Вероника.
Дорога к Безвежью будто тянулась сквозь время. Асфальт закончился еще километров десять назад, и теперь колеса цепляли корни, грязь и прошлое. Навигатор показывал пустоту, словно этой точки на карте больше не существовало. Я ехала почти наугад, помня лишь старую карту, нарисованную бабушкой на клочке бумаги.
Лес стоял плотной стеной по обе стороны, хранил тишину — ту самую, что бывает перед бурей. Воздух был тяжел, пах мхом, водой и чем-то еще — старым, как сама земля. Я поймала себя на мысли, что лес будто смотрит на меня, следит за каждым поворотом руля.
Когда показались первые крыши, я даже не сразу поняла, что это — деревня. Безвежье не выглядело живым. Несколько перекошенных домов, крыши которых обросли травой. Забор, превратившийся в зубчатую тень. Ни дыма из труб, ни звуков — только ворон на ветке, да скрип повешенной на гвоздь таблички с едва читаемыми буквами: БЕЗВЕЖЬЕ.
Дом стоял в конце улицы, как будто ждал.
Высокий, двухэтажный, с каменным крыльцом и выбитыми стеклами. Когда-то здесь был сад, теперь — сплошные сорняки и дикие яблони, сбрасывающие гнилые плоды прямо на крыльцо. Окна были забиты изнутри досками, и крыша осела под тяжестью лет.
Я заглушила мотор. Вокруг — тишина. Только ветер шевелил сухие листья, и где-то вдалеке плакал ребенок или, может, это был крик птицы. Казалось, что здесь ничего не изменилось. Тот же сарай, за которым я пряталась и слушала, как мама зовет меня домой.
Теперь звать было некому.
— Ну что, мама, я приехала, — сказала я вслух, но голос прозвучал глухо, будто дом не хотел слушать.
Я остановилась на пороге.
Доски скрипнули, будто дом меня узнал.
Ключ, найденный в старом конверте, подошел сразу. Замок хрипло повернулся, и дверь распахнулась — с тяжелым, болезненным стоном. Изнутри пахнуло холодом, сыростью и временем.
Воздух стоял неподвижный, будто никто не открывал двери десятки лет.
Я сделала шаг внутрь.
Пыль поднялась в воздух, как дым. Половицы скрипнули под ногами, откликнувшись на чужое присутствие.
Я щелкнула фонариком. Луч прорезал мрак и осветил прихожую.
На вешалке висело старое пальто. На полу — следы. Маленькие, едва заметные, как будто кто-то босиком ходил по пыли совсем недавно.
— Здравствуйте, — прошептала я. Не знаю зачем. Может, просто чтобы не было так тихо.
Тишина ответила скрипом половиц.
Я медленно прошла по дому. Здесь ничего не изменилось.
Каждая комната — словно чья-то память. В гостиной — старый комод, покрытый паутиной; в нем, когда я открыла ящик, оказалась кукла без глаз. На камине — фотографии: мужчина в форме, женщина с косой, ребенок на руках. Лица стерлись временем, но почему-то казалось, что женщина на снимке смотрит прямо на меня.
На кухне все было почти так, как я помнила из детства. Плита, посуда, полка с банками. Только теперь в банках — не варенье, а черная, высохшая масса.
На подоконнике — письма. Почерк женский, неровный.
Я взяла верхний конверт, но бумага рассыпалась в пальцах, как пепел.
Все на своих местах, но ощущение было другое.
Как будто кто-то только что вышел и вот-вот вернется.
Я провела рукой по стене — краска осыпалась, открывая старый слой под ней. На нем — вырезанные символы, похожие на древние буквы. Или просто трещины, случайные и пугающие.
Дом был живой. Я это чувствовала. Он дышал вместе со мной — чуть медленнее, чуть глубже.
Стоило мне замереть, как слышался слабый, едва различимый звук: будто кто-то вздыхает в соседней комнате.
Я обошла весь первый этаж, кроме подвала
Я вспомнила, как когда-то бабушка строго запрещала туда спускаться.
Там живет он, Вера. Дом не любит, когда его тревожат.
Я тогда смеялась. Детские байки. Возможно, бабушка боялась, что я там поранюсь или испугаюсь. Ведь я была ребенком. Именно так она старалась контролировать меня.
Внизу, из-под пола, донесся тихий звук.
Не стук. Не шаги. А будто кто-то глубоко под землей перевел дыхание.
Я замерла.
Дом стих. Даже ветер за окном перестал шуметь.
— Кто здесь? — прошептала я, не веря, что сказала это вслух.
Ответа не было. Только где-то внизу — медленный вдох. И выдох.
Как будто дом… дышит.
Это лишь мое воображение. Я собралась с мыслями и решила не поддаваться своим страхам, потом поднялась по лестнице наверх.
Пыльный ковер скрипел под ногами, на стенах — старые часы, остановившиеся ровно в полночь.
Комната бабушки выглядела так, словно она вышла на минуту: кровать застелена, на прикроватном столике — книга с закладкой, очки, стакан с мутной водой.
Я подошла ближе — в стакане плавал мертвый мотылек.