Любовь на линии огня

Глава 1 - Ограбление

Запах металла здесь всегда одинаковый — холодный, как вода из колодца, и чуть сладковатый, как ржавая монета на языке. Ночной банк дышал пустотой: автоматика шептала кондиционерами, где‑то внутри стен щелкали реле, и капля за каплей падала вода в техническом санузле. Кап… кап… кап… В тишине эти звуки казались слишком громкими, будто кто‑то отсчитывал время или обратный отсчет.

Он вошёл без спешки. Черная облегающая тактическая кофта, темные джинсы, ткань натянута на плечах и груди, как барабанная кожа. Перчатки — матовые, не блестят. На лице маска, но даже сквозь нее угадываются резкие скулы и широкая линия подбородка. Спокойный взгляд человека, у которого сердце бьётся ровно, как метроном. Дверь за ним закрылась бесшумно, будто сама согласилась держать язык за зубами.

— Лицом вниз, руки за голову, — сказал он охраннику — без крика, почти устало.

Тот моргнул, успев заметить только, что ствол смотрит как будто мимо — на сантиметр левее. И почему‑то это казалось страшнее, чем если бы в него целились прямо. Охранник лег. Мужчина присел рядом, щелкнул пластиковыми стяжками, аккуратно подтянул их — не до боли, но достаточно. Никаких лишних движений, никаких раздутых вен на шее. Рабочая рутина.

За стеклом, на кассовом месте, замерла девушка. Она дышала часто и поверхностно, как рыбка в банке, забытая без воздуха. Он перевёл взгляд на неё. И в этот момент, время нехотя позволило ей заметить странные детали — то, что обычно замечают не сразу и не вслух. Какие длинные ноги, относительно всего торса. Как тёмная ткань на руках подчеркивает рельеф предплечий. Как брюки, когда он шагнул к окну, натянулись на бедрах так, что пришло в голову глупое слово «сильные».

Ей стало стыдно за собственную мысль — неподходящую, неприличную. Но человеческий мозг иногда спасается именно так: цепляется за плотское, чтобы не упасть в пропасть.

— Спокойно, — сказал он. — Встань и подойди сюда. Медленно.

Она вышла из‑за стекла, двигаясь, как во сне. Пальцы мелко дрожали, и ключ‑карту пришлось вставлять со второго раза. После характерного сигнала, дверь скользнула в сторону. Он обошел стойку, и запах холодной улицы вместе с ним ворвался в этот стерильный мир цифр и наклеек «Ведётся видеонаблюдение». Пахнуло ещё чем‑то — кожей и чем‑то вроде хвои. Наверное, от его перчаток.

— Мешки где? — он говорил негромко, короткими фразами, как будто экономил не только время, но и слова.

Она кивнула туда, где лежали холщовые чехлы — пустые, скучные, как рабочие понедельники. Он одним движением развернул мешок, присел, и ткань брюк натянулась на ягодицах — точное, механическое движение. Девушка увидела это и резко уставилась в пол, будто поймана на мысли, которую стыдно думать, когда у тебя скованы ноги страхом. Щеки обожгло.

Он набивал мешок купюрами быстро, по хозяйски. Ни одной пачки мимо, всё по рисунку его внутреннего порядка. В другой руке — пистолет, но держит его так, будто это не инструмент, а продолжение руки. Охранник шевельнулся, и мужчина, не поднимая голоса, сказал:

— Не надо. Я ухожу.

В его голосе было нечто противоестественно спокойное, от чего у девушки прошел холодок по позвоночнику. Как у врача, который говорит «сейчас будет не больно» — и правда почти не больно.

— Камеры… — она сама не поняла, зачем заговорила. Может, хотела, чтобы он увидел в ней не просто часть обстановки. — Здесь везде… камеры.

— Я знаю, — сказал он. Взглянув на купол в углу. — Сегодня они нас не видели.

Она не поняла, это обещание или угроза. Он поднялся, поймал её взгляд: глаза у него были странного цвета, не зеленые и не серые. Но точно не звериные. Не глаза человека, который получает удовольствие от чужой дрожи. В них была аккуратность и решение. Как в тех, кто привык делать работу, которой другие брезгуют.

— Дыхание ровнее, — сказал он вдруг негромко, кивнув на её грудь. — Иначе голова закружится.

Она автоматически послушалась — вдох, выдох, еще раз. Стало лучше. Он прошёл мимо, и ей показалось, что воздух рядом с ним теплее на полградуса. Глупость. Просто кровь прилила к коже.

У выхода он остановился, прислушался. Где‑то за стеной взвыл старый лифт, глухо, как старая собака. На улице ветер теребил рекламный щит, и от этого под дверь полз неприятный, тянущийся звук, как если бы кто‑то долго разрывал скотч.

— Вы… — она не знала, что спросить. «Зачем?» — слишком большой вопрос. «Кто вы?» — слишком глупый. — Вы никого не… — она не договорила.

— Не убиваю, — сказал он. Без позы, без показного благородства. Как факт. — Сегодня — точно.

Он чуть повернул голову, и тень от скулы легла на щеку острым треугольником. Девушка почему‑то подумала о ножах — не о тех, что опасны, а о тех, что остры и удобны на кухне, которыми приятно резать хлеб по утрам.

— Сильно не переживай, это не не твои деньги — добавил он.

Она кивнула, хотя это звучало как совет, который дают близкие. Он не был ей близким. Он был страхом в черной одежде и чем‑то, что очень сложно назвать вслух.

Охранник застонал. Мужчина за пару шагов вернулся к нему, приподнял и посадил спиной к стене. Положил большую ладонь ему на грудь и тихо сказал:

— Дыши. Медленно.

Никто в кино так не делает, подумала девушка растерянно, и сама не поняла, почему это важно.

Он снова взял мешок и на секунду задержался. Глянул на экран выключенного монитора, где отражались трое — она, охранник и он — как в чёрном стекле витрины ночью. Ему будто не понравилась эта картина — мужчина с мешком денег и два человека, которые обязательно потом будут рассказывать о нём разным людям.

Глава 2 - Настя

Утро началось с каши. Не с солнечного света или запаха кофе, а с вязкой, булькающей каши в маленькой кастрюльке, которая липла к ложке, как клей. Настя мешала её медленно, пока сын сидел за столом и глядел мультики на старом планшете. Ему было четыре, и он ел кашу так, как едят все четырехлетки — поочерёдно: ложка в рот, потом в нос, потом на стол.

— Артём, аккуратней… — сказала она, даже не пытаясь сделать голос строгим.

Кухня была крошечной. Один стол, две табуретки, раковина с трещиной в эмали, и шкафчики, в которых всё гремело, когда открываешь. Окно выходило во двор, где серые дома смотрели друг на друга пустыми проемами, и от этого казалось, что они шепчутся о чём-то.

На подоконнике стояли два кактуса — единственные растения, которые у неё выжили за последние годы.

Телефон на столе завибрировал, раздался звонок. Она даже не посмотрела — знала, кто это. Номер без имени. Сохранять его было всё равно что держать в доме змею в коробке.
— Ну что, сучка, скучала? — голос из динамика был почти вкрадчивый, от чего становилось хуже, чем если бы он орал.
Она закрыла глаза на секунду. Когда-то этот голос говорил ей: «я тебя люблю» в светлой кухне, пахнущей жареной курицей и салатом. Теперь он звучал, как чужой. Но чужим он не был.
— Ошиблись номером, — ответила она коротко и сбросила вызов.

Артём поднял на неё глаза — огромные, ещё детские, но уже с каким-то странным пониманием. Дети иногда слишком многое чувствуют.

— Это папа? — спросил он тихо.
— Нет, — сказала Настя. — Это… это просто дядя. Ему нельзя отвечать.

Она села за стол и обхватила ладонями кружку с теплым молоком. Чай был в шкафчике, но сегодня ей хотелось чего-то мягче, без лишней горечи. Денег хватало на еду и мелочи для сына, но в голове всё равно жила привычка экономить. Родители присылали немного — «на Артёма», и каждый раз в переводе чувствовалось невысказанное «береги».

После завтрака она убрала кашу и поставила посуду в раковину. Вода из крана лилась тонкой холодной струйкой — горячую отключили «на профилактику».

В прихожей висело зеркало. Настя глянула в него, пока надевала старый свитер. Волосы тёмные, собранные в хвост, лицо бледное, но черты мягкие. Она знала, что когда улыбается, выглядит моложе, но улыбка приходила редко.

Сын копался в своей маленькой коробке с машинками, а она, сев рядом, открыла ноутбук. Проверила сайты со своим резюме, все пусто. Поиски работы продолжались уже на несколько месяцев.

День был тихим, но в этой тишине всегда было что-то натянутое, как струна. Иногда — стук шагов в подъезде, от которых сердце ускорялось. Иногда — звонок на телефон от того, кого давно уже пора забыть, как страшный сон.

Около трех дня громко хлопнула дверь напротив. Видимо новые жильцы еще не знают о сквозняках, которые могут “вырывать” двери из рук. Настя машинально выглянула в глазок. Снова этот сосед. Высокий. Широкие плечи под чёрной курткой. Он боролся со старым замком и даже не глянул в её сторону.

Обычно такие люди не вызывают особого интереса, но не в этот раз. Что-то в его неторопливых движениях манило ее, заставляя сильнее прижаться к двери, чтобы разглядеть детали.

Неожиданно мужчина наклонился к своему дверному замку и Настя увидела, как джинсы сжимают его крепкие ягодицы.

— Ого… прошептала она, слегка приоткрыв рот

Мощные накачанные длинные ноги и выпирающие бедра, обтянутые черными джинсами.

Она отошла от двери и внизу ее живота что-то шевельнулось. Интерес, перемешанный с тем же ощущением, которое бывает перед грозой.

Вернувшись обратно к дверному глазку, она обнаружила, что мужчины больше нет.

— Очень странно, подумала она, - очень странно…

Вечером, когда Артём уже засыпал, Настя стояла на холодном балконе, сжимая в пальцах остаток сигареты - единственное, что сейчас ее успокаивало. Двор тонул в сером свете, окна соседей мигали то тут, то там, как чужие глаза. Внизу захлопнулась чья-то машина, и звук показался Насте слишком громким для этого часа.

Она подумала, что жизнь, наверное, и дальше будет такой — тихой, осторожной, с редкими звонками, от которых замирает сердце. Но что-то в глубине подсказывало: нет.
И кто вообще этот новый сосед напротив?

Глава 3 - Знакомство

Пакеты резали пальцы. Пластиковые ручки впивались в кожу, и Настя уже пожалела, что не взяла тележку. Молоко, хлеб, крупы, немного фруктов — вроде ничего лишнего, а тяжело. До подъезда оставалось метров десять, когда она услышала глухие шаги от тяжелых ботинок, и из тени вышел сосед напротив.

Он шёл неторопливо, но так, что становилось понятно — дорогу уступают ему, а не наоборот. Черная кожаная куртка была расстегнута, под ней темная футболка плотно обтягивала грудь.

— Я открою, — сказал он, доставая ключ от домофона быстрее, чем она успела переставить ногу. Пик — дверь мягко отъехала, и он придержал её ладонью. — Проходите.

— Спасибо, — Настя чуть кивнула и шагнула внутрь.

— Давайте помогу с пакетами, — голос был спокойный, но в нём не было вопроса. Она машинально отдала один, потом второй. В его руках они выглядели нелепо лёгкими, как детские.

Лифт встретил их глухим металлическим скрежетом и привычным запахом старого дома — пыль, чуть мокрый бетон. Кабина была крошечной, метр на метр, и когда дверь закрылась, Настя почувствовала, что между ними почти нет воздуха.

Он заполнил всё пространство. Почти на две головы выше, широкие плечи, грудь, к которой она вот-вот упиралась, пока пыталась встать боком, чтобы не касаться. Но всё равно дотронулась — пакеты теперь были у него, и руки висели свободно, а ее локоть задел его куртку.

Расстегнутый ворот открывал тёплую линию шеи и чуть влажную от улицы кожу. Запах — не резкий, без дешевого дезодоранта. Что-то тёплое, сухое, с легкой горечью, как свежая древесина после солнца.

Настя поймала себя на том, что вдыхает глубже, чем нужно. Её взгляд скользнул от ключиц к линии груди под футболкой, и вниз. Сначала на массивную, но идеально чистую обувь, потом выше — к тому, что так выпирало из его джинс в районе кармана. И тут она подняла голову.

Зелёные глаза, в которых смешались холод и тепло. Как лес в тени, куда пробивается солнечный луч. На фоне татуировок они казались еще ярче. Под правым глазом — тонкая пика, как маленький знак опасности. Над левым — надпись на английском, буквы, которые хотелось прочитать, но язык не повернулся спросить. Эти метки были как предупреждение и приглашение одновременно: беги или подойди ближе. На кистях мелькнули цветные татуировки, но разглядеть их в тесной кабине было невозможно. От этого хотелось ещё сильнее узнать, что там на его коже за истории.

Он смотрел прямо на нее, не отводя взгляда. В этом не было ни намека на ухмылку или заигрывание — только изучение. Как будто хотел понять, кто перед ним.

— Вы недавно здесь живете, да? — спросила она, чтобы хоть что-то сказать.

— Вчера переехал, — ответил он коротко.

Голос низкий, чуть хриплый, как будто простуженный, но от этого только глубже.

Она кивнула, и кабина дрогнула, останавливаясь. Двери скользнули в стороны, и прохладный воздух подъезда ворвался внутрь.

— Какой этаж? — он не спешил выходить.

— Пятый, — сказала она.

Он вышел первым, легко поднимая пакеты, и пошел вверх по лестнице, потому что лифт был только до четвёртого. Она шла следом, и каждый шаг открывал ей чуть больше: массивная спина, сужающаяся к талии, ладони с длинными пальцами, которые сжимали ручки пакетов без напряжения.

На площадке он поставил пакеты у её двери.

— Спасибо, — сказала Настя, и на этот раз он кивнул чуть медленнее, чем нужно, задержав взгляд на её лице.

В эти несколько секунд она почувствовала, что он заметил всё — волосы, собранные в небрежный хвост, тонкую линию шеи, мягкий овал лица… и усталость в глазах, которую не спрячешь.

— Удачи, — сказал он тихо.

И ушёл, оставив после себя запах кожи и что-то, что невозможно убрать из головы.

Он закрыл за собой дверь, бросил ключи на тумбу и прислушался к тишине квартиры. Снял куртку и повесил на спинку стула. Запах её шампуня еще был где-то рядом, впитался в кожу, как дым после костра.

Не “супер красотка” в том смысле, что мужчины обсуждают в баре. Не «вау», не обложка глянца. Но ухоженная, чистая, с мягким лицом и нежными ладонями, которые он буквально вытащил из петли пакетов.

В лифте она дышала чуть быстрее, чем нужно, и каждый ее вдох касался его груди. Он заметил, как она старалась отодвинуться, но места не было. Как взгляд случайно скользнул вниз и тут же вернулся к его глазам.

Женщины думают, что это мелочи. Что мужчина не видит, как напряглись пальцы или как чуть дрогнули губы. Он видит. Особенно когда привык читать людей быстрее, чем они успевают заговорить.

Открыв кран, он плеснул в ладони холодной воды и провёл по лицу. Вспомнил ее глаза — тёплые, но с трещинкой усталости. Такой, которая не от недосыпа. И подумал, интересно, что за история у женщины, которая живет в квартире напротив и смотрит на него снизу вверх так, будто пытается угадать, кто он на самом деле.

Глава 4 - Громов

Дождь хлестал по лобовому стеклу, размазывая неоновые огни города в длинные цветные разводы.
Александр Громов щурился, глядя на тёмный фасад банка «Восточный Капитал». Внутри еще копошились криминалисты — серые тени в одноразовых комбинезонах, вспышки фотоаппаратов выхватывали из темноты улики, как короткие удары молнии.

— Кофе будете? — сержант Плетнёв протянул ему бумажный стакан.
Громов кивнул, но пить не стал. Горячие напитки сейчас — это как расслабиться на бегу. Не его стиль.
— Что по сумме? — спросил он, глядя на здание.
— Двенадцать миллионов, — ответил Плетнёв. — Разными купюрами, в основном пятерки, но много тысячных и даже соток. Всё в одном мешке унес.
Громов хмыкнул. — Неплохо.

Третий крупный налёт за полгода. Но этот был особенный. Всё — от точности времени до хладнокровия грабителя — кричало о профессионале. Один человек. Без напарников. Без свидетелей, готовых описать детально лицо. Камеры — выведены из строя за минуту до захода.
Не просто налётчик. Кто-то с опытом.

— Что по свидетелям? — Громов глянул на дежурного следака.
— Никто толком не видел. Один охранник вон сидит, да кассирша, которая открыла ему.

— Значит, он вас не тронул? — Громов наклонился к охраннику, который сидел на скамье, кутаясь в одеяло МЧСовцев.
— Нет, — тот покачал головой. — Зашел… спокойно так. Сказал: «Ложись». Я лёг. И… всё.
— Вот так просто взяли и легли?!
— Ну… он ствол на меня направил…
— Что за ствол?
— Я не знаю, длинный, с глушителем…
— Ясно, — Громов кивнул и начал хлопать себя по карманам, будто что-то ищет.

В дальнем углу, на табуретке у стены, сидела девушка-кассирша. Длинные, слегка растрепанные волосы, дрожащие руки, взгляд куда-то мимо. Громов сел рядом, вынул из кармана найденный блокнот и положил его на колено.

— Вы его видели? — мягко спросил он.
— Да… — она закусила губу. — Не всё лицо. Он был в маске. Но… — она смутилась, отвела взгляд.
— Может, какие-то детали? Опишите его, — сказал Громов, щелкнув ручкой.
— Странно говорить, но… он был… красивый.
— Красивый? — Громов приподнял бровь.
— Не как актёр из кино, а… знаете, вот есть люди, которых видишь и… они будто занимают всё пространство. Высокий. Широкий. И… эти глаза. Зелёные. Холодные. Но не злые. Я… — она замолчала, вдруг осознав, что говорит.
— Понял, — коротко ответил Громов, записывая.

Он обошёл здание, двигаясь, как охотник, нюхающий воздух. На заднем выходе — свежие следы от протектора. Неброская резина, но редкий рисунок. Не «штатка». Он достал телефон, сделал снимки.

В отделе, за столом, Громов разложил фото и рапорты, глядя на них так, будто они пытались ему что-то сказать. На карте города, прибитой к стене, он отметил три точки — предыдущие налеты. Этот вписывался в траекторию, но был ближе к окраине.
— Почему сюда? — пробормотал он. — Что он здесь забыл..?

Ответа пока не было. Но что-то внутри подсказывало: налётчик не уехал далеко. Такие не бегут в аэропорт с чемоданом денег. Они затаиваются.
И Громов умел находить таких.

Он включил диктофон:
«Начало операции. Объект — мужчина, 35 – 40 лет, высокий, примерно метр девяносто, спортивного телосложения, зелёные глаза. Действует хладнокровно, без свидетелей. Предположительно, остаётся в городе. План — опросить автосервисы, магазины запчастей, точки продажи инструментов. Начать с районов на окраине».

Громов выключил запись и впервые за вечер позволил себе глоток кофе. Он уже знал: этот парень — не случайный вор. Это будет охота. И он ее выиграет.

Глава 5 - У Светланы

Запах жареного мяса и свежесваренного кофе висел в воздухе густо, как мягкое одеяло в холодный день. Маленькая забегаловка на углу с выцветшей вывеской «У Светланы» всегда казалась ему чем-то вроде временного убежища — местом, где можно спрятаться от дождя и разговоров, которые не хочешь вести. Здесь всегда было чуть душно, лампы под потолком отдавали желтоватый свет, а на стенах висели старые фотографии моря и выцветшие постеры с рецептами советских блюд.

Он пришёл чуть раньше обычного. Дождь барабанил по окнам, а редкие прохожие пробегали мимо, пряча лица в воротниках. Снял куртку, провёл рукой по голове — и тогда заметил её.

Она стояла у стойки, разговаривая с полной женщиной лет пятидесяти — хозяйкой этого места. Длинные тёмно-русые волосы собраны в небрежный пучок, на висках — несколько упрямых прядей, блестящих от влаги. Светлая куртка и простое красное платье, которое так сладко обнимало ее фигуру. И что-то в том, как она держалась — чуть настороженно, но с внутренним стержнем — заставляло смотреть дольше, чем прилично.

И тут их взгляды встретились.
В глазах блеснуло - она его узнала. Лифт. Та короткая встреча несколько дней назад — полминуты замкнутого пространства и глубокое дыхание. Тогда она пыталась разглядеть его украдкой, будто интуиция подсказывала, что он не тот, за кого себя выдаёт.

— Клим, привет! — крикнула хозяйка, заметив его. — Садись, сейчас что-нибудь подадим.

Он кивнул, но взгляд не оторвался от фигуры девушки.
— Настя, познакомься, — добавила Светлана. — Наш новый, но уже очень частый гость. А это — Анастасия, возможно, наш администратор, если договоримся.

— Клим, — он протянул руку, ощущая тепло её ладони и чуть задерживая контакт дольше, чем требовал этикет.

— Настя, — её голос был мягким, но в нем сквозило что-то скрытое, почти кошачье.
— Мы уже виделись… — она чуть склонила голову, прищурившись.
— В лифте, — подтвердил он, и в его голосе проскользнула тень улыбки.

Клим выбрал столик у окна и присел. Настя несколько минут разговаривала за стойкой с хозяйкой, потом подошла к нему, держа в руках две чашки кофе.
— Я подумала, вы не будете против компании? — спросила, приподняв бровь.

— Буду только за, — он сделал приглашающий жест.

Они начали с пустяков: дождь, тихие вечера в этом районе, забавное меню забегаловки. Но каждое слово будто оставляло след в воздухе. Он смотрел, как она обхватывает ладонями чашку с кофе, как слегка прикусывает губу, когда думает над вопросом. И внутри его черствой, как старый кусок хлеба души, начинают просыпаться чувства.

— Живете одна? — спросил он между делом, чтобы осадить свой мозг и переключить внимание с ее сексуальных губ.

Настя чуть замялась, потом улыбнулась:
— С сыном. Ему четыре. Сейчас у бабушки на даче… на неопределённое время.

Он кивнул, делая вид, что это просто вежливый интерес, а внутри мысленно отметил — так спокойнее.

— А вы… чем занимаетесь? — её взгляд стал пристальнее, любопытство блеснуло в зрачках.

Клим на секунду отвел глаза в сторону, словно решая, сколько сказать:
— Да так… помогаю одному знакомому с делами. Ничего особенного.

— Какими делами? — она чуть подалась вперед, локти на стол, подбородок на ладони.

— Разными, — уголок его губ приподнялся, но в глазах осталось что-то закрытое.

— Звучит загадочно, — сказала она, не сводя взгляда.
— Пусть так и остаётся, — ответил он тихо, как будто это была не шутка, а предупреждение.

Её взгляд скользнул к его рукам.
Большие ладони, длинные сильные пальцы, под кожей — вены, чуть выступающие, когда он держал кружку. Крепкие, мужские руки, от которых веяло уверенностью. Такие, какими легко обнять за талию и прижать к себе… или закрыть глаза ладонью, чтобы не видеть лишнего. Настя почувствовала, как что-то внутри дрогнуло, потом сжалось и растеклось теплом внизу ее живота.

— У вас татуировки… Это что? — спросила она, но в её голосе было не только любопытство к рисункам.

— Истории, — он медленно улыбнулся. — Каждая — про то, что я хочу помнить.

— А можно узнать? — она чуть наклонилась вперёд, позволяя себе ещё раз скользнуть взглядом по его пальцам.

— Может быть… потом, — он оставил паузу, и в эту паузу вошло её любопытство.

— Надеюсь, вы не сидели? — округлила глаза Настя, будто между делом.

— Пока ещё нет, — угол его губ дрогнул, и в этом было что-то слишком двусмысленное.

— А можно подробнее? Расскажите хоть что-нибудь о себе, — не унималась она, зацепившись за этот намек.

Он начал рассказывать свою придуманную биографию: про ремонт больших грузовых автомобилей, про конфликт с начальством, из за которого пришлось уйти. Ложь, сшитая из полуправд, но поданная так, что в неё хотелось верить.

В какой-то момент их пальцы встретились на столе. Лёгкое касание — и ни один из них не отдернул руку. Между ними что-то щелкнуло, как электрический разряд. И эта вспышка длилась словно вечность, по крайней мере, так показалось им обоим.

— Думаю, я возьму эту работу, — сказала она, поднимаясь.
— Думаю, это хорошая идея, — улыбнулся он.

Настя ушла к стойке, а он остался сидеть, провожая ее взглядом, жадно впиваясь в изгибы талии и эти невероятно красивые формы.

Дождь продолжал барабанить, но внутри него уже горел тихий, упорный огонь. Клим чувствовал — эта встреча что-то сдвинула.

Глава 6 - Муж

— Анастасия, открой! — глухо, но злобно донеслось сквозь дверь. — Я знаю, что ты дома!

Клим замер. Он только что вышел из душа. Белое полотенце небрежно висело на бедрах, когда этот голос прорезал вечер, как нож по стеклу. Мужской, хриплый, срывающийся на крик.

— Открывай, сука! — удар. Потом ещё. Деревянная дверь дрогнула.

Он подошел к глазку. Снаружи — мужчина лет тридцати пяти в спортивном костюме, налитое злостью лицо. Кулак снова взлетает и грохочет в дерево. Глаза — бешеные, рот в пене.

Клим не сразу понял, что в его руке уже лежит пистолет. Холодная сталь, знакомый вес. Большой палец привычно проверил предохранитель.

Но он не открыл. Не мог.

В соседней комнате, под кроватью, в банковском мешке — двенадцать миллионов наличкой, в купюрах разного номинала. Его мир держался на тишине и невидимости. Один неверный шаг — и он не просто выстрелит, он сам врежется в стены, которые так тщательно строил вокруг себя.

Его пальцы сжали рукоять сильнее, чем следовало. Каждый удар по двери отдавался в груди глухим эхом.

Снова голос:

— Ах ты шлюха… Думаешь, спрячешься? Открой, пока я не выбил нахрен эту дверь!

Клим видел, как на спине мужика просачиваются капли пота. Видел, как тот втягивает воздух сквозь зубы, готовясь к новому удару. И в это же время он слышал — чуть приглушенно, изнутри квартиры Насти — тихий, сбивчивый стук: это сердце бьётся в груди женщины. Он знал, что именно так сейчас и происходит. Ему не кажется.

Настя сидела на кухне, на краю стула, прижав колени к груди. Руки обхватили их так, будто она хотела исчезнуть в собственном теле. Взгляд уперся в сторону двери. Глаза блестели — от слез, страха и ненависти. Её губы чуть шевелились, но она не произносила слов — лишь беззвучно молилась, чтобы замок выдержал.

Клим чувствовал, как его разрывает. Он должен выйти. Должен прекратить это. Но если он откроет — то будет потасовка и он привлечет лишнее внимание. Его лицо, его вмешательство, его оружие — всё это полетит к черту, и он останется не только без денег, но и без выхода.

Он стиснул зубы так, что скулы затрещали. Пот на висках смешался с холодом от пистолета.

— Ну ничего, блядь… — мужик сделал шаг назад, бросив взгляд в сторону замка. — Я ещё вернусь. И тогда, сучка, ты пожалеешь.

Плюнул на пол и пошёл прочь. Его шаги растворились в нарастающем то ли крике, то ли плаче, раздавшемся из квартиры Насти.

Клим стоял ещё несколько секунд, держа пистолет так, будто боялся, что тот сам выстрелит. Потом медленно отпустил курок, поставил предохранитель и убрал оружие.

В груди всё ещё билось что-то тяжёлое и неровное. Не страх. Злость.

Настя тем временем поднялась, подошла к двери и прислонилась лбом к холодному металлу. Плечи мелко дрожали, дыхание рвалось. Она знала — сегодня обошлось. Но в любой момент он может вернуться.

А Клим знал — в следующий раз он уже не сможет просто смотреть.

Прошло минут 5, он все еще стоял рядом, когда тишина в подъезде стала почти невыносимой. Вентиляция гудела где-то в глубине, и в этом гуле было что-то липкое, давящее. Из-за стены доносился тихий шум телевизора — кто-то из соседей смотрел поздние новости. Запах жареного лука тянулся откуда-то снизу, будто напоминая: жизнь идёт своим чередом… кроме этих двух квартир.

В его голове же был другой, внутренний шум. Мысли метались, как птицы в клетке: выйти? уйти? забыть?

Пистолет лежал на тумбе, но рука всё ещё помнила его вес. Клим провёл ладонью по лицу, разомкнул челюсти, сделал глубокий вдох. Потом быстро оделся и через пару шагов оказался в коридоре.

Подошёл к её двери и тихо, едва слышно, постучал костяшками пальцев.

— Настя… это я, Клим, — сказал он вполголоса, так, будто боялся спугнуть что-то хрупкое. — Открой.

Несколько секунд — тишина. Потом щелкнул замок. Дверь медленно приоткрылась, и на пороге появилась она — растрепанные волосы, покрасневшие от слёз глаза, на губах дрожь.

Он не успел ничего сказать — она шагнула вперед и уткнулась лицом в его грудь. Руки сами обвили мощную спину так, будто боялась, что он исчезнет.

Клим замер лишь на мгновение, а потом обхватил её своими большими, крепкими руками, прижал к себе и начал медленно гладить по голове, пальцами перебирая мягкие пряди.

— Ну все… Тише… Успокойся — его голос был низким, ровным, но в нём было больше тепла, чем он себе позволял обычно.

Она всхлипывала, вжимаясь в него, и он чувствовал, как дрожь уходит из ее тела, будто страх вытекает через объятия.

— У тебя есть чай? — спросил он вдруг, и она непонимающе подняла на него глаза.

— Чай?

— Да, — он слегка улыбнулся. — Ты вся замерзла. Пойдём, согреемся.

На кухне она поставила чайник, всё ещё украдкой вытирая слёзы. Клим присел за стол, наблюдая за тем, как она расставляет кружки, и наконец спросил:

— Это был твой муж?

Она замерла, спиной к нему. Плечи чуть дернулись.

— Да.

— Что ему нужно? — его голос стал серьёзным, без привычной мягкости.

— Если хочешь… я расскажу. Но… это надолго.Настя глубоко вдохнула, обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

Он вопросительно посмотрел на нее с улыбкой.

— А мы куда-то спешим?