Любовь и влюбленность

1 глава. Встреча

Мендвилл-холл был большим величественным замком, окруженным тенистыми аллеями, садами и густым лесом. На дворе стояла поздняя весна, поэтому великолепная растительность, окружавшая замок, предстала перед Филиппой в девственной, пышущей юностью и свежестью красоте.

Девушка ни разу не была здесь раньше. Она отлично знала мистера Чарльза Мендвилла, так как он довольно часто наведывался в Кагор, к ее отцу, по разным делам. Однако никогда ранее, несмотря на многочисленные приглашения, она не посещала его имения.

Покойный Вильям Фарланд, отец Филиппы, был очень замкнутым человеком, и к тому же мнительным. Он редко выезжал из своего поместья, и дочь свою тоже не отпускал. Отчасти его нежелание путешествовать было продиктовано страхом перед разбойниками, которыми были полны в то время английские дороги. Кроме того, за свою жизнь Вильям Фарланд слишком много лет провел вне дома. Как и король Карл II, он сбежал от круглоголовых[1] в солнечную Францию. Жизнь на чужбине так опротивела ему, что, вернувшись в Англию он предпочитал без острой нужды никуда не выезжать из своего имения, где и растил, подобно самому ценному сокровищу, свою единственную дочь – Филиппу. Девочка росла умной, но своенравной и избалованной. Впрочем, отец в ней души не чаял, как и она в нем.

Увы, но свое первое путешествие Филиппа была вынуждена проделать одна, без любимого отца, который уже несколько месяцев как покоился в семейном склепе.

К счастью, эта первая поездка прошла благополучно и страхи ее отца не оправдались.

Молоденькая девушка стояла на пороге роскошного замка своего опекуна, где ей предстояло жить несколько ближайших лет, вплоть до своего замужества или совершеннолетия. Что таили эти стены, она не знала, но всеми силами старалась напустить на себя уверенный и безразличный вид, хотя и испытывала легкое волнение, сопровождаемое неприятным покалыванием в груди.

К счастью, с ней рядом была любимая кормилица, заменившая Филиппе мать, которую она не помнила, и ее дочь Шарлотта, которая была для молодой леди, как сестра.

У входа в замок Филиппу встречала вся семья и огромный штат слуг в роскошных ливреях и париках. Встреча юной гостьи была обставлена со всей пышностью и торжественностью, свойственной правилам хорошего тона того времени. И Филиппа была немало польщена таким вниманием.

Выйдя из кареты, она на некоторое время замерла в нерешительности. Сэр Чарльз выступил вперед, но на лицах домочадцев она увидела немой вопрос. И только тут сообразила, что забыла снять с себя дорожную маску «визаж», в которой обычно совершали путешествия леди, дабы защитить лицо от грязи и пыли. Завязок на ней не было, поэтому, чтобы маска не слетала, дама вынуждена была держать ее ртом, за специальный выступ с внутренней стороны. Таким образом, разговаривать во время путешествия, как и перекусывать, было невозможно. Зато лицо леди оставалось чистым и свежим.

Филиппа торопливо сняла маску и, смущенно улыбнувшись, протянула ее Шарлотте.

Сэр Чарльз Мендвилл – был невысоким коренастым мужчиной средних лет, ничего выдающегося в его внешности не было и, увидев раз, его довольно легко было забыть. Рядом с ним с горделивой осанкой стояла его жена - леди Памелла. Это была невысокая женщина с очень грустным и изможденным лицом. В ее облике еще можно было разглядеть следы былой красоты, которые только подчеркивали, насколько беспощадно время. Тем не менее, девушка с первого взгляда почувствовала к этой женщине расположение.

Филиппа сделала приветственный реверанс. Затем вновь встала ровно, гордо подняв свою хорошенькую головку. Пытливый взгляд девушки скользнул дальше и тут же замер в неподвижности.

Словно волна жара обдала Филиппу с ног до головы, сердце бешено заколотилось, руки задрожали. Никогда еще она не испытывала ничего подобного.

Перед ней стоял статный высокий блондин с большими темно-карими глазами - старший сын сэра Чарльза, Дэвид Мендвилл. Молодой мужчина был безупречно сложен, его лицо имело идеально правильные черты: пухлые губы, ровный немного заостренный нос, высокий лоб и волевой подбородок с ямочкой. Он показался Филиппе живым воплощением Аполлона. Но главное - его пронизывающий и сладострастный взгляд. Он смотрел на девушку вызывающе и оценивающе, как смотрят покупатели на племенную кобылу, пытаясь понять, стоит ли она тех денег, что за нее просят. И, судя по легкой ухмылке на его губах, Филиппа определенно стоила любых денег и усилий…

К счастью, Филиппа умела владеть собой, поэтому только хорошо знающий ее человек мог бы заметить перемену, произошедшую в ее взгляде. Она торопливо отвела взгляд, но, увы, безупречно красивое лицо молодого мужчины уже крепко-накрепко отпечаталось в ее сознании.

Ричарда – второго сына сэра Чарльза – Филиппа хорошо знала. Он часто бывал у них в замке вместе с сэром Чарльзом. Ричард явно уступал брату внешними данными и был довольно сильно похож на своего отца, что ничуть не умаляло его личностных достоинств.

Рядом с ним стояли две прехорошенькие девушки – Полина и Каролина – дочери сэра Чарльза. И, хотя они были двойняшками, похожими их назвать можно было с большой натяжкой. Полина была яркой, красивой и кокетливой ломакой. Она открыто улыбалась и без стеснения демонстрировала все свои юношеские прелести. И, надо отметить, девушка, действительно была удивительно хороша и, кажется, настолько же легкомысленна. У нее были большие голубые глаза, как у матери, идеально уложенные каштановые волосы и роскошное платье желтого цвета, идеально посаженное на фигуру. Однако Филиппу больше заинтересовала Каролина. Она походила на сестру, но казалась совсем другой. Ее голова и веки были полуопущены. Бархатистые ресницы прикрывали темно-синие глаза, ее кудрявые волосы казались темнее, чем у сестры. Платье на Каролине было таким же, как у Полины, но на ней оно выглядело не столь роскошным и сидело значительно хуже и скромнее.

2 глава. Служанка

Интерьер Мендвилл-холла поразил Филиппу еще больше, чем его наружный вид. Роскошная мебель, отделка стен в венецианском стиле, дорогие персидские ковры с большим ворсом, огромные китайские вазы, множество портретов, по-видимому, изображавших предков Мендвиллов со времен правления Марии Английской – все это привело бы в восторг и более искушенную душу, чем у Филиппы. Ну а она, как девушка из провинции, конечно, пришла в полнейший восторг, хотя всеми силами старалась этого не показывать, напуская на себя надменный и незаинтересованный вид.

В холле сэр Чарльз подвел Филиппу к молоденькой служанке. Это была хорошенькая девушка с круглым личиком, русыми волосами, курносым носиком и светлыми голубыми глазами. Она не понравилась Филиппе с первого взгляда. Первое, что ее смутило в служанке - одежда. Она была крайне вызывающей: корсаж коричневого цвета, суженный на талии, с очень пышной юбкой, под него была надета очень тонкая сорочка, открывающая грудь почти до сосков. А еще Филиппе не понравился ее липкий кошачий взгляд, которым она почему-то смотрела на хозяина замка.

- Кэт, - обратился сэр Чарльз к служанке. - Проводи леди Фарланд в голубую комнату.

- Да, сэр, - лукаво улыбнувшись, ответила девушка, и взгляд ее задержался на лице господина дольше, чем это требовалось.

- Отдохни хорошенько, дочка, перед ужином. Уверен, что у тебя была тяжелая дорога и ты очень устала. Тебе принесут все, что требуется, а если понадобится что-то еще, обращайся к Кэт, - ласково произнес сэр Чарльз, словно не обратив на взгляд служанки никакого внимания.

- Благодарю, - вежливо ответила Филиппа.

Они поднялись по красивой резной лестнице, вдоль которой на стенах располагались фамильные портреты и гравюры известных художников.

Дальше Кэт повела Филиппу по широкому коридору, стены которого были обиты зеленой атласной тканью, и деревянными темно-коричневыми панелями.

Комната Филиппы была в самом конце коридора. Ее дверь ничем не отличалась от остальных – дубовая, высокая, с замысловатой резьбой, закругленная сверху в виде арки, она полностью соответствовала великолепию замка.

- Ваша комната, мисс. Вы, конечно, такой красоты в глаза никогда не видывали. Я слыхала, что вы жили в каком-то древнем замке, ну не таком как наш и в общем, не так, как подобает аристократам. Но вы привыкните, постепенно. Научитесь как себя правильно тут вести. А я вам помогу! Мери только что принесла вам воды, и вы можете вымыться. Давайте, я помогу вам раздеться, - сказала Кэт очень тихо, ее голос напоминал шипение кошки. Она, ничуть не стесняясь, пристально и оценивающе разглядывала новую госпожу.

Ее руки потянулись к Филиппе, не дождавшись разрешения, и даже прикоснулись к спине леди, отчего девушку невольно передернуло.

- Не стоит, - холодно прервала ее Филиппа, отстранившись. - Я вполне в состоянии позаботиться о себе сама.

Юная леди посмотрела на Кэт также оценивающе, как и та на нее. И сама не могла понять отчего в ее душе загорается все больше раздражения и неприятия этой служанки.

- Да, но… - промямлила Кэт.

- Ты свободна, - резко закончила разговор Филиппа.

- Но сэр Чарльз велел мне о вас позаботиться, раздеть и… я… - с возмущением, совсем не подобающем служанке, проговорила Кэт.

- Ты меня не расслышала? Я сказала, что не нуждаюсь в твоей помощи, - сдержано проговорила Филиппа.

- Да, но… я помогаю всем леди здесь, и вы…

- Довольно! Я устала, - отрезала Филиппа, метнув на непонятливую служанку гневный взгляд, и отвернувшись.

Она не видела, как Кэт выскочила из ее комнаты, полная негодования. Впрочем, сейчас ее это особо не волновало. Она замерла в восхищении.

Боже! Как великолепная была ее комната! Бархатные голубые портьеры прикрывали большое окно. На полу лежал ворсистый персидский ковер темно -синего цвета. В правом углу стояло длинное зеркало в золотой раме, рядом - маленький пуфик, отделанный велюром фиолетового цвета. На другом конце комнаты величественно возвышалась дубовая кровать с лиловым пологом, множеством атласных подушек, и шелковым одеялом в голубоватых тонах. Также в комнате был шкаф, тумбочки, кресла и много другой утвари. А еще - совершенно потрясающие пейзажи, на которых были изображены море и корабли.

В замке Филиппы после нашествия круглоголовых мало что сохранилось от былой роскоши. Одно время отец не мог себе позволить перестроить и украсить замок, а после, когда средства стали это позволять, он тяжело заболел и было уже не до того. Поэтому теперь не привыкшая к роскоши Филиппа казалась самой себе принцессой, попавшей в роскошную сказку. Жаль только, что в этой сказке не было ее отца. При воспоминании о нем ее сердце больно защемило. Но она усилием воли попыталась прогнать эти грустные мысли.

Филиппа закрыла глаза, упав на мягкую, как облако, кровать, дав своему телу расслабиться после долгой дороги. И тут же самовольно и без разрешения в ее голове возник призрак высокого блондина с пронзительными карими глазами, изучающе разглядывающего ее. Сердце Филиппы вновь учащенно забилось от одного воспоминания о молодом мужчине.

«Интересно, я понравилась ему?» - пронеслось в ее голове. - «Вряд ли… Я была уставшей с дороги, и дорожное платье совсем некрасивое…»

Эти мысли ее изрядно огорчили.

3 глава. Ужин

Шарлотта ловко расшнуровала корсет Филиппе, раздела ее и помогла смыть с тела дорожную грязь. Затем она надела на девушку черное шелковое платье, справа приколола бриллиантовую брошь. После ловкая камеристка занялась волосами. Она взяла сверху прядь, заплела ее в косичку. Затем в остальные волосы вплела серебряную тесьму и красиво уложила их сзади, оставив несколько локонов.

- Все готово! Иногда я просто поражаюсь! Ну, собственно, что на тебе надето – простое черное платье, еще и траурное. Единственное украшение — это маленькая брошь, которую подарил тебе отец незадолго до смерти. Но ты просто сияешь – как звезда! – восхищенно глядя на Филиппу, воскликнула Шарлотта.

- Да брось ты! – отмахнулась юная госпожа, хотя ей были приятны слова подруги. - Кроме того, меня мало интересует, как я выгляжу.

- Ты в этом уверена? – удивленно расширив глаза, спросила Шарлотта.

- О чем ты?

- Ну, ты хорошо разглядела молодых людей из этого дома? Конечно, Ричарда мы давно знаем, и вряд ли ты смотришь на него как на мужчину…

- Да, это правда, - напряженно ответила Филиппа, уже понимая куда клонит подруга.

- А ведь он тоже совсем недурен. Но я сейчас, конечно, не о нем, а о его брате… Ты не могла не заметить, как он хорош собой! Настоящий красавец! – воскликнула Шарлотта и глаза ее засияли детским восторгом.

- Ах, перестань болтать о пустом. В своей жизни я любила и буду любить только одного мужчину – моего отца. И никакие другие мужчины мне не нужны, - категорично заявила девушка, подавив комок, подступивший к горлу.

- Ну же, не печалься больше, ангел мой! – нежно проговорила Шарлота. – Пойдем, тебя уже ждут, наверное.

Все Мендвиллы были уже за столом, когда Филиппа спустилась в столовую.

Это была огромная зала с большими окнами, сквозь которые щедро проникал солнечный свет. Роскошь и великолепие Мендвилл-холла вновь обрушились на девушку, нисколько не щадя ее не привыкших к такой красоте глаз. Высокий сводчатый потолок, большой камин, красный атлас на стенах, золотые багетовые рамы, роскошные картины, стулья с резными ножками и огромный стол, сервированный роскошной посудой из китайского фарфора, золотые часы. От утопающей в богатстве комнаты у Филиппы перехватило дыхание. Но она сохранила внешнее спокойствие и продолжала выглядеть совершенно хладнокровно.

Увидев приемную дочь, Чарльз Мендвилл встал, поприветствовав Филиппу. Его примеру последовали остальные члены семьи.

- Теперь мы можем приступить к обеду, - сказал хозяин дома.

- Благодарю, - ответила Филиппа и села на указанное ей место.

- Первая перемена блюд! - провозгласил лакей.

- Папа выписал из Парижа самого лучшего повара, - гордо проговорила Полина. - Уверена он тебя удивит!

- Да, он готовит нам по очень популярной книге Роберта Мея «Утонченный повар», - подтвердила леди Памелла.

Вскоре к столу принесли бесчисленные яства. Такого изобилия Филиппа не видела никогда прежде.

На первую перемену блюд им подали: густую похлебку, «олио подрида», тушеные устрицы, сладкий пудинг и вареную щуку. В те времена все кушанья, включая сладкое, подавались одновременно. Стол был сервирован «по-французски» – блюда, расставлялись симметрично, чтобы каждый мог до них дотянуться.

Кэтрин помогала кухарке разносить еду. Ловко наклоняясь за чьей-нибудь тарелкой, она будто специально позволяла своей сорочке оголять те части тела, которые должны были быть сокрыты от посторонних глаз. Так она делала перед Дэвидом, Ричардом и даже перед Чарльзом Мендвиллом.

«Кажется я чего-то не понимаю во взаимоотношениях этой семьи! Как миссис Мендвилл может позволять этой девке вертеться возле ее сыновей и, тем более, возле мужа?!» - подумала Филиппа.

После густой похлебки к столу принесли любимое лакомство богатых аристократов «олио подрида». Это блюдо состояло из двадцати видов мяса и птицы, включая самое ценное – оленину, а также: куропатку, свиязь, чирка, утку, фазана, цесарку, каплуна, говядину, баранину, язык, свинину и многое другое. Это блюдо было призвано продемонстрировать богатство хозяина поместья и чем больше видов мяса использовалось, тем состоятельней считался хозяин.

Филиппе никогда прежде не доводилось вкушать таких деликатесов. Хотя, по факту, перед столом стоял огромный чан, наполненный просто вареным мясом разных сортов. Девушка попросила дать ей кусочек оленины. В то время как сэру Чарльзу, например, достался целый говяжий язык.

Возле тарелки лежала двузубая вилка, которую прежде Филиппе видеть не доводилось. Они только входили в моду и стали непременным атрибутом столов самых богатых аристократов. Неловкость прошла быстро. Наблюдая за остальными домочадцами Филиппа, быстро сообразила, как пользоваться этим столовым прибором и, к счастью, никто не заметил ее первоначального смущения.

Тушеные устрицы были для Филиппы привычным блюдом, все же ее замок находился недалеко от океана. Далее последовал пудинг с розовой водой, миндалем и апельсиновыми цукатами. Такого лакомства Филиппа тоже никогда не пробовала. От вареной щуки с гранатом девушка, вопреки уговорам, вынуждена была отказаться, так как почувствовала себя очень сытой.

Во время трапезы за Филиппой внимательно наблюдали и домочадцы и слуги, включая Кэт, но больше всего волновал девушку взгляд кареглазого блондина, настойчиво следящий за каждым ее движением и жестом. Он словно прожигал насквозь не только тело, но и душу. И чем больше Филиппа внутренне противилась этому новому и неизведанному чувству, тем сильнее оно захватывало ее.

4 глава. Нимфа и сатир

После обеда Филиппа провела некоторое время в гостиной с леди Памеллой и ее дочерями. Разговор не клеился, и девушка, сославшись на усталость поспешила удалиться.

Когда она поднималась по лестнице, до ее слуха донесся разговор двух мужчин, по-видимому, стоявших в коридоре второго этажа. Филиппа их не видела, лишь слышала голоса.

- Послушай, Дэвид, прибереги свои чары ловеласа для другого случая, - сказал голос, явно принадлежащий сэру Чарльзу.

- О чем ты, отец? – как ни в чем ни бывало, ответил Дэвид.

- Ты прекрасно знаешь, о чем я! Тебе должно быть вполне достаточно прочих девиц. Филиппа - дочь Вильяма, и я не хочу, чтобы эту девочку испортил такой похотливый бабник, как ты.

- Ну что ты такое говоришь?! – воскликнул молодой мужчина, но в его тоне явно читалась усмешка. - Почему сразу «испортил». А может, я на ней женюсь и исполню вашу давнюю с матушкой мечту.

- Перестань паясничать! И хватит так смотреть на нее! Хоть меня постеснялся бы!

- Тебя?! С чего мне стесняться человека, который на глазах у жены и детей спит со служанкой!

- Замолчи! – резко осек его сэр Чарльз, в голосе послышался лед, от которого даже Филиппе стало не по себе. - Еще слово - и ты пожалеешь!

- Прости, отец, - нехотя произнес Дэвид.

- Я тебя предупредил! Не смей трогать эту девочку!

- А я разве ее трогаю? Только смотрю… пока! Или смотреть тоже нельзя? – вновь дерзко произнес молодой мужчина.

Филиппа поняла, что разговор может плохо закончиться, потому намеренно несколько раз громко топнула на лестнице.

Услышав ее, мужчины смолкли. Филиппа прошла мимо них вверх, притворяясь что не заметила их в коридоре второго этажа.

Чем разговор завершился, она не знала - как и не знала, имел ли он продолжение. Впрочем, теперь это было не так важно. Ей было над чем поразмыслить, но ее мыслям помешала Шарлотта, которая вскоре радостно вбежала в ее комнату без стука.

- Нам дали с мамой комнаты. И ей, и мне – отдельные! Представляешь! Они, конечно, не так хороши, как твои. Но там даже картины есть на стенах! Мне там очень понравилось и камин хороший - большой. Так что мы не замерзнем!

- Я очень рада, - задумчиво сказала Филиппа.

- На кухне такой переполох!

- Отчего?

- Все радуются, что Кэт получила по заслугам. Кажется, тебя теперь любит половина слуг. Все, кому успела насолить эта змея. А она насолила многим, судя по всему!

- Что ж я тоже рада, что эта дерзкая девчонка была поставлена на место, - ответила Филиппа.

Шарлотта еще некоторое время, что-то оживленно рассказывала, но Филиппе очень хотелось, чтобы она поскорее ушла, оставив ее наедине с мыслями. Словно почувствовав это, Шерли сослалась на усталость и отправилась спать к себе в комнату, оставив Филиппу одну.

Девушка легла на кровать и закрыла глаза. Она вспомнила о разговоре хозяина замка и его сына, и ей стало не по себе.

Значит, Кэт - любовница сэра Чарльза — вот почему она так вызывающе себя ведет. А Дэвид? Почему отец ругал его из-за меня? Неужели он и впрямь думает, что этот златовласый Аполлон положил на меня глаз? Смешно. А впрочем, я недурна собой… А что, если я и вправду ему нравлюсь? Ерунда! Он на меня может посмотреть только от скуки… А впрочем… Нет! Так не смотрят, на простых знакомых. Интересно, а я хочу, чтобы он на меня так смотрел? Я хочу, чтобы он что-то испытывал ко мне?

Филиппа стала копаться внутри себя. И нашла единственный ответ.

Да! Я хочу нравиться ему. Но зачем? Я ведь не люблю его… но тогда, что же я испытываю? Почему у меня все горит внутри, когда я вижу его? Почему я дрожу от его взгляда?

Филиппа не знала ответа на эти вопросы, вернее, боялась узнать. А в голове без разрешения парил образ красавца блондина, испепеляющего ее своим жарким взглядом. При мысли о нем волна тепла разливалась по всему ее телу. Ей хотелось утонуть в горячем шоколаде его карих глаз.

Девушке вдруг представилось, как он целует ее руки. Она задрожала, от возбуждения, но воображение не захотело останавливаться. Филиппа почти как наяву ощутила его обжигающие поцелуи на своих плечах и шее. Все внутри нее пылало и раскрывалось навстречу новому, неизведанному чувству, которое было сколь желанным, столь пугающим, и запретным.

Взяв всю свою волю в кулак, она вновь и вновь пыталась отогнать от себя преступные мысли. Только вот ничего не выходило. Яркий образ Дэвида не собирался отпускать ее сознание и, словно насмехаясь над тщетными попытками, продолжал кружить ее в вихре нереальной любви.

«Перестань думать об этом дурочка! Перестань!» - говорила она себе, но Дэвид вновь и вновь возникал в ее воображении, еще более прекрасный чем наяву...

И как теперь быть? – спрашивала себя Филиппа.

Она не знала, что ждет ее впереди, но, заключив сделку со своей совестью, решила, что просто думать об этом не так плохо. Ведь это всего лишь мысли…

Жизнь в Мендвилл-холле постепенно входила в свое русло. Все привыкли к присутствию Филиппы довольно быстро. Леди Памелла стала для девушки заботливой тетушкой. Полина радостно обсуждала с Филиппой свои наряды. Сэр Чарльз был всегда очень учтив и вежлив и старался исполнить любую малейшую прихоть девушки. Кэт старалась больше не пересекаться с Филиппой и, встретив ее, моментально самоустранялась. Словом, она ни в чем не нуждалась.

5 глава. Голубка

Вечером, после прогулки, раздался стук в дверь.

- Кто здесь? – усталым голосом спросила Филиппа.

— Это Каролина, - робко ответила девушка.

- Ах, Кэрл! Сейчас, минуточку! Я открою… Проходи, - любезно проговорила Филиппа.

Каролина робко ступила на ковер и села на кедровое кресло, обитое голубым бархатом. Было видно, что она чувствует себя неловко, и цель ее визита была вовсе не светской болтовней, с которой к Филиппе нередко заглядывала Полина.

Каролина долго молчала, словно не решаясь начать разговор. Филиппа терпеливо ждала, сидя напротив нее и спокойно наблюдая за тем, как языки камина лижут стонущие от жара дрова.

- Я хотела поговорить с тобой о Дэвиде, - наконец выговорила девушка со вздохом.

- О Дэвиде? – удивленно приподняв брови спросила Филиппа, напрягшись.

- Да, не удивляйся. Я вижу, как он ведет себя с тобой… И вполне очевидно, что он к тебе неравнодушен. В общем, мне кажется, что он не на шутку увлекся тобой...

- Зато я в этом не так уверена. Мне кажется, у твоего брата просто такая специфическая манера общаться с противоположным полом, - не вполне веря собственным словам, проговорила Филиппа, пряча глаза.

- Я долгое время наблюдала за вами, - словно не услышав Филиппу, продолжила Каролина. - Не могу поручиться за тебя, но насчет него я уверена. Она сделает все, чтобы завоевать тебя.

Филиппе стало любопытно. Она захотела узнать ради чего Каролина завела это разговор.

- Я не военный трофей, чтобы меня завоевывать. И еще. Я не люблю Дэвида! – теперь уже открыто, посмотрев в глаза Каролине, проговорила девушка.

— Это совсем не обязательно. Я долго думала, стоит ли тебе рассказывать эту историю. Но в конце концов, решила, что да. Иначе, если что-то случится, я не прощу себя…

- Случится что? – вспыхнула Филиппа.

- Позволь мне это не озвучивать, - поджав губы ответила Каролина и тут же продолжила. - Два года назад произошел один скандальный случай. Дэвид был тогда при дворе… Он познакомился с некой графиней, скажу по чести - божественно красивой женщиной, молодой и богатой вдовой. После смерти мужа она окончательно замкнулась в себе, полностью посвятив свою жизнь сыну. Ее выдали замуж совсем молоденькой. Она долго не могла родить. Когда же ей исполнилось двадцать, она наконец-то забеременела. Но ее муж, увы, почти сразу погиб на Голландской войне. В свои двадцать пять лет она стала в своем роде отшельницей. Чрезвычайно редко выезжала в свет. В ее передней всегда толпилась куча поклонников, но она никого не принимала. Сам Его Величество король Карл II, неоднократно делал ей знаки внимания, но графиня отвергала их. Самые красивые и богатые люди Англии были у ее ног отвергнутыми. Но всего через два дня после знакомства с Дэвидом она стала его любовницей! Никто не мог понять, как это случилось. Ведь самые изощрённые сердцееды пытались добиться ее благосклонности…

Филиппа встала с кресла и нервно пожала плечами:

- Ах, ты описала своего брата как настоящего искусителя. Только вот мне это безразлично. Я и так подозревала о его дурных наклонностях, - пытаясь сделать свой голос безразличным, проговорила девушка.

- Вовсе нет. Девид не искуситель, а скорее наоборот…- возразила Каролина.

- Ангел? – с усмешкой переспросила Филиппа.

- Я не это хотела сказать, - осеклась Кэрл. - Просто у него очень доброе большое сердце. Он умеет любить… И если любит, то самоотверженно и бескорыстно. Отдавая всю кровь по капле, – с жаром произнесла Каролина.

- Ну конечно! А, что позволь узнать, стало с этой графиней? Мне кажется, он по-прежнему не женат, - с сарказмом возразила Филиппа.

- Не стоит делать выводы об истории, которую ты знаешь не до конца. Та связь разрушилась трагически. Я не хочу рассказывать тебе ужасные подробности той истории. Но, в двух словах, графиня тронулась умом. Не думаю, что виной тому был Дэвид. Однако, обвинили именно его. Поверь мне, Дэвид тогда очень страдал. Я это видела и знаю. Родня ее мужа, даже жаловалась королю. Именно из-за того происшествия он теперь не при дворе. Отец решил, что ему безопасней будет некоторое время переждать в Мендвилл-холле.

Филиппа кивнула.

- Хорошо. Предположим. Но я все никак не могу понять, к чему ты клонишь?

- Я не оправдываю поведение своего брата. Вовсе нет… Иногда он действительно бывает несносен. Но ведь всем людям позволительно иметь недостатки. И главный недостаток Дэвида – его страсть к женщинам. Я пришла сюда не для того, чтобы защищать брата, а наоборот, чтобы предупредить тебя. Он бросал женщин богаче и красивее... Не обижайся я хочу быть тебе настоящей подругой. Не поддавайся, если не хочешь быть обманутой! – произнесла Каролина с жаром, столь несвойственным ей.

- Я благодарю тебя за добрые советы. И уверена, что все сказанное тобой шло от чистого сердца, - задумчиво произнесла Филиппа. - И хочу сказать тебе, что ты можешь не волноваться, Каролина. Знай, мне безразличен Дэвид, - почти веря собственным словам, закончила она.

- Слава Богу! – сказала Каролина и бесшумно подошла к двери. - Поверь я не жду от тебя откровенности… Мне просто хотелось помочь. И знай – Дэвид не отступит.

6 глава. Девичьи признания

После плотной трапезы все разошлись по своим комнатам. Филиппа чувствовала сильную усталость. Голова немного кружилась от кларета. В те времена воду аристократы не пили, так как это было небезопасно. Ведь в реки спускали отходы, и вполне реально было заразиться опасными заболеваниями. Поэтому детей с молока матери переводили на эль и позже - на вино.

Филиппа была утомлена трапезой и ей хотелось одного – отдохнуть. Голова немного гудела. Она зашла за Шарлоттой.

Комнаты у кормилицы и ее дочери были отличные. Небольшие, но аккуратные, со всем необходимым. Они находились поодаль от остальных комнат для слуг.

- Филиппа, право, тебе не стоило так беспокоиться! – проговорила миссис Эрика. - Мы бы и в той комнатке нормально разместились, отмыли бы ее…

- Что вы такое говорите, тетушка! – возмутилась Филиппа. - Вы же мне как родная! Если бы вам не дали достойных апартаментов, я тотчас бы уехала назад, в Кагор. Я не какая-то нищенка, чтобы мои слуги жили в подвале, а я все это терпела. У меня есть свой замок и состояние. Просто из-за этих дурацких законов мне нужен опекун до совершеннолетия. Если честно, я предпочла бы вернуться домой, несмотря на всю эту красоту и богатство, мне дороже наш милый Кагор, - с грустью проговорила Филиппа.

- Да, девочка моя, я тоже скучаю и по Кагору, и по нашим домашним, и по твоему отцу… - Эрика запнулась, вытирая слезу.

Филиппа тоже едва не заплакала, но тут же силой воли остановила себя.

- Не нужно теперь грустить. Мы должны быть сильными! Папа всегда меня этому учил! Никогда не плакать! – шмыгнув носом, но уже владея голосом, проговорила Филиппа.

- Да, ты права, конечно. Тебе помочь, дитя мое? Пойдем, я помогу тебе раздеться, - предложила миссис Томпсон.

- Что вы! Не стоит. Отдыхайте. Пусть со мной поднимется Шарлотта.

Девушка радостно кивнула, и они отправились в комнату Филиппы.

Шарлотта начала медленно расшнуровывать корсаж из черного шелкового бархата. Спереди его украшал ряд жемчужных пуговиц, которые носили исключительно декоративный характер. А, поскольку шнуровка корсажа располагалась сзади, раздеться самостоятельно леди было невозможно.

Филиппа стояла у зеркала и задумчиво на себя смотрела. Лицо ее было неестественно румяным. Мысли девушки блуждали в воспоминаниях. Ей то виделся отец и фамильный замок, то вспоминался сегодняшний ужин, странные двусмысленные речи Дэвида и его пронзительный взгляд. Потом в памяти всплывала их прогулка по саду, и кровь приливала к лицу еще сильнее.

- Ты знаешь, а мне здесь очень нравится! - прервала ее мысли Шарлотта. - В Кагоре, если честно, было скучно. Там и слуг мало, и дом во много раз меньше… Да и вообще, посмотреть не на кого, - запнувшись проговорила служанка, проворно развязывая модест - верхнюю юбку госпожи, сшитую из того же черного бархата, что и корсаж.

- В каком смысле не на кого посмотреть? – не понимая спросила Филиппа.

- Ну, в смысле, даже влюбиться не в кого, - слегка покраснев, ответила Шарлотта.

- Влюбиться? – удивленно переспросила Филиппа, внимательно посмотрев на подругу.

- Конечно! А ты как будто не знаешь, о ком я! – захлопав длинными ресницами, пропищала Шарлотта, уже снимая фрипон - вторую юбку, сшитую из черной тафты с легким серебристым отливом. Фрипон обычно был виден из-под верхней юбки и служил одним из главных украшений наряда, потому и ткани для него подбирались самые роскошные.

- Послушай, Лотта, я вполне разделяю твой восторг по поводу внешности Дэвида, но, поверь он не лучший вариант для влюбленности, - предостерегла ее Филиппа наставляющим тоном.

- Почему же? – обижено спросила служанка.

- Потому что такие, как он, не женятся даже на дамах богатого сословия, не говоря уже о таких, как ты. Извини, если я резка, но я хочу тебя защитить.

Воцарилось непродолжительное молчание. Ловкие руки камеристки сняли большую часть наряда и теперь принялись за жесткий корсет, форму которому придавал гибкий китовый ус. Его прямой, без изгибов, фасон делал грудь и живот абсолютно плоскими, при этом формируя соблазнительную ложбинку в зоне декольте и позволяя женским прелестям слегка вываливаться наружу. Впрочем, траурное платье Филиппы было более закрытым и скрывало то, что другие леди с радостью выпячивали.

Филиппа с облегчением вздохнула полной грудью, наконец-то освободившись из тисков корсета. Ее до этого приплюснутая грудь вновь обрела приятные округлые формы, отчетливо выделяясь из-под тонкой батистовой сорочки.

- Хм… - проговорила служанка, - Жениться на мне?! Да, я на это и не рассчитываю. В смысле, я прекрасно понимаю, что я не птица его полета, - и вообще он никогда на меня даже не посмотрит. Только кто мне может запретить мечтать?!

- Шарлотта! – негодуя воскликнула Филиппа.

- Ну что тут такого?! Каждая девушка имеет право на увлечение! – пожав плечами, произнесла служанка, снимая последнюю нижнюю юбку - секрет, сшитую из плотного материала, который хорошо держал форму.

- Лотта! Эти чувства до добра не доведут! Лучше закончи их, пока они не успели разгореться!

- Извини, но мне кажется, что ты просто ревнуешь, и поэтому так говоришь.

7 глава. Незваный гость

Филиппа вздрогнула и резко обернулась.

Прямо перед ней, держа в руках интимный предмет ее туалета, стоял Дэвид. По-видимому, он тайком прокрался в ее комнату в то время, когда Филиппа была у миссис Томпсон, и - о ужас! - слышал весь разговор с Шарлоттой. При мысли об этом Филиппа в отчаянии закусила губу, пытаясь вспомнить как много откровенных признаний о своих чувствах к Дэвиду она сделала подруге.

Молодой мужчина глядел на нее своими большими бесстыжими глазами, в которых шаловливо отражалось пламя свечей. На его пухлых губах играла сладострастная полуулыбка. Дэвид поднес подвязку к носу и вдохнул ее запах.

Девушка невольно вспыхнула. Теперь она вспомнила, не только о своих словах, но и о том, что находится перед посторонним мужчиной в одном исподнем. Филиппа рефлекторно прикрыла грудь руками, растерянно глядя на незваного гостя и не отдавая себе отчета в том, что дрожит. Наконец, собрав всю свою волю в кулак, она выговорила:

- Что ты здесь делаешь? - голос девушки прозвучал так ровно и спокойно, что Филиппу саму это поразило. Она не ожидала от себя такого самообладания.

Однако для столь искушенного сердцееда, как Дэвид, ее тон был лишь подтверждением его победы, ибо поражений он никогда не знал.

- Я хотел увидеть тебя в менее официальной обстановке, чем за столом, - проговорил он, приподняв одну бровь и притворно учтиво поклонившись. - И теперь ты нравишься мне ещё больше!

С этими словами Дэвид подошел к девушке и, взяв ее лицо за подбородок поднял вверх, так, чтобы она смотрела в его глаза.

- Так ты сказала, что испытываешь восторг по поводу моей внешности? – с самодовольной ухмылкой произнес Дэвид.

Филиппа закусила губу и, опустив глаза, высвободила лицо, резко отвернувшись.

- К чему теперь скрывать свои чувства? Там, за портьерой, я услышал достаточно, чтобы знать все о твоих чувствах.

- Я ничего такого не говорила… - раздраженно ответила Филиппа, все еще пряча глаза и отчаянно пытаясь придумать оправдание своим неосторожно оброненным словам.

- Разве? Не ты ли сказала, что я нравлюсь тебе? – все так же самодовольно проговорил Дэвид.

- Да, но я не сказала, что люблю тебя, - возразила Филиппа, готовая провалиться под землю от стыда.

Но Дэвида ее девичье смущение только забавляло и распаляло еще больше.

- А почему ты так думаешь? Что ты знаешь о любви, малышка? Но я могу тебя ей научить, если ты позволишь. И поверь, тебе очень понравится моя наука.

С этими словами он подошел к Филиппе вплотную и нежно провел пальцем по ее щеке.

- Твои губы. Как спелые вишни, приоткрываясь, они обнажают сокровища, что белее слоновой кости! – низким бархатистым голосом произнес он, испепеляя ее своим взглядом.

Сердце Филиппы бешено заколотилось, ее глаза выдавали страх. Дэвид, судя по всему, не собирался тянуть с предисловиями, и довольно быстро перешел в наступление, к непосредственной цели своего визита.

Филиппа, не в силах пошевелиться, испуганно наблюдала, за тем, как голова молодого мужчины опускается все ниже и ниже. Их губы оказались совсем близко. Его горячее дыхание с приятным запахом кларета пьянило не меньше самого вина. На мгновение у девушки закружилась голова, колени подкосились, и она готова была упасть прямо в объятия к самому красивому мужчине из всех что она видела. Его большие карие глаза прожигали ее кожу насквозь, доходя своим жаром до самого сердца. Тепло его тела, его запах манили ее так сильно, что голос разума на мгновение смолк.

«Поцелуй! Мой первый поцелуй – он может случится прямо сейчас!» – застучало в голове у Филиппы. И часть ее с жаром бросилась на встречу неизведанному, но такому манящему чувству…

Но мужчина успел лишь слегка прикоснуться к этому запретному плоду. Девушка, взяв себя в руки, резко отвернула голову и буквально отскочила в сторону, тщетно пытаясь возобновить сбившееся дыхание.

«Ну нет!» - подумала она, - «Мечтать об этом — это одно, но вешаться на шею человеку, с такой репутацией и манерами – нет!.» А потом в голову пришла другая мысль, ставшая решающей: «Эти слова… этот комплимент, держу пари, что я уже где-то его слышала…».

И разум на удивление легко взял верх над ветренными чувствами Филиппы. Да, сердце девушки сейчас бешено колотилось, тело дрожало, коленки подкашивались, но она твердо решила не позволять себе ничего, за что, впоследствии ей пришлось бы краснеть. Гордость, воспитание, да и, пожалуй, страх перед чем-то неизвестным заставляли ее отказаться от первобытных инстинктов, а еще, смутное воспоминание о давнем разговоре с отцом…

Но Дэвид и не думал останавливаться, а вместо этого продолжил сладким голосом, ничуть не смутившись тем, что его оттолкнули:

- Твоя красота несравненна! Все прелести сходятся в твоем лице, как в твоей душе - все добродетели. Любуясь тобой, даже самый жестокий и самый низкий человек в мире переродится благодаря твоей красоте.

«Значит, я все же не ошиблась» - подумала Филиппа и разочарованно усмехнулась.

Дэвид не уловил оттенков ее эмоций и счел это маленькой победой, подойдя еще ближе. Девушка приняла оборонительную позу, опустив руки и инстинктивно сжав их в кулаки, снова забыв при этом, что она в одной сорочке, сквозь тонкую ткань которой довольно отчетливо проглядывают ее юношеские прелести. Дэвид фривольно задержал взгляд на объекте своего вожделения, и судя по его загоревшемуся с новой силой, алчному взгляду, он был вполне удовлетворен увиденным.

8 глава. Исповедь служанки

«Да как она посмела так со мной обойтись?! Как она смотрела на меня с момента приезда в Мендвилл-холл?! Я же все видел! Она хотела меня не меньше, чем я ее! Я просто не мог ошибиться! А сейчас - посмотрите на нее! Натянула на себя маску добродетели! Ну, ничего! Я ещё отомщу ей за это! Она влюбится в меня! И не такие ломаки валялись в моих ногах, моля о благосклонном поцелуе. На войне все средства хороши, а я уж точно завою эту крепость. Пусть даже и тараном!» - думал молодой повеса, спускаясь вниз по ступенькам и направляясь в правое крыло дома, в котором жили слуги.

Он подошел к одной небольшой дверце и уверенно дернул за ручку. Дверь была закрыта, тогда юноша тихо постучал.

- Кто тут? - отозвался хриплый женский голос.

- Открывай-ка! Это я! - сурово приказал Дэвид.

В замочной скважине повернулся ключ и дверь тихо отворилась. Мужчина, озираясь, торопливо зашел.

- От кого закрываешься? - строго спросил он.

- От конюха! Надоел до ужаса. Уж и не знаю, как его отвадить, - лениво зевнув, сказала Кэт.

- Хочешь велю его выпороть, чтобы не разевал роток на хозяйскую вещь? - произнес Дэвид более ласково, задирая юбку Кэт.

- Да. Так нужно сделать! А что, неужто это пигалица тебя прогнала? – ухмыляясь, прошипела Кэт.

- О ком это ты? - грозно спросил хозяин, резко оттолкнув от себя служанку.

- О прошу прощения за фамильярность. Мисс Филиппа Фарланд. Не она ли выгнала тебя из своей комнаты после того, как ты последовал сегодня за ней? - слащаво промяукала служанка, продолжая его дразнить.

- Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать твои байки! Живо помоги мне раздеться, - грубо прервал Дэвид.

- Ну да, конечно! Ты всегда приходишь ко мне только за одним. Неужели ты не можешь понять, что я тоже женщина, которая тоже может чувствовать, и которая… любит тебя! – вздохнув, выговорила Кэт.

Глаза девушки были полны слез. Но Дэвид не видел этого, так как комнату окутывала непроглядная тьма.

- Любит, - усмехнулся он. - С тем же успехом ты можешь сказать, что ты любишь своего конюха, моего отца, брата и других мужчин, с которыми ты переспала за свою короткую жизнь.

- Да, это правда! У меня было много мужчин. Но только ни ты, ни кто-либо другой не имеет права меня за это судить! – с обидой воскликнула Кэт. Темнота ли, скрывавшая ее пылающее стыдом лицо, дала ей смелости рассказать историю, о которой ее никто не спрашивал, или чувства, нахлынувшие на нее от обиды. Тем не менее, неожиданно для самой себя, она начала грустный рассказ:

— Все это началось давно. Ночью мать зачем-то послала меня в амбар, там на меня напал какой-то богатенький сынок вроде тебя и изнасиловал. Потом я обнаружила, что беременна. Я воспитывалась в семье пуритан. Сам знаешь, каких нравов придерживаются они. Я никому не могла рассказать, что со мной тогда случилось. Одному Богу известно, что я пережила той ночью! Ты представить себе этого не можешь! Вы, мужчины, представляете себе женщину как вид инструмента для получения удовольствия. Как же мне было больно и стыдно! Но физическая боль была гораздо менее страшна, чем душевная. Свою беременность я скрывала, сколько могла, когда же все стало очевидно, отец до полусмерти избил меня и выбросил на одну из дорог …ширского графства. Ребенка я потеряла. Не знаю, к счастью или горю, но мне было так больно осознавать, что я никому не нужна на всем белом свете. Когда отец избивал меня кочергой, мать и не подумала заступаться, лишь злобно говорила: «Поделом ей! Вырастили шлюху, на свою голову». Мои девять братьев и сестер, которых заставили смотреть на то, как меня бьют, были неподвижны. Никто и не подумал меня защитить. Только мой маленький братишка, ему тогда было лишь четыре года, очень громко плакал и пытался своими крохотными ручонками остановить отца. Наверное, лишь благодаря ему я осталась жива. И да! Чтобы найти работу, мне приходилось спать с хозяевами. Потом я попала в ваш дом, и на меня сразу положили глаз три хозяина. Сначала твой отец. Он пришел ко мне в первую же ночь. Я хотела его выгнать, но он пригрозил, что выгонит меня прочь из замка, а я больше не имела сил скитаться. Через две недели ко мне пришел твой братец – он был пьян. На следующий день он попросил прощения. Больше этого не повторялось… Но я хотела тебя! Я влюбилась в тебя сразу же, как увидела твой ровный профиль в гостиной у камина. Но, конечно, ты не обращал на меня внимания. Помнишь, как ночью я пробралась в твою комнату и вынудила вступить со мной в связь? Ты ведь сперва даже хотел меня выгнать… Но, как бы то ни было, с тех пор, это повторялось довольно часто. Но ты никогда не обращал на меня внимания в присутствии своих родных. Ну как же! Дэвид Мендвилл - такой богатый, гордый, надменный - и спит со служанкой! Нет. Ты не такой дурак, как твой престарелый папаша. Как я ненавижу твоего отца! – с отвращением произнесла Кэт, а потом добавила с невероятной нежностью в голосе. - Но тебя я люблю! И в этом Божья кара!

Дэвид понял, что девушка плачет. Она тихо всхлипывала, сидя в углу кровати. Молодой мужчина некоторое время молчал.

- Прости. Я, наверное, не должен был так с тобой разговаривать. Просто я был невероятно рассержен. То есть, я ведь никогда не причинял тебе боли, и никогда с моих уст не слетало ни одного оскорбления, за исключением сегодняшней ночи. Я вовсе не такой, как тот негодяй, который обесчестил маленькую Кэт. Ничего подобного я бы не сделал, ни с тобой, ни с любой другой женщиной. Поверь мне! - ласково обнимая Кэт, сказал Дэвид.

9 глава. Тайна лабиринта

Однажды, Филиппа проснулась на заре. И поскольку до завтрака, который обычно был в Мендвилл-холле в 10 часов, было еще очень далеко, решила прогуляться в саду. Когда она вышла, солнце уже перестало окрашивать розовато-оранжевыми всполохами небо. Если честно, его и вовсе не было видно за серой пеленой из туч и облаков. Воздух, пропитанный запахом травы, смешанной с утренней росой, бодрил и заставлял мечтать. Было сыро и влажно. Серый замок, теперь напоминающий грозную скалу и цветущий сад - утопали в молочной пене утреннего тумана. Такая погода настраивала на меланхолическо-мечтательный лад. А Филиппа очень любила такое состояние. Ей невольно пригрезилось, как она бредёт по дорожке, окруженной цветочными клумбами, рука об руку с Дэвидом. Да несмотря на то, что девушка была ужасно сердита на него, он до сих пор не шел у нее из головы и сердца.

Ах зачем все эти пошлости, дурацкие комплименты и этот неприличный напор? Зачем было являться ночью ко мне в комнату? Батюшка был бы в бешенстве, если бы узнал о таком… Если бы Дэвид был чуть терпеливей и дал мне сперва хотя бы просто привыкнуть к нему и перестать боятся… Но может, однажды… Однажды я перестану сердиться, а он извинится за свое недостойное поведение, и тогда… тогда мы будем гулять по этой дорожке, взявшись за руки…

Так, укутавшись в свой серый плащ и мечты, девушка в печальной задумчивости незаметно для себя добрела до лабиринта. Утренняя прогулка бодрила и казалась ей очень приятной, а ноги сами повели ее вглубь таинственного места, куда Полина ей советовала никогда не ходить. Внутренний голос не стал удерживать Филиппу. Да и что тут такого? В конце концов, выглядел этот лабиринт совсем не опасно. А даже напротив - маняще-загадочно. Филиппа решила не останавливаться, а продолжить свою прекрасную утреннюю прогулку внутри места, где она еще ни разу не была.

Стены лабиринта представляли собой темно-зеленые тисовые кусты с мелкими красными ягодками. Проходы между ними были довольно узкими и высокими, поэтому увидеть, что за поворотом, не представлялось возможным даже для очень высокого человека. И все же здесь было очень интересно. Филиппа прикоснулась к маленьким заостренным листочкам, немного напоминающим иголки елей. Они не были колючими. Их мягкость понравилась девушке. Она, продолжая скользить ладонью по живой стене, задумчиво подняла голову и увидела узкую полоску серого неба над головой. Филиппа шла вперед, не обращая внимания на повороты и направление. Никогда прежде она не бывала в лабиринтах и не до конца осознавала опасность, которую они в себе таили. Ее прогулка казалась безопасной игрой, и она ничуть не заботилась о том, чтобы запомнить дорогу. За что и была довольно быстро наказана.

Филиппа прошла один поворот, затем второй, а потом внезапно осознала, что не помнит дорогу назад. Сперва девушка не огорчилась. Напротив, эта ситуация даже немного позабавила ее. Но спустя несколько минут безуспешных попыток выбраться из лабиринта Филиппа стала ощущать, как отчаяние и страх начинают сдавливать своими костлявыми руками ее тоненькую шейку.

Девушка начала хаотично и испуганно метаться по лабиринту, довольно быстро устав. Прогулка перестала быть приятной и превратилась в настоящий кошмар. Каждый поворот казался таким же, как предыдущий, и ничуть не приближал ее к входу. Она даже попыталась кричать, но, впрочем, быстро бросила эту затею, так как ей казалось, что она ушла очень далеко от замка. Время тянулось до неприличия медленно. И теперь, Филиппа решила, что она в лабиринте целую вечность.

В конец обессилев, за одним из поворотов девушка, к своему изумлению, увидела круглую и довольно большую полянку с небольшой беседкой посередине. Строение было окрашено в белый цвет. Беседка имела купольную крышу, колонны, вместо стен - решетку с ромбовидными прорезями, оплетенными цветами. Внутри располагалась довольно широкая скамейка, небрежно забросанная шелковыми подушками, часть из которых валялась на полу так, словно кто-то покидал это место слишком поспешно. Беседка, несмотря на усталость и страх, показалась Филиппе невероятно милой, почти сказочной.

Кроме того, было очевидно, что этот уголок лабиринта не является заброшенным. И это девушку очень обрадовало. Филиппа присела, облегченно выдохнув. В конце концов, раз сюда кто-то наведывается и, судя по чистоте в беседке, довольно часто, то ее непременно найдут и она не умрет с голоду в этом страшном лабиринте. О голоде ей вот уже час как начал настойчиво напоминать желудок. И она не раз пожалела, что не взяла ничего перекусить из замка.

Размышляя о пудинге, Филиппа заметила на полу чей-то платок и гребень. В задумчивости она подняла два предмета.

На белом батисте виднелись инициалы - буквы «L.M.». «M» могло означать Мэндвилл, поэтому платок мог принадлежать любому из домочадцев. Но буква «L» никому не подходила. Это несовпадение озадачило Филиппу.

Гребень из белой кости с замысловатой резьбой, лежащий рядом, был невероятно искусной работы, и наверняка стоил очень дорого. Девушка долго рассматривала рельефный рисунок, восхищаясь мастерством мастера. На нем были изображены влюбленные пары в окружении цветов.

Возможно, здесь был кто-то из домочацев. Нужно забрать эти предметы и вернуть им.

Немного переведя дух на скамейке, Филиппа решила все же продолжить путь. В конце концов, сюда могли прийти только через несколько дней. А есть она хотела уже сейчас! Правда, теперь девушка старательно пыталась запомнить дорогу, чтобы в случае чего суметь вернуться к беседке. Впрочем, на этот раз удача улыбнулась ей довольно быстро. Филиппа нашла выход, через несколько минут, даже почти запомнив дорогу. Правда, она так устала блуждать в этом лабиринте, что пообещала себе никогда не пытаться вернуться туда вновь.

10 глава. Каролина

Филиппа хотела вернуть платок и гребень, но не знала чьи они. Поэтому девушка не нашла ничего лучше, чем незаметно подложить предметы на столик возле камина в гостиной. На следующий день не гребня, не платка на месте не оказалось. Впрочем, кто забрал их, она так и не узнала.

Большую часть свободного времени Филиппа проводила в гордом одиночестве в своей комнате или гуляя в саду. Правда, лабиринт пока обходила стороной. Она с увлечением читала книги, открывая для себя мир приключений, которые никогда не выпадут на ее долю, далеких стран, в которых ей никогда не суждено будет побывать, и любви, которой не бывает на свете...

Жизнь в Мендвилл-холе, вопреки ее ожиданиям, оказалась не такой красивой и яркой, как фасад великолепного замка. Распорядок дня здесь был примерно такой: завтрак, прогулка в саду, второй завтрак, уединение в комнате с книгами, обед, недолгий разговор с кем-нибудь из домочадцев в гостиной, рукоделие, музицирование, книги, ужин, сон.

Иногда на досуге Филиппа рисовала. Живопись отвлекала ее от грустных мыслей, раскрашивала серые и однообразные будни яркими красками, заставляя почувствовать себя по-настоящему счастливой.

Увы, но, в последнее время она редко близко общалась с членами семейства Мендвилл. Сэр Чарльз вместе с Ричардом часто уезжали из замка по делам. На этот раз они уехали в Лондон на несколько дней, вызывав у Филиппы белую зависть, ведь она никогда не бывала в столице и мечтала об этом всем сердцем. После произошедшего той злополучной ночью, Дэвид на нее почти не смотрел, удостаивая лишь едва заметным поклоном.

Леди Памелла напоминала добрую, но немного глуповатую курицу-наседку, у которой в голове были лишь бытовые хлопоты и заботы. Свободное время она предпочитала проводить за вышивкой или на кухне, контролируя кухарку и Жана, которого, к слову, это дико раздражало. И иногда они даже переругивались так, что это слышал весь дом. Францу, не любил выполнять ее поручения, ненавидел, когда ему диктовали меню следующего дня и уж тем более не выносил, когда ему советовали, какие специи нужно использовать для того, чтобы улучшить вкус того или иного блюда. Как говорила Эрика, с которой они часто болтали на французском, он считал всех англичан вкусовыми инвалидами, не умеющими отличать деликатесы от пережаренной еды из таверны. Он ужасно тосковал по Франции, но, поскольку там никто ему не платил таких денег, как Мендвиллы, он вынуждено терпел этих не изысканных англичан, которые понятия не имеют, что такое «гурман» или «деликатес». Впрочем, леди Памелла прощала своего строптивого повара, поскольку, хоть гурманом она и не являлась, но вполне способна была понять разницу между его кушаньями и стряпней кухарки. Кухарка Далси Жана тоже недолюбливала, считая, что он украл у нее работу. И их стычки стали совершенно обычным явлением на кухне.

Пожалуй, эти перепалки делали проживание Филиппы в доме Мендвиллов. чуть разнообразней, а иногда даже веселей.

Полина, не смотря на свою доброжелательность, не могла стать Филиппе близкой подругой. Слишком уж разными были девушки. В голове юной красавицы не было ничего, кроме денег, нарядов и удачного замужества. Она редко читала, и выбор ее книг казался Филиппе странным. В основном это были дешевые французские романы, в которых было не больше смысла, чем в головке хорошенькой вертихвостки. Ее единственной мечтой было попасть на бал и приглянуться его величеству королю Карлу II. Что, учитывая его любвеобильность, было не такой уж и большой победой.

Каролина оставалась единственным человеком в доме, кроме Шарлотты, с которым Филиппа не прочь была бы пообщаться поближе. Но, увы, она не шла на контакт. Всегда углубленная в себя, читающая абсолютно в любом месте, она, кажется, не замечала никого вокруг и ни в ком не нуждалась. Каролина была похожа на девочку из какого-то дикого племени, чудом попавшую в богатый дом, наряженную в шелка и бриллианты, но в душе оставшуюся дикаркой, не принадлежащей миру роскоши, тщеславия и фальши.

Когда Филиппа пыталась заговорить с ней, Каролина смотрела на нее затуманенным взором и односложно отвечала «да» и «нет».

Однажды Филиппа спускалась вниз по лестнице, собираясь немного прогуляться, как вдруг услышала жуткий крик:

- Помогите!!!

Филиппа, не задумываясь, побежала на помощь. Картина, вскоре представшая ее взгляду, была ужасной. Кэт с расширенными от ужаса глазами склонилась над Каролиной, которая лежала на полу, извиваясь в жутких судорогах и пуская изо рта пену.

- Что с ней?! – воскликнула Филиппа.

- Я… я не знаю! – проворила Кэт в растерянности.

— Позови леди Памеллу. И пусть вызовут доктора! – отдала приказ Филиппа, тут же собравшись и отбросив панику, хотя она и не понимала, что происходит с Каролиной и как себя нужно вести.

Кэт послушно помчалась прочь, подобрав полы юбки. А Филиппа села на пол, чтобы придержать запрокинутую голову Каролины.

Судороги продолжались около минуты. Челюсти Каролины были плотно сжаты, голова запрокинута, туловище и конечности неестественно вытягивались, а изо рта шла пена. Это выглядело жутко. Но самое страшное было впереди. Дыхание Каролины на мгновенье остановилось, зрачки расширились, выражение лица девушки изменилось, и она перестала двигаться. На мгновенье Филиппа подумала, что Кэрл умерла. Но, к счастью, этого не случилось. Мышцы в теле девушки расслабились, и она словно погрузилась в крепкий сон.

К тому моменту на крик сбежались почти все домочадцы. Леди Памелла, едва не теряя сознания от ужаса, упала на колени подле дочери и бессильно проговорила:

11 глава. Новости из Лондона

Ужасно устав за день, полный бурных переживаний, Филиппа, добралась до своей комнаты и с удовольствием растянулась на просторной и мягкой кровати. Болезни, пусть даже и чужие, всегда действовали на нее крайне угнетающе. Она положила голову на пуховую подушку и погрузилась в сладкий сон, с радостью забыв все тревоги.

Глубокой ночью, пока домашние спали, в Мендвилл-холл из Лондона вернулись сэр Чарльз и Ричард. Они пропустили завтрак, так как отдыхали с дороги. Но за обедом Филиппа нашла их крайне обеспокоенными. В воздухе витало какое-то неприятное напряжение вместе с резким незнакомым запахом дыма, от которого Филиппа едва не закашлялась.

Меню обеда оказалось крайне странным: жаренная лопатка ягненка, вареный лук, желчный пузырь зайца, галеты, пармезан и херес.

Из всего перечисленного Филиппу порадовал только пармезан, который был настолько дорог, что играл роль валюты у богачей. Впрочем, это было неудивительно, если учитывать то, что за него приходилось платить пошлину в восьми городах по пути в Лондон.

- Как обстоят наши дела в Лондоне? - спросила леди Памелла, заметив мрачное расположение духа супруга.

- Наши дела в порядке. Я заключил весьма выгодный договор о сдаче земель в аренду под выращивание шафрана. Полагаю, в скором времени это может принести нам немалый доход. К счастью, нужды ехать в Лондон больше нет, - сухо ответил сэр Чарльз, нахмурившись. Его вид выдавал крайнюю озабоченность.

- Почему к счастью? – спросила леди Памелла.

- Потому что находиться в Лондоне теперь небезопасно. И я советую вам отведать вареного лука, - настоятельно порекомендовал сэр Чарльз. - И обязательно съешьте все по кусочку заячьего желчного пузыря!

Дэвид без удовольствия поковырял в тарелке, где уныло лежал нарезанный вареный лук желтоватого цвета, приправленный разбухшим изюмом. Рядом с ним, как и у всех членов семьи, находился несваренный желчный пузырь зайца в лужице свежей крови вместо соуса.

- А это что? Такое теперь модно есть в Лондоне? – приподняв бровь, спросил Дэвид, продолжая разглядывать совсем не аппетитно выглядящее лакомство.

- Ешьте! – строго сказал сэр Чарльз, тоном, не терпящим противоречий.

- Я не буду это есть! – возмутилась Полина.

- Дочка, поверь это нужно съесть! Ты мне еще спасибо скажешь!

- Послушай, милый, ты ведешь себя странно! – возмутилась леди Памелла. - Объясни толком, что происходит!

После недолгого молчания сэр Чарльз вздохнул и скорбно произнес:

- Король со двором уже перебрался в Оксфорд. И я благодарю Бога за то, что наше поместье не близко к Лондону.

- Но почему? – удивилась леди Памелла.

- Потому что чума, судя по всему, не собирается останавливаться, - мрачно ответил сэр Чарльз.

- Но она же была только на окраинах, и смертей совсем мало. Такое уже бывало. И вспышка болезни постепенно прекращалась сама. Вряд ли высшего сословия может коснуться эта болезнь бедняков, - легкомысленно возразила леди Памелла.

- Мама, эта болезнь не различает регалий и титулов, - возразил Ричард, покачав головой, его лицо также выражало крайнюю озабоченность.

- В Лондоне жуткая жара, как и у нас, - проговорил сэр Чарльз. – И, полагаю, это помогает быстрому распространению болезни. Мы с Ричардом жили на Ковент-Гарден и сразу после нашего приезда с ужасом обнаружили поблизости дома помеченные крестом, со словами "Боже, смилуйся над нами", написанными на них. Так метят дома с больными чумой. Мы, разумеется, сразу съехали. Но за время нашего прибывания в Лондоне болезнь успела распространится и по Сити. Говорят, первым заболел некий доктор Бернетт с Фэнчерч-стрит, где, собственно, мы и остановились. Поэтому я заканчивал дела в спешке. Лишь бы поскорее убраться оттуда. Хотя врачи боятся сеять панику и утверждают, что от чумы погибло не так много людей. Я им не верю. Вот увидишь, эта болезнь вскоре коснется каждого лондонца и, помилуй Господи, может дойти и до нас. Не зря ведь король покинул столицу. Он не сделал бы этого, не представляй город такой опасности. Уверен, что к концу лета счет умерших пойдет на тысячи.

- Какой ужас! – воскликнула Полина. - А как же балы? Мы ведь собирались в Лондон ко двору…

- Полагаю, отсутствие возможности потанцевать - не самая большая плата за жизнь, - раздраженно проговорил сэр Чарльз.

- Однажды ночью, когда мы возвращались из ближайшего паба, нам на глаза попалась тележка, в которой лежали мертвецы, - дрожа, проговорил Ричард.

- И как они выглядели? – спросила Полина.

- Это было ужасно, - вытерев платком пот со лба, сказал Ричард. - На улице уже стемнело, но мне удалось разглядеть жуткие нарывы и большие красные шишки у умерших по всему телу.

- Вы видели их так близко? Но вы же могли заразиться! – всплеснув в отчаянии руками, воскликнула леди Памелла.

- О, не волнуйся, Пэм, - проговорил сэр Чарльз. - Мы, конечно, закрыли нос платками, проходя мимо. Впрочем, рядом, как и везде по Лондону горели факелы, говорят, что они очищают воздух, а еще к ним добавляют перец, хмель и ладан. Кроме того, мы научились курить табак, говорят он тоже помогает защитится от этого страшного заболевания.

12 глава. Предчувствие

Утром, после завтрака, Филиппа почувствовала острый приступ вдохновения, который, без сомнения, знаком всем творческим людям, к коим юная леди себя, безусловно причисляла. На дворе был июль - месяц, когда природа превращается из юной девушки в распустившуюся молодую женщину. Погода была ясной и непривычно жаркой. Сочная изумрудная зелень, смешавшись с желтым светом солнца, приобрела приятный цитрусовый оттенок. Бескрайние просторы Англии пестрели сочным разнообразием полевых цветов, и, чтобы нарисовать их, было достаточно набрызгать на картину все краски палитры.

- Лотта, я хочу рисовать! – проговорила Филиппа.

- Пойдем! – радостно ответила девушка. - Я сейчас соберу все, что может потребоваться, и буду ждать тебя у входа!

- Да, только прежде надень на меня свое платье. Я не выдержу сидеть несколько часов в кустах в корсете.

- Да, но, если леди Памелла увидит… Ты же знаешь, как она щепетильно относится к тому, что пристало и что не пристало леди. К тому же, ты ведь носишь траур… - возразила Шарлотта.

- Не увидит! Я накину плащ.

- Сейчас жара! Она сразу поймет, что что-то не так, - возразила служанка.

Филиппа задумалась.

- Хорошо. Тогда возьми акварельные краски, бумагу, серебряный и свинцовый карандаши, хлебный мякиш и кисти. И не забудь захватить свое платье! А потом жди меня в саду. Переоденешь меня там.

- В саду?! – изумилась Шарлотта.

- Да. Я, кажется, знаю одно уединенное местечко, где можно легко переодеться и нас никто не увидит, - засмеявшись, сказала Филиппа.

Шарлотта убежала, а девушка задумчиво посмотрела в окно. Бескрайние зеленые поля убегали вдаль, за горизонт, и, казалось, им нет ни края, ни конца. Ей отчего-то стало неспокойно. Смутное предчувствие подсказывало, что сегодняшний день станет особенным. И случится нечто, что повлияет на всю ее будущую жизнь. Только вот хорошо это будет или плохо – она не знала. Ей даже отчего-то подумалось, что стоит остаться дома и никуда не ходить. Она колебалась несколько минут, после чего все же решила отправится рисовать. Однако прямо у выхода из Мендвилл-холла ее взору предстала картина, не на шутку ее взволновавшая и огорчившая.

Спускаясь по лестнице, девушка увидела Дэвида, что-то говорящего Шарлотте. Ее служанка улыбалась и радостно кивала. Филиппа невольно почувствовала злость. Но она не могла понять, что это - укол ревности или просто опасения за честь служанки.

- Что здесь происходит? – спросила Филиппа, торопливо подойдя к мирно беседующим молодым людям.

- Ничего. Просто спрашиваю куда вы идете и могу ли я составить вам компанию, - не слишком убедительно ответил Дэвид.

- Не можешь! – резко ответила Филиппа, гневно сверкнув глазами.

- Отчего же? – невозмутимо спросил Дэвид. Казалось, его забавляло явное раздражение Филиппы, и он очевидно воспринимал его на свой счет, но при этом и в свою пользу, потому как был уверен, что видит сцену ревности.

- Оттого, что я не планирую рисовать голых нимф… а природа, полагаю, если она не цвета губ прекрасных дев, тебя тоже мало интересует, - съязвила девушка, пристально посмотрев молодому мужчине в глаза.

Дэвид усмехнулся ее язвительности. Ему отчасти даже нравилось, что девушка больше не боялась его и не робела, как прежде.

- Филиппа, - сказал он, посерьезнев. - Нам нужно поговорить.

Дэвид выразительно посмотрел на Шарлотту, жадно ловящую каждое его слово, будто прося, чтобы она ушла.

- У меня от нее нет секретов, - не очень любезно ответила Филиппа, холодно посмотрев на юношу.

Шарлотта польщенно улыбнулась.

Дэвиду это не понравилось.

- И все же я настаиваю! – твердо произнес он.

- Изволь. Шарлотта, жди меня у сада, - проговорила Филиппа.

Лотта подобострастно взглянула на молодого мужчину и упорхнула прочь. Когда служанка ушла Дэвид словно нехотя продолжил:

- Я хотел перед тобой извиниться, - заиграв желваками произнес он.

Только вот эти слова были похожи на одолжение, брошенное, точно кость собаке. Тон извинения пришелся Филиппе не по душе. Кроме того, она не могла забыть по-собачьи преданные взгляды Шарлотты, бросаемые на златовласого красавца.

- За что? – усмехнулась Филиппа. - За то, что у вас, сударь, нет фантазии, или за то, что вы плохо ориентируетесь в пространстве и, вероятно, поэтому случайно забрели в чужую комнату?

Дэвид недовольно поджал губы.

- Хочешь унизить меня? – сузив глаза, ответил он. - Смотри не пришлось бы тебе потом об этом пожалеть.

- Ах, вот как?! – надменно приподняв брови, проговорила девушка. - Когда извиняются, обычно не угрожают.

- Только в том случае, если извинения принимают, - возразил Дэвид.

- А ты старайся лучше. Расскажи мне вот о той даме на картине и о ее соблазнительных выпуклостях или прочти еще пару комплиментов наизусть. Ты что-то плохо стараешься. Не убедительно! – зло проговорила Филиппа.

Дэвида тон девушки начал раздражать.

13 глава. Волшебное озеро

Чернильные стволы деревьев словно растекаясь сливались с ярко изумрудными пятнами крон исполинов на первом плане и преображались в дымчато-голубоватые очертания леса где-то вдали. Филиппе приходилось только догадываться о том, насколько лес большой. Мендвиллы называли его Грандвуд.

Рядом с Кагором находился океан. А вот лесов не было вовсе, только бескрайние вересковые пустоши и поля. Он обожала дикую красоту своих родных земель и знала, что их место в ее сердце ничто никогда не сможет заменить. Но, когда Филиппа ехала в Мендвилл-холл, ее неизменно восхищала и другая, пока не знакомая ей, английская природа, и особенно – леса. Ей казалось, они таят в себе загадки и тайны, раскрыв которые, можно окунуться в бессмертную историю всей Земли.

Филиппа не захотела ждать Шарлотту и решила, поскольку представился случай, немного погулять в лесу, а заодно поделать зарисовки растений и цветов с натуры.

Лес покорил ее с первого взгляда! Точно заворожённая, она пошла вперед на никому не слышный зов волшебства, который манил ее в глубины лесной чащобы. Сперва она уверила саму себя, что просто подойдет поближе к Грандвуду. Потом пообещала себе, что лишь сделает пару шагов вглубь по едва заметной извилистой тропинке...

А вдруг там она увидит фею? Так хотелось бы взглянуть на нее всего одним глазочком!

Но, чем дальше она заходила, тем больше ей хотелось окунуться в этот чарующий, полный волшебства мир. Удивительные птицы, причудливые деревья, их кора, поросшая изумрудным мхом, яркое разнотравье в ослепляющих лучах полуденного солнца, мерное жужжанье пчёл… Вот прозрачный ручей, хрустальными струями сбегающий по острым терракотовым камням. Вот восхитительная стрекоза с серебристыми крыльями и длинным голубоватым тельцем. Вот папоротник, раскинувший свои пышные ветви над полянкой с ярко-оранжевыми грибами. Деревьев здесь было много, и все - разных пород: сосна, ель, осина, можжевельник, дуб, береза, ольха, тис и многие другие.

На ум Филиппе пришла средневековая валлийская поэма из Книги Талиесина, которую в детстве ей читал отец, о волшебной «Битве деревьев», где описывалось сражение оживленных магами исполинов. Филиппа очень любила эту поэму и часто заставляла отца ее перечитывать. Возможно, именно поэтому лес так манил ее теперь. Она помнила ее строки наизусть. И теперь, когда она оказалась в этом удивительном лесу, невольно ее губы сами начали произносить знакомые слова:

На битву первыми шли деревья, старшие в роде,

А юные ива с рябиной процессию замыкали,

От запаха крови пьян, шагал терновник колючий;

Ольха устремлялась в бой, подняв могучие ветви,

И розы свои шипы к врагу простирали в гневе,

Кусты малины пришли, покинув лесную чащу,

И жимолость ради битвы презрела свою ограду,

И плющ вместе с ней, и вишня, что шла на битву со смехом;

Последней береза шла, мудрейшее из деревьев,

Отстав не трусости ради, а гордость свою сберегая;

Их строй по бокам ограждал золотарник цветущий,

Ель шла впереди, полководцем средь них величаясь;

А королем был тис, что первым в Британии правил…

Делая очередной шаг, она видела новое безупречное творение природы, садилась на корточки и начинала рисовать. Сперва она решила попробовать делать наброски свинцовым грифелем. С виду он был похож на современную шариковую ручку, впрочем, более изящную и красивую. Корпус карандаша был сделан из красного дерева. Свинец давал мягкие серебристые линии, которые легко стирались кусочком хлебного мякиша. Рисовать им было легко и приятно.

Немного набив руку на набросках, Филиппа увидела прекрасную бабочку, пестроглазку-галатею. Графичный рисунок на ее крылышках очень впечатлил девушку, и она решила рискнуть нарисовать ее серебряным карандашом. Затаив дыхание, Филиппа достала из сумки роскошный аксессуар, который ей подарил отец незадолго до смерти. В ту пору серебряные карандаши могли позволить себе только очень состоятельные люди, ведь они изготавливались с применением инкрустации, богато орнаментировались и даже украшались статуэтками. Карандаш Филиппы имел узор шахматной доски по всей рукоятке, а наконечник в виде рельефной шляпки был инкрустирован нежно-голубой бирюзой.

В отличие от свинцовой техники, рисунок серебром невозможно было стереть, поэтому этот материал требовал от художника большей точности и мастерства. Серебро со временем окислялось, и мелкие тонкие штрихи окрашивались в теплые оттенки сепии. Серебряный карандаш изготавливался путем припаивания серебряного острия к металлической рукоятке. На старинных рисунках и теперь часто можно встретить название «серебряная игла». Это и есть техника серебряного карандаша.

Филиппа очень берегла его, ведь она считала, что пока недостаточно хорошо рисует, к тому же он был дорог ей как память об отце. И все же в этот раз она решилась попробовать рисовать именно им.

На удивление, рисунок начал получаться хорошо, даже без возможности стирания. Линии ложились точно и аккуратно. Но вот незадача! Бабочка-пестроглазка оказалась плохой натурщицей. Она постоянно перелетала с цветка на цветок, с травинки на травинку, с веточки на веточку. А Филиппе было просто необходимо закончить свой рисунок! И она торопливо следовала за ней в самую чащу леса.

14 глава. Шантаж

Вернувшись в сад, Филиппа не нашла там Шарлоту. К вящему ужасу девушки, ее не оказалось и в лабиринте. Между тем, платье лежало на том же месте, где они его оставили.

- Ну где же ты, Лотта!? – в отчаянии воскликнула девушка. - Я же не смогу без тебе одеться!!!

Однако возвращаться назад в платье служанки было немыслимо. Филиппа слишком хорошо изучила леди Памеллу, да и сэра Чарльза. Они точно были бы недовольны таким перевоплощением. Филиппе ничего не оставалось, как впервые в жизни попытаться облачиться в наряд, полагающийся ей по статусу.

Снять платье служанки оказалось проще простого. Надеть сорочку и свои юбки она тоже смогла без особого труда. Но корсет и корсаж!!!

Филиппа готова была расплакаться, пытаясь выкрутить руки так, чтобы хотя бы просто завязать шнурки на спине, не говоря уже о том, чтобы придать фигуре подобающую форму. Она провозилась около часа, чтобы ее спина хотя бы не раскрывалась сзади, оголяя сорочку. Конечно, о тонкой талии и правильно сдавленно груди речи не шло. Но Филиппа рассчитывала на то, что ей удастся проскользнуть незамеченной в свою комнату, а там уж Шарлотта приведет все в подобающий вид. Увы, ее надежды не оправдались.

Лотта была очень напугана отсутствием Филиппы и не нашла ничего лучше, чем рассказать обо всем домашним. Поэтому, когда юная госпожа пришла в замок, ее уже ждали у входа. А внутри царил страшный переполох. Леди Памелла ходила из угла в угол, нервно пожимая руки, сэр Чарльз сидел возле камина и упрямо всматривался в пурпурные огоньки пламени. Дэвид возбужденно переворачивал одну за другой страницы Гомера. Полина что-то говорила Каролине, а та, нахмурившись, упрямо смотрела перед собой. Что касается Кэт, то она, не имея сил сдержать ехидную улыбку, ухмылялась в темном углу гостиной.

Ричард встретил Филиппу на пороге дома.

- Боже, Филиппа, где ты была? – удивленно, не скрывая раздражения, спросил он.

- Я… Я просто гуляла, - растерянно пробормотала Филиппа пятясь назад, чтобы прижаться спиной к стене как можно ближе, в надежде, что никто не заметит ее наспех зашнурованного корсажа и почти не затянутого корсета.

Пышными рукавами буфами она прикрывала свою фигуру, которая теперь, очевидно, выглядела иначе чем обычно.

-Гуляла? Где же? Позвольте узнать? – спросил Ричард, настойчиво взяв ее под локоть и сопровождая в гостиную.

- Отец, Филиппа вернулась. Она говорит, что гуляла… - проговорил Ричард, пытаясь завести ее вглубь комнаты. Но Филиппа упорно замерла в дверях, оставаясь чуть позади Ричарда, чтобы не открывать ему свою спину.

- Где же мне гулять, как не в саду, - невинно раскрыв от удивления глаза, спросила Филиппа, словно случайно прикрывая грудь и туловище пышными рукавами.

- В саду? Но это же невозможно! Мои люди обыскали сад и все ближайшие окрестности, и даже лес! – прервав молчание, сказал сэр Чарльз.

«Похоже, вы плохо искали» – усмехнулась про себя Филиппа и продолжила столь же невозмутимо:

- Вероятно ваши слуги плохо знают сад. Дело в том, что однажды мы прогуливались с Шарлоттой рядом с Мендвилл-холлом, а сэр Дэвид был столь любезен, что показал на великолепнейшую беседку в самой гуще сада. Именно там я и провела это время читая увлекательнейший французский роман.

При упоминании о беседке Дэвид и сэр Чарльз почему-то залились краской. Филиппа взглянула на молодого человека каменным взглядом, приказывая дать подтверждение ее словам.

На что юноша растеряно кивнул.

- Где же ваша книга, позвольте узнать? – овладев собой спросил сэр Чарльз.

- Ох, я, вероятно забыла ее в саду, - невинно произнесла она. - Но мне, конечно, весьма лестно ваше беспокойство. Однако мне кажется, что наш разговор перешел в допрос, - гордо продолжила Филиппа, внешне совершенно справившись с волнением и открыто посмотрев в глаза сэру Чарльзу.

Но тут в разговор вмешалась леди Памелла.

- Ой, дитя мое, ты ведь наверняка голодна? – заботливо произнесла она.

- Да, вы правы! Я так увлеклась книгой, что совсем забыла о времени и о требованиях моего организма, - чистосердечно призналась Филиппа.

- Разумеется, девочка… разумеется. Когда-то я была на тебя очень похожа, - со вздохом сказала миссис Мендвилл, устремив свой взгляд в далекое прошлое.

Однако вскоре, словно очнувшись от сладкого сна, она продолжила:

- Кэтрин, вели накрыть на стол леди Филиппе - и поскорее!

Глаза Кэт засверкали гневом. Она была уверена, что высокомерная госпожа врет. Но, разумеется, ничего не сказала, лишь с шумом ушла из гостиной, предварительно бросив злобный взгляд на Дэвида и плохо зашнурованный корсаж Филиппы. Однако опять этого будто никто не заметил. Филиппа не сдержалась:

- На мой взгляд этой служанке стоит поучится хорошим манерам, - она особо выделила слово «служанка».

- Кэт хорошо знает свое дело, - задумчиво произнес сэр Чарльз, на что Дэвид усмехнулся. Однако отец будто не обратил на это внимания. - Но мы не окончили разговор…

- Что же вы желает мне сказать?! – холодно спросила Филиппа.

- Я прошу тебя впредь не посещать это место.

15 глава. Домашний арест

После недолгого исчезновения Филиппы внимание к ее скромной персоне очень возросло. Девушка не была уверена, но ей казалось, что Дэвид сказал что-то нелицеприятное сэру Чарльзу о ее недавней отлучке. После их последнего разговора и без того шаткая вера в благородство молодого человека неумолимо таяла. Кроме того, ее предположения подтверждали его ревнивые взгляды, которыми он щедро одаривал девушку за столом и при встрече.

В тот же день вечер за ужином Филиппа случайно встретилась с Дэвидом глазами. Она уже хорошо знала этот пронзительный взгляд. Молодой человек вел себя необычно, он ел гораздо меньше обычного. Роскошная курица в миндальном соусе – истинное произведение искусства Жана, - осталась им почти не тронутой, как и восхитительный тушеный карп. Зато кларет слуги не успевали подливать. Всю трапезу Дэвид мрачно буравил девушку глазами, словно пытаясь прочесть ее мысли. И в какой-то момент Филиппе действительно показалось, что ничто не может утаиться от него. Она вновь захотела провалиться под землю от смеси смущения и стыда перед этим всезнающим взглядом, в котором теперь появилась не только страсть, но и гремучий коктейль из досады, обиды и злости.

Но тут в Филиппе заговорила гордость. Она никому не позволит читать свои мысли! Поэтому, сделав над собой неимоверное усилие, с легкой и притворной улыбкой на устах, девушка продолжила смотреть Дэвиду в глаза.

«Смотри, сколько хочешь! Ты ничего не узнаешь обо мне!» – повторяла она про себя, как заклинание, стараясь убедить в этих мыслях саму себя.

И, к ее удивлению, Дэвид не выдержал и убрал взгляд первым...

Как бы то ни было, теперь Филиппа находилась под постоянным контролем кого-либо из членов семьи, или кого-то из слуг. Большую часть дня леди Памелла просила Филиппу, Каролину и Полину, находиться подле нее.

Женщина оказалась страстной любительницей вышивки. К тому же сэр Чарльз привез ей из Лондона сборник схем для вышивания с различными рисунками: растительными орнаментами, изображениями флоры и фауны, библейскими сюжетами и портретами людей. Также в этой книге, описывалась самая модная в то время техника объемной вышивки гладью. С помощью нее декорировали мебель, шкатулки, книги, рамы для картин, зеркал и многое другое.

Леди Памелла была настолько увлечена и восхищена книгой, что во что бы то ни стало решила научить тонкому искусству вышивания и дочерей с Филиппой. Она уверяла, что этот навык просто необходим любой благовоспитанной леди. И если девица достигнет высокого мастерства в таком сложном искусстве, это непременно вызовет всеобщее уважение и продемонстрирует ее трудолюбие и благочестие.

Так что теперь молодые леди с хозяйкой замка часами напролет сидели в гостиной, склонившись над пяльцами, и составляли из маленьких стежков потрясающие выпуклые узоры и формы.

Вышивка создавалась в основном гладью, шелковыми и золотыми нитями.

Леди Памелла, конечно, принялась за самое сложное – она решила вышить рамку для большого зеркала в гостиной. Работа эта была крайне трудоемкой и долгой. Основой стала льняная материя, на которой, словно по волшебству, под ловкими пальчиками женщины появлялись популярные в то время бытовые сценки - мужчины и женщины в роскошных одеждах, приветствующие друг друга. Причем сами фигуры фактически представляли собой выпуклые шелковые куколки, пришитые к основе вышивки, они даже имели настоящую одежду, также вышитую и украшенную кружевом. Стоит ли говорить, что, чтобы закончить работу, леди Памелле предстояло потратить на нее несколько месяцев.

Ее подопечные выбрали боле простые и менее трудоемкие варианты. Каролина решила вышить небольшую картину с библейским сюжетом на тему райского сада. Основой рисунка был черный бархат, а рисовала она шелковыми и золотыми нитями.

Полина захотела вышить перчатки. Она говорила, что, хоть у нее пока и нет жениха, но она непременно подарит их ему, когда он появится. Перчатки в ту пору ассоциировались с романтической привязанностью и могли служить знаком любви. Их даже иногда дарили второй половине в день помолвки вместо кольца. Полина выбрала для украшения своего творения изображения сердец, роз и голубей.

Ну а Филиппа решила вышить переплет для требника. За основную тему она взяла Житие Святой Эсфири, которую считали образцом благочестия и смелости, а также красоты.

Нельзя сказать, что Филиппе совсем не нравился процесс. Все же приятно, наверное, будет держать требник в такой красивой обложке! Однако рисовать ей хотелось больше. Да и плавать в озере тоже. Одно радовало: во время вышивания у нее было не мало времени для раздумий и мечтаний. А они почему-то всегда настойчиво поворачивали ее сознание в сторону волшебного озера и загадочного юноши, сидящего на ветке старого дуба…

Но когда долгие часы вышивания заканчивались, Филиппа все равно не оставалась одна. Сэр Чарльз велел миссис Томпсон постоянно быть подле воспитанницы. А Филиппа хорошо знала свою кормилицу, поэтому рассчитывать на то, что та радостно воспримет ее идею с переодеванием и отпустит в лес, чтобы поплавать в озере, не приходилось.

Иногда к Филиппе наведывалась Полина, судача о светских сплетнях и новостях, о которых она узнавала от кузин, которые уже были при дворе Карла II. Филиппа и Полина иногда даже гуляли в саду, но опять-таки, под неустанным контролем миссис Томпсон, которая шла от них чуть поодаль, но всегда оставляла их в поле зрения.

- А ты знаешь, что, хоть наш король и женат, самой настоящей королевой является вовсе не бедняжка Екатерина Брагансская, а Барбара Каслмейн! – как-то прощебетала Полина.

16 глава. Побег

Дни проходили за днями. И вот уже Филиппа вышила обложку для своего требника. И она получилась действительно невероятно красивой. Особенно удалась девушке овальная рамка в центре обложки. Она была объемной, ажурный рельеф и само золотое шитье создавали иллюзию настоящей багетовой рамы. Библейский сюжет также удался на славу. И даже леди Памелла искренне похвалила девушку за трудолюбие и талант.

- Каролина, скажи, - как-то обратилась Филиппа к подруге. - Ты не знаешь, почему меня никуда не отпускают одну?

Кэрл лишь пожала плечами.

- Я не знаю, из-за чего. Но папа правда отдал такой приказ. Он никому ничего не объяснял.

- Я устала от такого тотального контроля. Я почти не бываю одна! Иногда мне просто хочется погулять вдоль тенистых аллей в гордом одиночестве! Поплавать, наконец! – невольно вырвалось у Филиппы в запальчивости.

- Поплавать? – удивленно переспросила Каролина.

- Обещай, что никому не расскажешь! – недолго думая, сказала Филиппа.

- Хорошо. Я обещаю! – уверенно ответила Каролина.

- Ты знаешь, что в Грандвуде есть озеро?

По лицу Каролины пробежала тень.

- Только не говори, что ты там была и еще плавала… - с тревогой проговорила девушка.

- Вообще-то да… Именно там я и была в тот день. А что тут такого?

- Просто это место негласно считается запретным.

- Почему?

- Это долгая история.

- А я никуда не спешу. Благодаря твоему отцу у меня масса свободного времени. Свой требник я закончила, и пока твоя мама не заставила меня вышивать какую-нибудь подушку, я с радостью послушаю тебя.

- Ну, хорошо. Тогда слушай. И я очень надеюсь, что после моего рассказа ты больше не захочешь туда ходить, как и все здравомыслящие люди.

- Рассказывай! – в нетерпении воскликнула Филиппа.

- В деревне, что неподалеку от Мендвилл-холла, жила одна женщина с дурной славой. Звали ее Стефания. Говорят, что она была очень красивой. Только красота ее была не от света, а наоборот.

- Это как?

- Черные, точно воронье крыло волосы, большие, горящие. будто угли, глаза и бледная, точно снег, кожа. Говорят, не было мужчины, который не возжелал бы ее, увидев. Только была она неприступна и горда, точно леди. Родители ее рано умерли, а она зарабатывала на жизнь тем, что лечила людей травами. Потому очень скоро пошла о ней по деревне дурная слава. Говорили, будто она колдунья. Женщины ревновали своих мужей, придумывая все новые и новые небылицы о ней. А может, и правду. Кто теперь разберет? Многие хотели жениться на ней, но она не соглашалась. Пока однажды не влюбилась Стефания в какого-то аристократа. Никто не знает, кем он был. Люди говорили, что приезжал он всегда глубокой ночью, кутаясь в черный плащ почти до бровей - так, что никто не мог узнать его. Через некоторое время Стефания забеременела. Ну а потом, тот аристократ исчез из ее жизни. Люди говорили, что она стала буквально таять на глазах. Ее живот рос, а сама она иссыхала, словно ребенок высасывал из нее все силы. Через девять месяцев Стефания родила сына. А еще через несколько дней к ней в дом пришли разгневанные жены со своими подкаблучниками-мужьями, решив свершить правосудие над несчастной женщиной. Она была больна и слаба. Но, встав с постели, вышла во двор и прокляла всех, кто пытался ее ударить или унизить. Она сказала, что всю деревню ждет страшная и мучительная смерть. А потом она оставила сына в колыбели и ушла к тому озеру. Говорят, что там она утонула там и навсегда прокляла и отравила ту воду. И если кто-то осмелится искупаться в том месте, то непременно или утонет, или умрет от какой-нибудь страшной болезни.

Филиппа невольно поежилась.

- Что за вздор?! Кэрл, ты же не крестьянка! Неужели ты во все это веришь?!

Каролина засмеялась:

- Конечно, нет! Тем не менее, у нас у всех в деревне и в доме есть негласное правило. Мы не ходим к тому озеру, братья там не охотятся. И никто из деревенских не имеет права там находиться.

- Уффф… А я почти тебе поверила, - улыбнулась Филиппа.

- Ну, я не могу сказать, что не верю ни в одно слово из этой истории. Любая легенда должна на чем-то основываться. Впрочем, даже если это вранье, я не умею плавать и слишком боюсь волков, чтобы ходить в тот лес.

- А там есть волки? – испуганно проговорила Филиппа.

- Не знаю! – рассмеявшись, ответила Каролина. - Вполне возможно, что отец с братьями их всех давно убили. Во всяком случае, они давно не приносили их шкуры с охоты.

- Кстати, насчет твоего отца… Может ты как-то сможешь на него повлиять? Чтобы он давал мне больше свободы, - с надеждой спросила Филиппа.

- Я не думаю, что это поможет. Отец никогда не слушал меня. Но я все равно попробую. Меня такая слежка точно тяготила бы, как и тебя. Я, право, не понимаю, отчего он так разозлился. Ну подумаешь, зачиталась ты где-то одна. Я тоже сотню раз зачитывалась, забывая о времени. Но почему-то его это никогда особо не волновало.

Кэрл действительно поговорила с отцом. Но это ничего не изменило.

Однако через несколько дней сэр Чарльз уехал по делам, на этот раз - в Оксфорд, где разместился королевский двор.

17 глава. Новый друг

Без труда Филиппа добралась до озера. Оно было по-прежнему прекрасно, даже несмотря на то, что погода оказалась пасмурной, от одного его вида хотелось петь.

На этот раз, почти сразу девушка заметила сидящего на ветке дуба Сэнди. Он по-прежнему читал книгу, в той самой позе, в которой она увидела его впервые.

Однако, юноша, к разочарованию Филиппы, вовсе не собирался ее замечать. Полностью поглощенный книгой, он словно не видел ничего вокруг.

- Здравствуй, Сэнди, - решив подойти первой, проговорила она.

Юноша вздрогнул и пристально посмотрел на гостью. В его глазах по-прежнему несколько холодных, появились огоньки радости. Однако ненадолго. Вновь натянув на себя маску безразличия, молодой человек холодно произнес:

- Что ты тут делаешь?

- Я? Разве ты не говорил, будто я могу приходить сюда когда захочу? Именно для этого сделал метки на деревьях, разве это не так? – обиженно и вместе с тем высокомерно спросила Филиппа, тут же начав ответное наступление.

- Да это так, но все сроки прошли…- выпалил юноша не подумав.

Филиппа стояла в растерянности. Она так хотела опять попасть к озеру, все три недели мечтала побывать здесь, вновь поплавать, а еще увидеть этого загадочного красивого юношу, который с первого взгляда вызвал в ней столько эмоций. И вот теперь она стояла перед ним, а он отчитывал ее за какие-то сроки и вообще вел себя крайне неучтиво и, кажется, совсем не рад был ее возвращению.

- Сроки? - обиженно произнесла Филиппа, все-таки пытаясь сразу не нападать на Сэнди, хотя в ее душе уже все начало клокотать от праведного гнева.

Однако юноша, скрестив руки на груди хмурился и явно не собирался сменять гнев на милость.

- Я не могу понять, о чем ты говоришь. Сначала ты делаешь метки на деревьях и заявляешь, что я могу приходить сюда когда захочу. А потом утверждаешь, будто прошли какие-то сроки, - промолвила она, выдохнув и собрав в кулак все хладнокровие, дарованное ей природой.

- Тебя здесь не было почти три недели. И теперь ты не можешь сюда приходить. – жестко отчеканил он, явно не собираясь сдаваться.

Лицо Филиппы при этих словах засияло, а в душе появилась радость.

- Разве три недели? - вкрадчиво как кошка спросила она.

- Да – две недели и пять дней – простодушно подтвердил Сэнди, не заметив тона Филиппы.

- А ты, что считал дни? – лукаво улыбнувшись, спросила девушка.

Лицо юноши залилось краской, он не знал, что ей ответить. Признаться ему очень хотелось, чтобы гостья вернулась? Нет! Он не мог этого сказать, ни столько из-за гордости, сколько из-за страха. А вдруг девушка посмеется над ни? Поэтому некоторое время постояв в нерешительности он промямлил:

- Вовсе нет…

- Тогда откуда же ты знаешь, что прошло две недели и пять дней, - также хитро улыбаясь спросила Филиппа.

- Неважно… Тебе все равно нельзя сюда приходить.

- А как ты мне воспрепятствуешь? – приподняв бровь спросила девушка.

Сэнди замялся на мгновенье, а затем торопливо проговорил:

- Наставлю меток на всех деревьях, и ты не сможешь найти дорогу, - удовлетворенно произнес Сэнди.

Филиппа стала волноваться ведь этот мальчишка мог и вправду выполнить свою угрозу. Пусть он оказался вовсе не таким милым, как она предполагала, но лишаться озера девушка ни за что не хотела.

И тут в ее очаровательной головке мелькнула неожиданная мысль. Когда-то давно, кажется, в прошлой жизни, они с отцом любили плакать наперегонки. Отец, конечно, как водится обычно поддавался ей. Но как же это было весело! Филиппе безумно захотелось повторить это и вспомнить то приятное и сладкое ощущение от соревнования и приятный пьянящий вкус победы.

- А что, если мы устроим соревнование?

- Соревнование?! – усмехнулся Сэнди.

- Да. Ты ведь умеешь плавать?

Юноша нерешительно кивнул.

- Хорошо. Если выиграю я, то смогу приходить сюда когда захочу, а если ты, то обещаю, здесь больше не появляться.

- Я согласен, - ответил Сэнди, явно не мало удивленный предложением незнакомки.

- Плывем до другого берега? – переспросила Филиппа.

- А ты сможешь? – недоверчиво спросил он, - Я хочу сказать, не придется ли мне вылавливать тонущую русалку?

- Посмотрим кто кого вылавливать будет – заносчиво произнесла Филиппа, которую нисколько не оскорбил пренебрежительный тон юноши.

- А ты…в платье плавать будешь…- неуверенно спросил Сэнди и его бледные щеки залила краска.

- Конечно нет! Но ты ведь отвернешься пока я зайду в воду?

Рубашка девушки была из плотной ткани, поэтому не просвечивала. Она торопливо сняла платье. Сэнди стоял к ней спиной и сам медленно разделся, оголив накаченные руки. Филиппа, украдкой взглянула н него и тут же пожалела о своем неосторожном предложении. У Сэнди действительно была для его возраста фигура, атлета. И с такими мышцами он просто не мог быть медленнее ее. Но брать свои слова обратно было бы малодушием.

Филиппа зашла в воду так что бы ее грудь была закрыта.

- Я готова, - проговорила девушка.

Сэнди подошел и встал рядом с ней вплотную. Он был удивительно хорош собой и Филиппа невольно залюбовалась его торсом и широкими плечами. Она никогда еще не видела обнаженное тело мужчины и тем более так близко. Да, конечно, он был еще не мужчиной, а только юношей. И все же, это не помешало в ее сердце вспыхнуть вполне женским чувствам. Впрочем, Филиппа торопливо убрала взгляд, так чтобы он его не заметил. В конце концов Сэнди даже не пытался ее рассматривать. И это вызывало в Филиппе уважение.

- Раз, два три! – закричала девушка.

С бешенной скоростью они отплыли от берега.

Филиппа плыла на спине. Как ей казалось, это был самый быстрой и легкий вид плавания. Сэнди же плыл брасом. С шумом ударялись их руки о водную гладь. Рядом не было видно ничего кроме хрустальных брызг с шумом, разлетающихся в разные стороны. Через несколько минут они приблизились к берегу. Сэнди выигрывал, опережая Филиппу примерно на десять футов. И как ни старалась девушка ей не удавалось обогнать великолепного пловца. Однако, когда до берега осталось совсем немного, Сэнди заметно снизил скорость и Филиппа совершенно неожиданно смогла его догнать, а после и опередить. Победа осталась за девушкой. Хотя она нисколько не сомневалась в том, что юноша поддался, как это когда-то делал ее отец.

18 глава. Беседка для свиданий

А пока Филиппа размышляла над тем, как лучше поговорить с Жаном, новая игра стала захватывать девушку все больше. Убежать из замка, чтобы поплавать и поболтать с Сэнди, стало для нее увлекательным квестом. И союзницей ей в этом стала Шарлотта. Оказалось, что девушка знала о романе матери и Жана. И потому сообщала Филиппе, когда у них было свидание. И тогда Филиппа могла быть почти полностью уверена в том, что на следующий день миссис Эрика наверняка заснет за шитьем. И это даст девушке два-три часа на прогулку. Шарлотта теперь не противилась этим вылазкам подруги. Напротив, словно была им рада. И вот почему.

Когда Филиппа убежала к озеру во второй раз, Шарлотта, скучая, присела на скамейку в беседке. Она знала, что ее мать еще спит, и возвращаться назад в замок ей совсем не хотелось. Книжка, которую она прихватила с собой, была очень кстати. Она, с предвкушением, открыла любовный французский роман, который дала почитать Филиппе Полина. Но госпожа отчего-то отложила его в сторону и вовсе не горела желанием погрузиться в его сладостный мир. Филиппа утверждала, что он слишком глупый, но, не желая обижать Полину, не стала возвращать его сразу. Шарлотта же была категорически не согласна со своей подругой.

Напротив, ее не на шутку захватили любовные страсти и переживания, описываемые там. И с разрешения Филиппы она погрузилась в удивительный мир французской знати и двора, представляя себя не больше, не меньше, чем герцогиней, в которую влюблялись все мужчины от мала до велика. Ее сердце сжималось и радостно билось при описании довольно двусмысленных любовных сцен. И, вероятно, миссис Томпсон, знай она, что написано в этой книжке, запретила бы дочери ее читать. Но, по-видимому, та была слишком занята собственной личной жизнью и не знала, чем заполняет дочь свое свободное время. А Шарлотта радостно поглощала всю неизвестную ей доселе информацию.

Ей так хотелось быть такой же красивой, богатой, и желанной, как эта французская герцогиня! Лотта в красках представляла, какой сногсшибательной аристократкой могла бы быть она! Как придирчиво выбирала бы себе мужа, а потом любовников. Они, конечно же, должны были быть непременно и богатыми, и очень красивыми…такими, как Дэвид!

Задумавшись, Шарлотта отложила книгу и посмотрела в зеркало, висевшее в беседке. Но ведь и вправду, как несправедлива судьба! Ведь она так хороша собой! Ничем не хуже Филиппы. Но почему ей не повезло родится в богатой семье, и она всего лишь служанка?! А как хотелось бы это изменить! Шарлотта представила, как капризничала бы, когда служанка укладывает ей волосы, как ругала бы ее за то, что слишком сильно затянула корсет, как придирчиво выбирала бы себе украшения и наряды… Из груди Шарлотты вырвался грустный вздох.

Рядом на скамье одиноко лежало платье Филиппы. Пусть и черное, но такое роскошное! Шарлотта провела рукой по гладкой шелковой материи и кружеву. И в ее головку пришла неожиданная мысль. Она торопливо расшнуровала свой корсаж и разделась догола. Затем торопливо натянула на себя изысканную сорочку Филиппы с пышными, отделанными кружевом и лентами, рукавами-буфами, потом надела на себя многочисленные юбки Филиппы и приложила корсаж, украшенный серебряной тесьмой.

И вправду как ей шла вся эта роскошь! Она действительно, словно стала другим человеком! На устах девушки заиграла самодовольная улыбка.

- Зашнуруй-ка мне корсаж! – властно проворила она, обращаясь к воображаемой служанке. - Да поживей! Какая же ты неумеха!

- Минуту, моя госпожа! – раздался вкрадчивый голос где-то совсем рядом. Сердце девушки упало в пятки, а в отражении она увидела силуэт мужчины, уверенно направляющегося к ней из лабиринта.

- Уже иду.

Это был Дэвид.

Краснея от стыда, Шарлотта не решалась повернуться. Как много он видел? Ведь еще пару минут назад она была абсолютно обнаженной! Еще этот глупый спектакль… Что, если он расскажет Филиппе?

Между тем Дэвид медленно подошел к девушке со спины.

- Убери корсаж. Ты ведь знаешь, что леди сперва шнуруют корсет, - вкрадчиво проговорил он.

Шарлотта, дрожа, послушалась господина. Его пальцы прикоснулись к ее наполовину обнаженной спине и от этого прикосновения Лотта задрожала. Дэвид увидел, как ее кожа покрылась мурашками. Он едва заметно улыбнулся, а затем, словно случайно гладя спину, стал зашнуровывать ее корсет. Причем делал это так профессионально, словно был настоящей камеристкой.

Шарлотта боялась повернуться, боялась что-то сказать, боялась посмотреть молодому мужчине в глаза. Она чувствовала, как туго сильные руки Дэвида, затягивают шнурки на ее и без того стройном девичьем теле. Из ее уст невольно вырвался стон - не то от боли, не то от удовольствия. Дэвид едва заметно улыбнулся, вновь резко дернув ее, затянув корсет еще туже ее и завязав последний узел. Она вновь издала тихий стон. Сдавленная девичья грудь теперь аппетитно вываливалась сверху корсета демонстрируя соблазнительное декольте. Дэвид потянулся за корсажем и сам медленно и нежно надел его на Шарлотту, словно невзначай касаясь ее рук и обнаженных плеч.

- Ты ведь хотела, чтобы за тобой ухаживали так же, как за твоей госпожой. Не так ли? – низким голосом с хрипотцой спросил он, взяв ее за подбородок и заставив посмотреть себе в глаза. Шарлотта густо покраснела, но не решилась ничего ответить.

Дэвид вновь задержал взгляд на ее груди, а затем резко, по-хозяйски, развернул девушку к себе спиной и начал медленно, но также туго зашнуровывать корсаж. Шарлотта почувствовала, что задыхается то ли от непривычной для нее одежды, то ли от чувств, с такой невероятной силой, захвативших ее. Ей казалось, что ни разу за всю жизнь она не испытывала ничего более мучительного, но одновременно томительно прекрасного.