Магеллан Часть 3 - Гаттак

Глава 1 - Гаттак

Гаттак проснулся раньше, чем обычно – за окном только забрезжил рассвет. Спать уже не хотелось, но молодой человек не спешил покидать свою постель. До побудки оставалось чуть больше часа – это время было единственным, когда кандидаты могли принадлежать самим себе. Все остальное время принадлежало Родине и Ему – богу, дарующему жизнь, богу, дарующему знание, – Великому Бору.

Гаттак закрыл глаза и прислушался к себе. Тело еще позволяло провести эти свободные минуты в созерцании своего внутреннего я: мочевой пузырь еще не был переполнен, желудок еще не требовал пищи, а разум не жаждал молитвы – разум требовал внимания к самому себе. Гаттак знал, что все его помыслы видны Бору, что Бор в любой момент мог выудить из его сознания все потаенные мысли, все желания, все страхи, а потому устыдился своей слабости. Допускать мысль о том, что утренняя молитва может и подождать в угоду низменному желанию побыть наедине с собой, не хотелось. И он подавил в себе это желание. Кто такой он, Гаттак, в сравнении с Бором? Лишь незаметная песчинка в пустыне бытия, созданного Бором из хаоса.

Кандидат Гаттак сделал два глубоких вдоха и резко поднялся с постели. Прежде водных процедур, прежде посещения санузла, прежде всех мыслей о себе и своем предназначении он упал на колени перед небольшой иконой с изображением бога Бора, стоящей на маленькой тумбочке в углу комнаты, и приступил к утренней молитве.

«Бог мой, Великий и всемогущий Бор! – чуть слышно прошептали губы Гаттака. – Да пребудет мудрость Твоя и замысел Твой превыше всего! Да узрит мой скудный ум величие Твое! Да направит меня воля Твоя! Да пребудет со мной сила разума Твоего! Не оставь меня в сей день, как не оставляет меня помысел мой о служении Тебе во имя великой цели! Да хранит наука Твоя детей Твоих – как высших, так и низших».

Гаттак еще с минуту пребывал в смиренном созерцании эффекта от произнесенных слов. На протяжении всей молитвы он ощущал, как его легкие наполняются кислородом, мышцы наливаются силой, пробуждаются все его органы и системы. В кровь ударили гормоны, его голова просветлела, наступила легкая эйфория. Наконец, из головы выветрился последний морок сна, и слабое тело обрело привычную силу.

Гаттака давно занимал интересный факт: эффект от молитвы Бору был ощутим, только если молитва произносилась в каком-либо помещении или в церкви. Молодому человеку не раз приходилось прибегать к молитве в Пустоши или на полевых учениях, но там физического присутствия Бора он не ощущал.

Молодой кандидат поднялся с колен и направился в санузел. Очистив свое лицо и насытив тело водой, он приступил к зарядке. Двести отжиманий от пола вызвали лишь легкую одышку. Сто скручиваний на пресс, еще столько же подъемов ног позволили выступить испарине на лбу. Сотня приседаний и растяжка окончательно зарядили тело Гаттака энергией на весь день.

Дыхание Гаттак восстанавливал около минуты – непозволительно долго. Все это время он провел в благодарственной молитве Бору. Слова этой молитвы не были постоянны и могли иметь произвольную форму – в этой молитве важна была суть. Великий Бор позволяет миру существовать и развиваться, а вместе с миром может существовать и развиваться он, Гаттак. Стало быть, за эти дары нужно непрестанно благодарить своего бога.

А благодарить было за что. На планете почти не было болезней, не было голода, не было безработицы. Все жители высшего мира были при деле, которое было предопределено им еще сызмальства самим Бором. Даже обитатели низшего мира должны были благодарить Великого Бора за его щедрость и великодушие: несмотря на всю их ущербность, низшие тоже имели кров, пищу и работу.

Сегодня Гаттак благодарил Бора за образование и ясное предназначение. Отдельную благодарность он выразил за возможность послужить своему богу и своей Родине в самой ближайшей перспективе: именно сегодня кандидат Гаттак, даст Бор, пройдет последнее испытание и станет пилотом Гаттаком. А если великодушие и щедрость Бора позволят, то Гаттака сегодня зачислят в первый отряд миссии «Луна-2».

За благодарственной молитвой его застал дежурный офицер.

– Уже встал, кандидат? Отлично! – похвалил парня суховатый мужчина с погонами майора, заглянув в комнату. – Сегодня большой день для тебя. Давай-ка в душ и марш на завтрак!

– Есть! – ответил Гаттак, поднимаясь с колен.

В столовую он прибыл одним из первых. Принял на раздаче поднос с завтраком и занял свое место. К еде не полагалось приступать раньше остальных, а потому в ожидании других членов отряда и совместной благодарственной молитвы парень просто созерцал пейзаж за окном. Утро выдалось морозным, но небо над Пустошью было ясным. Мимо по плацу сновали офицеры части, от КПП спешили на службу гражданские служащие из ближайшего поселка, маршировали строем солдаты – их столовая была в другом здании. За периметром базы высилась стена исполинских сосен, занесенных снегом. Гаттак знал, что лес за периметром простирался на многие сотни километров и единственными голыми участками на его бескрайних просторах были космодром на востоке и аэродром на западе. Чуть севернее войсковой части располагалась тренировочная база кандидатов в пилоты – именно туда он отправится после завтрака, именно там будет проводиться сегодняшний экзамен.

Боялся ли Гаттак грядущего испытания? Скорее нет. Его разум был слишком чист для того чтобы испытывать страх перед трудностями. Он понимал, что Великий Бор не позволил бы ему пройти строгий отбор и пережить все круги подготовки кандидатов в пилоты, не соответствуй он этому гордому статусу. Та честь, которая была оказана ему и еще семнадцати членам отряда кандидатов, не позволяла зародиться страху. Бор никогда не ошибается с выбором. Бор всегда знает, кто будет выполнять его волю и как. Гаттак не сомневался, что с честью пройдет все испытания. Его терзали иные сомнения, о которых он приказал себе не думать.

Думать в стенах части, равно как и в любом городе на планете, можно было лишь в угоду Бору. Любая крамольная мысль, любое сомнение в могуществе и непогрешимости бога могли стать водоразделом в жизни высшего. Высшие, усомнившиеся в своем предназначении, а стало быть, и в решении Бора, оказывались вне закона. Они лишались всего – статуса, званий, регалий, работы, смысла жизни и, в конце концов, могли лишиться и самой жизни. Бор непогрешим! Бор не ошибается! Бор везде! Везде, кроме Пустоши. Лишь там (и Гаттак знал это) молитвы не достигали Бора. Лишь там Бор был слеп и глух к мольбам и не мог отвечать на них. Лишь там любой человек, будь он высшим или низшим, мог быть собой, мог почувствовать свою уязвимость. Безграничная власть Бора была действительно безграничной лишь там, где была цивилизация – в городах, на военных базах, на кораблях и в самолетах, в космосе.

Глава 2 - «Магеллан»

– ЦУП, что с траекторией?

Голос капитана Верового раздался в каюте впервые за сорок пять лет. Приятный баритон бортового компьютера отозвался через секунду:

– Капитан, траектория проверена многократно и не менялась от самой червоточины.

– Выведи на экран.

­– Капитан, вы не прошли процедуру идентификации. Я не могу выполнить вашу команду.

– Старпом проснулся?

– Капитан, вы не прошли процедуру идентификации. Я не могу разглашать подобные данные, ввиду…

– Ладно, ладно! – перебил компьютер капитан Веровой. – Не бубни только, голова раскалывается.

– Я лишь выполняю протоколы безопасности. Вам следует пройти процедуру регидратации.

Капитан понимал, что, скорее всего, ему показалось, но все же в голосе компьютера он расслышал нотки обиды. Естественно, показалось – машины не умеют обижаться. Не могут они чувствовать ни стыда, ни угрызений совести, ни бремени ответственности. Они выполняют заранее заложенный в них алгоритм действий. Алгоритм этот писался человеком и со временем усложнялся, только этим обуславливался эффект общения с реальным живым помощником. Ах, да, ну еще и чувством юмора, интонациями, подобранными синтезатором речи, и цветовой палитрой передачи данных. При каждом сообщении компьютер подавал на потолок подсветку: стандартное общение сопровождалось ровным белым светом, критические ошибки и экстренные извещения горели алым, а свои шутки компьютер выделял яркими оттенками синего и зеленого. Конечно, каждый член экипажа мог настроить чувство юмора ЦУПа индивидуально. По умолчанию игривое настроение компьютера не превышало пяти процентов, исходя из того, что за сто процентов бралась частота употребления шуток в речи какого-то знаменитого комедийного актера двадцать первого века.

Веровой с трудом поднялся из своего криомодуля. После пробуждения бег времени ненадолго переставал ощущаться. Организм мог прийти в себя быстро, а мог пробуждаться еще долгое время. Это можно было сравнить с тем, как люди просыпаются по будням и в выходные. В первом случае это мобилизация всех внутренних резервов и быстрый подъем, во втором человек еще часами может лавировать между сном и явью.

Болтался ли он какое-то время в полудреме или же проснулся сразу, капитан Владимир Викторович Веровой не знал, а посему напряг всю свою волю и встал. Пройдя в угол своей изолированной каюты, он зашел в портативный сканер-идентификатор, где ЦУП межзвездного крейсера «Магеллан» просканировал организм капитана. Убедившись в его целостности и биологической аутентичности, ЦУП вновь поздоровался:

– С возвращением, капитан. Идентификация пройдена. Биологическая аутентичность подтверждена. Инородных предметов в теле не обнаружено.

Последние два пункта заложили в алгоритмы перед крайней гибернацией. Как показало внутреннее расследование, диверсия, случившаяся на «Магеллане» много лет назад, могла быть организована лишь при наличии двух факторов: на борту должны были находиться люди со встроенными в мозг имплантами, а на Земле в это время должны были орудовать их помощники с ключами шифрования главного компьютера «Магеллана». Без второго условия нельзя было передать на «Магеллан» пакет данных, содержавших программного червя, а без людей с особыми способностями нельзя было этого червя активировать. К миссии были допущены два человека с улучшениями в головном мозге – это руководитель ОНР Орлов и начальник медслужбы Мечников. Оба после тщательной проверки были вычеркнуты из списка подозреваемых. Оставалось одно – на борту находился еще некто с имплантами в голове, кто мог провернуть такую диверсию. Проверить всех, не вызывая подозрений, было невозможно, оставалось уповать на хитрость. В системный код ЦУПа ввели новые параметры реанабиозации и предоставления прав доступа к главному компьютеру. Отныне каждый член экипажа после анабиоза должен был доказать свою полную аутентичность с человеческим родом.

– Теперь я снова капитан? – выползая из капсулы и наливая себе регидрационный раствор, спросил Веровой.

– Вы пытаетесь шутить – хороший признак правильного течения реанабиозации.

– Это была не шутка, а сарказм. Что со старпомом?

– Полковник Ким Сергеев сейчас на стадии детоксикации, капитан.

– Опять всю капсулу заблевал? – удивился Веровой.

– Все живые организмы тонко организованы, – вступился за старпома компьютер, – не каждый переносит гибернацию легко.

– Ладно, вызови его, как только пройдет идентификацию.

– Капитан, как быть с остальными членами экипажа?

– Для начала разбуди научного руководителя полета, начальника систем безопасности и главу ОНР (отряд немедленного реагирования).

– На их реанабиозацию потребуется время, – предупредил ЦУП.

– Ничего. Займись пока собственной диагностикой.

– Что мы ищем?

– Следы воздействия на тебя извне и изнутри.

– Мы проводили подобную диагностику в прошлый раз.

– Да, – согласился Веровой, – и не выявили среди разбуженного экипажа никого, кто мог бы внести поправки в твой системный код.

– Расследование показало…

– Я знаю, что показало расследование! – повысил голос Веровой, а затем уже спокойнее добавил. ­– Мы знаем, кто украл ключи шифрования и передал их на Землю. Знаем, что при их помощи с Земли был послан ложный зов о помощи. Но мы не знаем, кто истинный кукловод.

– Проверка произведена, капитан.

– Так быстро?

­– Я самый совершенный компьютер в Солнечной системе, на решение подобных задач у меня уходят миллисекунды.

– Да, самооценка у тебя не страдает. А что ж не доложил сразу?

– В моих алгоритмах общения заложена функция имитации живой беседы. Мгновенное выполнение команды негативно воспринимается экипажем, ввиду ограниченности их когнитивных функций.

– Хочешь сказать, мы тупые?

– Хочу сказать, вы медленно считаете в уме. Изменить настройки имитации живого общения?

– Нет, пока все в норме. Дай мне пару часов. Ким все равно не придет в себя в ближайшее время.

Глава 3 - Разведка

Итоговый экзамен сдали не все, лишь пять кандидатов из семнадцати в этот день были удостоены должности пилота. К должности прилагались звание старшего лейтенанта и наряд-путевка в новую часть, где новоиспеченные офицеры должны будут проходить дальнейшее обучение.

По традиции успешное окончание курса праздновалось в столовой. Но в этот раз празднование не задалось, в воздухе витало напряжение. Дружелюбные и приветливые между собой, сослуживцы Гаттака то и дело бросали заинтересованные взгляды на товарища, первым в истории академии удостоившегося Такого экзаменатора.

Гаттаку было абсолютно безразлично внимание сослуживцев к его персоне. Торжественную церемонию вручения отличительных знаков и военных билетов, проводившуюся на плацу перед казармами, он вытерпел безропотно. Когда очередь дошла до него, спокойно принял из рук начальника академии наряд-путевку, выкрикнул: «Слава Бору! Слава Родине!», пожал ледяную руку куратора и вернулся в строй, не добавив от себя ни слова. Затем празднование перетекло в столовую.

До сегодняшнего дня случаев вмешательства самого Бора в рутинную жизнь академии просто не было. Однокурсники Гаттака и весь преподавательский состав, включая штатного капеллана части, то и дело кидали недоуменные взгляды в сторону одиноко сидящего в углу столовой избранника Бора. Парень чувствовал на себе эти взгляды. Он понимал, что за ними кроется страх и ревность. Кто он, Гаттак, в сравнении с великим Бором? Лишь пыль, как и все они, но по какой-то неведомой для всех причине Бор выбрал именно его, Гаттака. Многим это не понравилось, многих это испугало.

Парень пропустил мимо ушей все поздравления и, подкрепившись, постарался поскорее ретироваться. Сославшись на неважное состояние здоровья и необходимость показаться врачу части, он улизнул из столовой сразу же после официальной церемонии вручения направлений и рекомендаций в летное училище.

К врачу он, естественно, не пошел. Разбитое в кровь лицо, смещение носовых костей и пара выбитых зубов не заслуживали медицинского вмешательства – на теле Гаттака такие повреждения зарастали менее чем за неделю. Зубы ему ввинтят на новом месте службы, а нос можно и самому вправить.

Парень миновал длинный коридор, ведущий из столовой в холл здания, быстро накинул на плечи бушлат, шапку и почти бегом преодолел расстояние между столовой и казармой. Дневальный на баночке по привычке вытянулся в струнку и уже хотел было выкрикнуть привычное «Дежурный по роте на выход», но, наткнувшись на знакомое лицо Гаттака, осекся на полуслове и внимания дежурного привлекать не стал. Гаттак благодарно кивнул первогодку и зашагал к себе в комнату. Сбросив с себя верхнюю одежду, первым же делом припал на колени перед тумбочкой со стоящей на ней иконой Бора.

Что сейчас творилось в душе Гаттака? Ответить на этот вопрос он и сам не мог. Он точно испытывал страх, но не тот, который испытывают люди перед опасностью или неминуемой гибелью. Нет, этот страх был сродни бессилию перед неизбежным. Гаттак чувствовал, что ничем хорошим внимание самого Бора к его персоне закончиться не может. Раз его выбрали, стало быть, на то была причина. Как-либо повлиять на уже свершившийся факт парень не мог, как не мог и предугадать грядущее. И это пугало.

Гаттак взглянул на икону: Бор выглядел, как простой смертный. Старик в древнем космическом облачении. Архаичный скафандр, в руках громоздкий шлем. Кожа на лице дряблая, испещренная глубокими мимическими морщинами. Глубокая складка у переносицы выдавала в человеке на иконе привычку часто и глубоко задумываться. Икона была написана с реальной прижизненной фотографии Бора.

Гаттак вспомнил отрывок из текста священного писания почти дословно. Говорят, что сам Бор подарил это писание людям.

«…Тогда, много лет назад, Он явился миру в человеческом обличии, но люди не смогли принять Его. В силу своей греховности, своей алчности и жадности до власти они не смогли разглядеть в простом смертном геологе божественную искру. Они не смогли увидеть в Его глазах любовь ко всему человечеству. Не смогли принять Его постулатов о нерушимости созданного Им мира. Не увидели прелести в разделении народов. Они, словно завороженные, опутанные демоническими сетями рвались к объединению всех земных ресурсов, к миру между расами и классами людей. Они пытались создать единое общество, которое населяла бы единая раса с единым именем – человек. Этот новый человек должен был вместить в себя признаки всех доминирующих на тот момент рас: монголоидов, негроидов, европеоидов. И мир действительно катился к смешению людей. Стирались границы стран, смешивались культуры и обычаи разных народов. Самым распространенным цветом кожи стал смуглый, самым распространенным разрезом глаз – монголоидный, самым частым цветом волос – черный. Бор видел, как вымирают культуры целых народов, растворяясь в хаосе мультикультурности планеты. Бор понимал, что приведение человека к общему знаменателю приведет к потере человеком собственного «Я». Мир перестанет быть уникальным и интересным в своем разнообразии. Вместо этого – унылая унификация всего, что только можно унифицировать».

Гаттак благоговейно смотрел на портрет Бора и ему казалось, будто сам он сейчас читает ему текст священного писания:

«Во главе всего стояла кучка предателей человечества. Демоны единства, демоны глобализма, демоны мультикультурного мира. Великий Бор понимал, что человечество катится к закату. Век, два, может, полтысячи лет – и на Земле не останется тех, кто хоть как-то отличался бы от себе подобных. Человечество превратилось бы в стадо. Одноликое, однотипное стадо, думающее единым сознанием, следующее единому культурному коду, стремящееся обладать одинаковыми вещами. Идеальные рабы. И тогда Бор решился на свое божественное вмешательство и разрушил весь этот мир. Он наслал на Землю великую кару. Изгнал демонов из мира сего. Уничтожил миллиарды людей, а тех, кто выжил, Бор раскидал по всей Земле и дал им наставление плодиться и размножаться во славу свою. И нарек Он остатки той цивилизации «низшими». Понял Бор, что «низшие» уже не смогут возродить человеческое семя на Земле. И создал тогда Бор из плоти своей и крови своей детей своих. И нарек Он детей своих «высшими». И повелел «высшим» править «низшими». Разделил Он детей своих на три расы и подарил каждой из них свою землю. И дал Бор каждой из рас технологии. Вдохнул в умы детей своих дух знания своего. И разговаривал со многими. И процветали расы. И размножились они по всей Земле. И «низшие» безропотно служили им».

Глава 4 - Послание

– Так, ЦУП, – попытался собраться с мыслями капитан Веровой, – давай еще раз и по порядку.

Экстренный брифинг, им организованный, больше походил на похмельное утро клуба анонимных алкоголиков. Времени на полноценную реанабиозацию Веровой никому не дал и собрал членов совета миссии «Магеллан» сразу же после их пробуждения и прохождения процедуры идентификации.

Старший помощник Ким Сергеев сидел перед голокартой и выглядел уже сносно. Вадим Поручнев – инженер систем безопасности – полусидел-полулежал в своем кресле. Глаза инженер открывал лишь для того, чтобы не промахнуться ртом мимо трубки, торчащей из пластикового пакета с регидрационным раствором. Со стороны он выглядел, как турист, потягивающий в ленивой неге вечерний коктейль на пляже. Остальные разбуженные, впрочем, выглядели не лучше. Научный руководитель проекта «Заселение» Сергей Зольский сидел, облокотившись о стол. Хотя глагол «сидел» в отношении его позы можно было употребить лишь с огромной натяжкой. Если бы не открытые, постоянно слезящиеся глаза, красные от яркого излучения голокарты, можно было подумать, что он завсегдатай питейного заведения, которого с минуты на минуту попросят на выход вышибалы. Бодрее остальных выглядел Виктор Орлов – начальник ОНР (отряд немедленного реагирования), но и его помятый вид красноречиво указывал на то, что мужчину на экстренный брифинг скорее привели насильно, нежели он сам сюда стремился.

ЦУП выполнил команду капитана и бесстрастно повторил сказанное ранее:

– Первый пакет данных был отправлен в 19:47 по местному земному времени и летел к нам около пятидесяти минут. Спустя две миллисекунды был принят второй пакет. Согласно расчетам, учитывающим нашу текущую скорость и время подлета сигнала, можно с уверенностью утверждать, что оба пакета данных были отправлены из одного и того же места.

– А почему второй сигнал зашифрован? – не открывая глаз, спросил Поручнев.

– Я не компетентен делать выводы на основе действий биологических существ.

– Людей, ЦУП, – поправил компьютер капитан Веровой. – Не называй нас биологическими существами.

– Кстати, ЦУП прав, – вмешался Орлов. – У нас нет никаких оснований полагать, что сигнал отправили люди. «Ермак» же погиб. Давно погиб. О судьбе выживших нам ничего не известно.

– Но нам доподлинно известна судьба Леонида Боровского! – сказал старпом. – Мы все изучали информацию от Мечникова, отправленную нам с «Ермака».

– Да, – согласился капитан Веровой. – Напомню, если кто забыл, что Герман Степанович считал предателем именно Леонида Боровского – главного геолога миссии. Мечников довольно четко обосновал свои обвинения.

– Да, а потом прострелил ему голову, – продолжил начальник ОНР. На Орлова поднялось четыре пары глаз. – Что? Я тоже видел отчеты, которые присылал нам Мечников. Он выяснил, что за всеми странностями и диверсиями стоял именно наш старый геолог и его сынок. При помощи Марии Веровой – извините, капитан, но таковы факты – он передал коды доступа к главному компьютеру «Магеллана» на Землю, где ими воспользовался его сын Константин Боровский, отправив ложный сигнал бедствия. Проверить его подлинность и связаться с Землей с обратной стороны червоточины мы не смогли, а потому сломя голову бросились обратно к Земле. Поправьте меня, если я неправильно восстановил картину. (Описанные события происходили в книге автора Евгения Ильичева «Магеллан, часть вторая – Егерь»)

– Все верно вы описали, – выдохнул капитан Веровой. – Только сломя голову мы бросились не просто так, а потому что так велит кодекс объединенной Земли: приоритет безопасности планеты над безопасностью миссии «Магеллан».

– Ну, да, – согласился Орлов и продолжил. – Вернувшись в Солнечную систему, мы обнаружили пустую Землю. Вернее, Землю, пережившую небывалый катаклизм.

– И на тот момент на этой Земле не было никаких признаков развитой цивилизации, – закончил капитан. – После попытки захватить «Магеллан» (а иначе диверсию, произошедшую на крейсере, я назвать не могу) мною было принято решение увести корабль обратно к червоточине. Там мы и получили первый пакет данных с «Ермака» – единственного челнока, уцелевшего при высадке на планету. На тот момент выжившие во главе с начальником медицинской службы Мечниковым уже вывели предателя Боровского на чистую воду и уничтожили его. А через год, судя по последним донесениям с «Ермака», Боровский каким-то образом ожил и захватил власть на планете.

– Да, – подал голос Зольский, – «Ермак» тогда поведал нам поистине фантастическую историю. Альтернативная Земля, альтернативные земляне, Боровский со своими примочками в голове и сотни тысяч поселенцев из криокапсул иной ветви человечества. Но, насколько мне известно, через год «Ермак» перестал посылать в космос сообщения. Что с ними могло произойти?

– Последнее сообщение, полученное нами от Мечникова, касалось возрождения Боровского. Вернее, его реинкарнации в виде программы, – подытожил капитан.

– И что, по-вашему, могло произойти? – подвесил в воздухе вопрос начальник ОНР.

– Очевидно, между нашими ребятами с «Ермака» и Боровским произошел очередной раунд противостояния за власть на планете, – пожав плечами, ответил Веровой.

– И это противостояние выиграл именно Боровский, судя по тому, что последнее послание мы получили от него, а не от Мечникова.

– Что ж, – сказал капитан, – давайте еще раз послушаем это послание. ЦУП, включи.

– Да, капитан.

Вместо голокарты над столом появилось изображение Земли. Запись, очевидно, велась с геостационарной орбиты. Зазвучал знакомый голос геолога Боровского.

«Экипажу межзвездного крейсера «Магеллан». Передачу ведет Леонид Боровский – действующий правитель Родины. Мы наблюдаем за вашим полетом последние сорок лет. Выведя человека в космическое пространство, мы получили возможность построить мощный телескоп на орбите и поняли, что вы не ушли сквозь пространство-время в иную галактику. Земля и я как ее представитель безмерно рады такому решению. Экипаж «Магеллана», равно как и пятнадцать тысяч поселенцев на его борту, станут достойным подспорьем для нашей новой цивилизации. Уверен, вы получали сообщение с «Ермака». Не знаю, что именно вам передали предатели Родины, называвшие себя его экипажем, но смею заверить вас, что мне удалось их нейтрализовать. Сейчас наша новая цивилизация процветает. Численность населения планеты уже превышает четыре миллиарда человек. Мы населяем все пригодные для жизни локации Земли. На планете есть развитая инфраструктура, промышленность, сельское хозяйство, медицина, развиваются науки, совершенствуются технологии. Мы будем рады встретить вас и принять в наши ряды. Уверен, вы займете достойное место в текущей версии Земли. Леонид Боровский».

Глава 5 - Глас Божий

Гаттак вот уже второй месяц проходил подготовку на засекреченной базе СРШ (Специальной разведывательной школы). Несмотря на свою секретность, спецшкола находилась на окраине столицы Родины в неприметном особняке постройки эры смуты. Трехэтажное серое здание спецшколы располагалось на закрытой территории скромного научно-исследовательского центра космических инноваций, сам центр же находился за высоким кирпичным забором. Служило там не больше пятидесяти человек. Закрытая территория, строгая пропускная система и особый режим объекта гарантировали пятерым слушателям разведшколы конфиденциальность и сохраняли в секрете их личности.

Тихий спальный район Борограда, где располагался центр космических инноваций, больше походил на студенческий городок. Десяток высших учебных заведений перемежались со студенческими кампусами и общежитиями для приезжих студентов. Между ними располагались уютные районы малоэтажной застройки, где проживал преподавательский состав ВУЗов со своими семьями и горожане, занятые в сфере обслуживания, – парикмахеры, портные, водители общественного транспорта, врачи, учителя школ, воспитатели детских садов, продавцы и другие. В каждом таком районе были свои детские сады и школы, центры продовольствия и досуга. Также важной и неотъемлемой частью любого района были церкви, коих во всем Борограде насчитывалось больше двух тысяч.

Служители культа Боровского избегали тесного общения со своей паствой и жили довольно обособленной аскетической жизнью. Заводить семьи священникам и клирикам-монахам как черного, так и желтого порядков запрещалось. Благами цивилизации они, конечно, тоже пользовались, но не особо в них нуждались, поскольку любая, даже самая маленькая церковь Бора была самодостаточной. На территории каждой из них, как правило, располагались храм, звонница, несколько жилых зданий для священников и монахов и хозяйственные постройки: склады продовольствия, кухни, трапезные, мастерские, оружейки.

Неотъемлемой частью каждого церковного подворья были исповедальни – отдельно стоящие на церковной территории здания с несколькими изолированными кабинками внутри. Чем крупнее церковь, тем больше при ней были исповедален, число кабинок в некоторых достигало сорока. В каждой такой кабинке любой прихожанин мог напрямую обратиться к Бору с молитвой о покаянии, благодарственной молитвой или с молитвами-требами. Так Бор мог получать и анализировать информацию непосредственно от граждан Родины. Информация эта собиралась и классифицировалась самим Бором, он же проводил анализ текущих проблем и требований населения и делал на их основе выводы. Выводы, в свою очередь, трансформировались в готовые решения в виде прямых и четких указаний, которые Бор передавал непосредственно служителям культа. В зависимости от направленности указаний их выполнением занималось одно из сословий монашества. Клирики желтого порядка занимались организацией социальной жизни общества, а клирики черного порядка – государственной безопасностью и правопорядком. Помимо Бора, церковной жизнью руководил клирикторат, во главе которого было четверо высших клириков, по два от каждого порядка. Поговаривали, что с ними Бор общается лично.

Обо всех нюансах городской жизни Гаттак, конечно, знал, но одно дело знать, и совсем другое – жить этой жизнью. С самого своего внедрения в общество он жил в изолированных социальных группах: школа-интернат, военное училище, академия. Он всегда был при деле, и дело его жизни было предопределено ему Бором еще при внедрении. С самого внедрения (высшие не рождались, они именно внедрялись в общество уже готовыми его членами) ему внушалось, что Бор не может ошибаться с выбором предназначения и жизненного пути внедренного. Он был высшим, и это само по себе уже накладывало на него отпечаток долга.

За принадлежность к касте высших Гаттак, как и любой внедренный, платил полной покорностью воле Бора. Она не оспаривалась и не подвергалась сомнению. Дерзнувшие ослушаться воли Бора имели дело с черными клириками. Как правило, попавшие в поле внимания черного клириктората высшие уже не имели шансов вернуться к своей привычной жизни. За ними приходили черные клирики, уводили в церкви и подвергали процедуре раскаяния в исповедальнях. Об их дальнейшей судьбе ничего известно не было – в среде высших не принято было говорить об отступниках. Был человек, жил рядом, служил, верил (казалось бы, истово верил), но в один миг выяснялось, что он вероотступник. Вероотступник не по делам, а по мыслям его. Таких вероотступников забирали, и вся их прошлая жизнь словно стиралась. О них нельзя было говорить, о них нельзя было вспоминать, нельзя было обсуждать их проступки. Тем более что чаще всего до самих проступков дело не доходило, карались даже намерения. Вскоре о них просто забывали, будто и не было их на белом свете.

За всю свою жизнь Гаттак видел такое не раз, и самое ужасное, что каждый такой случай происходил с кем-нибудь из его приятелей. С теми высшими, с кем Гаттаку было интересно, с кем ему удалось сблизиться, с теми, кто мог позволить себе говорить то, что думает, а не то, что положено. Они позволяли себе думать о том, о чем хотелось думать. Они неосмотрительно задавались вопросами.

Их забирали внезапно – иногда днем, застав за тренировкой или чтением, а иногда посреди ночи. Приходили черные клирики и уводили подозреваемых в измене на допрос. Обратно задержанные никогда не возвращались. И всякий раз Гаттак боялся за свою судьбу. Боялся, потому что знал (нет, даже не знал, а скорее чувствовал), что эти вероотступники имели на него влияние. Своими идеями они будоражили душу Гаттака, заставляли его голову рождать собственные мысли. Мысли, карающиеся Бором. Мысли запретные и потому такие притягательные. Бороться с этими мыслями было все равно, что биться с самим собой. Кто знает твои слабости лучше тебя самого? Кто знает твои мысли лучше тебя самого? Как скрыть эти мысли от себя самого, если скрывать их совершенно не хочется? Хочется их обдумать, прочувствовать, попробовать на вкус, словно изысканное блюдо. Посмаковать в обществе таких же, как ты сам, и потом обсудить послевкусие. Сделать выводы. Родить на их основе новые вопросы и искать на них новые ответы. Эту практически непосильную задачу Гаттак для себя решил. Вернее, ему казалось, что он решил ее. Не думать о том, о чем думать хотелось, было практически невозможно, но можно было заглушать эти мысли истовой молитвой. Тупым механическим повторением одних и тех же слов «… да пребудет мудрость Твоя и замысел Твой превыше всего!» и так далее по тексту.

Глава 6 - Хочешь мира – готовься к войне    

­– Только одного не пойму, капитан, – сказал Ким Сергеев, в сотый раз просматривая видео с зондов, посланных на разведку к спутникам Юпитера. – Вы же говорили, что книга, которую вы написали для дочери, уникальна и выпущена в единственном экземпляре.

– Так и есть, – согласился Веровой. – По сути, это единственная книга-ключ, которой могла безопасно воспользоваться Мария. Все остальные книги на планете, вероятно, были оцифрованы и могли храниться в памяти Боровского.

– Это как раз понятно. Непонятно, как ваша дочь смогла написать такое послание, не имея при себе эту книгу.

Веровой покосился на худенький томик, лежащий на столе в его каюте. Вздохнул и ответил:

– Все просто, старпом. Она знала эту книжку наизусть.

Старпом счел за благо промолчать. Трагедия жизни капитана Верового не отпускала своих героев даже после смерти. Несмотря на это, Ким почувствовал в капитане «Магеллана» воодушевление, но в этом как раз не было ничего удивительного. Не каждый день узнаешь, что у тебя на Земле, возможно, есть внучка. Что ты в этой вселенной все-таки не одинок.

Капитан Веровой уже обсудил шифровку с остальными членами экипажа и решил взять паузу до третьего брифинга. Нужно было осмыслить ситуацию и оценить перспективы с разных сторон. Чем, собственно, экипаж и занимался в данный момент.

Ким же решил поговорить с капитаном раньше брифинга, запланированного на семь вечера по корабельному времени. Отчасти это решение было принято ради самого капитана. Ким чувствовал, что Веровому необходима поддержка. Да, размышлял про себя старпом, к счастью, даже такие люди, как Веровой, нуждаются в простом человеческом участии. Почему к счастью? Да потому, что иначе человек перестает быть человеком. Каждый нуждается в обществе. Человеку нужен человек – личность, индивидуальность. Нужен как цель общения, объект влияния, воздействия, реакции. Человек нуждается в другом человеке, поскольку видит в нем отражение себя самого. В хороших людях мы видим свои лучшие черты и качества или пытаемся взять чужие достоинства за основу своего собственного я. Таким людям мы пытаемся подражать, копировать их поступки, принимаем их мировоззрение. В плохих же людях мы видим те черты себя, которые следует избегать, искоренять, бояться. Но нужны нам и те, и другие. Оба типа людей для человека служат своеобразным нравственным ориентиром.

– Капитан, я хотел обсудить исправленную версию послания вашей дочери. Все ли верно я перевел?

– Да, – согласился Веровой, – лучше будет записать и озвучить итоговый вариант.

Ким Сергеев постарался с выражением зачитать обработанный текст послания:

«Отец, прости меня за все! Нам удалось выжить (вероятно, речь идет о ней и части экипажа «Ермака»). Не верь ложным богам. Они предали всю землю, и мы (потерпели?) поражение в войне с ними. Нам удалось спрятаться на долгие годы. Выживаем с друзьями. Организовали сопротивление и (вероятно) большую сеть (этого сопротивления) на планете. Я прожила долгую жизнь. Воспитала дочь. Моему другу (удалось) просчитать все решения богов на будущее. Самое главное, получилось спрятать на Земле лидера будущей войны».

– Тут дальше непонятно: «Помоги возвратить планету» или «этот лидер поможет возвратить планету». Далее идет эээ… вот: «Нельзя убивать людей» – вероятно, имеется в виду все население. «Они рабы ложных богов. Люблю тебя. Прости меня за все».

– Да, Ким, – похвалил капитан старпома, – ты достаточно точно интерпретировал послание. Я так его и понял, когда дешифровал.

– Получается, капитан, на планете не все так гладко, как это описывает Боровский. Есть люди, большая часть населения, которую не устраивает власть Боровского.

– А тебя устроила бы такая жизнь?

– Что вы имеете в виду?

– Боровский мертв. От его имени действует программа. Искусственный интеллект, если хочешь. Да, самый продвинутый на планете. Да, способный организовать огромную массу людей и развивать общество взрывными темпами. Но лично ты, человек Ким Сергеев, мог бы принять такого правителя? Действовать по его указке, жить по законам, написанным машиной?

Ким задумался.

– Капитан, если честно, это очень серьезный вопрос. Я не готов дать ответ сиюминутно.

– Именно поэтому я и выбрал тебя первым помощником.

Ким не ожидал такого ответа. Он стыдился своей нерешительности. Но вопрос, заданный Веровым, действительно не имел прямого и однозначного решения.

Капитан попытался озвучить то, что заставило старпома задуматься:

– Слепое отрицание общества, которым правит робот, скорее всего, чисто человеческая реакция. Она основана на гордыни человека. Человек действительно считает, да и всегда считал себя венцом творения природы – высшим существом. Существом, наделенным свободой мысли, свободой слова и свободой волеизъявления. Мы с легкостью подчиняемся другим людям или группе людей в случае стадного инстинкта, но принять главенство искусственного интеллекта, пусть и самого совершенного на планете, смог бы не каждый человек. Думаю, и не сможет никогда. Человек скорее уничтожит общество вокруг, сотрет в порошок все очевидные преимущества такой формы правления, будет сопротивляться и низвергнет себя до первобытнообщинного строя, нежели смирится с тем, что нечто искусственное, по сути, им же и созданное будет править миром.

– Но, если верить Боровскому, ему каким-то образом удалось захватить бразды правления. И общество при нем процветает, – возразил Ким.

– Во-первых, не все общество приняло эту идею, – продолжил вслух размышлять капитан. От возбуждения он встал и с заложенными за спину руками стал ходить по каюте. – Из письма дочери мы знаем, что на планете все еще идет гражданская война. Мария, скорее всего, погибла много лет назад, но ее послание, записанное заранее, кто-то отправил.

– Видимо, тот, кого она назвала лидером будущей войны.

– Я тоже так думаю.

– Но это не объясняет, почему одна часть общества приняла такую форму правления, а другая нет, – Киму передалось возбуждение капитана. Казалось, они сейчас думали наперегонки, и Веровой выиграл в этом маленьком состязании.