Лютый. Муж моей сестры

Глава 1

Я очнулась от ощущения тяжести, будто кто-то навалился на меня всем телом. Мир ещё туманился под полуприкрытыми веками, и я не сразу осознала, где нахожусь. Тусклый свет пробивался сквозь плотные шторы, рисуя смутные очертания незнакомой комнаты. Сбоку, прямо рядом со мной, раздавалось ровное, глубокое дыхание. Чужое, тёплое, непривычно близкое. Тело ломит…почему-то ноет промежность, саднит. Привскакиваю на постели и замираю.

Я осторожно повернула голову — и застыла. Рядом со мной лежал мужчина. Лысый, мощный, огромный как скала, лицо едва видно, но что-то в его чертах, в резком изгибе губ, в квадратной линии челюсти показалось мне пугающе притягательным. В памяти вспыхивали обрывки ночи: прикосновения, приглушённый смех, горячие губы на моей коже... Утренний воздух в комнате густел, как будто всё ещё хранил отголоски ночной близости.

Боже! Неужели я лишилась с ним девственности и не помню об этом? Какой кошмар!

Не успела я прийти в себя, как он вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на меня. Его взгляд был темный, тяжёлый, полный того желания, которое я смутно помнила, но не осмеливалась признать. Он не сказал ни слова — просто протянул руку и обвёл пальцем мою скулу, провёл по шее, задержался на ключице, будто проверяя, осталась ли я той же, что и несколько часов назад.

— Проснулась? — Его голос был низким, с хрипотцой, от которой у меня по коже пробежали мурашки.

Я пыталась что-то ответить, но слова застряли в горле. Он явно чувствовал моё замешательство — и ему это, похоже, нравилось. На его лице мелькнула лёгкая, почти хищная улыбка. Он склонился ближе, его дыхание коснулось моей щеки, прежде чем он завладел моими губами — настойчиво, почти без позволения, как будто вопроса о согласии и не стояло. От его прикосновений у меня голова пошла кругом, всё ещё не успевшая прийти в себя от ночных впечатлений.

Его руки, сильные и требовательные, скользнули по моему телу, изучая, запоминая, как будто он заново утверждал свою власть над каждым сантиметром моей кожи. Он не спрашивал, позволено ли ему — он просто брал, как будто я принадлежала ему.

Я пришла в себя, захваченная его руками, с телом, подчинённым ему, не способным ни к сопротивлению, ни к бегству. Туман в голове никак не проходил, и я пыталась осмыслить происходящее, но его взгляд, пронзающий, словно горячее лезвие, заставил замереть. Этот взгляд словно резанул меня по обнаженным нервам заставляя сердце забиться быстрее. От него меня бросало то в холод, то в жар, и я не могла понять, отчего же больше дрожу — от страха или от желания. В нём было напряжение, почти ярость, которые передавались мне, подчиняли, как неукротимая волна, от которой невозможно сбежать. В его взгляде было что-то тёмное и потому невыносимо манящее. От этого взгляда тело отзывалось безумным жаром, хотя часть меня всё ещё шептала, что я должна бежать.

Он глубоко вздохнул, и я увидела, как вены на его шее пульсируют, как мелкие капли пота выступают на висках. Казалось, что он вот-вот сорвётся, и эта мысль, вопреки всему, взбудоражила меня ещё сильнее. Словно я стояла на краю пропасти, осознавая, что этот человек, казалось бы, способен растоптать всё, что осталось от меня, и при этом, даже не заметив, что разрушает.

С холодной настойчивостью он взял с тумбочки маленький серебристый квадрат и протянул мне.

— Надень, — сказал он глухо, с вызовом в голосе, будто это был не просто приказ, а проверка.

Я взяла квадратик, ощущая, как он скользит в ладони, и внезапно почувствовала себя ничтожной, как будто была не более чем фигуркой в чужой игре. Я попыталась открыть его, но пальцы дрожали; попытки были неловкими, неуклюжими. Он наблюдал за мной, его глаза прищурились, а челюсть напряжённо двигалась — казалось, он готов был отобрать у меня презерватив, но зачем-то терпеливо ждал, давая мне шанс.

Наконец он сам, нетерпеливым движением, вырвал его у меня из рук, и с резкостью, в которой было что-то угрожающее, расправился с ним сам, не отводя от меня взгляда. Казалось, в его глазах горело что-то холодное и острое, что почти причиняло боль. Я чувствовала, что он готов взять меня в любой момент, словно ожидание для него стало невыносимым.

Одним движением он обхватил меня за талию, словно не терпя больше никаких заминок, и резко прижал к поверхности кровати. Шелковые простыни коснулись моей кожи, и я зажмурилась, когда он перевернул меня на живот и поставил на четвереньки так что грудь колыхалась и вытянулась в конусы. Напряжённость в теле достигла предела, каждый нерв словно натянулся, готовый разорваться. Его руки жадно сжали мои бедра, подвигая меня ближе, и я поняла, что контроль окончательно ускользает из моих рук.

Сердце гулко билось в груди, когда он вошёл в меня, резко и жёстко, не оставляя мне времени привыкнуть, не давая шанса хоть как-то осмыслить происходящее. Член огромный, жилистый, тут же растянул меня настолько, что казалось сейчас лопну. Он кажется даже не вошел до конца. Всхлипнула и закусила губу…Какого черта я даже не сопротивляюсь. Но мне кажется уже поздно…Его хватка была грубой, неумолимой, и я ощутила, как боль и наслаждение сливаются воедино, оставляя меня беззащитной перед его яростью и страстью. Он двигался с той животной силой, которой я не могла противостоять, и это только сильнее заводило меня, как бы я ни старалась подавить этот всплеск чувств. А ведь должно быть иначе…почему меня так сильно тянет к нему. В этом что-то противоестественное.

Его руки скользнули вверх, грубо смяв мою грудь, пальцы впивались в кожу, оставляя следы. От этих прикосновений в голове все смешивалось, и я уже не знала, где начинается боль, а где — удовольствие. Его движения становились всё более неистовыми, резкими, отчаянными, словно он пытался оставить во мне свою тёмную метку, отпечаток, который я не смогу стереть.

На какое-то мгновение он прижал меня к себе, прижав к своему горячему телу, обвивая рукой мою шею. Повернул голову к себе. Я ощутила, как его дыхание обжигает моё лицо, а его язык неожиданно скользнул по моей щеке, собирая мои слёзы. Это было унизительно и странно сладостно, словно с каждым моим всхлипом он становился только сильнее. Я сжала губы, чтобы не позволить себе расплакаться окончательно, но меня предало собственное тело, дрожащее от каждого толчка, от каждого его звериного рычания.

Глава 2

Менты сами такое провернуть не могли. Это кто-то из своих так охуел, что решил поиграть в героя у меня под носом. На моей территории, блядь.

Достаю сигарету, щёлкаю зажигалкой, затягиваюсь. Смельчак, мать его. Придётся выкорчевывать крысу, да так, чтобы другим неповадно было. Размах — не на копейку, тут сука серьёзная отметилась. Ну ничего, найду и срежу. Выводы сделал.

— Есть инфа?

— Нихера, — Марк кривится. — Камеры смотрели — чисто. Эти твари всё рассчитали, следов нет. Знали, где пройти, чтобы не засветиться.

— Адвокаты в теме?

— Да, на месте, разбираются.

Хуйня это всё. Отмажемся, как обычно. Система под нами, они давно под нас ложатся, чтобы не облажаться. Мне бы только узнать, кто такой борзый, кто там из своих выпендрился. Думает, не вижу? Придурок. Перевернём город, только бы его найти.

— Найдите и сразу ко мне тащите, — приказываю, не глядя. — Всю эту ебаную помойку вверх дном, если надо.

— Всё будет. К завтрашнему утру вопрос решим.

Пришёл в клуб, чтобы башку разгрузить, а тут опять проблемы. Задолбало, честно, до скрежета в зубах бесит. Ходишь, строишь, всё держишь — и каждый день кто-то пытается под тобой яму копать. Ладно. Ещё немного — и я сам подключусь, раз своим мозгов не хватает.

Марк видит, что я завёлся, и переводит тему:

— Что там с Волковым?

— Под контролем, — отрезаю коротко.

С этим Волковым, сука, один головняк. Этот хитрожопый ублюдок тянет резину, как последняя шлюха, каждую запятую вымораживает, чтобы выжать побольше. Думает, что я поведусь? Думает, может держать меня за яйца? Достал уже со своими условиями. Но я терплю, сука, терплю, как всегда, улыбаюсь, жму ему руку, хотя больше всего на свете хочется вытереть эту руку о штаны, чтобы его грязь на себе не оставлять.

Этот урод готов продать свою дочь хоть на органы, если на этом можно срубить бабла. У него ни совести, ни принципов — вся его мораль на купюрах написана. Поэтому-то он мне и нужен. Этот паразит на плаву столько лет держится, что впору памятник ему ставить. Мы его давно пасём, но ни хуя не выходит. Залезает во все дыры, выкручивается из каждой ловушки. Засады, срывы сделок — сколько раз пробовали — всё бесполезно. Неубиваемая мразь. Власть имеет…там, где мне надо.

Так что с брачным договором проще. Подпишет — и мне остаётся только ждать, пока он ослабит хватку. Тогда я заберу всё, что мне причитается. Дочка его меня не волнует. Шлюха на шею вешается, думает, что я её трахать буду. Да даже не стоит на неё. Пластик, искусственный блеск, даже запах у неё фальшивый. Мог бы поюзать разок, но не хочу мараться.

Затягиваюсь сигаретой, дым оседает в лёгких, чуть успокаивает. Поворачиваю голову к сцене — и тут замираю. Она выходит на сцену — хрупкая, миниатюрная, как фарфоровая кукла. Не похожа на тех, кто обычно тут вертит жопой. С румянцем на щеках, с неуверенными движениями, как будто новенькая. Смотрю на неё и понимаю — кроха, которую этот клуб сожрёт и выплюнет.

Херня. Маска, наверное. В этом месте невинные не выживают.

Но не могу оторваться. Видал я красивых баб дохуя, но тут что-то другое. Движения плавные, нежные, но с какой-то дерзкой остротой, которая кровь в паху гонит. Захотелось эту куклу сломать, прямо сейчас, на месте, чтобы в тишине этого долбаного клуба её стоны заглушали всю эту грязь.

Она сходит со сцены, и я киваю Марику. Понимает с полуслова, уходит за ней.

Мне нужно скинуть напряжение. Достали крысы, Волков, этот — каждый тянет своё, думает, что я не замечаю. Достали, суки. И эта кукла — как раз то, что надо.

Досье на Лютого

Имя: Андрей Владиславович Рубцов

Возраст: 37 лет
Внешность: Лысый, сероглазый, с тяжёлым взглядом, полным ледяного презрения ко всему вокруг. Высокий и мощный, как бык, с жесткими, вырубленными чертами лица и аурой тёмной силы. Кажется, что этот человек родился, чтобы подавлять, ломать, контролировать. Весь Кировск знает его по прозвищу "Лютый" — не просто за внешность, но за безжалостный, звериный характер.

Как стал Лютым:

В детстве Андрей был оставлен на произвол судьбы. Суровый северный Кировск — город с вечной зимой и беззаконием — воспитал в нём только жёсткость и стремление к власти. Он вырос на улицах, где закон диктовали сильнейшие, и уже в подростковом возрасте стал известен своей беспринципностью. Поначалу Андрей был обычным уличным "пехотинцем" для мелких криминальных группировок, но всё изменилось, когда он оказался в тюрьме.

Его посадили за серьёзное преступление — дерзкое ограбление инкассаторов, в котором погибли люди. Этот налёт был жёстким и кровавым, и за него Рубцов получил не только срок, но и уважение. В тюрьме он быстро завоевал авторитет благодаря жёсткости и склонности к насилию, которая вызывала уважение и страх. Он дрался как лютый зверь, он грыз своих противником зубами, рвал на куски руками. О его жестокости ходили легенды.

После тюрьмы: восхождение и абсолютная власть

После освобождения Лютый вернулся в Кировск, но уже не как мелкий бандит, а как настоящий "хозяин". Он основал собственную криминальную империю — ОПГ "Северный Кулак", и с тех пор держит весь город в железной хватке. Лютый не просто контролирует местный бизнес — он владеет городом. Все тендеры, все крупные сделки, все строительные проекты — всё это идёт через "Северный Кулак". Каждый предприниматель, каждая фирма платят ему "налог" за "безопасность", и никто не смеет отказаться.

Глава 3

Стыд обжигает, оставляя горький привкус на языке. Но под этой волной эмоций пульсирует нечто еще... Возбуждение. Настолько мощное, что до сих пор заставляет тело дрожать.

Тяжело дыша после выступления, вглядываюсь в отражение в зеркале. Платье, поблескивающее в тусклом свете, слишком короткое и откровенное. Глаза блестят от адреналина, щеки горят румянцем, губы слегка припухли.

Я не узнаю себя!

Вдруг дверь гримерки открывается, и в комнату входит Ксюша.

— Ты была невероятной! — шепчет, обнимая меня крепко. — Никогда не видела тебя такой.

Я тоже.

— Ксюша, я думаю... — отвернувшись от собственного отражения, сглатываю ком в горле.. — Я думаю, мне нужно уйти.

Ее глаза расширяются от удивления.

— Что? Нет, Снежана, ты не можешь уйти! — голос становится резким. — Мы же об этом говорили. Все девушки должны оставаться на месте ночью. Это важно. Ты хоть представляешь сколько извращенцев подкарауливали бы тансовщиц, если бы те после выступления сразу ехали домой, как ни в чем ни бывало?

В груди неожиданно щемит, а в голове туманится.

Я понимаю, что Ксюша права, что уйти сейчас нельзя. Но от этого не легче.

Чтобы хоть как-то успокоиться, обхватываю себя за плечи.

— Мне здесь не по себе.

— Снежка, я понимаю, но мы не можем просто так уйти.

— Мне просто... так неудобно. Когда я думаю о том, что было на сцене… О том, как те люди смотрели на меня… Это не я, — качаю головой, и Ксюша обнимает меня.

— Все хорошо. Ты справилась. Ты молодец.

Ласковый голос наполнен теплом и поддержкой, и мне становится немного легче. Она понимает меня. Она всегда меня понимала. И это заставляет меня чувствовать себя немного спокойнее. Немного.

*********

В глубине комнаты, затерянной в полумраке, сидит мужчина. Мощные руки властно лежат на деревянном столе, выдавая в нем безжалостного хищника, для которого этот темный мир — дом.

— Мне нужна новенькая, — холодно произносит тоном, не терпящим возражений.

Ксюша стоит у входа в комнату, сжимая кулаки.

Она работала здесь уже не первый год, и повидала достаточно, но некоторые вещи до сих пор могли заставить ее вздрогнуть.

— Она не такая, — страх обжигает ее легкие. Перечить этому человеку — сродни самоубийству. — Она не из тех…

Мужчина смеется, колючий звук наполнен глубоким презрением.

— Все они одинаковы, — произносит он, смотря на Ксюшу, как на очередную безмозглую куклу. — Все они становятся такими, рано или поздно.

— Нет.

Звучит твердо, хоть голос и дрожит.

Но, как бы высоко ни был поднят ее подбородок, какой бы храброй она ни старалась казаться, она боится его. Они все боятся.

И все же она стоит перед ним, пытаясь защитить свою подругу. Ту, которую сама привела.

— Ты действительно думаешь, что у тебя есть выбор? — насмешливо спрашивает. — Ты ведь знаешь, что будет, если ослушаешься меня?

— Я все равно не смогу привести ее, — тихо пытается возразить — Она откажется.

Мужчина встает из-за стола. Подходит ближе.

— Уверен, ты что-нибудь придумаешь.

Коснувшись ее плеча, он улыбается и выходит из кабинета, оставив Ксюшу наедине с ее тревожными мыслями и угрызениями совести.

Ей кажется, что вся жизненная энергия покинула ее. Ноги дрожат и подкашиваются от слабости, и она опускается на стул, не зная, что делать дальше.

Шумно вздохнув, девушка обращает взгляд на бокал, стоящий на столе, и вдруг в голову приходит отвратительная мысль.

Горько улыбнувшись, Ксюша чувствует, как по ее щеке бежит бессильная слеза.

В ее воспоминаниях всплывают отрывки тех ночей, которые она сама прожила, борясь за выживание после смерти отца.

Ночи, проведенные в объятиях незнакомцев. Но в этом месте все было иначе.

Обычно хозяин клуба берег своих девушек. Своим извращенным способом оберегая свои дорогие игрушки от рук посторонних.

Они были его собственностью. Он запрещал к ним прикасаться. Гости могли только смотреть…

Обычно здесь так не поступают. Но сегодняшний вечер — исключение. Хозяин согласился сделать исключение для одного из своих клиентов. Незнакомца, которого Ксюша раньше не видела.

Кем бы он ни был, скорее всего он заплатил целую кучу денег. И теперь Арину ждет то, чего она так боялась, когда пришла сюда.

А все потому, что выбирая между собой и подругой, Ксюша выбирает себя.

Она ненавидит себя за это. Ненавидит этого страшного человека, который заставил ее пойти на это. Но ее ненависть ничего не изменит.

— Ты… ты просто животное, — выдыхаю, глядя прямо в глаза. По щекам катятся слезы унижения и ярости.

Глава 4

Я судорожно глотаю воздух. В этом доме я — лишь предмет интерьера. Ему нет до меня дела, пока в этом нет выгоды, или…

В тревоге моё сердце пропускает удар.

Что, если он узнал?

От одной только мысли об этом мне становится по-настоящему страшно.

Сглотнув, стараюсь натянуть на лицо маску спокойствия.

— Хорошо, скажи ему, что я сейчас приду.

Кое-как удерживаясь на ногах, направляюсь в сторону кабинета отца. На пути каждая деталь интерьера кажется одновременно знакомой и чужой. Дом, в котором я провела столько лет, всегда казался мне ловушкой.

Как только переступаю порог, сердце начинает биться быстрее. Стены этой комнаты хранят столько ужасных секретов и воспоминаний, что даже воздух здесь кажется тяжёлым.

Отец сидит за массивным столом, погруженный в чтение каких-то бумаг.

— Можно?

Стараюсь вести себя спокойно, но саму разрывает на части. Пульс бьёт в висках. Мысли разбегаются.

— Садись, — бросает, не поднимая головы.

Послушно опускаюсь на стул напротив. При виде письма в его руках, забываю, как дышать. Тот самый конверт из академии, который я так тщательно прятала в своей комнате.

— Что это, Снежана? — его голос звучит ледяным упрёком.

— Папа, я...

— Я, кажется, уже предупреждал, — холодно перебивает, сжимая письмо в руке так сильно, что оно вот-вот порвётся. На секунду замирает. Глаза наполняются гневом и отвращением.

От напряжения плавятся кости. Живот сжимается от страха. Каждый раз, когда смотрю на него, кажется, что стою на краю пропасти. Одно неловкое движение – и я сорвусь в бездну.

Знаю, на что он способен. Он может ударить меня или закрыть в комнате, оставив без воды и еды. Сжимаю губы. Потому что прекрасно помню старые методы "воспитания", когда отец считал нужным "показать мне моё место".

Каждый раз, когда я пыталась дать отпор, я сталкивалась с ещё большей жестокостью. Вспомнился день, когда я сидела в тёмной комнате, умирая от жажды, и проклинала его за эту пытку.

— Сучка неблагодарная! Ты мне никогда не принесёшь ничего, кроме проблем. Я сдеру эту дерзость с твоего лица.

Не сдерет. Товар не портят. Будет бить там, где не увидит никто. Он всегда находил самые изощрённые способы показать свою силу и власть надо мной. Удары приходились на ребра, спину, ноги. Места, которые скрыты от посторонних глаз.

— Ты хочешь опозорить нашу семью?

— Танцы — это искусство, папа. Это не позор.

Отец резко поднимается из-за стола, и я чувствую, как страх пронизывает меня до самого основания. Готовлюсь к худшему, сжимая кулаки на коленях. Каждый мускул до боли сводит жутким напряжением.

Вдруг дверь кабинета распахивается, и в комнату влетает его помощник, весь взмокший и перепуганный.

— Шеф, у нас проблемы, — срывающимся голосом произносит, не осмеливаясь смотреть в глаза моему отцу.

Отходит, а мне хочется разрыдаться от облегчения. Хочется исчезнуть из этого места. Встать и уйти. Закрыться в своей комнате, задыхаясь от жалости к себе. Сколько бы подобное ни происходило в моей жизни, всякий раз меня захлёстывает новой обидой. Относиться к этому проще, просто-напросто не получается.

— Что ещё за проблемы, Антон? — рычит, забыв на мгновение обо мне.

— Это срочно…. — парень явно боится продолжать, но не может не подчиниться приказу. Замирает и косится в мою сторону.

Отец бросает на меня последний, полный ненависти взгляд.

— Выйди, Снежана. Но мы с тобой ещё не закончили.

Быстро встаю. Киваю. Выхожу из кабинета, радуясь короткой передышке.

Голова идёт кругом. Оказавшись в своей комнате, падаю на кровать. Прикрываю глаза, думая, что это лишь на секунду, но всё происходит иначе. Проваливаюсь в глубокий, тягучий сон.

***

Мир вокруг меня окутан успокаивающей тьмой. Чувствую под собой мягкость кровати. Прохладный шёлк простыни ласкает кожу, вызывая приятную дрожь.

Я знаю, что рядом кто-то есть. В нос ударяет терпкий аромат мужского тела. Насыщенный, дикий. Кажется, я не могу им надышаться. От него кружится голова, и я почти лишаюсь рассудка. Моя кожа покрывается мурашками. Сердце начинает стучать громче. Быстрее. Мысли путаются. Я не понимаю, сон это или реальность.

Слышу шорох сбрасываемой одежды, и пальцы ног поджимаются сами собой. Он наконец-то склоняется надо мной. Замираю, пытаясь разглядеть черты, но не могу. Его лицо скрыто от меня, будто тонкой вуалью тумана.

Не задумываясь, тянусь рукой в темноту. Мои пальцы скользят, исследуя незнакомое лицо, пока не останавливаются на гладких, тёплых губах.

Темнота усиливает все мои чувства, делая их ещё острее.

Он медленно проводит руками по моей щеке, по губам, по шее вниз… Я дёргаюсь, но он властно укладывает меня обратно. Чувствую, как по внутренней стороне бедра заскользил его палец, вызывая волну мурашек и едва уловимую дрожь внутри.

Отзываюсь на каждое томительное прикосновение.

Глава 5

— Говори.

— Лютый, тут такое дело... — Тимур замялся, значит, новости хуевые. — Племянник твой снова вляпался.

— Конкретней, — выдыхаю сквозь зубы, чувствуя, как напрягаются мышцы. — Где он?

— В Радмире. На бои пошёл, несмотря на твой запрет.

Вот ведь ублюдок. Совсем страх потерял. Резко подрываюсь, смахивая бумаги со стола. Злость раздирает. Нахрен его учить, если он постоянно лезет в дерьмо? Натягиваю куртку, хватаю ключи и выхожу из дома.

— Еду. Не дай ему выйти на ринг. Понял? — сбрасываю не дождавшись ответа.

Молодой, горячий, сукин сын. С чего-то взял, что непобедим. А ведь в подобных местах можно получить не только по морде, но и ножом в печень. Направляюсь к тачке, а в голове крутятся мысли, как накажу этого глупого пацана. Достал уже.

Упрямый, как его отец. Мой брат был таким же — бросался в омут с головой, не думая о последствиях. Только вот брата больше нет.

Гоню, как бешеный. Адреналин кипит. Давлю на газ, стрелка спидометра уже за сотню. Машина рвётся вперёд, а я только сильнее сжимаю руль, чувствуя, как по венам растекается гнев. На светофорах даже не торможу, пролетаю на красный.

«Радмир». Место, где кровь льётся рекой, а жизнь не стоит нихрена.

— Какого чёрта, сукин сын, что ж ты вечно в дерьмо лезешь? — рявкаю в пустоту, сжав руль до побеления костяшек.

Подъезжаю, резко тормозя, шины визжат на асфальте. Выпрыгиваю из машины, хлопнув дверью.

Клуб расположен в заброшенном здании на окраине города. Захожу внутрь.

Ор толпы, запах пота и крови. Всё, как я люблю. Охранники у входа узнают. Молча пропускают.

Вижу его. Захар стоит у ринга. К бою готовится. Разберусь. Тут без вариантов.

— Сюда подошел! — ору надрывая голосовые связки.

Оборачивается. В глазах мелькает страх, но тут же сменяется вызовом.

Ну все, добегался.

— Ты совсем охуел? Я же предупреждал! — подхожу ближе, хватаю за руку и тащу прочь.

— Отвали, — ядовито скалится. — Я сам разберусь.

— Сам? — усмехаюсь. — Ты даже не представляешь, с кем связался.

— А ты представляешь? — дерзит он.

Внутри закипает ярость. Тянет вмазать, чтобы зубы вылетели, но сдерживаюсь. Тяну за собой. С мощного размаха впечатываю в стену.

— Ты ничего не знаешь, пацан. Думаешь, что всё под контролем? Эти ублюдки не играют по правилам. Сегодня выйдешь на ринг, а завтра тебя найдут в канаве с перерезанным горлом.

Захар смотрит на меня с вызовом, но в глазах мелькает горечь. Он знает, что я прав. Так какого черта попёрся? Отпускаю его, делаю шаг назад.

— Уходим, — приказываю.

— А если я останусь? — упирается. Ну давай, раздразни меня ещё больше.

— Если останешься, то больше не вернёшься, — говорю холодно. — Выбирай.

Он молчит. Несколько долгих секунд тишины.

— Эй, Лютый!

Блять. Сразу узнаю голос. Жаров.

Много лет назад сам начинал с подобного. Так и познакомились: тогда уёбок был мелкой сошкой, а сейчас, блять, поднялся. Подмял клуб под себя. Хозяин. Но дань то все равно платит.

Оборачиваюсь. Дэн ухмыляется, руки на груди скрещивает.

— Давно не виделись. Пришёл поддержать родственничка?

— Мы уходим, — отрезаю. – а ты еще раз его здесь увидишь в шею гони, понял?

— Ээээй, не так быстро. Захар подписал контракт. Он должен выйти на ринг.

— Контракт? — Пульс по вискам долбит. — Ты что, совсем ебанулся, мелкий?

Пацан молчит, потупившись. Понимает, что накосячил. Но правила есть правила. Я поворачиваюсь к Дэну.

— Я выйду вместо него.

Жаров смеётся.

— Ты? На ринг? Не в обиду, но староват уже, Лютый. Мне молодая кровь нужна.

— Не бойся, — усмехаюсь. — Я не разочарую твоих зрителей. Надо кости размять.

- Блядь, Лютый, не комильфо…

- Срать хотел. Все порву мясо, которое ты там подсунул и с мелкого контракт уберешь не то я твой притон нахуй сожгу, понял?

- Понял…да я и так контракт отменю. Не кипешуй.

- Мне драться хочется. Так что отвали.

Стягиваю куртку, разминаю плечи. Толпа начинает гудеть, предвкушая зрелище. Противник — амбал, на голову выше меня. Но мне похуй. И не таких с ног сбивал.

— Готов? — спрашивает судья.

Киваю.

Вспышка света, и мы на ринге. Адреналин разливается по венам огненной лавой.

Бросаюсь вперёд. Уёбок пытается перехватить, но я уворачиваюсь. Пробиваю локтем в бок. Да чёрт возьми! Хруст рёбер отсюда слышу. Хорошее начало. Толпа ревет, чувствуя запах крови.

Он контратакует, но я легко ухожу в сторону. Понимаю, что бить по-максимуму сразу — не лучшая тактика. Надо вымотать ублюдка.

Глава 6

Снежана

Сижу на кухне, бездумно верчу в руках вилку. Передо мной стоит тарелка с едой, но мне совсем не хочется есть.

После отдыха чувствую себя лучше, но головная боль никуда не делась. Устало тру виски, пытаясь собраться с мыслями.

В столовую входит отец. Бросив на меня недовольный взгляд, усаживается за стол. Вокруг сразу закружила прислуга. Я скривилась, испытывая отвращение.

Корчит из себя какого-то короля даже перед родной дочерью.

— Доброе утро, отец.

Как всегда, мне никто не отвечает. Отцу проще игнорировать меня, а прислуга… прислуга видит его отношение и ведёт себя соответственно.

Желание уйти становится практически невыносимым, но к нему добавляется что-то ещё... Нехорошее предчувствие.

Лучше уйти.

Встаю из-за стола, но тот поднимает руку, молча приказывая сесть обратно.

— Где ты была прошлой ночью? — холодно спрашивает, и я чувствую, как внутри всё заледенело.

Почему он спрашивает? Неужели он узнал... Это просто невозможно. Ксюша всё продумала до мелочей.

Покидая кафе, она заставила меня одеться в невзрачную одежду, раздобыла парик и очки, скрывающие большую часть лица. Пройдя пешком несколько улиц, я села в тонированный внедорожник, и он мчался по улицам города, пока не доставил меня к месту назначения.

— Я же говорила, что была у подруги. Мы просто смотрели фильмы и разговаривали.

Стараюсь говорить спокойно, звучать как можно убедительнее, но мой голос то и дело дрожит, выдавая волнение и страх. Мысли путаются, кажется, он уже знает обо всём и устроил этот допрос только для того, чтобы загнать меня в угол. Эта мысль пугает меня больше всего.

— С каких пор тебе позволено покидать дом без моего разрешения? — отец поднимает бровь, и его взгляд становится острее.

— Мне… мне уже не шестнадцать, папа, — тихо возражаю и тут же осекаюсь. Такие споры никогда не заканчиваются ничем хорошим, но сказанного не вернёшь. Слишком поздно.

— Не шестнадцать? — недобро хмыкает. Голос наполняется ядом. — Так что же? Думаешь, что взрослая? Что ты вообще знаешь о взрослой жизни? — смерив меня презрительным взглядом, встаёт, и я чувствую, как в комнате становится душно.

Сглатываю, пытаясь собраться с духом.

— Я просто хотела провести время со своими друзьями, как обычный человек.

— Ты забылась? Ты живёшь под моей крышей, следовательно, ты живёшь по моим правилам. Ты ешь то, что я тебе говорю, ты носишь то, что я для тебя покупаю, и ты делаешь только то, что мне угодно.

Я долго смотрю на него. Пытаюсь найти в глазах хоть каплю человечности. Но там лишь холодное презрение. На мгновение задумываюсь о том, чтобы покинуть дом, но где найду убежище? Кто поможет? Если останусь в этом городе или стране, он найдёт меня. Найдёт и вернёт обратно, натянув поводок ещё крепче.

Единственный шанс — это академия в Испании. Там, за границей, отец точно не сможет меня достать. Вспоминая об этом, осознаю, почему так легко согласилась на предложение Ксюши.

— Что ты там задумала?

— Ничего, — лгу, стараясь звучать как можно спокойнее, но в глубине души молюсь, чтобы он ни о чём не догадался. — Просто устала. Я пойду в свою комнату?

— Я ещё не закончил. Ты слушай меня внимательно, Снежана. Сегодняшний ужин — не просто обычное мероприятие. Тот, с кем мы сегодня встретимся, станет мужем Миланы.

Замираю от удивления. Милана и замуж? Продал таки ее? Становится жаль сестру. Но что я могу сделать?

— Кто этот человек? — едва слышно спрашиваю, глядя в сторону.

Отец усмехается, и в этой усмешке нет ни капли доброты.

— Это не твоё дело. Ты просто приготовишься и будешь выглядеть прилично.

— Я действительно плохо себя чувствую, — проговариваю тихо. — Может быть, лучше, если я останусь дома?

Отец смотрит мне прямо в глаза, недобро прищурившись, и я мгновенно сжимаюсь в комок от нарастающей паники.

— Хочешь сказать что-то ещё? — прошипел он и, не дождавшись ответа, расслабляется. — Готовься к вечеру. Не подведи меня.

Молча возвращаюсь в свою комнату. Подхожу к шкафу, открываю его и начинаю разглядывать вешалки с одеждой. Пытаюсь подобрать что-то для сегодняшнего вечера.

Дверь резко распахивается. Младшая сестра влетает в комнату, словно ураган. Как всегда, без стука.

На её лице играет хитрая ухмылка, в руках — конверт. Мой конверт. Тот самый, что лежал в кабинете отца.

Сердце болезненно сжимается от бессильной злости. Это она показала его ему.

— Интересно, — промурлыкивает Милана, глядя на меня из-под длинных пушистых ресниц, — Пытаешься сбежать?

— Ты всегда стараешься всё испортить, верно?

Ядовито смеётся, пожимая плечами.

— Я подумала, папе будет интересно узнать о твоих планах...

— Отдай его, Милана. Это не твоё дело.