Любовь, смерть и роботы

Пролог

- Никогда не сдавайтесь — никогда, никогда, никогда, ни в большом, ни в малом, ни в крупном, ни в мелком, никогда не сдавайтесь, если это не противоречит чести и здравому смыслу. Никогда не поддавайтесь силе, никогда не поддавайтесь очевидно превосходящей мощи вашего противника. Так говорил Уинстон Черчилль. Вся наша работа заключалась в том, чтобы стать лучшими в искусстве прогноза, в умении предсказать шаги оппонента и предпринимать контрмеры, ведь победитель всегда на один шаг впереди соперника. Он достает свой козырь, когда противник уже раскрыл свои карты. Главная и единственная цель - застать врасплох и быть готовым ко всему. Но даже тогда это неимоверно сложно в первую очередь из-за того, что вы неминуемо встаете перед этической дилеммой. И дилемма эта подчас далеко не ограничивается вопросами "что хорошо, а что плохо". Это поле, подчас, куда мрачнее и неоднозначно. Спасти одного или тысячи? Пожертвовать одним, чтобы спасти тысячи? Даже на семантическом уровне это уже два сложнейших фундаментальных вопроса, с которым рано или поздно сталкивается любой аналитик в областях милитаризированного искусственного интеллекта и сдерживания. Пугает ли это? Пугает ли уже даже на уровне решения логических задачек? Конечно же да. Именно поэтому важно приходить к пониманию собственных сил, в первую очередь, своих моральных сил, ведь ваши убеждения будут неминуемо подвергаться сомнениям и, также неминуемо, в один момент ваша вера дрогнет. Будет ли это провалом? Возможно. Возможно и то, что будут моменты, когда придется делать выбор, на который времени уже почти не осталось. Тем, кто меня слышит, я говорю: не отчаивайтесь. Страдания, которые сейчас на нас обрушиваются, — это всего лишь следствие жадности, горечи людей, которые боятся пути человеческого прогресса. Ненависть людей пройдет, и диктаторы умрут. И власть, которую они отняли у народа, вернется к народу. И пока люди умирают, свобода никогда не погибнет. Не отдавайте себя этим противоестественным людям. Машинным людям с машинными умами и машинными сердцами! Мы не машины, мы не скот, мы - люди! У нас, людей, есть власть сделать эту жизнь свободной и прекрасной. Сделать эту жизнь прекрасным приключением. Думаю, именно осознание всего этого и сделает из вас человека. Пускай и ваш путь к этому и будет тяжелым. Каким бы ни был выдающимся мудаком Уинстон Черчилль, он был все-таки прав. - Настоятельно рекомендую не произносить ничего подобного там. Томас с грохотом захлопнул папку и устало закрыл лицо рукой, небрежно смахивая очки на стол, заваленный бумагами. Александра сидела неподвижно тупо глядя куда-то перед собой, крепко вцепившись в кожаную обивку кресла. В воздухе стоял крепкий запах кофе, сигарет и затхлой бумаги. Кондиционер предательски гудел, нарушая тишину, повисшую в воздухе, что можно бы было разрезать легким взмахом ножа для масла.

- И что теперь? – голос Томаса звучал глухо и невыразительно. Он всем видом старался показывать все что угодно, кроме отчаянья.

- Машина вас ждет, поезжайте домой. Пускай она выспится, плотно позавтракает и готовится взойти на Голгофу.

Глава 1. Джо Годель

Весна в Нью-Йорке выдалась отвратительной. Казалось, что весь город все еще пребывал в какой-то неестественной самому его нутру спячке: низкое хмурое небо было цвета прогорклого пепла, а в те редкие дни, когда было все-таки ясно, какое время суток – утро или вечер – тусклую полоску заката или рассвета могли наблюдать лишь избранные счастливчики, выбравшиеся по какой-то мистической причине в направлении Джерси. Улицы, конечно же, были забиты, однако вся эта толпа больше походила на стадо зомби, которое своей ордой тупо и неумолимо текло от перекрестка к перекрестку. Казалось, что чувствовали себя, как ни странно, истинными и полно живущими хозяевами города лишь полчища крыс, что ловко сновали туда-сюда по подворотням, лихо выуживая съестное и уже разлагающиеся в баках близь ресторанов и забегаловок. По правде сказать, многие нью-йорксы, наверное, даже были рады такому климатическому пассажу, ведь будь за окном температура выше, как и водится в здешних краях в середине апреля, Нью-Йорк бы накрыла жуткая вонь: в городе традиционно бастовали мусорщики.

Однако, всеобщие настроения запустения и застоя разделяли не все обитатели никогда прежде не засыпавшего города. На Парк-Авеню 345, в старом белом каменном здании офиса развития Йельского университета в то утро, 12 апреля, наверное, и свершилось то, что в дальнейшем сильно перетряхнуло и впоследствии изменило уклад почти что каждого американца, не важно, только-только снявшего флаг Конфедерации со своей стены, или отчаянно кричавшего что-то на протестах BLM.

В то утро, 12 апреля, двадцати семи летний выпускник Массачусетского Технического университета еврейского происхождения Джо Годель пришел на собеседование в научную группу Йельского университета по изучению и надзору за процессами международной безопасности. Переступив порог, Джо Годель сразу же понял: если весь город был одним большим отделением коматозников, то Парк-Авеню 345 была отделением неотложной помощи. Люди здесь не передвигались пешком, они в буквальном смысле носились по лобби, коридорам и лестницам, гулко и протяжно звонили телефоны, слышались односторонние выкрики на линиях, щелкали уведомления и хлопали двери. Охранник, довольно суровый лысоватый мужчина в годах, сидевший на входе с биографией Дика Чейни в руках, молча и пристально посмотрел на Джо Годеля и, недовольно крякнув, ткнул в ответ на приветствие пропуском с красивой красной лентой, после чего вновь вернулся к чтению. Джо Годель невольно усмехнулся и, тряхнув кучерявой темной копной волос, спокойно шагнул в этот людской водоворот. Поднявшись на третий этаж, Джо Годель медленно остановился возле кабинета №33 со стеклянными стенами. Внутри, показалось Джо, происходило что-то весьма занятное: группа из четырех людей оживленно обсуждало что-то, как Джо смог расслышать, касающиеся очередного стихийного митинга возле башни Трампа. Градус противоречий, как это и водится, только возрастал: от недовольства американо-русскими отношениями и санкциями, обсуждение переходило на тему ядерных разработок в Иране, а оттуда персонифицировано и конкретно на экс-президента Трампа. Все тут же принимались кричать, что такой-то в его администрации — невероятный врун и самый что ни наесть наглый и бездарный лжец, а другой — также врун да еще и вор, хотя врун уже талантливый. Все кричали еще и о том, что всем нужно срочно подать в отставку. Зачастую Джо Годель, безмолвно вслушиваясь в подобные дебаты, всегда приходил к одному и тому же умозаключению: подчас слушать и вслушиваться в голоса людей куда ценнее, нежели пытаться перекричать, во чтобы то ни стало пытаясь донести и, неизбежно, в конечном счете лишь навязать свою позицию. Именно умение выслушать мнения и позиции всех, какими туманными и далекими для тебя не были бы они, и задаться после вопросами, - сделало самый большой вклад в то, что Джо Годель сегодня стоял возле кабинета №33. Именно в этом же ключе он понял и то, что работа в команде куда важнее одиночного боя, ибо именно через групповую работу можно учиться друг у друга, развиваться. Развиваться как лидер. А вопрос соперничества за передовую позицию в команде, как правило, решает все то же время. Джо Годель, конечно же, знал каждого, кто находился в то утро в кабинете №33.

Ближе всех ко входу сидела приятной наружности темнокожая девушка с маленькими жемчужными серьгами и подвеской. Поверх плеч был аккуратно накинут черный твидовый пиджак. Черное платье-футляр, полупрозрачные черные колготки и точно такого же цвета туфли-лодочки на высоком каблуке. Волосы были педантично уложены в стиле Джеки Кеннеди и заправлены за уши. Губы покрыты глянцевым блеском, на руках классический френч. Джо Годель невольно усмехнулся: «Как забавно, она самая белая из всех в этой комнате. Господи прости». Это была Мира Хэллстронг, выпускница Брауна. Юриспруденция.

Напротив нее, недовольно ссутулившись за ноутбуком, сидел самый что ни наесть малыш-Трамп: светлые кудрявые волосы, раскиданные по макушке и старательно проработанные гелем, белоснежное ни разу не тронутое бритвой лицо с почти что детским румянцем, кремовая рубашка с высоким воротом и, конечно же, темно-синяя вязаная жилетка-поло с красными линиями по горловине. Уильям Фипстон, выпускник Колумбийского все по той же юриспруденции, лучший игрок в поло и, конечно же, золотой наследный принц Хэмптонса.

Чуть поодаль от Джеки и малыша-Трампа сидели Эдвин Уоллис и Трэвис Мэйвик – как две капли воды похожие друг на друга выпускника Гарвардской бизнес-школы. Отметить про них ничего интересного Джо так и не удалось, поэтому он лишь подумал «Придурки-хипстеры, косящие под белых воротничков».

Вдруг что-то стремительно пронеслось мимо Джо Годеля, оставив за собой лишь шлейф из кофе и сладких пряных ноток восточной мирры и тонки. Этот аромат Джо Годель впоследствии запомнит на всю жизнь. Высокая тонкая блондинка в широких голубых джинсах, белых найках и в двубортном темно-синем пиджаке с золотыми пуговицами быстрым и уверенным шагом зашла в кабинет, с грохотом обрушив рюкзак на стол. Джо Годель успел лишь мельком и со спины завидеть этот судьбоносный для него силуэт, но даже это позволило ему сразу же узнать, кто это был. Джо тогда на секунду подумал, что она будто бы с самого своего детского начала знала, как быть одной, держа свои ключи, утренний кофе и пальто, направляясь уверенным шагом в кабинет №33. Тогда же Джо подумал и о том, что странно, постыдно и противоестественно осознавать то, что он будто бы был влюблен в этот силуэт, так долго глядя на него в социальных сетях, месяцами готовясь к этой встречи.