— Люсь, а Люсь?
— Ммм?
— А как ты думаешь, Ван Со встретится с Хэ Су в следующей жизни?
— Кто? — удивилась Люся и открыла глаза.
Шесть тридцать утра. Самое время для зубодробительных имен.
— Ван Со, император Кванджона, — терпеливо пояснила Нина Петровна.
— А мы что, уже в Корее? Вроде бы ложились спать в Турции.
— Уже неделю в Корее, где ты витаешь?
Люся зевнула и побрела в душ.
Так у них давно повелось: днем Нина Петровна, одинокая пенсионерка, смотрела сериалы, а по вечерам Люся их слушала. В авторском пересказе сюжеты претерпевали дивные метаморфозы, а персонажи вели себя так, как того хотела Нина Петровна, а не сценаристы. Люся изрядно удивилась, когда в случайном разговоре выяснила, что Джейме Ланнистер из «Игры престолов» погиб вместе с сестрой Серсеей, а не отправился в странствия с Бриенной Тарт.
К цветистым повествованиям Люся относилась философски, так же как и к ужинам, которыми угощала ее соседка, и к завтракам тоже. Так бывает, когда селишься на одной лестничной клетке с одинокой домовихой. Если навязчивой заботы не избежать, то проще всего расслабиться и получать удовольствие.
— Так чем забита твоя голова? — спросила Нина Петровна, наливая апельсиново-сельдереевый сок в высокий стакан.
— Вы не хотите этого знать, — хмыкнула Люся, разглядывая сложную композицию из авокадо, семян льда, цельнозернового хлеба и креветок.
Она просто купит себе по дороге в контору жирный бургер и попросит секретаршу о большой чашке кофе.
Нина Петровна вот уже много лет не выходила из дома, хоть и оставалась подвижной и энергичной старушкой. «Сначала из-за сына моего непутевого, — объясняла она, — а потом привыкла».
Люся подозревала, что у соседки развилась полноценная фобия, и пыталась уговорить ее вызвать специалиста, но Нина Петровна стояла насмерть. Про сына словоохотливая старушка тоже молчала как партизан, но деньги у нее водились, и она лихо заказывала себе продукты, вещи и технику по интернету.
Собеседников, увы, доставка не привозила, вот Люся и оставалась единственной, с кем Нина Петровна поддерживала общение.
— Опять задумала какую-то пакость, — резюмировала старушка, приглядевшись к Люсе повнимательнее. — Что за вредная ты баба! И не надоело тебе с целым городом бодаться?
— Врагу не сдается наш гордый «Варяг», — продекламировала Люся и залпом, как водку, выдула сок.
Звякнул телефон — короткое сообщение: «Взяли».
Анонимное, потому что сотрудникам правопорядка запрещалось напрямую, в обход начальства, передавать оперативные сведения журналистам.
— Взяли! — подпрыгнула Люся и метнулась к трюмо, торопливо смывая яркий макияж, срывая с себя крупную бижутерию.
— К Лихову собралась, — догадалась Нина Петровна. — Опять будешь прикидываться приличным человеком. И как он только тебя терпит.
— Терпит, — торжествующе согласилась Люся, меняя мини-юбку с бесстыдной блузкой на скромное серое платье. — Дед-Дуб меня очень терпеливо терпит, долгих лет ему службы. Черт, где мои очки для походов в управление?
— Ты еще косы заплети!
— Некогда, — Люся схватила с тарелки кусок хлеба, запихала его в рот, схватила кофр с аппаратурой, трость и, прихрамывая, поспешила в прихожую.
Около четырех месяцев назад неизвестный мальчишка наступил ей на лапу — откуда он только взялся так далеко от города, — и нога теперь заживала неохотно, медленно.
— Все, Нина Петровна, я ушла, — крикнула она, уже аккуратно обувшись. — Буду скорее всего поздно, не ждите.
— Я, деточка, тебя всегда жду, — мягко отозвалась соседка.
Люся ничего не ответила, ей было сейчас не до нее.
Дед-Дуб, или Дмитрий Юрьевич Лихов, вот уже больше двадцати лет возглавлял отдел видовых преступлений в городской полиции. Люсю он действительно терпел, с трудом, правда, но на открытую конфронтацию не срывался. Был он человеком мудрым и понимал, что лучше худая дружба с главным редактором и собственником новостного интернет-портала «Город не спит», чем добрая ссора.
Все знали, что у Люси характер мстительный, злопамятный и мерзопакостный, а сбитых чиновников она воспринимает как звездочки на фюзеляже. Поэтому сотрудничал с ней Дед-Дуб с крайней осторожностью, всегда ожидая подвоха и не теряя бдительности. И правильно, в общем, делал.
Люся уже вторую неделю дергала рядовых сотрудников и щедро подкармливала их в ожидании новостей о поимке русалки. Полиция, как всегда, старалась напустить тумана, официально — чтобы не распространять панику. Люся, как всегда, этот туман старательно развеивала.
Именно ее портал первым написал, что в больницу доставлен мужчина в критическом состоянии с явными признаками истощения жизненных сил.
Читателям не нужно было объяснять, что это значит. Истории о том, как в квартирах находили изможденных покойников, рассказывали друг другу с детского сада.
И еще читатели понимали: состояние пациента говорило о том, что русалка была молодая, жадная, неопытная, не умела вовремя остановиться. И, что хуже всего, она найдет себе новую жертву в самое ближайшее время.
Ужас расплескался по интернет-страницам, посещаемость портала рванула вверх, а Дед-Дуб, с трудом сдерживая бешенство, сообщил, что объявлена операция «перехват», полиция поднята по тревоге.
Люся нетерпеливо ожидала развязки.
Ее терзала навязчивая идея написать интервью с русалкой: на ее памяти такого еще никто не делал, потому что суеверные страхи были слишком велики. Люди боялись даже на пять минут остаться рядом с русалкой, хотя все исследования говорили о том, что нужно более недели плотного контакта, чтобы получить урон, несовместимый с жизнью.
Теперь главное было проникнуть в СИЗО до рассвета следующего дня, ибо всех умертвий традиционно казнили в первых лучах восходящего солнца.
Секретарша Деда-Дуба, Верочка, сексуальная молодая ярилка, сегодня не пыталась прикрыть себя строгим костюмом, как обычно, и ее бюст, выпрыгивающий из глубокого декольте, слепил своим великолепием.
В родную контору Люся ворвалась как фурия, ее трость стучала по деревянному полу с такой яростью, что секретарша выскочила из приемной, ойкнула и запрыгнула обратно.
Хлопнули створки окна, но запах лака для ногтей, разумеется, выветриться не успел.
— Что у нас нового? Коротко, — обронила Люся, игнорируя и запах, и бочком выползающего из приемной Самойлова.
Ольга последовала за ней в кабинет и сосредоточилась:
— Ветров-младший вернулся в город, наши дали экстру, материал дополняется. Молокозавод перевел крупный транш на десять публикаций. Очередь Самойлова работать с рекламодателем.
— Убери Самойлова, поставь Волкову, — велела Люся, включая ноутбук.
— Он будет ныть и страдать и доведет нас до исступления, — мрачно предсказала Ольга. — И тлен поглотит всю редакцию.
Бояны вообще любили приукрашать действительность, но тут она не слишком погрешила простив истины.
Самойлов, бесталанный и завистливый автор, без устали трепал всем нервы, и Люся не увольняла его только по личной просьбе Великого Моржа, ее престарелого любовника и покровителя из тех самых органов.
Великий Морж был, как и многие другие крупные чины, арх-медведем, но его усы так знатно топорщились, что прозвище появилось само собой и устойчиво держалось уже много лет.
Однажды у нее закончится терпение и она выбросит Самойлова из редакции.
Пока же приходилось держать его подальше от серьезных рекламодателей, чтобы не портить мнение о портале в целом и не переписывать после него тексты.
— Еще?
— Еще на нас подали в суд, — хмыкнула Ольга.
— Опять из-за Носова? Что говорят юристы?
— Что все не так однозначно.
— Ну да, ну да, — рассеянно кивнула Люся. — Ольга, меня не беспокоить. И принеси, пожалуйста, ведро кофе.
Руки уже подрагивали от нетерпения.
Многие журналисты ненавидели расшифровку записей, но Люся никогда не скидывала этот нудный процесс на подчиненных. Интервью — тонкий жанр, настроенный исключительно на спикера. Здесь важно учитывать интонации и бережно перенести их из устной речи в письменную.
Поглощенная работой, Люся не отреагировала на Ольгу, которая молча поставила перед ней огромную кружку американо. Сейчас она могла бы оказаться в жерле извергающегося вулкана и все равно не отнять пальцев от клавиатуры.
«До какой поры суеверная паника будет мешать правоохранительным органам выполнять свои обязанности?
Каждый ребенок знает, что обычно русалками становятся после насильственной смерти, но сотрудники полиции даже не расследуют обстоятельства этих смертей, ограничиваясь казнями на рассвете. Десятиминутной беседы хватило бы на уточнение деталей трагической гибели молодой женщины, блестящей студентки, любимой дочери и хорошей подруги. Иррациональный страх парализовал разум сотрудников полиции. Они просто заперли умертвие в клетке, полностью игнорируя тот факт, что до своей смерти Елена Афанасьева была полноправным гражданином нашей страны.
Ее смерть должна быть расследована по всем правилам, но пострадавшая, единственная, кто мог указать на своих убийц, была казнена этим утром. К счастью, у автора этих строк сохранилась диктофонная запись с именами убийц, и если кто-то в полиции все же решит поработать, то вы знаете, где меня искать».
Закончив интервью авторским аккордом, Люся довольно улыбнулась. Руки еще чуть подрагивали, сердце колотилось чуть быстрее, как от сексуального возбуждения.
Напевая под нос веселую песенку, Люся привычно и быстро накатала жалобу в прокуратуру, где указала все обстоятельства дела, имена сотрудников полиции, работавших с русалкой, и данные диктофонной расшифровки, касающиеся убийства. Поставила письмо в отложенные — оно будет отправлено завтра в семь утра.
Поднялась, потянулась, взяла трость и вышла из кабинета.
— Люсь, у тебя мобильник не отвечает, — тут же сказала Ольга, — Китаев звонил. Просит заехать к нему до пяти.
Китаев — Великий Морж — в последние годы нечасто желал видеть Люсю и уж тем более никогда раньше не вызывал ее через секретаршу.
— Сообщи его секретарше, что я буду, — резко ответила она.
Ну давай теперь будем общаться через третьих лиц, вот до чего докатились.
Портал занимал небольшое помещение под самой крышей старинного купеческого здания. Здесь были деревянные перекрытия, все скрипело, отовсюду дуло, но Люся обожала и кособокие ступеньки, и шорохи старого здания, и узкие окна, и низкие потолки.
— Синичка, Синичка, — она заглянула в крохотную комнатку единственного кроме нее человека, кто тоже занимал отдельное помещение. Таня Синичкина, редактор и немножко, по мнению Люси, бог, подняла голову от компьютера. — Я тебе скинула текст. Поставь таймер выкладки завтра на рассвете, после того как вычитаешь.
— Ладно, — ничему не удивляясь, согласилась Синичка.
Она была дотошной и время от времени выводила журналистов из себя, требуя уточнений, если в тексте что-то оставалось для нее непонятным. Пока, чертыхаясь, авторы искали для нее ответы, они и сами выясняли много нового.
После чего Люся наконец дошла до пульсирующего нерва конторы — редакции. Встала на пороге, оглядывая свое войско.
Олег Зорин, ворчливый флегматик, боян, уже собирался домой. Он работал с шести утра до двух дня. Жаворонок по природе, он приходил в контору ни свет ни заря, и к семи утра, когда город просыпался и варил свой первый кофе, свежие новости уже появлялись на страницах портала.
Зорин являлся большим фанатом Ильфа и Петрова и пытался писать смешно. У него был даже некие нормативы по количеству шуток на количество знаков, но настоящая ирония у него рождалась только спонтанно.
Костя Носов, заноза в заднице, что-то стремительно строчил на компе. Увидев Люсю, он сделал большие глаза и замотал головой, сигнализируя, что у него капец какие срочные новости, но прямо сейчас он никак не может оторваться.
Маша Волкова, тихая рабочая лошадка, домовиха, тихо говорила по телефону. Она числилась у Люси в любимицах. Почти. От этой девочки сроду не было проблем, но и ярких материалов не было тоже.
— Люсь, а Люсь?
— Ммм?
— А как ты думаешь, кто сексуальнее — Хиддлстон или Камбербэтч?
— Что? — удивилась Люся и открыла глаза.
Шесть тридцать утра. Нина Петровна сидела на краешке ее кровати и увлеченно что-то строчила в фанатских пабликах.
Потянувшись за своим телефоном, Люся убедилась, что материал про русалку вышел четко по расписанию и в такую рань уже собрал несколько тысяч просмотров и сотни комментариев.
Довольно потянувшись, Люся скинула с себя одеяло, предвкушая насыщенный день.
— Голая по квартире не ходи, — не отрываясь от мобильника, предупредила Нина Петровна, — внук будет завтракать с нами.
— Здесь? Почему? — Люся остановилась посреди спальни, нетерпеливо переминаясь, — ей хотелось быстрее рвануть навстречу приключениям.
— Потому что я не вынесу его и по утрам тоже, — соседка раздраженно дернула плечом. — Будешь моим громоотводом.
— Я могу быть только громоприводом, — предупредила Люся и скрылась в ванной комнате.
Отец любил, чтобы к завтраку все были одеты, причесаны и сияли бодростью духа. И всю жизнь Люся сначала собиралась, а потом садилась за стол, даже когда ютилась в общаге и на завтрак у нее была вчерашняя гречка, приправленная кетчупом. Привычка, что поделать.
Сегодня, когда встреча с Дедом-Дубом не входила в планы, можно было себе позволить и яркий макияж, и короткую юбку, и броские украшения.
Две косы — тоже папина причуда, которой Люся следовала до сих пор, кольца, цепочки, стринги, чулки, пушап, замша и шифон, эклектика и фьюжн — порой казалось, что женщиной быть слишком сложно.
А бронебойной женщиной — и вовсе тяжкий труд.
Все это — доспехи на каждый день — весило сто тысяч тонн.
Когда Люся появилась на кухне, Ветров уже сидел за столом.
Начальник видовой полиции, бывший когда-то мальчиком-мажором с иллюзиями о вседозволенности, читал новости в телефоне. Глаза его побелели от ярости.
Вчера был его первый рабочий день в новой должности, и он обернулся грандиозным провалом: ведь это подчиненные Ветрова не допросили русалку как жертву. Это Ветров подписал решение о казни на рассвете.
Никогда в жизни у Люси не было возможности наблюдать, как объекты ее деликатной интернет-критики читают репортажи о себе в режиме реального времени.
— Доброе утро, — вежливо произнесла она, внимательно следя за сменой выражений на ветровском лице. Слепая ярость — ледяное бешенство — холодное отвращение. Что же, всегда приятно иметь дело с человеком, который умеет держать себя в руках.
— Доброе, — отозвался он после короткой паузы. — Сорри, что заявился без спроса, с моей бабулей не поспоришь.
Какими мы становимся вежливыми, молча восхитилась Люся, после того как дважды схлопочем общественным осуждением по морде.
Нина Петровна хмыкнула, по-прежнему не отрываясь от телефона.
— Мы не обсуждаем с Ниной Петровной ваши семейные дела, — уведомила его Люся.
В присутствии марена она ощутила легкую дурноту, должно быть, от волнения и напряжения.
Все-таки кухня была ее территорией, и присутствие здесь посторонних выводило из душевного равновесия. Поэтому она постаралась сесть как можно дальше от непрошеного визитера и постараться дышать ровно.
Сегодня — о, радость — вместо зеленого смузи был фруктовый: апельсин, киви и мята.
Ветров побарабанил пальцами по столу, без всякого выражения глядя на Люсю.
— И все-таки я задам личный вопрос, — проговорил он, не сумев подавить брезгливости, — вы что-то имеете против меня?
— Да с чего бы это, — отмахнулась Люся. — Я вас вообще вижу второй раз в жизни! Вы всего лишь сюжет. Правда, если бы вы вчера не выгнали меня из своего кабинета, то я попросила бы разрешения на интервью. И, кто знает, может, вам не пришлось бы сегодня целый день оправдываться. Вот что бывает, когда старые обиды сильнее здравого смысла.
— То есть вы все это затеяли из мелкой мести?
— Да за кого меня принимает этот человек, — пожаловалась она своему бутерброду с тунцом и сыром. — Если бы я мстила каждому, кто указал мне на дверь, у меня вообще бы ни на что другое времени не осталось.
— И вместо того чтобы отправиться восвояси, — уточнил он, — вы отправились в СИЗО и сознательно ввели в заблуждение начальника учреждения.
— Ему следует более ответственно относиться к своим обязанностям.
— Следует, — согласился Ветров отстраненно.
Если бы Люся хотела, она могла бы, не вставая с места, рассказать, как ему повернуть ситуацию в свою пользу и выйти из нее народным героем. Да только Люся не хотела.
За Михайлова, начальника СИЗО, она особо не переживала — отделается устным выговором. Ветров был бы последним дураком, если бы объявил, что у него на режимном объекте проходной двор. И плевать, что он едва успел принять должность. Начинать карьеру с признания своих слабостей — такой себе вариант.
— Жду вас к девяти утра у себя в отделе для дачи свидетельских показаний. Не забудьте принести диктофонную запись. Надеюсь, обойдемся без повестки?
— Ой, я даже не знаю. Вчера вы велели мне пойти вон. Так и сказали: не вздумайте здесь появляться. Так куда теперь бежать бедной девушке?
Он прищурился, разглядывая ее, как яму на дороге.
К счастью, завибрировал Люсин телефон — это главный прокурор региона Игорь Никитич Суслов открыл электронную почту.
— Осокина, — спросил он, не здороваясь, — скажи мне только вот что: почему всегда в семь утра? Почему нельзя ставить отправку на два часа дня, например? Прекрасное послеобеденное время!
— Потому что не надо откладывать на после обеда то, что может вас обрадовать рано утром, — без заминки отрапортовала Люся.
— Обрадовать? — кисло переспросил прокурор. — Да у меня нервный тик от твоих писем! Я уже просыпаться боюсь! Ты же как дятел — стучишь без остановки.
— Это называется активная гражданская позиция!
— Люсь, — теперь Суслов стал серьезнее, — давай к девяти к нам для дачи свидетельских. И диктофонную запись прихвати.
— Да блин, не стой у меня над душой, тут и без тебя дышать нечем, — старший оперуполномоченный гражданской полиции Шитов все-таки сорвался на Ветрова, но как-то вяло. На майора ему чин не позволял орать, а хотелось — очень.
Ветров лишь усмехнулся, но не пошевелился, продолжая подпирать плечом стену.
Гражданские издавна не любили видовиков и теперь задавались вопросом, чего, собственно, тут делает целый босс, когда работы для него никакой. Обычная уголовка. Наверняка приперся чисто нервы помотать и изобразить бурную деятельность. Как же, пострадавшая — личность скандальная, и новому начальнику видовиков от нее знатно досталось. Теперь здесь, нагнетает и у занятых людей под ногами путается.
И тут в квартиру вошли трое сотрудников Великого Моржа, деловитые, в форме, с корочками, все как полагается.
Наступила звенящая тишина.
Стало так тесно и так натоптано, что Люся только забралась с ногами на диван, обхватила себя руками и твердо заявила, что еще раз показания давать не станет.
Когда нападавшие получили тростью по мордасам и сдриснули из квартиры, Люся сквозь слезы и истерику первым делом схватилась за телефон и отправила Зорину несколько голосовых сообщений, спешно кидая тезисы для экстры. На владельца интернет-портала «Город не спит» совершено покушение. Нападавших двое. Наверняка их привела в ярость публикация Осокиной в защиту прав умертвий. На волне радикальных настроений они проникли в квартиру с целью причинения физического вреда, пытались запугать Осокину и угрожали ей расправой. Получили отпор и бежали с места происшествия. Будем держать вас в курсе расследования.
Потом пришлось объясняться с Ветровым, который, оказывается, как раз поднимался по подъездной лестнице, не дождавшись лифта, когда идиоты-нарушители давали деру.
Как бы то ни было, рефлексы у Ветрова оказались правильными — если кто-то бежит, их непременно надо догнать, а потом уже выяснять, кто такие и что натворили.
Он изловил одного, подростка-лесовика.
Второго, тоже подростка, но банника, взяли внизу — постаралась вневедомственная охрана. Консьержка вовремя подняла взгляд от вязания на камеры наблюдения, увидела, как недоросли в лифте надевают балаклавы, и нажала тревожную кнопку без промедления.
Вневедомственная охрана вызвала гражданскую полицию, и Люсе пришлось писать показания. Глаза слезились, из носа текло, в горле першило, а физиономия опухла.
Нужно было ехать в больницу для освидетельствования, и от этого становилось еще тошнее.
Капитан Шитов ее состоянием проникся и вызвал медицинскую бригаду на дом.
Подростков оформляли на кухне, слышно было, как они ерепенятся, отказываются называть свои данные и требуют адвокатов.
Явления эфэсбэшников на рядовое происшествие не ожидал никто.
Меж тем сотрудники Великого Моржа объявили, что юные экстремисты у них давно под присмотром и что они их забирают себе, как, собственно, и все дело.
Тут уж взвыла Люся:
— Ничего себе — под присмотром! А какого хрена я от них тростью отбивалась?
— Сильно отбивались? — тут же уточнил один из эфэсбэшников строго, и Люся от возмущения даже подпрыгнула.
— Ну разумеется, кротко и изящно, как и положено интеллигентной женщине, — язвительно ответила она.
— Разберемся, — пообещали силовики и отбыли, забрав с собой подростков, у которых и правда проступали синяки на физиономиях.
Еще не хватало огрести за избиение несовершеннолетних, совсем распереживалась Люся, но капитан Шитов, кажется, прочитал ее мысли.
— Не переживайте так, — сказал он, явно пытаясь утешить, — у одного в рюкзаке нашли нож.
Вот это он успокоил.
Вот прямо сразу стало легче.
— З-зачем это им нож? — спросила она с заминкой и запоздало ощутила, что вот-вот с ней случится наконец истерика. Адреналиновый прилив сил иссякал, наступало время забраться под одеяло и как следует прорыдаться. Возможно, даже с причитаниями, захлебываясь от жалости к невинно пострадавшей себе.
— Следствие покажет, — Шитов, ответственный яг, посмотрел на нее с тревогой: — Людмила Николаевна, а вы в обморок случайно не собираетесь?
— Почему случайно? Очень даже намеренно, — ответила она устало.
Ей надоели посторонние люди, а грязь и бардак в квартире ввергали в отчаяние.
— Идите, — вмешался молчавший все это время Ветров, — я сосед. Пригляжу тут за потерпевшей.
— Что же вы на своей территории такой бардак допустили? — злобно уточнил Шитов, но собрал своих людей и двинулся на выход.
— А бабушка говорила — приличный дом, — Ветров захлопнул за ними дверь, вернулся, поднял с пола перевернутый стул и сел на него. — Странно, что она до сих пор не прибежала, — заметил он себе под нос.
— У нее страх перед большим скоплением людей, — машинально ответила Люся. — Так бывает, когда сына поймали на коррупции, а внука — на уголовке. Вы что, совсем про нее ничего знаете?
Она тихонько переместилась в лежачее положение, натянула на себя плед и подтянула колени к груди.
Ветров невозмутимо смотрел на нее, даже не думая приготовить чай или как-то успокоить.
Просто сидел и неизвестно чего ждал.
У Люси булькнул мобильник — пришло сообщение от Великого Моржа. Этот черствый старик не спрашивал, как она себя чувствует, а прислал несколько ссылок.
Два аккаунта на ее портале — оба с кучей клонов, забанены за угрозы и ругань.
Профили в соцсетях — там тот, который банник, жрал на видео сырое мясо и рассуждал о том, что некоторые люди — животные, а все архи и вовсе должны содержаться в зоопарке.
Ученик элитной, мать твою, гимназии.
Значит, люди Великого Моржа пасли-пасли их, да не выпасли.
Люсю затошнило. У нее не было сил в этом разбираться сейчас, и она только скинула ссылки тому же Зорину.
Этой ночью ее журналисты лягут спать поздно, раскручивая историю и копаясь в интернете. Впрочем, ребятам не впервой.
«Ты как?» — коротко спросил флегматичный Зорин, и она написала ему, что норм.
Великий Морж не брал трубку, а его секретарша сообщила, что в ближайшие дни он будет слишком занят, чтобы принять Люсю.
У консьержки ей удалось выяснить, что подростки-идиоты вошли в подъезд через подземный паркинг, откуда на лифте поднялись на нужный этаж.
Паркинг открывался с брелка, но у гаденышей он был — консьержка успела сунуться в записи камер, пока их не изъяли, и своими глазами видела, как они им воспользовались.
И это открытие окончательно вывело Люсю из себя.
Одно дело — психически неуравновешенные, агрессивные мальчишки, у которых гормональная перестройка. Взбрело им в голову напасть на женщину, схватили что нашли и побежали.
И другое — преступники, которые явно готовились.
Совершенно взбешенная, Люся даже не сразу решилась выехать из паркинга — от ярости у нее перед глазами мельтешили разноцветные мухи.
— Надеюсь, — пробормотала она, — что их посадят на веки вечные. Марья, — обратилась она к голосовому помощнику и все-таки тронулась, — расскажи мне о видовом колдовстве маренов.
— Марены, — донесся из динамиков неуместно жизнерадостный голос, — третий по редкости вид. Самыми редкими считаются коркоры лютые, которые в прежние времена умели оборачиваться огромными ящерами о трех головах, известными в фольклоре как Змей Горыныч. Последние триста лет сведений о появлении огромных ящеров не поступало, и ученым до сих пор неизвестно, утрачена эта способность окончательно или коркоры не пользуются ею, чтобы не быть истребленными. В нашей стране всего шесть легальных коркор…
— Я спросила тебя о маренах, — перебила ее Люся.
— Марены, — бодро откликнулась Марья. — Третий по редкости вид. На втором месте стоят архи — то есть те, кто все еще может перекидываться в архаичные формы: животных, птиц или всяких гадов.
— Сами вы гады, — обиделась Люся, — бесхвостые земноводные вообще-то!
— Еще три тысячи лет назад животный и человеческий мир являлся одним целым, и каждый мог принимать оборотную ипостась и возвращаться обратно. Но потом пришли яги и встали на границах миров. Они охраняли живых от мертвых и мертвых от живых, а также разграничили человеческий мир и животный. В фольклоре они нашли свое отражение в образе Бабы-яги. До нашего времени сохранилось всего шесть архаичных форм: лебедя, медведя, волка, змеи, лягушки и оленя.
— Видовое колдовство маренов! — закричала Люся и укусила себя за губу.
Кричать на нейронку — это, конечно, приятно, но глупо.
— Марены, — снова завела Марья свою волынку, — третий по редкости вид. Согласно народным сказаниям, это дети богини зимы Морены и бога смерти Чернобога. Мрак, мор, марен — слова одного этимологического ряда. За современными маренами до сих пор тянется шлейф страха и ненависти. Считается, что они чрезмерны похотливы, аномально алчны и способны проклясть или навести порчу. Видовое колдовство маренов, как правило, заключается в способности к принуждению и запугиванию. У некоторых особенно чувствительных людей слишком долгий и близкий контакт с маренами способен вызвать слабость, тошноту, головные боли и общее ухудшение здоровья.
— А исцелять марены умеют?
— Способности к исцелению других людей очень слабые, и марены неохотно ими пользуются, поскольку это противоречит их натуре. Однако было зафиксировано два подобных прецедента, в обоих случаях маренам пришлось долго восстанавливаться. Зато саморегенерация у них на высоком уровне.
— Долго — это сколько? — заинтересовалась Люся.
— Около четырех недель.
Ну хоть одна хорошая новость!
В ближайший месяц Ветров будет беспомощным аки зайка.
Тем и утешившись, Люся врубила музыку погромче.
— Внимание, господа журналисты, вопрос, — Люся влетела в редакцию, впервые за долгое время почти не хромая, и притормозила в центре офиса. — Кто в наше время пользуется дихлофосом?
— Шеф, ты как? — Зорин бросил зевать во весь рот и изобразил нечто, отдаленно похожее на тревогу.
Он ложился спать в восемь вечера и просыпался в четыре утра, поэтому бессонная ночь еще больше притормаживала ворчливого флегматика.
— Прекрасно, — язвительно отозвалась Люся. — Лучше не бывает. Просто всем на зависть.
— Про дихлофос мы дали дополнение в четыре утра, — недовольно буркнул Леня Самойлов, до смерти надоевший Люсе племянник Великого Моржа. — Ты до сих пор не читала? Спала в свое удовольствие, пока мы вкалывали?
Вспомнив, как ее перетрясло вчера, а еще — отвратительное давление Ветрова, Люся поняла, что все.
Больше она терпеть не может.
Великий Морж сам виноват: надо было держать своих экстремистов подальше от нее и отвечать на звонки.
— Вот что, Ленечка, — произнесла она с угрожающей нежностью, — напиши ты мне, милый мой, заявление по собственному и выметайся отсюда.
— Обалдела? — он некрасиво разинул рот.
Тут даже Зорин проснулся и переглянулся с тихой Машей Волковой, которая по такому случаю осторожно стянула наушники. Они оба переводили глаза с шефа на Самойлова, а их пальцы торопливо стучали по клавиатуре — метод слепой печати, владения которым Люся требовала от всех своих сотрудников. Журналисты всегда журналисты, и теперь они автоматически вели репортаж с места событий в одном из закрытых от начальства рабочих чатов.
— Самойлов, давай без митингов, — устало сказала Люся. — Не вынуждай меня звонить юристам и просить их искать веские причины. Мне надоело переписывать твои тексты, извиняться за твое хамство и платить по судам.
— На Носова чаще в суд подают!
— Носов на каждую цифру и букву готов предоставить все фактчекинги, — рявкнула Люся, — а ты берешь свои данные с потолка.
Самойлов, уязвленный едва не до слез, покрылся некрасивыми пятнами.
И это он еще не знает о том, что за него просил его дядя, а то совсем бы обнаглел.
Желание сделать какую-нибудь гадость Великому Моржу стало таким острым, что у Люси даже нос зачесался. Считалось, что у архов ее вида развиты женская мудрость и интуиция и что они способны помочь сделать карьеру любому мужчине — не тужи, поспи, утро вечера мудренее и прочая хрень. Люся за собой такого ни разу не наблюдала, но теперь задумалась: может, желание напакостить Великому Моржу — это она и есть? Вековая женская мудрость?
В идеальном мире Люся сладко проспала бы до самого утра, наслаждаясь приятными сновидениями. Но в реальном она проворочалась в постели несколько часов, а стоило ей едва-едва задремать — бренькнуло уведомление телефона.
Великий Морж уведомлял, что будет через пятнадцать минут.
В эту квартиру он заходил лишь однажды, сразу после покупки, предпочитая встречаться на нейтральной территории — тайных хатах, оформленных черт знает на кого. За годы их отношений Люся привыкла и к чужому постельному белью, и к незнакомым душевым, и к безликости необихоженных кухонь. Со временем такое положение дел ей даже стало нравиться: посторонних в своем доме она выносила все хуже.
И завтраки с Ветровым вот-вот грозили перерасти в огромную проблему.
Прочитав сообщение, Люся подавила в себе порыв броситься в гардеробную, чтобы нацепить что-то поэротичнее. Вряд ли Великий Морж ехал к ней сейчас за любовными утехами, так что обойдется теплой пижамой.
Поэтому она только повернулась на другой бок и принялась ждать, не гадая о причинах столь странного визита. Что толку задаваться бессмысленными вопросами, если ответы на них она и так скоро получит.
Наконец в дверь тихо постучали — Великий Морж, как и ее дихлофосчики, вошел в подъезд, не пользуясь домофоном.
Меланхолично выругавшись, Люся пошла открывать: сначала прилежно полюбовалась на хмурую физиономию старого арха на экране и только потом отщелкнула замки.
— Привет, — он закрыл дверь, клюнул ее в щеку и, не разуваясь и не раздеваясь, прошел в гостиную.
Был Великий Морж уставшим, сумрачным и таким чужим, что Люся ощутила непривычную робость.
— Чаю? — спросила она осторожно. — Хочешь есть?
Он мотнул головой, отказываясь от всего сразу, грузно сел на диван, без особого интереса огляделся по сторонам.
— Уютно тут у тебя стало, — заметил рассеянно.
— Олег, — попросила Люся напряженно, — давай сразу к делу.
— Давай, — сухо согласился он, — этот фармацевт, Баринов, знал твою архаичную форму?
У Люси тут же пересохло в горле — слишком велико было табу на подобные разговоры.
Запрет разглашать свою архаичную форму вышел еще в XVII веке и с тех пор неукоснительно соблюдался. В конце концов, это был вопрос выживания вида.
Конечно, архи чувствовали друг друга, особенно низшие — высших. Впрочем, низшие архи вообще легко отличали все виды — бонус за беззащитность. Остальные могли только догадываться, кем оборачивается вторая половина — нежным лебедем или злобным волком, способным нырнуть по ту сторону бытия, в мир мертвецов.
— Да нет, — ответила она растерянно, — откуда ему? Баринов всего лишь банник.
— А вот его сын точно знал. Твои гости, Люсенька, ожидали, что ты перекинешься, а не начнешь отбиваться тростью. Ножичек-то у них при себе был медицинский.
— Меня собирались… препарировать? — даже одно это слово вызвало озноб в позвоночнике. Люся покачнулась, ухватилась за шкаф и попыталась дышать глубоко и ровно, чтобы побороть нахлынувшую тошноту.
Препарация лягушек была строжайше запрещена — как и охота на волков и медведей, уничтожение змей, стрельба по лебедям и оленям. Ведь никогда не угадаешь, обычное ли перед тобой животное или перекинувшийся арх.
Однако в сороковых годах прошлого века некие сумасшедшие ученые активно использовали лягушек в своих биологических опытах — все из-за того, что расположение внутренних органов этих земноводных очень схоже с расположением органов человека. Потом этих ученых пересажали, а кого-то и расстреляли, а история обрела вторую жизнь в ужастиках и хоррорах.
— Ты же не думаешь, что наше ведомство будет следить за малолетними придурками, врывающимися с дихлофосом к женщинам? — Великий Морж смотрел с сочувствием. — Люся, у нас шесть мертвых архов по области за последний год.
— И все как я? — неверяще спросила она.
— Самые беззащитные, — кивнул он, — лягушки и змеи. Вернее, ужи. К кобрам и гадюкам не суются.
— Но… значит, все хорошо? Вы задержали преступников? — с надеждой спросила Люся.
— Этих — да. Но могут прийти новые. Кто-то ищет психически неустойчивых подростков в интернете и натравливает их на архов.
— Ты уверен? — спросила Люся подавленно. — Может, Баринов-младший все же из личных мотивов?
— Может, и из личных, — не слишком-то уверенно согласился Великий Морж, — тогда вопрос: откуда он знает про дихлофос? Мы не раскрывали подробности серии, но в каждом случае был использован какой-нибудь инсектицид от насекомых. Полагаю, бренд не столь важен — тут главное символизм.
— Таких совпадений не бывает, — сердито сказала Люся. Злость всегда была лучшим помощником, когда накрывала паника. — Я сплю с его отцом! И тут бах — случайное нападение на первую попавшуюся арху? Ты сам в это веришь?
— Не на первую попавшуюся, — возразил Великий Морж, — они точно знали, в кого ты перекинешься. А ведь этих данных даже в поликлинике и паспортном столе нет. Однако ко мне, например, никто с морилкой не прибегал и не прибежит.
— Ну да, — пробормотала она, — попробовали бы они… Ты бы их задрал, не моргнув глазом.
— Я подростков не задираю, — веско обронил Великий Морж, — даже больных на всю голову.
Адреналин уже поступил в кровь, и теперь Люся не могла оставаться на месте.
Она была в панике.
Ей нужно было в укрытие.
Забраться в какое-нибудь теплое, влажное, темное, тесное место.
Ей нужно было перекинуться, чтобы справиться с истерикой, которая вот-вот захлестнет ее с головой.
Она прошлась по комнате, тяжело припадая на больную ногу — трость осталась в спальне.
— И какого черта, — спросила ядовито, — если ты такой умный и все знал, они все-таки ворвались сюда? Почему ты меня не защитил?
— Во-первых, мы не были уверены, собираются ли эти подростки на полном серьезе напасть конкретно на тебя. Нижние архи редки, но ты не одна такая в области. Мы за ними приглядывали, но только в рамках профилактической работы.
В паркинг они спускались вместе, и Люся запоздало поняла, что лучше бы ей было выбрать лестницу. В тесной кабинке лифта Ветрова стало вдруг слишком много, и она невольно отодвинулась в дальний от него угол, стараясь дышать равномерно.
Сейчас он не давил на нее намеренно, но то ли воспоминание о перехваченном спазмом горле и вынужденной, пугающей неподвижности играло с ее психикой дурную шутку, то ли Люсе просто было не по себе рядом с мареном, даже если он и гасил свои видовые способности.
— Плохо? — спросил Ветров, тоже отодвигаясь в противоположный угол.
— Терпимо, — ответила она коротко, — неприятно просто.
Он смотрел на нее с холодным любопытством, без всякого сочувствия, но и без злорадства тоже, и мрачная усмешка относилась вовсе не к Люсиному самочувствию, а к ситуации в целом.
Тихо звякнул лифт, мягко раскрывая двери, и Люся с облегчением шагнула в просторный паркинг, опираясь на трость сильнее обычного.
Ветров позволил ей отдалиться на несколько шагов, прежде чем пойти следом.
— Этим утром, — донесся до Люси тихий и задумчивый голос, — я не слышал, как бабушка вошла в твою квартиру, хотя обычно всегда просыпаюсь от ее шагов.
— И? — с недоумением повела она плечами, дошла до своей машины и обернулась. — Что здесь такого?
— Домовики всегда привязываются к месту, и моя бабушка считает домом твою квартиру, а не свою. Ее способности работают у тебя, а не у себя.
— Домовики привязываются еще и к людям, — сердито напомнила Люся, — у них высокая потребность о ком-то заботиться, без этого они чахнут и болеют. Как вы могли бросить Нину Петровну совсем одну?
— А кто приложил все усилия, чтобы меня посадили, а отца сняли с должности?
Люся стиснула голову пуделя на набалдашнике, ощутив вдруг бешеное желание обрушить трость на этого мерзавца.
— Не я, — отчеканила она, — вливала в тебя водку и сажала за руль! Не я давала взятки направо-налево! Нечего на зеркало пенять!
— Кривовато зеркальце-то, — усмехнулся Ветров.
Люся шагнула вперед, нарушая все границы, которые твердо собиралась сохранять между ними, приблизилась так плотно, что могла бы и трость поставить ему на ногу, ощутила мятное дыхание на своем лице, едва ли не уперлась носом в его нос, уставилась в масляное марево узких глаз, чей цвет уплывал и все время менялся, оставаясь неуловимым.
— Вы с отцом, — повторила она, — бросили одинокую больную старушку в плену ее фобий и страхов, и я искренне надеюсь, что Нина Петровна никогда тебя, поганца, не примет и не простит.
Она ожидала в ответ удара — темной колдовской силой, которая вихрилась в глубине тумана, заменявшего Ветрову радужку, но тот только сделал несколько шагов назад и процедил раздраженно:
— Вот идиотка… куда ты лезешь? Садись в машину, проеду с тобой до твоего офиса.
И Люся поняла, что задыхается, как будто воздух вокруг разредился.
— Пришли мне для охраны, — рвано велела она, — молодого смазливого ярилку. Пусть хоть он взгляд порадует, раз уж быть рядом с тобой — пытка какая-то.
— Мои сотрудники не мальчики для развлечений, — ровно ответил Ветров.
— Это уж мне решать, — фыркнула Люся, рывком открывая дверь автомобиля, — твое дело — выслужиться до новых погонов.
Ветров развернулся и направился к своей машине, а она изо всех сил вцепилась в руль.
Подташнивало и потряхивало.
Паркуясь на небольшом пятачке возле офиса, Люся увидела автомобиль Баринова. Любовничек приехал скандалить? Угрожать? Уговаривать? Подкупать?
Она не торопилась выходить, мысленно просчитывая варианты этого разговора. Достала из бардачка газовый баллончик, покрутила его в руках, закинула обратно. Нет, эту дрянь в офисе распылять чревато, рыдай потом целый день.
В окно постучали — это Ветров, следовавший за ней всю дорогу, как приклеенный, проявлял нетерпение.
Она опустила стекло.
— Вылезай, — сказал он спокойно, — я тебя провожу.
— Уж с Бариновым я и сама справлюсь!
— Зачем же самой, — удивился он, — когда у тебя есть кукла на веревочках.
Люся хмыкнула и выбралась наружу. Холодный ветер ударил в лицо, взметнул шарф, бросил за шиворот колких дождинок.
— Китаев сказал, — ежась, проговорила она, — что у Баринова впереди куча неприятностей. Он попал в поле зрения органов, когда проверяли его сыночка?
— Возможно.
— Ох уж эти детки, — притворно вздохнула Люся, — вот и твой отец все еще был бы при власти, как бы не избалованный отпрыск…
— К счастью, — подхватил Ветров, — тебе это не грозит. В каком болоте найти дурака, который захочет детей от женщины столь непереносимых достоинств?
И Люся все же не удержалась, оступилась, пригвоздив его ногу тростью к мокрому асфальту.
Ветров скривился, а она ойкнула, извинилась и поспешила внутрь, навстречу всем гадостям, которые приготовил ей день грядущий.
Баринов, дерганый, плохо выбритый, с кругами под глазами, пил кофе в приемной, а секретарша Ольга хлопотала вокруг него, улыбчиво щебеча.
Она еще не знал о том, что этот начальственный хахаль получил статус бывшего, и старалась изо всех сил.
— Ну привет, — буркнула Люся, промаршировала мимо, приглашающе распахнула дверь в свой кабинет.
— Привет, — с угрожающей ленцой согласился Баринов и зашел внутрь.
Ольга вытаращила глаза, мгновенно заподозрив неладное. У боянов был нюх на любовные мелодрамы.
Впрочем, ничего спросить она не успела: в приемной появился Ветров, молча кивнул и тоже прошел в кабинет.
Люся успокаивающе подмигнула озадаченной Ольге и закрыла дверь.
— Вы еще кто? — недовольно спросил Баринов.
— Ветров, начальник видовой полиции.
— О, это кстати. Люся как раз хочет изменить показания.
Люся закатила глаза, но промолчала, предпочитая роль наблюдателя. Ей было интересно, что будет дальше.
Но Ветров, скучный полицейский, в отличие от нее не любил игр и просто уведомил Баринова: