. Он сделал шаг к ней, словно желая убедиться в её благополучии, и Розали почувствовала, что он беспокоится не просто так.

Девушка поднялась и склонила голову в лёгком поклоне, стараясь скрыть внутреннее напряжение, которое сдавливало её грудь с того момента, как она оказалась наедине с Армандом.

- Да, господин барон, всё в полном порядке. Я... я уже собиралась идти, - проговорила она, едва слышно, хотя внутри неё бушевал целый вихрь мыслей и чувств.

Арманд лениво махнул рукой в сторону барона.

- Да брось, дружище, - протянул он, обращаясь к барону с напускной непринуждённостью. - Ты так волнуешься, словно я собирался съесть твою нежную пташку. Боже упаси, я никогда не тронул бы девушку даже пальцем против её воли. Я благородный человек, и уж точно не собираюсь пользоваться невинной овечкой. - В его словах Розали уловила насмешку. Ей хотелось поскорее убраться из комнаты.

Барон недоверчиво покачал головой, но его взгляд смягчился, когда он увидел, что Розали действительно выглядит невредимой, хоть и слегка смущённой. Он знал Арманда давно и был наслышан о его репутации отъявленного ловеласа, но также ему было известно, что друг его никогда не переступал определённой черты, по крайней мере, открыто.

- Вот что, Розали. - произнёс барон, покусывая губы, - сходите-ка с Нэнси на рынок. Он недалеко здесь. Спросите Матиаса. Вот несколько монет, держи. Сами решите, чем пополнить кладовую.

Розали поспешила ретироваться. Выйдя из спальни, она тут же отправилась в кухню, где её уже ждала Нэнси, суетившаяся у кухонного буфета.

На широком деревянном столе, отполированном до блеска от многолетних трудов, стояли остатки завтрака и грязные приборы.

- Розали, наконец-то! - воскликнула Нэнси, подняв на подругу взгляд, полный беспокойства. - Я уж думала, с тобой что-то случилось. Этот Арманд... он такой... какой-то опасный. Всё ли у тебя в порядке? Барон когда очнулся за столом, сразу спросил про тебя.

Розали подошла к столу, опустилась на одну из крепких деревянных скамеек и глубоко вздохнула.

- Всё в порядке, Нэнси, - ответила она, потирая виски. - Просто этот господин Арманд... он сделал мне то странное предложение, о котором мы с тобой говорили.

Нэнси тут же отставила в сторону горку тарелок и вопросительно взглянула на подругу. В её глазах мелькнуло любопытство, смешанное с тревогой.

- Господи, говори же скорее. Я сейчас умру от любопытства. Или от страха. Или от всего разом.

Розали помедлила с ответом.

- Он хочет, чтобы я... сыграла роль при дворе. В какой-то игре, как он выразился. Я так поняла, что нужно будет притвориться знатной дамой. Мол, это розыгрыш такой, просто шутка. Убеждал меня, что это абсолютно безопасно и безобидно.

Нэнси схватилась за голову, её лицо выражало неподдельный ужас. Её обычно весёлые глаза округлились, а веснушки на носу побледнели от волнения.

- Сыграла роль? Розали, ты с ума сошла! Ты не представляешь, как ты можешь пострадать! Ты же знаешь, что нельзя выдавать себя за аристократку или притворяться, что у тебя дворянское происхождение! Обман... это же страшное преступление! Это может стоить головы!

Розали кивнула, но вместе с тем, в её душе просыпалось какое-то странное любопытство.

- Я знаю, Нэнси, знаю. Но он так убедительно говорил, что это безопасно. Он сказал, что это всего лишь игра. И что мне не нужно бояться. Мне... мне нужно будет выслушать его до конца. Возможно, я что-то упустила. Возможно, это не так страшно, как кажется.

Нэнси вздохнула, понимая, что убедить Розали будет нелегко. Её подруга всегда отличалась упрямством.

- Ладно, - сказала Нэнси, сдаваясь. - Но будь предельно внимательна с ним, Розали! Если с тобой что-то случится…

- Обещаю, - Розали положила руку на плечо подруги. - А сейчас... нам нужно сходить на рынок. Барон велел. Масло почти закончилось, и я хотела бы посмотреть свежие овощи.

Нэнси кивнула, и они принялись за приготовления. Розали взяла большую плетеную корзину и надела белоснежный чепец, а Нэнси повязала на голову чистый платок, а сверху накинула на плечи вязаную шаль. Выйдя из дома, они прошли по дорожке к выходу, где Матиас приветливо кивнул им из своей будки у ворот.

- Доброго дня, девицы! Куда путь держите? - пробасил он, поправляя свою потрёпанную шляпу.

- На рынок, Матиас! - звонко ответила Нэнси. - За припасами для обеда.

- Будьте осторожны, - предупредил старик, - Не заплутайте. Вон между теми домами короткий путь. Идите туда, где виднеются шпили.

Девушки вышли за ворота особняка и направились по пыльной мощеной дороге в том направлении, которое указал Матиас.

По мере приближения к рыночной площади шум нарастал. Рынок кипел жизнью, представляя собой пёструю и шумную смесь людей, запахов и звуков. Крестьяне из окрестных деревень выставляли товары прямо на своих телегах, торговцы бойко зазывали покупателей.

Розали и Нэнси пробирались сквозь толпу, стараясь не задеть никого своими корзинами. Вокруг них сновали люди всех сословий: от бедно одетых крестьян до ремесленников в кожаных фартуках.

- Осторожно! - воскликнула Нэнси, увернувшись от резко развернувшегося тележника, перевозившего мешки с зерном.

Они подошли к мясной лавке, где висел целый ряд туш, свежих и уже разделанных. Запах сырого мяса смешивался с ароматом копченостей и специй. Мясник, крупный мужчина с красным лицом и огромным ножом, громко расхваливал свой товар.

- Свежая свинина! Сочная говядина! Подходите, у меня лучшая цена! - кричал он, ловко разрубая кусок мяса.

Розали купила немного свежего сала и несколько ломтей говядины для горохового супа. Затем они направились к зеленной лавке. Свежие овощи и фрукты были аккуратно разложены на плетёных циновках. Зелень, ярко-зелёная и сочная, источала приятный, свежий аромат. Разноцветные корнеплоды - морковь, репа, лук - лежали горками.

Глава 10

Розали чуть помедлила с ответом. В её представлении подобные игры с коронованными особами казались немыслимым безумием, верным путём к виселице. Сначала сердце сжалось от страха, предчувствуя беду, но любопытство, неизменно сильная её черта и врождённый авантюризм пересилили первоначальный испуг. Чтобы узнать побольше, она решила принять игру Арманда, хотя бы на словах, притворившись заинтересованной.

- Допустим, я согласилась, - произнесла Розали задумчиво. - Вы ведь всё равно рассказали бы мне мою роль подробно, не так ли? - она взглянула ему прямо в глаза, увидев в них предвкушение и азарт, блеск в глазах охотника, заманивающего добычу. - Как именно это должно произойти? Я же не могу просто прийти во дворец с улицы, побродить там, а потом объявить, что я где-то что-то увидела.

Арманд довольно хохотнул, его смех раскатился по саду, заставив птиц взлететь с ветвей деревьев. Ему всё больше нравилась сообразительность девушки. Он ожидал страха или наивности, но не такого острого ума, который сразу же схватывает суть проблемы и ищет слабые места в замысле.

- Прекрасный вопрос, Розали! Прекрасный! - он сделал небольшой театральный жест рукой, словно дирижируя невидимым оркестром. - И, конечно же, я уже всё продумал до мельчайших деталей. Вы правы, ваша задача - стать свидетелем, но не просто, а свидетелем доверенным, чьё слово не подвергается сомнению. Вы должны быть человеком, чья репутация не вызывает подозрений, а присутствие при дворе кажется естественным.

Розали слушала, скрестив руки на груди, и в голове уже крутились мысли. «Доверенным... Значит, нужен кто-то, кто меня представит. Кто же достаточно влиятелен для этого? И почему он так уверен, что это сработает?»

- Мой добрый друг, барон де Валуа, - Арманд кивнул в сторону дома, - он введёт вас во дворец. Именно барон, а не я. У барона, в отличие от меня, прекрасные, можно сказать, давние и весьма теплые отношения с самим королем. Они не раз вместе охотились, обсуждали государственные дела, играли в шахматы. Король ему доверяет. Именно это доверие мы и используем.

«Так-так, - промелькнуло в мыслях Розали, - значит, барон - ключ ко всему. Это очень рискованно для бедного барона, кстати. Потерять такое выгодное положение, доверие короля… Зачем это ему?»

- Барон представит вас, скажем... своей племянницей из провинции, - продолжил Арманд, потирая подбородок. - Девушкой, приехавшей в столицу, чтобы... нууу… познакомиться с придворной жизнью или, возможно, найти себе достойную партию. Мы ещё решим, какая легенда будет звучать убедительнее и давать вам больше свободы передвижения. Главное, что вы будете находиться внутри, на законных основаниях, имея возможность оказаться в нужное время в нужном месте, не вызывая подозрений. Ваше появление там не будет случайным, но будет достаточно объяснимым.

«Племянница барона? Это даёт мне определённый статус, пусть и скромный. Но как я, простая деревенская девчонка, смогу сыграть роль знатной дамы, пусть и из провинции? Мои манеры, моя речь... Это будет сложнее, чем ему представляется. Нужно будет наблюдать, говорить, держаться как благородная особа. Этому невозможно обучиться так быстро»

- А что до самого покушения... - продолжил Арманд, и его голос стал чуть тише, заговорщически, но с нотками азарта. - Это будет не что-то грандиозное, но достаточно эффектное, чтобы король запомнил меня как своего спасителя. Представьте: пир, или, возможно, небольшой прием. Король за столом, наслаждается общением, возле него крутится слуга, его величество подносит бокал к губам, и вдруг... - Арманд сделал паузу, чтобы усилить драматический эффект.

Розали ждала продолжения, не выдавая своих чувств, хотя уже могла предположить, что он скажет дальше.

- И в этот самый момент, - Арманд выпрямился, его глаза горели. - Я, будто бы случайно заметив что-то, бросаюсь вперёд и выхватываю бокал из рук его величества! Поднимаю тревогу, требую проверки напитка. Разумеется, я сделаю это так, чтобы мой поступок выглядел героическим порывом, а не спланированным действием. Король будет шокирован, но и глубоко благодарен. Он увидит в этом не просто случайность, а попытку устранения, предотвращенную благодаря моей бдительности.

«Случайно заметив? - усмехнулась Розали про себя. - Это же целый спектакль! Не думаю, что там вокруг слепые или дурачки. Арманд рискует, но и выигрыш огромен. Стать героем, спасителем короля... А слуга, который подсыплет для вида что-то, что с ним будет? Что-то во всём этом очень не так, не правильно. Но что? Нужно перебрать все детали и понять, в чём он дурит меня.»

- Ваша роль, Розали, - он снова повернулся к ней, - будет заключаться в следующем. Вы, находясь где-то неподалеку, станете тем самым очевидцем. Вы тоже видели, как слуга что-то подсыпал в бокал короля. Когда поднимется шум, вы подтвердите, что видели это своими глазами. Ваше свидетельство, как племянницы барона, подтверждённое его репутацией, будет неоспоримым. Вы - ключевое звено в этой цепи доказательств.

Розали переваривала услышанное. Сильная сторона плана - доверие к барону, театральность поступка Арманда. Слабые стороны - риск для слуги, для самой Розали, если её игра будет недостаточно убедительной. Она сама не заметила, как увлеклась этой, вроде бы как, просто придуманной историей. Ей нравилось находить в этом плане слабые места и отмечать сильные, просчитывать возможные ходы и последствия.

- То есть, я должна буду подтвердить, что видела, как слуга подсыпал яд? - уточнила Розали, стараясь сохранить невозмутимый вид, хотя внутри всё кипело от смеси страха и возбуждения. - А что будет со слугой? Он... он ведь точно пострадает?

Арманд лишь пожал плечами, и эта безразличная гримаса заставила Розали почувствовать холодок.

- Это уже лишние детали, моя дорогая Розали. Уверяю вас, никто серьёзно не пострадает. Всё будет обставлено так, чтобы жертвы были минимальными. Главное - результат. И, конечно же, вы сможете быть уверены в моей вечной благодарности.

Глава 11

Барон сидел за массивным дубовым столом в столовой, погруженный в свои мысли. Его обычно добродушное лицо было хмурым, а взгляд - тяжелым. Розали и Нэнси бесшумно накрывали ужин: на столе появилась миска с наваристым гороховым супом с кусочками говядины, пышный домашний хлеб с хрустящей корочкой, тушеная капуста с лесными грибами и щепоткой пряных трав, а также тарелка с малосольными огурцами. Аромат свежей еды наполнял комнату, но не мог развеять тяжелую атмосферу.

Барон ел молча, почти не глядя на девушек. Розали заметила, что он даже не притронулся к кувшину с вином, который стоял перед ним.

- Арманд сказал мне, что ты согласилась… - начал он, но его голос оборвался. Он поднял на Розали взгляд. - Милая девочка, я категорически против того, чтобы он впутывал тебя в свои дела.

Розали сделала шаг ближе, чувствуя, как внутри нарастает смелость.

- Но почему же вы на это соглашаетесь? - ее голос прозвучал тверже, чем она ожидала.

Барон тяжело вздохнул и отвел взгляд.

- У меня есть свои причины…

- Но какие? Вы же так прекрасно живете, король облагодетельствовал вас, у вас есть все, что нужно. Почему вы не можете отказать господину Арманду?

Барон помедлил, словно взвешивая каждое слово. Он посмотрел на Розали, и в его глазах читалась какая-то глубокая, давняя боль, смешанная с отчаянием.

- Много лет назад, Розали, я был женат, - начал он, понизив голос, - моя жена… она была всем для меня. Но потом пришла болезнь, медленная и безжалостная, та, что высасывает жизнь из человека каплю за каплей. Мы обращались ко всем лекарям, но никто не мог помочь. Я был в отчаянии, готов был отдать все, что имел, лишь бы спасти ее. Моя дорогая жена не хотела расставаться со мной ни на минуту. Она боялась умереть без меня, поэтому я держал её за руку день и ночь.

Барон сжал кулаки, вспоминая ту боль.

- Тогда господин Арманд узнал о моей беде и предложил свою помощь. Он взял на себя все хлопоты, связанные с лечением: он доставлял редчайшие травы из далеких земель. Привозил знахарей, которые творили чудеса. Арманд заботился обо всём, освобождая меня от всех забот, чтобы я мог находиться рядом с моей любимой.

Голос барона дрогнул.

- Несколько месяцев мы боролись. И благодаря его невероятным стараниям, моя любимая жена прожила гораздо больше, чем мы даже боялись надеяться. Ее последние дни были наполнены относительным покоем: она могла пройтись по саду, подышать свежим воздухом на улице. Эти усилия продлили ей жизнь и облегчили ее страдания. В тот момент, в полном отчаянии, когда я увидел, что она снова может улыбаться, я поклялся Арманду, что сделаю для него все, что он пожелает. Все, что угодно. И эту клятву, данную на грани горя и безысходности, я не могу нарушить.

Они помолчали. Глаза Розали были наполнены слезами. Ей до боли было жаль барона. Стало понятно, почему барон так предан Арманду. Тут возразить было совершенно нечего. Конечно, может быть, и глупо ставить под удар всю свою нынешнюю жизнь из-за старой клятвы, но это было право барона. Розали прижала руки к груди и как можно убедительнее попросила барона:

- Я понимаю, у вас есть свои причины участвовать в этой затее, но, поверьте, у меня для меня они тоже есть. И я полностью отдаю себе отчет в том, чем рискую. Возможно, это часть пути, по которому я должна пройти, чтобы сбылось предсказание повитухи.

Барон заинтересовался.

- Что это за предсказание?

Розали в двух словах рассказала ему о словах старой повитухи, а затем полушутя добавила:

- Во всяком случае, она не предсказывала мне, что мне отрубят голову или повесят. Поэтому можно надеяться, что все обойдется.

Барон рассмеялся. Не весело, но рассмеялся.

- Ладно, мы еще поговорим об этом, - сказал он и, поднявшись, направился к себе.

Прошло несколько дней. Арманд привел в особняк преподавательницу хороших манер - сухощавую элегантную даму по имени мадам Элеонора, с острым взглядом и манерами старой графини, для которой этикет был настоящим искусством. Она была из обедневшего, но благородного рода, и ее острый ум и безупречное знание придворного этикета были ее единственным достоянием. С ее появлением жизнь Розали круто изменилась.

С раннего утра и до позднего вечера ее дни теперь были расписаны по минутам. Мадам Элеонора не давала спуску, требуя абсолютного совершенства в каждом движении, каждом слове.

Уроки начинались с положения тела:

- Спина прямая, плечи расправлены, подбородок чуть приподнят, словно вы несете на голове корону, моя дорогая, - наставляла мадам, прохаживаясь вокруг Розали с длинной палкой, которой порой легонько поправляла ей осанку.

Затем шли уроки ходьбы:

- Шаг должен быть легким и скользящим, никаких прыжков или поспешности, - говорила она. - Платье - это часть вас, оно должно струиться за вами, не мешать. Когда поднимаетесь по лестнице, чуть приподнимите подол, чтобы не споткнуться, но так, чтобы никто не увидел ваших щиколоток. Это важно, запоминайте!

Большое внимание уделялось манерам за столом. Розали училась правильно сидеть, едва касаясь спинки стула, держа спину ровно. Мадам Элеонора показывала, как изящно держать вилку и нож, как незаметно отрезать кусочки мяса, как аккуратно есть суп, не проронив ни капли.

- Никогда не кладите локти на стол, - строго инструктировала она. - Разговаривайте тихо, но внятно, и никогда не говорите с набитым ртом!

Речь и дикция были не менее важны. Розали приходилось повторять фразы снова и снова, избавляясь от деревенских оборотов и привычки говорить слишком быстро.

- Каждое слово должно быть отчетливым, голос - мелодичным. Вы - дама, а не торговка на рынке! - строго говорила мадам, заставляя ее читать вслух сонеты.

Розали чувствовала себя измотанной, но в то же время осознавала, насколько важны эти уроки. Каждый вечер она падала в кровать без сил, но засыпала с мыслью, что завтрашний день принесет новые испытания и новые знания. Она понимала: это ее путь к цели.

Глава 12

Карета мерно покачивалась на брусчатке столичных улиц. Роскошный экипаж, обитый изнутри темно-синим бархатом, с гербом барона на дверцах, приковывал к себе взгляды прохожих. Но сидящим внутри было не до их праздного любопытства. Воздух, казалось, звенел от напряжения. Барон сидел напротив, прямой как палка, и смотрел в окно невидящим взглядом. Его лицо было бледным и непроницаемым, словно маска.

Рядом с Розали, на маленькой откидной скамеечке, примостилась Нэнси. На ней было строгое, но элегантное платье служанки из темной ткани с белоснежным воротничком и манжетами. Она сидела тихо, боясь нарушить хрупкое молчание. Наконец, не выдержав, она чуть подалась вперед и прошептала так, чтобы услышала только Розали:

- Ты волнуешься?

Розали медленно повернула к ней голову. Ее щеки горели, а глаза, казалось, стали еще больше и темнее. Она ответила таким же тихим шепотом, в котором смешались страх и восторг:

- И да, и нет. Во мне будто все трепещет, Нэнси. Словно сотни бабочек бьются о ребра. Сердце колотится так, что, кажется, его слышно на всю карету. - Она сделала паузу, пытаясь подобрать слова. - Я чувствую себя натянутой струной. Один неверный звук, одно неловкое движение - и я порвусь. Думаю о…нашем общем деле, и о Грегори. Бог мой, а если мы встретим его там вот прямо сразу? Что тогда будет? Я ведь не сказала Арманду, что кое-кто может знать меня.

Нэнси сочувственно сжала ее руку в тонкой перчатке. Весь грандиозный, безумный план Арманда начинался с этого дня, этого часа. И она, простая девушка Розали, была его главным действующим лицом.

Мысли уносили ее назад, в прошедшие недели, которые пролетели как один суматошный сон. Занятия с мадам Элеонорой продолжались с неослабевающей интенсивностью. День за днем она оттачивала каждое движение, взгляды и интонации. Она научилась делать реверанс с такой легкостью, будто занималась этим всю жизнь, и вести светскую беседу и поддерживать лёгкий разговор. Мадам Элеонора была довольна. «В тебе есть стержень, дитя мое, удивительный и острый ум, - однажды сказала она. - Истинная порода, которую не скрыть под простым платьем».

Розали потом долго думала об этом. Действительно - откуда это в ней, дочери крестьянки и кузнеца. Однако, ответа всё равно не было, поэтому и не было смысла об этом рассуждать.

Потом были бесконечные примерки. Мадам Адель, портниха, принесла целую гору эскизов. Наряды шились в спешке, но с невероятным мастерством. Сегодня на Розали было одно из этих творений - платье из небесно-голубого шелка, которое подчеркивало ее тонкую талию и оттеняло фарфоровую кожу. Высокая прическа открывала изящную шею, а несколько искусно завитых локонов кокетливо спадали на виски. Нэнси тоже получила несколько новых, добротных платьев для роли ее камеристки. Глядя на себя в зеркало в то утро, Розали впервые не узнала свое отражение. На нее смотрела настоящая леди, благородная девица, в чьем происхождении никто не посмел бы усомниться.

Все это время Арманд был рядом. Он появлялся почти каждый день, принося с собой новости из дворца и заряжая (на самом деле раздражая) всех своей неуемной энергией.

- Я готовлю почву, моя дорогая, - говорил он ей, сверкая глазами. - Весь двор уже гудит, как растревоженный улей. Я всем рассказал, что барон де Валуа, наш почтенный затворник, наконец-то решил явить свету свою племянницу, воспитывавшуюся вдали от столичной суеты, в уединенном поместье. Я так расписал твою красоту и изящество, что разбередил всеобщее любопытство до предела. Теперь все, от старых фрейлин до молодых повес, ждут не дождутся твоего появления!

Он лукаво подмигнул ей и добавил, посмеиваясь:

- Готовься, Розали. Наши великосветские красавицы уже точат коготки и хотят вонзить в тебя свои острые зубки. Они уже чувствуют в тебе соперницу. Тебе придется выдержать их оценивающие взгляды, выслушать их колкости, замаскированные под комплименты. Но я верю в тебя. Мадам Элеонора сделала из тебя настоящий бриллиант. Осталось лишь явить его миру.

Тогда его слова казались чем-то далеким и нереальным. Но сейчас, когда до дворцовых ворот оставались считанные минуты, она всем своим существом ощущала эту ядовитую атмосферу. Она ехала не просто на бал. Она ехала на поле битвы, где ее оружием будут лишь улыбка, изящный поклон и к месту сказанное острое слово.

Карета замедлила ход и остановилась. Послышались голоса, лошадиное фырканье и скрип открываемой дверцы. Розали сделала глубокий вдох, расправила плечи до боли в лопатках, как учила мадам Элеонора, и подняла подбородок. Струна натянулась до предела. Спектакль начинался.

Карета плавно остановилась у массивных чугунных ворот, украшенных золочеными вензелями. Едва слышно скрипнули тормоза, и тотчас же створки распахнулись, пропуская экипаж на широкую подъездную дорожку, усыпанную мелким гравием. По обе стороны дорожки выстроились ровные ряды вековых дубов, чьи кроны казались нарисованными на фоне безоблачного голубого неба. Впереди, залитый солнечным светом, высился Королевский дворец - величественное сооружение из белого камня, чьи купола, шпили и бесчисленные окна отражали сияние дня. Ощущение грандиозности и роскоши этого места буквально сбивали дыхание у того, кто видел это в первый раз.

В ту же секунду дверца кареты распахнулась. Молодой лакей в ливрее с королевскими лилиями опустил подножку экипажа. Розали глубоко вздохнула, пытаясь унять стук сердца, который отдавался где-то в висках. Ей казалось, что каждый нерв в ее теле натянут до предела, и малейшее движение может выдать ее внутреннее смятение. Машинально, с истинно аристократической грацией, она выставила вперед маленькую ножку в атласной туфельке, легко ступила на подножку и, чуть приподняв подол небесно-голубого платья, как её учила мадам Элеонора, плавно сошла на гравий. Ткань платья мягко скользнула по ее пальцам, и движение это было исполнено с такой естественностью, будто Розали когда-то впитала это с молоком матери.

На ступенях дворца их уже ждал высокий, сухопарый господин в строгом черном камзоле с серебряной цепью на шее - управляющий делами двора, месье Дюмон. Рядом с ним стояло еще несколько придворных, чьи лица выражали смесь любопытства и вежливой сдержанности. Барон, выйдя из кареты следом за Розали, сразу же взял ее под руку, чуть приобняв, демонстрируя всем свою отеческую заботу. Его глаза сияли наигранным торжеством. Впрочем, эта наигранность не была видна окружающим.

Глава 13

Обсуждение каждого приёма было долгим, выматывающим, но для Арманда - плодотворным.

Он буквально выпотрошил из Розали каждую деталь: что сказал канцлер, как отреагировала на ее появление ехидная мадам де Лафорж, какие взгляды бросала на нее вдова герцога. Он записывал, помечал, чертил схемы, словно анализировал военную операцию, а не светский выход. Розали отвечала, вспоминая даже самые мимолетные улыбки и едва заметные подрагивания век. Все эти встречи она искала Грегори в каждом лице, в каждом жесте, в каждом силуэте, но он не появился. Это было и облегчением, и новым, острым уколом разочарования.

Розали чувствовала себя выжатой до последней капли, но Арманд был доволен - ни единой осечки, ни единого прокола. «Именно так, Розали, - сказал он, сжимая ее плечо так крепко, что было больно, - именно так создается репутация. Шаг за шагом. И теперь у тебя есть основа. Скоро твоё слово будет зачение при дворе». Эти слова должны были успокоить, но лишь усилили внутреннюю дрожь Розали.

Нынешнее утро началось с тревожного предчувствия мнимой племянницы. Воздух в доме барона был наэлектризован, словно перед грозой. Нэнси, бледная и нервная, шепнула, что барон с самого утра принимает какую-то даму.

- Старуха, - уточнила она, - с видом гарпии, которая ищет, что бы сожрать.

Розали не успела толком проснуться, как барон вызвал ее в гостиную.

Войдя, она увидела картину, от которой екнуло сердце. Барон стоял посреди комнаты, сцепив руки за спиной, его лицо было неестественно бледным. Напротив него, в кресле, восседала дама. Она была не просто старой, а древней, словно высохший пергамент, обтянутый бархатом и кружевами. Ее маленькие, острые глазки буравили Розали, а тонкие губы были поджаты в ехидной усмешке. От нее веяло холодом склепа и запахом давно забытых тайн.

- Розали, дитя моё, это мадам де Монтанье, - барону явно было нехорошо.

Розали вспомнила. Это была та самая, о которой Арманд предупреждал как о самой язвительной и въедливой даме при дворе, коллекционере чужих скелетов в шкафах.

- А вот и наша юная прелестница, - проскрипела мадам де Монтанье. Ее голос был похож на шелест осенних листьев, но с металлическими нотками.

- Подойди поближе, дитя. Я желаю рассмотреть тебя как следует.

Розали сделала несколько шагов вперед, сохраняя показное спокойствие. Холодные, оценивающие взгляды мадам скользнули по ее лицу, фигуре, платью, словно ища изъяны. Она чувствовала себя тряпичной куклой, каждое движение казалось неуклюжим, каждый вздох - слишком громким.

- Итак, - произнесла старуха, растягивая слова, - ты, значит, племянница барона де Валуа, стало быть дочь моей давней, очень давней подруги.

Ее взгляд вновь вернулся к барону, застывшему в напряженной позе.

- Дорогой барон, - голос мадам де Монтанье стал сладким, но источал яд, - я помню вашу покойную сестру, весь её облик, как будто это было вчера. Прекрасная, добрая душа. И... абсолютно бездетная, что она всегда оплакивала. Так что, дорогой мой, какие, к дьяволу, племянницы?

Последние слова прозвучали как удар хлыста. Барон пошатнулся. Его лицо посерело, челюсть отвисла, глаза выпучились, и он начал судорожно хватать воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Он попытался что-то сказать, но изо рта вырвался лишь хриплый, прерывистый звук. Его растерянность была настолько очевидна, что скрыть ее не мог даже самый искусный актер. Он был пойман, и Розали почувствовала, как волна паники поднимается в ней. Все пропало. Один неверный шаг, и все их старания превратятся в прах.

Но она не могла позволить этому случиться. В ее голове вспыхнула одна из фраз Арманда: «Покажи им раскалённое железо, сталь, даже если внутри у тебя лед». Она расправила плечи, подняла голову и посмотрела прямо в колючие глаза старой гарпии, призывая на помощь всю свою выдержку. Ее голос прозвучал спокойно, четко, без тени дрожи, хотя внутри все сжималось от страха.

- Мадам, вы абсолютно правы. У покойной баронессы де Валуа действительно не было своих детей, и она глубоко страдала от этого. Я никогда не утверждала, что являюсь ее кровной племянницей. Я - воспитанница, которую ее светлость, баронесса де Валуа, приняла под свою опеку незадолго до своей кончины.

Розали сделала паузу, позволяя своим словам осесть в воздухе, словно пыль. Она бросила быстрый, почти незаметный взгляд на барона, который, кажется, перестал задыхаться, уставившись на нее широко раскрытыми глазами.

- Что же касается барона... - она повернулась к нему с самым искренним выражением благодарности на лице, - барон де Валуа был столь добр и милосерден, что, помня о тёплых отношениях со своей сестрой, которая мечтала о наследниках, всегда называл меня своей племянницей. Для него это было данью памяти и проявлением огромной доброты ко мне, сироте, которую приютила его сестра. Я бесконечно ему благодарна за это благородство, мадам. Он заменил мне умершую тётушку и назвал своей племянницей. Я ношу это имя с гордостью и честью, как знак его безграничной заботы.

Розали закончила, сохраняя позу и выражение лица, которое должно было источать глубочайшую признательность и скромность. Комната погрузилась в тишину. Мадам де Монтанье сузила свои глазки до щелочек, пронизывая Розали насквозь. Старуха переваривала информацию, ища подвох, но отточенная фраза Розали, построенная на искренности и благодарности, не оставляла явных лазеек для атаки. Расчет был прост: перевести внимание с противоречия на благородство барона, сыграть на эмоциях и прикрыть недосказанность его добротой. И, кажется, это сработало. Лицо мадам де Монтанье немного расслабилось, хотя ехидство не исчезло полностью. Она медленно кивнула, словно смакуя каждый оттенок этой новой, более сложной лжи.

- Хм, - наконец произнесла она. - Значит, так. Весьма... трогательно. Наш барон всегда отличался таким, кхм, своеобразным благородством. Что ж, дитя, это меняет дело.

- Надеюсь, я утолила ваше любопытство, мадам. - Розали сделала выученный книксен.

Глава 14

Воздух в комнате был густым и тяжелым, пропитанным ароматом лавандовой пудры и горячего воска. Розали стояла перед огромным венецианским зеркалом. Платье из темно-синего бархата, цвета ночного неба перед грозой, облегало ее фигуру, словно вторая кожа. Тысячи крошечных серебряных нитей, вплетенных в ткань, мерцали при каждом движении, создавая иллюзию звездной россыпи. Глубокое декольте было отделано тончайшим брюссельским кружевом, а длинные рукава плотно обхватывали руки, заканчиваясь такими же кружевными манжетами.

Нэнси закрепила последнюю шпильку в высокой прическе Розали, поправив темные локоны, выбивались лишь несколько тщательно завитых прядей, обрамлявших лицо. Она отступила на шаг, с нежностью и гордостью глядя на свою подругу.

- Боже, какая ты невероятная, - выдохнула она, и ее голос дрогнул. - Ты просто лучше всех. Ты затмишь сегодня каждую.

Розали смотрелась в зеркало, но видела не себя - не ту деревенскую девушку, что еще год назад бегала босиком по росистой траве. В отражении стояла холодная, уверенная в себе аристократка с прямой спиной и пронзительным взглядом. Ее глаза, казалось, стали темнее, а в их глубине затаилась тень знания, которого у прежней Розали никогда не было. Она стала совершенно другим человеком. Рука невольно коснулась гладкой, прохладной ткани на талии. А может быть, она всегда была такой, просто не знала этого? Эта мысль пронзила ее сознание, как вспышка молнии, на миг ослепив и оставив после себя звенящую пустоту. Она всегда носила эту силу в себе, но лишь обстоятельства, словно умелый огранщик, придали ей форму.

В комнату, не постучав, вошел Арманд. Его лицо, как всегда, было непроницаемой маской вежливости, но в уголках губ застыла едва заметная хищная усмешка. Он окинул Розали оценивающим взглядом, задержавшись на бриллиантовом колье, холодно сверкавшем на ее шее.

- Вы готовы, мадемуазель? Его величество не любит ждать. Барон уже внизу.

Барон де Валуа. При упоминании его имени Розали почувствовала укол жалости. Он был в этой игре лишь пешкой, напуганной и слабой. Она видела его внизу, перед тем как спуститься. Он стоял у камина, и его руки, сжимавшие бокал с вином, мелко дрожали. Он был напуган до смерти, и это делало его еще более жалким.

Розали двигалась плавно, шлейф её платья бесшумно скользил по ступеням. Арманд шел рядом, а барон де Валуа, бледный как полотно, встречал их обреченным взглядом. Нэнси, в скромном платье компаньонки, замыкала процессию. У выхода их ждал экипаж. Сторож, увидев богатый выход, просто молча склонился перед ними, а Арманд подал Розали руку. Его прикосновение было влажным и холодным. Девушке показалось, что она прикоснулась к жабе.

Экипаж тронулся, и за окном поплыли улицы столицы. Город готовился к ночи: зажигались масляные фонари, их тусклый свет выхватывал из темноты фасады богатых особняков, спешащих прохожих, тени в подворотнях. Колеса мерно стучали по брусчатке, и этот звук был единственным, что нарушало гнетущую тишину внутри кареты. Арманд смотрел в окно, погруженный в свои мысли. Барон сидел напротив, втянув голову в плечи и не поднимая глаз. Розали чувствовала общий страх, но сама была спокойна. Холодное, почти неестественное спокойствие. Она знала, на что идет.

Королевский дворец сиял огнями. Множество карет и экипажей выстроились в длинную очередь у парадного входа. Когда они подъехали, их встретили гвардейцы в парадных мундирах. Распорядитель громогласно объявил их имена.

- Барон де Валуа и господин Арманд, а так же мадемуазель Розали Вуд!

Имя барона было встречено уважительными кивками. Розали, благодаря последним событиям и слухам, которые Арманд так умело распространял, уже была известна при дворе, и на нее смотрели с нескрываемым любопытством. Многие дамы провожали ее завистливыми взглядами, а кавалеры - восхищенными.

Но завидев Арманда, одни откровенно отворачивались, другие делали вид, что не заметили его. Тот держался позади, позволяя Розали и барону быть в центре внимания, но его мрачная фигура следовала за ними тенью.

Зал был огромен и великолепен. С высоких потолков, расписанных сценами из античной мифологии, свисали гигантские хрустальные люстры, заливавшие все вокруг светом сотнями свечей.

Звучала музыка, смешиваясь с гулом голосов, шелестом платьев и звоном бокалов. Розали медленно шла под руку с бароном, вежливо улыбаясь и кивая в ответ на приветствия. Она чувствовала себя актрисой на сцене, играющей свою самую важную роль. Скоро должен был начаться ужин, и тогда...

И в этот момент она увидела его.

Грегори стоял у колонны в другом конце зала, разговаривая с кем-то. Он почти не изменился. Та же гордая осанка, те же темно-русые волосы, тот же профиль, который она так часто рисовала в своем воображении.

Грегори… Сердце пропустило удар, а затем забилось так сильно, что, казалось, его стук заглушает музыку. Воздух застрял в легких.

Она коснулась руки Нэнси, стоявшей рядом.

- Посмотри... это он или я сошла с ума? - прошептала Розали, не сводя с него глаз.

Нэнси проследила за взглядом подруги. Ее лицо на мгновение застыло от удивления.

- Розали... - тихо ахнув, прошептала она ей на ухо. - Это действительно он. Что ты сейчас будешь делать?

Ответ пришел сам собой. Вскинув подбородок, Розали высвободила свою руку из-под локтя барона и, пробормотав извинения, двинулась через зал. Она шла прямо к Грегори, не замечая удивленных взглядов, не слыша музыки. Весь огромный, сияющий зал сузился до одной точки - до фигуры человека у колонны.

Он обернулся, почувствовав на себе ее пристальный взгляд. Отвесил ей учтивый поклон, и на его губах появилась вежливая, но ничего не выражающая улыбка.

- Здравствуйте, господин Грегори, - голос Розали чуть подрагивал.

Он прищурил взгляд.

- Кто вы? Простите, не узнал. Ваше лицо мне смутно знакомо.

Ее сердце сжалось от грустной иронии. “Смутно знакомо.” Она горько усмехнулась.

- Смутно? Мы встречались в деревне, когда вы проезжали мимо. Мы с вами обходили костер во время праздника лотоса.