Я всегда думала, что хуже может быть только конец света. Но, как оказалось, хуже — это остаться в свадебном платье посреди салона с "разбитым корытом", полураспущенным пучком и сообщением от жениха: «Прости, свадьбы не будет. Это не твоё. И не моё. Удачи».
Да, я та самая. Брошенная. Униженная. Потенциальная мемная героиня телешоу или какой-нибудь книженции. Меня зовут Арина. Двадцать четыре года, гуманитарий по образованию, редактор по профессии, человек с повышенной чувствительностью к драмам. И сегодня у меня должен был быть самый счастливый день в жизни.
Ну или хотя бы не такой позорный.
Я стояла перед зеркалом в примерочной свадебного салона, куда зашла «в последний раз взглянуть на себя», как глупо пошутила утром. А потом пришло это сообщение. Одно. Четыре строчки. Всё. Мир рухнул. Или, по крайней мере, дал трещину прямо под моими каблуками. И непонятно почему.
Я вышла на улицу, не снимая платья. Пусть люди смотрят. Пусть офигевают. Хоть какая-то польза от моей трагедии — развлеку город.
— У вас праздник? — спросил продавец шаурмы, когда я на автомате заказала две порции. — Да, праздник. День полного идиотизма. Хотите отпраздновать со мной?
Он пожал плечами и протянул мне шаурму и стаканчик с газировкой. Я допила его залпом. Потом ещё один. Потом… началось странное.
Ветер подул слишком резко. Асфальт под ногами словно задрожал. Люди на секунду замерли — или это я замерла, и весь остальной мир пошёл дальше?
А потом всё исчезло.
Свет. Звук. Земля.
Я не упала — меня вытянуло наружу. Как будто кто-то вцепился в мою душу и выдернул из тела. Вспышка. Темнота. Холод. Слепящий свет. И...
— Что за… — прошептала я, когда мои каблуки коснулись мраморного пола.
Я стояла на вершине огромной лестницы. Передо мной — тронный зал, залитый солнечным светом. Высокие арки. Львы в барельефах. Множество людей в золотых одеждах. И в центре — мужчина.
Он был огромен. Чёрные как ночь волосы, сверкающие глаза, и осанка, будто сам мир должен кланяться перед ним. Он поднялся и подошёл ко мне, смотря так, словно я принадлежала ему.
— Она прибыла, — произнёс он низким голосом. — Моя невеста.
Я открыла рот, чтобы сказать что-то очень умное. Например: «Верните меня назад» или «Я вообще-то хотела только шаурму». Но успела лишь:
— Вы кто, чёрт побери?..
Он усмехнулся — хищно, как лев перед прыжком.
— Твой будущий муж, человечка. Я — Царь Львов, Ашар.
Пауза. Лёгкая, театральная. В глазах у него промелькнула искра — то ли веселье, то ли превосходство.
— Ты не узнаёшь меня? — добавил он. — Разве ты не пришла по зову крови?
— По зову чего?.. — я сделала шаг назад, пятясь по мрамору. — Послушайте, вы, кажется, ошиблись. Я Арина. Из Екатеринбурга. У меня ЗАГС был на десять утра, а вы… ну… не мой жених.
Гул. Или я это придумала?
Люди в зале зашептались. Один из них, старик с длинной седой бородой, шагнул вперёд.
— Ваше Величество, но она же… она же явно не из этого мира. Посмотрите на её наряд!
Я посмотрела на себя — белое платье, расшитое бусинами, подол запылён, но всё ещё сверкает. Ну да, в местных традициях, судя по всему, свадебные платья из других тканей. Или из шкуры единорога. Кто их знает.
— Это знак, — сказал царь (ну или кто он там). — Белый цвет. Прибытие в день Солнца. Всё сошлось. Пророчество сбылось.
— Какое ещё пророчество?.. — я моргала, надеясь, что проснусь. Может, меня просто прибило лавиной шаурмы и я в коме? Или шаурма была просроченная?
— Тот, кто помазан Солнце, обретёт свою пару из чужого мира. Она придёт в белом, в день Солнцестояния, и нарушит древний порядок, — процитировал бородатый. — Но принесёт перемены. Так сказано.
Ага. Я — перемены. Я — случайная девчонка с высшим и неудачной помолвкой. И эти люди считают, что я должна выйти замуж за гиганта, похожего на модель с постера «Царь-жених-2025»?
Я выдохнула.
— Я думаю, произошла ошибка. Я не… — и тут я заметила, что рядом со мной нет привычного. Ни телефона. Ни сумочки. Ни даже колец на пальцах.
Только я. В этом платье. В холодном зале с сотней глаз, впившихся в меня.
Ашар подошёл ближе. Он двигался, как большой хищник — уверенно, мягко, с силой в каждом шаге.
— Я чувствую твоё сердце, — сказал он, и почему-то это прозвучало не романтично, а жутко. — Оно не лжёт. Ты пришла. И обряд начнётся на закате.
— Какой ещё обряд?! — меня уже немного трясло. Быстро сложился в голове пазл, что я попала. — Послушайте, вы не можете просто взять и жениться на человеке! Я — попаданка! Я из другого мира! У меня прав здесь вообще никаких нет! Я вам не нужна! Я не подхожу царю! Или кто вы там!
Он наклонился ближе. Его лицо оказалось опасно рядом. Глаза — золотые, как расплавленный янтарь.
— В нашем мире у избранной только одна привилегия. Рожать. И быть подле меня.
Именно в этот момент я поняла, что не сплю. Что это не сон, не шизофрения, не розыгрыш на «Первом канале». Это другая реальность. И я в ней — фигура в чьей-то игре, названная кем-то, кем я даже не была.
И самое страшное… Где-то глубоко внутри… что-то отозвалось на его голос. Словно часть меня действительно знала: путь домой отсюда уже не будет прежним.
— Это бред. Это просто затяжной нервный срыв.
Я стояла в зале, который пах не моим миром. Не асфальтом, не пиццей, не метро. Здесь пахло… смолой, ладаном и цветами. Всё казалось слишком резким. Цвета — яркими, свет — режущим, звуки — глубокими, будто кто-то подкрутил громкость на максимум. Я чувствовала каждый шаг, каждый взгляд, каждое дыхание этих людей.
Это был не сон.
Но я всё ещё отказывалась в это верить.
— Уведите её, — сказал тот самый «царь». — Ей нужен покой перед закатом.
Какая забота. Спасибо, господин жених по принуждению.
Ко мне подошли две девушки в длинных синих одеяниях — как у жриц из исторических фильмов. Ни слова не говоря, они мягко, но настойчиво взяли меня под руки. Я хотела вырваться. Хотела закричать. Но что-то внутри подсказывало: не сейчас. Сначала осмотрись. Найди выход.
Мы прошли через коридоры, похожие на музеи. Витражи, барельефы, колонны, высокие потолки и каменные полы с рисунками львов. Всё настолько величественное, что в другой ситуации я бы, наверное, залипала от восторга. Но сейчас — только паника.
Меня привели в покои.
Покои! Да это целая квартира, а не комната.
Высокая кровать с балдахином. Ткань — не знаю, шёлк? Атлас? Я вообще не разбираюсь. Повсюду вазы с цветами, ковры, свет от золотистых ламп на стенах. И главное — нет окон. Только занавешенная арка, ведущая куда-то на балкон или террасу.
Девушки поклонились и ушли, оставив меня одну.
Я постояла пару минут, потом рванула к арке. За ней — открытая площадка. И, о чудо — лес! Настоящий, густой, прохладный. Западный, наш, с елями, берёзами и запахом травы.
И... стены. Высокие каменные стены по периметру. Ну конечно. Королевская клетка.
Я вернулась в комнату и огляделась. Что делать? Орать? Ломать? Искать телефон? Связь?
Нет. Надо действовать умно.
Первым делом — сменить одежду. Платье мешает. Я нашла у зеркала простую тунику — длинную, свободную. Надела, подоткнула, сняла туфли. Внизу — босиком, иначе не сбежать.
Потом — оружие. Не нож, но… может, этот штырь от штор? Вытянула его с силой. Вполне. Убедительно. Металлический, тяжёлый. Будем считать, что я теперь разбираюсь в прикладной самозащите.
Дверь я открыла тихо. Коридор был пуст. Шаг за шагом — мягко, неслышно. Сердце колотится. Кажется, я снова дышу слишком быстро. Но если сейчас не уйду — дальше будет только хуже.
Я свернула за угол — и тут кто-то схватил меня за руку.
— Куда это мы направились? — тихо, но явно недовольно.
Он.
Не знаю, как он оказался здесь. Ни шагов, ни звуков. Просто появился. Царь. Без короны. Без охраны. В простой тёмной рубашке, но всё равно — спина прямая, взгляд цепкий, как у охотника.
— Я… Я просто гуляю, — попыталась соврать.
— Со штырем? — он кивнул на моё «оружие». — Любопытная прогулка.
Я попыталась выдернуть руку, но он не отпустил. Держал не больно, но жёстко.
— Отпусти меня. Я не твоя. Это ошибка. Я не должна быть здесь!
— Ты здесь. Этого достаточно.
— Я не верю в ваши пророчества!
— Зато пророчества верят в тебя. — Он отпустил мою руку. — Но знай: из этого дворца ты не сбежишь. Его стены хранят тех, кто в них заходит.
— Значит, я в тюрьме?
— В храме. Или в капкане. Зависит от твоего выбора.
Он ушёл, оставив меня стоять посреди коридора с куском шторы в руке. Я дрожала не от страха. А от злости.
Ну что ж, царь. Посмотрим, кто кого.
…Он отпустил мою руку, но прикосновение будто отпечаталось на коже. Не боль — скорее, жар. Тот самый, липкий, неприятный, как когда обжигаешься о сковороду и долго не можешь остудить место ожога. Я даже потерла запястье, словно могла стереть его присутствие.
Он ушёл. Просто развернулся и исчез за углом, будто ничего не случилось. А я осталась одна в коридоре с этим нелепым штырем в руке — тяжёлым, холодным, чуть мокрым от пота. Почему я подумала про «кусок шторы»? Видимо, мозг пытался спастись в хаосе, зацепиться хоть за что-то знакомое. Наверное, мне бы сейчас и труба от батареи показалось чем-то домашним.
Дворец — как живой. Я вдруг поняла это. Слишком тихо. Слишком гулко. Кажется, если прислушаться, можно было уловить пульсацию в стенах — будто он дышит. Или шепчет. Я невольно поёжилась.
«Не выберешься. Не выйдешь. Тебя здесь ждали».
Эти мысли не были моими, но они вползали, как змеи, подкрадываясь в самые уязвимые места. Я попыталась встряхнуться. Буквально. Взяла и потрясла головой, как в дешёвой мелодраме, надеясь прогнать туман.
Спокойно. Паника — не план.
Вернулась в покои — точнее, отступила. Каждым шагом всё больше убеждаясь, что меня действительно тут держат. Пусть двери и не заперты, пусть никто не приковал меня к «батарее». Но этот дворец — сам по себе клетка. Золотая, роскошная, душная.
Я села на край кровати. Штырь положила рядом, на подушку, будто игрушку. Руки дрожали. Только сейчас я позволила себе немного осознать, что со мной происходит.
Я не дома.
Не во сне.
Не в кино.
И никто не позвонит мне, не напишет, не вызволит.
Здесь нет телефона. Нет интернета. Нет привычных запахов, звуков, ощущений.
Всё другое. Даже воздух.
Он был какой-то плотный. Чистый, но не свежий. Без выхлопов и пыли, к которым я привыкла. Пахло травами, древесной корой, чем-то острым. Незнакомым.
Я сжала край покрывала. Ткань тяжёлая, добротная, приятно шуршит. Раньше бы я подумала: богато живут, однако. Сейчас — хотелось спрятаться под него и исчезнуть.
И вдруг — шаги. Где-то за дверью. Я застыла.
Они не приближались. Медленно, размеренно, кто-то проходил мимо. Возможно — охрана. Возможно — слуга. Но я уже знала: в этом месте никто не ходит просто так.
Сердце глухо стучало в груди, как барабан. Я медленно скользнула к занавешенной арке — туда, к балкону. Осторожно, чтобы не шуметь. Пальцы скользнули по ткани — плотной, тяжёлой, с вышивкой. Золотистые нити. Шёлк? Парча? Не знаю.
…Почему он так смотрит?..
Как будто знает что-то обо мне. Как будто ждал. Это ощущение было хуже любой неизвестности. Я не люблю, когда кто-то считает, что знает меня лучше, чем я сама. Особенно если этот кто-то — альфа-царь с глазами хищника и замашками собственника.
Он думает, я слабая. Он думает, я сломаюсь.
Ну-ну.
Я провела рукой по мозаике. Камень под пальцами был тёплым — даже странно, ведь я так отчётливо ощущала прохладу воздуха. Может, под полом были какие-то каналы? Обогрев? Технологии тут странные. Всё вроде бы древнее, но работает — двери открываются, лампы горят, ткань на занавесках не пылится веками.
Мир как будто живёт, но по своим законам. И этим законам я не принадлежу.
Что я могу сейчас? Ничего. Ни связи, ни оружия, ни поддержки. Только я, моя голова и неясная решимость не стать ничьей «невестой по пророчеству».
Я выдохнула и легла прямо на пол. Камень в спину. Волосы на плитке. Глаза в небо. Мир вверх тормашками, и от этого — чуть менее страшно.
Надо понять, как всё устроено. Меня привели сюда как будто в спешке. Царь не торопился объяснять, что за «невеста» и зачем я ему. Но другие — смотрели на меня так, будто я правда что-то значу.
Может, он сам в это не верит?
А может, боится.
Интересно, кто он за пределами трона? Какой человек прячется под этой выправкой и бронёй? Или там зверь? Он ведь и есть… лев, да? Не метафора, не «царь зверей» в переносном смысле. Настоящий, с клыками, шерстью и… инстинктами?
Я представила его — не в человеческом обличии, а в зверином. Черная грива. Мощное тело. Хищник. И тут же вздрогнула — от страха или от возбуждения, не поняла. Слишком странное воображение. Надо прекращать.
Резко села.
Ты не в цирке, чтобы любоваться экзотикой. Ты в плену.
Мысль была резкой. Холодной. Именно то, что мне нужно.
Я вернулась в комнату. И только теперь заметила: кто-то уже побывал здесь за это время.
На столике — еда. Накрытые блюда. Фрукты. Чай. Хлеб. Мясо.
Тихо. Беззвучно. Я даже не услышала. Ни шагов, ни дверей.
То есть сюда могут войти, когда хотят. А я не услышу. И не узнаю.
От этого внутри скрутило. Меня словно незаметно обвивают нитями. Привыкание. Подстройка. Режим затяжного убеждения — что ты пленница, а не гостья.
Но я не пленница. И не послушная жертва.
Я подошла к еде, принюхалась. Всё пахло… слишком вкусно. Я бы даже сказала — вызывающе вкусно. Тот самый аромат, который должен разоружить. Как у бабушкиной выпечки в детстве — пахнет уютом и безопасностью.
Манипуляция. Усыпление бдительности через желудок.
Но тело — оно хочет есть. И оно меня не спрашивает.
Я взяла кусочек фрукта — жёлтого, похожего на сливу, но с лёгкой кислинкой. Сладкий, сочный, невероятный. И тут же — вторая волна слёз. От бессилия. От обиды. От того, что хочется есть, и еда вкусная, и вроде бы ничего страшного сейчас не происходит. Но я не дома. Меня вырвали. И теперь уговаривают мягкими голосами и сочными плодами.
— Не выйдет, — сказала я вслух. — Я не сломаюсь от персика.
В голосе было больше хрипоты, чем уверенности. Но всё равно — мне нужно было это сказать.
Я сидела на полу, прислонившись к стене, с ощущением, будто в меня вселили чью-то чужую судьбу. Ни одной опоры. Только хрупкий упрямый скелет гордости и злость, которую я пыталась держать как оружие.
И в этот момент дверь открылась. Без стука.
В проёме показалась… девочка. Совсем юная, худенькая, с косой до пояса и огромными глазами, как у оленёнка, который боится, но идёт — потому что велели. Одежда на ней была простая, но чистая, синеватого оттенка, с белым фартуком. На ногах мягкие туфли, оттого она ступала почти неслышно. Я бы не заметила её, если бы не движение двери.
— Кто ты? — спросила я резко. Не потому что злая, а потому что страшно.
Девочка вздрогнула, замерла на пороге.
— Простите, госпожа, — еле слышно. — Я Ная. Меня прислали к вам… помогать.
Я встала. Ощутила, как потянулись мышцы.
— Ты меня понимаешь? — уточнила я.
— Да, госпожа. Я знаю язык чужаков. Меня учили.
Язык чужаков. То есть я для них — иностранец? Логично. Хоть и всё вокруг как будто русское, но с флером Востока и Запада одновременно. А у них, выходит, был уже контакт с попаданцами. Или с другими мирами?
— Сколько тебе лет?
— Одиннадцать. Скоро двенадцать, — тихо ответила она.
— Ты меня боишься?
Пауза.
— Немного. Но вас боится сам Царь. А он никого не боится.
Я моргнула.
— Что?
— Он боится, — повторила Ная серьёзно. — Не как зверь. А как… человек. Внутри.
И снова тишина. Девочка не улыбалась. Говорила, как есть. И почему-то от её слов внутри защемило.
Я подошла ближе.
— А ты давно при дворе?
— Почти год. Меня привезли из деревни. Я — безродок. А тут, если без рода, то или в услужение, или...
Она замолчала. И я поняла — или хуже. Мир, в который я попала, не был добрым. Он был старым. Прямым. Здесь женщина — это либо жена, либо мать, либо тень. Если не умна, не полезна, не принадлежит кому-то — значит, мусор. По крайней мере я так думаю, если ссылаться на первые брошенные мне Ашаром слова.
— Мне нужна будет твоя помощь, Ная, — сказала я. — И не как служанки. А как… как союзницы.
Девочка кивнула. Спокойно, как будто это само собой разумеющееся.
— А ещё мне нужна правда. Всё, что ты знаешь. Про него. Про замок. Про... — я замялась. — Про то, что они думают про меня. Про мир.
На лице Наи не дрогнул ни один мускул. Но голос выдал:
— Они думают, что вы — инкубатор. Но я не верю.
Я усмехнулась горько.
— У тебя слишком честный язык. Это плохо кончится.
— Я умею молчать, когда надо.
И я ей почему-то поверила.
Я встала, прошлась по комнате. Холодный каменный пол жёг босые ступни — только теперь я осознала, что до сих пор без обуви. Без прав. Без статуса. В чужой жизни, в чьей-то игре.
— Этот… обряд, что они хотят провести. Что это? — спросила я.
Ная подняла голову, потом снова опустила.
— Не знаю, как он называется правильно. Они говорят — «соединение». Но это не свадьба.
— Что это тогда?
Пауза.
— Ты же сказала, что будешь союзницей, — напомнила я. — Союзники не молчат, когда от этого зависит чья-то жизнь.
Она не ответила сразу. Сначала встала, подошла к двери, приоткрыла, выглянула, закрыла снова. Потом села на пол у самого очага и, не глядя на меня, прошептала:
— Это метка. Вас отметят, как часть Царства. Как его часть. Чтобы вы не могли уйти.
Я стояла, как вкопанная.
— Отметят как… клеймом?
Она чуть вздрогнула.
— Не совсем. Это магия. Она вплетается в кожу. В душу. Не оставляет ран, но вы больше не будете собой. После неё... другие становятся тише. Соглашаются. Смотрят в пол. Не спорят. Не бегут.
— Ты это видела?
— Я жила при ней, — прошептала Ная. — При той, что была до вас.
— До меня?
Она кивнула. Медленно.
— Её звали Илшари. Она была из Севера. Говорила с акцентом. Смеялась. Много. Пахла солью и маслом. В первую ночь она бросила кубок в лицо первому советнику. А через три дня... она стала как глина. Мягкая, тихая, всегда смотрела на него, как собака. Она даже не умерла. Просто… исчезла. Внутри.
Я сглотнула.
— Что с ней теперь?
— Угасла, — сжалась Ная. — Не выдержала. Иногда такое случается. Не сразу. Постепенно. Как будто душа съёживается, не находит, за что держаться, и ломается.
Мой живот сжался в узел.
— И они хотят, чтобы я это прошла?
— Да.
— А если откажусь?
Ная подняла взгляд. В нём — ни жалости, ни ужаса. Только факты.
— Тогда вы умрёте. Не от них. От самого мира. Здесь нельзя быть чужой. Он вытолкнет. Высушит. Обожжёт изнутри.
— То есть, либо я... либо меня...
— Либо привязка. Либо смерть, — выдохнула она.
Я шагнула назад. Комната покачнулась. На мгновение показалось, что стены стали ближе.
— Это добровольно? — спросила я с усилием.
— Формально. Но... — она замолчала. Потом добавила: — Царь не заставляет. Он просто ждёт, когда вы сами согнётесь.
Привязка.
Ашар не женится на мне. Он вживляет меня в себя. Он делает меня своей частью. Чтобы слушалась. Чтобы не могла уйти. Чтобы родила.
Инкубатор.
Всё внутри выворачивалось.
— Ная... это больно?
Молчание. И только потом:
— Да. Очень.
— Ты...
— Не должно. Но я слышала. Слышала, как Илшари кричала. Долго. Её никто не трогал. Магия сама всё делала. Она говорила потом, что это как будто тебя кто-то лижет изнутри огнём. И ты хочешь умереть, лишь бы прекратилось. Но не можешь. Потому что пока метка не встанет — тело не слушается. Она писалась под себя. Билась. А потом... замолчала.
Я села на пол. Просто сползла вниз.
Я не рыдала. Я не всхлипывала. Просто дышала. Ровно. Глубоко. Потому что если дышать поверхностно — задохнёшься.
— Почему ты мне это рассказала? — спросила я.
— Потому что я не хочу, чтобы вы стали такой, как она.
Я повернулась к ней. Она была слишком маленькой, чтобы нести такую память. Слишком хрупкой, чтобы говорить такие слова.
— Ты поможешь мне?
— Да, — кивнула она. — Но я не знаю, как вас спасти.
— Тогда просто не давай мне забыть, кто я. Ни на миг.
Сказала — и сама себе не поверила.
Потому что внутри уже щёлкнуло. Не громко, не драматично. Как дверь в тёмной комнате, которая раньше казалась глухой стеной. Я не буду частью этого мира. Не буду частью его. Ни его магии. Ни его власти. Ни проклятого обряда.
Я не знала, как. Не знала, куда. Но знала, что нужно уйти. До того, как станет поздно.
Я посмотрела на Наю.
— Скажи... если не делать обряд сразу, сколько у меня есть времени? Пока оно есть?
Ная вздрогнула. Помолчала. Повернула к очагу деревянную кочергу и медленно провела ею по углям, будто искала ответ в их потрескивании.
— Немного, — сказала наконец. — Когда вы сюда попали... это уже стало началом. Магия чувствует. Она уже проникает. Но без обряда она медленная. Она будет как слабый яд. Головные боли. Сны. Слабость. Как будто всё в теле не своё.
— И как быстро она… станет смертельной?
— У всех по-разному. Илшари прожила три дня в мучениях. Другая, до неё... двенадцать. А одна — всего семь.
— Но это значит, что пока можно жить?
— Да. Пока не будет слишком поздно.
Я выдохнула, почти хрипло. Счёт пошёл. И если есть шанс — пусть даже сломанный, мутный, опасный — я возьму его.
Я посмотрела на девочку. Медленно. В упор.
— Ная. Кто-нибудь отсюда... когда-нибудь пытался уйти?
Она подняла взгляд. Медленный. Острожный.
— Из замка?
— Из этого мира.
Тишина стала вязкой, как мёд. Или как кровь. Она обвивала нас обеих, как плёнка.
— Нет, — прошептала Ная. — Никто не возвращался.
— А пытался?
— Один. Очень давно. Слуга архивов. Его поймали. Он исчез. Его даже имя стерли. Остался только кусок летописи, где говорят: «тот, кто отвернулся от Привязки, был возвращён в землю».
Я поёжилась.
— Вернули в землю — это как?
— Я не знаю. Но камень на его могиле шепчет, когда рядом стоишь.
— Что шепчет?
Ная посмотрела мне в глаза. И сказала, совсем спокойно:
— «Я хотел уйти».
Я замолчала.
Что-то внутри сжалось в точку. Это не было страхом. Не паникой. Это было... узнаванием. Он пытался. Он тоже. Не герой, не воин. Просто кто-то, кто не захотел быть вещью.
Как я.
Я села ближе к очагу. Не потому, что замёрзла — я горела изнутри огнем ненависти и ярости. Просто не хотела, чтобы дрожь выдала меня.
— А они следят мной сейчас?
— Мне нужно отлучиться. — внезапно сказала Ная.
— Куда ты идешь?
— Мне нужно… отлучиться ненадолго. — отвела она глаза в сторону и её щеки слегка покраснели.
— Ладно, иди.
Я смотрела вслед удаляющейся Нае, и сердце сжалось. Казалось, ещё миг — и она исчезнет за изгибом коридора, как призрак, а со мной останутся лишь её слова. Слова, которые могли быть ловушкой. Они звучали слишком удобно для меня — все эти признания, страхи, рассказы о привязке, истории про тех, кто не выжил. Почему Ная тянула меня за уши к страху? Зачем показывала слабости, которые должны были уничтожить во мне всякую надежду, если нельзя было выжить иначе?
Подсознательно я все время ждала предательства.
В каждой тени, в каждом шорохе за спиной я слышала шепот: «Она тут. Сбежит, и мы покажем всем, что Пророчество обман. Принес «не ту», и тогда мы разрушим трон…»
Я крепко сжала кулаки. Зябкие пальцы оставили следы на ладонях. Когда четвёртый раз за вечер Ная рассказывала мне о тех, кто не пережил ритуал, мне все яснее становилось: она либо искренняя, либо идеально поставленная актриса. Честная девочка? Или шпионка, что науськивает меня на бунт — чтобы я совершила ошибку? Или подсказывает путь побега, а потом принесёт меня обратно, вместе с оскаленным «Я предупреждала», когда я пойду искать врата?
Я не могла доверять. Нельзя.
Ная жила здесь и знала язык чужих — этого мало. Она могла быть любой. Мне предлагали союзника, но сегодня я чувствовала себя птицей в клетке, которую кормили, чтобы привыкла. Приучили к мысли, что без корма ты умрешь. Пусть кормят и дальше. Но я разгрызу решётку зубами, если смогу.
— Они думают, что вы — инкубатор, — еле слышно повторила я сама себе, ощущая, как слова крошатся в горле. — Но я не верю…
В ответ — тишина.
Я опустилась на пол, снова ощутила шершавую мраморную плитку. Камень был чуть теплее — возможно, в комнате работала какая-то система отопления. Но теперь не об этом. Я смотрела на пламя, дрожащее в очаге, и внезапно поняла: я должна бежать.
Почему именно сейчас? Потому что Ная ушла, а я осталась с её голосом, который мог оказаться ветром, обвивающим меня со всех сторон. Она могла быть посланницей царя, подсказывающей путь к погибели. Или вовсе не помогать мне, а ловить меня, когда я попытаюсь уйти.
Но хуже всего было осознавать, сколько времени упущено: с рассвета я обдумывала и запоминала самые крошечные детали. Подсознательно. Там, где жили страх и надежда одновременно. Может, я могла сбежать ещё тогда, когда впервые увидела узкий оконный проем в стене? Или в первые минуты моего пришествия?
Сейчас же страх обрел форму: я не знаю, кто может вмешаться, когда я попытаюсь уйти, но знаю точно — если я не попробую, то никогда не узнаю, есть ли где-то здесь другой путь.
Шаги Наи в коридоре стихли, и я осознала, что у меня осталось не так много времени. Сколько её не будет? Час? Два? Мой шанс улетучился бы, если она вернётся с приказом «Госпожа, пока вы еще не обрели метку, вам нельзя никуда выходить». Или, что ещё хуже, просто обнаружит, что я исчезла, и сообщит об этом Ашару.
Я глубоко вдохнула, глядя на огонь, и представила его как маяк. Я должна следовать к нему, чтобы понять: куда идти дальше.
Подобрав ноги под себя, я встала, осторожно распрямив спину, и подошла к стене. Там было несколько гобеленов с вышивкой: сцены охоты, танцы в лесу, коронация. Они были тяжелыми, бархатными, и я узнала символы львиной гривы, покрывающей людей, как мантии. Любая ветка казалась украшенной львиной лапой, любой мотив превращался в знак их власти.
Я провела пальцами по ткани и задумалась, сколько других «пришлых» тут было, сколько из них уже не вернулось? Действительно ли трое? А ведь Ная рассказала и о четвертом.
Наконец, я сделала несколько шагов к двери. Пытаясь шевелить пальцами, но каждое давление на кожу напоминало, что до ритуала еще существует выбор — пока метка не впиталась окончательно, а яд не разошелся по венам.
Я вышла из комнаты и оказалась в длинном коридоре, где висели маски медведей с медными ресничками и гербы волков, вырезанные из серого камня. Пол был, как и раньше, гладкий, без единого соринки, но я приметила узкую щель под большой дубовой дверью в противоположном конце коридора. Там, где доживали свой век раритетные ковры, в углу была небольшая деревянная лестница, ведущая вниз — наверняка к погребам или подвалу.
Мне нужен был план: несколько минут, чтобы понять, где искать выход.
Я тихо прошла вдоль стены, прислоняясь к камню. Каждый шаг отдавался эхом, как будто весь замок слышал каждое моё движение. Оглядываясь, я проверяла, нет ли стражи или невидимых глаз в нишах. Смогла различить несколько теней, но они были ещё далеко — вероятно, только женщины, дежурившие в круглосуточном карауле.
План наполнялся в голове: первое — найти походную одежду и обувь, второе — найти способ выбраться наружу, третье — двигаться к лесу — вероятно, граница замка была недалеко, а за ней простиралась знакомая мне ель и берёзовый перелесок, а там протекала небольшая река, которая еле проглядывалась. На реке могла быть лодка, на которой мне проще уйти, чем искать какой-то секретный проход.
Я остановилась у самого конца коридора, где стены внезапно раздвинулись, открыв проход в просторный зал. В нём горело несколько факелов, свет отбрасывал танцующие тени на потолок. Здесь располагались сундуки и стеллажи с чем-то, что напоминало арсенал: луки, колчаны стрел, несколько топоров, мечи и сфереобразные, сложенной бронзы шлемы.
Это кладовая воинов. И поняла, что мне нужно ворваться туда и рыться, пока никто не видит.
Но я не знала, где одежда для служанок или беглых крестьян — скорее всего, её здесь не было. Я могла подобрать себе воинский доспех, но идти на битву не собиралась. Меня интересовал мир людей, старый, чужой, но знакомый: рубаха, штаны, сапоги, которые позволят мне пересечь границу между миром Царя и внешним лесом. И судя по тому, как меня обозвал облезлый кошак, в этом мире жили не только львы, но и «человечки».
Я тихо двинулась в сторону стеллажей. Факелы не гасли. Я выбрала только один, достаточно большой, чтобы было видно в полутьме. На полу лежали ремни, поясные сумы, странные платы для доспехов. Я сняла со стены легкий кожаный жилет — в который кто-то вложил камни, чтобы укрепить грудину. Мои пальцы дрожали, когда я ощупывала замки.
Кожа была жесткая, пахла потом и железом.
Затем я заметила охапку грубых, заштопанных штанов — явно не для знатных дам, а для слуг или телохранителей. Они были грязны: где-то пятна, где-то жирная мазня. Я потянула их к себе, чтобы примерить, но на бедрах оказалась потеря. Я подтянула к поясу жилет, но без ремня он спадал, и я вновь чуть не задрожала — в такой экипировке я походила на хромую кошку, которую раньше били.
Я поняла, что мне нужен не только комплект одежды, но и время, чтобы переодеться.
Только куда уйти, чтобы никто не видел?
Я прислушалась. Вдалеке слышались голоса. Возможно, два воина, обсуждающие снаряжение. Мне стоило отойти, но я продолжала перебирать вещи, боясь, что, если я уйду, двери закроются, а я не успею их запомнить.
И тут сквозь каменную стену что-то скребнулось. Я дернулась, схватила штырь от шторы, оставшийся у меня с тех пор, как я пыталась сбежать. Он был холодный и тяжелый в руке, но я вдруг поняла: теперь это не игрушка и не символ, это мой якорь в реальности. И я его не отпущу!
В следующую секунду я увидела Наю, скользящую по проходу, её глаза отражали факельный свет, а лицо оставалось каменным. Она остановилась, в руке — сломанная пряжка от пояса, и промелькнуло какое-то непонимание в её взгляде, когда она заметила меня.
— Я думала, ты… — прошептала она. — Тебя обещали привести в зал через пять минут.
Я иронически улыбнулась, стараясь не дрогнуть:
— Ты не знаешь, как быстро я меняю планы. Особенно чужие. — значит за мной кто-то послал, а я и не знала. Не дошли значит. Их миссия отменяется!
Ная отступила назад, не сводя с меня глаз. В её взгляде играли ужас и облегчение одновременно. Она что-то хотела сказать, но я опередила её:
— Ты знала, что я буду искать способ. Почему не сказала раньше, что здесь есть кладовая с боеприпасами?
Она сглотнула. Её лицо побледнело, будто ударили по щеке.
— Я... Сейчас... меня не должно было быть рядом.
— Значит, ты знала, что я могу бежать? — сухо переспросила я.
— Я не хотела...
— Тогда что? — я шагнула к ней.
Она вздрогнула, словно боксерский мешок под моей рукой.
— Меня... принудили следить за тобой. Если ты попытаешься убежать, я должна буду сообщить. Но я не хочу, чтобы ты умерла. Я пыталась помочь.
Губы Наи задрожали.
— Я не могу смотреть, как тебя ломают. Я знаю, что это значит.
Я глянула на неё, и во взгляде её уже не было лжи — только запутанность и страх. Страх за меня, страх за себя, страх, что она тоже станет жертвой.
— Тогда помоги мне, — сказала я ровно. — Но ты должна понять: после побега я не вернусь. И если найдут меня, из тебя вытряхнут всё, что осталось. Включая душу.
Каким-то чутьем я это знала. Она всего лишь служанка, которую легко могут убрать.
Ная кивнула. Её глаза заблестели, словно она собралась плакать, но слезы не текли.
— Я знаю.
И я повернулась обратно к завалам доспехов.
— Дай мне ремень, хотя бы, — спокойно сказала я. — И лук. И кинжал.
Она дрожащей рукой протянула мне покрытый пылью ремень. Я нащупала в темноте небольшой лук, лежавший в углу.
— Ты хочешь стрелять? — тихо спросила Ная.
— Не знаю. Но лучше быть готовой ко всему, — даже если не умею.
Она кивнула и отошла, едва не коснувшись меня. Я слышала, как её шаги отдаляются, как открывается дверь, и наконец — звук замка, когда дверь закрылась.
Я осталась одна с урчащим огнём и зыбкими тенями.
Я заткнула ремень, одновременно ощущая худощавые бедра, жесткие колени, стучащие зубцы зловещей решётки на подоле — словно сама одежда напоминала о том, кто я здесь.
Я медленно встала, подтянула жилет, проверила лук. Натянуть тетиву в тесном зале среди столов было неудобно, но достаточно, чтобы почувствовать себя живой. А кинжал удобно разместился на поясе.
Я впервые за этот вечер ощутила, как дрожь переходит в решимость. Разрешение бежать горело в крови будто искра.
Я подошла к мраморному полу и услышала: там, под ногами, тихий гул. Магия, та самая, которую вживляли невестам. Пока обряд не начался, яд действовал медленно. Я не слышала пульсирующего звука раньше, но сейчас он был отчётлив: ритм, который говорил о судьбе, почти свершившейся, если не бежать…
Я направилась к двери, что вела к выходу из воинской кладовой, и остановилась у самого края. В последний раз осмотрелась: десять, двадцать метров — и будет коридор. Возможно, охранник здесь не частый гость.
Я вдохнула запах плоти, пота и древних подвалов, натянула сумку на плечо. Одна была пуста, но может пригодится в будущем, и осторожно толкнула дверь.
Дверь скрипнула, словно шепча: «Уходи. Быстрее».
Я вышла из воинской кладовой. Свет факелов дрожал по стенам, и каждая тень казалась готовой ожить. Позади остался таинственный гул магии — теперь он остался лишь в моей памяти, но внутри под кожей всё ещё пульсировало тревогой. Начинался самый опасный этап. Опасный не только для меня, но и того, кто наткнется на необученного лучника.
Коридор тянулся на десятки метров: от моей кладовой он шёл прямо, с двух сторон выходили ещё проходы, а пол выложен крупной мраморной плиткой, на которой местами виднелись узоры, угадывавшиеся только ловким взглядом — грифоньи головы да стилизованные львиные лапы. Другой рисунок. Я старалась ступать тихо, но в этой тишине даже дыхание отзывалось эхом.
Первое задание: найти лестницу вниз, к выходу из замка. Я шла вдоль стен, держась по правой стороне — где-то здесь я видела тяжелую дубовую дверь. Теперь её отвинчивали рычаги, она медленно открывалась, будто пропуская меня «домой», в неизвестность.
Я осторожно подползла к ней, и свет факела обнажил за ней глубокий проём, ведущий вниз. Ступени скрипели от пыли и каменной крошки, но всё равно казались более привычными, чем беспощадный золотой блеск тронных залов. Я спустилась на полшага, прислушиваясь, но внизу не было звуков, кроме неторопливых капель воды, капающих из сводов. Пол уже не была мраморным: грязный камень, покрытый мхом, обещал холод, сырость и, возможно, какой-то тайный ход наружу.
Лестница вела в узкое помещение, напоминавшее коридор старого подвала. Стены здесь были из неровного серого камня, а пол — из грубо отесанных плит, поросших мхом и оброненных крошками пыли. От них бросало холодом даже в моём лёгком воинском жилете. Я прижалась к стене и взглянула назад: там, наверху, огонь факелов скользил по сводам, но на лестнице уже не было ни звука, кроме моего дыхания.
Я направилась вперёд. Коридор петлял, словно змея, и в нескольких местах стены были продырявлены — возможно, вентиляция или остатки старых туннелей. Внутри каждого проёма чувствовалась сырая прохлада, но темнота была полной: без факела я бы не увидела и вытянутой руки. При свете факела я заметила на одном из уступов полуразрушенный шершавый рельеф: он изображал львов, пожирающих какую-то тварь. Взгляд на весь этот ужасный сюжет заставил кровь стынуть в жилах.
Кажется, я иду вглубь подземелий без всякой гарантии выхода, — подумала я, старательно отгоняя от себя паническую мысль. Каждый мой шаг отдавался эхом — нужно было помочь смягчить звук. Но как, если мои ноги и так босые?
В углу краем глаза заметила валяющиеся скомканные и словно пожеванные сандали. На ощупь оказалась кожаные и очень легкие. От неизвестно сколько проведенного здесь времени, казалось, что они вот-вот развалятся, но подёргав их, они на удивление выдержали. Хрупкий хруст глины под подошвой сменился более стойким скрипом кожи, но это было необходимым жертвованием: в обуви я могла двигаться быстрее, не боясь порезать или ушибить ступни.
Лёгкая трещина в полу принесла мне холодный порыв ветра: дуновение, как будто кто-то дышал сквозь каменную прореху. Я вздрогнула и на секунду почувствовала, как внутри всё застыло — страх схватил за горло.
Что, если я заблужусь? Что, если коридоры ведут в тупик?
Я побоялась остановиться: впереди оказались две развилки. Направо — свод, из которого капало что-то серебристое (возможно, вода), а налево — узкий туннель, заросший паутиной и обвалившимся обрывком кирпича.
Не раздумывая, я выбрала направо. Дул прохладный ветерок, и под ногами хлюпала земля. Скоро пол покрылся лужами. Я осторожно шла по воде, полагаясь на равновесие, и слышала, как воздух шепчет: «Беги, беги, беги…» — или это было лишь эхо моих собственных мыслей.
Когда вода чуть касалась щиколоток, я заметила впереди металлическую дверцу. Петли были заржавевшие, но замка не было: кто-то её давно вынул. Возможно, это тайный выход из замка. Я шагнула к ней и осторожно распахнула.
За дверью оказалось небольшое помещение: не больше трёх квадратных метров, низкий потолок, никаких окон. В одной стене было выбито отверстие, и через него просачивался слабый свет. За отверстием — лестница наверх, кое-где скользкая от мха. На полу стояла старая деревянная бочка, рядом валялся разбитый глиняный кувшин.
Я вскинула лук, готовая обороняться, но никакого звука, кроме моего дыхания и тихого плеска воды, не было. Залпом я вдохнула воздух: он был холодный и свежий, с лёгким запахом земли и гнили, как в лесу после дождя.
— Хороший знак, — шепнула я себе, хотя понимала: пока я не выйду на поверхность, этот «хороший знак» — лишь жалкая тишина перед бурей.
Я прислонилась спиной к стене и опустилась на корточки. Сумку для сбора добычи я перекинула через плечо. Теперь, когда я уткнулась лбом в холодный камень, стало ясно: в груди стучит не только страх, но и осознание собственного шанса. Яркие солнечные лучи говорили о том, что наступил закат. Как прозаично, у них тоже светило называлось «Солнцем». И тут слишком быстро меняется погода.
— Закат… не важно, — выдохнула я. — Нужно бежать сейчас.
Я едва успела посмотреть наверх, как услышала чьи-то шаги. Они были лёгкие, осторожные, но слишком близко. Я схватила свой кинжал, который стащила из воинской кладовки и прижала к себе, готовая атаковать в любой момент. Не хотят цивилизованно решать проблемы — тогда пускай получат по своим девяносто! Русские женщины не сдаются!
Дверь в подвале заскрипела, и вниз скользнул фонарь. Его свет ловил каменные стены и выхватывал из темноты фигуру: небольшая, в кожаной куртке, волосы собраны в тугой пучок. На плече болтался лук, в руках — колчан со стрелами.
Я замерла, сжимая кинжал, но в груди стучало: ура, это не охранник — это Ная. Девочка выглядела не так, как утром, когда рассказывала мне ужасы обряда: сейчас она была взволнована, глаза её блестели от облегчения, но на губах мелькали сомнение и испуг.
— Я испугалась за тебя, — прошептала она, словно сама пережила невидимую бурю. — И поняла, что приспешники готовятся меня принести в жертву в день солнцестояния в знак благодарности за избранницу. У меня было слишком мало времени.
Я глубоко вдохнула влажный воздух подвала и медленно, не спеша, поднялась по лестнице.
— Идём, — тихо сказала я Нае. — Здесь нет ничего, кроме мха и старого камня.
Девочка кивнула и забыла про страх. Мы вместе шагнули через порог в следующий коридор. Свет факелов пробивался сюда снаружи, но метров через тридцать коридор заканчивался — открывалась широкая арка, ведущая уже не вниз, а явно в сторону поверхности.
Я шла вперёд шаг за шагом, ведя Наю за собой. У меня не было никаких знаний о замке и его структуре, но на каком-то чутье я знала, куда двигаться, куда держать путь.
Коридор, оказался намного короче, чем я думала: полы — всё ещё сырой камень, дождевые капли где-то капали над головой, но спустя пару десятков шагов под нами уже не было луж — только сухая земля и трава.
— Смотри, — прошептала Ная, когда мы подошли к большой железной двери, за которой чувствовался сквозняк: это был люк, ведущий наружу. Круглая, с плоской ручкой посередине, она была заперта просто — без видимого замка.
Девочка не говоря ни слова обхватила ручку, чуть вдохнула и повернула её. Дверца скрипнула одним тихим вздохом — и тут же щель зевнула, выпустив в подвал сухой запах разлагающейся листвы. Мы обе резче втянули воздух, словно в последний момент почувствовали, что выживание зависит от каждого вдоха.
— Мы на поверхности, — прошептала я, насторожив слух.
За дверью оказалось слишком ярко несмотря на то, что был закат. Сад раскинулся вокруг: низкие кусты, вьющиеся по земле плющи вытягивали ветви к стенам, словно цеплялись за каждый камень. На дне сада земля была влажной, с бурыми пятнами опавшей листвы. Где-то далеко пряталась река — я слышала слабый всплеск её воды. Но к ней еще надо было добраться. Впереди стена.
— Вот она, — сдержанно сказала Ная, указывая взглядом на участок стены, густо заросший плющом. — Там есть проход.
Мы выждали пару секунд, слушая шаги, охранник патрулировали место и похоже именно сейчас была смена караула. Как повезло.
Я обернулась к Нae, молча сжав её за плечо: в её глазах светилась паника, но она старалась не выдать больше ничего. Мы вжались в кусты: листья шуршали сыростью, и я чуть прикрыла ладонью рот, чтобы оглушить свой собственный дыхательный шум.
— Нужно ползти. Вроде никого не слышно теперь, — прошептала я, указывая рукой вперед к желанной цели.
Она кивнула, а я уже тихо кралась по плющу, осторожно подгибая ноги и стараясь не касаться растений. Кажется, весь сад затаил дыхание — ни одного шороха, кроме еле слышного хруста мха и сухих листьев под пальцами.
Позади раздался звук. Я обернулась, лук наготове, готовясь стрелять. Но это оказалась лишь тень дерева, отбрасываемая мерцающим светом факелов. Я осторожно выглянула: вдали стражник, в красном плаще с золотым львиным знаком, неспешно двигался на смену недавно ушедшим стражникам. Его сапоги сверкали, словно струны арфы, и каждый шаг эхом разносился по саду.
— Блин. Стражник слишком быстро пришел. Давай быстрее двигаться дальше, — прошептала я, и шагнула вперёд.
Мы осторожно шли вперед, пытаясь не высвечивать из-под кустов. Ладони прилипали к сырой листве, но я старался не прикасаться лишний раз. На пальцах начали появляться ожоги. Мои ноги дрожали, но внутренний голос громко говорил: каждый шаг — это возможность, каждый метр — шанс. Еще немного — и свобода!
Я телом ощущала, как под кожей пульсирует яд страха. Еще немного и меня поймают. Схватят, приволокут на обряд и всё. Прощай Арина. Стану свиноматкой, рожающей заносчивому кошаку детей, а потом я угасну. Не хочу так и не буду!
Мы наконец-то добрались до арки, но не успела я протянуть руку, как к моему горлу приставили клинок.
— Вы кто такие? — прорычал устрашающий звериный голос. Повернулась в сторону говорившего, и это был тот самый стражник, которого наступила смена. Ная застыла. В её больших глазах поселился страх и она в этот момент напоминала забитого львенка, который видел свою жизнь перед глазами.
Мысли лихорадочно бегали в голове, словно тараканы. Но выход из ситуации не находился. Я понимала, что меня сейчас зарежут.
Пальцы нащупали землю. И тут моментально пришел ответ.
Схватила кучку и бросила стражнику в лицо.
Меч исчез. Пока мужчина пытался вытереть глаза, схватила Наю за руку и пролезла через проход в стене.
Мы выкатились наружу, словно глиняные куклы, выпавшие из сломанной шкатулки. Земля за стеной была покрыта мхом, между корней деревьев струился плотный туман, а воздух казался гуще и тяжелее, чем внутри дворца. Я вскинула голову — над нами раскинулись низкие ели с березами и серое небо с просветами яркого закатного солнца.
— Бежим, — прошептала я, не думая. Мы бросились вперёд, перепрыгивая корни и скользя по влажной траве, как загнанные животные. Сердце грохотало в груди, как боевой барабан. Лёгкие пылали. Мир дрожал в ритме паники.
Позади раздался первый рёв.
Хриплый, рваный, яростный.
Лев.
— Они спустили львов… — простонала Ная.
Я стиснула зубы. Конечно спустили. Кто-то вроде меня не должен был иметь шанса. «Она угасла», — помнишь, Арина? Только не сегодня.
Мы мчались между деревьями, цепляясь за ветви, обдирая руки, спотыкаясь о камни и корни. Я больше не чувствовала ни ног, ни кожи на ладонях. Только рычание за спиной — всё ближе. Один из хищников явно бежал в нескольких метрах, я ощущала его дыхание, будто затылок жгло. Клочок ткани исчез с плеча — когти задели платье или жилет.
— Река! — воскликнула Ная.
Между стволами деревьев вспыхнуло серебристое движение. Река. Не просто ручей — ревущий, полноводный поток, бурлящий, как адский котёл. Пенистые волны, бешеные водовороты, чёрные валуны.
Мы выскочили на берег и резко остановились. Вода ревела внизу, слишком быстрая, слишком глубокая. Мостов не было, брода тоже. Только смерть.
— Мы не переплывём… — Ная вцепилась в мою руку. — Нас унесёт.
Я смотрела на эту реку, как на приговор. За спиной — рёв и шаги. Впереди — бурлящая бездна. Меня снова ставили перед выбором, которого не было. Живи, но теряй себя. Или умри свободной.
Мой внутренний голос больше не шептал — он орал:
Ты знала!!! Ты знала, что не убежишь!!! Они всё рассчитали!!! Даже твой страх! Особенно его!!!
В ушах стучало. Руки дрожали. В голове крутились слова: инкубатор, безвольная, пустая, кукла. Это не просто магия. Это — смерть с открытыми глазами. Умереть, оставаясь живой.
— Арина, — прошептала Ная, — мне страшно. Прости… Я не знаю, как помочь…
Я обняла её, прижимая к груди, как младшую сестру. А потом услышала шаги. Нет, не шаги — это были мягкие, тяжёлые, властные движения по земле. Перед нами вышли львы. Один — чёрный, словно ночь. Второй — золотой, как пламя. Третий — белый, как луна. А позади них, в густом тумане, из теней возник силуэт.
Он шёл неторопливо. Словно знал, что мы никуда не денемся.
Царь.
Словно сцена в театре — только вместо кулис — лес, вместо аплодисментов — замирание крови в венах.
Он не сказал ни слова. Просто смотрел. Как хищник, уставший от бегства своей добычи. В глазах — не гнев. Хуже. Разочарование и что-то похожее на усталую жалость.
Ты и правда думала, что можешь уйти? — шептали его глаза.
— Нет… — я отступила на шаг, и каблук сорвался с края берега.
Он кивнул кому-то. Мгновение — и один из львов подошёл ближе. Я схватилась за кинжал, а Ная за лук. Не помогло.
Меня повалили, не причинив боли, но с силой, от которой тело больше не подчинялось. Я чувствовала, как в меня вползает магия — через когти, через прикосновение к коже. Призрачная, липкая, как страх.
Я уже не могла кричать. Только думать.
Это конец. Я проиграла. Я стану ничем. Меня лишат себя. Заставят подчиняться. Я буду смотреть в пол. Я больше не скажу “нет”. Я… не я.
И где-то в глубине меня — уже дрогнуло.
Привязка. Она уже началась.
Меня подняли. Кто-то унёс Наю. Я пыталась бороться, но руки не слушались. И только мысли ещё оставались моими. Пока.
Царь. Ашар. Ты сказал — Моя. Но ты не понял. Я не твоя. Даже если поставишь метку. Даже если лишишь воли. Где-то глубоко — я останусь. И я найду способ вернуть себя. Или умру, глядя тебе в глаза.
Вода была ледяной.
Меня втолкнули в купальню почти как пленницу — босую, с грязными локонами, прилипшими к щекам. Просторное помещение с мраморными колоннами, выложенными синими плитками стенами и высоким куполом больше походило на тронный зал, чем на место, где кого-то моют. Только тут не было трона. Только пар, тяжёлый запах трав и женщины с грубыми руками.
Служанки не говорили. Они молча сдернули с меня остатки одежды, швырнули на каменный пол и заставили войти в воду. Я чуть не поскользнулась, но никто не поддержал. Кто-то злобно усмехнулся.
— Осторожнее, — прохрипела я, сжимая зубы.
В ответ — тишина. Только шорох шагов и всплески воды. Меня начали тереть. Жестко, как грязный котёл в трактире. Грубые мочалки, омерзительно пахнущие пасты, скребки. Кожа горела. Они стирали не грязь — они будто пытались содрать с меня саму память о побеге. Смыть свободу.
— Аккуратнее! — я взвизгнула, когда одна из них чуть не выдрала клок волос. — Я ещё не вещь, понятно?
Никакой реакции. Лишь сильнее нажали.
Внутри меня что-то надломилось. Но не сломалось.
Судьба уже решена. Да?
Ты проиграла, Арин. Побег не удался. Всё кончено.
Теперь они сделают из тебя их собственность. Их метку ты понесёшь на теле. На сердце. На душе.
Я стиснула зубы. Нет.
Я не позволю.
Не совсем.
Не до конца.
Может быть, я не смогу остановить их руки.
Но мои мысли — мои.
Пока.
И что, если обряд не подействует?
Что, если это всё зря?
Я чувствую… что-то во мне противится этому миру. Как будто… я не подхожу под их законы. Не встраиваюсь. Не до конца.
Может, магия меня не примет. Или примет, но… неправильно. Как вирус, который не работает.
Может быть, это и есть мой шанс.
Служанка схватила меня за подбородок, резко повернула лицо в свет. Я вздрогнула.
— Что? — зло бросила я. — Проверяешь, не дрожу ли? Дрожу. Ну и что?
Женщина не ответила, отвернулась.
Я — не будущая невеста. Не избранная. Не особенная. Даже не человек для них. Я — проект. Кукла. Инкубатор.
Я вспомнила о Нае.
Сердце сжалось, будто холодная рука сжала его изнутри.
Где она? Жива ли?
Или её уже убили?
Может, она в темнице. Без воды. Без еды. Из-за меня.
Я вцепилась в край купели и сжала его так сильно, что пальцы побелели. Меня снова потянули, вытирая тело полотнами, как мясо перед подачей. Я вырвалась.
— Не трогай! — рыкнула я. — Я сама.
Их лица всё равно были пустыми. Но я уловила взгляд. Пренебрежение. Отвращение. Омерзение.
Они считают меня ничем. Даже не боятся. А ведь должны бы. Я буду связана с их царём. С их верховным. Меня должны бы носить на руках. Но они уже знают о побеге. О моём своеволии. Для них я — ошибка.
Меня подвели к зеркалу. Тело, кожа, волосы — всё блестело от масел. Но я смотрела в глаза. В свои собственные глаза. И видела огонь.
Ты ещё здесь, Арин. Ты не сломана. Ты дышишь. Ты жива. И ты всё помнишь.
Меня вели обратно в покои. Просторная комната, окна в сад, резная мебель. Как будто ничего не случилось. Только руки дрожали, а ноги подкашивались.
Те же служанки — с такими же каменными лицами — начали одевать меня. Подол голубого одеяния скользил по коже, как холодный шёлк. Вышивка серебром, полупрозрачный накид. Всё кричало: «невеста». Даже аромат был другой — цветочный, нежный, сладкий.
Сладость смерти, — подумала я. — Только не физической. Смерти воли. Смерти моей души.
Мне заплели волосы в сложную причёску. Украсили серебряными заколками в форме львиных когтей.
Символично.
Я подняла глаза.
— А если я откажусь? — тихо спросила я.
Никто не ответил. Они просто отошли, оставив меня у зеркала. На секунду — тишина. Будто всё замерло.
А потом дверь распахнулась.
Вошли воины. Высокие, в чёрных наплечниках, с острыми копьями в руках. Их лица были закрыты масками, но глаза были открыты — холодные, спокойные, как у палачей.
— Идём, — бросил один.
Я не двинулась.
— Не хочу.
Он кивнул. И тогда двое подошли и схватили меня. Под руки. С такой силой, что плечо хрустнуло. Я закричала.
— Пустите! Я сама! Отстаньте! Пустите, сволочи!
Меня несли. Вели. Волокли.
Из покоев — в коридоры. Из коридоров — в мраморные залы. Сквозь тени и тишину.
На глаза наворачивались слёзы. Но не страха. Злости. Беспомощности.
И всё же — внутри меня что-то пульсировало. Ощущение. Предчувствие.
Обряд не сработает.
Не так, как они хотят.
Меня вели по коридорам, но я почти не чувствовала ног. Каменные плиты под подошвами словно ускользали, стены размывались, как в бреду. Всё происходило слишком быстро. Невозможно быстро.
Коридоры, лестницы, арки... Всё слилось в одну тянущуюся змею из света и тени.
Я не готова.
Я не хочу.
Стойте.
Но шаги вели дальше.
И вот — свет. Резкий, закатный, обжигающий. Нас вывело наружу.
Храм.
Он не был похож ни на один храм, который я видела раньше. Ни стен, ни крыши — лишь круглый, выложенный черным камнем пол, над которым поднимались вверх голые колонны, будто окаменевшие стволы древних деревьев. Не защищающие — осуждающие. Не несущие купол — а тянущиеся ввысь, к беспощадному, умирающему солнцу.
Посреди круга — алтарь. Не жертвенный стол, а часть земли, вырезанная и отшлифованная, как отполированный скальпель. Холодный. Беспощадный.
Меня втолкнули к нему. Я споткнулась и ударилась коленом, но вскочила — зло, упрямо. Пусть смотрят. Я не рухну у их ног.
Вокруг алтаря, полукругом, уже собрались. Прислужники трона, министры, военачальники. Советники. Те, кто носит золото и кровь на руках. Лица — вырезанные из камня. Без тени сочувствия. Без сомнений.
Ашар стоял ближе всех. Высокий. Непроницаемый. Лицо его застыло — не гнев, не жалость. Маска. Царь.
Рядом с ним — старик в золотых накидках, с посохом, украшенным солнцем. Жрец.
Он открыл тяжёлую книгу. Свиток времени. Глас закона. Или что там, как они называют эту книженцию?
— Воздаём славу Солнцу, что греет наши земли и ведёт сердца львов, — громко произнёс он, воздевая руки к небу. — Да будет воля его ясна, а огонь — чист. Да примет он союз, скреплённый плотью и силой. Да возгорится пламя между небом и землей и подарит роду львов процветание!
Он начал читать.
Речитатив — прерывистый, рваный, как дыхание при удушье. Слова были не человеческие. Гортанные, острые, будто выцарапанные когтями на камне. Они впивались в воздух, и каждый слог отзывался в теле.
Я замерла.
Первый удар — внутри.
Будто по позвоночнику прошёл ток.
Я захрипела, схватившись за живот.
А потом…
Началось.
Тысяча когтей. Изнутри.
Они впились в меня, разрывая плоть, душу, сердце. Будто что-то из другого мира проникло внутрь — не злая воля, нет — чужая, безразличная, стихийная. Как солнце, сжигающее лицо. Как смерть.
Я закричала. Рухнула на колени. Пальцы впились в камень. Пыталась дышать — не получалось. В груди сжалось всё. Не воздух — пепел.
Сделайте это быстрее. Убейте. Пусть уже закончится.
Я не могу. Не могу. Больно. Больно. Больно!
Боль. Она была везде. В каждом суставе. В коже. В костях.
Мысли метались, как мотыльки, бьющиеся о пламя.
Ты проиграла. Всё. Это конец.
Будешь его. Навсегда. Рабыня. Тварь. Утроба.
Прими это. Просто прими. И станет легче.
Но в самом центре боли — в хаосе, в гуле, в изнеможении — я вдруг почувствовала нечто.
Живое.
Внутри меня.
Не боль.
Не страх.
Не подчинение.
Что-то шевельнулось. Откликнулось. Не от боли — от сопротивления. Как сердце. Как ядро. Как пламя.
Я не знаю, что это было. Но оно проснулось.
И оно не позволило мне упасть.
Я подняла голову.
В ту же секунду боль схлынула.
Просто исчезла. Словно кто-то перерезал канат, который сжимал меня изнутри. Всё стихло. Всё замерло. Как будто и не было ничего. Только лёгкость. Покой. Тишина внутри.
Отдышалась. Встала. Медленно. Словно не я сама — кто-то другой в моём теле.
И посмотрела на них.
На всех.
Ашар замер. Его взгляд скользнул по мне, и на одно короткое мгновение в его глазах вспыхнуло что-то. Страх? Удивление? Узнавание?
Советники отступили на шаг.
Жрец застыл с раскрытым свитком. Заклинание не окончено. Магия не завершена. Но уже не действует. Не на меня.
И тогда последняя полоса солнца, уходящего за горизонт, прорвалась сквозь колонны и упала мне на лицо.
Свет.
Я стояла на алтаре. В золотом сиянии. С дыханием, которое вернулось. С сердцем, которое билось — свободно, без цепей.
Я знала.
Что-то во мне проснулось.
Магия. Не их. Не подвластная львам.
Дикая. Иная.
Этого хватило, чтобы разорвать цепь.
Чтобы выжить.
Чтобы не покориться.
И с этого момента…
Я больше не боюсь.
Никого.
Нигде.
Ни в одном мире.
Боль всё ещё оставалась во мне. Она ползала под кожей, пряталась в суставах, цеплялась за рёбра. Но уже не разрывала — уходила, как убывающая волна, как река, в которую скинули лишний груз.
И на её место пришло… тепло.
Спокойное, плотное, будто солнце вошло внутрь меня и разлилось по венам. Не обжигало — согревало. Давало силу. Стойкость.
И вновь осмотрела их всех.
Как будто это они были под прицелом. А я — хозяйка.
Холодные лица. Маски. Ни сочувствия. Ни тревоги. Одни только взгляды, жадно впитывающие страдания. Они стояли, словно на трибунах амфитеатра, и наблюдали, как моя душа умирает.
Как тело рвётся в клочья.
Им было всё равно.
Я чувствовала, как в груди начинает подниматься ярость. Жгучая, ледяная. Она бурлила вместе с теплом, переплеталась с ним, как змеи под кожей.
Как вы могли. Как вы МОГЛИ.
И тогда я посмотрела на него.
Ашар.
Он стоял ближе всех. Его лицо, всегда непроницаемое, в эту секунду впервые раскололось.
Широко раскрытые глаза. Удивление.
Но на смену пришло что-то иное.
Он шагнул ко мне.
— Так быть не должно, — прохрипел. И прежде чем я успела отшатнуться, встряхнул меня грубо, будто хотел вытрясти из меня эту непонятную магию. — Ты должна была корчиться до конца. Пока не произнесены последние слова. Пока духи не впились в твоё тело.
Я вскрикнула — не от боли, от ярости.
Но он нажал на мои плечи и грубо опустил меня обратно на алтарь. Камень ударил в лопатки, как кувалдой. Я вздрогнула.
И тут же — снова.
Проникновение.
Не физическое — хуже.
Что-то вошло в меня, как сквозняк в трещину. Ощущение, что магия алтаря — голодная, злая, старинная — снова потянулась к моей плоти. К моей душе. Она жаждала. Хотела испить мои муки, как вампир кровь.
Я сжалась, изогнулась, задыхаясь. Но уже понимала, что происходит.
Между мной и Ашаром что-то завязалось. Нить. Канал. Тонкий и острый. Как жилка, натянутая от сердца к сердцу.
Я почувствовала его дыхание.
Сухое, горячее.
Запах песка, кожи, металла.
Его руки — жесткие, властные — прижимали меня к алтарю. Не как к жертве. Как к своей.
Моё тело вспыхнуло — страхом, отвращением... и чем-то другим.
Что-то внутри живота сжалось.
Как клубок.
Как искра, зажатая между ребрами.
Нет. Не сейчас.
Я выгнулась, сопротивляясь, но ощущение не исчезло. Оно лишь крепло. Стягивалось.
Завязывалось.
Как будто часть меня откликалась.
И я почувствовала — он тоже чувствует. Его пальцы сжались на моих плечах сильнее. Челюсть напряглась. Его взгляд — больше не холодный. Больше не равнодушный.
Он тоже чувствовал, как эта связь начала прорастать.
И тогда жрец снова заговорил. Голос глухой, ровный, будто камень катился по земле.
Но — ничего не происходило.
Никакой боли.
Никакой вспышки магии.
Алтарь — замер.
Связь — не замкнулась.
Я стиснула зубы, вырвавшись из этой… дрожи. Из ощущения чужой близости, из жара, который пытался оплести меня.
И тогда — я собрала всю свою волю.
Уперлась ладонями в холодный камень.
ОТТОЛКНУЛА от себя магию.
ОТВЕРГЛА её.
— Не трогай меня! — крик сорвался с губ.
Я резко оттолкнула Ашара.
Он не упал, но отшатнулся, не скрыв удивления. Словно ударила не женщина — а сила.
Сила, которой здесь не должно было быть.
И теперь он смотрел на меня иначе.
Не как на невесту. Не как на слабую.
Как на нечто непредсказуемое. Опасное. Чужое.
Меня трясло.
Руки дрожали, сердце стучало как бешеное. И внутри — лед и пламя вперемешку.
Я глядела на него.
На Ашара. Того, кто только что... хотел меня уничтожить.
Шок прошёл волной. За ним — страх.
Не перед ним. Перед тем, что я только что пережила.
Но вслед за страхом пришло другое. Глубже. Ярче. Больше.
Ярость.
Гнев.
Отчаяние.
Ты хотел закончить ритуал.
Ты видел, как я гнулась под болью. Как умирала.
И всё равно — продолжал.
Я смотрела в его глаза — и видела монстра.
Жестокого, бездушного. Того, кто ради трона готов был растоптать мою душу, сломать волю, сделать меня пустой оболочкой.
И тут... я вспомнила шепот дворца.
Он не говорил — а доносил свои мылси.
Те же голоса, что я ловила на грани слуха.
Теперь они звучали яснее в сознании:
Он боится. Его власть шатка. Его хотят свергнуть.
«Ты — его последний шанс.
И если обряд не завершён — он обречён».
Вот что значил тот шепот.
Я поняла. Всё стало ясно.
Он хотел привязать меня не ради судьбы. Не ради «воли богов».
Ради себя.
Чтобы удержаться.
Укрепиться.
Остаться царём.
И это... было горько.
Почему моя душа должна гореть в этом проклятом алтаре, чтобы кто-то удержался на троне?
Почему я — должна быть жертвой?
Во мне что-то вспыхнуло.
Решимость.
Бешеная. Острая. Голодная.
Сбежать.
Выжить. Вернуть себя. Забрать обратно свободу.
И тут...
Ная.
Образ — хрупкий, испуганный, но стойкий.
Глаза. Голос.
Она — где-то там. Наверное, в тюрьме. Наверное, страдает из-за меня.
И я...
Я не знала, смогу ли её спасти.
Потому что моя жизнь...
тоже имеет значение.
Я медленно выпрямилась. Силы вернулись ко мне — не телесные, нет. Глубже.
Словно ядро внутри загорелось новым светом.
И глядя ему в глаза — ему, Царю, Самому Великому и Всесильному — я сказала:
— Что, ваше величество? — я выдохнула, чувствуя, как дрожь уходит из голоса, уступая леденящей ярости. — Клеймо не прижилось? Какая жаль. Отойди, убийца!
Он напрягся.
Всё его тело — как струна.
Челюсть сжалась. Пальцы — в кулаки.
И он понял, что все слышали. Советники. Придворные. Жрец. Все.
Как я его унизила.
Как магия отвергла его замысел.
Но он удержал лицо.
Молча шагнул ближе.
Глаза — раскалённый янтарь, в них пульсировала ненависть.
— Что ты сделала? — процедил он сквозь зубы. — Как сопротивлялась? Кто тебе помог?
Я вскинула подбородок.
— Никто. Я просто не захотела умирать ради твоего тронного кресла.
Он склонился, почти касаясь лбом моего.
— Твоя строптивость обойдётся тебе дорого.
— О, правда? — я усмехнулась. — Это всё, что ты можешь? Грозить мне?
Он не отступил.
— Ты всего лишь моя вещь, — прорычал. — Та, что должна рожать наследников, молчать и следовать за мужем.
— Мужем? — я рассмеялась. Слишком громко. Слишком остро. — Ты — не муж. Ты — палач в короне. И если я твоя «вещь» — то сломанная, острая, опасная.
Он смотрел на меня. И я видела — он не знал, что делать.
Обряд сорвался. Связь не установлена.
А его сторонники уже начинают шептаться.
Он больше не может быть уверен в своей неприкосновенности.
Но он всё ещё Царь.
И он отыгрывался на том, на ком может.
Он сделал знак стражам.
— Схватить её. В темницу. Пусть подумает о своём месте.
Они подскочили. Металл лязгнул. Меня схватили за руки. Поволокли.
Я не сопротивлялась. Я уже не была той, что пришла сюда. И только с ненавистью провожала взглядом каждого, кто был на моей казни, обещая в душе отомстить.
***
Темница была сырой. Каменной. Воздух — влажный, как будто стены дышали болью.
Я сидела на грубом полу. Колени прижаты к груди.
Тело пульсировало, но уже не от боли.
— …Госпожа?
Тихий, дрожащий голос.
Я подняла голову.
В соседней клетке, обхватив колени руками, сидела Ная.
Глаза заплаканные. Лицо серое.
Но она была жива.
— Ная, — выдохнула я. И в этот миг всё внутри перевернулось.
Потому что теперь у меня была цель.
Не просто выжить.
Вытащить её.
Сломать их систему.
Отомстить каждому.
И сжечь этот алтарь.
— Ная…
Я с трудом верила глазам. Она была… жива.
Маленький комочек боли и страха в углу соседней камеры — но живая.
Я облегчённо выдохнула, будто только сейчас смогла вдохнуть по-настоящему.
— Ты… — я придвинулась ближе к решётке, хватаясь за прутья. — С тобой всё в порядке? Тебя не тронули?
Ная вскинула голову. В глазах её отразилось сначала облегчение, а потом — паника.
— Ар… Арина?! — она резко подскочила. — Ты... здесь?!
— Да, — я устало кивнула. — Представь себе.
— Но... ты должна быть в покоях! — в её голосе звучала настоящая тревога. — После обряда... Царь должен был забрать тебя к себе…
Я усмехнулась горько:
— Забрал. Только в темницу.
Она замерла, вглядываясь в меня, будто искала подтверждение. Или... опровержение.
Но потом — медленно — её губы задрожали.
Слёзы заструились по щекам, и она улыбнулась.
— Ты… ты осталась собой.
— Почти, — прошептала я. — Почти осталась.
Она упала на колени, руки сжала в замки.
— Это… это знак.
— Что?
Она подняла голову, и в её взгляде впервые появилось то, чего раньше не было.
Вера.
— Ты действительно особенная. Ты не просто чужачка… Ты — та, что была предсказана. Невеста, которая изменит порядок. Ты смогла выстоять перед алтарём. Его магия — она жрёт душу… Но не смогла взять твою.
Я прижалась лбом к прутьям.
— Ная…
— Нет, — она говорила горячо, сбивчиво. — Я знаю, что такое боль. И насилие. И унижение.
Я всю жизнь терпела. Но теперь…
Теперь я знаю, за кем идти.
Я смотрела в её светлые глаза — и почувствовала, как что-то тёплое заполняет грудную клетку.
Я не просила её. Не звала.
Но она… выбрала меня сама.
— Клянусь, Арина, — прошептала она. — Если ты позовёшь — я пойду за тобой. До конца. Я буду рядом.
Я не знала, что ответить. Просто кивнула. Потому что не могла отказать, смотря в эти большие измученные глаза.
Молчание повисло между нами, пока Ная не заговорила вновь:
— Почему… почему на тебя не подействовал обряд?
Я медленно выдохнула. И вдруг — внутри — словно что-то пошевелилось. Я коснулась живота ладонью. Нет, это не было физическое… но нечто.
— Там… что-то зародилось. Я не знаю, что. Но это… оно не пустило магию внутрь. Как будто внутри меня… другая природа.
Я прикрыла глаза — и на миг почувствовала магию мира.
Словно она шевелилась вокруг, пыталась коснуться меня.
Но когда сталкивалась с моей кожей — не проходила.
Скатывалась, как вода с масла.
Не впитывалась. Не слушалась.
— Я её чувствую, — прошептала я. — Но не могу управлять. Пока.
Ная смотрела с благоговейным ужасом.
— Это… невозможно. Но… это объясняет всё.
Я кивнула, сжав зубы.
— Ничего. Я научусь. Но сейчас — нам нужно выбираться.
Ная подалась ближе.
— В этих темницах есть… потайные рычаги. Старые, древние. Некоторые камеры ведут в подземные коридоры. Я слышала, как охранники об этом говорили.
Если найти нужный камень — можно сбежать.
Я поднялась и начала осматривать стену. Камни — серые, грубые, все на один лад.
— А если не тот?
— Тогда… — она сглотнула, — тебя может пронзить копьё. Или… появятся шипы. Или начнёт тонуть пол.
Я обернулась и слабо усмехнулась.
— Очаровательно.
Ная чуть дрожала:
— Не надо. Это опасно…
— Я не боюсь, — ответила я тихо. — Боюсь остаться здесь.
Я медленно, осторожно провела ладонью по шершавым камням.
Один… второй… третий…
И вот — что-то щёлкнуло. Я резко отдёрнула руку.
Из стены с резким свистом вылетело копьё.
Я успела отскочить. Мгновенно, почти не думая.
Тело само сорвалось с места. Мышцы сжались, как у кошки перед прыжком.
Я даже не поняла, как это произошло.
Ная замерла, глаза — в два раза больше.
— Арина… ты…
Я медленно выдохнула, сердце колотилось в ушах.
— Значит, я на правильном пути.