–
Баба Люба, давай! Давай!
Вопила музыка, прыгал танцпол. В молодые голоса вмешивались три надтреснутых. Это я с подругами пустилась во все тяжкие. Не каждый день исполняется семьдесят пять.
– Подсыплем песочку!
Вероника самая горластая из нас. Работала директором завода, поэтому может построить даже инспекторов ГИБДД. Нас остановили за превышение скорости, так нам не терпелось начать вечеринку. Тогда у нас еще был интеллигентный вид. Бусы, шляпки, тяжелые серьги, пастельные тона одежды, томный взгляд поверх солнцезащитных очков. Без стекол с большими диоптриями он именно таким и видится.
– Будьте осторожны, дамы, – с улыбкой посоветовал инспектор, прежде чем вернуть права. Его впечатлил возраст Вероники. Семьдесят семь, а у нее на голове наверчена чалма и на руках татуировки в индийском стиле. На губах непременно алая помада.
– Тряхнем костями!
Это Ольга. Бывшая учительница химии с пятидесятилетним стажем. Знаток сложных коктейлей и заумных слов. Она не просила подать соль, она требовала принести хлорид натрия. Чем вгоняла официантов в ступор. А о водке могла рассказать так интересно, что мы не пили ее, а вкушали, как благословенный небесами напиток. Правда, в последнее время сильно разбавляли томатным соком.
Вот вы, например, знали, что на Руси водку называли хлебным вином? Нет? А Ольга, приверженка всего исконно–русского, так и говорила: «А плесните–ка мне зелена–вина!». И очень серчала, когда ей приносили абсент. Официанты ее боялись.
– Наведем шороха!
Меня не боялся никто. Ни инспекторы, ни официанты, ни соседские собаки. Нет, я не была склочной бабкой, но любила порядок. Поэтому требовала, чтобы даже болонку выгуливали на коротком поводке. Как положено по нынешнему закону, он должен быть не больше двух метров. И чтобы надели намордник. Желательно на все тело.
Со стороны могло показаться, что я, Любовь Ивановна Спица – бывший начальник отдела кадров крупного предприятия, сварливая зануда. Вовсе нет. Просто я терпеть не могу, когда люди преступают рамки закона.
И кто бы мог подумать, что в самый разгар веселья, в еще вполне вменяемом состоянии, я сама покушусь на чужую собственность, чем вызову череду непредсказуемых событий.
– Баба Люба, давай! Давай! – поддержала я очередной призыв.
Держась за грудь, где эхом отдавали ударные, я потянулась к своему бокалу. Наш стол стоял у самого края танцпола, поэтому достаточно было сделать пару шагов, чтобы оказаться у источника повышенного настроения. Осушив залпом заказанный Ольгой слабоалкогольный коктейль, я почувствовала, как по моим жилам растеклась живительная влага.
– Баба Люба, давай! Давай! – проорала я с удвоенной энергией, краем глаза замечая, как на меня выпучился молодой мужчина, почему–то сидящий на нашем диванчике. Я кокетливо помахала ему пальчиками.
– Люба, ты что творишь? Это же не наш стол! – появившаяся рядом Вероника вырвала из моих рук высокий бокал.
Я икнула и посмотрела вверх. Огни на потолке крутились со скоростью вертолетного винта.
– Что было в этом бокале? – услышала я через грохот музыки голос Ольги. – Вызывайте скорую! Ей плохо!
Нет, мне было хорошо. Я чувствовала себя легкой, как пушинка. А огоньки на потолке превратились в яркие звезды. Ветер, вызванный трепетанием веера, который Вероника всегда носила в сумочке, подхватил меня и понес прямо к черным небесам. Я расставила руки и крикнула, что было сил:
– Вечность, прими меня, я твоя!

Это мы до шести коктейлей...
А это уже после двух...
А это уже ближе к началу конца. Или к новому началу?
В любом случае это еще не конец.
Баба Люба, давай! Давай!

Пришла я в себя на проселочной дороге. Долго стояла, пытаясь понять, как здесь оказалась. Утреннее солнце слепило, поэтому я приставила руку ко лбу козырьком. Все походило на то, что меня просто обронили по дороге. Я вспомнила, что после вечеринки мы собирались завалиться на дачу Ольги. Пришла пора варить кизиловое варенье.
Неужели Вероника не дождалась сына и села за руль сама? Это после шести коктейлей? Не мудрено, что я вывалилась, а они не заметили. Знать бы только, в какую сторону идти, чтобы добраться до деревни. И хоть бы кто проехал, чтобы спросить, далеко ли до Лапино. Или, на худой конец, попросить телефон и позвонить своим, чтобы вернулись. Сумки рядом я не нашла, а значит, я осталась без связи, очков и лекарства от давления.
Вывалилась из машины я почему-то в длинной белой сорочке, надетой на голое тело и больше напоминающей мешок. Я чувствовала, как ветер, раздувающий подол колоколом, холодил попу и все остальное. Последний коктейль явно был лишним. Хорошо, что нашли во что меня переодеть.
Я облизала сухие губы. Страшно хотелось пить.
Из-за поворота послышался мерный скрип колес. На дорогу выехал заросший бородой мужичок на телеге. Густо запахло свежескошенным сеном. Я улыбнулась как можно шире, чтобы не пугать своим видом ни седока, ни лошадь.
– Товарищ! Не дадите на минуточку телефон? Я, кажется, заблудилась.
Ну не называть же его, одетого по-простому, даже можно сказать, бедно (на коленях ярко выделялись цветные заплатки), сударем?
Услышав меня, мужичок вздрогнул, выплывая из дремы. А увидев, нервно выкрикнул: «Чур меня!» и, стегнув лошадь, понесся напрямую через поле, едва не зашибив несчастную женщину телегой. Я отлетела в канаву, где, хватанув поднятую пыль, закашлялась.
– У нее дрогнули ресниц, доктор!
Я узнала голос Ольги. Ну, слава богу, нашли, подобрали и отвезли в фельдшерскую.
Кто-то нагло полез пальцами мне в глаза. Открыв веки, вздохнул.
– Показалось.
Я хотела возмутиться, что подруга права, я жива, но мое лицо бесцеремонно накрыли простыней.
– Что вы себе позволяете? – взбрыкнула я, убирая простыню с лица.
Но под руку мне попались собственные растрепанные волосы. Я огляделась. Простыни нигде не было видно. Я по-прежнему лежала в канаве. Выбравшись из нее, принялась отряхивать ночную сорочку. Привидится же такое! То ли злую шутку со мной играло эхо вчерашнего веселья, то ли последствия сотрясения черепа. Скорее всего, я ударилась головой, когда лишилась в кабаке чувств. Я же помнила, как хлебнула чего-то крепкого, отчего закружилась голова.
Я наклонилась, чтобы одернуть подол, и застыла. На большом пальце ноги висела бирка. На ней было крупно написано мое имя. Я потянулась к ней, чтобы поднести ближе к глазам. Без очков я не смогла бы прочесть более мелкий шрифт, но заметила точно такую же бирку на запястье. Как раз там, где еще вчера гремели костяные браслеты. Поняв, что на мне не рубашка, а саван, я закричала.
– Срочно позовите доктора! – завизжала прямо у уха Вероника. – Она шевелится!
– У черт! И правда, – растерянно произнес тот, кто совсем недавно лез мне в глаза.
Меня подхватили под мышки и довольно грубо перекинула с железного стола на каталку. От удара спиной я открыла глаза и снова нашла себя в канаве. На этот раз бирок на мне не было. Да что за карусель такая?
– Леди? Как вы здесь оказались?
Надо мной стоял мужчина небесной красоты с широкополой шляпой в руках. Длинные вьющиеся волосы, лучистые глаза.
– Боженька? – прошептала я.
Распрямившись, молодой мужчина беспокойно огляделся. Нахлобучив шляпу, натянул ее по самые глаза. Крякнув, взвалил меня на плечо и довольно быстро побежал к лошади, оставленной на дороге.
Нет, не боженька. Судя по длинному до пят кожаному плащу, он был кем-то вроде Паромщика, который по реке Стикс перевозит души. У меня же вечно все не как у людей. Вместо приятного последнего путешествия на лодке я лежала поперек седла, и меня везли неизвестно куда.
– Еще одна? Что за чертовщина такая?
Я сидела, опершись спиной о стену в каком-то склепе, куда мое тело, наряженное в саван, бесцеремонно сгрузили. Скрипела ажурная металлическая решетка, по колоннам ползли колючие лозы алых роз, и крутились по широким ступеням разгоняемые ветром опавшие лепестки. Пахло пылью и цветами.
Неплохое место для завершения жизненного пути. А как иначе понять вопрос «Еще одна»? Наверняка та, первая, уже покоится где-то здесь. Я огляделась и поежилась, заметив ряд каменных надгробий.
Надо мной стояли двое. Тот, в шляпе, которого я назвала Паромщиком, и второй – не менее колоритный тип. Хорошо сложенный блондин с лицом, будто высеченным из гранита. Засученные по локоть рукава являли красивые мускулистые руки. Мне нравилось в нем все, кроме одного: как напряглись его пальцы. Мысленно он уже душил меня. Я явно оказалась лишней в их преступном раскладе.
Дитеру Болену явно не нравилась затея напарника подсунуть герцогу копию Лидии, но он внял его доводам. Я подозревала, что решающую роль сыграл денежный куш. Несчастному мужу Лидии придется раскошелиться.
– Надо раздеть ее и посмотреть, нет ли на теле приметных родинок или изъянов, которые могли бы насторожить герцога, – блондин покривился, когда я испуганно прижала руки к груди.
А я еще раз прижала и еще. Без всякого стеснения я щупала собственную грудь. Нет, я заметила, что кожа на руках и ногах выглядела гладкой, без единой морщинки, но легко объяснила этот феномен отсутствием очков. Но чтобы убедиться, что у тебя плотная девичья грудь, хорошего зрения не надо.
Я оттопырила ворот рубашки и заглянула под нее. Мое тело было молодым и здоровым. Стоячая грудь, плоский живот и стройные бедра. А я–то думаю, откуда во мне такая легкость? Из канавы я вылезала с проворством обезьяны и без вечных прострелов в спине. Да и поездку поперек седла я перенесла без сердечного приступа.
– Во мне нет никаких изъянов. Я – совершенство, – восхищенно прошептала я. И тут же испугалась, что преобразилась частично. – А что у меня с лицом?
Под пальцами я нащупала гладкую упругую кожу. Облизав губы, поняла, что они пухлые и свежие. А во рту ни одного зубного протеза.
– Зеркало! Здесь есть зеркало?
Паромщик похлопал по карманам плаща и вытащил маленькое круглое зеркальце.
– Вы любите смотреть на себя? – я хмыкнула. Мало красавчик, так еще и нарцисс? Какой мужчина будет носить с собой зеркало?
– Не выдумывай. Мне нужно было подать сигнал солнечным зайчиком, – Паромщик нахмурился, передавая мне небольшую вещицу.
Я не узнала себя. Такой красивой я не была даже в молодости. Да, волосы растрепаны, но они были длинными, густыми и шелковистыми. И кожа будто у новорожденного. На щеках самый настоящий румянец. Я встала в круг света, чтобы увидеть цвет глаз. Зеленый. Какой был у меня прежде. Я счастливо рассмеялась.
– Ой! А нет ли здесь какой-нибудь другой одежды? – я растянула подол не совсем чистой ночной сорочки.
Блондин вздохнул и вышел наружу. Вскоре он вернулся с седельной сумкой, из которой вытащил землистого цвета тряпки. Я расстроилась.
– Жена герцога ходила в этом?
– Она бежала из дома в одежде служанки. Потом переоделась, – сухо пояснил Дитер Болен. – Не капризничай. Ничего другого не будет.
– Мальчики, отвернитесь, пожалуйста, – произнесла я, раскладывая одежду на каменном надгробии.
Дитер Болен тут же вышел. Паромщик, порывшись в кармане, вытащил горстку колец и протянул мне.
– Служанки так одеваются? – удивилась я.
– Лидия решила не брать с собой драгоценности, подаренные мужем. Но он опознает тебя по ним, если найдет сходство сомнительным.
– Я не подведу, – сказала я, торопливо напяливая кольца.
– Не так. Это – обручальное, – Паромщик взял одно из колец с крупным красным камнем и надел его мне на безымянный палец.
По спине прошелся холодок. Когда-то мой муж точно так же окольцевал меня во Дворце бракосочетания. Мы давно развелись, но память услужливо подсказала, как я волновалась тогда. Мне было всего двадцать.
– Ну все, отныне мы муж и жена, – улыбаясь, возвестил разбойник.
Паромщик показал глазами куда–то вверх, и я увидела стоящую над нами статую, похожую на Деву Марию. Ее пальцы были сложены в благословляющем жесте.
– И вы отдадите меня в руки другого мужчины? – так же тихо произнесла я.
– Я бы хотел оставить себе, но герцог Даркофф не поймет. Он убьет любого, кто покусится на его жену, – Паромщик вытащил из другого кармана и протянул мне звенящие серьги.
– Поэтому Лидия спряталась от него за морем? – я выдохнула с облегчением, нащупав ушах дырочки. Надела серьги и покачала головой, проверяя, насколько те тяжелые.
– Знаешь, мы получились бы отличной парой. Мне нравятся решительные женщины.
Мне тоже нравился Паромщик. И я не боялась говорить глупости. Все–таки кома – отличная вещь. Конечно, если ты заполучишь ее на закате жизни, а не в самом расцвете. Когда все самое важное осталось за спиной, сожалеть больше не о чем. Выросший сын – закоренелый холостяк. Он так и не порадовал меня внуками. Любимая работа давно в прошлом, а добрые друзья... Что ж, в силу возраста мы все неизбежно уходим друг за другом.
Как я могла отказаться от шанса побывать замужем, пофлиртовать с молодыми парнями и потанцевать на балу, где наверняка будет сам король? Я с головой кинулась в авантюру, нисколько не задумываясь, чем она могла закончиться.
– Я буду ждать наверху, – сказав это, Паромщик вышел из склепа.
Как я поняла по раздавшемуся вскоре цокоту копыт, мои «похитители» забрались в седла и ждали только меня.
Одеваясь, я приплясывала и даже пела. Меня ждало большое приключение. Да, я прекрасно понимала, что буду играть роль замужней дамы. И наверняка будет постель и все такое. Но я ощущала себя свободной и раскованной. Раз выпал невероятный случай прожить чью-то чужую жизнь, я непременно воспользуюсь им. Слишком долго я была хорошей девочкой.
Я посмотрела на Паромщика. Его лицо тоже выглядело серьезным.
– А может, вернемся на кладбище? – шепотом спросила я его. – Там мне было как–то спокойнее.
– Поздно, – так же шепотом ответил он. – Нас заметили.
На крепостной стене показались люди. Что-то кричали, показывая в нашу сторону руками. Я видела, как сверкали на солнце их шлемы. По всему выходило, что герцог держал под рукой немалый вооруженный отряд. Иначе почему его люди были в полном воинском облачении? Но как, интересно, смогла улизнуть новобрачная, если здесь все так серьезно? Моим мальчикам определенно пришлось попотеть, чтобы умыкнуть чужую жену.
Я представила, как они посылали в ее покои солнечных зайчиков, чтобы показать, что готовы встретить. Как Лидия доставала припрятанную одежду служанки, быстро переодевалась и, подхватив корзину и водрузив ее на плечо, миновала стражу. Как же сильно она ненавидела своего мужа! Или боялась?
Я облизала пересохшие губы. Вот-вот я увижу мужчину, от которого через два дня после свадьбы сбежала жена. Интересно, какой он? Толстяк, чье лицо обезображено оспой, или злобный брюзга, с которым противно ложиться в постель? А может, он самый настоящий абьюзер?
– Интересно, Лидия прошла консуммацию?
Мой вопрос вызвал ступор у Паромщика.
– Э–э–э, – протянул он. – Мы как-то не ожидали, что найдем ей замену, поэтому не спросили. А ты девственница?
Тут мне впору было произнесли долгое «э–э–э». Интересно, я в этом мире девочка или нет? Раз у меня сохранились дырки в ушах, значит ли это, что я осталась прежней рожавшей женщиной, только помолодевшей лет на пятьдесят?
Хорошо, что у меня на все есть один ответ:
– Я не помню.
– Шлюхи не бывают девственницами, – выдал с тем же презрением на лице сволочной блондин.
– А если герцог не успел консуммировать брак? – Паромщик выглядел взволнованным. – И обнаружит, что его жена до него имела связь с мужчиной? Что тогда?
– Одной шлюхой станет меньше.
Уф, как я ненавидела Дитера Болена. Но высказать ему свое презрение я не успела. По площади, на которой мы оказались, въехав в ворота, быстро шел мужчина.
Я завороженно смотрела на него, а он, остановившись у лошади, на меня. Высокий, черноволосый, сильно загорелый, он был бы образцом мужественной красоты, если бы не два шрама, пересекавшие его лицо. На щеке более глубокий и свежий, а на лбу застаревший, почти заживший.
Длинные волосы мужа были заплетены в шикарную косу, стянутую кожаным шнурком. За его широкими плечами, облаченными в латы, полоскался алый плащ.
– Где вы ее нашли? – он скользнул взглядом по моей одежде. Обратился почему–то не напрямую к мне, хотя нас разделяло не больше метра, а к Дитеру Болену.
Тот скривил морду.
– Ее нашел в канаве Цезарь, – он кивнул на товарища. – Мы охотились недалеко от заброшенного кладбища.
Цезарь? Интересное имя. Как же причудливо работает мой мозг.
– Она была без сознания, – поспешил вмешаться в разговор Паромщик.
– Густав, она это... – Дитер Болен замялся. – Она потеряла память. Смотрела на меня так, словно никогда до того не видела.
– Ты знаешь, кто я? – муж, наконец, изволил обратиться ко мне.
Я пожала плечами.
– Мне сказали, что меня везут к супругу. Должно быть, вы Его Светлость герцог Даркофф.
– Лошадь вернуть нашим гостям, герцогиню в ее покои, – приказал муженек людям, подбежавшим по первому взмаху его руки.
Угу. Детям цветы, бабе мороженое.
Когда мою лошадь вместе со мной уводили под уздцы, я оглянулась. Ни один из «похитителей» не смотрел на меня. Спешившись, они разговаривали с герцогом. Дитер Болен держался с почтением – я заметила, как подобострастно согнулась его спина. Паромщик же даже не снял шляпу. То ли он был ровней лорду Даркоффу, то ли никогда и ни перед кем не гнул спину.
Я вздохнула. Страшно было разлучаться с теми, кого я считала в чужом мире хоть немного, но своими. Сейчас я оставалась наедине с герцогом и его вопросами. Я видела, какой в его глазах царил холод. Ему привезли жену, которая была облачена в вещи служанки и валялась где–то в канаве. Что ее туда занесло? Что с ней произошло?
Как хорошо, что я «потеряла» память.
На каменном крыльце меня встретила пожилая женщина. Губы поджаты, взгляд обвиняющий. Пухлые ладони сложены на большом животе.
– Что, явилась? – голос властный. Щеку тронула судорога неприязни.
Неужели свекровь?
– Здравствуйте, бабушка, – робко произнесла я. Сама терпеть не могла, когда ко мне так обращались, но ничем иным я сейчас ей ответить не могла. – Его Светлость попросил, чтобы меня проводили в мои покои. Не подскажете, как найти туда дорогу?
– Ты что, дура? Какая я тебе бабушка? И запомни раз и навсегда, Его Светлость не просит, а приказывает.
К женщине подлетел один из прытких парней. Осторожно глянув на меня, зашептал ей на ухо, прикрывая рот ладонью.
Я сразу заметила, что лорд Даркофф неплохой человек. Мои возраст и опыт позволяли делать правильные выводы. Да, он был жизнью потрепанный, но знал себе цену. Даже шрамы не портили его. Одна коса чего стоила. Тем более, о детишках мечтал, а это уже плюс. С первой женой, правда, не получилось.
«У кого бы узнать, почему умерла?»
У кормилиц я решила не спрашивать. Соврут – недорого возьмут. Я лучше присмотрю кого из прислуги. Должны найтись сочувствующие молодой жене.
– Лидия Робертовна, есть изволите? – елейным голоском поинтересовалась Агата. Марта презрительно фыркнула.
Я покачала головой.
Дождавшись, когда кормилицы уйдут, я забралась в постель. Перины оказались мягкими. Я в блаженстве закрыла глаза. И тут же почувствовала, как кто–то гладит меня по руке.
– Ты только живи, пожалуйста, – услышала я голос Ольги.
Я распахнула глаза и обнаружила себя лежащей в палате, похожей на реанимационную. Пищали приборы, пахло чистотой и медикаментами.
Ольга поднялась со стула и нависла надо мной.
– Люба, ты меня слышишь? Моргни, если так.
Я нахмурилась. Как не вовремя я вернулась в свой мир! Только хотела разобраться, от кого сбежала Лидия – от мужа или изводивших ее гадин, а тут на тебе – опять семьдесят пять.
Только хотела сказать, что все хорошо, как почувствовала, что с меня срывают одеяло. Я опустила глаза и увидела, что у кровати стоит герцог Даркофф.
– Набегалась? – грозно спросил он.
Я села. Собрала рассыпавшиеся по плечам волосы, начала торопливо плести косу. Лишь бы занять руки.
Взгляд герцога изменился. Он подошел ближе и, наклонившись, начал разглядывать мое лицо.
– Что не так? – спросила я, пугаясь этого пристального взгляда.
– А говорила, что косы плести не умеешь. Сколько раз просил помочь, а ты отказывалась. Врала?
Я хлопала глазами, не зная, что ответить.
Герцог вздохнул и сел рядом. Сейчас на нем не было ни лат, ни оружия. Длинная рубаха, просторно спадающая на штаны. На ногах мягкие сапоги.
– Я за месяц до свадебного пира, в первый же день, когда ты переехала ко мне, спрашивал, люб тебе или нет. Не собирался неволить. Отпустил бы, если бы только намекнула, что душа ко мне не лежит. Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя монетой, которой расплатились за долги.
Я молчала, потупив глаза. Пальцы теребили косу.
– Что случилось с тобой? Как ты оказалась в лесу у заброшенного кладбища? Тебя обидели?
– Нет, вроде, – я облизала губы и подняла взгляд на герцога.
В его глазах плескалась боль.
Что же ты наделала Лидия? Призналась бы, что любишь другого, и отпустил бы. И долги с брата списал бы. Я это ясно видела.
– За что ты так со мной?
Я покачала головой.
– Я не знаю. Не помню ничего, что было до того... Я пришла в себя на краю дороги. Увидела телегу с сеном, побежала, чтобы спросить, где нахожусь, а возница испугался и погнал коня. Меня задело краем телеги, – я задрала подол и показала синяк на бедре. – От удара скатилась в канаву. А когда пришла в себя, надо мной стоял тот, в шляпе.
– Ты его до того встречала?
– Я не знаю. Я будто попала сюда из другого мира. Все незнакомо – город, люди.
– И я незнаком?
– Сегодня словно впервые увидела.
– Кто же сотворил с тобой такое злодейство?
– Какое злодейство? – спросила я осторожно. Мало ли, что он имеет в виду.
– Тебя заворожили. Поэтому ты действовала, будто во сне. Одежду служанки надела, а серьги и кольца, что я подарил, снять забыла. Даже в таком состоянии помнила, что ты моя жена...
Герцог взял меня за руку и потер большим пальцем красный камень на обручальном кольце. А я поняла, что он любит Лидию, поэтому ищет ей оправдание. И верит, что так оно и было. Вроде большой и умный, а хватается за призрачные доказательства. Кольца не сняла... Заворожили...
– Что меня ждет? – я представила, как надо мной колдуют, пытаясь снять то, чего нет. Как бы хуже не сделали.
– Разберемся. Кому-то очень нужно, чтобы ты все забыла. Понять бы только, зачем? – лорд поднялся. – Поздно. Пойду к себе. Устал. Моя комната здесь, через стенку.
Он мотнул головой в сторону стены, на которой висел огромный гобелен на пасторальную тему.
– Спокойной ночи, – сказала я, пряча ноги под одеяло. Зачем мне знать, где находятся покои Его Сиятельства?
Герцог с удивлением обернулся на меня.
– Ты будто на самом деле из другого мира. У нас говорят: «Пусть бог хранит твой сон».
Я прикусила губу.
Когда «супруг» покинул комнату, я выдохнула. Все не так плохо. Убивать меня никто не собирается. О любовнике герцог ни разу не упомянул. Или не знает, или не хочет, чтобы я того вспомнила.
И еще он уверен, что его жену приворожили. А вдруг так и есть? Вдруг не в любовнике дело, а кто–то хотел герцогу досадить, поэтому пустил подлый слух, а саму Лидию выкрал, чтобы ее супруг поверил, что стал жертвой измены?