Львиный след на снегу

Глава 1. Становление всех путей

Он не хотел просыпаться. Его тысячелетний сон был так глубок и сладок… Но настырный будильник продолжал зудеть, настойчиво ввинчиваясь в слуховую мембрану занудливым сипением:

— Проссс-с-сниссс-с-с-с… ну проссс-с-сниссс-с-с-с…

Не хочу, отстань!

— Прикассс-с-сываю проссс-с-снутьссся-а-а…

Не понял. Он приказывает?.. Так. Это кто тут раскомандовался?!

Тряхнув головой, древний засоня открыл глаза, желая взглянуть на возмутителя спокойствия. Зародившаяся было злость испарилась без следа, едва он увидел будильника. Сопляк. Всего лишь мальчишка шестнадцати лет от роду, вон, молочком ещё пахнет. Стоит, крепко зажмурившись. Правильно, не смотри на меня — я василиск! Ну, отрок, что тебе нужно от меня? Хм, куда-то зовет? Подползти к девочке, на которую он указывает? А зачем?

— У-у-убей…

Э?.. Что ты сказал??? Я не расслышал… И не мог бы ты по-английски? Мальчик снова натужно покраснел, сипя новые приказы, свернувшийся перед ним кольцами зелено-голубой гад терпеливо и снисходительно слушал его натужное сипение, откровенно издеваясь над Томом Реддлом, в поте лица трудящимся, пытающимся заставить змея работать на себя. Тужился Том, тужился, потел, краснел, сжимая кулаки и надсаживая глотку, стараясь шипеть громче, но всё впустую: разбуженный змей лежал перед ним с самым скучающим видом, лениво облизывался и пару раз даже зевнул, гад!.. Ничего не добившись, Реддл в отчаянии воскликнул:

— Да будь ты проклят! Всё против меня! Всё!!! А я жить хочу…

Выкрикнув это, мальчик отвернулся к колоннам, сел на пол и бессильно зарыдал. Обеспокоенный эмоциональным выплеском, змей придвинулся к юноше и, осторожно коснувшись его плеча, тихо спросил:

«А что тебе мешает?»

Услышав его голос в голове, Том удивленно обернулся и посмотрел в янтарный глаз. Не успев испугаться, переспросил:

— Ты можешь говорить по-английски?

Василиск качнул головой сверху вниз.

«Да, — и повторил вопрос: — Так что тебе мешает?»

— Дамблдор мешает. Я уже который год прошу директора Диппета оставить меня на лето в школе, он вроде не против, но Дамблдор… всё подзуживает, шепчет ему на ушко, что-де правилами не положено, и у деточек должны быть полноценные каникулы в кругу семьи… Послушай, он издевается, да? Он же сам приходил ко мне в приют, сам лично видел, что у меня нет никакой семьи, и всё равно выпихивает меня под бомбы.

«Бомбы?» — с интересом переспросил василиск.

— Ну да, — Том закивал. — В маггловском мире война идет, там сейчас лето сорок второго года настало, Лондон бомбить начали, и мне очень страшно. Я не хочу возвращаться в приют, зная, что в любую минуту могу погибнуть.

Змей кивнул, перевел взгляд на девочку, лежавшую у подножия статуи Слизерина, и осведомился:

«А её зачем убивать?»

Мальчик побледнел. Одно дело — приказывать неразумному существу, и совсем другое — признаться ему, оказавшемуся разумным, что хотел убить человека. Но несостоявшееся орудие убийства ждало ответа, и Том через силу выдавил:

— Я хотел… кое-что сделать, э-э-э, в-вычитал в книге, как не умереть… вот.

Змей приподнял надбровья, смерил парня недоверчивым взглядом и придирчиво продолжал расспросы:

«Но что именно ты хотел сделать?»

— Крестраж… — едва слышно прошептал Том.

«Крестраж не спасет от смерти, — очень серьезно принялся объяснять змей. — Да, с его помощью можно потом возродиться, но… Душа из-за Грани — это, увы, злобный и вечно голодный лич. Полноценного возрождения не получится. Часть памяти, магии и самой жизни останутся за Гранью, а то, что укрепится в новом теле, к сожалению, будет физическим, моральным и, чаще всего, безумным уродом. Вот что тебя ждет, мой дорогой отрок».

— Это совершенно точно? — жалобно спросил Том, чувствуя, как слезы щиплют глаза, и отчаянно смаргивая.

«Да, мой дед видел одного такого лича, возрожденного при помощи крестража: пренеприятный тип, злющий, вечно бешеный, ни секунды мирного покоя, не спал, не ел, а бесился и всех убивал, кого увидит и достанет».

— А почему о нем ничего не известно? — недоуменно уставился на змея Том.

«Почему не известно? Эта история в Египте началась, а потом продолжилась здесь. Вспомнил? Вот то-то же».

О да, вспомнишь тут… всемирно известную страшилку об ожившей мумии Имхотепа, о том, как его привезли в Англию, так он такую кровавую дискотеку тут устроил со скуки — пол-Англии вырезал и отплясывал на костях до тех пор, пока, наконец, горстка самых храбрых магов не рискнули спалить чудовище Адским Пламенем, применив заклинание Адеско Файр, ставшее потом запрещенным — ну ещё бы, весь Лондон тогда спалили, в 1666 году. Зато и следов от монстра не осталось. Б-бррр-р-р-р, не дай бог стать таким же! Но…

— Но что же мне делать? — потерянно спросил Том, обреченно взирая на чешуйчатого собеседника.

«А пойдем-ка к директору, замолвлю за тебя словечко, — решительно развернул кольца змей. — Покамест у меня погостишь… И, кстати, девочку отнеси обратно, а?»

Обнадеженный Том послушно поднял на руки бессознательную однокурсницу Уоррен и доставил в Больничное крыло, объяснив колдомедику Фенвику, что нечаянно оглушил её на тренировке. Миртл, кстати, подтвердила, сказав, что не помнит, откуда заклинание прилетело. Разобравшись с Миртл, Том полетел к директору, у которого сейчас должен был находиться его неожиданный заступник — василиск. Постучался, услышал нервное:

— Да-да! Войдите.

Глубоко вдохнув, Том толкнул дверь и вошел. Бледный до синевы Диппет глянул на него из-за стола выпученными от ужаса глазами — каждый размером с царский русский рубль. Казалось, ещё немного, и он хлопнется в обморок. Перед столом свернулся кольцами василиск. При свечном и каминном освещении он оказался сине-зеленым с красной костяной короной, красивый, кстати. Дверь позади скрипнула, и вошли ещё двое: профессор трансфигурации Дамблдор и мастер зельеварения Слизнорт. Последний бухнул на ходу:

Глава 2. Две дорожки, две жизни, две судьбы

Весть о помолвке, а затем о свадьбе Северуса Снейпа и Мэри Макдональд ввергла честолюбивую Лили в шок — как так??? Это её мальчик! Придя в себя и взвинтившись до крайности, рыжая фурия понеслась в министерство — узнавать адрес предателей. Каково же было её изумление, когда ей сообщили, что Сева Снейп проживает по старому адресу: Коукворт, Паучий Тупик. Выйдя из отдела информации, она столкнулась нос к носу с вышеупомянутой парочкой: сияющих и счастливо улыбающихся Севку и противную гадкую Мэрку… Жаркая всепоглощающая ревность вкупе с ненавистью кровавой пеленой застили ей глаза, и Лили, обманутая в самых лучших своих надеждах, совершенно потеряла голову: яростно взвизгнув, она без раздумий накинулась на удачливую соперницу.

Женские драки весьма эпичны, кто не видел, тот много потерял… Две очаровательные девушки за какие-то считанные секунды превращаются в растрепанных тёток, чумазых, драных и потасканных, визжа и ругаясь так, что портовая шлюха удавится, они катаются по земле жутким многоногим и многоруким клубком, когтят воздух скрюченными пальцами, пытаясь добраться до рож, во все стороны летят клочья одежды и волос.

Ошарашенные мужчины, как правило, стоят столбами, тупо моргая на катающийся по полу клубок, и стараются не вмешиваться, боясь попасть под горячую лапку разозленной ведьмы, а уж когда дерутся настоящие ведьмы… Ну, колдунам всё же жить охота.

Вокруг дерущихся девушек образовалось огромное поле свободного пространства. Случайно оказавшиеся здесь журналисты, экзальтированно попискивая, с сумасшедшей скоростью строчили в блокнотах, забрызгивая всех чернилами, фотографы пластались в различных позах, стремясь сфотографировать всё во всех возможных ракурсах: со сторон, сверху и как-нибудь снизу…

Наконец опомнились двое: Северус и прибывшая по делам Вальпурга Блэк. Переглянувшись, они вынули палочки и заклинаниями растащили драчуний. Мэри тут же принялась приводить себя в порядок, а вырывающуюся Лили Вальпурга охладила вопросом: а что скажут Поттеры, когда узнают о безобразном скандале? И, кстати, ты же, кажется, замуж за их сына вышла, не? Так какого бычьего хрена вы тут бои львиц устроили?! Ведь лев-то у каждой вроде есть.

Разобрались, принесли взаимные извинения (правда, кое-кто извинился сквозь зубы) и разошлись.

Дома Лили, стоя перед зеркалом и снимая с себя обрывки своего и чужого платья, задумчиво уставилась на русый волос, сплетшийся с её собственным и потому не удалившийся с остальными от заклинания Очищения. В её повернутых на честолюбии мозгах моментально зародился план: как всё-таки застолбить любимого Севушку. Увы, такая ревнивая любовь далеко не редкость. Будучи жуткой собственницей, Лили и представить не могла, что её красавчик Северус может оказаться интересен и нужен кому-то другому, ей казалось, что Севка принадлежит только ей, сколько она себя помнила, он всегда был с ней, всегда жил по соседству. О том, что они познакомились на детской площадке, когда им было по восемь лет, Лили предпочла забыть, это было неудобное воспоминание и совсем ей не нужное.

Началась дикая охота на самца. Зачем — Лили и сама не знала, вот втемяшилось ей в голову это жизненное «надо», и всё тут. Наверное, в ней взыграл инстинкт обладания: пока не поймает — не успокоится. Нутром чуя местонахождение Северуса, она всегда безошибочно находила его, надеясь улучить момент, когда он будет один хотя бы на час — именно столько длится действие оборотного зелья, которое Диана-охотница постоянно носила с собой с волоском наготове.

И однажды ей улыбнулась удача. На одном из балов-приемов, устроенных леди Августой Долгопупс по поводу удачно сданных Фрэнком и Алисой экзаменов на мракоборцев, собрались почти все одноклассники обоих поколений — старшего и младшего, в том числе и Мэри Макдональд, притащившая на аркане вечно занятого Северуса. Лили чуть кипятком не уписалась, услышав, как помолвленные договариваются о том, что Мэри останется на празднике, а Северус пойдет домой, так как ему неприятно находиться в таком шуме и гаме. И вообще — не люблю толпу, и у меня голова болит!

Высказавшись в таком ключе, Северус пошел прочь. Лили, чуть ли не капая слюнями, прокралась за ним, на пару секундочек юркнув в нишу, чтобы растворить во фляжечке волосок и выпить готовое Оборотное. Не забыв трансфигурировать бальное платье.

Молодой двукратный Мастер отошел уже на приличное расстояние от Долгопупс-касла, почти дойдя до границ трансгрессионной линии, как его сзади окликнули:

— Северус, я передумала! Подожди меня!.. — обернувшись, он молча смотрел, как его догоняет возлюбленная. Подлетев, она удивила его, жарко шепнув: — Хочу тебя… — и жгучая страсть в янтарных глазах. Ну раз девушка захотела… кто ж отказывается-то? Утянув её с собой в воронку, Северус трансгрессировал их в Косой переулок, прямо к крыльцу гостиницы-кафе мадам Паддифут. Почему сюда, Лили не рискнула спрашивать, опасаясь, что её раскусят. Серебристые атласные обои на стенах таинственно мерцали в свете свечей, безучастно взирая на то, как пара молодых людей, раздев друг друга, заваливаются на кровать. Как переплетаются в интимных объятиях. Как молодой мужчина на миг замер и озадаченно принюхался к подруге, потом, пожав плечами, возобновил ласки. Так же молча стены наблюдали за тем, как молодая женщина после сорокаминутного безостановочного секса, выскользнув из постели, потихоньку собирает манатки, стремясь уйти как можно тише и незаметнее, оставив вусмерть затраханного парня…

Проснувшись, Северус недоуменно оглядел номер, не находя рядом подруги. Сел, вздохнул и начал одеваться, недовольно бурча при этом:

— Женщины! То им некогда, то краска слишком воняет, не могу любить в таком аромате… То передумает передумать, вот и куда её опять унесло?

Вернувшись домой, он принялся за покраску стен своего нового, недавно купленного коттеджа, продолжая ворчать о странностях и перепадах настроения этих беременных, для которых всё слишком воняет. Несколько раз он даже малярную кисть понюхал — краска как краска. Досадливо отмахнувшись от невнятных мыслей, которые тихо царапались на краю сознания, Северус с головой окунулся в ремонт. Этот коттедж на Стерлинг-драйв они с невестой купили сразу же, как стало понятно, что в их будущей семье ожидается пополнение, а значит, нужен новый хороший дом в благоустроенном районе. Конечно, пришлось съехать от родителей, но Тобиас и Эйлин только порадовались за них и обещали помогать по мере необходимости.

Глава 3. Отвергнутый

В начале декабря восемьдесят седьмого года на Тисовую нагрянул гость. Прожег ледяными сапфирами обитателей дома номер четыре, оглядел гостиную, холл и кухню, совмещенную со столовой, и желчно осведомился, заставив Петунью вздрогнуть:

— Где Лили?

В ходе расспросов выяснилось следующее: с конца августа Лили записалась в африканскую экспедицию, доехала с бригадой до Кении и… пропала. Её искали два месяца, а после того, как застрелили двух львов-людоедов, в их пещере нашли кости белой женщины с остатками рыжих волос, поиски свернули, так как стало ясно, что Лили Поттер стала жертвой львов.

Но он, Факундо Арагона, в это не верит, его пламенное любящее сердце подсказывает, что Лили жива, ради чего он и приехал сюда — удостовериться и продолжить поиски пропавшей возлюбленной.

Было довольно тошнотно смотреть, как двухметровый громила сидит на стуле, шмыгает крупным пористым носом, утирает лопатами слезы и бьет себя пяткой в грудь, клянясь своей бразильской мамой, что никогда не забудет Лили и всегда-всегда будет её ждать. Вы только скажите, где она?..

Насилу Вернону удалось вытолкать Лилькиного хахаля за дверь, не прибегая к помощи полиции. Оставшись одни, супруги Дурсль озабоченно переглянулись — и что Гарри-то сказать? Вот не было печали…

Известие о пропаже матери Гарри воспринял так, как и положено ребёнку — расстроился, поплакал по ночам, пописался в постель, а потом успокоился вдруг, закаменел и попросил не упоминать о ней. Ясно-понятно, решил, что мама его бросила. На робкие объяснения тёти и дяди, что его маму львы скушали, обиженный ребёнок ответил так.

— Тётя, дядя, мама же ведьма, ну как её лев-то скушает? Меня вот самого собаки избегают, чувствуют во мне колдуна, а вы говорите — лев… Не надо мне ничего объяснять, бросила она меня, вот и всё. Да её никогда и не было рядом. Я не помню и не знаю её.

А о том, что мальчик с Тисовой улицы — колдун, знали все собаки в округе: однажды тихий сонный городок всколыхнула волна ужаса. С севера на юг его пересекла пегая собака — грязная и тощая, она бежала как-то деревянно, боком. Встречные псы бесновались, увидев её, кидались было, чтобы разорвать, но тут же отскакивали назад и, поджав хвосты, убегали, так и не укусив пришелицу. До тугодумов-людей как-то не сразу дошло, что она бешеная. Пока до них доходило, и они, спохватившись, кидались к сейфам за «бульдогами» и пневматическими винтовками, больная псина успела доковылять до детской площадки, на которой резвились и играли дети. Увидев всклокоченную черно-белую дрянь с оскаленной пастью, испуганные дети с плачем и криками разбежались кто куда, кроме Дейва Питерса, сидящего в коляске по причине годовалого возраста и оказавшегося на пути у бешеной собаки.

Гарри, убегающий вместе со всеми, оглянулся на плач Дейва, увидел его мать, отчаянно спешащую к сыну с конца улицы, со стороны травмпункта, и понял, не успеет мать на костылях допрыгать. Вернулся к Дейву и попытался сдвинуть с места громоздкую коляску, что оказалось не под силу семилетнему пацанчику, тем более, что и колеса у неё были застопорены тормозными зажимами. На то, чтобы отжать тормоза, у Гарри элементарно не хватило времени — бешеная дворняга подковыляла совсем вплотную… И тогда он просто закричал на неё:

— Не трогай! Пошла прочь! — и Дейва собой загородил, отважный маленький герой. Собака словно на стену налетела, невидимую. Налетела и свалилась замертво. Так силен был магический выброс перепуганного Гарри… Ну да, попробуйте не испугаться, когда на тебя прет оскаленная смерть, с нереально острых клыков капает желтая пена, и рычит ещё, рычит!

Потом, правда, вивисекторы при вскрытии дохлой собаки найдут свою версию и успокоят общественность, скажут, что псина склеила ласты от кровоизлияния в мозг, и руками разведут, мол, вовремя это случилось, не успела детишек покусать.

То, что он волшебник, Гарри знал с пеленок, мама-то была хоть и урывками в его жизни, но была и кое-что сумела втолковать малышу, поглощала излишки его сырой магии, после научила направлять её от себя, например, на розовые кусты тёти Петуньи, дескать, поверь, цветам ничего не будет. Так что неприятностей Дурслям Гарри и не доставлял особенно, к семи годам он уже вполне сносно управлялся со своей магией и умел контролировать её.

Мамино «предательство» огорчило его, но не сломило. Гарри привык к тому, что мама у него вроде и есть, и в то же время её как бы и нет.

С течением времени, после целого года без единого письма от мамы, Гарри смирился с мыслью о том, что она, возможно, погибла. Ведь письма перестали приходить, а ему некому стало писать. Именно тогда Гарри задумался об отце. Спросил Петунью:

— А где мой папа живет? Можно ему позвонить или написать?

— Не знаю, Гарри, — тётя выключила плиту и повернулась к племяннику. — Позвонить ему нельзя, он волшебник, и телефона в его доме нет, а написать… как раз нам нечем, совы нет, чтобы ему письмо отправить. Была бы у них голубиная почта, но и тогда не всё так просто, ведь голуби летят обычно в голубятню.

— Совы живут в лесу, но иногда залетают и в поселки поохотиться возле амбаров или конюшен… — задумался Гарри. — Тётя Петунья, а давай к мистеру Эмберу съездим, он фермер, и у него большое хозяйство. Его сын в школе рассказывал, что им совы мешают спать — гремят и ухают так громко.

— Чем гремят? — удивилась Петунья.

— Ведрами, — поднял брови Гарри. — Сами-то они бесшумно летают, но мышка, крыса или хорек среди садового инвентаря прячутся и спасаются, так что когда сова их ловит, то невольно всё опрокидывает, вот всё и падает, и гремит-грохочет.

— Какой ты у меня умный! — Петунья восхищенно взлохматила волосы племяннику и вздохнула. — Не получится, Гарри. На фермах охотятся обычные совы, такие письма не отнесут, а, скорей всего, потеряют где-нибудь в лесу, растреплют и размочат. У колдунов волшебные птицы служат, специальные совы-письмоносцы.

— Жаль… — приуныл Гарри, опустив голову, принялся ковырять пальцем микроскопическую дырочку на скатерти, пытаясь её расширить и увеличить. Петунья осторожно спросила: